Текст книги "Сливки"

Глава 12

На подносе стоял чайник и три фарфоровые чашки с блюдцами. Очень дорогой сервиз. Молчаливый Пахом, наконец, тоже присел, придвинув стул поближе.

Если б не отголоски вчерашнего веселья, я бы попросила что-нибудь покрепче. Но сейчас лучшим напитком для меня и впрямь будет чай.

К моему облегчению, Фишер был в состоянии пить и рассказывать одновременно.

– Назовем их ангелами. Тех, с кем нам удалось установить контакт, благодаря проведенному эксперименту. Как выяснилось, существуют люди, которые умели общаться с ними и до нас. Но это уже совсем другая история.

– Ангелы – это те, кто умирают «верной смертью»? – уточнила я.

– Не обязательно. Это души любых умерших, которые выходят на контакт с человеком, в том числе и переступивших сорокадневный порог.

Все время, пока я находилась в этом кабинете и слушала доктора, я убеждала себя в том, что если я была готова поверить в версию с инопланетянами, то поверю и в это. Но с каждой минутой становилось все тяжелее слушать. До тошноты. И, похоже, вчерашний перебор с вином был тут уже ни при чем.

– Души умерших имеют способность находиться вне времени. Хоть и с сильной привязкой к тому периоду земного бытия, в котором они пребывали в последний раз. Таким образом, они владеют не только информацией о прошлом, но и о будущем. Я никогда не был верующим человеком, до изобретения способа естественного воскрешения. И так и не стал им. Я просто перешел из состояния атеизма в состояние абсолютного знания. Я увидел своими глазами чудо, и оно подтвердило мне существование Бога или высшего разума – как его не назови. Также, я удостоверился в том, что Библия и евангелие несут в себе гораздо больше достоверной информации, чем можно было представить. Например, предупреждение о страшном суде, который настигнет человечество. Сколько бы ни было надежд на то, что он не случится на нашем веку, они не оправдались. Наши доверенные ангелы принесли весть о том, что судный день не за горами. А именно – через тридцать лет. Казалось бы – какое им, бессмертным душам, до этого дело? Так вот, оказывается, их бессмертие закончится именно в момент Страшного суда. Потому что он будет настолько страшен, что даже праведным душам не будет спасения. Ибо их практически не останется на свете. Спасти жизнь человека и Земли можно только одним способом – подготовить планету и общество к Страшному суду. Группа людей будущего выторговала у Бога отсрочку. Ведь он милостив и любит нас.

– А почему тогда он не отменил Суд, раз так милостив?

– Оказывается, механизм небесного судопроизводства, немного не такой, каким мы его представляли. Как там говорила Вера?

Пахом, которого я уже было окрестила немым, кашлянул.

– Она сказала, что весь трагизм Страшного Суда в том, что душа каждого человека просветится светом Божества, и этот свет выявит все самые потаенные дела, чувства, мысли, эмоции и желания, которые скопились в сердце человека. И тогда он сам прыгнет в огненный котел небытия. Так и закончится жизнь человечества. А Господь вернется к изначальному замыслу, который был прерван вмешательством сатаны и падением человека.

Он снова замолк, как будто выговорил свою норму слов за день. Я вдруг поняла, что по жизни мне очень импонируют молчаливые люди. Правда, не всегда это заканчивалось хорошо. Жан был молчалив. Про Влада и Павла такого не скажешь. А вот Алекс – тоже немногословен. Он – отличный слушатель.

От монолога Фишера мне уже давно было дурно. Но вот он как раз не собирался останавливаться.

– Таким образом, у людей будущего, которые, помимо всего прочего, изобрели портал для перемещения во времени, было тридцать лет на то, чтобы взрастить светлое поколение, которое воздержится от прыганья в котел. Для этого им и понадобились наши дети с чистыми душами и незамутненными умами.

– Почему именно наши?

