Текст книги "Исполняющие мечту"

Рядом с обычно пустующей будкой на короткой цепи был привязан хортый кобель. Подле стояла миска с протухшей водой. Пылала жара. Будка находилась на солнцепеке. Вокруг – ни деревца. Кожа кобеля пестрела болячками. Его глаза гноились. Кости выпирали со всех сторон. Голова собаки склонилась к земле. Страданием и безысходностью был наполнен облик хортой борзой.

Когда мы подошли поближе, кобель поднял на нас безучастные глаза. Те встретились с глазами Айны, и животные потянулись друг к другу. Они прильнули носами к ограждению с противоположных сторон. Одновременно раздался вой. Выли оба. Один – о своей горькой доле, другая – о сострадании. В голосе общей борзой крови слышалось и негодование: «Никто не смеет так обращаться с борзыми! Никому не позволено сажать свободную, как поле и ветер, собаку на цепь!»

Айна неистово рвала когтями металлическую ограду. Кобель с ожившей надеждой вглядывался в наши лица. Мы позвали охрану и выяснили, что хозяин определил кобеля на стоянку, якобы, временно. Но между слов скользило, что это совсем не так.

Тем временем, из лесопосадки, что за стоянкой, вышел наш знакомый со своим борзым кобелем на поводке. В тот день мы разминулись с ними на охоте.

Узнав, в чем дело, он потребовал от сторожей отдать собаку. Сторожа не хуже нашего понимали, что борзой кобель мучается и не сегодня-завтра может погибнуть. Они без лишних слов передали нам собаку. Попросили только оставить адрес на случай, если хозяин пожелает вернуть кобеля. Я дала свой адрес и попросила передать хозяину, что его собаку изъяли настоящие борзятники. И если он захочет с ними увидеться, то будет иметь серьезный разговор.

Мы покинули ужасное место: спасенный кобель поочередно прижимался к каждому из нас, вилял правилом и лизал наши руки. Он сам, без поводка, трусил подле нас рысцой, пристроившись к Айне. Девочка ободряюще ему улыбалась.

Наш знакомый забрал кобеля и увез его к себе в деревню на постоянное место жительства. Мальчик благополучно выздоровел после проведенного ветеринаром лечения и прожил хорошую жизнь. Он оказался досужим в охоте и послушным в доме. Бывший хозяин кобеля не объявился – не решился на встречу с истинными борзятниками.

До появления Айны наши семейные выходные протекали неприглядно. Продолжительный сон сменялся медленным пробуждением с бутербродами и чашечками крепкого кофе. Чтение книг в течение дня варьировалось с частыми наполнениями пищей желудка и просмотром телепередач. Конец выходных сопровождался жалобами домашних на общее недомогание: слабость, утомляемость, тяжесть в животе и бессонницу. Засыпали далеко за полночь. Масса наших тел превышала норму, и жизнь казалась отвратительной.

Айна преобразила нашу жизнь. Как только девочку вывели в поля, и она поняла, что подобные прогулки возможны только по выходным, то с их наступлением еще затемно будила всю семью. Громко сопя, цокая коготками по паркету, облизывая поочередно каждого члена семьи, жалобно поскуливая и отрывисто лая, Айна тормошила наше полусонное сознание. Если в течение пятнадцати минут никто не поднимался с постели, она принималась выть. Но и без того, одни ее коготки наделывали столько шума, что нам приходилось вылезать из-под уютных одеял.

Борзая стоит и передвигается на коготках. Пальцы у борзой сжаты в комок, и из этого комка выступают и упираются в почву крепкие, длинные и слегка загнутые коготки. Впрочем, это только так говорят – коготки. В действительности же, они напоминают могучие орлиные когти. При движении борзая отталкивается не только подушечками лап и пальцами, но и коготками, которые вместе с окончаниями пальцев образуют зацеп с почвой и обеспечивают хороший толчок при отрыве от нее. Поэтому оконечности пальцев с когтями называют у борзой «зацепами». Ударяя по полу, коготки образуют громкий звук, подобный стуку множества маленьких молоточков. Этот стук беспокоил и будил нас быстрее, чем вой. Анька цокала коготками по паркету, безостановочно носясь по квартире.

