Текст книги "Изгой"

3
Кража

– Надо же, так рано встал! – удивилась мать, подумав, что я вернулся с утренней про гулки.

– Решил пройтись перед завтраком, – обманул я.

На самом деле я не ложился и провёл всю ночь на берегу. Смотрел на океан и ждал восхода. Когда появилось солнце, я отправился домой. Голова гудела от мыслей. Сидя на пляже, я связывал воедино все улики. Их было предостаточно: мамино приподнятое настроение, шляпка, перешёптывания с кем то по мобиль нику в отсутствие отца. «Ох уж эти подружки, вечно им нужны советы!» – лукавила она, когда я неожиданно входил в комнату. Какие подружки! Отец их всех разогнал! Я уже не сомневался, что наглый бизнесмен был её любовником.

– Садись завтракать… вот, Роза только что нажарила, – сказала мать, ставя на стол тарелку оладий, и похвалила: – В этот раз как никогда вкусно получилось.

– Рада, что вам нравится, – заулыбалась Роза. Добродушная мексиканка. Низенького роста. Пышная, как и сдобы, которые она нам пекла. Несмотря на полноту, двигалась она довольно прытко. Была исполнительной. После её ухода дом сверкал.

– Ты купила себе новую шляпку? – спросил я мать, когда Роза пошла с пылесосом на второй этаж. – Я вчера видел, как ты примеряла.

Она смутилась.

– Красивая вещица. Где взяла?

– В центре, в одном магазине… помнишь, мы мимо проходили?

– Выходит, мой подарок тебе не понравился?

– Что ты, очень понравился, а эту шляпку я давно купила.

– Давно? Что же тогда не носила?

– Ты мне устраиваешь допрос? Какая разница, носила или нет?!

– Большая. Именно её я собирался тебе купить, но упустил.

– Неужели это я тебя опередила и забрала последнюю?

– Нет, не ты, – я вонзил в неё взгляд, – а один мужик лет сорока, с шоколадной такой рожей.

– Что за выражения! И при чём тут какой-то мужчина?

Она встала и, повернувшись ко мне спиной, подлила в чашку кофе. Прятала румянец.

– Он твой любовник?

– Как тебе не стыдно! – вспыхнула она.

– Почему тогда ты тайно примеряла? Скрывала?

– Что за чепуха! Я не хотела, чтобы ты думал, что твой подарок мне нравится меньше.

Правды от неё явно не добиться. Придётся выбивать признание из бизнесмена. В понедельник подкараулю его около того здания с офисами, куда он отправился после магазина. Наверняка он там работает. Или попробую поймать его в кафе, где он уплетал гамбургер. Не исключено, что опять придёт туда на ланч.

Мне было страшно обидно. У матери появился человек, который заменил ей семью. Поверить, что моя безропотная мать осмелилась на измену, было трудно. Впрочем, чему удивляться! Отец сам её к этому подтолкнул. Если бы обращался с ней по-другому, она бы не бросилась в объятия чужого мужчины. Нет, всё-таки невероятно – мать отважилась пойти против отца! И опять заскребло в сердце: если он узнает, беды не миновать.

– О чём вы здесь судачите? – появился отец. С газетой в руке. В махровом халате. Пахнущий дорогим одеколоном, свежевыбритый, с каплей мыльной пены под ухом.

– О пустяках, – сказала мать и начала суетливо его обхаживать: – Кофе будешь? Оладьи подогреть?

– Вы слышали, как этот подлец вчера гудел? – грозно вопросил он, словно мы были в этом повинны. – Сегодня же установлю камеру наружного наблюдения.

– Зачем тебе камера? – не удержался я. – С твоими-то связями в полиции ты и так можешь его посадить.

– С чего ты взял, что у меня связи в полиции? – спросил он и аж прожёг взглядом.

– Так… подумал.

– Ты бы лучше думал, когда в школе сидишь. Одни двойки!

