Текст книги "Верх"

– Я буду в аэропорту. Буквально два часа… сможешь?

Значит, ещё не конец?

Ещё раз Его увидеть… Я же ни на секунду не могла представить себе этого разрыва!

Выпал снег. Роскошный, пушистый, первый.

На втором этаже аэропорта сидят двое: мужчина с молодым лицом и седым ёжиком – и всклокоченная девчонка. Он держит её руку, она отворачивается. Он говорит, она молчит. И две девицы напротив смотрят всё время на эту непонятную пару.

– Какое тебе дело до всех? Мы же друг друга с полуслова, ты это знаешь! И ты решила всё за нас обоих: из-за этого квохчущего курятника?

– …Нет.

– Из женской солидарности?

– Да…

Он прижимает к своей щеке её ладонь:

– Ты не понимаешь… какая ты. Какой от тебя свет…

И девчонка вдруг поворачивает лицо, озарённое светом: солнцем, бьющим в окно аэропорта. Светом снега… и мужчина говорит:

– Да, я тебя люблю. А ты нет. Но это не важно, совсем не важно! То, что между нами – это раз в тысячу лет.

– Я тебя… тоже… но по-другому.

Он встаёт и уходит. Регистрировать билет обратно.

Девчонка тоже встаёт, подходит к бортику этажа и видит внизу… маму. И бежит вниз.

Только б они не встретились!

– Мама, уезжай. Прошу тебя.

Письмо,

и рисунок, абрис девочки,

и подпись: «Ожидание»

Что спасло меня от мордобития

на фоне зимнего пейзажа?

Будь внимательнее с матерью,

приласкай её как-то…

Написал тебе вот это:

Ты любишь иначе. Ты любишь совсем по-другому. Как маленький мальчик, впервые ушедший из дому. Как маленький маршал, впервые познавший истому победы. Так дервиши бродят по небу, где фата-моргана печальной фантазии Лема, где наполовину смешались реальность и небыль. Мы как бы едины, мы как бы одно продолженье единой задачи, и нет у задачи решенья. Ты любишь иначе, ты любишь совсем по-другому. А мне бы хотелось – тебя посадить на колени, приникнуть щекою к красивой и сильной ладони.

Елена

Меня тогда и потом спрашивали: как тебя отпустила в тайгу мама? 16 лет, девятый класс позади, впереди десятый, окончание школы…

А она просто не смогла не отпустить. Устоять перед моим отчаяньем. Пошли в ход крайности, несвойственный мне накал:

– Мама, я не могу больше так жить. Мне надо куда-нибудь отсюда, немедленно, сейчас.

– Ты не знаешь мужчин.

– Да при чем тут мужчины!? Мне нравятся эти люди, я хочу быть среди них, ты же видишь – мне плохо – папа на меня орёт, что я не такая как надо, папа всегда всем недоволен – а я все по дому делаю и учусь хорошо – на меня никто орать не имеет права – ты видела, тебя в школу вызывали, когда я из класса выхожу, когда дура-учительша на меня хотя бы голос повысит – и никто не заставит вернуться! Все терпят, а я не буду! И ты же знаешь, как у нас с братом, помнишь, как мы дрались, теряя облик, и все от моего остроумия, за которым нет физической силы и нет поддержки от вас, так ведь это до сих пор, я этого не заслуживаю, и я хочу отсюда хоть на время. В школе – что я вижу в школе? – что я одноклашек опередила на все прочитанные книги и на то, что слышала дома? У меня теперь только книги, мама, сколько можно жить в книгах? Отпусти меня в эту экспедицию. Отпусти в жизнь…

Мама – внешне уравновешенная, рациональная – отпустила.

Дневник

А может, Ему больше, чем мне, нужна эта любовь? У меня впереди жизнь во всех невозможных её вариантах.

У меня должна быть впереди жизнь.

Сегодня Он пишет: приласкай мать, она уважает в тебе личность.

А до этого?

«Пришли мне почерки родителей. Королевский графолог вооружился пенсне».

Прислала. И получила – полный разгром двух близких мне людей, всего-то по их почеркам.

Да, я с ними в конфликте. Но надо ли так?

Или пишет:

«санкционируй анализ твоих стихов».

И я выхожу с почтамта почти с той же болью, как тогда: можно ли так по живому? Эти стихи сочинялись до, детские вирши, и такое насмешливо-холодное – той, кого любишь?

«Не слышу твоей реакции на разбор твоих стихов.

Ты во всем согласна?

Ты ни с чем не согласна?

Ты хотела бы что-то защитить? Лучшая, однако, защита – качество последнего цикла!» И рисунок на телеграфном бланке: удав и внутри него кролик. Да, по Сент-Экзюпери, о котором мы тоже говорили в тайге. И сопровождение:

 
Я получил пучок стихов,
Стихов твоих букет
И ежедневно по стиху
Съедаю на обед.
 

Елена

Но ведь он пытался научить. Качественный скачок уже произошёл, случился, а я упиралась… не хотела скачка, не хотела, чтобы меня тащили с такой скоростью вверх.

Вот в чём штука – я пыталась отстоять себя. Уже началась оборона на грани нападения. У меня не стало опоры ни в ком и нигде, а его любовь уж никак не могла быть опорой.