Покой соседей (особенно по выходным) – дело нешуточное, и мы срывались с теплых постелей под перестук коготков нашей девочки. Мигом умывались, наспех одевались – спросонья кто во что горазд (это сейчас у каждого из нас есть одежда и обувь для полей на все сезонные и погодные условия), – хватали термос с чаем, бутерброды, поводок с Айной и пулей вылетали на улицу.

Темная ночь на дворе ехидно приветствовала нас холодом и вызывала нестерпимое чувство голода. Но дороги назад не было, а сокрушаться о потерянном покое не имело смысла. Мысли сосредотачивались на Айне, которая неистово тянула за поводок в поля. Дорогу девочка запомнила с первого раза. У борзых от рождения великолепная память. Сынок, непрерывно зевая, быстрыми шажками поспевал за нами в надетом наизнанку свитере, сикось-накось застегнутой курточке и в шапочке, напяленной ему на голову задом наперед.

Наконец (о счастье!) ноги доносят наши тела до полей. Кругом – темень и сырость. Солнце еще не зажгло рассвета. Пока неугомонная Айна накручивает по сереющему в утренних сумерках полю гоночные круги, мы приседаем прямо на землю у обочины тропинки, огибающей лесопосадку, и пытаемся отдышаться. Придя немного в себя, пьем из термоса чай, закусываем бутербродами, и я с мужем выкуриваем по сигаретке. Для порядка ворчим: «Какого, спрашивается, черта мы приперлись сюда в такую рань?» Вопрос риторический – Айне видней. Сынок не разделяет недовольства полуночными вылазками. Они ему нравятся. Ребенок гоняется за Айной. Та за козырек срывает с его головы шапочку и на бегу, с грозным рычанием, треплет ее, мотая из стороны в сторону головой.

Встает солнце, заводят щебет птицы, и жизнь начинает представляться не такой уж суровой. Свежий степной ветер доносит до обоняния ароматы полевых растений, влагу Дона, тепло первых солнечных лучей. Над полем нависает и потихоньку рассеивается туман. Он восхитителен и загадочен! Малопрозрачный, серо-голубой, пронизанный алыми и оранжевыми бликами восходящих солнечных лучей, туман манит в свою прекрасную, призрачную неизведанность, и мы с радостью в нее окунаемся.

Темно-чубарая, с красными солнечными блестками на кончиках шерстинок, псовина Айны подобна ночи, захваченной алеющим рассветом. Айна гармонично вливается в утреннее марево, парящее над землей, и – очутившись в едва прозрачной дымке – из собаки моментально превращается в наполовину зеленую собачью тень. Белая псовина покрывается росой, смешанной с зеленым соком травы. В таком виде (замаскировавшись) Айна исчезает в родственном ей по духу тумане – своевольном и таинственном. Она отправляется исследовать поле в поисках зайцев. Мы бредем за ней, ориентируясь по шуршанию травы впереди. Войдя в туман, даже вблизи мы различаем лишь контуры друг друга, превращаясь в туманные тени степного рассвета.

Летний рассвет в степи бесподобен всегда, но встреча солнечного восхода посреди степного поля, подернутого влажным маревом, восхитительна необычайно.

Ты, как призрак – и ощущая себя именно призраком, – замедленно движешься в серовато-голубой мутной дымке, пестрящей непрерывными и многочисленными всполохами алых солнечных звездочек. Они зажигаются на мгновенье, тут же гаснут и вспыхивают вновь. Рассеивая вокруг алый свет, эти отблески солнечных лучей наполняют дымку тумана скорей ощущаемым, чем видимым, оранжевым сиянием. Легкая мгла тумана балуется светом пробуждающегося озорного солнца и напоминает собой тайну счастья, в которую ты погружаешься.

