Текст книги "Исполняющие мечту"

По ним – этим полям и листьям – во снах борзая спешит за своим обожаемым зайцем. Она жадно вдыхает морозный воздух из своих сновидений, и можно заметить, как наяву вздымается ее грудь. Собака перебирает во сне ногами – бежит аллюром (неширокой рысью); дрыгает ими – пошел карьер (галоп); рычит – настигает зайца; всхлипывает – угонка не увенчалась поимкой. Борзая отчаянно взлаивает – заяц свернул в сторону и ушел из-под самого ее носа в лесополосу. Охотница плачет во сне от досады. Противные лесопосадки, и те на стороне длинноухого. Если бы не они! Никуда не деться тогда серому, неказистому, невзрачному, трусливому зайчонке от нее – смелой, сильной, быстрой, ловкой и просто прекрасной собаки.

Новый сон, и снова заяц! Борзая видит себя со стороны, но все ощущает. Она настигает зверя и в это мгновение чует его намерение вильнуть. Не тут-то было – она наготове. Резкий выпад в сторону несравненной головы борзой, изящный изворот длинной лебединой шеи, быстрый наклон и поворот гибкого стана, стремительный взлет стройных передних ног, мощный толчок черных мясов пружинистых задних и саблевидный взмах боевого правила – вот он, миг пресечения угонки! Борзая зависает в воздухе, и ее стальные, мертвой хватки челюсти метко схватывают в воздухе и сжимают резвое, отчаянно дергающееся заячье тельце, а чеканные зубы крепко держат зверя, даже не раня шкурку. Почти одновременно голова борзой с бесподобным, божественным профилем, следуя проворным движениям точеной мускулистой шеи, начинает стремглав летать из стороны в сторону, и каждый поворот, каждый взмах, каждое вращение этой чудесной головы ломает зверя, крушит его мир и утверждает победу и царство борзой. Сознание охотницы рассеяно: оно то меркнет, то пробуждается вновь. Секунды захвата добычи растянуты во времени и пространстве: борзая уносится в миновавшие столетия, в память своих прародителей, и души последних оживают в ней. Она не сразу приходит в себя…

Пережив момент поимки, борзая припоминает снова и снова мельчайшие детали удачной охоты, извлекает положительные уроки, откладывает свой опыт в потаенный ящичек памяти и неподвижно забывается в глубоком сне.

Сны воссоздают прошедшее и предвосхищают будущее. Они – познание действительности. Пусть даже эта действительность – только генетическая память давно ушедших предков, ожившая в восприятии мозга древность. Пусть. Но она влечет к деятельности и превращает былую действительность в реальность завтрашнего дня.

До года Айну по утрам выводила я. С года меня на этом поприще сменил супруг. Айна требовала, чтобы ее выводили на улицу в шесть утра, а муж в это время привык только вставать. Я выскакивала с Айной на улицу, не успев толком проснуться: с кровати прыгала в спортивный костюм, кроссовки и сразу в лифт. Супруг так не мог. Он привык поспать до шести, потом принять ванну и выпить чашечку кофе. Айна ныла, ходила за мужем, наступая ему на пятки и поясняя свою крайнюю нужду, но ничего не менялось. Через неделю подобного издевательства над собой Айна приняла решение действовать по-своему. Она, видимо, прикинула, сколько времени надо мужу на сборы, и стала будить его поутру ровно в пять часов и двадцать минут.

Не проснуться было невозможно: девочка стонала над ухом супруга, беспрестанно полизывая его лицо. Если и это не помогало, Айна ложилась рядом с мужем. Проделывала она это бесцеремонно: с размаху запрыгивала на постель и кидала свое увесистое тело между мной и супругом. Кровать вздрагивала. Айна забрасывала переднюю лапу на грудь мужа, как бы обнимая. Она приближала морду к его лицу и делала глубокие, шумные вдохи и выдохи. Прозрачные и чистые, как родниковая вода, капли собачьей слюны падали на лицо спящего супруга. Он сдался через неделю, и его подъем стал приходиться на пять двадцать. До шести супруг проделывал свои процедуры и под бой курантов выводил Айну. Пока же он собирался, девочка укладывалась на его место в постели и мирно дремала возле меня до шести. С тех пор и до настоящего времени муж встает по распорядку Айны. И я не шучу.

