Текст книги "Любимая для монстра"

– Девчонке? – насмешливо переспросил эйт. – Тебе тоже двадцать один, но ты столь снисходительно говоришь о своей ровеснице, дочери князя…

– Я иначе воспитывалась, в других условиях, которые напрочь отбивают желание творить глупости и лишают иллюзий. Особенно о том, что править миром так здорово, – поделилась я и улыбнулась вполне искренне.

Мы опять замолчали, разглядывая друг друга.

– И что мы с тобой будем делать? – наконец он задал вопрос, который, похоже, мучил как его самого, так и князя.

Нет, князя даже сильнее, ведь я заняла тело его дочери. И отдать приказ о моей ликвидации – это словно второй раз убить своего ребенка. Пусть в ее теле уже совершенно другая душа. Душа, которая спасла его от смерти.

– Понять и простить? – предложила я, машинально пожав плечами.

– Ты измененный маг смерти, и это способен ощутить любой, знавший прежнюю Катрию маг, – поморщился Хорн, видимо, на эту тему они с князем тоже поразмышляли.

– Теперь я просто темный маг, – поправила я. Но пришлось добавить, уловив скепсис главы тайной канцелярии: – Хорошо, сильный темный маг с дополнительным подарком от прежнего дара. Я до сих пор ощущаю чужие эмоции.

– Это лишь пока, ведь дар может восстановиться, и ты решишь отправить нас всех к Белой Эйте? – парировал он.

– Нет, – потерев грудину, невольно улыбнулась я, несмотря на легкую, постоянно мучившую боль. – Эта капля света внутри меня не позволит. Она моя, родная, защищает душу. К тому же стабилизирует мою магию и избавляет от зловредного воздействия темной энергии на мозги и эмоции. Благодаря этому свету я не сошла с ума, пока заново проходила инициацию и… вспоминала… не свое.

Задумчивое молчание главного безопасника страны начало напрягать, но, надо думать, я еще слишком наивный интриган, а вот он, наоборот, слишком опытный. И пока я накручивала себя, переживая о его решении, эйт Хорн доводил меня до нужной кондиции. Наконец, он выдал:

– Хорошо. Тебя выпустят отсюда. И ты останешься Катрией Фолкзан…

– Нет! – оборвала я его и упрямо вздернула подбородок, всем своим видом демонстрируя непреклонность. – Я не позволю лишить меня собственного имени. Поэтому готова выйти отсюда только как Виктория, а Катрия может быть моим вторым именем.

Мужчина скрежетнул зубами и сухо процедил:

– Хорошо, князь согласен объявить народу Солката о том, что даровал своей наследнице второе имя в благодарность за спасение.

– Спасибо, – с облегчением выдохнула я.

Но оказалось, это были не все условия.

– Однако ты обязана дать нам клятву верности и что никогда не…

– Нет! – вновь жестко оборвала я. – Я готова дать кровную клятву о непричинении вреда и верности только своему отцу, князю Дивиту Фолкзану. Вам же я подобных клятв давать не намерена.

– И почему же? – проскрипел ледяным тоном взбешенный темный маг.

– Потому что хранить верность многим невозможно. Вдруг ваши с князем взгляды или жизненные интересы разойдутся. И что тогда делать мне? Разорваться на части? – спокойно пояснила я. – Насколько я понимаю, эрэт Фолкзан решил пока оставить меня в статусе главной наследницы княжества, а значит, может так статься, в будущем я займу трон Солката. Тогда уже вы должны будете верны мне. В этом случае моя клятва сыграет против меня же.

– Я предупреждал тебя, Себ, что эта девочка гораздо умнее и осторожнее Катрии, а ты не верил, – донеслось из темноты коридора.

Через пару мгновений из сумрака вышел сам князь Дивит Фолкзан. Высокий, очень симпатичный, сероглазый мужчина в черном и с цепью на груди. Жесткий, суровый, но справедливый и не бездушный правитель, как я смогла убедиться. Я почувствовала его грусть, душевную боль, пока он пристально рассматривал меня. По-прежнему ощутила непривычное родственное тепло, словно мы и правда с ним родные. Вот бы узнать его поближе. Прочувствовать нутром эту непривычную сопричастность хоть к кому-то, как настоящей дочери.

