Текст книги "Оборотни, или Кто стоит за Ватиканом"

В 1688 году за их неприкрытый прозелитизм иезуиты были высланы из России, но продолжали действовать тайно. Они находились в окружении Петра I, как, например, один из самых влиятельных иностранцев в России, шотландец генерал-поручик Патрик Гордон, военный наёмник и авантюрист. Именно он выхлопотал у Петра задним числом прощение для иезуитов, которые самовольно, без разрешения построили в Москве первый костёл. Такое отношение Петра определялось тем, что он вынашивал планы установления постоянных контактов с Ватиканом, и при нём впервые было даже заявлено о готовности России признать за понтификом по аналогии с Константинопольским патриархом титула «Ваше Святейшество»[44]44
  Карлов Ю.Е. Миссия в Ватикан. – М.: Международные отношения, 2004. С. 9.


[Закрыть].

В эти годы иезуиты действовали через тайную католическую миссию, которую представляли как учреждение, управляемое германским императором, а не папой. Дела этой миссии описаны в книге «Письма и донесения иезуитов о России конца XVII и начала XVIII веков»[45]45
  См.: Письма и донесения иезуитов о России конца XVII и начала XVIII веков. – Режим доступа: http://static.my-shop.ru/product/pdf/120/1197037.pdf


[Закрыть], изданной в 1904 году в Петербурге и представляющей собой документы из одного из пражских архивов, в котором хранились бумаги богемской провинции ордена. В одном из писем, говоря об эффективности тайной деятельности, автор-иезуит указывал: «О, если бы с самого начала наши отцы пришли в эту страну не под своим, а под чужим именем! Нам не позволили бы и тысячной доли (я могу поклясться в этом!) того, что теперь позволяют, если бы знали, что мы иезуиты»[46]46
  Там же. С. 27.


[Закрыть].

Из этих документов видно, что члены ордена разъезжали по таким местам, которые представляли наибольший интерес для противников России: это Воронеж, где строился военный флот для войны с турками; Таганрог и Азов, где развёртывались важные события войны; Астрахань, куда съезжались иностранные купцы; Архангельск, где находился порт, имевший стратегическое значение (Архангельск и Астрахань числились в списке четырёх русских городов, составленном ещё иезуитом Рейтенфельсом в помощь организаторам разведывательной деятельности). То есть вся их активность была связана с интересами международной политики и стала уже настолько опасной, что в 1719 году они вновь были высланы из России.

Официальный прозелитизм. Свою открытую деятельность в России орден начал уже при Екатерине II, после воссоединения с Русским государством в 1772 году обширных территорий Белоруссии и Малороссии с многочисленным католическим и униатским населением. Наряду с возвращением униатов в Православие была предоставлена свобода вероисповедания ставшим русскими подданным католикам (с запретом пропаганды их веры), включая двести иезуитов, имевших 4 коллегии (в Полоцке, Динабурге, Витебске, Орше), 2 резиденции (в Могилёве и Мстиславе) и 12 миссионерских домов. Более того, когда в 1773 году папа упразднил орден по настоянию католических монархов, Екатерина II не признала папского указа, и понтифик в 1801 году специальным бреве официально утвердил орден в России – императрица стала единственной во всём мире покровительницей ордена. При этом католикам была запрещена пропаганда их веры, и подчинялись они не Св. Престолу, а специальному департаменту Юстиц-коллегии лифляндских, эстляндских и финляндских дел[47]47
  Папы не признали эти решения и учредили отдельную архиепархию для российских католиков с центром в Могилёве. Российская власть, в свою очередь, также не признала её, но формально, в то время как на практике она с ней считалась. В 1798 году Российское правительство переподчиняет Департамент по делам Католической церкви Могилёвскому архиепископу (Карлов Ю.Е. Указ. соч. С. 11).


[Закрыть].

Екатерина II и Павел I поддерживали иезуитов и, запретив им связь с Ватиканом, рассчитывали использовать их образовательный, пропагандистский и шпионский опыт в своих целях, рассматривая их как дипломатов и миссионеров. Более того, Екатерина взяла орден под своё личное покровительство, чтобы он служил её внешнеполитическим целям, а при Павле I начальник иезуитов (впоследствии генерал ордена) Грубер стал доверенным лицом императора, встречавшего его иезуитским приветствием: «Ad majorem Dei gloriam» («Для большей славы Божьей!»).