– Оптимально. Через тридцать лет это будут люди полные сил возраста Христа или около того. Раньше – они бы получили слишком взрослых спасителей. Позже – с каждым годом качество населения портилось. Они и в наших детях были не слишком уверены.

– Спасители, – эхом повторила я, – Вот значит что имел ввиду вчерашний вторженец. Он – спаситель человечества.

– И да и нет. Основную миссию он и дети, выросшие в каком-то параллельном мире, вроде как выполнили. Апокалипсис отступил. Может, суд перенесли, не знаю. Но они вернулись не просто так. Они хотят спасти кого-то еще. Но об этом они расскажут вам сами.

– То есть, мои дети сейчас на тридцать лет старше и живут в будущем?

– Да.

– А Влад.

– Три года назад, когда люди будущего впервые пришли из временного портала, чтобы прощупать почву, Влад еще думал, что умирает. Они предложили ему пойти с ними в будущее. Все эти люди были обречены на тридцать лет в межвременном пространстве, как и все дети, которые там же взрослели, набирались светлого знания, учились жить правильно, не гневя Бога и не обременяя свою душу никаким пороком.

Я не знаю, как скоро Влад догадался, что на самом деле не умирает. Но на тот момент обратного пути не было. Думаю, он прожил долгую жизнь на перевалочной базе между прошлым и будущим, и, возможно, до сил пор здравствует в обществе лучшего поколения, когда-либо живущего на Земле.

– В таком случае, получается, что он был с детьми все эти годы? С нашими детьми? – голос мой дрогнул. Но даже не столько от недоумения, сколько от злости и обиды.

– О, не знаю! Там было слишком много народу. Миллионы – вы же сами знаете.

– Что мне делать со всей этой информацией?

– Ничего. Спасители придут к вам с предложением. Раз они заговорили с вами однажды, значит вернутся. Они бы не стали говорить с кем попало. Верно, Пахом.

Тот кивнул.

– Тогда я пойду.

– Конечно. С вас довольно на сегодня. У меня будет к вам только одна просьба. Вернее, предостережение. Ни ваш спутник, ни одна другая живая душа не должна знать об этом разговоре. Вы можете придумать, что угодно, но ни слова о том, что вам стало известно. Это знание не для всех.

– Не беспокойтесь.

Я встала.

Пахом вызвался меня проводить. В некотором роде я была благодарна ему за то, что это сделал именно он, и мне не пришлось слушать Фишера ни минутой дольше.

Для того, чтобы разбавить гнетущую тишину, которая пролегала вдоль длинного коридора, я спросила молчаливого мужчину в шарфе:

– Вы тоже врач?

– Да. Пациент. Ученик. И с некоторых пор еще и врач. При всей его неоднозначности, Герман – хороший учитель. В мединституте я бы никогда не получил тех знаний, которыми он делился со мной на протяжении многих лет. Хочу сказать вам, Маргарита, что как бы странно ни звучало все сказанное им – это правда. И особенно важно не делиться этой информацией ни с кем до дальнейших указаний.

– Вы восхищаетесь Фишером?

– Нет. Только отдельными его достижениями.

– И он об этом знает.

– Да. Он настолько самодостаточен, что ему вполне хватает самопоклонения.

В отсутствии излишней лести – сила. И он ее чувствует.

Пахом умолк, но у самого выхода добавил:

– А еще нас объединяет общее качество. Мы – однолюбы.

– Весьма важное качество, – искренне отозвалась я и подумала, что знаю человека, который идеально вписался бы в их клуб, если б они сами не отослали его в будущее, – А это случайно была не одна и та же женщина, – я бесцеремонно озвучила внезапную догадку.

Мой собеседник расплылся в самой загадочной улыбке:

– Нам удалось этого избежать.

Глава 13

Алекс скрывался от жары в прохладе кондиционируемого автомобиля. Взглянув на мое лицо, когда я к нему присоединилась, он решил ничего не спрашивать.

