Текст книги "Ворона"

У ворон есть настоящий язык, включающий несколько сотен слов, разнообразные тембры, тональности: для друзей преобладает высокий тембр, для недругов – низкий, грубый, дабы создать у врага иллюзию, что ему отвечает крупная особь. Ворона – замечательный имитатор, пародист: может подражать голосу и манере поведения человека. У них прекрасная память – помнят всех, кто принёс им зло, и мстят, часто жестоко, но и благодарность их тем, кто помог в беде, безмерна.

Возможно, птицы, как и собаки, видят человеческую ауру, а это значит, могут безошибочно определить моральную сущность незнакомца, отличить доброго человека от злого. И в этом плане, подобно ясновидящим, они способны считывать информацию биополя. Связь ворон с тонким миром была замечена давно, неслучайно сохранившиеся народные поговорки гласят: «На кого вороны грают – того боги покарают», «Под вороний грай не пускают в рай», «Кто ворон не любит, у того совесть нечиста», «Ворону обидеть – счастья не видеть», «Кто ворону убьёт, сам скоро умрёт».

Первый год своей жизни Няма провёл с нами – желания покинуть тёплый, уютный дом у него не появлялось, хотя он интересовался окном, выходил на балкон и даже ненадолго перелетал на дерево, стоявшее под ним, но каждый раз возвращался. Понимая, что однажды наш питомец захочет улететь, мы надели ему на лапку алюминиевое кольцо.

Наступала осень, день становился короче – приближалась долгая полярная ночь. Зимы у нас суровые – метели, вьюги, трещат деревья при сорокаградусном морозе, и воробьишки на лету замерзают.

Как-то раз воронёнка на балконе заметила стая ворон – поднялся невообразимый гвалт. Птицы кружили над нами, каркали, а когда мы с Нямой поспешили спрятаться в комнате, на балкон высадился птичий десант, застучал клювами в стекло, словно вызывал своего родича на «разборку». Из книг я тогда уже знала: если стая ворон подняла гвалт, на следующий день обязательно пойдут дожди, ударят заморозки.

И действительно, птицы, дежурившие несколько часов у нашего окна, вдруг словно по команде взметнулись в небо, разом почерневшее от сотен крыльев, и отправились в дальние края: ведь вороны на Крайнем Севере не зимуют. Вернутся они лишь в апреле, чтобы криком своим пробудить природу. «День прилёта серой вороны» – праздник весны у народов Севера. Быть может, стая звала Няму с собой?

Прошёл год, прежде чем он к ним присоединился и следующей осенью покинул нас. Пусто, грустно и даже, казалось, холодно стало в квартире без нашего забавного, нежного воронёнка. Но удержать его уже было невозможно. Говорят, что в крыльях птицы живёт свобода и если человек сам извечно стремится к ней, он не вправе становиться тюремщиком животных и птиц.

По ночам я часто долго не могла уснуть: все думы были о Няме. Что с ним? Где он? Примут ли его птицы? Не станет ли он добычей уличных котов, которых привык считать друзьями? Увижу ли его когда-нибудь?..

Могла ли я тогда предполагать, что возвращение воронёнка приведёт к совершенно невероятным событиям?..

Часть 2

…Нельзя к животным подходить с человеческой меркой. Их мир старше нашего и совершеннее, и сами они – существа более законченные и совершенные, чем мы с вами. Животные – не меньшие братья и не бедные родственники, они – иные народы, вместе с нами попавшие в сеть жизни, в сеть времени; такие же, как и мы, пленники земного великолепия и земных страданий.

Генри Бестон

Ранним утром в середине апреля я услышала настойчивый стук клюва о стекло. Открыла форточку и в комнату влетел Няма! С приветственным криком облетев квартиру приземлился на моё плечо. Воронёнок вернулся!

Но нет, это был давно уже не воронёнок, а красивый сильный самец с метровым размахом блестящих чёрных крыльев и крупным изогнутым клювом. Нежно, как в детстве, он потёрся головой о мою щёку и принялся что-то долго, торопливо рассказывать. Жаль, не дано мне понимания языка пернатых, не узнала я о его приключениях, поняла лишь настроение: восторженное, как у странника, вернувшегося наконец в любимый дом. Насыпала ему полную миску крупы, накрошила печенье.