Однако в итоге от данной ситуации выиграл Ватикан, поскольку она позволила ему сохранить кадры иезуитов и преемственность между «старым» орденом иезуитов, каким он был до роспуска «на вечные времена», и «новым» – после 1814 года, когда орден был восстановлен и возрождён. Но главным итогом деятельности иезуитов стало окатоличивание, тайное или явное, дворянской верхушки в России. Хотя они и находились только в Белоруссии (куда приезжали иезуиты из других стран Европы), их влияние выходило за её границы и достигло московских и петербургских салонов. И если в XVIII веке увлечение ими носило внешний, практический характер, то в начале XIX века, когда Павел I разрешил иезуитам проживать в Петербурге, начинается этап их проникновения уже в духовную сферу жизни знати[48]48
  Россия и иезуиты. С. 66.


[Закрыть].

Тому, что католицизм превратился в своего рода моду в русских аристократических кругах, в значительной степени способствовал известный иезуит Жозеф де Местр, пребывавший в царском окружении в качестве посланника сардинского короля и живший в России с 1803 по 1817 год. То, что он описывает, очень напоминает происходящее в жизни верхов общества в современной России: «Русские безгранично любят церемонии, проводимые у нас по всем правилам, и заполняют нашу церковь так, что это зачастую создаёт для нас неудобства… Они ходят в наши церкви. Они становятся крёстными наших детей, мы – крёстными их детей. Русские кавалеры Мальтийского ордена никогда не манкируют службами в католической часовне и рассаживаются там в соответствии со своим рангом, а не вероисповеданием. А когда при дворе происходят большие церковные церемонии, например «Те бейт» или другие, посол Рима непременно присутствует на службе. Кроме того, я часто видел архимандритов на клиросе наших церквей и у алтарей, особенно на Святой неделе. Конечно, некоторое подспудное преследование Католической церкви имеет место, но это никак не касается внешнего обряда»[49]49
  Цит. по: Россия и иезуиты. С. 223.


[Закрыть].

Жозеф де Местр

Интерес к католицизму и иезуитству в дворянских кругах России прекрасно сочетался с увлечением мистицизмом и масонством. Важное значение в этом плане имело формирование в стране модного тогда «интерконфессионального христианства» (фактически предшественника современного экуменизма), одним из воплощений которого стал Священный союз, мыслимый как союз народов на почве христианского универсализма, руководствующегося «заповедями любви, правды и мира»[50]50
  Там же. С. 204.


[Закрыть].

Однако чрезвычайная активность иезуитов, которые после восстановления ордена в 1814 году управлялись уже из Рима, как и в предыдущие времена, стала представлять растущую угрозу для политики правительства. Это понимал Александр I, который, тяготея к строгому Православию, принял в 1815 году решение запретить деятельность иезуитов в Петербурге и в Москве, а в 1820 году выслал их из России.

Так закончилась история официальных отношений иезуитского ордена с Российским государством, но это не означало прекращения их деятельности, которая вновь приняла тайный характер. Как и раньше, они распространяли свои идеи через литературу, но главным полем их активности была, как всегда, униатская церковь. Правда, возможности их здесь также сократились, поскольку в западных областях продолжалось возвращение униатов в Церковь, самое массовое из которых (1,5 млн. человек) произошло в 1839 году. В итоге все униатские епархии в России были закрыты, кроме одной – Белорусской.

Вместе с тем, в связи с присоединением после войны с Наполеоном, по решению Венского конгресса, большей части Великого герцогства Варшавского к России, здесь возник вопрос о положении католиков. В целях его решения Российское правительство в 1816 году впервые устанавливает дипломатические отношения со Св. Престолом, направив туда своего постоянного посланника. В документе, определявшем цели представительства, упор делался на то, чтобы не дать возможность Ватикану присвоить себе особые права в отношении российских католиков и создать тем самым «государство в государстве». Рим должен был сноситься с католическими иерархами в России только через российскую миссию при Св. Престоле, а назначение католических епископов в России оставалось исключительно правом царя. Было также определено, что Россия не будет принимать у себя постоянных папских нунциев, а только временных послов со специальными миссиями.

