Текст книги "Исполняющие мечту"

Владелец борзой отнесся к эмоциям мужа с пониманием. Он привык к подобной реакции окружающих на собаку. Мужчина поведал супругу печальную историю щенка.

Сука – кровей хороших и охотничьих (он имел в виду, что предки его борзой охотились регулярно и из поколения в поколение). С родословной. Прежним хозяевам девочка досталась в качестве алиментного щенка, то есть как вознаграждение за вязку с их кобелем. Владельцы кобеля сначала хотели оставить щенка себе, но потом передумали. Дитю внимания не уделяли, кормить забывали. Обитал щенок один одинешенек в сарае частного домовладения. Никто его не выгуливал. Чтобы выжить, девочка разгрызла мешок с мукой, находившийся в сарае, и питалась ею. Попивала дождевую водицу. Когда хозяева обнаружили разодранный мешок, муки стало жалко. Заодно вспомнили о щенке и надумали поскорее сбыть его с рук, пока не помер.

Нынешний владелец с супругой давно предавались мечтам о борзой. Об этом знали в мире борзятников. Слухом земля полнится. В результате девочка оказалась в надежных руках, но лишь в четырехмесячном возрасте. Когда ее забирали, она настолько ослабла от голода, что не могла стоять на ногах. Тем более – передвигаться. Удивительно, что вообще выжила. Воля к жизни и сила духа маленькой борзой преодолели смерть. Щенка искренне полюбили новые владельцы. Они выходили борзую. Из донельзя исхудавшей, слабенькой, болезненной и недоверчивой, девочка постепенно превращалась в жизнерадостную, ласковую, добрую, отзывчивую и набирала в весе, силах и здоровье. Через месяц после обретения новых владельцев могла совершать тихие прогулки по парку. Тогда-то ее впервые и увидел муж. С тех пор супруг периодически встречал эту борзую в парке. К году она выросла до шестидесяти семи сантиметров в холке и окрепла физически. Явила отличный экстерьер. Спина выглядела спиной, а не веточкой. Девочка миниатюрная, похожа на балерину, но не хрупкая. Округлилась. Ладная.

Наперед скажу, что она, не зная болезней, прожила долгую и счастливую борзую жизнь.

Вот что делает с братьями нашими меньшими истинная человеческая любовь!

Никто не предполагал, что судьба этой борзой суки изменит судьбу нашей Айны. Трудно было представить, что благодаря этой девочке, некогда выстоявшей в борьбе жизнь, Айна обретет личное счастье. Но ничто не случайно в нашем мире…

Весна пронеслась скоротечно и особых воспоминаний не оставила, а лето, наоборот, выдалось интересное. Каждый июль я с сыном отдыхала у мамы в городе своего детства. Город основал царь Петр I. Местом его он выбрал берег залива одного теплого пресноводного моря.

Однокомнатная квартира мамы находится в доме, который стоит возле дубовой рощи, опять-таки заложенной Петром I. Мамины окна выходят прямо на нее. Через рощу протекает ручей, богатый родниками. Журчание воды, щебет птиц, лягушачьи трели, сочная трава, летучие мыши в ночи, высокие дубы, впитавшие солнце столетий, влажный воздух моря и милый ветер степей – моя родина.

До моря пешком минут тридцать. Там – прекрасный общедоступный песочный пляж, созданный при заводском доме отдыха. Море мелкое, но в месте пляжа углублено. Первые сорок метров – лягушатник для детей, а дальше дно уходит из-под ног. На мелководье бьют холодные родники – вода чистая. «Морем» в моем городе принято называть тот самый залив. Он большой – противоположного берега не видать. Мне нравится несоленая, насыщенная йодом вода залива. Обожаю коричневый оттенок местного загара, который остается на годы, в отличие от быстро смываемых загаров более южных морей.

Тем летом я впервые попросила мужа отпустить с нами Айну. Супруг воспротивился. Айна, видите ли, его единственная отдушина в наше отсутствие. И правда, помимо всего прочего, Айна была еще и закадычной «собутыльницей» мужа. В летнее время он любит вечерком выпить холодного пивка и закусить вяленой рыбкой. Я пива не пью и вяленую рыбу не ем. А так приятно разделить удовольствие с кем-то еще. Супруг нашел сотоварища в Айне. Случилось это, когда в первое лето жизни нашей борзой муж приготовился к своему коронному уединенному застолью.