Надо сказать, что здоровый образ жизни, который привнесла Айна, закалил наше здоровье и силу воли. Как-то раз супруг пришел с работы расстроенный. Он, оказывается, поутру торопился на автобус и с разбегу наскочил на камень. В колене что-то щелкнуло, и нога перестала сгибаться. Ходьба причиняла ему ощутимую боль. Днем муж побывал у хирурга, приговор которого поверг его в уныние. Согласно поставленному диагнозу, был смещен мениск и вытекла суставная жидкость. В ходе лечении ее следовало откачивать, и требовалась операция на колене, после которой колено потеряло бы подвижность. Всю оставшуюся жизнь мужу предстояло передвигаться с помощью палочки. Но это еще не все: выздоровление занимало полгода. А на что прикажете жить?

Мой внутренний голос категорически воспротивился подобной невеселой перспективе. На следующий день, когда муж кое-как приковылял с работы, я вручила ему поводок с Айной и предложила сходить с ней в поля. Предварительно намазала колено супруга распекающей плоть, вьетнамской мазью и наложила тугую повязку. По моему замыслу, движение должно было стимулировать в организме восстановительные процессы, и он сам мог побороть болезнь. Муж было запротестовал, ссылаясь на невыносимую боль, но в конце концов внял моему твердому настоянию. Он доверяет интуиции жены.

Три месяца, с жгучей мазью и давящей повязкой на колене супруг ежедневно бродил с девочкой по пустырю и улицам, а в выходные – по полям. Через неделю муж уже мог терпеть боль. По прошествии полутора месяцев она существенно уменьшилась, а попутно исчезла отечность коленного сустава. Спустя три месяца, в один прекрасный (как говорится) день супруг пришел с работы повеселевший. Он рассказал, что по дороге к дому споткнулся и ударился носком больной ноги о бордюр на обочине дороги. В поврежденном колене что-то опять щелкнуло. В итоге сразу прошли последние болевые ощущения, и нога в суставе стала сгибаться. Муж исцелился. Спасибо Айне!

Но не только дремавшие жизненные силы пробуждало общение с борзой. В нас развивались определенные телепатические способности. Мы с мужем угадывали настроения, желания собаки, словно она посылала их в нашу голову. Она, в свою очередь, безошибочно читала наши мысли.

К примеру, я наполняю на кухне шприц, чтобы сделать Айне витаминный укол и вхожу в зал. Моя борзая, сладко почивавшая дотоле на постели, проскакивает мимо меня на кухню. Возвращаюсь в кухню – Айна ускользает в зал. Ловлю ее за шкирку, а она передней лапой пытается выбить шприц из руки. Уговариваю и делаю укол.

Другой пример. Вечером накануне выходных жарю картошку и думаю о предстоящей охоте. Собираемся в дальние поля. Там, с одной стороны лесополосы, разделяющей поля, есть наезженная дорога. Она редко используется, но иногда по ней на приличной скорости ездят грузовики.

Перед глазами возникает видение. В поле, ближе к лесополосе, поднимается заяц. Убегая, он пересекает полосу лесонасаждений, далее: наезженную дорогу за ней – и скрывается в траве следующего за дорогой поля. Айна его преследует. Я кричу ей: «Назад!», и Айна в замешательстве сбавляет перед посадкой скорость, но преследование продолжает. Слышу за деревьями шум мотора. Когда девочка выбегает на дорогу, на нее наезжает грузовик…

Следом, уже глазами Айны, вижу, как он налетает на нее и усилием мысли останавливаю видение. Не хочу видеть, что дальше… Мои руки трясутся. Приказываю себе вернуться к своему мысленному фильму и прокручиваю тот от конца к началу. Закончив, воспроизвожу видение, изменяя его по ходу действия.

