Текст книги "У истоков международного права"

Непросто четко определить структурные особенности норм международного права в древний период, содержавшихся в международных договорах того времени, поскольку в каждом отдельном географическом регионе они имели свои характерные черты. Однако определенная общая тенденция здесь заключается в том, что, если в последующие исторические периоды, в частности в современном международном праве, договорные нормы преимущественно состоят из диспозиции, в то время как их санкция может содержаться в другом правовом акте или даже в другой отрасли, то в древности нормы международного права либо содержали все структурные элементы, либо эти элементы закреплялись в одном правовом акте (договоре). Это объясняется условиями древних международных отношений, которые требовали конкретного регулирования и четкого указания прав и обязанностей сторон, определения ответственности на случай их нарушения. Так, в одном из самых древних международных договоров (около 1750 г. до н. э.), заключенном между Ашшуром и королем месопотамской страны Апуми Тилль – Абну, в одном предложении отмечались как основные положения (диспозиция), условия, при которых они будут вступать в действие, так и виды наказания, которые понесет его нарушитель (санкция)[532]532
  Eidem J. An old Assyrian Treaty from Tell Leilan. P. 185–207.


[Закрыть]. Если все структурные элементы и не содержались в одной норме, они находились во всяком случае в одном правовом документе. В древний период при неустойчивых международных отношениях субъекты международного права стремились сопроводить каждое конкретное обязательство, а следовательно, каждую норму соответствующей санкцией, которую закрепляли вместе с самими обязательствами или нормами.

Рассматривая источники международного права, отдельно следует отметить общие принципы права. Конечно, «общие принципы права стали рассматриваться как отдельный источник лишь на определенном этапе развития международного права»[533]533
  Began V. D. Sourses of International Law. The Hague – Boston – London. P. 19.


[Закрыть]. Однако, будучи «общими правовыми идеями», «нормативными основами», на которых строится правовая система и с помощью которых осуществляется правовое регулирование, общие принципы права на протяжении всего существования международного права могут быть отнесены к его источникам[534]534
  ФердроссА. Международное право. С. 160–164; Левин Д. Б. Основные проблемы современного международного права. С. 100; Тушин Г. И. Теория международного права. С. 215–230.


[Закрыть]. Так, уже в древний период международному праву были известны следующие принципы: более поздняя норма имеет преимущество перед предыдущей, специальная норма имеет преимущество перед общей, правонарушение порождает ответственность, ответственность несет сторона, совершившая правонарушение и др.[535]535
  См. подр.; Amarna Diplomacy. The Beginnings of International Relations. Bederman D.J. International Law in Antiquity; McCarthy D. Treaty and Covenant; Karavites P. Promise-giving and treaty-making.


[Закрыть] Общие принципы права содержались в международном обычае, в договоре, в других правовых актах.

Хотя общие принципы права стали рассматриваться как отдельный источник международного права лишь в новейший период его развития, они объективно существовали еще на этапе становления права. Они содержались в обычаях, договорах, других правовых актах или в доктрине. Некоторые из них сложились еще в древний период: «более поздняя норма имеет преимущество перед предыдущей» (в 1300 г. до н. э. был заключен договор между хеттским царем Муваталлисом с правителем Киццуватны Сунасурасом, заменивший собой предыдущий договор Суппилулиумы; договор царя хеттов Мурсилиса II с правителем Амурру Дуппи-Тешубом 1340 г. до н. э. заменил договор 1380 г. до н. э. между их предшественниками; в таких документах отмечался приоритет положений последнего из заключенных договоров перед предыдущим); «правонарушение порождает ответственность» (нормы Тель-Амарнской дипломатической переписки, нормы древнеиндийской дхармы, китайской системы правил ли); принцип добросовестного выполнения обязательств (этот принцип возникает одним из первых для регулирования международных взаимоотношений и начинает проявляться уже в первых международных обычаях, а впоследствии закрепляется почти в каждом международном договоре). Некоторые общие принципы права в древний период лишь проходили свое становление; как, например, принцип, согласно которому никто не может быть судьей в своем деле (в договоре Мурсилиса II с правителем Хапаллы Таргасналлисом 1355 г. до н. э.). Такие принципы возникли в результате потребности в эффективном действии права, и хотя часто они не были сформулированы или выделены как отдельный источник, их существование было необходимостью для урегулирования правового массива и процесса правового регулирования. В частности, принципы «более поздняя норма имеет преимущество перед предыдущей» или «специальная норма имеет преимущество перед общей» и им подобные принципы были вызваны к жизни самой необходимостью международных отношений. Так, в договоре царя страны хеттов Тудалияса IV с правителем Датассы Улми-Тешубом отмечалось: «Однако этот договор был уже изготовлен, и он должен быть представлен в Аринне, солнечной богине Аринне! Как он согласовывается с военным договором, в упомянутом договоре не говорится. Мое Величество дополнительно изготовило таблицу военного договора следующего содержания…» Вопросы согласования предыдущего и последующего правовых актов регулировались именно общими принципами права.