Рядом с кухонным столом стоял диван, на который Айна тут же уселась и потянулась носом к очищенным от чешуи и косточек и вкусно пахнущим рыбьим кусочкам. Нависла над столом, сглотнула слюну. Не мигая, уткнулась взглядом в тарелку, нетерпеливо перебрала по дивану лапами и тявкнула: «Дай, хочу!» Cупруг девочку угостил. Рыбка пропала в пасти, из которой на стол потекли обильные слюни. Снова: «Тяв!» Еще кусочек. И так – без конца. Скорость проглатывания собакой закуски нарушала постепенность и размеренность трапезы. Тогда муж предложил Айне пивка, налив его в пиалу и поставив на край стола перед собакой. Айна вопросительно взирала на жидкость и мужа, но к пиале не прикасалась. Муж положил в рот кусочек рыбки и запил пивком из широченной хрустальной кружки. Когда водрузил кружку на стол, Айна лизнула из нее, затем из своей пиалы – сравнила вкус.

«Поехали!» – обратился к собаке супруг и забросил по куску себе в рот и борзой в пасть. Затем отхлебнул из кружки. Айна проследила и полизала из пиалы. Они повторяли, пока рыба не была съедена, а пиво – выпито. Эдак и повелось у них с тех пор.

Убедить мужа расстаться на месяц с девочкой удалось только одним доводом: «Хоть отоспишься!»

Ранним июльским утром мы погрузились в машину и поехали. Айна с заднего сиденья периодически просовывала голову между кресел и слюнявила плечо водителя – нашего родственника. Он смеялся: «Как раз хотел водичкой себя облить, очень уж жарко!»

Летняя температура воздуха часто зашкаливает у нас за сорок градусов по Цельсию. Добавьте к этому сухой степной воздух и получите зной. От него мы убегали к легкой прохладе моря, а с нами, сама того не ведая, к нему приближалась Айна.

Мамину квартиру девочка восприняла с неподдельным интересом. Она все обнюхала, обошла территорию, осталась довольна продуваемым – не застекленным – балконом, ароматами дубовой рощи и блаженно раскинулась на мамином диване. «Дача, – подумала борзая.– Хорошо!»

В роще Айна носилась между деревьев, перепрыгивала широченный ручей и с перекинутых через него мостиков наблюдала за движением проточной воды. Роща большая: есть, где затеряться и побыть наедине со своей собакой.

Ежедневно по утрам мы посещали пляж. Когда на следующий после приезда день собрались было идти на море без Айны и стали запирать дверь, борзая устроила за ней скандал. Она лаяла, выла и царапала когтями деревянные филенки изнутри. Пришлось взять! Зная о возможности солнечного удара у собаки, я повязала на черную голову Айны белую хлопчатобумажную косыночку и кончики завязала под подбородком узелком. Продолговатый щипец Айны кокетливо выглядывал из косынки. Ее хитрые и настырные глаза сверкали счастьем. Она любила наряжаться.

Всю дорогу до моря нас сопровождали приветливые смешки прохожих. На пляже Айна сделалась центром всеобщего внимания. Три дня в неделю она посещала море, и люди, изучив ее расписание, приходили специально в это время, чтобы полюбоваться на борзую.

Первая встреча Айны с морем была волнующей. Девочка буквально окаменела. Ее вольная натура преклонилась пред величественной, необозримой водной равниной. Она вдыхала полной грудью насыщенный влагой, свободный, необъятный, ветреный, как само море, воздух. Ноздри ее раздувались. Борзая постигала странное: великое и мокрое – самое большое в ее жизни поле, «поле» воды. Из его запахов она узнавала, чем море живет, зачем оно и примет ли.