Жадно рассмотрев отца своего нового тела, я неуверенно улыбнулась, неловко присев в реверансе.

– Я принимаю тебя, Виктория, как свою дочь, – хрипло проговорил князь слова, от которых екнуло мое сердце. Потом, протянув сквозь прутья скарификатор, добавил: – И жду обещанную клятву.

Проколов палец, из-за накативших эмоций я скорее проскрипела клятву, чем торжественно произнесла, правда, немного «упростив»:

– Клянусь, что никогда не буду покушаться на власть и жизнь князя Дивита Фолкзана.

Князь и его страж криво усмехнулись, отметив краткость и узкую направленность клятвы, но приняли как есть. Себ Хорн открыл дверь моей камеры и жестом предложил ее покинуть. Князь протянул мне плащ со словами:

– Всем сказано, что после смерти матери и ее попытки убить меня на твоих глазах, ты была немного не в себе. Мне пришлось закрыть дочь в казематах ради нее самой, пока не возьмет свои эмоции и магию смерти под контроль. Так что твой облик никого не удивит.

– Постараюсь не доставлять вам лишних хлопот, эрэт Фолкзан, – я вновь присела в реверансе.

Для прежней хозяйки тела это было как дышать, а вот для меня кланяться и заискивать – нет. Только человека, от которого зависело: жить мне дальше или нет, надо расположить к себе.

Князь помолчал с минуту, изучая меня, будто муху под лупой. Затем тяжело, немного рвано вдохнув-выдохнув, спросил:

– Насколько хорошо ты помнишь… сроднилась с памятью Катрии?

– Полностью, – глухо призналась я, невольно напрягаясь в ожидании его реакции.

Как только после покушения князя подлатал целитель, произошло много чего. Очнувшись от обморока, я забилась в судорогах от накатывавшей волнами магии смерти. Сперва Катрию отправили в казематы, действительно, чтобы спасти, решив, что, потрясенная потерей матери, она потеряла разум и контроль. Однако оказалось, что началась моя собственная магическая инициация. Ведь магии смерти плевать, чье тело, главное, душа новая, не инициированная, новорожденная, можно сказать!

К сожалению, а может и к счастью, все это я помнила урывками. Как потрясла окружающих тем, что говорила на неизвестном языке, билась в истерике, когда бесконтрольные потоки магии набрасывались на опрометчиво приближавшихся крыс, пытались убить стражников, подходивших к клетке. Князь с Хорном видели, что я не понимала происходящего, не понимала, как и почему мои руки вдруг выпускали жуткие серые жгуты, все вокруг превращавшие в прах и гниль. К тому же на любое обращение и попытку достучаться я выкрикивала другое имя, отказываясь от «своего» и с очумелым видом шарила по своему телу и разглядывала руки и ноги, задирая подол.

Когда окружающие все-таки заподозрили чудовищную подмену и затем убедились в ней с помощью артефакта истины, повелитель Солката меня чуть собственноручно не уничтожил. Но жалкий вид забившейся в угол девушки с внешностью его дочери, с подлинным отчаянием и в слезах таращившейся на него – жуткого мужика с кошмарным черным сгустком в ладони – остановил. Чуть позже князь, выражаясь официальным языком, пересмотрел свои планы на меня.

Потом, когда я лучше освоила чужой язык и воспоминания Катрии, начались тяжелые, утомительные допросы. И еду с водой мне давали только за честные ответы, правдивость которых подтверждал артефакт истины.

Эти двое мужчин, самых влиятельных в Солкате, узнали обо мне очень много. Впрочем, как и я о них. Халзина Бачир, жена князя и мать его единственной дочери, собрала на каждого самое подробное досье. Вот и ее дочери, а теперь и мне о большинстве местных аристократов известно больше, чем они о друг друге знали.