Активизация отношений с Ватиканом произошла при Николае I, который в 1846 году посетил папу Григория XVI, а в 1847 году подписал первый и единственный в истории России конкордат, с помощью которого была предпринята первая попытка в полной мере легализовать положение католиков в России. Они оставались в ведении главного управления духовными делами иностранных исповеданий МВД, но получили нормальную иерархическую структуру, состоящую из 6 епархий (Виленской, Самогитской, Минской, Каменецкой, Луцко-Житомирской и Тираспольской), подчинявшихся Могилёвскому архидиоцезу (резиденция Могилёвского архиепископа располагалась в Санкт-Петербурге). Назначения епископов предварительно согласовывались между императором и Св. Престолом, но канонические полномочия они получали от Ватикана в обычном порядке. Высшим руководящим учреждением для Католической церкви в России стала созданная в конце XIX века Римско-католическая коллегия в Санкт-Петербурге. После восстания в Польше в 1863 году дипломатические отношения с Ватиканом и конкордат были разорваны. Последний так и не был восстановлен, а дипломатические отношения возобновились в 1894 году[51]51
  Карлов Ю.Е. Указ. соч. С. 12.


[Закрыть].

В таком виде отношения со Св. Престолом и положение католиков сохранялись вплоть до Октябрьской революции 1917 года. Все эти годы Св. Престол пытался представить себя как союзника России для достижения её международных целей в Европе и в особенности на Балканском полуострове. А между тем Католическая церковь в России продолжала заниматься пропагандой, главную роль в которой играла тайная миссия иезуитов.

Глава 3
«Восточный обряд» и криптокатолицизм в планах папства

Поиск новых форм проникновения иезуитов в Россию никогда не прекращался, и в этом отношении революционные события 1917 года, как и смута XVII века, открыли для них обширное поле деятельности, предоставив возможность обновить методы их работы.

Первая мировая война расколола западнохристианский мир на два лагеря и продемонстрировала крайнее падение авторитета Ватикана как духовно-идейной силы. Пребывавший тогда у власти Бенедикт XV (1854–1922), провозгласивший нейтралитет, осудил войну как «чудовищный спектакль», «страшную бойню, позорящую Европу», «самоубийство цивилизованной Европы», «самую тёмную трагедию человеческого безумия», причинами которой называл дехристианизацию мира и безверие. Однако он отказался чётко осудить нарушения международного права (например, вторжение Германии в Бельгию) и хранил молчание по поводу военных преступлений, совершаемых обоими лагерями. И если Римская курия раскололась на две партии – сторонников Антанты и сторонников центральных держав, то сам понтифик в действительности сочувствовал последним, надеясь в случае победы Германии и Австро-Венгрии укрепить свои позиции за счёт православной России.

Папа Бенедикт ХV

Перенеся без особых потерь послевоенные революционные изменения, Ватикан рассматривал в качестве важнейшей своей задачи установление отношений с новыми государствами Центральной и Восточной Европы и подписание соответствующих конкордатов. Но наиболее важные перемены происходят в восточной политике Католической церкви. И трудно понять причины поддержки, оказанной папой австро-германскому блоку, не зная того, какие надежды связывал Ватикан с крушением исторической России.

В годы, предшествовавшие войне, главным средством вовлечения православных России в сферу влияния католицизма была Брестская уния. Однако хотя уния и навязывала стирание всех восточных особенностей в различных областях религиозной жизни, а униатское духовенство внешне подражало католическим священникам (служило в латинских церквях, на таких же престолах, без иконостасов, читало проповеди по-польски и др.), униатство никогда не было для Ватикана важным само по себе, а должно было сохраняться до удобного случая, который позволил бы с наибольшей лёгкостью проникнуть на всё российское пространство. Униатские церкви были «предметом терпимости», поскольку рассматривались лишь как предвосхищение объединения латинской и восточной традиций под эгидой Рима[52]52
  Протод. Герман Иванов – Тринадцатый. Русская православная церковь лицом к западу. – Мюнхен. Обитель преп. Иова Почаевского, 1994. С. 210.


[Закрыть].

