Текст книги "Крылья распахнуть!"

Ожерелье-II. Тень-убийца

1

 
Вдруг… что-то сквозь пену седой глубины
Мелькнуло живой белизной…
Мелькнула рука и плечо из волны…
И борется, спорит с волной…
 

Ф. Шиллер

Вода, клокоча, покидала пещеру, обнажая склизкие камни. Их округлые спины, обкатанные морем, чернели в слабом зеленоватом свете, наполнявшем пещеру, словно мерцающий туман.

Свет рассеивала пластина магического светильника, намертво прикипевшая к своду пещеры. Такие пластины могут десятилетиями источать неяркое свечение. Вряд ли чародей, создавший источник «холодного света» и продавший его за хорошие деньги, предполагал, что его творению предстоит попасть в грот, освещать угрюмые камни и бьющегося меж них окуня, который попал в яму меж камней и не смог уйти с отливом.

Вода ревела и закручивалась воронкой, уходя через пролом в стене. Там, снаружи, она низвергалась по склону коротким водопадом, догоняя отступающее море.

Но вот что-то живое, крупное, сильное протиснулось сквозь пролом навстречу потоку. Из водоворота показалась лапа, покрытая серебристой чешуей. Когтистые пальцы с перепонками сомкнулись на чем-то, вцепились мертвой хваткой – и замерли.

Существо не шевелилось, не спорило с водоворотом, не пыталось забраться в грот. То ли обессилело, то ли знало, что вода и так уйдет, трепыхаться незачем…

Вода действительно канула в пролом, чтобы в свой час победно вернуться с приливом. Теперь видно было, что лапа держится за обломок металлического прута, торчащий из камня.

Зеленоватому свету открылась голова, покрытая крупной светлой чешуей. На шее видны были большие жабры. Выпуклые, как у рыбы, глаза без тревоги оглядели пещеру.

Немного выждав, существо ловко проползло в пролом. Если бы в пещере кто-нибудь был, он смог бы разглядеть явившегося из моря гостя целиком. Широкие плечи в серебряной чешуе, гибкая спина, длинные задние лапы, заканчивающиеся чем-то вроде плоских ластов.

Некоторое время существо лежало, собираясь с силами. Затем жабры втянулись в жаберные щели. Пластины из плотной чешуи скользнули на щели и плотно их закрыли. Существо закашлялось и полной грудью вдохнуло сырой воздух.

Внимание существа привлек окунь, бьющийся меж камней. Существо по-человечески село на полу и точным движением выбросило лапу в сторону обреченной рыбины. Когти сцапали окуня, как кошачья лапа хватает мышь.

На морде существа распахнулась пасть, похожая на акулью и так же усаженная острыми треугольными зубами. Окунь тут же был разодран и проглочен вместе с головой, колючими плавниками и костями.

Покончив с окунем, существо поднялось во весь рост. И тут уж любому (если бы в пещере был этот «любой») стало бы ясно, что это не морская неразумная тварь, а существо куда более загадочное. На кожаном поясе, обхватывающем талию, у него висело что-то вроде заточенного железного прута, а справа на этом же поясе крепились нож в ножнах и кожаная сумка, из которой струйкой вытекала вода.

Теперь существо с его серебристой чешуей напоминало воина в светлой кольчуге, да и поза была вполне человеческой…

* * *

Аквамарину была нужна передышка. Очень нужна.

Наверное, не надо было карабкаться по проклятой скале, подтягиваясь на руках. Дождаться бы прилива – море само принесет к «черному ходу». Но дожидаться было невыносимо. Аквамарин знал, что такое голод, и не хотел заставлять мучиться от голода другого человека.

К тому же человека, который ему дорог…

Потому и была игра в догонялки с той проклятой акулой, потому и было карабканье навстречу уходящей воде: когда море уйдет еще ниже, откроется голая стена: не зацепиться, не влезть. Уж он-то возле «черного хода» каждый камешек знает!