Маленькая волна ласковым теплом прикоснулась к передним лапам собаки и отбежала. Айна взбудилась (этим глаголом борзятники издревле характеризовали азарт борзой): ускользающее движение воды вызвало в ней задор преследования. Она поставила ушки и подалась корпусом в направлении резвящейся влажной стихии. Девочка захотела вторгнуться в огромное, живое, игривое существо воды и слиться с ним. Она почувствовала, что они похожи. Море заворожило Айну внутренней страстью, энергией, размахом и самобытностью. Она затаилась на секунду, ожидая новую волну, и прыгнула, вытянувшись стрелой, в вечное и бесконечное неизвестное.

Айна не ошиблась. Море приняло ее, как родственную душу, и Айна поплыла с первого раза. Я, сын и мама держались рядом. Айна не замечала нас. Взор борзой устремился в морскую даль, унося ее сущность в беспредельность бытия. Будто из других миров, с небесной высоты доносились крики чаек, не видимых в слепящей солнечной пелене. Тело Айны, по инерции и словно рожденное в море, с легкостью раздвигало толщи воды – возрождающей, пьянящей, окрыляющей.

Айна запомнила и полюбила море, как и слово, его обозначающее. Девочка загоралась радостью, когда ей объявляли, что сегодня она пойдет к морю. Но в один из дней она не веселилась ни по дороге на пляж, ни у моря. С хмурым, сосредоточенным видом Айна нюхала воздух и всматривалась в небо, сидя на песке. Было необычным, что она наотрез отказалась войти в воду. Синоптики, да и сама погода, вроде, ничего опасного не предвещали. Светило солнце, синева неба – без облаков – выглядела глубокой. Только, небольшие с утра, волны, спустя час, выросли немного, и ветерок чуточку усилился. Мама с сыном купались на мелководье, а я загорала подле начавшей всерьез волноваться Айны. Она уже не сидела на берегу, а сновала взад-вперед вдоль кромки воды, периодически останавливаясь и пристально вглядываясь в ту часть моря, где беззаботно плескались бабушка и внук. Я волочилась за Анькой на поводке и вдруг усмотрела, что скорость наката волн на берег усиливается. Вода в море потемнела. Солнечный свет приобрел зловещий, коричневый, оттенок и казался сияющим мраком. Безоблачное небо хмуро уставилось на Землю. Что-то было не так.

Только я задумалась о возникших в природе странностях, как Айна неистово взвыла, задрав голову. Окружающие с удивлением уставились на собаку. Повыв от души, Анька стала рваться с поводка в море. Я разомкнула карабин, и она понеслась прямо к маме и сыну. С неимоверной скоростью, преодолевая растущие на глазах волны, Айна неистово покоряла мелководье. Она толкалась задними ногами о песочное дно, выпрыгивала из воды и зарывалась в нее носом, приземляясь на передние. Девочка была подобна дельфину. Приблизившись к сыну, Айна с ходу выхватила у него зубами пластиковую бутылку, с которой он играл, и резким поворотом головы отшвырнула в сторону. Обхватив челюстями запястье сына, истерично взвизгивая, борзая решительно потащила ребенка к берегу. Мама последовала за ними. Очутившись на суше, Айна не остановилась и потянула сына к выходу с пляжа. Мы с мамой похватали вещи и догнали их. Анька вела нас к дому столь быстро, что мы еле поспевали.

Едва переступив порог квартиры, мы вздрогнули. Средь бела дня за окном грянули сумерки, и одновременно задул штормовой ветер. Ветви тополя отчаянно ломились в стекла, словно просили убежища. Оконные рамы трепетали, вот-вот готовые вылететь из оконных проемов. Через секунду непогода дополнилась сплошной, покосившейся стеной дождя и градин размером с горошину. Градинки бесцеремонно, с силой ударяли по стеклам и крыше. Из открытой форточки квартиру задуло леденящим холодом неведомых горных вершин. Мы с мамой вдвоем насилу форточку закрыли. Все посмотрели на Айну. Она лежала на диване и исподлобья, набычившись, глядела на нас.

«Неразумные вы дети природы, ничегошеньки не смыслите в ней. Чтоб без меня делали?!» – внушала нам борзая.