Самые сильные удары – откуда не ждёшь.

Качественный скачок в эволюции? Могла ли школьница – даже если уже читала философию на двух языках – освоить книги, которые он ей присылал?

– Да я простую алгебру не могу понять, не то что твою кибернетику, – пыталась шутить.

Немедленно следовало разъяснение на телеграфном бланке, что такое логарифм. А его виртуозные издёвки!

«Средне-интеллигентная семья. Сумерки. Квартира. Две испуганные женщины: тайга, метеорит… непонятно. И вдруг телефон. Кому идти к аппарату?!»

Тут же понимал: перехлёст. И тогда:

«Нет второго человека, с кем бы мог обо всём говорить. Целую тебя, моя маленькая леди».

Марсианин рвался на части. Меж собой и другим… Меж человечностью и другой планетой.

Дневник

Я, как спасенье в эти дни, вспоминаю мою тайгу. Нашу тайгу.

Мы вчетвером пошли на гору недалеко от изб, и пробыли всю ночь. Мы и две наши спутницы, включая Подругу.

Костёр на вершине. Огромная звезда над горизонтом. Над великим болотом, где зыбун и загадка, и столькие из наших пробовали найти хотя бы ключ.

Непонятная огромная звезда…

Объект на горизонте. Он вбивает колышек, и мы всю ночь отслеживаем продвижение Объекта относительно колышка.

О наша Диаспора! Мы искали чуда и там, где не было его.

Оказалось – было просто противостояние Марса!

Но мы не спали всю ночь – Ему так хотелось увидеть НЛО, и Он его увидел!

Прожжённый рукав роскошной телогрейки, обнаруженной на чердаке избы. Модная, в талию, синяя телогрейка. Бесценная в те последние дни августа, когда вечная мерзлота проникала почти в сам воздух.

Даже в маршрутах по скверной погоде: в небе промозглом хоть бы окно. Бог эвенкийский на буром болоте, сделай, чтоб это не было сном. Я у тебя ничего не просила, мимо ходила, жертв не несла. Только не в наших отмеренных силах, бог деревянный, эти дела. Эти слова в непроснувшемся лесе: спи, на рассвете мне уходить. Значит, бывает, как в книгах и песнях? – Значит, бывает, – эхом в груди. Знаю, что это уже не отбросить, в памяти недрах не схоронить. Жертвы приносим – тем, кто не просит. Всю нашу веру, все наши дни.

Елена

Это были последние наши дни: ещё там, все ещё там…

Когда я знала его: поэтом. Рыцарем. И даже авантюристом.

Последний перегон – самолётом. Мы в центре большого города. Каково видеть блага цивилизации после двух месяцев тайги?

Клетка с арбузами. Встаём в очередь. Одна из женщин – ему: да помогите же выкатывать, продавец не справляется!

Он… по внешности почти бич… обросший, в таёжной одёжке. Такого не было ещё слова – бомж. Лезет в клетку, начинает выкатывать в сторону весов. И вдруг подмигивает мне. Суёт под полу телогрейки большой арбуз – и…

И я его догоняю уже за углом. И мы хохочем на весь центральный проспект.

Дневник

Всё уже не так. Всё стало уже не так.

Мне надо делать свою жизнь… совершать свои маленькие подвиги. Да ведь и живу уже – этой жизнью, которой «надо».

Перевела на немецкий из Пушкина и Цветаевой. Смешно… но учитель счастлив. Он только спросил: а Цветаева уже разрешена? Ещё бы, он же из сосланных…

Прочитала свои переводы со сцены. Разве вышла бы я на сцену, если б не было этого лета?! Вызываюсь отвечать на уроках. Надо ж иметь приличные оценки! Да когда раньше я вызывалась? Кошмар всех снов: вызовут, а ничего не знаю… Классная стенгазета – все в кайфе, как написано и как нарисовано. Школа молодого журналиста в городской газете. Публикация.

Первенство по лыжам… грамота…

Двойка по русскому языку…

Письмо

Интересно – как ты получаешь свои замечательные двойки?

Сценарий, процесс?

Елена

Процесс… просто отказалась учить и отвечать правила. В силу врождённой грамотности.

А вот алгебра… тут заработали механизмы, о которых и думать не могла. Зарисовка о математичке в газете. Ну, дали задание написать про учителя.

Потом поняла: о ней, учителе-фанатике, просто за всю жизнь никто хорошего не сказал.

Подруга

Ленка была мало сказать не как все, – в нашей тайге каждый был личность, но она была настолько другая! Я-то видела. И лучшие её учителя это понимали, наверное. На выпускных экзаменах её просто пасли: по алгебре, физике. Не могли же не понимать: ей это не пригодится, а аттестат нужен…

Школьную программу по литературе она знала наизусть. Стихотворную, конечно.

И даже мы, в нашей общаге… Студенческая жизнь, она и так весёлая. Но вот возникает Ленка. Шапка с длинными ушами, мамина шубка… Сидит возле магнитофона, вся там, в музыке… Потом скажет чего-нибудь, – и то замолкаем, то ржём… Она уже как он себя вела, того не сознавая! В компании. Сразу что-то необычное в общажскую комнату с ней входило.