С началом Первой мировой как раз сложилась такая ситуация, при которой Ватикан получил возможность в случае победы австро-германского блока и разгрома России подчинить своему полному влиянию западнорусские земли и обеспечить дальнейшее продвижение в Россию. Именно этим объяснялись прогерманская позиция папы и его сдержанность в осуждении нарушения немцами норм международного права. Недаром один из высоких ватиканских сановников, объясняя, почему Ватикан был против Франции во время войны, воскликнул: «Победа Антанты с союзной Россией была бы столь же великой катастрофой для Католической церкви, как некогда Реформа» (а ещё Пий X говорил: «Если победит Россия, победит схизма»)[53]53
  Диакон Герман Иванов – Тринадцатый. Ватикан и Россия. Доклад, прочитанный на XXIV Съезде русской православной молодёжи в год Тысячелетия крещения Руси. – Новосибирск: Русский архив, 1991. С. 14.


[Закрыть]. Главным центром по подготовке соответствующих для этого условий была находившаяся в составе Австро-Венгрии Галиция, называемая «украинским Пьемонтом», а ключевую роль призван был сыграть униатский прелат митрополит Галицкий, архиепископ Львовский и епископ Каменец-Подольский Андрей Шептицкий (1865–1944).

Митрополит Андрей Шептицкий

Шептицкий был старшим сыном богатого польского магната графа Яна Шептицкого, придворным императорского австрийского двора и офицером столичного Уланского полка. Будучи правоверным римо-католиком, он под руководством отцов-иезуитов прошёл обучение в Добромильском монастыре базилиан[54]54
  Базилианами или василианами называют католические монашеские ордена византийского обряда, которые в своей деятельности руководствуются одним из древнейших уставов – Уставом св. Василия Великого.


[Закрыть], готовившем кадры для Греко-католической церкви. Карьера его была успешной и стремительной. Сначала он был назначен игуменом большого Львовского монастыря базилиан; через 8 лет – занимает Станиславскую епископскую кафедру в Галиции, а через 2 года (в 1901 г.) становится митрополитом Галицким, архиепископом Львовским и епископом Каменец-Подоль-ским.

Шептицкий активно занимался политикой и даже был депутатом Галицийского сейма. В предшествовавшие войне годы он обсуждал совместно с австрийскими политиками и военными планы и возможности реального вклада галицийских украинцев в победу над Россией. В этих целях в 1908 году митрополит нелегально, по фальшивым документам, ездил в Россию, где посетил подпольные униатские общины в Петербурге и Москве. А в 1910 году для организации эмигрантов из Галиции совершил поездку в США. Он формировал состав руководящих звеньев буржуазно-националистических группировок, которые должны были не только нанести удар по русским дивизиям, но и способствовать деморализации ближайшего тыла русских путём организации «волнений» среди населения Приднестровья, Винничины и Житомирщины. Для этого митрополит начал создавать разветвлённую униатскую сеть в России, которая после победного завершения войны могла бы стать базой для повсеместного и быстрого насаждения католицизма на Востоке.

С первых дней войны Шептицкий вместе с представителями австро-венгерского императорского правительства занялся формированием воинских подразделений украинских сечевых стрельцов – «усусов» для удержания ценой жизни русских армий на границах Галиции. В своём секретном послании императору Францу-Иосифу он писал: «Как только победоносная австрийская армия вступит на территорию Русской Украины, нам придётся решать три задачи: военной, правовой и церковной организации края»[55]55
  Дмитрук K.E. Указ. соч. С. 231.


[Закрыть]. В Малороссии планировалось создать под контролем австро-немецкой военной администрации марионеточный режим, которому была обещана поддержка со стороны униатской церкви.

Так было во время войны. Но в феврале 1917 года в России происходит революция, резко изменившая ситуацию: новое правительство отменяет все ограничения в области религии и специальным декретом от 8 августа 1917 г. устраняет все препятствия распространению католицизма. Ватикан, всегда внимательно изучавший малейшее политическое, идеологическое и институционное движение, которое могло бы поколебать православный мир, полностью пересматривает русскую политику. С удовлетворением встретив свержение царя[56]56
  Исследователь Депрео писал о революции: «После иудейского мира больше всех, пожалуй, от исчезновения царизма выигрывал католический мир. По крайней мере, это было не из тех событий, что могло вызвать у него сожаление». Despréaux Е. La papauté et l’URSS // Le Monde Slave, octobre 1926. R 9.


