Текст книги "33 счастья"

Бубнов вернулся быстро. Он шел по залу ожидания, держа в руках карту, как вдруг его нога непостижимым образом поскользнулась, и молодой человек с глухим стуком рухнул на пол плашмя.

– Ой! – воскликнула Марьяна.

Слюнько вскочил со своего места и вытянул шею.

Бубнов катался по полу и стонал.

– Я, наверное, сломал ногу! – сообщил он подбежавшим коллегам.

– Не может быть, – всплеснула руками Филимонова.

Профессор тем временем поднял с пола карту и заботливо стряхнул с нее несуществующую пыль. Корчи Бубнова его волновали до обидного мало. Марьяна присела возле пострадавшего аспиранта на корточки и ощупала его ногу.

– У вас просто ушиб. Кость цела, нога не вывихнута, – сказала она несколько минут спустя, улыбнувшись. – Сейчас немного поболит и пройдет.

Багровый Дима, чей план не удался, неуклюже поднялся на ноги и нарочито захромал в сторону столика. Марьяна поддерживала его за локоть. Слюнько шел сзади с картой в руках. Его глаза горели. Сев за стол, он жадно распахнул широкие листы и уставился на картографическое изображение Краснодарского края.

– Ну и где биостанция? Вы можете показать мне точно? – спросил он у Марьяны.

Доцент Филимонова вытащила из кармана джинсовой куртки авторучку и поставила на бумаге небольшой ромбик.

– Примерно здесь, – сказала она.

– А как же мы ее найдем, если местонахождение биостанции известно только примерно? – проворчал Бубнов, страдая по оставленной в общежитии безнадзорной красотке, которая в данный момент, в чем аспирант ни секунды не сомневался, флиртует с кем-нибудь из его счастливых соперников.

– Нам и не надо точно знать, где расположена станция, – ответила Марьяна, – это известно местным жителям. Мы возьмем такси!

– А лучше – закажем вертолет, – профессор поднял палец вверх. – И внесем потом эти расходы в мое командировочное удостоверение. На вертолете мы точно обгоним криомедиков, чтоб они были живы и здоровы!

Палеонтолог захихикал, довольный своей идеей, и скосил глаза на академика Защокина, о чем-то живо беседовавшего со своей свитой в противоположном углу зала.

Он провел пальцем по карте.

– То есть станция располагается вдали от населенных пунктов, примерно на равном расстоянии от Сочи, Туапсе и Майкопа, – бормотал Игорь Георгиевич, склоняясь над листом. – Но и от Краснодара тоже недалеко!

Он повернулся к Бубнову.

– Дмитрий, сходите, пожалуйста, в кассу, и выясните, когда ближайший рейс на Краснодар, – обратился профессор к аспиранту, продолжавшему поглаживать мифически пострадавшую ногу и притворно морщиться от боли.

– Пусть он посидит, – вмешалась Филимонова, – схожу я. И давайте на всякий случай ваши документы.

Она встала и пошла к кассам, краем глаза заметив, что академик Защокин и его коллеги, со всех сторон облепившие научное криомедицинское светило, пришли в состояние крайнего возбуждения.

«Как бы они не пришли к тому же мнению, что и мы», – подумала Марьяна, подходя к окошечку. Через несколько минут миловидная девушка, одетая в форму, сообщила Филимоновой, что билетов в Краснодар нет. В Анапу – тоже нет. А в Сочи – тем более.

– Ну что вы, дорогая, – сказала кассирша, – сейчас на юг улететь невозможно, лето ведь! Тем более, как я поняла, вам надо улететь быстро, а аэропорты Анапы и Сочи сейчас закрыты из-за грозы, и метеорологи высказывают опасения, что плохая погода может затянуться.

Марьяна схватилась за голову. Девушка еще несколько раз нажала на клавиши компьютера.

– В принципе, – сказала она после паузы, – если вам уж так нужно в Краснодар, вы можете лететь через Санкт-Петербург, через Вену или через Новосибирск. А еще надежнее и проще вам будет добраться до места назначения по маршруту Москва – Мюнхен – Вена – Краснодар, так как на прямой рейс в Вену остались билеты только первого класса, да и то всего несколько штук. А в Мюнхен билеты есть. И из Мюнхена в Вену – тоже.