– Может, не стоит возиться с камерой? – робко заметила мать. – Ну проедет машина разок-другой, всего-то минута…

– Если подсчитать все минуты, то за день наберётся час, – перебил отец.

– Да, но лучше всё-таки никого не трогать, – залепетала мать, – а то ещё хуже будет.

– Если не трогать, то на шею сядут! – отрубил отец.

– Мы тоже шумим, мешаем соседям, вчера гости орали, – съехидничал я.

– Попридержи язык! – заткнул он мне рот и раскрыл газету. Его крик меня взбесил, и, хотя было благоразумнее сдержать себя, я с вызовом объявил, что решил завести собаку. Он давно обещал купить мне пса, но так и не купил.

– Собаку? – вскинул он на меня глаза. Стальные, с двумя симметричными искрами – с раздвоенным отражением солнечного окна, напротив которого он сидел. Как у хищного зверя. – Кто, позволь спросить, будет с ней возиться?

– Я, кто же ещё?

– Это ты сейчас говоришь, а потом взвалишь всё на мать. С собакой придётся подождать, вначале окончи школу, а там посмотрим.

– У всех соседей есть собаки, и они не ждут, пока их дети окончат школу.

– Хорошо, – внезапно согласился он. – Завтра обсудим.

– Я уже приметил одну собачонку, видел объявление, что продают, – воспользовался я его уступчивостью.

– Потом, потом, – отмахнулся он, опять углубляясь в газету.

Продолжать я не стал. Позже, когда приведу освобождённого пса, сошлюсь на его обещание «завтра»: дескать, ты же не запретил, когда я сообщил, что есть на примете собака!

Обманув, что иду гулять, я выскочил из дому. Я знал, что спасти несчастную псину будет сложно. По субботам в автомастерской полно народу и незаметно увести животное не так-то просто. Я надеялся, что пёс мне поможет и сам пойдёт за мной. Для этой цели я прихватил с собой кусок ветчины, который напомнит бедняге об отнятом у него сэндвиче.

По дороге я позвонил Алёне. Слегка дрейфил, боялся, что отошьёт. Трубку она не бросила, но говорила вяло, равнодушно. На моё предложение сходить в кино, сказала, что предпочитает смотреть дома диски. И неожиданно пригласила заскочить. Я обрадовался и прямиком рванул к ней, пока она не передумала. Посижу у неё, а потом поеду в автомастерскую за собакой.

Дом, в котором находилась квартира Алёны, был вылитым курятником: тонкие стены, жуткая слышимость. За стенами чихали, ворочались, сопели. Вся жизнь нараспашку. По сравнению с нашим особняком это жильё казалось каморкой. Я знал, что, когда порву с отцом, окажусь в подобной клетке. Зато никто не будет заставлять меня делать то, чего я не хочу, давить, диктовать свои законы. Мечты о новой жизни отравляло лишь сомнение, справлюсь ли я. Обязан справиться. Должен доказать отцу, что я самостоятельная личность, а не его собственность, и что не завишу от его денег.

– Хочешь чего-нибудь холодненького? – предложила Алёна.

– Давай, – я огляделся. – Где твоя мама?

– В спальне, неважно себя чувствует.

– А где твоя спальня? – брякнул я, не подумав.

– У нас одна на двоих. Не у всех же по нескольку комнат на человека, как у тебя, – съязвила она. – Мы здесь временно, пока не найдём что-то ещё. Мне, вообще-то, не привыкать, в Краснодаре у нас условия были ничуть не лучше.

– А что, вполне себе симпатичная квартирка. Когда я окончу школу, буду снимать такую же.

– Ну-ну… не будешь ты ничего снимать, купишь такой же дворец, как у твоих родителей.

– На дворец у меня денег не будет.

– Бедненький, денег у него не будет, – передразнила она. – Не волнуйся, папочка даст.

– Ты меня позвала, чтобы издеваться? – вспылил я.