Теперь уже не даю Айне команду: «Назад!» – наоборот, кричу: «Ату! Ату! Ату! (Возьми!)», – и Айна перед посадкой не сбавляет темпа. Она на полном скаку минует кусты с деревьями и успевает пересечь дорогу непосредственно перед грузовиком. Один только кончик правила задевает бампер той проклятой машины. Зайца уже не видно. Он скрылся в высоком бурьяне следующего, заросшего им, поля. Айна останавливается за дорогой и лижет кончик хвоста.

Я прихожу в себя: вижу сковородку с картошкой на плите, непослушными руками вытираю со лба проступившую там холодную влагу и… за делами забываю увиденное. Домашним ничего не рассказываю.

Назавтра, поутру, приходим в дальние поля. Возле лесопосадки располагаемся позавтракать. Вдруг поднимается заяц. Сын его не замечает. Он занят исследованием норы в земле. Айна предпринимает угонку. Заяц уходит в лесополосу. Айна – за ним. Слышится приближение грузовика по дороге, что сокрыта от нас растительностью. Муж открывает рот, чтобы скомандовать: «Назад!», – но не произносит ни звука. Дело в том, что в этот момент я наотмашь ударяю его сзади по плечу и что есть мочи ору: «Ату! Ату! Ату!». Кричу уже на бегу, не поспевая за Айной. Супруг молчаливо поторапливается за мной. Выбегаем к дороге и видим, как ее пересекает Айна, прямо перед грузовиком. Она успевает! Почти не задевая борзую, грузовик проносится вперед. Айна стоит на противоположной обочине и лижет кончик хвоста. Зайца не видно, лишь колышется у дороги высокий бурьян. Мы подбегаем к нашей борзой и осматриваем. Она не пострадала! Я рассказываю мужу историю с моим видением. Он верит: «Вот, почему ты не дала мне скомандовать, вот, почему ты меня стукнула!»

Второй весной Айна впервые запустовала. Было ей два года и пять месяцев – довольно обычный для крепких борзых сук срок первой пустовки. С этого времени мы стали задумываться о продолжении борзого рода, совершенно не предполагая, сколь трудно будет исполнить задуманное. Борзых с родословными становилось в округе меньше и меньше. Шла перестройка, и все время у людей забирала борьба за выживание. Пустовала Айна один раз в году, что свойственно многим борзым и добавляет проблем с получением потомства.

Неожиданно нашелся подходящий кобель, и предстоял отдаленный имбридинг, который разрешил клуб собаководства. Женихом стал породный красный борзой. Айна тогда вступила в возраст трех лет и шести месяцев. Она заматерела, знала себе цену, красавца не жаловала, едва поддалась на наши уговоры не наделать ему хваток.

Мальчик был хороших кровей, но для Айны мелковат. Его, в свою очередь, тоже пришлось упрашивать. Всем своим видом кобель давал понять, что, будучи утонченным аристократом, не готов осилить нашу грудастую, дородную и, ко всему прочему, злющую девку. Общими усилиями повязали мы их дважды с перерывом в один день. Все ждали приплода с нетерпением.

Я никогда не забывала впечатления, которое произвели на меня мать и бабка Айны. Их красная и муругая псовина смотрелась потрясающе красиво, эффектно. Она бросалась в глаза и завораживала, как огонь притягивает и завораживает человека. Нам с мужем хотелось, чтобы у Айны родилась красная или рыжая (так мы с мужем называли муругий окрас борзых) девочка, которую мы мечтали оставить себе. «И Айне станет жить веселей, и нам на душе сделается спокойней», – думали мы. Кроме того, охотиться с парой борзых интереснее, результативнее. Мы не сомневались, что Айна обучит дочь всему, чем владеет, а дочь будет красивее и быстрее матери. Почему-то мы всегда думали так.

Потомства Айна не дала. Моя семья сильно переживала. Не складывалось у нас с вязкой. Зато я познакомилась с борзым кобелем. Кратковременное общение не позволило понять до конца кобелиную суть и заинтриговало еще больше. Жених Айны мне понравился, и я составила себе определенное мнение о борзых кобелях.