К удивлению, он есть не стал, а, схватив кусочек, вылетел на балкон, где на перилах его скромно ждала другая ворона, меньше размером, самочка с аккуратной, гордо посаженной круглой головкой, в переливающемся зелёным, фиолетовым, синим цветами оперении. Пока Няма не накормил невесту, как птенца – изо рта в рот, – сам он не проглотил ни кусочка. Очевидно, таков у ворон брачный ритуал.

– Твоя избранница, малыш, красавица, настоящая жемчужина! Не возражаешь, если я так и буду её называть – Жемчужинкой?

Он, конечно же, не возражал, а самочка, словно в ответ на похвалу, кокетливо вильнула хвостиком, и мне показалось, что она вежливо улыбнулась, совсем как благовоспитанная девица.

Птицы сразу приступили к строительству совместного жилища на той самой берёзе под балконом, где когда-то, после первых учебных полётов, Няма любил отдыхать. Весь день они таскали на дерево сломанные ветки, обрывки проводов, ниток, шнурков, бумаги, найденные среди мусора…

Я вынесла на балкон обрезки старого шерстяного свитера. Птицы утащили их лишь перед самым завершением строительства, очевидно, выстелили тёплой шерстью дно своего гнёздышка. Весь созидательный процесс сопровождался постоянным неторопливым птичьим бормотанием – возможно, супруги обсуждали технические вопросы устройства гнезда, при виде же других ворон принимались громко кричать: это наше дерево, занято!

Дней через десять я заметила: воронёнок мой летает в одиночестве, значит, Жемчужинка снесла яйца! Двадцать суток птичка ни на секунду не покидала своего жилища! Даже когда в самом конце апреля пошёл снег, поднялась метель и температура упала до минусовой отметки, супруги сидели в гнезде, плотно прижавшись друг к другу, распушив перья, спрятав под крылья головы, всеми силами сохраняя тепло, столь необходимое для потомства.

Няма кормил любимую не менее семи раз в час. Возможно, ему было легче, чем другим будущим отцам пернатых семейств – ведь еду в большом количестве я оставляла для них на балконе. Далеко летать не приходилось, и он большую часть времени сторожил супругу.

Жемчужинка оставалась в гнезде и тогда, когда появились на свет голенькие розовые воронята, нуждавшиеся в материнском тепле. Пройдёт ещё несколько дней, прежде чем они обрастут пухом, и тогда уже обе вороны будут беспрестанно носиться вокруг широко открытых розовых горлышек птенцов, тянущихся к родителям!

Стараясь помочь заботливым птичкам, я выносила на балкон каши, зерно, семечки…

Теперь, когда главной заботой моего воронёнка стало выращивание потомства, мы стали меньше общаться, он практически не бывал в квартире, хотя часто вместе с подругой поджидал меня у подъезда дома. Воронёнок садился на плечо, а Жемчужинка кружила над моей головой, показывая себя во всей красе на фоне ярко-синего весеннего неба. Я бросала ей куски печенья на землю, и она доверчиво подходила к моим ногам. Няма при этом что-то восторженно ворковал, бормотал, очевидно, пытаясь поведать мне о своей пылкой любви к пернатой половинке.

В такие минуты я часто задавалась вопросом: почему человек присвоил себе исключительное право на любовь? Почему он упорно твердит, что душа есть только у человека? И животное не имеет никакой ценности по сравнению с ним? Откуда столь непогрешимая уверенность, что человек – «венец творения», «разум его единственный и неповторимый», у животных же – ни души, ни разума, одни инстинкты? Да и вообще все они, как говорил академик И. Павлов, – обычные «механизмы»!

Разве могли бы мы, «высокогуманные существа», использовать мыслящих, чувствующих существ в качестве еды или транспорта? Нет, конечно, мы же существа «высокоразвитые и душевно просветлённые»! Несомненно, мы пользуемся механизмами!