Марьяна облизала высохшие губы.

– Сколько займет перелет? – спросила она кассиршу.

– Через Мюнхен и Вену – почти одиннадцать часов. Просто через Вену – шесть.

– Давайте через Вену, – сказала доцент Филимонова, – вы сказали, остался только первый класс? Хорошо.

Она протянула документы и золотую кредитную карточку Visa, причем карточку девушка старательно прикрывала рукой, чтобы никто не увидел вызывающего блеска золота. Такую карту могли иметь только очень богатые люди, а доцент Филимонова не хотела, чтобы знакомые и коллеги задавали ей лишние вопросы.

Директор медленно приходила в себя. Она с трудом села на пол, глядя на труп бессмысленными глазами.

– Как это случилось? – спросила она. – Неужели Валерий вышел на улицу, подошел к краю обрыва и соскользнул вниз? Как же он мог быть столь неосторожным?

Виктория, к тому моменту уже справившаяся со своими эмоциями, подошла к телу и усилием воли заставила себя посмотреть на мертвое лицо. Глаза трупа смотрели в потолок. На лице застыло слегка удивленное выражение. На затылке виднелась обширная рана, окруженная запекшейся кровью.

– Его ударили сзади чем-то тяжелым, – сказала Виктория, стараясь, чтобы слезы из ее глаз не капали на тело. – По-видимому, он умер мгновенно.

– Бедный мальчик, – всхлипнула Анастасия Геннадиевна, лицо которой было бледным от потрясения, – он был еще так молод! Кто же мог его убить?

Повисла напряженная тишина. Виктория невольно огляделась. В здании биостанции, где еще вчера кипела жизнь, теперь было тихо и как-то мертвенно. От этого на голове начинали шевелиться волосы.

– Я еще хотел сказать, что куда-то пропал Курочкин, – сказал Иванов, – когда я пошел звать энтомолога на обед, он не открыл мне дверь.

– Но это же не значит, что он пропал, – возразила Колбасова, – он мог уйти… уйти… например…

– Например, куда? – уточнил Василий Борисович. – В такую погоду он, я думаю, никуда уйти не мог.

Анастасия Геннадиевна и Виктория замерли, пораженные ужасным предположением.

– Так вы думаете, что он тоже убит? – выдохнула директор.

Виктория опять тихонько заплакала.

– Я думаю, – сказал Иванов, – что надо обыскать дом, а потом окрестности. Только сначала я возьму из кухни тесак побольше.

Он повернулся и собрался было идти в сторону кухни.

– Не уходите от нас! – дружно закричали Виктория и Анастасия Геннадиевна. – Мы не хотим оставаться одни.

– Я сейчас вернусь. Только возьму нож, – пообещал завхоз, сохранявший самообладание.

Он быстро вышел из холла. Сушко и Колбасова, которые обычно не очень-то друг друга жаловали, но сохраняли нейтралитет, теперь жались друг к другу, стараясь держаться подальше от мертвого орнитолога.

– Надо закрыть дверь на замок, – испуганно сказала директор.

Дрожа от страха, Анастасия Геннадиевна подошла к входной двери и закрыла засов. Но спокойнее им после этого не стало. Послышались быстрые шаги, и в прихожую вошел Иванов с большим ножом в руке.

– Теперь надо обыскать дом, – сказал он. – Может, Курочкин где-то здесь?

Сбившись в стайку, они обшарили все здание сверху донизу, но никого не нашли. На биостанции они, похоже, остались только втроем.

С трудом передвигая ноги и пошатываясь, Ева тащила связанные ветви, пытаясь по мере сил выдерживать направление на биостанцию. Время от времени девушка, одетая в свитер полковника, падала в воду, но снова поднималась и шла вперед, как сомнамбула. Рязанцев, который провел много времени в ледяной воде, будучи при этом неподвижным, начал кашлять.

– Только не это. Только не воспаление легких! – проговорила Ершова, с ужасом прислушиваясь к кашлю жениха.

– Ева! – позвал полковник. – Ева!

Девушка остановилась, наклонилась к нему и крепко обняла.

– Держись, – сказала она. – Мы продвигаемся. Еще около десяти километров, и мы дойдем.

Но полковник отрицательно покачал головой.

– Мы не дойдем, – сказал он. – Бросай меня. Возьми мою одежду. Иди одна.