– Чего ты такой нервный? Пошутить нельзя. Я была бы только рада иметь богатого папашу.

– Ну да, всегда хочется того, чего нет, – с иронией сказал я.

– Тоже мне, философ! – усмехнулась она и протянула мне банку колы. Затем принесла коробку печенья, фрукты, конфеты. Села, положила ногу на ногу и, покачивая одной ногой, уставилась в окно. Как и накануне, держалась она отчуждённо, выражая своим видом: давай-ка быстренько всё подчищай и выматывайся. Пока она болтала ногой, на её лодыжке позвякивали висюльки на браслете. При дневном свете её лицо казалось бледным. Глаза тоскливые, а не колючие, как вчера, и какие-то фантастические – лиловые. Без косметики она выглядела совсем девчонкой. Такой она мне даже больше нравилась.

Только непонятно было, зачем она меня пригласила. Сидит, молчит, о чём-то думает.

– Твоя мать говорила, что ты работаешь. Где? – спросил я.

– В супермаркете, по выходным.

Я удивился. Как её там с таким характером держат? Как-то трудно представить её улыбающейся покупателям.

– Она ещё говорила, что ты в колледж собираешься.

– Это она так говорит, а сама знает, что никуда я не пойду.

– Не хочешь?

– Дорогие колледжи нам не по карману.

– Есть штатный университет, там дешевле.

– Да, знаю, – кивнула она и опять уставилась в окно. Её поведение стало досаждать.

– Я вижу, вы ещё распаковываетесь, – сказал я, чтобы прервать паузу. В углу валялась большая коробка. Из неё вываливалось что-то мохнатое. Я подошёл посмотреть. В ней лежали, переплетаясь длинными конечностями, плюшевые обезьяны. Одна из них жалобно пискнула, когда я вытащил её наружу. В её выпученных пластмассовых глазах блеснул дневной свет – как две слезинки.

– Это твои? – спросил я.

– Нет, мамины.

– Она до сих пор в игрушки играет? – пошутил я.

– Не играет, а собирает.

Я положил обезьяну назад, и она издала на прощание стонущий звук. Нелепая, но симпатичная коллекция.

– Ты со своим отцом общаешься? – спросил я.

– Нет, сто лет его не видела.

– Он тебя деньгами-то хоть поддерживает?

– Деньгами! – хмыкнула она. – Да он за всю жизнь ни одной вшивой конфетки мне не подарил.

– Такой жадный?

– Это не от жадности, а от равнодушия. Ему до лампочки, жива я или нет.

– Может, у него денег нет?

– Если любишь, то последнее отдашь, тем более своему ребёнку, а денег, ты прав, у него нет.

– Я так и подумал… ну, когда ты сказала, что хотела бы иметь отца, как мой.

– Богатого, а не как твой, – подчеркнула она.

– Что ты имеешь в виду? – не понял я. – Ты моего отца едва знаешь.

– Ничего… просто говорю, что везёт тем, у кого состоятельные родители.

– Если хочешь быть богатой, выходи замуж за миллионера, – посоветовал я. Не без сарказма.

– За тебя, что ли?

– Нет, от меня тебе не будет никакого толку, я скоро буду жить в такой же квартирке. Окончу школу – и прощай отцовские денежки.

– Ага! Ты вначале сделай, а потом говори.

– Не веришь, что смогу? – ощетинился я.

– Не верю. Богатство знаешь какую власть над человеком имеет! Все твои благие намерения – пустой звук. Я, например, не корчу из себя святую, а честно говорю, что хочу разбогатеть, – и со смехом заявила: – Может, и пойду за тебя, если ты не откажешься от отцовского состояния!

– Ну и чего ты из себя корчишь? – нахмурился я.

– Ничего, просто не люблю ханжества. Был бы ты нищим, не толкал бы все эти красивые речи. Ты понятия не имеешь, что такое, когда нет денег.