В другой бы день выбраться на берег, где удобнее, принять земной облик и попросту войти в проклятый замок через главные ворота. Но сегодня – нельзя. И не только потому, что попадешься на глаза проклятому Алмазу, а это сейчас лишнее.

Нет, куда хуже другое…

Аквамарин опустил на выпуклые глаза тяжелые, плотные, сырые изнутри веки и, как учил Двуцвет, вгляделся внутрь себя.

Перед ослепшим взором привычно заклубился серый туман. В нем билось что-то маленькое, черное, полупрозрачное, похожее на медузу, выброшенную прибоем на берег.

Это была магическая сила Аквамарина… о Старшие боги, как же ее мало, она же готова истаять!

Нет. Этого не будет. Ни за что он не останется до конца жизни в обличье морской твари!

В ушах зазвучал голос Двуцвета:

«Чаще всматривайся в свою силу, проверяй, сколько осталось! Каждый маг видит ее по-своему. Ты – черной медузой, да? А я – костром на ветру. Иногда пламя стоит стеной – тогда я могу смело творить чары, потом растраченное понемногу вернется. Но если язычки огня едва вьются над угольями – я воспользуюсь силой разве что для спасения своей жизни, да и то в последний миг. Если этот костер погаснет – второй раз не разожжешь. Да оно и не всегда удается, последнее волшебство…»

Аквамарин усвоил урок и не собирался рисковать. Захочешь сейчас вернуть земной облик, потратишь зря остатки силы – и плавай до смерти вдоль берегов, пугай рыбаков.

Нет, он собирался доживать жизнь иначе. Распрощаться с Ожерельем (только что-то надо придумать, чтобы проклятые маги его не искали). Вернуться в Иллию, найти глухую рыбачью деревушку и остаться там до старости. Построить дом, взять жену, обязательно молчунью, чтоб не разболтала по деревне про его жабры. Подарочек Алмаза остается на шее и в земном облике. Ну да ладно, под длинными волосами их почти не видно. А то, что видно, похоже на обычные шрамы…

Но это потом. Сейчас приходится думать не о себе, а о других!

И превращаться пока не надо. Там, куда он спешит, он всегда появляется в чешуе.

Потом он отдохнет и выспится. Глядишь, силушка-то волшебная и вырастет…

Аквамарин устало вздохнул и, привычно высоко поднимая колени, чтобы не спотыкаться о ласты, зашагал к дальней стене. Он знал, что черная щель расширяется, превращаясь в коридор. И что коридор через два поворота выведет в другую пещеру, куда больше этой. Настоящий подземный чертог. И тоже освещен магической пластиной, только свет не зеленоватый, а золотистый.

Почти как земное солнышко…

2

 
Что пользы мне в том, что сокровищ полны
Подводные эти хоромы?
Увидеть бы мне хотя б зелень сосны!
Прилечь хоть на ворох соломы!
 

А. К. Толстой

– Шайи… Шайи…

Шепот скользил под сводом коридора, отражался от стен – и казался Аквамарину прекраснее песни.

Неужели чуткая умница издали услышала шлепанье ласт по камням? Или давно ждет его и время от времени зовет?

В морском обличье лицо Аквамарина не было приспособлено для улыбок, иначе бы рот растянулся до ушей.

Он шагнул из коридора в золотистый свет, к черному ряду металлических прутьев, огораживающих огромный вольер.

Вот она, Аша, – на своем любимом месте, на высоком скальном выступе. Увидела гостя, громко зашипела, полезла вниз по решетке:

– Шайи!

Когда-то скальпель проклятого мясника Алмаза повредил девушке голосовые связки, теперь она могла только шипеть. Алмаз отказался лечить горло рабыне: у него, мол, нет времени заниматься пустяками, да и зачем ей голос? Так что слово «Аквамарин» ей не выговорить. Но к чему тут проклятая кличка? Ну, хорошо, сам он к ней привык, но друзьям назвал настоящее имя: Джанни. Оно Аше под силу, только переиначила малость.