Ершова упрямо покачала головой. Дождь продолжал лупить изо всех сил. Иногда к каплям воды примешивался град, больно хлеставший девушку по голове, лицу и плечам. Свитер на животе, исполосованном острыми камнями, промок от крови. Сильно наклонившись вперед, Ева тащила полковника по скользкой, неровной, покрытой глиной дороге. Иногда она останавливалась, пытаясь передохнуть, но надсадный кашель за спиной гнал ее вперед. Местность почти не менялась – справа и слева от пути, по которому плелась Ева, вздымались горы, состоявшие преимущественно из брекчии. Кое-где скалы были гранитными и базальтовыми.

– Ева! Остановись! Брось меня! – снова попросил Владимир Евгеньевич, глядя на худенькую спину невесты.

– Ни за что, – ответила Ершова. – Если что, умрем вместе. Я тебя не оставлю. Кстати, если нам удастся выжить, пообещай, что женишься на мне в ближайшее время!

Вместо того чтобы рассердиться, Рязанцев рассмеялся, отплевываясь от воды и грязи, попадавшей ему в рот. Его смех прервал тяжелый, болезненный приступ кашля.

– Ш-ш-ш-ш, только тихо, – сказала Марьяна, вернувшись к своим коллегам. – Сейчас мы полетим в Вену, но только сразу не вскакивайте. А то конкуренты поймут, что к чему!

– Какая прелесть! – воскликнул Слюнько. – А за какие, простите, шиши мы туда полетим?

– Я уже купила билеты, – уклончиво ответила Марьяна. – На всех троих.

Профессор и аспирант в изумлении воззрились на Филимонову.

– У меня были кое-какие сбережения, – сказала она, пряча глаза.

Игорь Георгиевич чуть не задохнулся от нахлынувших на него чувств.

– Дорогая моя! – вскричал он. – Вы так преданы науке, что готовы отдать последнюю рубаху для того, чтобы застолбить наш приоритет! Как я горд! Как я счастлив, что работаю с таким человеком.

– А вы уверены, что мы их обгоним? – спросил Дмитрий подавленным голосом. – Ведь Вена совсем в другой стороне, и нам нужно будет лететь сначала в противоположном направлении, удаляясь от Краснодара.

Молодой человек тяжело вздохнул. Ему категорически не хотелось никуда лететь. Все его мысли, чувства и страсти остались в общежитии, куда аспирант жаждал как можно скорее вернуться, чтобы заняться борьбой с конкурентами за сердце ветреной красотки.

– Все зависит от того, сколько продлится гроза над Кавказом, – ответила Марьяна. – Ходят слухи, что она будет долгой. С учетом визита в Вену наш путь займет шесть часов пятьдесят минут. Длительность прямого рейса составляет два часа двадцать минут.

– Итого, разница составит всего три сорок, – подсчитал в уме Слюнько. – А длительность плохой погоды на Кавказе непредсказуема.

Глаза у него стали хитрыми.

– Конечно, мы летим! – сказал он. – Но только надо как-то отвлечь Защокина с компанией, чтобы они ничего не заподозрили.

Именно в этот момент от группки, окружавшей академика, отделился мужчина и пошел к кассе.

– Нет, только не это, – простонал профессор.

Мужчина подошел к девушке, с которой незадолго до этого разговаривала Марьяна, и начал о чем-то у нее выспрашивать. Впрочем, о чем именно он спрашивал, догадаться было легко.

– Быстрее! – толкнул аспиранта в бок Игорь Георгиевич. – Затеряйся в толпе и постарайся услышать, о чем они говорят.

Слегка прихрамывающий Дмитрий поплелся к кассам, стараясь держаться за спинами пассажиров и не привлекать к себе внимания. Через несколько минут, показавшихся Слюнько и Филимоновой долгими веками, Бубнов вернулся.

– Они летят через Новосибирск, – доложил он. – Тот парень хотел продолжить путь через Вену, но билеты закончились за десять минут до того, как он пришел.

– Ха, – сказала Марьяна.

– А до Новосибирска, между прочим, дальше, чем до Вены, – торжествующе объявил палеонтолог, водя пальцем по карте. – И лететь они будут дольше!

– Все еще зависит от скорости пересадки, – не согласилась с профессором Марьяна.