Туман скрывает тебя с головой и ведет своей тропой. Видимость – на три шага. А дальше – едва различимые очертания больших, диковинных, сказочных чудищ. Цветовые переливы тумана колышутся перед тобой теневыми подобиями этих неведомых, волшебных, существ, и кажется, что создания из тумана шушукаются между собой. Их движения и звуки будоражат кровь. Глаза улавливают и подернутые влажным маревом тени малюсеньких чудищ – ползающих, бегающих и летающих. Таинственно, страшно и прекрасно! Приближаясь к большим теням, ты теряешь их из виду и догадываешься (но не знаешь наверняка!), что они – игра света в тумане, а в маленьких тенях узнаешь склоняющиеся под утренним ветерком травинки, веточки кустарников и суетящихся насекомых. «Фух!» – произносишь ты, и на сердце отлегает: малыши-тени – на самом деле знакомые и милые душе творения природы. К ним ты стремился, чтобы испытать мгновения счастья.

Тайна рассветной дымки с каждым шагом приподнимает свою завесу, и ты с приятным волнением в груди предвкушаешь ее полную разгадку. Но она, как истинная особа женского рода, никогда не раскрывает себя полностью. Состояние, в котором ты лихорадочно ждешь разоблачения сокрытой сути туманного таинства, длится недолго – поспешный и горячий летний восход рассеивает мечтательный туман рассвета. Тот быстротечно и загадочно исчезает, оставляя на память счастливые воспоминания и мечты…

Айна делает до пяти угонок в день. Сынок охотится самостоятельно и поодаль от всех. Он ловит бабочек, жуков и ящериц. Когда ребенок слишком отдаляется, просим Айну его привести. Девочка моментально исполняет просьбу. Она стрелой мчится к сыну, аккуратно берет его ручку своей безразмерной пастью, слегка сжимает челюсти и медленно подводит ребенка к нам – родителям. Тот хохочет: ему нравится забота собаки. Проходит часа два-три, и мы возвращаемся домой.

Оказавшись в квартире, первым делом отмываем Айне лапы или же купаем ее. Далее следует кормление собаки. За кормлением идет разбор полетов – в смысле разбора охоты. Семья активно обсуждает угонки, поведение Айны, ее ошибки и промахи. Достается и подлым зайцам. Уши собаки постоянно меняют форму и направление в попытке не пропустить ничего из сказанного. Ее мысли странным образом передаются нам. И вот мы уже разговариваем не только между собой, но и с Айной, отвечая на волнующие ее вопросы, как же правильно ловить зайца.

Мы же грамотные! В книжках читали! Айна злится, когда ее критикуют, и останавливает нас лаем. Дельные советы выслушивает молча, с понимающим видом. Похвалы воспринимает самоуверенной улыбкой.

Анализ охоты завершается расчесыванием собаки и преподнесением ей лакомства в виде конфетки или котлетки, печенья или сосиски. Все происходит на кухне, где так же присутствует кошка Машка. Если Айну корят за огрехи, Машка присоединяется: бьет Айну лапкой по носу. Борзая обиженно взвизгивает и отворачивается. Если поведение Айны одобряется, Машка не дерется.

Наконец кошка с видом исполненного долга чинно удаляется из кухни в комнату. Айна плетется следом, и в обнимку они засыпают на кровати. Наступает наше время.

Семья отмывается, отстирывается и готовит что-нибудь вкусное. За обедом мы снова обсуждаем охоту и радуемся нагулянному аппетиту сына. Отобедав, идем спать. За окном – день, на часах одиннадцать. У нас – глубокий сон.

В те редкие дни, когда охота завершается поимкой зайца, Айна, приговорив свою порцию каши, из кухни не уходит и терпеливо ждет, пока заяц разделывается и готовится. Борзая с любопытством следит за процессом приготовления и вдыхает ароматные запахи. Заяц и морковь с луком обжариваются отдельно и смешиваются затем в казанке. Добавляются специи, немного воды, и казанок ставится в духовку. Жаркое томится до готовности. Когда блюдо разложено по тарелкам, Айна встает с дивана и присаживается у стола в предвкушении своей порции. Лакомый кусочек мяса на ее глазах освобождается от костей, укомплектовывается подливкой и размятыми ломтиками хлеба. Полученное блюдо быстро остужается, поскольку голодные члены семьи дуют на него со всех сторон. Заслуженная миска с зайцем ставится на пол. Анюта съедает добычу – а она точно знает, что ест свою добычу – неторопливо, смакуя каждый ингредиент, и лишь тогда наступает наш черед отведать зайца.