Наконец князь кивнул мне, видимо, удовлетворившись моей памятью. Но расстроенно нахмурился от моего вида – жалкого, замызганного, не подобающего княжне. Дождавшись, когда я наглухо закутаюсь в длинный черный плащ с капюшоном, князь молча двинулся на выход из подземелья. Я спешно семенила за ним, спиной ощущая тяжелый взгляд следовавшего за нами Хорна.

Придерживая полы плаща на груди, я думала о том, как же круто вновь поменяется моя жизнь.

Я, Виктория Невская, родилась в совершенно в другом мире. Сирота и детдомовка, как у нас… там говорят… говорили. Студентка четвертого курса юрфака, считавшаяся, надеюсь, заслуженно, умной и деятельной особой, хоть и со скверным характером. Незамужняя, бездетная, ни разу не любившая мужчину и даже не познавшая страсти. Холодная, расчетливая и пакостливая, в общем, натуральная Шапокляк, как прозвали меня подруги в честь вредного персонажа из мультика.

В той жизни, на Земле, у меня были лишь две ценности. Мои мозги, благодаря которым хорошо училась и продвигалась по жизни, подрабатывая в успешной юридической фирме. И две мои подруги – Мария Васюнина и Евгения Корзинкина, подельницы во всех авантюрах, названные сестры и мое спасение в холодном и неприветливом к сиротам мире.

Пухленькая рыжая Машка из-за красневших по малейшему поводу щек в детстве получила прозвище Томат и училась в меде. Высокую и худую Женьку, студентку экономического факультета, всегда отлично управлявшуюся с цифрами, в детстве за худобу и высокий рост прозвали Шпалой. Обе девочки стали замечательными девушками.

Мы родились в один день, в одном роддоме, и от нас троих отказались родители. Потом и в один детдом попали, который соединил нас навсегда. Неразлучная троица, ставшая семьей, которой нас лишили родители. Или обстоятельства? Кто знает?

И умерли мы тоже в один день и даже в одно время.

Сейчас уже сложно сказать, в какой момент мы втроем открыли для себя музыку. Сперва научились играть на гитаре, потом начали петь. А после выпуска в «свободную» жизнь пение и музыка помогали выживать. Мы зарабатывали, выступая в парках, переходах и кафешках, жили в одной квартире, хотя каждая получила свое жилье. Ведь привыкли всегда и везде быть вместе, делить все на троих, как хорошее, так и плохое.

И вот вскоре должен был состояться музыкальный конкурс, победа в котором открывала прекрасные перспективы. Конечно, заманчиво маячил и денежный приз. По крайне мере, лично меня интересовал именно приз. Женька же верила в чудеса: мы станем богатыми и знаменитыми. Маша надеялась, что слава известной певицы поможет ей встретить своего рыцаря в сияющих доспехах. В общем, в нашем трио я оказалась самой приземленной и меркантильной. Шапокляк, одним словом.

Женька подслушала разговор своих однокурсниц и узнала про суперкрутую ведьму, которая может помочь во всем. И выиграть музыкальный конкурс, в том числе. Уговорить меня на эту глупость, пойти к ведьме за заговором на удачу, было равносильно подвигу. Тем более, за «удачу» необходимо было заплатить. Но отказать в чем-то Маше и Жене я была не в силах. Хоть и вполне успешно это скрывала. Очень жаль, что моя безотказность сыграла с нами жуткую шутку!

Ведьма Анхелла оказалась действительно… ведьмой. Это выяснилось из разговора на первой же минуте. Мы провели всамделишный магический ритуал, по ее словам, добавили себе двойную дозу магии, любви и удачи. Я цинична, прагматична и не верила в сказки, однако даже я убедилась в том, что Анхелла не какая-нибудь шарлатанка, коих развелось как грязи. Магия существует! Ведь в процессе проведения ритуала я ощущала дыхание «той» стороны, дичайшую неподъемную тяжесть, когда нанизывала бусинки, олицетворявшие желаемое, на восковый браслетик, добавляла нам с девочками море удачи.