Мы набросились на Аньку с похвалами, объятиями и поцелуями. Айна не принимала бурных ласк. Ей была свойственна сдержанность в проявлениях чувств. Телячьи нежности не совмещались с мужественным характером борзой, и она отреагировала слабым оскалом. В конце концов Айна не вытерпела натиска человеческих чувств и сбежала от нас на кухню. Там она уселась подле холодильника и вперилась говорящим взглядом в этот заманчивый продуктовый склад: «Айна сделала свое дело – Айна заслужила вкусно поесть».

Три дня на море длился сильнейший шторм, и извивались непривычные в наших краях смерчи. На четвертый мы вернулись к морю.

Стояла жара. Морская гладь встречала спокойствием и тишиной. Солнце посылало нежные, как цвет лимона, лучи. Прозрачная, салатного отлива, вода обнажила для глаз загадочные темно-зеленые водоросли с мелкой рыбешкой и чистый золотистый песок с редкими ракушками. Она звала в себя так, что невозможно было отказаться.

Берег по краю воды заполнили свалявшиеся тина, дохлая рыба и водоросли, выброшенные штормом. Но даже их гнилостный запах не мог омрачить радости морского покоя и благодати тихой водной стихии. Айну же запах разложения, исходивший от гниющей массы, приятно потряс. Она усердно вывалялась в мертвеющей морской зелени и останках рыбной плоти. Девочка каталась по вонючей тине и рыскала в ней носом, стараясь испачкать каждую частичку своего тела. Она маскировалась для охоты. Запах смерти свидетельствовал о наличии жизни. Поблизости мог быть зверь, и борзая готовилась к травле. Раньше Айна маскировалась росой, пылью, перепревшей соломой, но такого потрясающего маскировочного запаха, забивающего все другие, она до этого не знала.

Один из последних дней отдыха в граде моего детства в тот год запомнился знакомством Айны с козами. Мы возвращались с пляжа, поднимаясь по тропинке, огибавшей обрыв, что у берега. Тропинка начиналась у подножия обрыва и далее вела наверх. На плоской вершине обрыва, по ее краю паслись козы. Вожак козлиного стада – громадный, с роскошными рогами – заприметил Айну и не сводил с нее глаз. Он стал сопровождать нас, следуя параллельно. Сказать, что козел в это время охранял от Айны своих коз, будет неверным, так как между ним и козами образовалась протяженная дистанция. Он попросту забыл о них и обо всем на свете – так ему приглянулась Айна. Было очевидным, что она волновала и притягивала его мужскую сущность. Девочка предпринятое козлом преследование восприняла на редкость доброжелательно: бросала в его сторону заигрывающие взгляды и довольно усмехалась. Она понимала, что обольстила мужскую особь. Ей было приятно, но одновременно данному факту Айна особого значения не придавала.

Одолев подъем, мы добрались до вершины обрыва. Козел остался позади, но не уходил и все смотрел вслед удалявшейся Айне. Разбив козлиное сердце, борзая исчезала навсегда – его волшебная любовь, неземная и несбыточная.

Понемногу подкрадывалась осень. В октябре Айне исполнялось пять лет.

Глава 2. САРМАТ.

Сентябрь ознаменовался холодными рассветами. Айна дождалась сезона охоты. Осень. Наконец-то! Анюша расцвела и заматерела. Борзая госпожа в соку. Однако, по-прежнему ее уделом было дамское одиночество. О личном она мечтала, но редко, коротко, украдкой. К чему лишний раз тревожить душу, если все понапрасну.

Лунным вечером середины сентября муж вернулся с работы в приподнятом настроении. Он купил мой любимый ликер, и я поняла, что супруг будет подлизываться и о чем-то просить. Иными словами, от меня ему чего-то нужно. Заканчивался четвертый год моего главенства в семье. Оно основывалось на материальной подоплеке. Проще говоря, все эти годы муж, служа обороне государства, получал мизерную часть зарплаты. Остаток заработанного записывался в долги, и срок их погашения не определялся.