– Ты забыла свой телефон на сидении. Звонила Жанна. Спрашивала приедем ли мы в яхт-клуб.

– Поехали. Там наверняка будет что выпить.

Алекс едва заметно усмехнулся, но нотаций читать не стал.

– И впрямь идея неплохая. Тем более мы уже за городом и совсем недалеко от водохранилища.

Всю недолгую дорогу я молчала и чувствовала себя прескверно. Меня ужасно раздражало, что я не могу поделиться с Алексом, что мне приходится переваривать услышанную бредовую информацию наедине с собой.

Я согласилась поехать на вечеринку в яхт-клуб, потому что там нам будет некогда поговорить об этом, и мое молчание не покажется столь напряженным. А что потом? Мы приедем домой, и я снова буду молчать как рыба?

Жарясь в котле раздирающих меня метаний, я умоляюще посмотрела на Алекса. Он, почувствовав мой взгляд, понимающе кивнул.

– Я в любом случае рядом. Возможно, тебе сначала захочется обсудить это с подругой.

– Нет. Я не хочу это ни с кем обсуждать. Не сейчас.

– Хорошо.

Вечер был прекрасен. Вино, барбекю, ровная гладь воды неподалеку. Красивейший закат придал обстановке особое очарование.

Праздник проходил на небольшом острове в довольно узком кругу, но мне все равно казалось, что народу слишком много. Безумно хотелось остаться с Алексом наедине, но в то же время я понимала, что это меня не спасет.

Единственным человеком, с которым мне пришлось поговорить – это дочь Жанны, жена именинника – Юлия. Она очень рано стала матерью и рано потеряла своего сына. На собрания в Центр приходила редко. Мать держала ее в курсе происходящего.

Я сказала Юле, что у меня есть все основания полагать, что дети живы. Что во имя всеобщей безопасности, я не могу выложить все, что мне известно, но держу ситуацию под контролем. Впервые за долгое время лед тронулся, и хорошие новости не заставят себя долго ждать.

Не знаю, как девушка купилась на все эти общие фразы, но особенно пытать меня не стала. Доверяла.

Алекс несколько раз предлагал уехать домой, но меня что-то держало. В итоге он согласился, что вечер и впрямь хорош и завязал с попытками покинуть остров. Только один раз подошел и тихо напомнил:

– Они приходят в полночь, насколько я могу судить.

– Да.

Я посмотрела на часы – пол двенадцатого.

– Я пока не готова.

Жанна была очень рада нашему приезду. Но довольно скоро уловила мою растерянность. Она знала меня лучше всех, хотя годы нашей дружбы прерывались долгими расставаниями.

Мне так не хотелось врать еще и ей!

Причалил катер с припозднившимися отдыхающими. Но они, как и мы, судя по всему, не торопились по домам в этот теплый вечер. Шумная компания расположилась по соседству с нами в такой же просторной беседке. Купили в кафе немного мяса, взяли мангал и заказали кальян.

Люди смешались, знакомых лиц стало еще меньше.

Алекс сидел в мягком красном пуфе и курил кальян.

Я стояла с недопитым бокалом белого вина около мангала и смотрела поверх догорающих углей на темную воду, разрезанную на две части лунной дорожкой. Потом задрала голову, и, увидев тысячи звезд, попыталась вообразить, что собой представляет время, и как такое возможно, чтобы мои дети прямо сейчас существовали в недосягаемом будущем. Какие они? Совсем взрослые. Двое из них старше, чем я сейчас. Влад? Живой? Ему за семьдесят. Но я никого из них никогда не увижу, потому что между нами пропасть в тридцать лет.

Кто-то рядом со мной начал переворачивать угли веточкой. Краем глаза я заметила смуглую руку. Но взгляда не подняла.

– Снова пьете, Маргарита?

Это был Раджа.