Чинные, степенные, загадочные, покладистые, борзые ребята основательно отличались от непоседливых, себе на уме, хитроумных и мечтающих вредничать борзых девчонок чем-то глубинным. Но чем? Ответа я не нашла, и мысль о тайне борзой кобелиной сущности прочно засела в голове. Мысль кружила и кружила вокруг этих, мистических для меня, созданий: «Какие же они – борзые кобели?»

В третью свою осень Айна серьезно надорвала связку на передней лапе, сделав угонку по крутым глыбам распаханного чернозема. В начале того охотничьего сезона – после неудачной вязки, но до травмы лапы – Айна успела отохотиться в группе борзых. В ней был непревзойденный дотоле по скорости кобель белого окраса. Собаки подняли зайца, тот сделал ноги, его подрезала Айна. Она и белый кобель продолжали преследовать зверя вдвоем, когда все другие собаки отстали или остановились. Кобель весил тридцать пять килограммов, а Айна – пятьдесят пять. Бежали они почти вровень, пока не скрылись за бугром. Айна отставала лишь на голову, да и то – только потому, что во время скачки отвлекалась, умудряясь с заигрывающим лукавством коситься на кобеля.

Если кобель несся, как пушинка, увлекаемая сильнейшими порывами ветра, то Айна мчалась, как сам ураган. Земля дрожала под ее ногами. Тело выгибалось дугой при толчке задними ногами, корпус стремительно и страшно размалывал воздух, возносясь над земной твердью. Распрямляясь в полете, Айна затем звучно приземлялась на передние лапы и по инерции, казалось, вращала ногами Земной Шар. В момент приземления передние ноги тут же заносило назад, под живот, а задние выбрасывало вперед, и получалось наперекрест. Из-за немыслимой скорости, по времени этот миг приземления совпадал с мгновением нового рывка ввысь и вдаль. Махи редкие, громадные, грандиозные – вытяжная поскачка. Голова рвалась вперед, словно выдергивая за собой корпус. Черные глазища непрерывно озарялись всполохами искр безудержного задора. За Айной – сплошная, непроглядная стена из пыли. В воздухе слышался конский топот, и мерещилось, что по-над полем бойко летит к цели грузное и грозное пушечное ядро. Красотища, богатырство и жесточайшая резвость поскачки.

Возвратившись, Айна отдыхала стоя и метала по сторонам зловредным взглядом: на ком бы оторваться за ушедшего зайца. Не найдя никого подходящего (все борзые расположились у ног своих хозяев), Айна с видом полного разочарования плюхалась пузом о землю возле меня и забывалась в моих объятиях.

Что касается бега кобеля, то, неслышно касаясь земли, он молотил ее ногами и рассекал воздух грудью, как ножом. Спина с хорошим верхом не позволяла туловищу изгибаться до такой степени, чтобы взлетать высоко. Он походил на выпущенную пулю. Махи частые, непрерывные, сливающиеся в размытое пятно из всех четырех ног: варкая (жаркая, горячая, кипящая – дословно, а по сути – семенящая) поскачка. Пыль за ним вихрилась малюсенькими столбиками. Голова выброшена вперед и словно тянет за собой тело. Глаза стеклянные. Красота, изящество и жесточайшая резвость поскачи.

Обернувшись за зайцем, кобель обмякал у ног хозяина и, прикрыв веки, валился боком на траву.

Породу русской псовой борзой не спутаешь ни с какой иной породой, но ее представители до настоящего времени сохранили зримые отличия деталей своих форм, нрава и ловчих качеств. Сказалось прошлое. Современная борзая произошла от борзых отдельных псовых охот, принадлежавших различным помещикам. Селекционная работа тех велась достаточно замкнуто и эгоистично: ради престижа – в основном, из собственных собак и была прервана Октябрьской революцией. Отсюда проистекала устойчивость комплекса определенных признаков в собаках, принадлежавших к разным псовым охотам. Под «псовыми охотами» подразумевались своры борзых, прислуга борзых, стая гончих с их обслугой, лошади, обоз для отъезжих полей и еще кое-что все вместе взятое. «Отъезжими полями» были именованы поля, специально предназначенные для травли зверя борзыми.