Среди наиболее распространенных нетипичных, или квазиисточников международного права в первую очередь следует отметить те, что имели религиозный или естественно-правовой характер. Подобные источники можно разделить на две категории. Именно религиозными мотивами часто окрашивались внешнеполитические акты древних государств – дипломатическая переписка, односторонние акты государств или глав государств и др. К последним следует также отнести молитвы глав государств (молитвы царя хеттов Мурсилиса, жен египетских фараонов Хатшепсут, Пудухепы и др.), которые с полным правом можно рассматривать как односторонние акты глав государств, поскольку они декларировали намерения установления или сохранения определенных отношений с внешними контрагентами, содержали односторонние международные обязательства и, как правило, констатировали принцип соблюдения существующих международных обязательств. К квазиисточникам международного права сугубо религиозного происхождения следует отнести религиозные гимны, наставления, мифы, легенды, источники дидактического характера и др. В них обычно отмечались основные правила межгосударственного общения: необходимость соблюдения международных обязательств, нормы ведения войны, подобающее отношение к представителям других государств и их имуществу, порядок разграничения территории и юрисдикции, другие правила ведения внешних сношений.

Особенностью квазиисточников международного права в древний период было то, что разные их виды были свойственны различным регионам Древнего мира. Причем основными источниками в каждом из регионов могли считаться разные правовые акты. Так, на Ближнем Востоке распространенным квазиисточником была дипломатическая переписка между суверенами (хотя ее можно также рассматривать как вид квазидоговора), кроме него на формирование международно-правовых норм влияли религиозные (молитвы, клятвы, гимны) или светские (односторонние акты правителей государств или других должностных лиц, военные клятвы, гражданские присяги) общественно важные источники. Большинство этих квазиисточников функционировали лишь в древний период, а со временем исчезли вообще или перестали играть какую-либо роль в международном праве. Безусловно, в них так же, как и в международных договорах, фиксировались существующие общепризнанные обычаи. Часто принятые таким образом во внутренней практике государств обычаи косвенным образом становились квазиисточниками международного права. В квазиисточниках встречаются ссылки на такие нормы международного права, как мирное сосуществование народов (египетский гимн Атону), равенство разных стран и их населения (египетский гимн Нилу, шумерская молитва богини Иштар), добросовестное выполнение своих обязательств (египетская молитва божественной милости), соблюдение и уважение установленных правовых предписаний (молитва Ашурбанипала богу-Солнцу), неприкосновенность торговцев и путешествующих (ассирийский гимн богу-Солнцу), неизбежность наказания за несоблюдение или нарушение предписаний права (аккадская молитва «Ко всем богам», молитва хеттского царя Мурсилиса). В Древней Индии, например, к таким источникам следует отнести религиозные гимны (Ригведа), сказания религиозного характера и легенды (Упанишады); в Китае – правила управления страной, правила ведения военных действий, имеющие конкретное авторство.