[Закрыть], он разработал совершенно новый приём борьбы против Православия, который должен был, не возбуждая подозрений, безболезненно подчинить русских власти понтифика.

Центральное место, которое ранее принадлежало униатству и беспощадной латинизации, теперь должно было занять католичество восточного обряда, которому отводилась роль «того моста, по которому Рим войдёт в Россию»[57]57
  Николаев К.Н. Экспансия Рима в Россию. Восточный обряд. (Рим – Польша – Россия). – М., 2005. С. 330.


[Закрыть]. Речь шла о том, чтобы сохранить Русской церкви полностью и её православно-русский обряд, и каноническое право, и догматические положения, подчинив её только юрисдикции римского епископа через достижение признания его первосвященства. Причём, если уния была нацелена на иерархию, духовенство и аристократию, то католичество восточного обряда не интересуется духовенством, но концентрирует всё внимание на народе.

Вот как описывал исследователь К.Н. Николаев, очень хорошо знавший ситуацию, этот план: «…Начало “восточного обряда” заключалось в том, что брался русский православный обряд в его чисто предвоенном виде и папа на него клал свою каноническую печать. В силу этого православные приходы переходили из юрисдикции православного епископа в юрисдикцию епископа католического. Не было никакой унии в смысле соединения, а было поглощение католической церковью “восточного обряда” вместе со всей той “схизмой”, которую этот обряд собою осуществлял. Здесь нет никакого соединения православной иерархии с Римом, как это было на соборах

Флорентийском и Брестском, вообще ни Православная Церковь, ни православная иерархия во внимание не принимаются. Нет никакого перехода православных в католичество, ибо нет никакого исповедания веры, а две веры – православная и католическая – и два обряда, смешиваясь, но не соединяясь, подчиняются власти Римского епископа. В основу соединения положен только один догмат Римской церкви, догмат конца XIX века – первосвященства и и папской непогрешимости»[58]58
  Там же. С. 75.


[Закрыть].

Девизом нового начинания было «песplus, пес minus, пес aliter», то есть всё должно было быть в точности, как у Русской церкви, а главную роль в этом деле призваны были сыграть иезуиты.

Папский восточный институт

Уже 31 мая 1917 года в Риме была создана новая консистория – Конгрегация по делам Восточных Церквей, в которой были сосредоточены все административные дела католиков «восточного обряда» и которая получила высший статус: во главе неё встал сам Бенедикт XV[59]59
  Первоначально для руководства католическими миссиями среди православных и других христиан восточных обрядов в 1573 г. папой Григорием XIII (1572–1585 гг.) была основана Конгрегация по делам греков. В 1622 г. на её основе папа Григорий XV (1621–1623 гг.) создал Конгрегацию пропаганды веры, где были организованы комиссия по изданию восточных литургических книг и комиссия по вопросам католиков восточных обрядов – они и были преобразованы в новую Конгрегацию.


[Закрыть]. Чуть позже был открыт Папский восточный институт (Pontificium Institutum Studiorum Orientalium Ecclesiarum), призванный изучать догматические, литургические, канонические вопросы и духовные традиции православных церквей. В 1922 году его руководство было передано ордену иезуитов, и восточный институт переехал в помещение Папского библейского института, основанного в 1909 году и также находящегося под управлением иезуитов. Позже он переехал в отдельное здание и вошёл в качестве самостоятельной структуры в состав Папского Григорианского университета.

Папа Пий ХI

Тогда же, в 1917 году, была предпринята и первая попытка воплотить новую идею на практике: в Петрограде Шептицкий провёл собор Униатской церкви в России, которая признавала примат и дисциплинарные постановления папы, но сохраняла «восточный обряд» и обязательные канонические правила Восточной церкви. Экзархом Церкви стал секретарь Шептицкого Л. Фёдоров, которому приписывают слова: «Россия не обратится иначе, как пройдя через море крови своих мучеников и через великие страдания своих апостолов». Этот акт был скреплён подписями представителей латинского клира, а также присягой восточного клира папе и экзарху. Временное правительство пригласило Фёдорова как представителя «восточного обряда» в Комиссию по делам Католической церкви в России, а в октябре 1917 года министр исповеданий А. Карташёв легализовал «восточный обряд» в тех формах, которые были установлены на Синоде. В марте 1921 года понтифик утвердил Фёдорова экзархом с пожалованием ему титула апостольского протонотария.