– Аша, милая, здравствуй!

Навстречу дорогому гостю рванулись сквозь решетку руки – такие же чешуйчатые, когтистые и с перепонками между пальцами, как у него самого, только темные. Полупрозрачная чешуя не скрывала черную кожу таумекланки.

И улыбается! У нее в лице больше человеческого, чем у Аквамарина. Он-то сам себе выдумывал морской облик, не об улыбках заботился, а чтоб в море легче жилось. И менял себя колдовством, а не проклятым скальпелем. А над остальными потрудился Алмаз, чтоб ему сдохнуть. Покрыл кожу чешуей, вставил зубы вроде акульих – и ладно. Само лицо менять не стал.

Зато Аша может улыбаться!

Интересно, как ее звали раньше?.. Ладно, Аша так Аша, имечко не хуже прочих…

А пещера уже наполнилась девчачьими голосишками. Звонкие вопли отражались от стен и неслись, казалось, со всех сторон:

– Джанни пришел!

– Ой, Джанни!

– Тебя долго не было!

– Что ты нам принес?

Обе проворно выбрались из домиков, похожих на большие собачьи будки, бросились в огромный бассейн и наперегонки поплыли к решетке.

Две серебряные рыбки, Уна и Гедда, сестры-виктийки…

Аквамарин никогда не забудет проклятый день, когда Алмаз, светясь от гордости, поделился с ним догадкой:

«Я понял, в чем причина моих неудач! Тело взрослого человека уже сформировалось, стало цельным, отторгает улучшения! Работать надо с детьми!»

Аквамарин тогда в первый и последний раз не сдержался, закатил бывшему хозяину в морду. Крепко закатил, со всего плеча. Но с таким же успехом он мог бы врезать кулаком по мраморной колонне. Только костяшки пальцев себе в кровь разбил. А у Алмаза от удара лишь голова мотнулась. И ответил, гад, ровно, почти приветливо:

«Когда-нибудь я и тебя научу обволакивать тело незримой защитной оболочкой. Человеческому оружию ее не взять. Разве что демон управится, и то не всякий… А к тому времени научись держать в узде чувства. Веди себя достойно, как подобает магу и ученому».

Сволочь проклятая…

А девчонки уже выбрались из бассейна, подпрыгивают у решетки, визжат, тянут к Аквамарину перепончатые лапки.

– Цыц, неугомонные! Где Морис, что с ним?

Разом притихли, посерьезнели.

С лица Аши сошла улыбка. Девушка развела руками:

– Оисохо…

Морису плохо, да? Значит, не зря Аквамарин спешил…

Девчонки заговорили наперебой – но тише, словно боясь, что хозяин услышит:

– Ничего не ест…

– Не выходит из домика…

– Свернулся калачиком…

– Не разговаривает…

– Алмаз велел его не кормить. Сказал: пусть сам ловит…

– Мы все-таки припрятали немножко рыбы…

– А он не ест…

Аквамарин про себя выругался крепко и солоно, как ругаются в портовых кабаках.

Видел он эту проклятую кормежку. Во время прилива приходят рабы с корзиной мелкой живой рыбешки. Рычагом отворяют отверстия, связывающие бассейн с морем. Выворачивают проклятую корзину в проклятый бассейн. И надо ловить рыбешек, пока те не догадались ускользнуть сквозь отверстия.

Аша и девочки к этому привыкли быстро. А вот Морис, бедный мальчуган… его изуродовали позже других, он еще не понял, что прежней жизни не будет никогда. И ему противно жрать живую рыбу.

Девчонки рассказывали, что маленький джермиец лишь недавно стал рабом. Его похитили охотники за людьми, как когда-то самого Джанни. Мало ему тоски по дому, так еще искалечили бедолагу.

А что молчит – это совсем скверно. Не заморил бы себя насмерть…

– Вот что, девчонки, я вам сверху гостинец принес.