– Примитивные у тебя какие-то представления! По-твоему, если человек богат, он счастлив? К твоему сведению, денег у меня и впрямь нет, зарабатывает отец, а не я. Ты тоже о многом понятия не имеешь, не знаешь, как я живу, так что не суди, не ряди.

– Да по твоему джипу видно, что хорошо живёшь.

– Для тебя главное, чтобы машина была дорогая?

– Если для тебя – нет, давай махнёмся, будешь на моём драндулете ездить. Языком чесать любой горазд!

– Ну знаешь! – разозлился я.

– Чего ты такой чувствительный! Ладно, не дуйся, у меня настроение поганое, один человек меня сильно обидел.

– Кто, твой парень? – попробовал я выяснить, есть ли у неё бойфренд.

– Неважно, не хочу об этом говорить.

– У нас, оказывается, гости! – появилась её мать. Вид у Лизы был весьма помятый. От вчерашней привлекательной женщины остались только глаза – цвета шоколадной конфеты, которую она засунула в рот. Она села на диван, стала поправлять волосы. Её халат раскрылся, и, прежде чем она успела его запахнуть, мой взгляд поймал её голую грудь. Я поспешно отвернулся, а то ещё решит, что я её разглядываю.

– Мам, ты бы пошла переоделась, – сердито сказала Алёна.

– Да-да, сейчас, – она прожевала конфету и затараторила: вечеринка была потрясающей, мои родители восхитительная пара, наш дом само загляденье, это здорово, что я подружился с Алёной, наше знакомство, несомненно, перерастёт во что-то крепкое. Проговорив всю эту дежурную чушь, она встала и ушла.

– Ты собак любишь? – спросил я Алёну.

– Люблю. У меня была дворняжка Джо, она заболела и умерла.

– Джо? Это же американское имя. А что, это идея! Назову собаку русским именем, – сказал я. – Какое посоветуешь?

– Не знаю… ну Ваня, – сказала она и глянула на часы. Не намекает ли, что мне пора выкатываться?

– Отлично, назову Ваней.

– Ты хочешь купить щенка? – и опять бросила взгляд на часы.

– Хочу спасти одну псину, с ней хозяин гнусно обращается, бьёт её, голодом морит.

– Подожди, я сейчас вернусь, – перебила Алёна, схватила мобильник и убежала в ванную. Пока она там возилась, я от нечего делать рассматривал комнату – захламлённую, всю в каких-то безделушках, коробочках, картинках. На полке стояло несколько шкатулок. Я раскрыл одну. Внутри лежал светлый завиток волос.

– Что ты по вещам шаришь! – вернулась Алёна. Лицо у неё было заплаканное. Я догадался, что она звонила своему парню.

– Это мой локон, мама хранит, – объяснила она, хотя я ни о чём не спрашивал. Вырвала у меня из рук шкатулку, захлопнула и поставила на место.

– У тебя же волосы тёмные.

– Когда была девочкой, были светлыми. Чего без спроса берёшь?

– Просто так посмотрел, что ещё мне было делать, пока ты в ванной по сотовому со своим парнем шушукалась.

– Так ты ещё и подслушивал! Чего ты всюду свой нос суёшь!

– А ты чего кричишь каждую минуту? Позвала, чтобы орать?!

– Я не звала, ты сам напросился.

– Злая ты какая-то!

– Не нравится, катись!

Я выскочил за дверь. На лестнице столкнулся с поднимавшимся наверх стариком с болонкой на руках – истерично завизжавшей, когда я пронёсся мимо. Я прыгнул в джип и, прежде чем отъехать, протяжно погудел – в точности, как водитель броневика. Девица эта меня довела. Что она о себе возомнила! Вздорная, наглая! Как я ни кипел, с неохотой признал, что она меня зацепила. Глаза у неё пронзительные, нереального цвета. Как у колдуньи. Ещё мне нравилась её прямолинейность. Что-то у Алёны не ладилось в жизни, как и у меня. Если бы ладилось, она не была бы такой дёрганой.