Мы больше не жалуемся друг другу на общее недомогание и тяжесть в животе – их нет. На смену бессоннице приходит здоровый сон. Я и муж теряем лишние килограммы и обретаем неплохие физические формы. У сыночка развивается мускулатура, а с наших щек не сходит здоровый румянец. Жизнь представляется полной смысла и содержания.

Наступает трудовая неделя, и мы с мужем дни проводим на работе. Айна остается дома с мамой и сыном. В школу он еще не ходит, а детский садик, спасибо бабушке, не посещает. В наше отсутствие мама воспитывает внука и новоявленную внучку с присущей ей ответственностью:

– Внучек, зачем ты дал Айне апельсин?

– Она выпрашивает.

– Родители запретили ее кормить апельсинами!

– Гав!

Очередная долька летит Айне в пасть.

– Почему, внучек, ты меня не слушаешься?

– Айне тоже нравятся апельсины, они такие вкусные!

– Но это – собака, и ей апельсины вредны.

– Я всегда делюсь с ней, и ничего плохого не случалось.

– Гав!

Айна снова довольно чавкает. Следует шлепок по попке внука, и мама в слезах убегает в кухню, не забыв, однако, отнять остатки фрукта. В спаленке, где остались сын и Айна, из-под подушки извлекается новый апельсин. Он очищается от корки, и цитрусовый дух опять кружит в комнате.

– Гав! – Чавканье.

Бабушка возвращается к внуку.

– Извини, что я тебя ударила, и не говори родителям.

– Не буду. Хочешь Аньку покормить? Глянь, как интересно: я подбрасываю дольку, а она метко ловит. Ни одна на пол не упала.

– Гав!

Мама подбрасывает кусочек апельсина над Айной. Та не промахивается и смачно жует дольку. Внук протягивает несколько долек бабушке.

– Ба, скушай и ты, тоже ведь хочешь.

– Гав!

Вздыхая, мама одну дольку бросает Айне, другие кладет себе в рот и уходит, забрав кожуру. Из кухни она кричит:

– Не говори родителям, что мы кормили Айну апельсинами.

– Не переживай, не скажу. Мама ее тоже тайком балует.

– Ух, бессовестная какая, а еще на меня выступает! – вспыхивает негодованием мама.

Апельсины съедены. Очередной этап процесса воспитания завершен. Мама осталась доброй бабушкой, еще больше сблизилась с внуком, ублажила Айну и разоблачила бесчестную дочь.

Внук философски размышляет, что у бабушки нервы ни к черту, но, в принципе, управлять ею можно. В дальнейшем проблем не будет!

Айна, раскинувшись на диване вверх лапами, делает нужные для себя выводы: «Выпрашивать надо настойчиво и не отступать. Тогда больше достается».

Вечером, когда все дома, а дела сделаны, после ужина бабушка с внуком в спальне читают сказки. Муж в зале. Я на кухне. Айна – рядом со мной. Беру апельсин…

– Гав!

Быстро-быстро сую несколько долек Айне, оставшиеся запихиваю за щеки и жую все сразу. Входит муж, берет апельсин и возвращается в зал к телевизору. Айна следует за ним.

– Гав!

Голоса героев очередного телесериала заглушают другие звуки, но я точно знаю, что творится в зале.

Супруг, заговорщицки озираясь, кладет на кровать пол-апельсина для Айны, вторую половину ест сам. Девочка слизывает подарок судьбы одним движением языка.

Никто ничего не узнает!

Айна росла сукой прямостепой («степью» именуется спина борзых). Спина у нее была прямой и широкой, как доска. К семи месяцам девочка весила сорок пять килограммов и обладала недюжинной силой. Ее мощь и сила способствовали резвости и выносливости в охоте. Она бежала одинаково быстро на коротких и длинных дистанциях. По преданьям, именно такие – могучие и прямостепые – суки ценились и всячески оберегались в старину, как хорошие производительницы потомства.