А потом ведьмин кот – толстый, зеленоглазый Амагрелим – устроил поджег и открыл для нас врата ада. В пламени, полыхавшем на столе Анхеллы, над ее головой я увидела жуткие тени, темные маски вместо лиц, в глазницах которых горел огонь. Видимо, жуткое, мистическое зрелище не было плодом моего воображения, потому что орали и убегали из ведьмовского офиса мы с подругами вместе, перепуганные до ужаса. Так неслись, что не заметили, как влетели в раскрытые двери лифта, но, вместо кабины, упали в пустовавшую шахту.

Первой вывалилась Женька, утянув меня следом, Маша успела нас удержать. Всего на несколько мучительных мгновений, позволив полностью прочувствовать момент, когда жизнь трещит в буквальном смысле и висит не на волоске, а на шлевке моего тоненького ремня.

У нас была одна жизнь на троих! И смерть мы тоже разделили на троих!

Умерев на Земле, я совершенно непостижимым образом оказалась в другом мире, в чужом теле, душа которого за мгновение до меня отправилась к Белой Эйте, как здесь назвали Смерть. Так я обрела шанс на вторую жизнь, чужую память, магию и чужие проблемы в масштабе страны.

Мир, куда меня занесло, называется Хартан. Как когда-то на Земле, здесь один огромный материк, на котором расположены сотни разных стран. На Хартане живет множество разных рас, вполне разумных и, помимо людей, есть существа, наделенные вторыми ипостасями, животными. По сути, это оборотни. И без магии здесь не обошлось.

В этом мире магия делится на два вида: темную и светлую. В зависимости от источника, что «бьет» на территории, который проложил себе путь из недр планеты. Любопытно, что несмотря на наличие источников, магией здесь обладают далеко не все жители. И у тех, кто родился без нее, срок жизни обычный для Земли, примерно сто лет. А вот маги и оборотни доживали и до двухсот, старея лишь в самом конце.

Эта новость меня ошеломила и обрадовала, ведь я тоже маг. Теперь я Катрия Фолкзан – единственный ребенок повелителя княжества Солкат, которое граничит со странами различной темности и опасности. С одной стороны, Фейрат с его магами смерти, откуда родом мать Катрии и где у женщины прав меньше, чем у собаки. С другой – великий и могущественный Ирмунд, с ними у нас добрососедские, пока, отношения. На севере – Дарглан, земля оборотней. Ну и скромненький покладистый Кайкасор, который из последних сил поддерживает со всеми нейтралитет.

Княжна Катрия будучи наследной принцессой вполне благополучной по меркам Хартана страны, получила прекрасное разностороннее образование, так что перечислять названия и особенности других королевств, княжеств и тому подобных государственных образований я могла бы долго. Но мы выбрались из подземелья в широкий дворцовый коридор, и меня ослепил яркий солнечный свет. Я даже зажмурилась. И лишь услышав испуганный лепет девушек прислужниц, распахнула глаза.

– Займитесь княжной, она, наконец, подчинила свою магию, – прозвучал суровый приказ князя.

Сам он в сопровождении Хорна отправился в одну сторону, а меня, легонько поддерживая под локти, прислуга настойчиво повела в другую.

Глава 3

Над широким беломраморным балконом с затейливой балюстрадой и вазонами с роскошными цветами нависал непривычно огромный, в половину чужого неба, серебристый диск луны. Дворцовый парк, большой, тщательно ухоженный, вызывал уныние и, пожалуй, страшил, несмотря на летнее, погожее, безоблачное утро.

Опершись ладонями о балюстраду, я мрачно смотрела на извилистые парковые дорожки, цветущие кусты и фигурно постриженные кроны деревьев. Белое четырехэтажное здание дворца, с зеленой черепичной крышей, с множеством арок, портиков, колонн и статуй, было построено в форме прямоугольника. Правое крыло предназначено для проживания семьи повелителя, левое – служебное, с множеством самых разных помещений: залов для приемов и торжеств, кабинетов советников, по-нашему, министров, кухни, прачечной и других служб, комнат для прислуги и княжеских гвардейцев.