Пока я мчался по шоссе, внутри всё бурлило. Правильно написал тот тип в форуме: «Довести могут так, что хоть за пистолет хватайся». Когда на меня накатывала ярость, всплывали все обиды. Их накопилось такое количество, что казалось, ещё одна и сорвусь. Не только о матери и себе я думал в эти минуты, а обо всех обездоленных. О тех, над кем чувствовали своё превосходство такие люди, как мой отец. Мир этот был расколот пополам, и я не по своей воле попал в ту половину, в какой жить не хотел, против которой восставал. Не права Алёна, я знал гораздо больше, чем она думала.

Я летел с дикой скоростью, забыв о том, что в любое мгновенье меня мог остановить полицейский. Ярость убивала осторожность. Я резко перескакивал на соседние полосы, потом обратно. Мне гудели вслед. Один водитель высунул из окна автомобиля руку и показал мне средний палец. Я в ответ сделал то же самое. Он взбеленился и начал гудеть, как псих. Поднажав, я вырвался вперёд, он погнался за мной. Так мы и мчались, расталкивая всех вокруг, пока нас не разъединила цепочка мощных грузовиков.

Гонки на трассе меня взбодрили. Слегка поостыв, я подъехал к автомастерской. Народу там, как я и предполагал, было много. Я припарковался подальше, на углу. Хозяин собаки, довольный наплывом клиентов, бегал от машины к машине, а несчастный пёс лежал поодаль, пряча своё истощённое тельце в тень под деревом. Моё замечание, что пёс голодный, на этого субъекта явно не подействовало. Урод! Я надвинул на лоб бейсболку и вразвалочку двинулся по дорожке. Дескать, дышу свежим воздухом, нет мне ни до кого никакого дела. Подойдя к псу, я скосил глаза в сторону автомастерской. На меня никто не смотрел, и я незаметно кинул ему кусок ветчины. Пёс вмиг его заглотал и поднял на меня свои молящие глаза: дай ещё! Я бросил. Так и кидал по кусочку, ведя его к своему джипу. План сработал, как по маслу. Даже не ожидал. Пёс, несмотря на свой измученный вид, бодренько прыгнул в машину. Сам хотел удрать.

– Теперь это твой новый дом, – сказал я ему, когда мы приехали.

Отца не было. По субботам он отправлялся с компанией приятелей на стрельбище. Он был помешан на этом деле и домой возвращался всегда в хорошем настроении. Этим я и решил воспользоваться, чтобы показать ему собаку. Но вначале надо было поставить в известность мать. Она ходила по участку, подрезая кусты – выполняла обязанности нашего садовника. Щедро платила ему и Розе, а многое делала за них. Эта её черта мне, в общем-то, нравилась. На чванливых жён миллионеров, которых полно в нашем районе, мать совсем не походила.

– Привет! – подошёл я к ней.

– Ты уже вернулся, – улыбнулась она. На ней был зелёный сарафан – под цвет нашего сада, и новая шляпка, которую она якобы себе купила. Я так ей и не поверил. Меня задело, что она предпочла подарок любовника, а мою шляпку засунула в шкаф. Но говорить ей ничего не стал, сдержался. Скажу позже, когда раздобуду доказательства её обмана.

– Мне надо что-то тебе показать, – сказал я.

– О’кей, только сейчас доделаю.

Она щёлкнула садовыми ножницами, и на её сандалии свалилась отрезанная ветка.

– Это срочно, пойдём, у меня в машине кое-кто сидит.

– Твоя новая подружка?

– Не подружка, а друг. Это самец.

– Не поняла. Какой самец?

Она стряхнула с сарафана прилипший лепесток, подняла с земли ветку и, отгоняя ею кружившую вокруг нас осу, двинулась за мной.

– В этом году всё разрослось, как никогда. Я думаю насажать анютиных глазок, обожаю эти цветы, – верещала она, пока мы шли.

– Знакомься, это Ваня, – представил я пса, распахнув дверь джипа.