Аспирант горестно вздохнул. Он чувствовал себя очень несчастным. Ревность грызла его изо всех сил.

– Ну, раз так, то нет смысла скрываться, – сказал Слюнько. – Мы можем спокойно взять свои вещи и пойти на посадку.

В этот момент аспирант, который начал было жевать булку, отчаянно закашлялся, побагровел, выпучил глаза и тяжело рухнул возле столика вместе со стулом.

Взяв топор, завхоз принялся вскрывать запертую дверь в комнату Курочкина. Дверь, сделанная из дубовых досок, не поддавалась. Наконец Иванов вытащил отвертку и принялся откручивать петли. Через несколько минут путь был свободен. Мужчина и две женщины зашли в помещение, внимательно глядя по сторонам. В комнате, служившей одновременно спальней и рабочим кабинетом, стояли огромные стеклянные стеллажи, там, нанизанные на булавки, хранились сотни насекомых. Тут были и бабочки, и жуки, и мухи, и муравьи, и пчелы. Сушко на мгновение остановилась, привлеченная одним особо впечатляющим представителем отряда бессяжковых, из тела которого торчала длинная тонкая булавка, похожая на рапиру.

– Его здесь нет, – сказала Колбасова.

Втроем они обошли кабинет, но не обнаружили ни следов ученого, ни признаков борьбы.

– В плохую погоду он всегда сидел в своем кабинете, – заметила директор, скрестив руки на груди и глядя в окно, в которое с силой ударял дождь. – Он выходил только поесть.

– Кстати, где его сумка? – спросила Виктория. – Он всегда выходил на улицу с сумкой, где у него лежал справочник и баночки для образцов.

Она принялась осматривать комнату с удвоенной энергией. Когда девушка наклонилась над столом, с ее носа упали очки, но, по счастью, не разбились. Колбасова открыла шкаф, заглянула туда, направила в его темное и пыльное нутро свет от настольной лампы, но также не нашла ничего, похожего на сумку.

– Нету, – сказала она, с разочарованием разводя руки в стороны.

Завхоз, пыхтя, полез под кровать, поднимая облака пыли. Считалось, что каждый из обитателей биостанции должен сам убирать свою комнату, но Курочкин, которого не интересовало ничего, кроме букашек разных типов и размеров, никогда этого не делал. Иванов чихнул и вылез из-под кровати.

– Отсутствие сумки говорит о том, что Курочкин, скорее всего, покинул комнату добровольно, – сказала Анастасия Геннадиевна.

– Может, он убил Шварца и сбежал? – предположил Василий Борисович, поднимаясь с пола. – Другого объяснения происходящему я найти не могу.

– Да вы что? – испугалась Виктория. – Наш Курочкин? Он же мухи не обидит!

– Э-э-э, тут вы не правы, – не согласился с ней завхоз, почесывая нос, куда тоже набилась пыль, – в этой комнате хранится несколько сотен обиженных мух.

Сушко беспомощно огляделась.

– Да, это так, – согласилась она, – но ведь убить насекомое и убить человека – это…

– Согласен, разные вещи, – кивнул Иванов, – но ведь Шварц мертв, это факт. А Курочкин пропал, прихватив сумку, это тоже факт.

Колбасова тяжело опустилась на стул и прижала руку к сердцу.

– Я не могу поверить, – простонала она, – Курочкин – человек абсолютно безобидный и искренне преданный науке! Он – вылитый Паганель из книги Жюля Верна. Он не может быть убийцей!

– Любой человек может стать убийцей при определенных обстоятельствах, – пожал плечами Иванов, – не обольщайтесь, Анастасия Геннадиевна.

Колбасова встала.

– Пойдемте вниз, – сказала директор после небольшой паузы. – Нам надо положить тело несчастного Шварца в холодильник, а потом позвонить в УВД города Туапсе. О случившемся нужно сообщить в милицию, и как можно быстрее.

Прикрыв снятой с петель дверью вход в кабинет ученого-энтомолога, троица принялась спускаться по лестнице.

– Почему отперта входная дверь? – вдруг испуганно воскликнула Колбасова. – Я же закрывала ее на засов!

Дверь была распахнута настежь. В проем хлестал дождь. На пол натекла уже приличная лужа. Часть воды попадала даже на тело убитого Шварца, лежавшее посреди холла.