Я знакома с дворцом, с этим небом и парком, по именам и лицам знаю горничных, которые сейчас, будто перепуганные мыши, бросились приводить в порядок мои личные комнаты. Я даже знакома с обликом обнаженной красивой девушки, с которой в очередной раз столкнулась, с содроганием рассматривая в ванной комнате собственное отражение. Однако все это чужое. Все принадлежало Катрии Фолкзан, а не Виктории Невской.

Даже рука, которой я оперлась о гладкие перила, разительно отличается от моей. Более широкая ладонь, длиннее пальцы и ногти, белая, холеная, бархатистая кожа. Катрия на голову выше Виктории, шире в плечах, точеных, покатых. На зависть статная, фигуристая, с привлекательно округлыми бедрами и высокой грудью, аристократической манерой держаться. Я прежде и рядом не стояла! Минимум третий размер си… нет, груди, великолепной и гордой, отчего, опустив взгляд, невольно упираешься им в эту самую грудь, а не в пол. И не было у меня такой упругой, пышной зад… нет, попы, отчего, стоит присесть – и кажется, под нее подушку подложили.

Да я могла бы сотню «не» перечислить, чего не было у Виктории, но было у Катрии. Только, глядя в чужое небо, я с огромным трудом сдерживала злые, отчаянные слезы.

Я лишилась всего. Не только собственного любимого тела, пусть и плоского, худощавого, а не такого вызывающе женственного. Лишилась любимой работы, страны и мира. У меня отобрали то, что делало меня счастливой и уверенной в себе: Машку и Женьку. Мою семью.

А еще – свободу!

Как же я была глупа, считая, что мы с девочками не жили, а выживали. Что выделенные нам государством как детям-сиротам однокомнатные квартирки в старом фонде – это так себе. Что совмещать учебу и работу в юридическое фирме – тяжело и нестабильно. Только попав в другой мир, я осознала: мы имели все – дом, молодость, свободу. Свободу строить жизнь так, как хотели.

Зачем мне во дворце личные покои из шести комнат, гардеробная размером с квартиру, до предела забитая нарядами и драгоценностями? Зачем многочисленная прислуга – горничные, секретарь, личный целитель? Если я по факту в тюрьме. Комфортабельной тюрьме. И ни о какой свободе принятия решений и даже передвижения нет речи.

Две недели я провела в подземелье, в настоящей местной тюрьме, и вот вроде выпустили оттуда, только не освободили.

– Эрэта Катрия, все готово, – почтительно прошелестел голосок Орты, одной из горничных.

Как-то так вышло, что, по примеру могущественного и сильного Ирмунда, у большинства их темных соседей были приняты сходные обращения к разным сословиям. К аристократам – эйт и эйта, ко всем остальным – ир и ира. И только правящие династии имели отличия в обращении. В Солкате к членам семьи правителя и к нему самому обращались эрэт или эрэта.

Обернувшись, я отметила, что прислуга приняла к сведению мои предпочтения, в том числе есть на свежем воздухе, поэтому накрыла стол для завтрака на балконе. Поправлять служанку и требовать называть меня Викторией не стала, ведь повелитель еще не известил народ о «награде» для дочери – пожаловании второго имени. Поэтому бесстрастно кивнула и вернула внимание небу и огромной сияющей луне. Яркое утро, а она по-прежнему видна и сияет…

После моего освобождения, выхода из подземелья, прошло три дня, которые, князь с Хорном, по всей видимости, дали мне, чтобы окончательно прийти в себя и вернуть надлежащий княжне вид. Первым делом я отмылась от запаха тлена, тюремной грязи и, принимая ванну, в какой-то момент поймала себя на том, что прямо-таки со всей дури терлась тряпкой, которой здесь вместо русской мочалки мыли княжну. Самостоятельно! В общем, неосознанно пыталась содрать с себя чужую шкуру. Пришлось жестко брать себя в руки, а то служанки в панике таращились на эти самые покрасневшие, исцарапанные княжеские руки. Наверняка раздумывая: подойти и предложить свои услуги или позвать лекарей и стражей?