– Какой очаровательный пёсик! – умилилась мать и тут же забеспокоилась, согласовал ли я с отцом.

– Нет, но он же вроде не возражал.

– Боюсь, он рассердится. Давай попросим бывших хозяев пока подержать собаку у себя, а мы тем временем отца уговорим.

– Хозяева уехали за границу, поэтому и продали пса, не могли взять с собой.

Поначалу я думал сказать, что подобрал Ваню на улице, но в этом случае мать развесила бы повсюду объявления, разыскивая владельцев.

– Хорошо, что-нибудь придумаем. Вид у него какой-то несчастный, эти люди плоховато с ним обращались.

– Во-во, я про то же, – кивнул я и тут заметил, что впопыхах забыл снять с ошейника брелок. К счастью, мать не обратила внимания. Она шла по дорожке впереди меня, и я незаметно отстегнул. На брелке были указаны телефон хозяина и имя пса: Грозный. Я чуть не прыснул со смеху. Ничего себе грозный! Загнанное доброе животное. Я потрепал беднягу за ухом. Он лизнул мне руку – поблагодарил за то, что я его освободил.

Мы вошли в дом. В коридоре стояла со шваброй в руках Роза. Её смуглое широкое лицо было покрыто капельками пота. Вид у неё был утомлённый. Немудрено: целый день драила такой большущий дом, готовила, стирала. Я бы на её месте уже лежал трупом. Увидев пса, она заохала:

– Господи, бедняжечка, кожа да кости, давайте помоем его и покормим.

– Сейчас покормим, а потом отвезём в собачий салон, там из него конфетку сделают, – сказала мать.

– Давайте я сама всё сделаю, – вызвалась Роза и повела Ваню в ванную комнату, на ходу приговаривая: – Ах ты бедненький мой!

Добрая она женщина, простая, душевная, без всяких заморочек. Поучиться бы у неё приятелям отца, уверенным, что весь мир у них в кармане. Интересно, что они будут делать, если разорятся? Стреляться? Настроение у меня было великолепное, но мать моего энтузиазма не разделяла. Нервно поглядывая в окно, проверяя, приехал ли отец, она повторила, что следовало заранее всё обговорить. Её боязливость меня сердила. Как она не понимает, что подогревает этим деспотизм отца?!

– Всё будет нормально, поворчит, а потом сам привяжется к Ване, – успокоил я её и, чтобы отвлечь, сообщил, что был в гостях у Алёны. Про ссору, конечно, ничего не сказал.

– Я была уверена, что вы подружитесь, – обрадовалась мать.

Пока мы болтали, вернулся отец. Стрельба ему на пользу – поднимает настроение. Пока он пробивал пулями мишени, успел загореть. Когда он стянул с себя белую майку, то выглядел так, будто и не снимал. Тело было молочным, а руки и шея красноватыми. Солнце шпарило во всю, хотя стояла ещё ранняя весна.

Только я собрался сказать про пса, как того, чистенького и причёсанного, ввела в комнату Роза.

– Это ещё что такое? – воззрился на него отец.

– Это Ваня. Помнишь, я говорил, что у меня на примете есть одна собака.

– Но я же не давал разрешения! – произнёс он, хотя в его голосе не прозвучало привычных железных ноток. Стрельбище заряжало его позитивом на несколько часов.

– Ты же сказал, что потом обсудим, а ждать было нельзя, хозяева пса уезжали, спешили продать.

– Ты его купил?

– Да, накопил денег.

– Здорово тебя нагрели! Всучили дохлого пса, от которого небось мечтали избавиться, и ещё содрали деньги!

– Откормим, и он будет в полном порядке.

– Сомневаюсь, вид у него нездоровый. Зачем тебе нужна больная собака?

– Он абсолютно здоров.

– Хорошо, пускай поживёт пару деньков, а там видно будет, – уступил он.