– Не знаю, – пожал плечами Иванов, – когда я проходил здесь в последний раз, все было закрыто.

Викторию пронзил ужас.

– Здесь кто-то есть, – тихо сказала она, – на биостанции кто-то есть, и он убьет нас!

Колбасова поморщилась. Что-то беспокоило ее. На станции была странная, гулкая тишина, а ведь еще совсем недавно…

– Яйцо! – истошно закричала директор. – Яйцо!

Стука сердца маленького динозавра не было слышно.

Задыхаясь, директор ворвалась в комнату, где стояли лампы, гревшие яйцо красным, кровавым светом. Вслед за ней вбежали завхоз и Виктория. Яйца не было! Место, где оно обычно лежало, было пустым.

Ева тащила носилки, время от времени останавливаясь и изо всех сил растирая свои руки и ноги, которые сводило судорогами. Она уже ничего не понимала и ни о чем не думала, кроме как о том, что надо любой ценой идти вперед.

– Где же эта биостанция? Далеко ли еще? – спрашивала она вслух, еле шевеля непослушными побелевшими губами.

Полковник сзади кашлял и стонал, время от времени пытаясь уговорить Еву бросить его, но девушка даже не оборачивалась. Каждый разговор был потерей сил и времени, поэтому Ершова, превратившаяся в автомат, который может только шагать и шагать вперед, больше не смотрела назад и в дискуссии не вступала. Она радовалась, когда слышала голос Владимира Евгеньевича: это означало, что он в сознании и у него есть силы кричать на нее. Горы постепенно понижались: они входили в долину. Чуть дальше местность снова начинала подниматься вверх, к высоким снежным пикам. Еве хотелось сесть, а еще лучше – лечь, но она боялась останавливаться, зная, что ей вряд ли удастся снова встать.

В дополнение ко всем прочим проблемам девушке отчаянно хотелось есть. Будь у нее хоть плитка шоколада, хоть маленькая булочка, хоть краюшка хлеба, Еве удалось бы подбодриться и восстановить силы, которые таяли. На повороте девушка споткнулась, упала и потеряла сознание. Когда же она снова пришла в себя, то увидела ангела, смотревшего прямо на нее.

Ершова прищурилась, пытаясь различить человека сквозь дождь, который хлестал ей в лицо. У мужчины, глядевшего на нее, было круглое восточное лицо, очень открытое и благородное.

– Где Володя? – прохрипела Ева, давясь водой, которая все текла и текла с неба прямо ей в рот.

– Вот он, – ответил мужчина, показав куда-то в сторону.

У него был приятный низкий голос.

Девушка повернула голову в сторону. На сделанные ею из веток салазки был положен полиэтилен, а на нем лежал Рязанцев, одетый в сухую одежду и укрытый сверху плащ-палаткой.

– Привет, – сказал он Еве. – Спасибо тебе, дорогая. Я чуть не умер от разрыва сердца, когда ты потеряла сознание. Думал – все.

Мужчина с восточной внешностью улыбнулся и помог Еве подняться. Через несколько секунд в руках у девушки, шатавшейся от усталости, оказался горячий стаканчик ароматного кофе.

– У меня есть шоколад, бутерброды с колбасой и банка сгущенки, – сказал молодой человек. – Что вы будете?

Руки Ершовой так замерзли, что она еле-еле удерживала в руках обжигающе горячий стаканчик.

– Я все буду, – ответила Ева, отхлебывая кофе. – Мне кажется, я в раю!

Мужчина снова улыбнулся.

– Я дал вашему коллеге антибиотики, – сказал он, – видимо, у него бронхит или воспаление легких. А нога, к сожалению, действительно сломана, и, видимо, минимум в двух местах.

Не в силах стоять, Ева опустилась на колени прямо в воду и с наслаждением выпила ароматную жидкость, сладкую и горячую.

– У меня есть для вас сухая одежда, – сказал мужчина и протянул руку. – Юрий.

– Ева, – ответила девушка, пожимая его крепкую руку своей мокрой, холодной и покрытой ссадинами и царапинами ладошкой. – А это Владимир Евгеньевич, мой будущий муж.

– Очень приятно, – кивнул Бадмаев, – примите поздравления со скорой свадьбой.