Но так ли это? Действительно ли у животных нет души и ценность преданной собаки, способной пожертвовать своей жизнью ради хозяина, ничто по сравнению с ценностью жизни уголовного преступника: насильника, убийцы, грабителя? А если сравнивать верность моногамных животных и птиц с преданностью человека своим возлюбленным, кто выиграет? А может, человеку надо бы следовать высокому уровню морали, присущему животным?

Здесь, наверное, кто-то посмеётся: дескать, какая может быть мораль у животных? Ведь мораль, нравственность придуманы человеком – это всего лишь список правил поведения в обществе, который может меняться в связи со сменой идеологии в государстве. Мораль и нравственность выносятся людьми за рамки законодательств – соблюдение закона не предполагает обязательного соблюдения морали. Наказания за несоблюдение не последует, максимум – осуждение окружающих. «Он зверь!», «Он животное!», «Люди так не поступают!» – будут кричать они, совершенно не представляя, что на самом деле естественная, природная мораль есть и в животном мире: не убивать своего, не бить лежачего! Быть верным своей подруге, воспитывать и защищать потомство! Без этих правил не выживет ни один вид!

Мораль животных незыблема и неизменна. И, в отличие от людей, они никогда не убивают ради развлечения! Не ведут войн внутри своего племени! Никогда не уничтожает победитель соперника даже в брачный период, когда самцы меряются друг с другом силой! И только человек постоянно ищет врагов.

По расовым, этническим признакам, языку, полу, религии, социальному статусу, даже возрасту (!) делит он подобных себе на «своих» и «чужих»! Ненависть к тому, кто объявлен «чужим», доходит порой до кровопролитной дикости…

И тогда появляются сомнения: а действительно ли у всех людей на Земле есть душа? Или планету нашу топчут биороботы (те самые механизмы) – жестокие, безразличные дикари, бездушные твари, лишённые сострадания и любви ко всему, что их окружает?

Знаменитая лебединая верность всегда вдохновляла поэтов, художников, композиторов. О ней слагали стихи и писали песни. Но никто ни разу не воспел воронью любовь. Ведь лебедь – по человеческим понятиям, красивая птица, а ворона – «некрасивая»! Зачем же вспоминать о любви какого-то страшилища? Тем более что людям часто нравится убивать животных и птиц только потому, что, как им кажется, они «некрасивые, страшные, ужасные»…

Но у Бога нет «некрасивых» творений, и вороны на самом деле прекрасны! Сколько достоинства в гордой посадке головы, походке, поведении! Какой замечательный окрас оперения! Чёрные шапочка, крылья и хвост с зелёным, синим, фиолетовым отливом, манишка голубовато-серая, пушистые серые штанишки… Как и лебеди, вороны моногамны: избраннику своему не изменяют, сохраняют семью не только в брачный период, но и всю последующую жизнь – во время высиживания потомства, вскармливания, обучения, воспитания… А если случится несчастье и погибнет самец, никогда более ворона-вдова не вступит в брак, сохраняя верность любимому на всю оставшуюся жизнь! Разве это не пример настоящей любви и преданности, которой надо поучиться большей части «прогрессивного» человечества?

Моногамия свойственна многим видам животных – от мышки, совы до гималайского медведя. Супружеские измены здесь не приветствуются. Грифы, например, если уличат члена своего клана в неверности, вполне могут устроить ему хорошую трёпку!

Ворона – миролюбивая птица. Если и нападает на кого-то, то с единственной целью – защитить потомство, и разоритель гнёзд может остаться инвалидом на всю жизнь. Птенцы же, когда подрастут, надолго останутся с родителями и будут помогать выращивать последующие поколения до тех пор, пока сами не найдут себе единственную любовь.

Но вороны слишком тщательно выбирают спутника жизни, и потому семьи, разрастаясь, иногда достигают 15–20 особей. Родители, их разновозрастные детки живут вместе, стаей, передавая из поколения в поколение полученные жизненным опытом знания. Учёные утверждают: разум вороны на уровне четырёхлетнего ребёнка, по своим возможностям не уступает разуму дельфина. Благодаря наличию у них прекрасной памяти все обидчики остаются в «вороньей истории» навсегда: о «преступнике» будет поведано детям, внукам, правнукам… И преследовать его вороны будут даже в другом городе!