Я интуитивно посмотрела на часы. Ноль часов три минуты. Если армия спасения появляется ровно в полночь, как предположил Алекс, то, не найдя меня дома, сюда бы они так быстро не добрались. Значит, солдат точно знал, где я нахожусь. Зря я переживала, что мы разминемся, и я никогда больше его не увижу.

– Это помогает мне переварить полученную сегодня информацию, – я демонстративно сделала большой глоток.

Раджа был одет в форму, как обычно, но в полумраке она не бросалась в глаза. Тем более у него не было ни шлема ни автомата, а рукава были засучены на вольный манер. Он продолжал перебирать угли.

Я огляделась. Никто не придал значения его присутствию. Алекс вообще куда-то отошел с насиженного места.

– Как вы попали в будущее, Раджа?

– Сейчас более актуально прозвучал бы вопрос – как я оттуда вернулся. Но по порядку. Такое перемещение произошло с помощью механизма, который переносит людей в альтернативную реальность на время. Она представляет из себя ограниченный участок местности, находящийся вне нашей планеты, Вселенной, вне нашего бытия. Но имеет вход и гарантированный выход. И этот механизм и сама реальность были изобретены людьми будущего. Прогресс не стоит на месте. Тут даже нет никакой магии. Просто представьте, как эволюционировало телевидение и телефония за сто лет, охватывающих почти весь двадцатый и начало двадцать первого века. Для вас, Маргарита, перемещение во времени представляется таким же чудом, как полет на Боинге или интернет-технологии для вашей прабабушки.

Меня кольнуло воспоминание пятнадцатилетней давности. В первые дни пребывания на базе, мой тогда еще будущий муж, также вкрадчиво пытался донести до меня, что он не волшебник, а всего лишь последователь прогресса.

– Технологии совершенствуются и в будущем тоже, – продолжал Раджа, – То есть, если раньше на преодоление определенного расстояния уходили недели или месяцы, то благодаря прогрессу это время сократилось до нескольких часов. Люди тратили по пол жизни в дороге. Так и мы прожили очень большую ее часть в пути. Теперь, чтобы переместиться во времени, на перевалочной базе достаточно побыть несколько месяцев. И это всего лишь заслуга прогресса. Как усовершенствованный двигатель.

С недавнего времени стало доступно еще одно ноу-хау. Специальный портал позволяет нам попадать в прошлое мгновенно, но в строго определенное время и ровно на полчаса. Это пока максимум. Но когда мы закончим разведку и перейдем к основной миссии, нам придется задержаться тут. В награду мы получим несколько месяцев «отпуска» на перевалочной базе. Это все равно что вернуться в родной дом, где ты вырос. Мы прожили там тридцать лет. Кто-то меньше – из тех, кого забирали позже.

Ну а я попал в одну из самых первых партий. Мне было два года на момент слива. Тридцать лет понадобилось прожить на базе до страшного суда, и еще два года после – в новом будущем – пока не изобрели портал.

В последней фразе Раджи меня покоробило слишком многое. В первую очередь то, что он был ровесником моего младшего сына на момент исчезновения. А это значит, что сейчас мой малыш примерно такой же взрослый мужчина почти моего возраста. Во-вторых, уже не в первый раз врезалось в уши слово «база», которым он назвал то самое перевалочное место. Но вслух я спросила:

– На момент чего? Слива?

– Ах, да. Вам непривычно слышать, но это устоявшееся выражение в современном, – он кашлянул, как будто сказал что-то не то – в нашем, обществе. Именно так называют процесс перехода из прошлого в будущее – слив. Нас как бы сливают из одного времени в другое. А мы – сливки. Собственно, именно это слово и является первоисточником. Имеются ввиду «сливки общества».

– Я поняла. Значит, кто-то там в будущем решил, что продолжить жизнь после конца света достойны только дети в рамках определенного возраста?