– Спасибо! – откликнулся с носилок Рязанцев. – Будем надеяться, что у меня все до свадьбы заживет. Не поеду же я к алтарю на кресле-каталке!

Все трое засмеялись. Буря продолжала бушевать, но теперь это было совершенно не страшно.

– Тут неподалеку есть небольшая пещера, – сказал Юрий, – предлагаю переждать непогоду там. Но прежде переоденьтесь. Не хватало, чтобы вы тоже заболели.

Он протянул Еве пакет с одеждой и отвернулся. Девушка быстро сбросила промокший насквозь свитер и натянула сухую футболку, кофту, непромокаемую ветровку с капюшоном и такие же брюки. Потом Бадмаев извлек из своего рюкзака резиновые сапоги на четыре размера больше, чем у Евы, и пару носков.

Переодевшись, Ева почувствовала себя совершенно счастливой. Ей сразу же захотелось спать.

– Мокрую одежду придется выбросить, – сказал Юрий, – это лишняя тяжесть.

Ева кивнула. Полковник вновь закашлялся. Бадмаев взялся сильными руками за ветви и потащил салазки вперед. Ершова пошла рядом.

– Пещера примерно в пятистах метрах отсюда, – сказал Юрий, – когда мы дойдем, я свяжусь по рации с биостанцией и сообщу, что нашел вас. Мои коллеги, наверное, уже все извелись от ожидания.

Ева посмотрела на небо, пытаясь увидеть просвет в низких темных тучах, но ливень, казалось, заканчиваться не собирался. Неподалеку в дерево с громким треском ударила молния. Почти сразу же прогремел оглушительный гром. Непогода бушевала вовсю.

Кресла первого класса в самолете, летевшем по маршруту Москва – Вена, были до чрезвычайности удобными и располагались на довольно далеком расстоянии друг от друга.

– А когда вылетает самолет в Новосибирск? – волновался Слюнько. – Скоро? А аэропорты Анапы и Сочи еще не открылись?

– Аэропорты не открылись, гроза на Кавказе продолжается, – сказала Марьяна, – я только что слышала объявление по громкой связи. Неужели вы не слышали?

– Все мои мысли – только об бариониксе! – с пафосом проговорил профессор. – Я ничего не вижу и не слышу вокруг себя. Я сосредоточен на проблемах высиживания.

Бубнов сидел в своем удобном кресле, повесив голову. Лицо у него было страдальческим. Время от времени молодой человек приглаживал волосы, торчавшие вверх от невыразимой печали, наполнявшей его сердце. В иллюминатор он видел кусок взлетно-посадочной полосы, белый самолет авиакомпании «Сибирь», трап на колесиках, тележку, подвозившую к лайнеру еду и воду, а также снующих туда-сюда сотрудников аэропорта, всех как один занятых срочными делами.

Бз-з-з-з-зынь! Бз-з-з-з-зынь!

У аспиранта зазвонил телефон. Он схватился за трубку, как утопающий за соломинку.

– Это она, она звонит! – сипло воскликнул Бубнов. – Але! – крикнул он в трубку.

От волнения его голос сорвался на фальцет. Услышав звонок, к Дмитрию бросилась хорошенькая стюардесса, одетая в форменный костюм.

– Пожалуйста, выключите телефон, – строго сказала она, – на борту запрещено пользоваться сотовой связью. Это может нарушить работу навигационных приборов.

Но аспирант не слушал стюардессу. Он вскочил и ринулся вон из самолета, толкая входящих пассажиров.

– Бубнов, назад! – страшно заорал профессор, оторвавшись от размышлений об бариониксе.

– Дмитрий, вернитесь! – воскликнула Марьяна, провожая глазами убегавшего аспиранта.

Через несколько минут, в ходе которых он прорывался через толпу возмущенных пассажиров, груженных чемоданами, Бубнов выскочил из самолета.

– Привет. Я лечу в Вену, – сказал аспирант, глубоко дыша после быстрого бега, – то есть я собираюсь лететь в Вену, но если ты скажешь мне, чтобы я вернулся, я приеду! Меня, конечно, после этого из аспирантуры уволят, но я найду работу, и мы сможем снять ква…

– Куда-куда ты летишь? – не поняла девушка, полностью проигнорировав его пассаж о перспективах совместной жизни. – В Вену? Это в Болгарии?