В дореволюционные времена таким образом существовали подвиды единой породы и назывались они по фамилиям русских помещиков-владельцев. Наиболее славились борзые графа Орлова, князей Салтыкова и Лопухина, а также наумовские, липуновские, трегубовские, сущевские, плещеевские и некоторые другие. Их великолепные и великие крови текут в потомках – современных русских борзых.

Айна многое впитала из собак трегубовских (охоты помещика Трегубова), которые характеризовались невыразимым богатырством степи и корпуса; твердым, как дуб, телом; зачастую чубарым окрасом; жесточайшей резвостью (даже лихостью) поскачки и баснословным броском (внезапным, длиннейшим и молниеносным прыжком на зверя). Но только собаки эти по причине собственного богатырства и избытка энергии требуют постоянной работы. В противном случае или зажиреют, или их не удержат любые запоры.

Айна жиреть не собиралась и потому систематически и неуклонно тягала нас по полям в поисках зверя. Девочка работала!

Частенько за неимением дичины Айна тренировалась в полях на нас с мужем. Она отбегала поодаль и нажидала (ложилась на землю, приникала к ней всей телом и затаивалась). Стоило кому-нибудь из нас сделать резкое движение в сторону, как Айна бросалась с места в карьер и с разбега била плечом в плечо. Удары были такой силы, что муж подлетал вверх, отрываясь от земли, отлетал назад и падал навзничь. Меня Айна щадила больше, плечом не била – толкала, и я лишь грохалась задницей о землю, не воспаряя ввысь. Но мы испытывали на себе всего лишь шутейные броски нашей борзой. Какой же силы был ее удар, когда она охотилась по-настоящему?!

Сына девочка не трогала ввиду его малого возраста и хрупкого телосложения. Айна все понимала.

Заматерев, Айна надумала травить в полях одичавших бездомных собак, и стала выбирать особей, что покрупней. Завидев собаку, срывалась с места и гнала до поимки, которая заключалась в многочисленных хватках за ляжки, бока и шею. Не знаю, чтобы сотворила Айна с пойманными собаками, если бы ни наши запретительные команды, звучавшие, как отчаянные вопли: «Нельзя!!!» В помещичьи времена эта команда звучала по-другому: «Отрыщ!» – А что прикажете делать, когда мы живем в городе? Надо соблюдать приличия, чтобы существовать в нем без особых проблем. Не останови мы Айну в полях, эта неподражаемая зараза принялась бы давить без разбору собак и в черте города.

Когда визг бродячей собаки и наши вопли достигали своего звукового барьера, Айна бросала «дичь» и прибегала к нам с победоносным выражением на морде. Из пасти ее торчали клоки чужой шерсти. Айна осознавала, конечно, что воюет с собакой, но таким манером готовила себя к встрече с настоящим волком. Ее предки жили в одном из районов нашей области, где волки водились в изобилии, и на них периодически объявлялась охота. Борзятники этим тоже пользовались. Дед Айны по отцу участвовал в травле волка. В поведении Айны сказывались опыт и зов предков.

Айне не довелось отохотиться на волка, но она подготовилась к встрече с ним, а это было самым важным. В то время я уже хорошо изучила свою борзую, и Айна стала частью меня, моей кровинкой. Ее восприятия, образы, чувства, желания передавались мне. Они послужили толчком для написания мной стихотворения, посвященного Айне и отражающего суть борзой натуры вообще:

Я – Айна, русская!.. И не совсем собака —

Борзая псовая. Мечты мои о драке,

О схватке, «зубопашной» и жестокой,

С волчищем лютым – предком предалеким.

Гонюсь в ночи – во сне сучу ногами:

Несусь бескрайними степями и полями

За зверем, одичавшим от разбоя.

Его я ухвачу – и он завоет,

Предсмертным воплем огласив окрестность.

Хозяйке предстоит спешить – не мешкать,

И мою хватку в горло завершить

Ножа ударом в сердце, чтоб добить.

Тогда, не сразу, истекая пеной,

Хрипя сознаньем – стылым, онемелым, —

Я разожму клыки, придя в себя.

Вот это – жизнь, вот это – красота!

Победа над собой, над страхом смерти!