Может ли примитивный «механизм», руководимый «одними инстинктами», так разумно действовать?

Внутри стаи существует сложная иерархия. Главные вороны занимают на деревьях верхние ветки. Чем важнее персона – тем выше ветка, на которой она сидит, где всё видит, всё слышит, всё знает… Однако в плохую погоду верхняя ветка – самая невыгодная позиция. Мокнуть под холодным осенним дождём не каждому понравится, а градом и убить может. Но никогда, ни при каких обстоятельствах главная ворона не сгонит с нижней ветки ворону-«парию», ибо уважает чужую собственность! Найдёт для себя другую, возможно, менее удобную, но обязательно свободную ветку!

Каждая ворона делает запасы на чёрный день. Казалось бы, зачем важной персоне ежедневно искать себе пропитание? Разве не проще «экспроприировать» его у «рядовых вороньих граждан»? В голодные времена люди так и поступали: грабили тех, кто слабее. Ворона же, даже если будет умирать с голоду, никогда не тронет припасов сородичей!

У большинства птиц сильно развито чувство сострадания. Отчаянный крик раненого собрата заставляет лететь на помощь к нему всю стаю. Пострадавшего, как и осиротевших птенцов, кормят все соплеменники! Но даже эти птичьи доброту и великодушие люди цинично используют в своих меркантильных целях. Так, жители Мексики, дабы не утруждать себя рыбной ловлей, калечат и привязывают к дереву пеликана. Вопли истязаемой птицы собирают стаю её собратьев. Их сочувствие пленнику проявляется не только скорбными криками, но и желанием доставить в своих сумчатых клювах питание пострадавшему – свежую рыбу. Её-то и забирают себе «высокоморальные» двуногие «венцы природы»…

«Чтобы понять, есть ли у животных душа, надо самому иметь душу!» – говорил Альберт Швейцер, но большинство людей живут словно зомби, не задумываясь, что цивилизация, которой они так гордятся, – паразитическая, существует за счёт убийства животных и уничтожения Земли. Словно пиявки присосалось человечество к её природным ресурсам и сосёт кровь безостановочно.

Цивилизация наша бездушна и порочна – её главный принцип: сильный убивает слабого, и гибнут доверчивые народы технологически отставших государств, беззащитные старики, дети, животные и растения…

Навсегда остался в памяти лозунг, висевший в нашей школе, – на красном полотнище крупные золотом буквы: «Мы не можем ждать милостынь от природы, взять их у неё – наша задача!», – так напоминавший мне ленинский призыв «Грабь награбленное», лозунг, по сути означавший: «Мы не можем ждать, когда вы добровольно отдадите ваши ценности, отобрать их у вас – наша задача!».

Как тут не вспомнить Льва Николаевича: «В безнравственном обществе все изобретения, увеличивающие власть человека над природою, – не только не блага, но несомненное и очевидное зло».

Однажды заметила: за мной и моим пернатым семейством наблюдают две незнакомые серые вороны. Словно два шпиона, стараясь быть неприметными, осторожно выглядывали они из-за дерева. Бросила им немного зёрен. Птицы сразу не подошли – подождали, когда я удалюсь на безопасное расстояние. На следующий день в это же время вороны появились вновь. И уже ждали меня каждый день. И не две, а целых пятнадцать! И ещё небольшая стайка голодных воробьёв, ведь весна на Крайнем Севере затяжная: снег не сходит долго, лежит иногда и в мае, и, пока не покажется травка, не проснутся насекомые, птичкам приходится туго.

Холод не так страшен, как голод. Сытая птичка сохранит тепло на несколько часов – до утра.

За воробьями к месту кормления подтянулись ещё две тощие бездомные собаки. Словно отверженные, из касты неприкасаемых, близко подходить они боялись, довольствуясь тем, что удавалось мне бросить на землю подальше от ворон.