Кардинал Пьетро Гаспарри

После Октябрьской революции, когда начался террор против Православной церкви, сопровождаемый массовыми убийствами православных священников, Ватикан воспользовался этой ситуацией, чтобы водвориться в России, заместив собой Православие. Об этом в своём воззвании 1 июля 1923 года написал патриарх Тихон: «Пользуясь происходящей у нас неурядицей в Церкви, римский папа всячески стремится насаждать в Российской православной церкви католицизм». Уже цитированный нами К.Н.Николаев указывал: «Только одна Россия интересует Рим. С падением императорской власти и крушением Православной Церкви уния, как соглашение равных с равными, потеряла всякий смысл. Договариваться больше не с кем. Русская церковь разбита и, по мнению Рима, не вернётся к своему былому величию и единству. Вступать в соглашение с отдельными группами внутри России интереса не представляет. В момент падения большевиков в России, а ещё лучше на тот случай, если они откажутся от своей церковной политики, должна появиться новая организация, зрело обдуманная, во всех частях подготовленная, снабжённая большими средствами и техническим аппаратом. Эта сила должна привлечь к себе усталые сердца русских людей и церковно их объединить под сенью Рима. Такой силой и должен стать “восточный обряд”»[60]60
  Николаев К.Н.Указ. соч. С. 80–81.


[Закрыть].

Рим пытался представить крушение России и жертвы большевизма как божественное наказание за неповиновение, искупить которое может только союз с Римом. Показательно в этом отношении признание бенедиктинца Хризостома Бауера: «Большевики умерщвляют священников, оскверняют храмы и святыни, разрушают монастыри. Но не в этом ли как раз заключается религиозная миссия безрелигиозного большевизма, что он обрекает на исчезновение носителей схизматической мысли, делает, так сказать, “чистый стол” (tabula rasa), и этим даёт возможность духовному воссозданию». Ему вторил один из венских католических органов печати: «Большевизм создаёт возможность обращения в католичество неподвижной России»[61]61
  Там же. С. 63.


[Закрыть].

Характерно также признание самого экзарха Л. Фёдорова, сделанное им в марте 1923 года перед Ревтрибуналом: «С тех пор, как я отдал себя Католической церкви, моей заветной мыслью было примирить родину мою с этой Церковью, для меня единственной истинной. Но мы были не поняты правительством… Все латинские католики вздохнули, когда произошла октябрьская революция… Я сам приветствовал с энтузиазмом Декрет “Об отделении Церкви от государства”… Только перед Советским правительством, когда Церковь и государство были отделены, могли мы вздохнуть свободно»[62]62
  Там же.


[Закрыть].

Политика Бенедикта XV была продолжена новым папой Пием XI (1857–1939), избранным в феврале 1922 г. и осуществлявшим уже готовую программу, задачи которой заключались в том, чтобы, во-первых, достигнуть соглашения с большевиками по поводу католицизма и, во-вторых, утвердить католицизм «восточного обряда». Как писал посол Франции в Ватикане: «С момента восшествия на престол папа мечтает присоединить Русскую православную церковь к Римской церкви. Он никому не хочет уступать русский народ и всячески обхаживает его правительство»[63]63
  Цит. по: Протод. Герман Иванов – Тринадцатый. Указ. соч. С. 243.


[Закрыть].

Таким образом, Православие оказалось жертвой двух враждебных ему сил: католичества и коммунизма, интересы которых в этом деле совпали. Считая, что Православие «созрело, чтобы упасть в руки Рима», Ватикан делал всё, чтобы снискать расположение новой власти, закрывая глаза на большевистский террор даже против католиков (в частности, на расстрел в апреле 1923 г. католического епископа Буткевича и заключение других шести епископов). Большевики, в свою очередь, заинтересовались католическим вариантом как в силу его лояльности к новому строю, так и в силу его вековой вражды к Православию, позволявшей использовать его в качестве главного орудия борьбы против русского национального чувства.