Ну да, отпускать контроль чревато. Жизненно важно вести себя привычно для других. В моем случае – походить на холодную, бесстрастную статую. К тому же маги смерти вынуждены контролировать все свои чувства и эмоции, в противном случае кто-то умрет. И самолично уничтоженные крысы в подземелье – явное тому доказательство.

Не объяснять же всем, что отныне я другая – измененный маг смерти, душу и сердце которого до сих пор защищает и согревает свет двух самых любимых мной людей. Теперь я не просто поверила, я абсолютно уверилась: Анхелла – настоящая ведьма и провела настоящий обряд, а значит – мы с подругами получили двойную магию, удачу и любовь. И наши с Машей и Женькой души теперь навечно связаны. И никакие грани и чужие миры не смогут разорвать эту связь. Ведь я темная, но в моей душе горит их свет, я умерла, но живая… Уверена: они тоже живы! А раз существует магия, значит, есть надежда, что когда-нибудь, может, в другой жизни, мы снова встретимся.

Придержав подол легкого домашнего платья лазурного цвета, я села завтракать. Эх, вот несмотря на изящество этого милого утреннего одеяния, оно не сравнится с русским домашним халатом, родным и уютным. Удивляться количеству еды тоже перестала: несколько видов сыра, мяса и рыбы, тарелочки с вареньем и сметаной, блинчики и яйца – все это гастрономическое изобилие тоже приелось. Только тяжело вздохнула, вспомнив наши с Машей и Женькой жалкие потуги научиться готовить. Однако нахмурилась и с досадой на себя тряхнула головой. Уныние – грех, ведь ты потерял веру в бога и себя. Значит – побежден. А наша компания – Шпала, Томат и Шапокляк – даже в беспросветно унылый день всегда гордо задирала подбородок и улыбалась, ну, подумаешь, улыбка иной раз походила на злобный оскал приговоренного.

Итак, я на Хартане восемнадцатый день. Правда, «на воле» лишь четвертый. Однако сегодняшним утром в привычный эмоциональный фон, который ощущала от окружающих, затесалась непривычная нотка. К общему страху, любопытству, неприязни я привыкла, а вот к тоненькой интонации пугливого ожидания и странного нетерпения – нет. Поэтому держала толпу прислуги в поле зрения, а то вдруг кто-то задумал отомстить.

Мне добросовестно прислуживали за столом: подливали чаю, меняли тарелки. Тем временем чье-то нетерпение становилось гуще и раздражительнее, будто кто-то подгонял: либо меня есть быстрее, либо остальных, наконец, оставить княжну в одиночестве. Чтобы что? Убить?

Теперь даже последний солкатский нищий в курсе, что супруга князя, маг смерти из Фейрата, оказалась предательницей и пыталась убить мужа, чтобы захватить власть и стать единоличной повелительницей княжества. Катрия унаследовала от матери не только магию смерти и внешность, но и жажду власти. Уж я-то знаю, поскольку все ее воспоминания перешли ко мне.

Хуже того, на том роковом балу каждый видел: пока Халзина покушалась на мужа, Катрия пыталась убить Хорна – преданного княжеского пса и верного защитника. Только вышло совершенно иначе: подозрительный Себ Хорн убил Катрию и Халзину. И лишь благодаря вмешательству высших сил, которые позволили, а может и помогли мне попасть на Хартан и занять тело Катрии, убийца и его жертва остались живы.

В результате возникла дилемма: Катрия вроде и предательница, а вроде и спасительница. Кому как удобно, тот так и посчитал.

После завтрака меня привели в должный вид: переодели и причесали. Вновь подойдя к балюстраде, я жестом отпустила слуг и приготовилась к тому, что должно произойти дальше. Обострившиеся чувства подсказали, что прислуга с облегчением покинула мои покои, осталась только одна женщина, заправлявшая покоями княжны. Попросту, старшая горничная.