Скачу галопом в сонной круговерти

Опять я к своему предназначенью,

А наяву – другие приключенья:

Зайчишка серенький, подлец, уходит часто.

Ну только разгонюсь – все понапрасну.

Бросок посадка упреждает: здесь опасно, -

И зря я шарю под кустами зайца страстно!

Мне эту мелкую и шустренькую дичь

Довольно редко улыбается достичь.

Но коль схвачу, то времени не трачу:

Хребет ломаю – силу я не прячу,

Мотая вправо-влево головой.

И зверь уж мягкий, теплый, неживой.

Его подброшу раз-другой, хватаю.

Я это заслужила – поиграю.

Как только сердцем обуянным отойду,

К ногам хозяйки я трофей кладу,

И принимаю ласки от любимой,

И щурю глазки гордо и невинно.

Плетусь домой уставшая, но знаю:

Наступит ночь – и волка я поймаю!

Айна была уж точно собакой злобной, то есть такой, которая к зверю злобна (когда к человеку – то злая). Она бы не взмыла мимо волка, догнав его, и не отскочила бы в сторону, поджав хвост, лая и воя у лошади борзятника, в то время как подоспели бы и приняли бы волка борзые кобели. Айна, безусловно, помогла бы кобелям-соплеменникам давить (душить) пойманного серого хищника.

Кто знает? Возможно даже она была приимистой и смогла бы взять волка по месту: в ухо, шею или горло, – потому что в охоте свирепела Айна неистово. Глаза делались волчьими: извергали убийственные взоры, вспыхивали огненно-красными молниями и сулили непредсказуемую, беспросветную жуть. Увы, не проверишь. Скажу одно: с Айной на волка мы бы пошли, но случай не представился.

Наряду с травлей крупных животных особей, Айна репетировала и совершенствовала свой БРОСОК. В дикой природе броском, а именно способностью метнуться к зверю пулей, обладают многие животные, которые охотятся, подстерегая добычу из засады. Из собак он присущ только борзым и является врожденной способностью, а также неотъемлемым признаком породы. Передается по крови из поколения в поколение, а приобретен был предками борзых в результате постоянной или частой ловли на небольших открытых пространствах, ограниченных растительностью из деревьев и кустарника.

Бросок борзой представляет собой скоростной порыв во время бега, существенно превышающий скорость самого бега. Бросок – это страшное по силе ускорение, развиваемое борзой непосредственно при поимке зверя. При взгляде сбоку не видно становится ее ног. Создается видимость, что над землей летит одно ее размытое в воздухе туловище, которое с трудом улавливается взглядом, но не удерживается им. Зритель не успевает разглядеть даже масти (окраса) собаки. Бросок сравнивается с полетом пули, ружейным выстрелом – настолько увеличивается скорость рывка (по сравнению со скоростью бега) в момент поимки.

Если охотник выстрелит в момент броска по зверю, то убьет свою собаку, а не зверя. Далеко не каждая борзая демонстрирует бросок, и та, которая им обладает, ценится высоко. Известны случаи, когда момент броска приходился на непосредственную близость леса, и тогда собака, застигнутая азартом, разбивалась вдребезги о деревья – вся ломалась так, что ребра вылезали из-под кожи наружу.

Борзая зверя гонит, а не загоняет. Иными словами, на достаточно коротком отрезке местности должна догнать и изловить его. Когда до зверя остается несколько метров, собака на секунды, секунду (бывает, даже долю секунды) развивает молниеносную – а я бы сказала, внеземную – скорость.

Бросок кроется в породе и свидетельствует о могущественном и сверхъестественном выбросе энергии, для которого требуются неимоверные физические и нервные усилия. Особый заряд духа, беспримерная сила воли, невероятный эмоциональный всплеск и всепобеждающий внутренний настрой к этому страстному порыву вперед в безудержной жажде победы над зверем – эти составляющие броска дремлют в породе, хранятся в чистоте кровей ее поколений и возрождаются вновь и вновь. Они радуют глаз и взвинчивают нервы, будоражат душу и заставляют дрожать сердце, останавливают дыхание и волнуют кровь борзятника, а также абсолютно непричастного к охоте с борзыми человека, которому волею случая довелось зреть наяву такое нереальное и невообразимое для его обыденного мира явление, как бросок борзой. Бросок все и вся повергает в трепет и поклонение, как и его прелестная обладательница – русская псовая борзая!