В конце мая проводилась выставка охотничьих собак. Мы записали Айну. Она получила оценку «хорошо». Эксперт обратил наше внимание на грудь Айны, которая на четыре пальца возвышалась над локотками. Мы и сами видели этот ужасающий экстерьерный недостаток нашей борзой. Страшно переживали. Не знали, что делать. Надеялись, что к году грудь чудом опустится сама.

Крупная, бочковатая и энергичная, Айна произвела положительное впечатление на охотников, приехавших на выставку. Они интересовались у нас, из-под кого «такой мощный кобелек». Узнав, что перед ними сука, охотники не верили и наклонялись, чтобы разглядеть гениталии девочки. Своим богатырским сложением Айна произвела фурор. Но эти же охотники сокрушались по поводу ее «подстреленной», как они говорили, груди. Охотники уверяли, что данный изъян не исправим.

Выставка проходила в парке. Айна вела себя, как с шилом в заднице. Она не стояла на месте, а сновала взад-вперед вдоль ринга, что-то вынюхивая в окружающей траве и кустах. Периодически карабкалась мне на руки, хотя я не в силах была удерживать ее на весу. Приходилось присаживаться с ней на пенек. Стоило мне отойти, как Айна тянула мужа за мной. Да вдобавок «рвала» поводок с такой силой, что супруг не справлялся и следовал за ней через ринг, кусты – напрямую ко мне. Охотники одобрительно качали головами и говорили: «C норовом сука. Вязкая (настойчивая). Тяжело вам придется, в городе-то. Для охоты она – золото, если б не грудь. Еще пальцы берегите: такая дернет – фаланги из суставов повыскакивают. Дюже азартная сука – наших, охотничьих, кровей». Один старенький охотник не сводил с Айны глаз, в которых читалась ностальгия. Небольшого роста, худенький, жилистый, с иссушенной степным солнцем и загоревшей до коричневы кожей, он с грустью в голосе сказал нам напоследок: «Счастливые вы! А я уже не гожусь для псовых: пальцы не те стали, не выдерживают».

Большая грудная клетка – основа скоростного бега. Посему грудь борзых должна спускаться до локотков и ниже. Таков стандарт. Айне до стандарта было, как до луны. Мы с мужем очень расстроились, когда охотники сказали, что грудь девочки останется «подстреленной» навсегда. На мои глаза стали наворачиваться слезы, но тут к нам подошел эксперт.

«Слушайте меня, и грудь вы опустите. Чаще водите собаку в поля. Заставляйте прыгать через препятствия, желательно – высокие. Вы живете на девятом этаже? Прекрасно! Поднимайтесь не на лифте, а пешком. Давайте в пищу фитин, он формирует плоские кости, каковыми и являются ребра. Сука ваша уродилась очень крепкой. У таких борзых развитие трудное, неравномерное. Надежда есть, но время не терпит. В вашем распоряжении четыре с половиной месяца! Костяк формируется до года!» – сказал он.

То была незабываемая выставка. Около тридцати борзых выходили в ринг. Больше мы такого количества борзых одновременно не видели. В нашем регионе с перестройкой их становилось меньше и меньше. Сейчас, когда я пишу эту книгу, сложилось так, что в городе только у меня борзые с родословной РКФ. Грустно до отчаяния, обидно до боли.

Трудно поверить, но мы выполнили все указания судьи. Моя семья знает: если я чего-то желаю, то становлюсь одержимой и действую, не считаясь со временем и силами – душевными и физическими. Ни разу за последующие четыре с половиной месяца мы с Айной не поднялись на лифте: шли на свой этаж пешком. Почти каждый день Айна выводилась в поля. После работы, наспех перекусив, мы с мужем брались за поводок. Сын неизменно присоединялся к нашей компании. Дождь, слякоть, ветер, жара не являлись препятствием.

Вместе с Айной я прыгала до умопомрачения через поваленные деревья. По ходу дела мне пришло в голову использовать мячик. Незамедлительно купленный, он брался на прогулки и подбрасывался высоко вверх. Девочка с удовольствием ловила его на лету, развивая свою грудную клетку.