Такой уж у него характер. Свои позиции сразу никогда не сдаст. Будет спорить до хрипоты, даже если в душе согласен.

– Кстати, я установил камеру наружного наблюдения, – с торжеством объявил он. – Теперь этот подлец точно попадётся.

– Если попадётся, что ты будешь делать? – забеспокоилась мать.

– В суд на него подам, что же ещё!

Поздно вечером, когда родители улеглись, а Ваня, сытый и счастливый, подрёмывал на полу, я позвонил Алёне.

– Извиниться не хочешь? – спросил я.

Она бросила трубку.

– Пошла ты! – бросил я в пространство. И разбудил пса.

Он испуганно вскочил, огляделся. Подошёл и лизнул меня. Я его погладил. Шерсть была гладкой и уже не тусклой, благодаря Розиным стараниям. Поглаживая его, я чувствовал тепло его тела, незащищённость. И вдруг около его правого уха я обнаружил твёрдый шарик размером с мелкий орех. Он мягко перекатывался под кожей и вроде не причинял псу неудобств. Тот даже не шевельнулся, когда я прощупывал нарост, пытаясь понять, что это. «Позвоню ветеринару», – встревожился я. Не спросить ли на форуме, что это такое? Я включил компьютер, напечатал вопрос. Откликнулись сразу. Ответил мне тот, кто писал в теме о бойне, что могут так довести, что поневоле за ружьё возьмёшься. Его ник был Ноль. Интересно, почему он его выбрал?

«У моей собаки была такая же штука, ничего страшного», – написал он.

«Всё прошло?» – спросил я.

«Нет, так до самой смерти с этой штуковиной и прожила».

«Так, может, это её и убило», – ещё больше разволновался я.

«Она от старости умерла. Сходи к ветеринару, если беспокоишься. Какой породы собака?»

«Помесь, я только сегодня купил».

«Что за помесь, тебе разве не сказали, когда покупал? Бумагу же должны были дать».

«По правде говоря, я её подобрал, точнее, забрал».

«Выкрал, что ли?»

«В общем, да, с ней безобразно обращались».

«Ты что, сбрендил? Трубишь об этом на весь мир, за такое привлечь могут».

«Это не меня, а бывшего хозяина надо привлечь за живодёрство».

«Наивный ты всё-таки. Ты украл, с тебя и спрос, верни, пока не поздно».

«Не верну, я уже к ней привязался. Сам знаешь, у тебя ж была собака, переживал же, когда её не стало».

Ваня в одно мгновенье стал мне родным. Раньше самой близкой была мать, но в последнее время она отдалилась, у неё появился человек, который заменил ей всех. Иначе с чего бы она так расцвела! Я ужасно ревновал, а при этом оправдывал её измену тиранством отца. Оправдывай не оправдывай, измена – это неправильно. Я – за целостность семьи. Лучше пытаться сохранить, чем ломать. Но в этом случае все должны стараться, а не один я. Если бы отец хотел, нам бы удалось всё исправить. А-а, что без толку мечтать! Никогда он не изменится. У меня был всего один выход – порвать с ним. Закончу школу и сразу же соберу вещи. Если бы только мать отважилась и тоже ушла от отца! Надежды на это у меня уже не было, а если она всё-таки осмелится, то уйдёт к этому наглому бизнесмену.

«Ты в каком штате живёшь?» – спросил я Ноля.

«На юге живу», – неопределённо ответил он. Надо же, мы с ним соседи!

«Напиши мне», – предложил я и дал ему свой электронный адрес.

Вряд ли напишет. Кому охота снимать с себя маску. Впрочем, вне Сети тоже никто не показывает своё истинное лицо. Ожидая ответа Ноля, я начал размышлять. У меня так всегда: мысль тянет за собой другую и, пока я не обсосу каждую, как косточку, не успокоюсь. Детали и штрихи имели для меня большое значение, особенно, когда я сидел в своём укромном местечке в парке. Они складывались в картины и образы. В них рождалось что-то важное, неповторимое. Их было такое множество, что разрывалась голова… До сих пор разрывается, хотя с тех пор прошло немало времени.