– В Болгарии Варна, моя лапочка, – уточнил Бубнов, голос которого приобрел мягкие сюсюкающие интонации, – а Вена – в Австрии. Впрочем, если ты хочешь, чтобы Вена оказалась в Болгарии…

– Это не важно, – оборвала его красавица, – я звоню тебе не поэтому.

– А почему? – спросил аспирант.

– Потому что я ухожу к Пете! – объявила красотка. – Навсегда! У него больше денег и толще бицепсы. Вот. Удачного полета!

И она отключила связь.

Несколько секунд Дмитрий стоял, не в силах перевести дух. В легких, казалось, лежали большие камни, не дававшие ему вздохнуть. Он тупо смотрел на телефон, но ничего не видел. В его сердце, еще недавно терзавшемся то надеждой, то ревностью, теперь была голая безжизненная пустыня. Глаза аспиранта потухли после слов любимой девушки, а руки опустились. Ему больше ничего не хотелось.

– Вы летите? – спросил за спиной мужской голос.

– Да, – кивнул Бубнов, – да, я лечу.

Ему очень хотелось сейчас умереть.

«Может, меня сожрет злой барионикс? – с дикой надеждой подумал он. – Если нужен будет доброволец, то я готов».

Еле-еле волоча ноги, сунув телефон в карман, Дмитрий поплелся обратно, в салон первого класса.

Виктория, Анастасия Геннадиевна и Иванов стояли и в немом ужасе смотрели на то место, где еще совсем недавно лежало яйцо.

– Кто это сделал? – прохрипела директор. – Кто оказался вором?

– И вором, и убийцей, – поправил ее завхоз.

Сушко сняла очки, потерла ладонями глаза и снова натянула очки на нос. В голове у нее царили полный ужас и сумбур.

– Вероятнее всего, Курочкин похитил яйцо и убил Шварца, который пытался его остановить, – предположил завхоз. – Эта версия объясняет, почему Валерий вышел на улицу в такую погоду. Он увидел улепетывавшего энтомолога и пытался его остановить!

– Нет, – покачала головой Виктория, – этого не может быть. Валерий выходил на улицу при мне. Он просто сказал, что хочет посмотреть, как там, и подышать воздухом. А потом добавил, что скоро придет в столовую. Шварц ни за кем не гнался, это точно!

Колбасова прижала ладони к щекам, по которым текли слезы.

– Я не понимаю, зачем Курочкину яйцо, – сказала она, – просто не понимаю! К тому же как ученый он не может не понимать, что застудить барионикса очень легко. Если в такую погоду Курочкин вынесет яйцо на улицу и будет тащить его десять километров до шоссе, то динозавр не выживет и вся затея окажется лишенной смысла.

– Да, – сказал завхоз, – это правда. Но он мог построить себе убежище заранее. Кстати, – поднял он палец вверх, – с биостанции ушел еще один человек, Юрий Рашидович. Не мог ли он прихватить яйцо с собой? В суматохе, связанной с гибелью несчастного орнитолога, мы за яйцом не следили.

– Нет, – покачала головой Колбасова, – я все время сидела возле барионикса и отошла только тогда, когда вы принесли тело погибшего Шварца. Яйцо было похищено уже после этого.

Повисла напряженная тишина.

– Я думаю, что надо все это срочно сообщить милиции, – сказала директор, которую била крупная дрожь, – я сейчас поднимусь наверх и свяжусь с правоохранительными органами.

– Анастасия Геннадиевна, – сказал Иванов, прислушиваясь, – не ходите по зданию в одиночку. То же касается и вас, Виктория. Непонятно, что тут происходит, но мы все должны держаться вместе.

– Я думаю, что нам ничто больше не угрожает, – сказала Колбасова, – после того, как яйцо пропало, у нас не осталось ничего ценного.

– Согласен, – кивнул Василий Борисович, – и, тем не менее, мне как-то тревожно.

– Я пойду наверх с вами, Анастасия Геннадиевна, – сказала Сушко, – и возьму с собой нож.

– Лучше что-нибудь тяжелое, – сказал завхоз. – Если что, зовите меня на помощь.

Он явно колебался.

– Я тоже пойду с вами, – наконец сказал Иванов, – вы, женщины, совершенно беззащитны.