Подливая мне ликер, муж неторопливо излагал причину своего хорошего душевного настроя. На работе одна из сотрудниц завела с ним разговор о борзых. Она откуда-то знала об Айне и сообщила, что ее знакомая тоже имеет борзую суку. Весной, в период пустовки, эту девочку выставили. Она получила отличную оценку и приглянулась владельцам одного заезжего столичного борзого кобеля, тоже участвовавшего в выставке. Мальчик оказался потомком знаменитых московских борзых, чемпионом России. Собак повязали. Как и положено, по истечении двух месяцев появились щенки. Почти всех разобрали. Остались мальчик и девочка. Мальчика владельцы хотят передать в наши, хорошие, руки. Девочку не предлагают, будучи наслышаны о крутом нраве Айны. С платой за щенка заранее согласны повременить.

Муж заявил, что хочет забрать кобелька в пару Айне, чтобы скрасить ее борзое одиночество. Я молчала. Борзой кобель, о котором я мечтала, сам шел в руки. Но суровая действительность нашего существования его приходу не благоприятствовала. Было обидно до зубовного скрежета при воспоминаниях о нашем и без того нелегком материальном положении и всего лишь однокомнатной квартире. Данные обстоятельства не позволяли, как мне казалось, иметь еще одну борзую. А так хотелось! Из груди, как из темницы, рвалась на свободу пленница-душа, и с языка готовы были сорваться громкие слова: «Да! Да! Да!» Но вслух я тихо сказала: «Нет». Это плохое слово ножом вошло в мое сердце. Стало больно. Боль просилась наружу и слезами застилала глаза.

Супруг пустился в уговоры, основанные на русском «авось»: «Все как-нибудь и само собой образуется, а щеночка в это время и выкормим». Машинально отвергая наивные аргументы мужа вслух, я мысленно пыталась представить щенка.

Вот мою его слабенькие, растущие лапки, ношу детку на руках и прижимаю к груди. Птица счастья запевала во мне. Нет, она горланила, не жалея своего сладостного голоса. Знала, что от нее не отказываются ни по каким причинам, и мое тихое «нет», по существу, и есть громогласное «да». Колотила внутренняя дрожь. Я приказывала себе одуматься. В разговоре с супругом перешла на упреки, напомнив, что не он кормилец в семье. С оскорбленным видом муж уговоры прекратил и удалился. Я осталась одна и промечтала всю ночь.

На следующий день, придя с работы, супруг поставил меня в известность, что поздно вечером на смотрины привезут щенка. Мне решать, что с ним делать. Ничего не скажешь – супруг предпринял козырный ход. Я оценила, но сквозь зубы прошипела: «Сам его будешь кормить». Стемнело. Взошла полная луна. Я вышла на лоджию и стала смотреть на ночное светило. Ненавязчивый, но магический, серебристо-желтый лунный свет колдовскими чарами вторгался в мысли. Он как бы обнажал желания, очищая их от вредоносной корки умозаключений. Луна сияла сама по себе, не обращая внимания на кружащую вокруг черноту ночи. Она лучилась в свое удовольствие, вопреки мраку бездны, в которой парила, и показывала мне пример. Я поняла, что страстно хочу этого щенка. Меня поглощала уверенность, что мне будет хорошо с ним, а ему – со мной. Я знала, что он нуждается во мне и ждет. Терпеливо, безропотно, сильно.

«А как же материальная сторона?» – взъерепенилась реальность. – «Да не оскудеет рука дающего», – возразил ей оптимизм.

Я ждала появления щенка, как чуда, и не находила места. Для меня ощущение от приобретения щенка сравнимо с праздником детства, исполнением сказки, Новогодней ночью. Это – всепоглощающее удовлетворение. Это – таинство рождения любви. Скоро маленькая, новая жизнь будет со мной. Недавно вышедшая из Небытия, она предназначена для меня, направлена Оттуда. Мне посылают любовь. Ее всегда посылают тому, кто мечтает и ждет.

В дверь позвонили. Незнакомый мужчина поздоровался и предложил спуститься. «Щенок – в машине возле дома. Пойдемте – посмотрите. Может, сразу не понравится», – невыразительным тоном изрек он.

Муж поздоровался с незнакомцем за руку, как со старым приятелем, и назвал того по имени. Я удивилась, но расспрашивать супруга не стала.