– Ну, во-первых, не было никакого конца света. Случись он – нас бы не было. А через двадцать восемь лет и никого из вас. Та небольшая горстка людей, которая удостоилась Божьей милости, но все же была не достаточной по количеству для того, чтобы убедить Господа сохранить земную жизнь вместо полного перезапуска Вселенной, выторговала еще один шанс.

Их план состоял в том, чтобы вернуться в прошлое и изменить его. Так, чтобы привести на Страшный суд идеальное общество. Но когда первые спасители «высадились» в прошлом и увидели, что порок уже подобно опухоли поразил человечество, то им пришлось придумывать другой план.

Уже тогда у них были очки, определяющие КПЖ. Количество Прожитых Жизней. Большой его показатель был весомым аргументом в пользу того, что человек достойный и заслуживает спасения. Но армия была слишком мала, чтобы исследовать всю планету. Даже на один небольшой город ее бы не хватило. А усугублялась ситуация еще и тем, что многие достойные слива были слишком стары. Даже сорокалетнему человеку слитому тогда, ко дню Суда было бы уже за семьдесят. Был риск, что он и вовсе не доживет.

Поэтому спасители решили, что в силах воспитать идеальное общество из всех маленьких и рожденных в ближайшие годы детей. Абсолютно каждого изымали не из вредности – а чтобы когда старый свет придет к своему логическому концу – не пострадал ни один молодой человек или девушка детородного возраста. Да, Господь уничтожит не все мироздание, но всех неправедных людей, населявших планету.

– Это какой-то всемирный геноцид.

– Это большая жертва во имя продолжения рода человеческого.

– Я не знаю, кто наделил себя правом решать с помощью каких-то очков судьбу человека, но ведь вы сами только что сказали, что достойные оставались, хоть их и было сложно найти.

– Да, и многие из них не дошли бы до суда в силу возраста. Но теперь ситуация изменилась. И мы, ваши дети, – не просто так называем себя спасителями. Многие помнят своих родителей, старших братьев и сестер. Не могу отнести себя к этой категории, ведь я сирота и воспитывался в детском доме свою недолгую двухлетнюю жизнь в прошлом. Но у меня было много друзей из полноценных счастливых семей, которые тосковали по родным.

Мое сердце сжалось, когда я представила своих тоскующих детей на проклятой перевалочной базе.

– Прожив тридцать лет на базе и два года в постапокалиптическом, если вам так угодно, мире, мы отвоевали право вернуться и все-таки спасти тех, чей уровень КПЖ не помешает завершиться Страшному суду в пользу человека. Мало кто помнит и найдет своих родителей, а даже если и вспомнит, то все равно не сможет спасти того, чей КПЖ ниже нормы.

– Апокалипсис все-таки случился. И вы его всадники. Раз верите в праведность всего, что говорите.

– Сейчас некогда углубляться в тему. Все что я пытаюсь вам сейчас сказать, это то, что вы нам подходите. Мы готовы забрать вас с собой.

– Предлагаете мне сбежать как крыса с тонущего корабля?

– Воссоединиться с вашими детьми. Разве не об этом вы мечтали?

– Привет! – раздался звонкий голос, от которого я чуть не выронила бокал, про существование которого уже давно забыла.

Да чего уж там, я и про существование людей на острове совсем позабыла.

Это была Жанна. Тот редкий со времен молодости случай, когда моя подруга переборщила со спиртным. Впрочем, ей это было очень к лицу. В ней просыпалась давно угасшая кокетка-обольстительница.

– Как вам водная прогулка? – обратилась она к Радже, приняв его за отдыхающего с катера.

– Сложно было вообразить лучший досуг в такой жаркий день, – не растерялся солдат.

– Красивый костюм.

Я не узнавала Жанну. И даже немного пожалела о присутствии Алекса. Ведь она так бесцеремонно вторгается в разговор именно потому что уверена, что ни с каким другом мужчиной у меня тут не может быть личных разговоров. Пришлось ее переубедить.