Определенное значение в международно-правовом регулировании имели и отдельные источники внутреннего права древних государств. Они нередко выступали квазиисточниками древнего международного права. Так, нормы объявления, ведения, окончания войны, статуса в ней гражданского населения и др. содержали, например, клятвы, присяги военнослужащих (Древний Египет, Хеттское государство, Месопотамия); правила ведения дипломатических сношений, процедура отправки дипломатических миссий излагались в соответствующих инструкциях, указах государственной администрации и законах государств (Древний Египет, Индия, Китай); вопросы международной торговли, порядок и процедура отсылки торговых представителей – в инструкциях соответствующих торговых ведомств государств, в присягах и правила ведения торговой деятельности (Ассирия, Египет, Хеттское государство). Особое место среди правовых источников древнего периода занимают источники, общие для международного и внутреннего права. К ним, прежде всего, следует отнести законы Ману – правовой акт, соединивший нормы, предназначавшиеся для регулирования как сугубо внутренних (политических, кастовых, экономически-хозяйственных, и др.), так и международных отношений (отношений с иностранцами, их статуса, порядка принятия дипломатических представителей, положения и статуса последних, территориальных, военных, внешнеполитических отношений и др.).

В древних Индии и Китае, где сформировались устойчивые религиозно-философские системы (соответственно, буддизм и конфуцианство) большое значение в международно-правовом регулировании приобрела философская и теологическая доктрина, которая в конечном итоге стала квазиисточником международного права. Основная функция доктрины в древнем международном праве зачастую заключалась в толковании существующих норм и принципов. Вспомогательная разъяснительная роль доктринальных произведений объяснялась их моральным авторитетом (их авторами выступали преимущественно признанные юристы, ученые, известные политические деятели). Этой же цели (толкования норм международного права) служили и высказывания жрецов, других религиозных деятелей.

Наконец, следует остановиться на вопросе международного правосознания, поскольку оно не только непосредственно влияет на создание новых (обычных или договорных) норм международного права, но в его формировании значительную роль играют международно-правовые источники. Так, в Древней Индии международные отношения были подчинены всемирному порядку – дхарме: «Международное право в Индии было признано всеми индийскими государствами, поскольку оно зиждилось на дхарме, которая также регулировала отношения между индивидами в обществе»[536]536
  Viswanatha S. V. International Law in Ancient India. 1925. P. 9—10.


[Закрыть]. Закон дхармы, исходивший от высших сил, предусматривал в числе прочего и принцип неуклонного соблюдения своих обязательств перед кем-либо, в том числе в международной сфере. В соответствии с этим законом формировалось и укреплялось международное правосознание. Часто исследователи индийского права отмечают сочетание в правосознании индусов понятий закона как священной нормы и закона как правовой нормы[537]537
  Derrett]., Duncan M. History of Indian Law (Dharmas2astra) // Handbuch der Orientalistik. Zweite Abteilung. Indien. Dritter Band: Geschichte. Leiden – Koln, 1973. S. 18–19.


[Закрыть]. Дхарма объединяла понятия справедливого, правового, нравственного, этичного поведения и соответствующие им понятия. Она сохраняла много естественно-правовых черт, поскольку определяла, что «все обязательства наложены на человека природой», а «основным положением было то, что все формы жизни (даже паразитические образования) проистекают из воли творца и все находят себе место в ориентированном на обязательство сверхобществе»[538]538
  Там же. С. 20–21.


[Закрыть]. Основным регулятором в обществе, согласно дхарме, должно быть право (причем понималось оно во всей совокупности элементов – сугубо правовых, религиозных и др.), а основной целью права является установление стабильного общества; эта идея влияла на правосознание древних индусов, в том числе – международное.

Правда, некоторые исследователи международного права Древней Индии рассматривали дхарму как международно-правовой обычай. «Древние индусы понимали под обычаем дезадхарму или дхарму в целом… Одно дает уверенность, что со времен Ригведы и в дальнейшем дхарму рассматривали и как “право”, и как “обычай”»[539]539
  Bhatia Н. S. International Law and Practice in Ancient India. P. 27.


[Закрыть].

В науке считается, что дхарма, артха и кама являются «тремя источниками и тремя составными частями индусского права»[540]540
  Ковлер А. И. Указ. соч. С. 201.


[Закрыть]. Исследователи дхармы также понимают ее как «обязанность», «религиозную обязанность», «моральный закон», «мораль», «добропорядочность», «право», «закон» и др. Преимущественно правовое понимание дхармы развивается в XIX в., когда сборники текстов дхарм – дхармашастры, по логике европоцентристского мышления начали сравниваться со сборниками текстов римского права – «Дигестами». В результате ученые преимущественно пришли к признанию правового значения норм дхармашастр древнего индийского права, которое можно сравнить с римским правом.