В дождливую погоду мы возвращались домой испачканные грязью до такой степени, что от нас шарахались люди. Но меня наш вид не смущал. На следующий день все повторялось. Усталости, неприятия нового образа жизни не было. Были радость общения семьи с собакой, природой и друг с другом. А еще нами двигала высокая ответственность за выращивание борзой.

Прошло три месяца. Айна увеличилась в высоту, длину и ширину. Она до конца отрастила длинный украшающий волос. Но грудь упорно отстояла от локотков на четыре пальца. Как назло, она еще больше раздалась в стороны, и ребра на ощупь сделались крепче. Вечерами, когда никто из домашних не видел, я гладила Айну по ребрам и твердила ей: «Опускай грудь, Анечка». Мои веки при этом смыкались, и в воображении я формировала вид Айны сбоку. В нем грудь моей борзой спускалась на палец ниже локотков.

К одиннадцати месяцам мы, наконец-то, заметили, что локотки потихоньку подтягиваются до уровня груди. Иными словами, та опускалась.

Ближе к зиме, когда Айне стукнул год и месяц, ее грудь опустилась на один палец ниже локотков. Мое воображаемое видение трансформировалось в реальность!

К этому сроку Айна обрела подлинный облик борзой. «Год и месяц», – так я выразилась для удобства понимания. Но по отношению к борзым это неверно. Издревле возраст борзых определялся осенями: собака одной, двух, трех…осеней. Осень – пора охоты. В охоте смысл жизни борзой.

Зиму Айна встретила весело. Ей понравился снег. Она валялась в нем и зарывалась в него по уши. Снег смягчал почву, делая ее ковровой дорожкой, милостиво брошенной под борзые ножки, натруженные на колких осенних полях. Айна набег[а]ла за день множество таких дорожек и не хотела уходить из полей домой. Она отскакивала от протянутой руки с поводком и удрученно исподлобья взирала на нас. Приходилось ее ловить.

Зайцы зимой поднимались редко, да и не сезон был для их отлова. Но Айна продолжала упорно рыскать по полям. Заяц, в основном, держался под лесопосадками. Если и вскакивал, то тут же скрывался в лесонасаждениях. Айна не отчаивалась. Девочка все равно работала. Она упражнялась, понимая, что охота есть беспрестанный труд.

Морозы еще больше приодели нашу дорогую девочку. Ее псовина (я не имею в виду псовину уборную) удлинилась, распушилась и сделалась волнистой. Будучи в тени черной, как ночь, на солнце она переливалась красными бликами.

Мы улыбались, вспоминая невзрачный щенячий облик Айны. Куда делся тот дворовый щенок, которого я взяла у Натель?

Теперь с нами рядом существовала доподлинная русская псовая борзая – наикрасивейшая собака. Видеть ее уже было наслаждением. Я и муж стремились с работы домой, потому что там была Айна. По ночам она приходила к нам в постель и магнетизмом своего тела и своей волшебной ауры успокаивала, убаюкивала и подготавливала к прожитию следующего дня.

Утром, уходя на работу, мы не могли наглядеться на совершенные формы нашей борзой, и воспоминания о них поддерживали нас в сложные и напряженные периоды.

Выйдя из щенячьего возраста, Айна хлопот доставляла мало. В квартире она была тишайшим и смиреннейшим созданием: вещи не портила; охотно общалась, если ее подзывали; не приставала, если было не до нее. Основным занятием вне охоты для нее стало возлежание на диване.