– Жанна, это Роман. Он тоже потерял детей и я рассказываю ему о деятельности Центра. Кстати, Алекса давно не видно. Посмотри, пожалуйста, где он.

Подруга, наконец, услышала меня.

– Пойду сделаю нам чай. Пора понизить градус. Ты как?

– Да, пожалуй. Мне тоже. Спасибо.

Жанна была разочарована несостоявшимся знакомством с восточным красавцем Раджой, но мне не было до этого никакого дела. В другой ситуации я, естественно, представила бы Жанну любому другому новому знакомому, хотя бы как специалиста Центра. Сейчас же от нетерпения я повела себя очень грубо, и подруга это заметила. Но у меня была на то причина – судя по часам, у нас с Раджой на сегодняшний разговор осталось не больше пяти минут.

– А мой муж, Владислав Жданов? Фишер сказал, что его тоже… слили.

– Да. В первых рядах. У него очень высокий уровень КПЖ. Не смотря на то, что ему было уже за сорок на момент слива, первые спасители посчитали его ценным экземпляром, достойным риска.

– Бред какой-то. И он согласился?

– Не бред. Вам надо увидеть это своими глазами.

Он достал из нагрудного кармана те самые очки. Примерьте и взгляните на людей.

Раджа протянул мне диковину из будущего.

Я торопливо приложила очки к лицу. Над по большей части незнакомыми мне людьми кружились небольшие сферы, а внутри светились цифры. Двухзначные, трех, и только в одной сфере я заметила четырехзначное число. Это была Жаннкина сфера.

– Ваша подруга чуть-чуть не дотянула до проходного КПЖ. Тут еще важен цвет цифр и сферы. Про это чуть позже расскажу. Но вы обратите внимание на то как-по-разному выглядят люди в зависимости от КПЖ.

И впрямь, некоторые люди казались мне серыми, чуть ли не полупрозрачными. Образ Жанны, напротив, был ярок и естественен. За исключением нескольких помех как на голографическом изображении. Ее сфера была правильной формы с ровными цифрами внутри. В отличие от многих других – тусклых и кривых.

– Ваша подруга – яркий пример молочного человека. Они идут сразу после сливок. Кому-то в голову пришла такая чудная классификация, – пояснил он, поймав мой удивленный взгляд сквозь очки.

– А восточный народ вы как нарекли? Кумысом? – По мере того как приходило осознание того, что мои дети живы, и даже досягаемы, ко мне начала возвращаться почти забытая тяга к сарказму.

Раджа снял с меня очки.

– Значит, я тоже отношусь к сливкам?

– Да. Хоть в этой жизни вы и не были достаточно активны, но прошлые заслуги хорошо подсвечивают вашу сферу. Я сразу заметил. Когда вы стояли на балконе. Это большая редкость. Высокий КПЖ сам по себе не так важен, как качество этих жизней и их продолжительность. Можно прожить тысячи жизней, но каждый раз умирать в младенчестве, не успев обогатить свою душу. Как думаете, почему кто-то становится дворником, а кто-то президентом, даже имея абсолютно идентичные исходные условия? Почему одни люди интеллектуально развиваются, а другие проживают примитивную жизнь? И никогда одни с другими не найдут общего языка, потому что между ними пропасть. Не социальная, не образовательная. Это пропасть в сотни жизней. Почему мы сложно сходимся с людьми? Почему непросто найти своего человека? Почему дети рождаются умнее родителей? Все дело в КПЖ.

Я обернулась и снова поискала глазами Алекса. Было бы интересно взглянуть на него сквозь очки. Но Раджа уже убирал их обратно в карман и поглядывал на часы. Я поняла, что ему пора. Народу на острове стало меньше. На нас вполне могли обратить внимание. И все-таки я задала последний вопрос.

– Жданов сейчас в будущем? Он жив?