Машину освещал уличный фонарь. Дверца автомобиля открылась, и из него вышла женщина. На руках она с трудом удерживала большое, в основном белое, невероятно длинное живое существо. Мой взгляд обратился к свисающим почти до земли ногам щенка, но еще ниже опускался тонкий, длиннющий, гладкошерстный хвост. Я не могла оторвать глаз. Меня поразили внушительные размеры конечностей щенка. «И этому дитятке только два с половиной месяца! А что же будет дальше?» – промелькнуло в моем сознании.

Женщина поздоровалась, и воцарилось молчание.

– Как вам наш Сармат? – блеклым голосом нарушил тишину мужчина.

– Как его много, – брякнула я, не подумав.

– Давайте поднимемся в квартиру, – предложил тактичный супруг.

– Как скажете, – в интонации мужчины появилась нотка надежды. Она передалась женщине, и светлыми лучиками заискрилась в ее глазах.

В комнате Сармата поставили на паркетный пол, и тогда я заметила, какой он высокий для своего возраста. Мне щенок доставал до колена. Айна – крупная собака, но в его годы имела гораздо меньший рост. Изящество и утонченность линий и форм маленького борзого кобеля составляли полную противоположность Айне. В нем с детства безошибочно угадывалась его борзая порода. Стати Сармата были правильными и красивыми, телосложение ладное, многообещающее, но уж очень тонко все в нем выглядело. Никакой мощи – одни мощи. Окрас чубаро-белый, по паспорту. Голова чубарая (черного в рыжих мазках цвета) с белым щипцом. По основному, белому, фону псовины на теле расположились неправильной формы два больших чубарых пятна. Одно занимало левый задний бок, а другое примостилось на ребрах справа. Первое пятно накрывало крестец и спускалось на левую ногу, окрашивая ее снаружи по пятку. В глаза бросалась преимущественная белизна окраса, а пятна – потом.

Сармата разглядывали, а он послушно стоял. Невиданное дело! Я не привыкла к покорности. Айна приучила меня к ее противоположности. Щенок посмотрел на меня искоса и словно сиротинка. Яркий, влажный, черный взгляд был жалок и недоверчив. Сармат уже понимал, что его отдают, а я становлюсь его главной хозяйкой. Но он не знал, кто я и чего от меня ждать. Ему было страшно прощаться с беззаботным детством подле матери.

Я рассматривала щенка и не произносила ни слова. А в его глазах тем временем зажигалась решимость. Набравшись храбрости, он обратился ко мне обиженным лаем: «Да, я маленький и слабый. Меня продают. Никому-то я не нужен. Двух братьев и сестру забрали, а меня не выбрали. Мне хочется есть, плакать и спать. Вы – такая большая и сильная – без стеснения, без сострадания разглядываете меня, будто игрушку. А я живой, и мне хочется есть, плакать и спать».

Я внутренне сжалась. Мысли и чувства щенка проникли в меня и стиснули сердце. Оно не устояло, и я влюбилась на всю жизнь. Никто бы не смог теперь отнять у меня малыша. В ответ на мои чувства щенок приободрился, уверено отряхнувшись.

Но тут в кухню вошли вместе, словно сговорившись, Айна и кошка Машка. Я напряглась. Как могла забыть – они тоже решают! Настал переломный момент. Обе девушки – разбойницы, натуры зловредные и эгоистичные. Но между собой дружат. Что называется, нашли друг дружку. Примут ли новенького?

Сармат сжался и покрепче уперся в пол тоненькими ножками. Подобная черной горе, Айна и на ее фоне крохотная и серенькая, как мышка, Машка миролюбиво обнюхали гостя. Обе уточнили его пол, перекинулись одобрительными взглядами и так же миролюбиво присели подле щенка. Я вытерла холодную испарину, покрывшую лоб: «Слава Богу, не отвергли!» Супруг, сын и владельцы щенка разом облегченно вздохнули – все оценили судьбоносность момента.

Не откладывая дело в долгий ящик, хозяева щенка приступили к обсуждению деталей сделки и передали родословную. Сармат остался стоять посреди кухни. Голова его от переживаний шла кругом. Чтобы не упасть, щенок глазами уперся в пол. Я предложила ему прилечь и указала рукой на место у батареи. Сармат мгновение смотрел на меня чрезвычайно серьезным взглядом и – о диво! – последовал к батарее и там улегся. «В кого ты такой послушный?» – вырвалось у меня. За Сармата ответили заводчики.