Как и все борзые, Айна имела уравновешенный тип высшей нервной деятельности. Борзая – собака тактичная, не вспыльчивая, интеллигентная, понятливая, любознательная, вежливая, подозрительная, осторожная, замкнутая, своевольная, своенравная, душевная…

Она любит детей и знает, как вести себя, чтобы не навредить ребенку, поскольку чутка, деликатна и нежна. Не приемлет высокомерного к себе отношения. Владельца с такой слабостью натуры обычно не слушается, игнорирует. Если же воспринимать борзую как равную, можно поразиться ее искренности. Даже когда хитрит, борзая не скрывает этого от хозяина. Хитрость ее невинна и обаятельна. Борзая если и обидчива, то не злопамятна. В ответ на ваш единственный шаг к примирению сделает массу своих шагов. Она великодушна и терпелива. В полях она – огонь. В доме ее не слышно и не видно, если не глядеть на диван или кровать. Она там. Купили борзую, позаботьтесь о диване для нее.

Недаром, взяв одну борзую и узнав породу поближе, люди приобретают еще и еще. В городских квартирах содержат одновременно по нескольку борзых.

Айна, в отличие от нас, понимала природу и могла в середине прогулки – даже охоты – внезапно развернуться и увести нас домой. Когда мы, недоумевающие и рассерженные, переступали порог квартиры, за окном начинался проливной дождь с громом, молниями и шквалистым ветром. Тут уж на Айну сыпались благодарные поцелуи, а в ее пасть – вкусные благодарности. Она со снисходительным видом улыбалась нам: «Мало вы знаете, мало вы можете, люди». И все менялось местами. Мы ощущали себя малыми детишками, а нашу борзую – многоопытной матерью семейства, за которым нужен глаз да глаз.

В год и семь месяцев мы выставили Айну повторно. Выставка проводилась охотничьим клубом. Айна к тому сроку выглядела потрясающе. Кипенно-белые чулки на ножках, такие же белые шея, грудь, живот и кончик правила прекрасно гармонировали с красноватым отливом черного плаща и светло-пепельным, как ковыль, цветом уборной псовиной на гачах (задней части черных мясов, что на бедрах). Обхват грудной клетки составил более девяноста сантиметров, подхват – пятьдесят пять. Между маклоками вмещались семь – семь! – пальцев мужа (о маклоках для наглядности поясню позже). Семьдесят четыре сантиметра в холке. Вес – пятьдесят три килограмма.

Длинная прямостепая Айна в стойке была подобна натянутой струне. Сказать иначе: «вся впереду», – этим выражением старинные псовые и мелкотравчатые охотники выказывали восхищение правильной стойкой борзой. Грудь – бочковатая, широкая, спереди распахнутая, спущена на палец ниже локотков. Последние два ребра с боков прощупываются короткими (признак резвости, даже лихости бега борзой). С далеко выступающим соколком (остроконечная часть груди, выдающаяся вперед между плеч). Голова хорошая. Щипец мощный. Челюсти крепкие, хватка железная. Глаза огромные, черные, навыкате. Уши небольшие, тонкие, в закладе. Лапы – в комке. Стоит на коготках. Бедренные мышцы – черные мяса – громадные, с выпирающими мускулами, в тоже время жилистые. Тело твердое, сбитое, богатырское. Ноги – сухие костистые. Шея длинная, гибкая, мускулистая, но не мясистая. Рукой пригнешь лишь при огромном усилии.

В Айне сочетались все лучшие породные признаки и несравненная мощь, помноженная на непревзойденный азарт. Другой такой суки мне видеть не доводилось!

Экспертом был мужчина. Он заприметил Айну задолго до ринга и не спускал с нее глаз. В ринге, поглаживая и похлопывая широкую, упругую – дубовую – спину Айны (хоть седло надевай!), он мечтательно произнес: «Вот это – сука! Дай бог, чтобы борзые кобели такими были».

Из-за ринга то и дело доносились положительные, но необычные отзывы: «Зайцы от страха замертво попадают! Лиса с ума сойдет! Этой суке заяц – что муравей слону: задавит и не заметит!» Многие не скрывали особого восхищения: «На волка с такой запросто!».

Цвета ночи, бархатистые и умные глаза Айны по сучьи, плутовски, косили по сторонам (откуда доносились похвалы в ее адрес), и она думала: «Да уж, борзой прожить – не одно поле проскакать, не одного зверя задавить. Не то, что вам, людям». Айна ехидно и отрывисто ухмыльнулась эксперту: «Гляди-гляди, с какими – нами! – древние псовые и мелкотравчатые травили. Небось, слыхивал, да доселе не видывал. Тоже мне – оценщик! Скольких нас ты вообще видел? Пшик. А сколько и каких нас было? Тьма, красотища, силища! А каково нам было! Зверья не меряно. Полей – не счесть. Простор, дух, богатырство… Эх, мужик, рвануть бы нам с тобой назад, в века!»