Вскоре птицы настолько привыкли ко мне, что сопровождали каждый раз, когда я выходила на прогулку, – вороны, голуби, воробьи, а собаки и даже бездомные кошки крались следом!

Кормление голодных животных вызывало у меня чувство умиротворения, радости, словно свет в душе зажигался от ощущения своей нужности, полноты бытия! Ни один сеанс психотерапевта, наверное, не имеет такого благотворного влияния! Очевидно, когда человеку плохо, тяжело, легче сострадать и заботиться о ком-то другом.

Мирное созерцание мной пернатых внезапно было прервано оглушительными воплями:

– О… ела? Зачем их кормишь? Мусор разводишь! Засрут весь двор! – истерично визжали две мордатые, толстые бабы, лузгавшие семечки.

– Им холодно, они живые, – робко пыталась я им объяснить, – есть хотят, жить хотят…

– Живые? Дура набитая! Их уничтожать нужно! Воздушных крыс этих да кабыздохов грязных! Чтоб людям не мешали жить! – заорала одна.

– А ты, что ль, не узнала эту девчонку? – взвыла другая. – Её родители – буржуи, сами в квартире собак нечистых держат – дом оскверняют! Людям есть нечего, а они собак кормят!

Меня всегда удивляло, почему самое преданное, беззаветно любящее, самоотверженное существо – собака, служащая верой и правдой человеку тысячи лет, – может как-то «осквернить» его жилище? Осквернить своё жилище может только сам человек! Загадить квартиру, разбить электрические лампочки в подъезде, изрисовать неприличными картинками стенки, сломать двери лифта и даже оставить на полу отходы жизнедеятельности своего организма… Но ему легче списать все проблемы на других живых существ, найти крайнего, «козла отпущения», уничтожить, отравить, расстрелять… И не принимать, ненавидеть тех, кто им непонятен, кто имеет иную точку зрения. Если гопник, например, изнасиловал сестру, избил родителей – его не ненавидят, а принимают, жалеют, оправдывают и даже жертв в его преступлении обвиняют, дескать, сами виноваты! Человек же милосердный кажется им юродивым, чужим и непонятным, а всё непонятное быстро становится объектом ненависти.

Злобные тётки визжали так, что казалось, голова моя вот-вот взорвётся! Хотелось закрыть уши руками, а ещё лучше – заткнуть орущим бабам глотки.

– Чего к ребёнку привязались, дурынды? – поспешила к нам маленькая сухонькая седая старушка. – Птички мусорят? Да от вас мусора на несколько порядков больше! А давайте убьём всех животных в городе! А лучше – везде! И людей добрых запретим! И вообще всех запретим, кроме вас, дур горластых! Корми птичек, дочка! – повернулась она ко мне. – Не слушай глупых женщин! Кормить птиц – себе на добро! Издревле считалось: кормление птиц, бездомных животных – доброе дело, за него дарует Господь свою награду!

– Ага! Жди награду, в ящик скоро сыграешь – увидишь её там! – взвизгнули мордатые. – И вообще, какой Бог?! Что несёшь, старая? Нет никакого Бога! Чему будущую пионерку учишь? Религиозная пропаганда в нашей стране запрещена! Мало отсидела? По лагерю соскучилась?

И, словно одержимые бесом, тётки орали, матерились, угрожали – устроили такой гвалт, куда там до них воронам! Ругань, очевидно, не понравилась и сидевшим на деревьях птицам. Во всяком случае, вороны правильно поняли ситуацию. Одна из них снялась с дерева и как бы случайно уронила недоеденную тушку крысы прямо за шиворот одной из баб…

Из последовавшего затем потока труднопереводимого трёхэтажного мата я поняла, что объявлена ведьмой, колдуньей, сумасшедшей, врагом народа и, конечно же, вредителем, которого надо было задушить ещё в колыбели…

Дабы более не становиться объектом агрессивной ксенофобии, я решила кормить своих подопечных не во дворе, а в укромном месте – за сараями, где меня, возможно, никто не будет видеть. Почувствовав моё желание сохранить наши отношения в тайне, вороны соблюдали конспирацию и ждали меня только там. Я выходила из дверей школы, спускалась по ступенькам и не видела ни одной птицы. И лишь когда удалялась от здания метров на пятьдесят, меня встречала «дозорная» – некоторое время ворона следовала за мной по пятам, а когда убеждалась, что я иду в наше потайное место, летела вперёд, чтобы предупредить всю стаю: идёт, встречаем!