Бросок, каким он изображен в литературе, мы наблюдали у Айны несколько раз. Но однажды увидели такое, о чем нигде прежде не читали. Айна догоняла зайца. Когда расстояние между ними составило около десяти метров, Айна резко рванула вверх и вперед. Взмыв и летя над полем, она оставляла позади шлейф из своих рассеивающихся, полупрозрачных и призрачных образов, которые частично наслаивались друг на друга. Они походили на отпечатки тела борзой в воздушном пространстве. Отпечатки эти поочередно растворялись в воздухе, начиная с первого из возникших и до последнего, только что отделившегося от Айны. Вместе с последним исчезла из глаз и сама Айна. Это заняло менее секунды, и мы с мужем перестали видеть девочку. Она пропала из зрения! Ее не существовало в пространстве и времени какой-то миг, в течение которого Айна волшебно в них переместилась. Но мы заметили этот миг, потому что его нельзя было не заметить! Слишком ирреально! Спустя мгновение мы увидели на том месте, где был заяц в момент взлета Айны, вращающийся в траве клубок. Когда клубок распался, посреди полевого простора, воздев к небу голову, стояла Айна. У ее ног лежал заяц. Он был мертв. Айна убила его силой удара, заключенной в броске.

Помню, мы с мужем обменялись впечатлениями. Оказалось, что в памяти обоих отложилось одинаковое: мы потеряли Айну из виду на одно и то же мгновение. В тот ничтожно малый промежуток времени она внезапно растворилась в атмосфере, дематериализовалась, перестала быть, канула в никуда, а вслед за своим полным исчезновением внезапно и ярко возникла в этом мире из ничего, материализовалась ниоткуда, вынырнула из воздуха! Мы радовались, как дети: наша девочка ЭТО сделала. Она владеет броском! Да каким – небывалым! На обсуждение ушел вечер и следующий за ним день. Тот фантастический миг и сейчас стоит у меня перед глазами.

Жизнеутверждающий дух броска и счастье от его созерцания остаются на всю жизнь, и живая картина этого действа не изглаживается из памяти. Она помогает жить, любить и творить.

Четвертая осень, как и две предыдущие, не соблаговолила, чтобы Айна поучаствовала в полевых испытаниях. За неделю до них, на выходные, мы вышли на охоту. Зайцев из года в год поднималось все меньше – влияло развитие города. Однако каждый раз хоть один да вскакивал. В тот день заяц выметнулся из потухлой травы последнего перед городом поля, когда мы уже возвращались домой. Айна зайца увидела.

До лесополосы зверю далеко. Поле травное – поле ровное. Дождя и грязи нет. Сухо. Ветер слабый. Судьба давала борзой хороший шанс. Мы приготовились лицезреть безупречную травлю: порыв борзой к зверю и неминуемую поимку последнего. Но! Айна не рванула карьером. Вообще не сдвинулась с места. Она внимательно – а мне показалось, еще и грустно – проследила за уходом зайца и аллюром (неширокая рысь, что до подъема зверя) направилась прочь из полей, в сторону дома. Айна не погналась за зайцем! В первый раз за свою жизнь! Мы недоумевали, злились, выговаривали девочке. Айна не обращала внимания и почему-то спешила домой, сосредоточившись исключительно на дороге.

Переступив порог квартиры я, по заведенному порядку, сразу в прихожей помыла Айне лапы, но после того она не встала, чтобы напиться воды, как повелось у нее издавна. Айна еще долго продолжала лежать. Когда же девочка все-таки поднялась и шагнула к миске с водой, то стала заваливаться туловищем назад. Айна сопротивлялась падению, напрягая мышцы и пытаясь удержаться на ногах, но те слушались плохо. Глаза борзой смотрели в одну точку перед собой. В итоге Айна упала на бок.