Аквамарин развязал сумку – и сестры-виктийки завопили так, что, наверное, с моря было слышно. Яблоки же! Полная сумка яблок! Румяных, крупных, таких… таких земных!

– Попробуем покормить Мориса… – начал Аквамарин, но девчонки его перебили:

– И я хочу!

– Я тоже хочу!

– Хватит на всех, но Морису – первому, – строго сказал Аквамарин. – Вы-то ели рыбу…

– Проклятую рыбу! – весело заверещала Гедда.

– Проклятую рыбу! – дурачась, подхватила ее сестра.

Подцепили, паршивки, любимое словцо Аквамарина…

Парень потянулся сквозь решетку, чтобы дать затрещину хоть одной из озорниц, но те с веселым визгом увернулись, схватили по яблоку и скатились в бассейн.

– Я первая!

– Нет, я первая!..

Аквамарин устало сел у решетки, опираясь рукой на камень по ту сторону прутьев. Аша уселась на бортик бассейна, осторожно коснулась его руки. Оба глядели не друг на друга, а на противоположный «берег», где девочки, опустившись на колени у одного из домиков, уговаривали Мориса отведать яблочка.

Аквамарин и Аша разом напряглись, когда из круглого отверстия в стене появилась тонкая ручонка и взяла угощение.

Почти сразу надкушенное яблоко вылетело из домика и покатилось по камням.

– Соленое! – раздался гневный мальчишеский голос. – Оно соленое! Тут все соленое, чтоб тут все пропало ко всем демонам!..

Аша заулыбалась. Девчонки радостно загалдели. Гедда поймала яблоко и в два укуса его съела.

Аквамарин расслабился. Теперь самое страшное позади. Пусть мальчик кричит, пусть бранится – лишь бы не молчал.

А сестры-виктийки, догадавшись, что их новый друг высунулся из раковины отчаяния, в четыре руки вытащили его из домика и принялись тормошить. Морис героически отбивался и звал на помощь:

– Аша! Аша! Скажи им отстать! Скажи им не тыкаться мордами!

– Мы не тычемся! Мы целуемся!

– Алмаз сказал, что Морис – наш муж!

– Да! Для всех!

– И у нас будут чешуйчатые детки!

– Уйдите от меня, дуры!

Аша сипло смеялась.

– А ведь проклятый болван Алмаз и на меня рассчитывает в своих свадебных задумках, – весело сказал Аквамарин.

Он хотел еще больше позабавить Ашу. Но вышло наоборот.

Девушка перестала смеяться. Обернулась, подалась к Аквамарину, прижалась к его руке, уткнулась лицом в его плечо.

Аквамарин замер, боясь пошевелиться.

Бедная девочка…

Тем временем Морис вырвался из рук своих мучительниц и спрыгнул в бассейн. «Невесты» бросились в погоню и настигли беглеца у решетки.

– Кончайте озоровать! – прикрикнул на них Аквамарин. – Садитесь есть яблоки!

Морис понял, что ему не дадут забиться в домик и заново начать страдать. Он взял яблоко и сел поближе к Аквамарину, чтобы быть в безопасности от серебристых нахалок.

Девчонки затеяли было потасовку из-за яблок, но Аша гневно зашипела – и они враз утихомирились. Для десятилетних виктиек Аша в ее солидные шестнадцать лет была даже не старшей сестрой, а почти матерью.

– Пока едите, – неспешно начал Аквамарин, – я вам расскажу что-нибудь полезное. Например, про акул.

– Не надо про акул, – неожиданно тихо попросила Уна. – Лучше расскажи, что наверху делается. Там ведь лето, да? Вот у нас дома…

Аша, перегнувшись через спину Гедды, деловито влепила Уне крепкий подзатыльник. Наказанная девчонка пискнула и сунула в рот яблоко.