Однако в той части, в которой правила дхармы касаются религии, морали, социальных и, в том числе, правовых обязанностей, они объединяются в отдельные группы, комплексы. Следовательно, право является одной из составляющих дхармы. Артха имеет неоднозначное лексическое и сущностное значение (интерес, выгода, польза, экономическая выгода и др.) и является категорией скорее экономической, нежели правовой. К правовой сфере относится часть артхи, касающаяся средств достижения экономического благосостояния, то есть призванные способствовать этой цели нормы – правовые основы осуществления внутренней и внешней политики, государственного строя и др. В этом контексте выделяются артхашастры (научные трактаты об артхе) как источники индусского права.

Наконец кама (удовольствие, наслаждение, любовь) менее всего может считаться источником права, о чем свидетельствует известный трактат Ватсьяяна Малланага «Кама-сутра» (составленный не позднее VI в. н. э.). Триада «дхарма-артха-кама» является основой жизнедеятельности человека, тремя ее основами. Особый интерес представляет то, что дхарма в ней выделяется как наиболее авторитетная основа жизнедеятельности человека, которая имеет преимущество перед другими, а в системе дхармашастр определяется, что правовые источники имеют преимущество перед неправовыми. Таким образом, концепция верховенства права здесь приобретает логическую завершенность. «Смысл существования государства в Древней Индии, – пишет Н. Сингх, – заключался в том, чтобы утвердить право и создать условия для мира, порядка и счастья, для чего Божество предписало дхарму как доктрину, царь является ее исполнителем, а мокша (спасение) достигается благодаря дхарме»[541]541
  Nagendra Singh. Указ. соч. Р. 21.


[Закрыть].

Близкой к индийской дхарме является китайская категория ли. Ли было общим термином, обозначающим отношения между государствами Хея. Важность ли была велика: оно отсылало к правилам морали, правилам поведения, правовым нормам и нормам закона, оно выросло от регулирования частно-семейных отношений, поведения отдельного индивида до урегулирования отношений государств Хея… Ли было сводом морали, политики и права[542]542
  Keshiro Iriye. The Principles of International Law in the Light of Confucian Doctrine. P. 8, 10.


[Закрыть]. В частности, ли устанавливало на межгосударственном уровне принцип неприкосновенности иностранных представителей, лояльности к прибывшим в государство иностранцам и предусматривало определенные иммунитеты иностранных дипломатов[543]543
  Там же. P. 20–21.


[Закрыть]. Как и дхарма, китайское правосознание рассматривало установление стабильного общества в качестве основной цели правового регулирования. Однако по сравнению с Древней Индией, в Китае эта идея оказывала еще большее влияние на международное правосознание и чаще переносилась на международную сферу.

Многообразие видов и форм источников международного права (прежде всего международного обычая и договора), а также наличие широкого круга нетипичных источников международного права свидетельствуют об использовании всех возможностей международного нормотворчества, равно как и других социальных норм, для регулирования международных отношений. Первыми и наиболее распространенными источниками международного права были международный обычай и международный договор. Оба они представляли собой обязательные для субъектов международного права правила взаимоотношений, отражавшие согласие сторон на определенное поведение. Если международный договор существовал как в устной, так и письменной форме и посвящался преимущественно конкретным вопросам, то обычай был устным и воплощал общие положения древнего международного права. Нормы международного права уже на этапах своего появления и становления вобрали в себя достижения других общественных систем управления – религии, морали и др. С возникновением источников международного права эти нормы стали восприниматься как двухсторонний акт равноправных (по крайней мере, в сфере нормотворчества) субъектов международного права.

Институт международной правосубъектности лучше всего позволяет проанализировать особенности правового регулирования международных отношений древнего периода, поскольку именно субъект международного права прямо или опосредствованно является его творцом, дестинатором, обладателем соответствующих прав и обязанностей. Как замечает в связи с этим профессор Лукашук, характер международных отношений зависит в первую очередь от природы их субъектов. Международные отношения – это взаимодействие субъектов, направленное на удовлетворение их потребностей и обеспечение их интересов. В этом состоит назначение и международного права, которое реализуется путем правового регулирования взаимодействия государств[544]544
  Лукашук И. Международное право. Общая часть. М., 1996. С. 21.