Едва слышный щелчок закрывшейся двери – и я невольно напряглась, глядя вдаль, при этом краем глаза следя за ирой Реамр. Эта симпатичная брюнетка лет сорока не маг, соответственно срок ее жизни не больше ста лет. Старшая горничная приблизилась почти бесшумно, ее выдал лишь шелест платья у меня за спиной, но на моей коже приподнялся каждый волосок. Вспышка тревоги, неуверенности, страха и трепета – и наконец я услышу то, о чем мне хотели поведать с того момента как проснулась. Реамр очень приглушила голос, обратившись с просьбой:

– Эрэта Катрия, позвольте обратиться к вам?

Медленно обернулась к ней, глядя свысока и холодно, так, как всегда, делала Катрия, и кивнула. Странное дело, моя высокомерная холодность ее успокоила и позволила с большей уверенностью сказать:

– Эрэта Катрия, мне поручено передать вам, что преданные вам люди не опустили руки. И не изменили планов. Просто теперь трон Солката можете занять вы… если согласитесь на ряд условий.

Я лишь вскинула бровь в немом вопросе. И женщина поняла мой жест правильно, перейдя на шепот:

– Вам помогут занять трон, и на все ключевые места в княжестве вы назначите тех, кто поможет вам свергнуть тирана…

С трудом сохранив бесстрастное лицо, мысленно я насмешливо хмыкнула, услышав про тирана. Даже на территориях, где сильны светлые источники энергии, влиятельные маги не похожи на рыцарей без страха и упрека, несущих справедливость и равенство в народ. Вон наш сосед Ирмунд уже тридцать лет воюет со светлым Байратом, а причина в том, что светлые подло убили почти все семью нынешнего повелителя темных.

Вся история Хартана – это череда войн; и не важно: светлые вы или темные. Разница между ними исключительно в восприятии и усвоении магической энергии. Это отличие и на отношения между людьми и полами влияет. Светлые легче влюбляются, расстаются и даже порой предают друзей и родных. У темных все на порядок сложнее и труднее, они проходят несколько стадий в своих привязанностях. А доверяют лишь тем, с кем связаны кровью. Семье или друзьям, давшим клятву на крови.

Хотя с привязанностями еще хуже. Сперва у них возникает интерес к приглянувшемуся человеку, сильное любопытство, страсть или кратковременная похоть. Предаться этой страсти или похоти не является чем-то запрещенным или порицаемым. Не проблема при обоюдном желании создать временную интимную связь. Если объект привязанности интересен, возникает жажда обладания. Появляется ревность, желание защитить от других, делать подарки, заботиться о сохранности. У всех по-разному, в силу характера и щедрости натуры. Хотя темный и щедрость – понятия мало сочетаемые.

Последняя стадия привязанности – одержимость. Как и темная энергия, она приходит неспешно, но накрывает неотвратимо и беспощадно. И навсегда! Дальше, как повезет: если кто-то в паре с одержимым не любит, попадет в клетку.

Узнав об особенностях темных, могу твердо заявить, что нынешней мне дважды повезло. Во-первых, я связана с князем кровью родства: дети для темных – святое. Это та самая кровная связь, которую я тоже ощутила с первых мгновений попадания на Хартан. Она не позволила разъяренному князю убить пришелицу из другого мира, захватившую тело его дочери. А меня вынудила вырвать нож из его груди, несмотря на страх перед темными эманациями, что тянулись от него к руке мертвой женщины. Кровь, как говорится, не водица…

Что касается во-вторых, фактор удачи все еще под сомнением, но я на него очень надеялась. И связан он с тем, что мою душу и сердце защитил свет моих подруг. А значит, темная одержимость мне не грозит. Как и побочка темной энергии в виде излишней страстности, похотливости и прочих гадостей.

На Земле я всегда сохраняла холодную голову и ни разу не испытывала каких-либо ощутимых позывов предаться страсти. Меня интересовала только карьера и деньги. Катрия же, хоть и горела страстным желанием найти любовника, но единственной наследнице великого князя Солката подобные страстишки были не позволительны. Поэтому она до сих пор девственница.