Аквамарин одобрительно кивнул. Начались бы воспоминания о доме, а закончилось бы дело тремя истериками. Или даже четырьмя: Аша тоже не железная…

– Наверху вот именно лето, – сказал он строго. – А значит, проклятые акулы шустрее кидаются на добычу. Когда холодно, они вялые и почти не жрут…

И принялся живописать скорость и подвижность акул, их громадные пасти с мощными челюстями. Рассказал про тонкий нюх акул, про то, как верно они находят добычу в мутной воде. Как хитро, слаженно нападают стаей на тюленей. Какая у них жесткая, шершавая шкура – даже прочную чешую Аквамарина она может ободрать, как точильный камень обдирает мягкое железо, а уж человеческую кожу просто сносит с плоти. Какое безумие овладевает акульей стаей, если рядом барахтается много окровавленной добычи – например, перевернулась лодка с рыбаками. Тогда акулы, ошалев, бросаются не только на беззащитных людей, но и друг на друга…

Виктийки прижались друг к другу. Аша тревожно глядела в лицо рассказчику. Даже голодный Морис забыл про яблоко в руке.

– Что, напустил я на вас страху? – Лицо Аквамарина оставалось неподвижным, только нижняя челюсть слегка шевелилась. Но в голосе звучала дружеская насмешка. – А ведь есть кое-кто, для кого акула – не пугало зубастое, а просто враг. А порой и еда.

– Косатка, – быстро подсказала Гедда.

– Косатка – зверь серьезный. Однако кое-кто даже ее не боится.

– Ой, кто? – пискнула перепуганная Уна.

– Я, – без хвастливых ноток в голосе ответил Аквамарин. – И ты, и сестренка твоя, и Морис с Ашей. Мы, люди…

– Какие мы люди? – горько бросил Морис.

– А такие, – последовал строгий ответ, – которые с мозгами. Во всех морях нет никого хитрее человека. И рук больше нет ни у кого. И умения пользоваться тем, что в эти руки попадет. Акула, ха! В моей деревне из акул отменную похлебку варили! А на островах Вильдиэйди туземцы акуле прямо в море потроха ножом из брюха выпускают. И я то же самое проделываю вот этой штукой! – Рассказчик тронул стальной прут у бедра. – И ем акулье мясо!

– Ты с оружием… – буркнул Морис.

– И ты себе добудешь. На берегу или на дне… а если повезет найти в прибрежной деревне неробкого кузнеца, так он по твоему заказу смастерит чего надо, а расплатишься янтарем или жемчугом – смотря в каких землях будет торг. А уж после этого ты у нас будешь прозываться Грозный Морис, Пожиратель Акул!

Морис хмыкнул: мол, не больно надо! Но приосанился, плечики узкие расправил.

– Но главное все-таки – мозги, – уточнил Аквамарин. – Акула-дура хапает все, что видит, даже наживку на крюке. Я одной такой брюхо вспорол, так она свои кишки глотать принялась. А человек соображает, когда с акулой можно связываться, а когда и удрать не стыдно. Я сегодня с проклятой мерзавкой в догонялки играл. В море от акулы проще схорониться в камнях. Или на дне замереть: она хватает то, что движется. Слабые места у нее – глаза и рыло. Если чем-то ее отпихиваешь, как раз в рыло тычь. А сумеешь сильно и точно ударить между глаз, так с одного удара убьешь. Ну, про брюхо я уже говорил… Различать надо, голодная она или из любопытства к тебе лезет… Да, чуть не забыл: не давайте акулам себя башкой бодать. Они иногда не кусают, а бьют головой так, что ребра поломать могут. А уж если ранен – надобно сразу к берегу. Эти твари на кровь издали приплывут. Да на суше и лечиться сподручнее.

Уна просунула сквозь решетку руку и почтительно потрогала стальной прут.

– А теперь, – завершил беседу Аквамарин, – я лягу спать, потому что устал. Догрызайте яблоки, только тихо. А кто будет шуметь и визжать, тому Аша всыплет.

Парень растянулся на камнях у решетки и опустил веки на глаза.

Аша предостерегающе зашипела на детвору и села рядом – оберегать его сон.