[Закрыть]. Институт международной правосубъектности сформировался в тот период, когда в международных отношениях шло оформление категории субъекта внешних прав и обязанностей того или иного общественного образования. В период, предшествовавший становлению политической организации общества, когда внешние сношения не были систематизированы, а происходили стихийно, ситуативно, в зависимости от каждого конкретного случая, в них участвовали чаще всего лишь отдельные члены племени (торговцы, другие представители, члены советов, вожди). В отношениях между племенами в период, когда не существовало международного права, можно говорить лишь о субъектах, участниках международных отношений, но не о понятии субъекта права. Появление этого понятия стало возможным лишь при наличии права как такого, которое и позволяет выделить субъекта, способного на юридические действия и ответственного за них, как категорию, а «международная правосубъектность является необходимым конструктивным элементом для каждого вида правоотношений»[545]545
  Курдюков Г. И. 1) Государства в системе международно-правового регулирования. Казань, 1979. С. 123; 2) Оптимизация функционирования международного права // Международное право и современность. Тбилиси, 1984. С. 26–52.


[Закрыть].

При выяснении особенностей международной правосубъектности древнего периода в науке возникла проблема ограничения самого круга субъектов древнего международного права[546]546
  Игнатенко Г. В. К вопросу о понятии и классификации субъектов международного права // Материалы конференции по итогам научно-исследовательской работы за 1968 год. Свердловск, 1969. С. 210–235.


[Закрыть]. Относительно вопросов правосубъектности в целом в советской правовой науке существовало два подхода: один – в теории права для субъектов внутригосударственного права, другой – в теории международного права для субъектов международного права. Первый под субъектом права понимал лицо, участника общественных отношений (индивида, организацию), которое фактически может быть носителем субъективных юридических прав и обязанностей, реально способно принимать участие в правоотношениях и получает свойство субъекта права в силу юридических норм[547]547
  Алексеев С. С. Общая теория права. М., 1982. Т. II. С. 138–139; Чернигенко С. В. Государство как личность, субъект международного права и носитель суверенитета // Российский Ежегодник международного права. 1993–1994. С. 13–16.


[Закрыть].

Второй подход трактовал международную правосубъектность как проявление суверенитета. Такая трактовка международной правосубъектности, предложенная советскими учеными, была заимствована другими исследователями из стран социалистического содружества. Как писал польский юрист А. Клафковский, «права и обязанности, проистекающие из международных отношений, входят в сферу государственной власти, следовательно, связаны с ее суверенитетом; отсюда – международная правосубъектность равнозначна суверенитету»[548]548
  Klafkowski A. Prawo miedzynarodowe publiczne. Warszawa, 1964. S. 37.


[Закрыть]. Лишь отдельные советские авторы замечали, что толкование международной правосубъектности на основе понятия о суверенитете приводит к ограничению круга субъектов международного права[549]549
  Курдюков Г. И. Государства в системе международно-правового регулирования. С. 107–110; см. также: Фельдман Д. И., Курдюков Г. И. Понятие международной правосубъектности // Международная правосубъектность. Некоторые вопросы теории. М., 1971. С. 10.


[Закрыть]. Некоторые авторы отстаивали категорию суверенитета как условие международной правосубъектности в сугубо практических целях – для ограничения круга субъектов и сведения их к одному государству. Однако в целом этатический подход к определению понятия международной правосубъектности оставался господствующим.

Когда же стало общепринятым признавать международную правосубъектность и за другими образованиями (межгосударственными организациями, нациями и т. п.), на суверенитете перестали акцентировать внимание. Так, Д. Б. Левин писал, что важнейшая особенность международного права заключается в том, что его основными субъектами являются суверенные государства, которые не имеют над собой никакой высшей власти и сами создают и применяют право. Буржуазных же авторов он критиковал за распространение теории многочисленных субъектов международного права, согласно которой субъектами международного права являются не только государство, но и ряд негосударственных образований, а также индивиды[550]550
  Левин Д. Б. Основные проблемы современного международного права. М., 1958. С. 76, 77.


[Закрыть]. Впоследствии он признал, что действительно не только государство является субъектом международного права, а поэтому и отказался от использования категории суверенитета для определения международной правосубъектности: «В разные исторические эпохи круг субъектов международного права был неодинаков. Общим для всех исторических эпох являлось то, что основным субъектом международного права было государство»[551]551
  Левин Д. Б. Актуальные проблемы международного права. М., 1974. С. 31.