Моё появление сопровождалось восторженными громкими криками. Птицы сидели на ветках и орали во всё горло! Словно театральные зрители, добившиеся наконец выхода любимого актёра на бис! Не хватало только цветов и объятий. Впрочем, я уже была готова к тому, что скоро буду при встрече пожимать вороньи лапки. Ведь практически каждую из них я знала индивидуально. Они вовсе не были «на одно лицо», как китайцы или корейцы для европейцев. Любая птица была яркой личностью со своими неповторимыми качествами характера.

Мне хотелось, чтобы каждая из них была счастлива, наслаждалась красотой природы, вырастила бы здоровое потомство, а весной и летом защищала лес от насекомых… Я даже давала им имена!

Грозный Kapp, судя по взлохмаченному оперенью и хромоте, был стариком. Сколько лет он прожил на свете? Говорят, отдельные особи живут до 60! Значит, появился на свет ещё до революции и воочию наблюдал строительство нашей мурманской железной дороги! А после интервенции и Гражданской войны видел, как огромное количество репрессированных – «вредителей», раскулаченных, осуждённых по 58-й – узников трёх десятков (!) ИТЛ Кольского полуострова, утопая в болотах, в чудовищных условиях создавало индустрию Заполярья. Только на строительство нашего металлургического комбината пригнали тогда 15 тысяч зэков! Косточки многих из них сейчас где-то в тундре лежат, среди разваливающихся лагерных бараков да вышек вертухайских. Знают вороны эти места…

Ранее на Кольском полуострове жил лишь один северный народ – саамы (лопари). С начала 50-х бывшие политические заключённые, лишённые права вернуться в родные края, спецпереселенцы (раскулаченные советской властью крестьяне), составили основной костяк населения новых, промышленных, городов Кольского полуострова. От них пошли рабочие династии горняков, обогатителей, строителей, учителей…

Репрессированные по 58-й статье, как правило, были выходцами из старой потомственной, ещё дореволюционной интеллигенции – это были носители русских культурных традиций. Благодаря их стараниям в городе начали работать самодеятельный театр, изостудия, открылась музыкальная школа. Там я встретила своего первого учителя по скрипке – Якова Давыдовича, ставшего родным и незаменимым человеком, настоящим другом, тем самым «лучом света в тёмном царстве»! Уже в преклонном возрасте осуждённый на десять лет ИТЛ за рассказ анекдота, потерявший на тяжёлых работах здоровье, бывший скрипач одесского филармонического оркестра сумел сохранить доброжелательное отношение не только к людям, особенно детям, но и к животным.

В крохотной комнате его барака всегда было полно спасённых от лютых морозов кошек, котят, щенков, которых он пристраивал в добрые руки, и каждый свой урок начинал со смешного рассказа из их жизни. А каким изумительным каллиграфическим почерком писал он задания в моём дневнике! Это были настоящие произведения изобразительного искусства! Так писать обучали только в царских гимназиях!

Яков Давыдович часто вспоминал о своих детях, ставших без него взрослыми, ждал писем от друзей, близких… Дождался ли? Не знаю. Во всяком случае, когда через год после моего поступления в музыкальную школу он умер от внезапной остановки сердца, в последний путь его провожали только ученики и педагоги.

В семьях старых интеллигентов, как правило, царила атмосфера благожелательности, взаимопонимания. Они резко отличались от семей бывших уголовников. Никогда ни от кого из них я не слышала мата. Даже в лагерях, стараясь не потерять человеческого облика, они оберегали себя от словесной грязи. Мат ассоциировался с большевиками, их разнузданностью, хамством и бескультурьем. Ведь культура – это прежде всего язык, отражающий видение человеком окружающего мира. Матерная ругань убивает душу, а чистые слова лечат и возвышают. Ныне же вся общественная атмосфера пропитана матом. Мощным потоком льётся он с киноэкранов и театральных подмостков. А недавно один из современных «интеллигентов» – композитор (!) – обратился к президенту с просьбой узаконить мат!