3

 
Там колдун совершает привычное чудо,
Тут, покорна напеву, танцует змея…
 

Н. Гумилев

Илв медленно раскачивался вниз головой, зацепившись ногами за толстую ветку, и монотонно рычал. В этих звуках не было угрозы, они походили на громкое мурлыканье огромной кошки или на мотив странной песни.

Змеи обвили илва, оплели его руки, ноги, туловище. Змей было не сосчитать, так они сплелись, перепутались, толстые, как канаты, и тонкие, вроде удавки палача, серые, черные, зеленые. Они шевелились, шипели, ползали по ветви и по телу илва, а тот продолжал так же мерно раскачиваться, и его дыхание не сбивалось с ритма.

– Прелюбопытное зрелище, – сказал Алмаз, постукивая пальцами по подлокотникам кресла. – Я наблюдаю его в третий раз, и оно мне не наскучило.

Аквамарину зрелище казалось попросту отвратительным. Но он промолчал. Если Алмаз в хорошем настроении, этим надо воспользоваться.

Сейчас парень был в земном облике: крепкий, загорелый иллиец с длинными черными волосами и темными глазами. Он стоял возле кресла, в котором восседал Алмаз. Оба смотрели на опушку волшебного леса, где илв Изумруд, устроившись в немыслимой позе на ветке, обнимался со змеями.

– Обычно я не могу смотреть, как он… вниз головой… – Голос Алмаза дрогнул. – Но сейчас это магический обряд. А истинный маг проявляет глубокий интерес к приемам своих собратьев по искусству.

Аквамарин со злорадным удовольствием представил себе Алмаза, висящего вниз головой и оплетенного змеями так плотно, что не разглядеть безупречно белого одеяния.

«Может, хоть это согнало бы с тебя проклятую невозмутимость, мясник?»

– У каждого свои способы отпустить душу в полет, чтобы она искала ответы на вопросы, заботящие тебя, – задумчиво размышлял Алмаз. – Наша Агат приносит жертвы идолу и тем подготавливает себя к прорицанию. Изумруд с его акробатическими упражнениями узнаёт, что происходит сейчас в иных местах… Интересно, что его так заботит? Он решился на Змеиную Пляску, хотя говорил, что обряд забирает много силы, часто его проводить нельзя.

Аквамарин стиснул зубы, вспомнив свою попытку побега. Тогда Изумруд вот этаким подлым образом вызнал, где его искать.

– Но ведь ты сюда пришел не для того, чтобы любоваться змеями? – проницательно спросил Алмаз. – О чем ты хотел поговорить со мной?

Аквамарин судорожно вздохнул – и решился:

– Я уже просил тебя продать мне Мориса, Ашу и девочек… подожди, не отказывай мне снова! Ты просто не знаешь, сколько я могу дать! Янтарь из северных вод, жемчуг из южных… А сколько ценностей лежит возле затонувших кораблей! Я буду срывать перстни с пальцев утопленников, которых обглодали рыбы, я…

– С проклятых пальцев, – спокойно и холодно перебил его Алмаз.

– Что?..

– Ты ни разу не произнес свое любимое словцо. Другие от волнения заикаются, а ты начинаешь говорить гладко и поэтично. Как я уже замечал, это свойственно многим иллийцам… Впрочем, это мелкое наблюдение не имеет отношения к моей обиде.

– К обиде?

– Конечно. Превыше всего в мире – наука, превыше всех наук – магия. Я служу ей всей жизнью, у меня высокая цель. И ты мог хоть на миг подумать, что я за какой-то жемчуг расстанусь с лучшими результатами своих трудов? Да и зачем мне побрякушки, снятые с утопленников? Я скромен в личных расходах, а если потребуются средства для научных изысканий, ты их и так добудешь. Забыл клятву, которую давал всем нам? Ожерелье заботится о каждом из магов. Любой, кому нужна помощь – не для причуды, заметь, а для дела! – получит ее от остальных.