Втроем они поднялись по темной деревянной лестнице. Справа и слева на стенах висели портреты великих биологов прошлого. Они прошли по коридору и оказались в кабинете Колбасовой, где располагался компьютер и терминал спутниковой связи.

– Запритесь изнутри, – сказал Василий Борисович, – а пока вы налаживаете связь и передаете информацию, я схожу на улицу и посмотрю, не обронил ли убийца каких-нибудь улик.

– Например, каких? – не поняла Анастасия Геннадиевна.

– Ну, зажигалку, носовой платок, пуговицу или еще что-то такое… Или, может, он наследил. Если так, то надо искать отпечатки подошв, потому что их очень скоро смоет ливень, если уже не смыл. На влажной почве должны были остаться отметины от обуви!

– Вы начитались детективов, Василий Борисович, – сказала Виктория, садясь на диван, стоявший в кабинете у стены.

Чувствовала себя девушка плохо.

– Не читал в жизни ни одного детектива, – пожал плечами завхоз.

Проверив, на месте ли кухонный тесак, висевший у него на боку, Иванов вышел. Некоторое время его шаги были слышны на лестнице, а потом затихли.

– Я думаю, что действительно лучше закрыть двери, – сказала Анастасия Геннадиевна.

Они заперли двери на ключ и на засов, после чего Колбасова позвонила в УВД города Сочи и сообщила об убийстве ученого, а также о пропаже еще одного члена биостанции.

– А еще у нас пропало яйцо, – сказала в трубку Анастасия Геннадиевна.

– Мы сейчас свяжемся с ФСБ по этому поводу, – пообещал лейтенант, – наряд милиции прибудет к вам, как только появится возможность. В такую погоду мы не можем отправить к вам даже вертолет.

– Я понимаю. До свидания, – сказала Анастасия Геннадиевна и отключила связь.

Они сидели в кабинете и ждали, когда к ним вернется завхоз. Выходить из комнаты женщинам не хотелось. Но, как назло, Иванов все не приходил.

Вход в пещеру был узким и располагался на склоне белой горы, внешне похожей на меловую. Поднявшись вверх, Ева и Бадмаев аккуратно втащили в темное нутро пещеры полковника.

– Ветки тоже возьмем, – сказал ботаник, – когда буря утихнет, надо будет идти дальше, а они тем временем высохнут.

Внутри пространство пещеры было большим и почти круглым. Пол был неровным и щербатым, свод плавно поднимался вверх. Было сухо, но прохладно. Откуда-то из угла тянуло сквозняком. Снаружи шумел ливень и выл ветер.

– Это карстовая пещера, – пояснил Юрий, – ее вымыла вода, которая в течение многих веков растворяла известняк.

Бадмаев и Ева устроили полковника у стены, где сквозняк был слабее.

– Я сейчас наложу вам на ногу шину, как смогу, – сказал ботаник, – а потом принесу дрова, и мы разложим костер. Дрова мокрые, но у меня есть таблетки сухого спирта.

– У нас они тоже были, – вздохнул Рязанцев, – но мы потеряли все вещи, когда перебирались через валуны, осыпавшиеся при камнепаде и перекрывшие дорогу. Кстати, – добавил Владимир Евгеньевич, – считаете ли вы, что камнепад, отрезавший биостанцию от внешнего мира именно в тот момент, когда там появилось яйцо, был случайным?

– Не знаю, – ответил Бадмаев, – я не могу делать выводы, потому что у меня недостаточно информации. Вот если еще что-то произойдет, тогда будет ясно, что обвал – не случаен. Но если все пройдет спокойно, то можно будет признать, что это всего лишь прихоть природы.

Юрий взял нож и пошел к выходу.

– Я сейчас принесу дрова и выстругаю палки для шин, – сказал он, – а также свяжусь с биостанцией по рации и сообщу, что нашел вас и что у нас есть раненый, чтобы в скором времени нас не ждали.

Ботаник вышел под дождь.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила Ева, подсаживаясь к жениху и касаясь губами его лба.

У полковника была небольшая температура.

– Ничего, – улыбнулся тот в ответ. – Ты спасла мне жизнь.

– Ты мне тоже много раз спасал жизнь, – утешила его Ершова, – так что все нормально. Можешь не благодарить.