«Чем интеллигент старой формации отличается от современного? – задавались вопросом в анекдоте ещё в 60-е годы. – Старой формации – до синевы выбрит, слегка пьян и знает всё от Эдипа до Эзопа. Современный – слегка выбрит, до синевы пьян и знает всё от Эдиты Пьехи до „иди ты на…“»

Превращение России в страну победившего хамства, безвкусицы, антиинтеллектуализма есть результат многолетней борьбы, начатой большевиками сто лет назад с русской интеллектуальной элитой! Общество настолько деградировало морально, что скатилось до уровня уголовного мира!

На матерном языке в интеллигентных семьях во времена моего детства не разговаривали, однако часто в беседах употреблялась чисто лагерная терминология. Даже дети, не понимая смысла того или иного выражения, постоянно пользовались ею.

…Другу старика Kappa – молчаливому, величественному и таинственному ворону, похожему на волшебника в чёрном плаще, – я дала имя Чсир[1]1
  ЧСИР – «члены семьи изменников Родины», просто родственники. Если главу семьи судила Военная коллегия Верховного суда СССР, то против жён никаких официальных обвинений не выдвигалось, никаких статей УК. Всего лишь принадлежность к семье врага народа каралась лагерным сроком на 5 или 8 лет.


[Закрыть]. Почему Чсир? Слово это звучало интригующе – взрослые произносили его полушёпотом, когда спрашивали друг у друга: «Вы же тоже ЧСИР?», и, по моим детским представлениям, оно означало принадлежность к какому-то тайному ордену магов…

Две чопорные чёрные вороны были названы Ват[2]2
  ВАТ – обвинение в «восхвалении американской техники».


[Закрыть] и Каэрдэ[3]3
  Каэрдэ – КРД – контрреволюционная деятельность. Как правило, эту статью (58-ю) предъявляли профессорам, духовенству, учителям.


[Закрыть]. Они напоминали мне бабушкиных подруг: вежливых, гордых и немного вальяжных. Они часами втроём могли на кухне молча пить чай и пачками курить «Беломор». Им не нужны были слова, всё давно уже было пересказано за годы заключения…

«Мои товарки по Алжиру[4]4
  Алжир – Акмолинский лагерь жён изменников Родины.


[Закрыть]», – представляла их бабушка.

– Бабушка, ты была в Африке? Алжир ведь находится в Африке? Вот повезло тебе! – восторгалась я. – И обезьян видела? А правда, что там попугаи в таком же количестве летают, как у нас воробьи и вороны? А почему твои подруги не негритянки, если у них имена нерусские? – приставала я к ней с вопросами.

– Наш Алжир в Казахстане! И не имена это, а звания! Но тебе ещё рано знать об этом, всё равно ничего не поймёшь! – получала от неё в ответ.

Таинственность, способность переместить целую страну на другой континент вызывали у меня ещё большее уважение к возможностям «магов ордена ЧСИР».

Была среди ворон и добрая бабушка Настенька – мне казалось, что она одета в чёрный платок и юбку. И, подобно второй моей бабушке Анастасии из далёкого Ставропольского края, носит траур по погибшим в войну сыновьям. Ворона Настенька была подслеповата: прежде чем приступить к трапезе, она, зажав съестное тонкой старушечьей лапкой, долго исследовала оное то одним, то другим глазом, словно пыталась разглядеть «срок годности» продукта.