Я измерила температуру тела собаки – та превышала сорок один градус. Пригласили ветеринара. Он запаздывал, и мучительное ожидание растянулось до вечера. Айна лежала без движения, с закрытыми глазами и тяжело дышала. Она не пила, не ела, не реагировала на внешние раздражители. Перед наступлением ночи ей, наконец, были введены антибиотик и специальная сыворотка. Диагноз – пироплазмоз. Болезнь вызывается укусом клеща.

К утру Айна уже вставала и пила воду. Через день она поела немного. Полное выздоровление – наряду с желанием пойти на охоту – пришло к ней спустя недели три.

В тот страшный день проявления болезни мы с мужем и сыном не отходили от Айны. Наши страдальческие взгляды встречались, и в них стояли боль и мольба. Когда теряешь любимого, тогда и чувствуешь всю силу любви. Боль души становится мерилом.

Наша любимая охотница победила болезнь и продолжала жить. Она разделяла человеческий быт и нравы, регулярно внося в обыденность людского существования свежесть, разнообразие и новизну.

Соседи относились к Айне доброжелательно. Собак и кошек, живущих в одном с ней доме, Айна запомнила и на них не бросалась. Она их вообще не замечала. Люди часто приглашали Айну в гости, и она принимала приглашения. С бесконечным достоинством, написанным на вытянутой морде, она входила в чужую квартиру, спокойно, тщательно и аккуратно обследовала новые для нее апартаменты, вежливо отказывалась от угощения и уходила.

Прохожие никогда не оставляли Айну без внимания. «Какая красавица», – часто слышалось со всех сторон. Айна внимала каждому такому замечанию. Она останавливалась и провожала взглядом похваливших ее людей. Правилом не виляла, но улыбалась в полную пасть.

Гораздо реже попадались люди злые, бросающие ядовитые взгляды и наполненные ненавистью слова: «Как только такую кобылу можно прокормить, и сколько ж денег надо?! Лучше бы бедным помогли!» Как будто мы были богатыми! Айна приседала в знак протеста и делала большую лужу.

Подчеркну: у большей части встречавшихся горожан наша борзая вызывала восхищение – она умела влюблять в себя. Умела она и любить, но судьба не давала ей суженого. Повязать Айну не удавалось. Борзые в наших краях стали большой редкостью.

Осенью девочке исполнилось четыре года. В ночь на Новый, 1998 год после залпов и салютов супруг вывел Айну во двор. Она задержалась у одного дерева, ковыряла там носом выпавший накануне снег и никак не желала покидать облюбованное место. Муж присмотрелся, заметил в снегу блеск металла и извлек из снега женские наручные часы. Айна мигом потянула его домой. Часы оказались симпатичными и лучше моих старых. Мне и достались. На память пришла примета, что часы – к перемене жизни. Лучшие – к лучшей. Муж на всякий случай уточнил, что примета касается жизни Айны. И он как в воду глядел. Перемены произошли осенью того же года. Впереди еще были весна и лето.

Будущее Айны объединилось с одним событием, которое имело место быть несколько лет тому назад. Как-то раз муж пришел с работы и рассказал о неожиданной встрече в парке, через который пролегал его путь с работы. Он увидел среди деревьев странного вида щенка борзой, которого прогуливал мужчина.

Супруг подошел ближе, чтобы разглядеть маленькую борзую и познакомиться с ее владельцем. Щенок оказался пятимесячной сукой. Сбоку малышка еще походила на борзую, а сверху… тонкая веточка покачивалась из стороны в сторону. Худенькая, как тростиночка, девочка мужественно держалась на слабых ножках. Зато какие они были точеные, ровные, стройные. Лапки в комке. Стояла на коготках, среди которых черные чередовались с белыми (наследственность от крымок и горок – южных борзых). Эффектный окрас – чубаро-белый: белый в крупных чубарых пятнах. В борзом щенке проглядывали незаурядные породные задатки. Она имела хорошую голову («хорошая голова» – понятие, отражающее один из достойных борзой типов головы), что немаловажно. «Но что с ней случилось? Может, она больна?» – эти вопросы невольно стали выскакивать из уст мужа, и ему сделалось неудобно.