Эксперт не пропустил каверзной ухмылки Айны, растерялся, напрасно вглядывался в омут сучьих борзых очей и в конце повержено произнес: «Суку с кобелем не спутаешь – по одним подлючим глазам определишь».

Айна получила первое место и оценку… «очень хорошо». Вроде, мне нужно было быть довольной: моя борзая получила всеобщее признание, – но не давала покоя оценка Айны. Почему, отметив достоинства и не найдя недостатков, эксперт не поставил «отлично»? Я обратилась к судье за разъяснением:

– Почему не «отлично»?

– Сук на оценку «отлично» не бывает. Только кобели получают «отлично». Такова охотничья практика, – безапелляционно констатировал эксперт.

– Почему? – не унималась я.

– Потому, что кобели все равно красивее и в охоте лучше.

Нутром я понимала, что эксперт порет чушь, и злилась до зубовного скрежета. Но поделать ничего не могла. До ушей доносилось, как с экспертом по этому поводу заспорили охотники и как муж призывал меня не расстраиваться, но я не реагировала. Мои мысли уже были заняты другим: «Какие они – борзые кобели?»

С выставки мы уходили, довольные своими трудами и генами своего борзого сокровища, которое после утомительного дня плелось следом. Муж ничего не заподозрил, а во мне поселилась тайна: непреодолимое желание познать, прочувствовать, какие же они… борзые кобели? Айна раз за разом поглядывала на меня с любопытством и одобрением. Она все понимала и знала наперед…

Отныне не было борзятника в городе и округе, не наслышанного об Айне. Молва слагала о ней легенды. На Айну приезжали посмотреть, ощупывали с замирающим сердцем исполинские телеса этого, на удивление, ладного, стройного и одновременно могучего сучьего экземпляра борзой, дивились на страшный по силе и резвости бег и просили из-под нее щенков.

По осени Айна побывала на любительской выставке и получила «отлично». Эксперт – грузный мужчина средних лет, в солдатской плащ-палатке, надетой им по случаю дождя – смотрелся заядлым рыболовом-любителем. Он оглядел Айну и развел руками. На словах же пояснил, что впервые видит столь крупную, атлетического вида суку, и с выдающимися экстерьерными данными. Выставок мы больше не посещали – родом были из охотничьего клуба, где оценка «отлично» считалась наивысшей. В девять лет Айне (тогда проходила перерегистрация борзых) охотничью родословную благополучно обменяли на родословную РКФ.

После выставки мы стали усиленно готовиться к предстоящим полевым испытаниям, проводимым раз в году, по осени. Айна была посажена на диету, поскольку любила поесть от души, а испытания требовали определенной физической формы. Мы без устали рыскали с ней по полям. Скажу сразу, что с полевыми испытаниями у нас не заладилось ни в тот, ни в последующие годы. По объективным причинам. Накануне каждого полевого испытания что-нибудь да случалось. Во вторую свою осень Айна глубоко рассекла подушечку на передней лапе, и одна только сукровица вытекала на бинт в течение целого месяца.

Волка ноги кормят. То же – и с борзыми. Ноги – их главный инструмент при беге. Когда они не в форме, борзая не бежит. Чаще всего ранятся подошвы лап. Расстроенная, собака непрестанно лижет поврежденную лапку, бережет, старается поменьше наступать, чтобы та поскорее зажила. Борзая в такие дни грустит, размышляя о своей жизни. По большей части, дремлет, и ей снятся осенние – черные (вспаханные) или подернутые позолотой (нетронутые) – поля; бескрайние степи ковыля с усохшими, но кажущимися живыми синими бессмертниками; стены красного кустарника вдоль посадок; шуршание грязно-желтой опавшей листвы.