Подростки Кар Каррович и бойкая Воронка устраивали в воздухе весёлые спортивные игры: найдя какой-нибудь предмет, типа металлической крышки, одна из ворон взмывала с ним высоко вверх, роняла, другая же ловила его у самой земли и летела с ним в небо. Достигнув определённой высоты, бросала вниз, и вновь у самой земли его подхватывала первая ворона. Игра могла продолжаться долго, к ней присоединялись другие подростки, а всё птичье сообщество подбадривало их громкими криками, подобно болельщикам на футбольном поле. Не эту ли воронью забаву английская писательница Джоан Роулинг позже взяла за основу своей вымышленной спортивной игры квиддич, в которую так любили играть персонажи её книг о Гарри Поттере?

С помощью тех же крышек или просто на собственных попках молодые вороны, задрав вверх голые лапки, скатывались по скользким крышам вниз, словно дети с горки. А если бы в сообществе ворон устраивались Олимпийские игры, чемпионом по спортивной гимнастике наверняка стала бы ворона Варенька. Её любимой забавой было сесть на провод линии электропередачи и, крепко держась за него лапками, словно за перекладину на турнике, сделать вокруг него десяток вращений. Затем ворона замирала на несколько секунд головой вниз и камнем падала на землю. В такие минуты мне казалось, что Варя решила покончить жизнь самоубийством. Но когда до земли оставалось буквально несколько сантиметров, она резко взмывала в небо. Иногда кроме Вареньки подобное творили и другие вороны, группами и даже синхронно! Разве не похожи эти действия на командные спортивные состязания?

А купание ворон в снегу вы когда-нибудь видели? Удивительнейшее зрелище! Свежевыпавший, ещё пушистый слой снега вызывает у птиц желание принять снежную ванну, дабы очиститься от паразитов. Разбежавшись, сложив крылья и вытянувшись струной, словно ныряльщик в бассейне на мостике, вороны по очереди подпрыгивали и погружались в глубокий рыхлый сугроб. Сантиметров через сорок «выныривали», отряхивались, как собаки, и вновь становились в очередь на снежное погружение.

За всё время моего общения с воронами я ни разу не видела с их стороны агрессии к другим животным. Даже когда они хотели отобрать еду у кого-либо, то проделывали это с юмором. Так, заметив кота с мышью в зубах, одна из птиц подкрадывалась к нему сзади, дёргала за хвост. Кот в ярости оборачивался, бросался за ней, а в этот момент другая ворона «реквизировала» у него мышь. Такой же трюк они могли проделать с собаками, сороками и даже лисами.

Однажды я наблюдала, как ворона, сидя на дереве рядом с помойкой, дразнит кошку: только мурлыка подойдёт к мусору, как ворона совсем по-собачьи: «Гав!». Кошка в испуге шарахнется, забьётся в укромное местечко, а потом успокоится, осмотрится, увидит, что собаки нигде нет, и снова подбирается к помойке… А ворона опять: «Гав!» – и кошка пускается наутёк… И так продолжается очень долго…

– Какие забавные птицы! Весёлые и сытые! – услышала я однажды за спиной голос той самой доброй старушки. – Вижу: любят они тебя! Животные и птицы вообще отзывчивы на добро!

Она достала из кармана пакетик с зёрнышками:

– Вот смотри, как надо: кормишь и молитву читаешь: «Сыплю птицам небесным зерно, творю себе во всём добро. Как Господь милостив, птиц небесных питает, так Господь и меня не забывает. Благослови меня, Господи. Благодать свою даруй, спаси и сохрани. Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь». А вообще-то надо молиться за всех – и за живых, и за мёртвых, спасти не только себя, но и родных, и даже чужих. Не по-христиански думать только о себе одной.

– А нас в школе учат, что Бога нет! – заявила я. – И человек произошёл от обезьяны!

– Если учителя твои произошли от обезьяны, это не значит, что и ты – от обезьяны. Относись ко всему критически! От Бога ты или от обезьяны, сама решай! Я смотрю, у тебя здесь не только вороны, но и воробышки, и голуби… А ты знаешь, что голубь – символ Духа Святого, доброты и чистоты? Голуби вымаливают у Господа грехи усопшего. Когда они клюют, то как бы кланяются за него, идёт очищение грешной души. Так что, когда кормишь, поминай усопших. И птички сыты, и душам облегчение. Вот так: поминайте, милые птички, душу усопшего раба Божия Александра!