Соглашения с большевиками было поручено добиться кардиналу Пьетро Гаспарри (тайному франкмасону, как выяснилось в ходе специального расследования, – см. ниже), который в 1922 году на Генуэзской конференции вступил в переговоры с главой Наркомиссариата по иностранным делам (НКИД) Г.В. Чичериным и обещал России дипломатическую поддержку, подарив комиссару в качестве символического жеста красную розу. Известно, что в день открытия Конференции Гаспарри сказал итальянскому журналисту и историку Э. Буонианти, что Католическая церковь «принципиально не возражает против создания коммунистического государства. В области экономики Церковь является агностиком. Её духовные интересы находятся вне и выше экономических систем и не требуют для своей защиты определённой социальной обстановки. Церковь требует лишь, чтобы государства любого типа не имели препятствий с целью помешать свободному развитию религиозной и церковной жизни»[64]64
  Карлов Ю.Е. Указ. соч. С. 15–16.


[Закрыть]. Как вспоминал сам Чичерин, «Пий XI в Генуе был любезен со мной в надежде, что мы сломим монополию Православной церкви в России и тем самым расчистим ему путь»[65]65
  Цит. по: Протод. Герман Иванов – Тринадцатый. Указ. соч. С. 213.


[Закрыть]. Глава НКИД планировал использовать эту позицию и даже указал в одном из своих писем в ЦК партии: «Католическое вероучение имеет для нас наибольшее значение в области международной политики».

В 1925–1927 годах переговоры с Чичериным вёл уже папский нунций в Германии кардинал Пачелли (будущий папа Пий XII). В архивах французского МИДа сохранилась секретная телеграмма № 266 от 6 февраля 1925 года из Берлина, в которой сообщается, что советский посол в Берлине Крестинский заявил кардиналу Пачелли, что Москва не будет сопротивляться устройству на русской территории католических епископов и митрополита и что католическому духовенству будут вообще предоставлены самые благоприятные условия[66]66
  Николаев К.Н. Указ. соч. С. 63.


[Закрыть].

С приходом к власти Пия XI на первый план в ватиканской политике сближения выдвигается фигура французского иезуита, епископа Михаила д’Эрбиньи. Он стал не только ректором Папского восточного института, но и главой комиссии Pro Russia, утверждённую в 1925 году при Конгрегации по делам Восточных Церквей для подготовки кадров священнослужителей, воспитанных на принципах уважения любой политической власти и приемлемых, таким образом, для Советов. Д’Эрбиньи трижды приезжал в Советскую Россию для участия в переговорах с ответственными работниками и с представителями различных религиозных течений России, «Живой Церковью», «Обновленческой Церковью» и др.[67]67
  В целях «оправославливания» Пий XI советовал д’Эрбиньи отрастить бороду, так как «для русских борода – это тоже одно из средств апостольства».


[Закрыть]. Фактически здесь ему была предоставлена свобода действий.

После возвращения в Париж он опубликовал труд «Церковная жизнь в Москве», в котором положительно отзывался о большевистском режиме. Считая, что патриаршая церковь – это «осколок прошлого, у которого нет будущего», он относился к ней с большим пренебрежением. Он видел только две реальные силы в мире, которые должны столковаться – универсализм коммунистический и универсализм католический[68]68
  Этот вывод он сделал, выслушав следующее высказывание одного из советских деятелей, переданное ему неким дипломатом: «Человечество идёт к всемирной централизации, которому благоприятствуют современные пути сообщения. Три великих течения ищут её, три великих империализма…, но, точнее, три великих универсализма: наш универсализм московский, материалистический, коммунистический, опирающийся на Азию, обслуживаемый пропагандистами всех наций, универсализм лондонский, также материалистический, капиталистический, опирающийся на Америку, обслуживаемый интернационалом банков, и универсализм папского Рима, идеалистический, спиритуалистический, опирающийся на… Бога. Мы в Москве очень хорошо держим в руках оружие против лондонского капитализма, справиться с которым мы можем довольно скоро, тогда как Рим остаётся для нас загадкой, против Рима мы ещё ищем оружие, без Рима все разновидности христианства капитулировали бы. Без Рима все религии умерли бы. Но Рим бросает на службу религии своих пропагандистов всех наций, более опытных, чем наши, и победа остаётся сомнительной, и борьба будет длинной» (Д’Эрбиньи. Церковная жизнь в Москве. – Париж, 1926. С. 100).