[Закрыть]. Такое утверждение можно принять лишь с некоторыми оговорками. Во-первых, «основным субъектом» не значит «единственным», поскольку в разное время наряду с государством основными признавались и другие субъекты международного права. Сами же государства далеко не всегда отвечали требованиям, которые предъявляет современная наука субъекту международного права. В частности, в древний период помимо государств основными субъектами международного права были государствоподобные образования (города, группы городов, номы, страны с ограниченным суверенитетом), правители, союзы (лиги) государств или государственных образований (в том числе временные субъекты международного права – конференции, съезды правителей государств); в разных регионах существовал ряд нетипичных субъектов международного права. Именно поэтому сегодня можно констатировать отход от сугубо этатического взгляда на международное право. Даже появление права современные авторы склонны отделять от появления государства, утверждая, что право возникает ранее государства, и что его существование возможно и без государства. Но государство без права существовать не может. Нельзя найти в истории государство, древнее или современное, в котором бы право не существовало в том или другом виде[552]552
  Поляков А. В. Общая теория права: Феноменолого-коммуникативный подход: Курс лекций. 2-е изд., доп. СПб., 2003. С. 509.


[Закрыть].

Вообще, по мнению исследователей истории международного права, вопрос о государстве как основополагающем факторе возникновения международного права можно ставить таким образом: «Или право вытекает из государства, и тогда международного права нет и сейчас, или же право выше государства, и тогда, независимо от его определения, нельзя найти противоположности между правом, определяющим отношения современных государств, и правом народов древности»[553]553
  Циммерман М. Указ. соч. С. 14–15.


[Закрыть].

Во-вторых, современная наука выделяет в эволюции государства этапы: раннее государство – государство – национальное государство. Для всех них общим является термин «государство», поскольку отличаются они друг от друга не только по объему суверенных прав, полномочий и обязанностей, но и по осуществляемым функциям, в частности организационно-управленческим, перераспределительным, контрольным, военно-организационным. Что касается функции внешних сношений, то она является одинаковой для всех этапов становления государства. В системе международных отношений древнего периода, что уже отмечалось, не всегда и не все государства играли преобладающую роль. Часто в рамках одного региона отношения между собой поддерживали субъекты с разным характером власти (светским или религиозным), разной сущностью власти (общинной или политической), которые могли даже представлять разные исторические эпохи эволюции (локальные группы, семейные кланы, общины, протогосударства, вождества, ранние государства, государства и т. д.). Относительно их международной правосубъектности в современных исследованиях международного права Древнего мира часто превалирует подход, согласно которому все субъекты международных отношений, не достигшие в своей эволюции уровня надобщинных политических структур, не являются субъектами международного права. Зачастую определенным надобщинным политическим структурам субъективно приписывалась роль государства и, следовательно, правосубъектность. Особенности международной правосубъектности догосударственных образований становятся хорошо заметны на примере греческих городов-полисов. Их принято считать государствами, а соответственно, признать за ними международную правосубъектность. Ученых часто вводит в заблуждение наличие международных договоров между греческими городами-полисами, каковое рассматривается как доказательство их государственности[554]554
  Козловски П. Общество и государство: неизбежный дуализм. М., 1998. С. 24.


[Закрыть].

Современные исследования доказывают, что разные греческие города находились на разных этапах социальной эволюции, но все они были участниками одной совокупности международных отношений, субъектами международного права. Уже со второй половины XX в. ученые говорили о них как о сообществах, обществах и т. п. Иными словами, утверждалось, что полисы представляли собой специфические объединения граждан, однако в то же время отрицался их государственный характер. Некоторые исследователи, правда, говорили, что полис является одновременно и страной (но не государством), и городом [555]555
  Sakellariou М. В. The Polls – State Definition and Origin. Athens, 1989. P. 29–36.


[Закрыть].