«Слышь, ты, придурок, – появился в эту минуту пост в форуме. – Украл бы ты мою собаку, врезал бы тебе как следует». То ли это был новый участник, то ли кто-то из старожилов поменял ник.

«Ага, давай, ты меня вначале найди», – ответил я и тут сообразил, что весь форум теперь знает мой электронный адрес. Получу письмо от Ноля и поменяю. Пока я ждал, заскулил Ваня. Впервые за время нашего знакомства он издал какой-то звук. До этого молчал, и я даже волновался, не немой ли он. Скулил он жалобно, пытаясь что-то сказать. Видя, что я не понимаю, мазнул меня лапой по ноге.

– Ты чего, брат, болит что-то? – забеспокоился я. Не плохо ли ему? Вдруг эта штуковина не такая уж безобидная? Я вконец растревожился. «Пить хочет», – догадался я и бросился на кухню. Принёс ему воды. Пока он жадно, расплёскивая по полу, лакал воду, в мой почтовый ящик влетело письмо от Ноля.

«Ты чем занимаешься?» – спросил я, когда мы перешли с ним в личный чат. Так проще, чем общаться по электронке.

«Учусь в университете, а ты?»

«А я ещё учусь в школе, а потом, не знаю, что буду делать. Отец меня в колледж пихает, а я думаю в компьютерщики податься, я в этом деле разбираюсь, сам все компьютеры в доме чиню».

«Так уж прямо сам и чинишь?» – не поверил он. Его замечание задело.

«Да, я давно этому научился, ещё мальчишкой. Сам даже не знаю как, интуитивно».

«Это, конечно, хорошо, ежели не врёшь, но без бумажки никуда не устроиться. Хочешь быть компьютерщиком, придётся учиться».

«Неохота несколько лет тратить на учёбу, лучше пойду на курсы, там всего шесть месяцев. Я бы пошёл в колледж, если бы отец не давил. Адвокатом, как он размечтался, я не буду, тоска же – заниматься тем, что не нравится».

«Это да, я сам подумываю университет бросить, скучно, пошёл туда, потому что не знал, чем ещё заняться».

«Точно, скучно, всё быстро надоедает, – подхватил я и разоткровенничался: – Мне только писать не надоедает».

«Чего пишешь? Сказки?» – съехидничал Ноль.

«Заметки всякие, записываю свои мысли».

«Брось, гиблое это дело. Кому нужны твои мысли!»

«Почему это? Я думаю послать одну статейку в журнал».

«Никто там читать твои статейки не будет, они каждый день получают тонну макулатуры».

«Ты что, в редакции работаешь?! Ничего у меня не читал, а судишь, никакая у меня не макулатура», – рассердился я.

«В редакции не работаю, а совет даю, потому что сам пишу, да ещё самое ненужное сейчас на свете – стишки».

«Зря ты так, стишки всегда нужны».

«Твоими бы устами да мёд пить. Пока что моя писанина лежит на помойке, пускай бродяги на досуге почитают. Я всё выбросил».

«Надо было сжечь, а то найдут и под своим именем издадут».

«Да уж, шедевр найдут в помойном баке! Наивный ты, от этой самой наивности и собаку украл», – уколол он.

«Не наивный, а справедливый, и не украл, а освободил».

«Я же говорю, что наивный: украл, даже если из добрых побуждений. Насчёт же справедливости тоже сомневаюсь, скорее, ополчился на весь мир».

«Откуда ты взял, что я ополчился? Ты меня не знаешь».

«Читал твои посты на форуме».

«Это другое, на форуме все грызутся. Ты тоже».

«Да, бывает, а что ещё там делать?».

«Как тебя зовут? – спросил я. – Меня Ник».

«А меня – Ноль» – ответил он и сказал, что уже поздно и идёт спать.