[Закрыть].

Особое значение в своей политике насаждения католицизма Рим стал придавать криптокатолицизму (тайному католицизму), в соответствии с которым на патриарший престол в России планировалось возвести епископа, тайно давшего присягу папе, то есть тайно перешедшего в католичество. Затем он должен был подписать унию, которую Россия приняла бы в ответ на щедрый жест Рима – дар мощей св. Николая Угодника. Криптокатолицизм удобен тем, что он не требует формального разрыва с Православной церковью, а предполагает негласное принятие духовного лица в сущем сане в лоно католицизма, то есть в евхаристическое общение и иерархическую связь с римским епископом. При этом епископ продолжает своё служение в Православной церкви с целью постепенного насаждения среди прихожан симпатии к Св. Престолу и католическому учению.

Именно на это делал ставку д’Эрбиньи. Следуя своим планам, он тайно посвятил в епископы для России П.Э. Невэ, которого стали величать «епископом всея Руси» и который получил полномочия разрешать обращённым при переходе из Православия в католичество сохранять в тайне свою новую конфессиональную принадлежность. Известно, что в 1932 году православный архиепископ Варфоломей (Ремов) под влиянием епископа П.Э. Неве был тайно принят в католичество, став викарием «Апостолического администратора» Москвы (т. е. П.Э. Невэ) для католиков «восточного обряда».

Иезуит Мишель д’Эрбиньи

Ещё одним средством приобщения к католицизму был биритуализм, или «двухобрядчество», творческой лабораторией реализации которого стали восточные воеводства Польской республики, в границах которой после заключения мирного договора с Советской Россией оказалось несколько сотен тысяч православных русских. Суть его сводилась к тому, чтобы католические священники в будние дни служили мессу в костёлах как обычные ксендзы, а затем, переодевшись в православные одежды, превращались в «борцов со схизмой», совершая миссионерские рейды по православным сёлам. В случае перехода в католичество для православных можно было делать алтари византийского обряда в приделе или подвале костёла. Ксендзы-биритуалисты работали бы на первом этапе, а потом им на смену должно было прийти новое поколение священников, сформированных уже в семинарии византийского обряда. Завершиться это должно было созданием собственной иерархии для католиков византийского обряда в Польше. Биритуалистический проект осуществлялся в течение 20-30-х годов, но распался после оккупации Польши Германией и присоединения Западной Белоруссии и Западной Украины к СССР.

Период с 1925 по 1927 год стал кульминацией в сближении между Ватиканом и Москвой. Однако ситуация резко изменилась после подписания митрополитом Сергием (Страгородским) от имени Церкви известной Декларации о лояльности властям, после чего Москва положила конец переговорам с Ватиканом, потеряв к нему интерес. В 1929–1930 годах Рим окончательно признал, что потерпел политическое поражение и вот тогда стал громко выступать против большевистских преступлений, которых он до этого не замечал. В 1930 году Д’Эрбиньи издаёт свой новый труд «Антирелигиозная война в Советском Союзе», в котором уже совсем иначе оценивает большевистский режим, а Пий XI оглашает послание, которое знаменовало окончательный разрыв Ватикана с Советской властью. В 1934 году была упразднена комиссия Pro Russia, а в 1937 году появляется папская энциклика Divini Redemptoris, обличающая безбожный коммунизм.

Осознав крах своей восточной политики, Рим, тем не менее, не оставил идею «восточного обряда», которую он продолжал реализовывать среди православных в Польше, в балтийских государствах и в среде русской эмиграции (здесь она в итоге принесёт свои плоды). В этой политике появились и новшества. Во-первых, Рим стремился теперь показать, что «восточный обряд» в его глазах так же свят, как и западный латинский. Во-вторых, католичество стало полнее выражать свою вселенскость, чтобы исправить его понимание исключительно как латинства. Эта мысль была проведена в энциклике Mortalium animus, смысл которой сводился к тому, что существует только одна Католическая церковь, но она вмещает в себя и Православие, подчинению которого папе мешает церковная иерархия, которую и надо устранить.