Опубликованная в 1852 г. магистерская диссертация П. С. Бибикова «Очерк международного права в Греции» произвела неоднозначное впечатление – одни посчитали убедительными аргументы автора в пользу существования международного права греческих городов-государств, другие (В. М. Лешков) выражали сомнение в существовании такого права. Очень существенным был тезис о враждебных отношениях между греками и варварами. Не отбрасывая общепринятого взгляда на особенности отношений греческих городов-государств, П. С. Бибиков попробовал найти им и другое объяснение. «Большая часть греческих государств исторического времени, – писал он, – происхождением своим обязана завоеванию; положение, которое получили покоренные относительно победителей, должно было составить первый предмет нашего изучения уже потому, что в своем происхождении оно основывалось на понятиях о международном праве. Но кроме того, то или другое отношение победителя к покоренным дало тот или другой характер образовавшемуся государству, определило его ее направление и деятельность, как внутреннюю, так и внешнюю. Поэтому эти отношения, объясняя много в политике греческих государств, проливают свет и на свойство отношений, уже собственно международных, образовавшихся между отдельными греческими городами и племенами. Здесь, вступив в собственную область международного права, мы должны были, прежде всего, рассмотреть сношения отдельных граждан одного государства с гражданами чужого государства или с целым чужим государством, отношения, основывающиеся или на односторонно-признаваемом праве, или на обоюдном договоре…»[556]556
  Бибиков П. Очерк международного права в Греции. М., 1852. С. II–III.


[Закрыть]

Как убедительно доказали юридические и антропологические исследования, одни города-полисы были «безгосударственным обществом», другие – государствами, но и те, и другие подразделялись на свои отдельные формы, каждая из которых выделялась прежде всего объемом международной правосубъектности. По мнению М. Хансена, политическое значение «государства» полис приобрел в эпоху Демосфена, а до того он рассматривался как «город», а еще раньше как «цитадель»[557]557
  Mogens Н. Hansen. La Dèmocratie Athènienne a Pèpoque de Dèmosthène. Structure, principes et idèologie. Paris, 1993. P. 82.


[Закрыть]. Поэтому назвать его собственно государством в современном понимании трудно. Различая несколько подходов к определению государства – исторический, политологический, правовой и международно-правовой, исследователь основывается именно на последнем при анализе этого понятия. В результате он делает вывод о том, что, если и можно говорить о полисе как о государстве, то в отличие от современного государства, которое поглощает собой общество, он представлял собой «политическое объединение граждан, которое выступало в тесной связи с обществом»[558]558
  Там же. P. 91.


[Закрыть].

К «безгосударственным обществам» ученые (В. Гавантка, У. Уиламовиц-Моллендорф и др.) относят города-полисы, которые фактически объединяли одно племя или часть племени.[559]559
  Wilamowitz-MollendoiffU. Staat und Gesellschaft der Griechen und der Romer // Die Kultur der Gegenwart. 1910; Sakellariou M. B. The polis – state definition and origin, и др.


[Закрыть] Они (лакедемонианский, ионийский, дорианский, эпидаурианский и другие полисы-племена) были активными участниками международных отношений, заключали с другими полисами соглашения, в известной мере обеспечивали их выполнение, но не имели соответствующей урбанистической структуры, в них не сложилось надлежащей централизации с соответствующими политическими правами. Население таких полисов больше объединяла не принадлежность к определенной территории, а семейно-клановые связи, благодаря которым они объединялись во фратрии, а последние, в свою очередь – в племя. Такие полисы не осуществляли сугубо государственных функций, их население объединяла кровная и культурная общность. Их активность в международных отношениях диктовалась требованиями безопасности, экономическими потребностями, а не продуманным государственным интересом [560]560
  Виннигук Л. Люди, нравы, обычаи Древней Греции и Рима. С. 65.


[Закрыть]. Часто они распадались, распылялись среди других городов, либо их присоединяли или захватывали последние. Если бы не очевидное наличие международных соглашений и не способность руководствоваться региональными межполисными правовыми обычаями, такие полисы вполне можно было бы классифицировать как квазисубъекты международного права. Но хотя в них и не сложилось четких государственнических функций внешних сношений и не образовалось стабильных органов внешних сношений с соответствующими правами и обязанностями, в таких полисах принимались централизованные решения относительно их внешних контактов. Они обладали четкой внешней обособленностью, выступали в международных отношениях как целостные единицы, вырабатывали, выражали и осуществляли персонифицированную волю, а это – главные требования к субъекту международного права.