– А я…

– А у тебя причуда. Занимайся исследованием морских глубин и не посягай на чужие труды… О, гляди-ка, Змеиная Пляска закончилась!

Змеи падали в траву и исчезали в кустах, открывая взорам людей бессильно свисающего с ветки илва.

– Он уже не рычит, – сказал Алмаз со спокойным удовлетворением, словно учитель, которому ученик хорошо ответил урок.

Илв, разом обретя ловкость и гибкость, спрыгнул с ветки и направился к гостям.

– Вождь! – резко обратился он к Алмазу. – Я требую то, что причитается мне по праву! Помнишь, как посылали корабль за идолом для Агат? Я хочу, чтобы Ожерелье помогло и мне!

– И этот чего-то требует! – развеселился Алмаз. – Надеюсь, тебе нужно что-то, чтобы получать новые знания?

– Да. У себя на родине я был учеником шамана и успел узнать многое. Но пришли моряки из-за океана, взяли меня в плен, а шаман погиб. Он не успел рассказать мне, как создавать тень-убийцу.

– Тень-убийцу? – заинтересовался Алмаз.

Изумруд поправил черную повязку на глазах и продолжил переливчатым голосом:

– Иногда племя приговаривает илва к смерти. Тяга к выживанию у нашего народа сильна, не все соглашаются принять смерть добровольно…

– Да что ты говоришь… – хмыкнул Аквамарин. Разговор его не касался, но из любопытства он не ушел.

– Если приговоренный бежит, шаманы создают тень-убийцу и отправляют в погоню…

– Ты перешел к самому интересному, – подался вперед Алмаз. – Подробнее, прошу тебя!

– Я ничего не знаю! – В тонком голосе Изумруда звучало отчаяние. – Учитель не успел мне ничего поведать! Я не знаю, что это: живое существо или магическая сила, которая обрела форму. Она незрима. Если приглядеться, увидишь рябь в воздухе. Тень не сбивается со следа. Не нападает ни на кого, кроме избранной жертвы. От нее нельзя защититься или спрятаться. Против нее бессильно любое оружие. Она находит добычу, убивает ее – и исчезает сама.

– Изумительно! – воскликнул Алмаз. – Ты прав, это интереснейшая загадка…

– Загадка?! – сорвался Изумруд на писк. – Это для меня – загадка, а для любого шамана – простая работа, как дерево вырастить… Я недоучка!

– Ты хочешь, чтобы мы для тебя похитили из Форенуара шамана-илва? И заставили его стать твоим учителем? Это трудно, но мы…

– Это не трудно. Это невозможно.

– Почему? Да, в лес Форенуар нет дороги человеку, но я уже вижу три решения этой задачи. Первое решение: Двуцвет примет облик илва и…

– Остановись, вождь. Шамана-илва нельзя взять в плен, как не смогли спандийские моряки взять в плен моего учителя. Шаман всегда может легко и безболезненно умереть, унося свои тайны в Бескрайнюю Крону…

– Вот как?.. Но о чем же тогда ты просишь Ожерелье?

– В последней партии рабов, доставленных в замок, были двое илвов. Я поговорил с ними, прежде чем отдать их Дереву Смирения. Один из них рассказал, что в лесу Форенуар четыре года назад был приговорен к смерти илв…

– За что приговорен? – не удержался Аквамарин, хотя и не собирался вмешиваться.

– За окрас.

– Как это – за окрас?

– Илвам положено иметь шерсть бурого, черного, серого, белого или желтого цвета. У детенышей окрас одинаков: зеленовато-коричневый, чтоб в листве их не видели хищники. А потом детеныши становятся взрослыми, сбрасывают детскую шерсть и отращивают постоянную. Илв, о котором мне рассказали, был детенышем не хуже прочих, но взрослая шерсть его оказалась полосатой!

Изумруд сделал драматическую паузу.

Его слушатели переглянулись, и Аквамарин спросил:

– Ну и что?

– Как – что? – опешил илв. – Полосы ведь! Черные! На серой шкуре!