От них я узнала, что мальчик был сыном той самой, однажды встреченной в парке мужем, борзой девочки, которая до того погибала в сарае одного частного домовладения, пока ее не приютили и не выходили нынешние заводчики. Они сказали, что Сармат – копия матери, взять хоть окрас, хоть ум. «Борзые – все послушные», – хором добавили мужчина и женщина. Я покосилась на Айну и подумала: «Не все! Я – «счастливая» обладательница единственного исключения». Вслух же сказала другое: «Ну и замечательно!»

Заводчики заулыбались. Лица сына и мужа просияли.

Мама отсутствовала и даже не была осведомлена о нашей очередной «борзой» авантюре.

Сармат спал на полу кухни, когда уезжали его – уже бывшие – владельцы. Проснувшись, он наелся каши, сухого корма (из миски Айны, его собственную мы приобрели ему на следующий день), пирога с капустой и запил трапезу молоком. Он ел все подряд. Сухой корм всасывал, как пылесос. Насытившись, мальчик захотел в туалет и подбежал к входной двери. Было за полночь. Я расстелила у двери клеенку, положила сухую тряпочку и пригласила его сделать неотложные дела. Он повиновался.

Семья пришла в восторг. Сармат демонстрировал недюжинные умственные задатки. На ночь определили щенка в кухне. Там, к слову сказать, выросли почти все мои борзые. Диван к тому времени сменился большим раздвижным креслом. Показали щенку, что кресло и есть его место. Сармат тут же запрыгнул на него и свернулся калачиком. Было непривычно. Айна редко ублажала нас послушанием. Муж сказал, что Сармат – другой, с кобелей спрос строже, потому у них в крови строгость.

Сармат с месяца содержался на даче, к природе здоровьем приспособиться успел. Адаптировался независимо от прививок. Назавтра супруг назначил ему проверку полями.

Утро удивило, так как Сармат терпел и просился на улицу. Муж вывел его с Айной и вернулся довольный: кобелек-то чистоплотный. Собрались и пошли за город. Сармата в дорожной сумке через плечо нес муж. Высовывалась одна голова щенка. Его глазенки стреляли по сторонам – запоминали дорогу. Айна шла с невозмутимым видом, будто с вечера в ее жизни ничего не изменилось. В полях высвободили Сармата, и тот побежал. Быстро-быстро. Правило летало само по себе, а его длина равнялась длине туловища. Задние ноги опережали передние и забрасывались аж поперед ушей. Движения мальчика не выглядели слаженными. Айна, пробежав несколько кругов для разминки, замерла и потом какое-то время наблюдала за Сарматом.

Неожиданно она подалась туловищем в его сторону, сверкнула очами и погналась. Я увидела знакомое, нехорошее и недоброе, выражение в глазах своей борзой и похолодела. Муж тоже распознал намерения Айны. Она приняла Сармата за зверя.

Дикими голосами мы закричали: «Нельзя!»– когда Айна уже настигала Сармата. В ответ на наши крики она мотнула головой, словно смахивая пелену азарта с глаз, и в недоумении остановилась прямо возле Сармата. Тот ничего не понял и лизнул Айну в нос. А может, понял и лизнул за то, что не удавила. Кто знает!

Было заметно: до Айны дошло, что, повинуясь неистовому внутреннему порыву, она чуть было не погубила борзого ребенка.

Я отчитывала Айну, а сама думала о Сармате. Его пробежка оказалась жалким подобием бега борзой. Даже несуразно сложенная в щенячьей поре, Айна и тогда не бегала столь нескладно. Сармат абсолютно не владел частями тела. Они ему совершенно не подчинялись, действуя сами по себе.

Супруг разочаровался. Ему уже не нравился Сармат, с его нелепой поскачкой, растянутыми, утонченными формами и линиями тела, а также насторожило поведение Айны. Он изъявил намерение вернуть щенка заводчикам. Душа моя ушла в пятки, еще ниже и жалобно застонала откуда-то из-под земли. Сердце зашлось и защемило тоской. Сдавило внутренности, и похолодело в руках. Нахлынуло чувство, что у меня собираются отнять родного ребенка.