К своей удаче я отнесла и нелюбовь между родителями Катрии. Они прожили вместе больше двадцати лет, однако князь с горем пополам добрался до второй стадии привязки, а вот Халзину, похоже, и первая напрягала. Раз у них с крепким и красивым князем лишь один ребенок появился. Потом княгиня и вовсе захотела стать вдовой. Зато ее супруг сохранил здравый рассудок, не впал в неистовство обманутого влюбленного мужчины и мыслил с прежней циничной разумностью.

Поэтому, когда Реамр назвала князя тираном, я мысленно иронично усмехнулась. Все темные для кого-то тираны. Затем лишь плечами пожала, мол, пусть сама решает, согласилась я с ней или нет. И опять мысленно усмехнулась, когда посыльная от заговорщиков с облегчением улыбнулась, решив для себя, что княжна согласна на их условия.

Приблизившись ко мне почти вплотную, чем вынудила застыть от напряжения, вдруг у нее какой-нибудь ножичек имеется, Реамр прошептала:

– Князь устраивает бал через три дня, там мы завершим замену повелителя. Все детали я сообщу вам накануне торжества.

Я кивнула, а женщина, больше не испытывая страха, с довольным облегчением поклонилась и удалилась. Я же задумалась: что делать с этой информацией? Ведь, вполне возможно, это Хорн затеял провокацию, чтобы проверить меня на благонадежность. Вдруг иномирянка не лучше прежней хозяйки тела?

А вот если опять заговорщики, все еще хуже! Бой, что я видела пару недель назад, очнувшись в бальном зале, до сих пор жуткими кровавыми картинами стоял перед глазами. И пройти через это вновь – бр-р!

В дополнение к моим нерадостным мыслям я услышала сперва стук в дверь, следом с поклоном зашла одна из служанок и сообщила, что меня ждет князь на аудиенцию. Эх-х, собственный отец пригласил единственную дочь на аудиенцию через третьих лиц. Как же удручающе звучит. И как будет выглядеть? Совсем не так, как я когда-то в детстве мечтала.

Сердце ускорило пульс, похоже, это была проверка от Хорна, а не заговорщики. Даже выдохнула с облегчением: к проверкам воспитателей и нянечек, преподавателей и экзаменаторов, налоговой и прокураторы я привыкла. Они меня давно не пугали, а заставляли собраться и сосредоточиться. Прорвусь!

Поправив легкое голубое дневное платье в принятом в Солкате стиле ампир, я уверенно направилась к двери. Меня проводили к кабинету князя, просторному, светлому, солидно обставленному, с книжными стеллажами вдоль стен, внушительным столом, заваленном бумагами, с несколькими стульями, диваном и креслами для неформальных встреч. Помнится, это второй кабинет «отца», приватный, а официальный, гораздо больше и помпезнее, находится в правом крыле, там он ведет прием посетителей, проводит встречи и совещания с советниками. Там же и приемная есть, где работают секретари и помощники, здесь же у двери стоит охрана и все.

Помимо Дивита Фолкзана, сидевшего за столом, – утренний свет от окна за его спиной не дал подробно рассмотреть его лицо – у книжного шкафа стоял Себ Хорн, просматривая какой-то документ в руках.

И сейчас я невольно оценила еще один подарок фортуны – возможность считывать людские эмоции, при этом перестав быть магом смерти. Оба мужчины взглянули на меня с глубоким интересом и пристально изучали мой внешний вид. Я склонилась в положенном реверансе перед князем, затем вежливо кивнула Хорну, приветствуя его.

– Рад видеть тебя в добром здравии, – вполне искренне поздоровался князь, жестом предложив занять стул у его стола.

– Благодарю, эрэт, я вас тоже, – не менее искренне ответила я, улыбнувшись нечаянно обретенному отцу, и выполнила его, по сути, приказ – села, куда указал.

К столу подошел Себ Хорн, и мне пришлось смотреть на обоих собеседников, переводя взгляд с одного на другого. Но сначала все трое молчали, они словно заново знакомились со мной, новой личностью в старом теле, а я вежливо ожидала.