– А кому это мешает?

– Всему племени! Этот полосатый может размножиться! И его детеныши тоже могут стать полосатыми!

– Вы так высоко цените чистую наследственность своего народа? – понимающе откликнулся Алмаз. – Полосы неприемлемы?

– И пятна! Пятна тоже мерзость!

– Хорошо, но что было дальше?

– Полосатому предложили умереть, но жалкий урод отказался и бежал из Форенуара. Разумеется, за ним послали тень-убийцу. Она и сейчас преследует урода.

– Подожди, – сдвинул брови Алмаз, – ты говорил, что это было четыре года назад?

– Вождь, это невероятно! Полосатый почему-то жив!

– Четыре года? Она что, едет верхом на черепахе, ваша тень-убийца? – В голосе Алмаза звучало разочарование.

– Да, – неохотно признал илв, – она движется неспешно. Зато она точно повторяет путь жертвы. Ее не собьют с пути ни огонь, ни вода, ни ураган, ни пропасть.

– Ну и что? – опять вмешался Аквамарин. – Беглецу надо просто шустрее путешествовать. Если бы за мною ползла смерть, я бы обзавелся выносливой лошадкой и шлялся по Антарэйди вдоль и поперек. И на каждом придорожном столбе-указателе выцарапывал бы для убийцы послание: сдохни, верная моя, от дурной болезни!

– Тень не умеет читать, – серьезно ответил Изумруд.

– За четыре-то года и тюлень научится!

– В самом деле, – вернул Алмаз беседу в нужное русло, – что мешает беглецу просто бродяжить с нужной скоростью?

– Человеку не мешает ничего. А для илва каждый день будет пыткой. Илв не выдержит долго без и-ллиу. Он просто остановится и подождет убийцу.

– И-ллиу?

– Это не переведешь одним словом. Это когда ты живешь на одном и том же месте, видишь одни и те же лица, слышишь одни и те же голоса. Если у илва это отнять, он не захочет жить. И-ллиу можно сменить, понемногу привыкнуть к новому. Но как это сделаешь, если за тобой идет смерть?

– И все же полосатый жив… кстати, откуда это известно?

– Раб, с которым я беседовал, был учеником шамана. Время от времени его учитель проверял, жив ли полосатый. Каждый раз змеи отвечали: жив. На четвертый год шаман отправил ученика узнать, что происходит, и заговорил посланца от тоски по и-ллиу на три полные луны. Но ученик оказался незадачливым странником и попал в рабство. Впрочем, он уже не тоскует по лесу Форенуар: Дерево Смирения забрало его память.

– Хорошо, но чего ты хочешь?

– Хочу, чтобы Ожерелье помогло мне поймать полосатого урода. Я поселю его в моем лесу и буду ждать, когда придет тень-убийца. Я буду колдовским зрением наблюдать, как она его убьет. Так я смогу приблизиться к тайне.

– Как имя беглеца?

Илв издал несколько свистящих звуков.

Алмаз и Аквамарин постарались скрыть улыбки.

– Полагаю, – сказал Алмаз, – среди людей его называют иначе… Обряд открыл тебе, где надо его искать?

– Не понимаю! – провизжал Изумруд. – Я слышал голоса, они перебивали друг друга. Одни говорили, что полосатый провел четыре года в странствиях. Но это невозможно, этого не один илв не выдержит! Другие голоса уверяли, что полосатый обрел и-ллиу. И это невозможно, за четыре года тень-убийца нашла бы его даже в Таумеклане!

– Ты говорил, что во время обряда не слышишь лжи?

– Конечно!

– Но хоть что-то полезное ты узнал у этих голосов?

– Я молил указать мне тропу для поиска. Тогда голоса начали слаженно повторять одно слово. Я раньше его не слышал и не знаю, что оно означает. Такое странное, короткое…

– Да что за слово-то? – не выдержал Алмаз.

Илв недоуменно чирикнул в ответ:

– Бенц…