Сармат бросал на нас растерянные и вопрошающие взгляды: «Вы мною недовольны? Но почему? Ведь так старался, не ленился. Бежал быстро, как мог. Что не так? Не хотите меня! Куда ж я теперь?!»

Губы щенка задрожали. Глаза сделались несчастными. Он понимал, что его отторгали и не хотели любить. Душа щенка горевала и противилась расставанию: ему очень-очень понравились приютившие его люди, и собака-гора, и кошка-мышь, и ужин, и большое, уютное кресло.

Сын, которому исполнилось десять лет, не согласился со своим отцом, заявив, что негоже бросать в беде слабых и сирых. «Не все то золото, что блестит. А душа у щенка хорошая и нрав покладистый. Он нам доверился. Плохо обижать маленьких», – досказал он.

Я подхватила Сармата с земли и крепко обвила руками, как лианами. «Не отдам, и не надейся!» – в сердцах закричала я мужу. Тогда он предложил сделать выбор между ним и борзым кобельком. Во мне взорвалось ликование: «Здорово, что есть выбор! Ужасно, когда его нет!» Не раздумывая, я выкрикнула: «Конечно, Сармат!» – и расцеловала всю мордочку щенка. А сын прижал к щеке его лапку.

Айна зло щурилась на супруга и подпрыгивала к моим рукам, с неистовством вылизывая у Сармата ушки. Тот млел.

Наш натиск вверг мужа в подавленное состояние. Погрустневший, он бездумно срывал с ближних кустов веточки и зачем-то их разжевывал.

Воспрянувший духом, Сармат высвободился из моих объятий и жизнерадостно заносился по полю. От него исходил поток неиссякаемой радости существования на Земле. Свое непререкаемое жизнелюбие Сармат сохранил, и повзрослев. Он постоянно напоминает нам, что жизнь – великий дар Божий!

Когда возвращались, Айна сопровождала сумку с Сарматом и всем своим видом показывала прохожим, что в сумке – ее щенок, которого она любит и которым гордится. Девочка периодически подскакивала к Сармату, чтобы лизнуть его еще и еще. Глядя на материнские нежности Айны, муж махнул на все рукой…

Кошка Машка влюбилась в Сармата без памяти. Впервые в жизни она повстречала мужчину своей мечты и отдала ему свое маленькое – но полное любви! – сердце. Кошка постоянно толклась подле Сармата, заглядывала в его огромные, черные очи и готова была в них утонуть. Стоило ему прилечь, она пристраивалась к мягкой псовине кобеля и заводила долгую мурчащую песнь о любви. Сармат принимал ее чувства как должные: не равнодушно, но и без трепета. Он знал себе цену и считал, что сражает наповал любую представительницу женского пола. Машка же довольствовалась прикосновениями и теплом его тела. Кобель не обижал ее, не гнал прочь. Ни на что большее старенькая кошка не рассчитывала. Предмет любви был рядом, и счастье было с ней.

Сын пребывал на седьмом небе. В доме появился еще один мужчина, а у него – братишка, друг. Да какой! Игривый, любознательный, послушный, умный, компанейский, открытый, искренний, добрый и веселый. Из детской то и дело слышался громкий смех сына и отрывистый, радостный лай Сармата.

Непосредственно не участвуя в воспитании, Айна позволяла Сармату делать с ней, что угодно. Она не играла с ним, но не препятствовала его шалостям. На ней Сармат отрабатывал приемы боевых искусств: хватки за горло, в ухо. Айна ходила обслюнявленная, и вечерами я протирала водой и расчесывала ее слипшуюся и всклокочившуюся псовину. Ни разу Айна не зарычала на Сармата, не куснула его – никогда ничем не обидела. Если он делал ей больно, она взвизгивала и скрывалась в ванной. Наша злобная девочка во всем потакала своему любимцу. Ее привязанность к щенку и нежные чувства к нему были очевидны. Глаза Айны светились счастьем и умиротворением.