Текст книги "Нурсолтан"

Глава 9

– О всемилостивый Аллах, что же могло случиться?

Нурсолтан с недоумением разглядывала осколки тонкой фарфоровой чаши, которую только что разбила. По рассеянности она поставила её мимо низкого резного столика, и осколки жалобно звякнули под её ногами. Нурсолтан сцепила пальцы на груди, пытаясь унять бешеный стук сердца. Сегодня с утра её одолевало тревожное чувство какой-то страшной неотвратимой беды. Она пыталась заниматься обычными делами, но всё валилось из рук. Когда приступы тревоги одолели её, она послала невольниц узнать о здоровье солтана Халиля и самого хана. Невольницы возвратились с утешительными вестями: и хан, и его наследник были здоровы и целый день в приёмной казанского господина занимались государственными делами.

Только сейчас она вдруг явственно поняла: что-то случилось у Шахназ, она нужна сестре, это она всё утро призывает её к себе. Обе сестры проживали в пределах Казанского Кремля, но виделись редко. Строгий дворцовый этикет предусматривал целый ряд церемоний, прежде чем супруга солтана Ибрагима, проживавшая в доме своего мужа, могла навестить в ханском дворце Нурсолтан, ставшую женой наследника. Нурсолтан была в гостях у Шахназ только один раз, во время празднеств, связанных с её бракосочетанием, тогда солтан Халиль представил её своему младшему брату. А сейчас не могло быть и речи, чтобы она отправилась туда одна, без позволения супруга.

Нурсолтан опустилась в канапе, лихорадочно обдумывая, как ей попасть в дом к Шахназ. Она могла послать письмо со служанкой, но Шахназ была не любительницей писать, а передать на словах с чужим человеком свои тревоги едва ли возможно. Нурсолтан уже не сомневалась в том, что у Шахназ что-то случилось, и даже почувствовала прилив сил, призывающий её к действию. Подобное случалось всегда, когда она чувствовала приближение опасности.

Такое же было совсем недавно, когда у мужа, солтана Халиля, случился приступ болезни, не посещавшей его долгие годы. В ту ночь от сильного чувства тревоги Нурсолтан никак не могла заснуть, и потому не растерялась при виде бьющегося в судорогах супруга. В час испытания, ниспосланного ей Аллахом, она кинулась через весь дворец босой к престарелому табибу. А когда целитель занялся больным, Нурсолтан проделала ещё один путь по холодному ночному дворцу к покоям хана. Она до сих пор помнила сумасшедшее биение сердца и дрожь, охватившую её с головы до ног. Нурсолтан позволила ощутить себя слабой женщиной лишь тогда, когда приступ благополучно завершился, и солтан заснул глубоким, не вызывающим опасения, сном. Хан Махмуд тогда крепкими ладонями ободряюще сжал озябшие плечи молодой женщины и сказал:

– Я знал, что не ошибся в тебе, доченька, и благодарен тебе за это.

Ей хотелось сказать старому хану, что жизнь Халиля так же дорога ей, как и ему, что её не за что благодарить. Но губы тряслись от холода, и она ничего не смогла вымолвить. Тогда хан приказал принести горячего травяного отвара для неё и с заботливостью отца заставил прилечь Нурсолтан на ложе под тёплые стёганые покрывала.

Воспоминания о недавнем происшествии укрепили Нурсолтан в мысли, что ей необходимо попасть к Шахназ. Но как это можно сделать? Открылись резные створки дверей, и вошёл Халиль, лицо молодого солтана сияло:

– Нурсолтан, ты только взгляни! Сегодня мы с отцом чертили план нового медресе. Отец обещал, что я буду лично руководить строительством.

Солтан разложил на столике чертежи и рисунки.

– Да, это очень интересно, – рассеянно ответила Нурсолтан.

В любое другое время она бы с увлечением принялась обсуждать проект нового медресе, но только не сейчас. Не сейчас, когда её сердце снедала тревога!

– Что с тобой, родная?

Она перевела дух. Как всегда, чуткое сердце Халиля уловило её настроение, и она рассказала ему о своей тревоге.

– Но почему ты так уверена, что с Шахназ случилось что-то? Наверняка, тебе первой бы сообщили о несчастье, – выслушав её сумбурную, взволнованную речь, произнёс Халиль.

– Поймите, мой господин, может быть, не случилось ничего страшного, обычные женские страхи! Но я должна узнать об этом от самой Шахназ или я просто не смогу заснуть.

– Ну хорошо, Нурсолтан! Чтобы освободить твоё сердце от забот, я пошлю с тобой личную охрану и напишу письмо брату, в котором извещу его о твоём визите.

– О Халиль, благодарю вас!

Она в неосознанном порыве склонилась и быстро поцеловала его руки, приведя солтана в замешательство неожиданной своей лаской. И в тот же миг бросилась к дверям приказать служанкам подать одежды.

На улицах столицы ханства стояла глубокая зима. От крепкого мороза и у лошадей, и у людей струились клубы пара из ноздрей. Главный ханский конюший тихонько ворчал на нерасторопных рабов, собравшихся возле кошёвы, которую закладывали для молодой жены наследника. Нурсолтан появилась на крыльце в окружении служанок и охраны, которую ей дал муж. Устроившись в полутёмных недрах кошёвы, она запахнулась в обшитую соболями шубу и с нетерпением поинтересовалась, как скоро возок тронется в путь. Но словно все сговорились сегодня против неё: что-то случилось с упряжью, и Нурсолтан потеряла ещё несколько мгновений, ставших роковыми в судьбе её сестры.

Шахназ все эти полгода, с тех пор, как оказалась в столице Казанского ханства, чувствовала себя вершиной горы, сложенной из сладкой халвы почитания, лести, наслаждений и благоденствия. Густонаселённая Казань с её богатыми, зажиточными домами, обширными слободами, великолепными базарами сразу покорила её жадную до разнообразия, деятельную натуру. Большой дом мужа, солтана Ибрагима, своими постройками напоминал ей ханский дворец в миниатюре. И даже сад, раскинувшийся за домом, был так похож на ханский, только гораздо меньших размеров. Дом звался Кичи-Сарай[27]27
  Кичи-Сарай – дословно Малый дворец.


[Закрыть], и в нём Шахназ очень быстро стала ощущать себя хозяйкой. Стычки с властолюбивой и резкой Фатимой-солтан, старшей женой Ибрагима, лишь привносили необходимое разнообразие и остроту в её повседневную жизнь. Слуги в доме слушались и боялись её. А муж был ласков и покорен, как укрощённый тигр, мурлыкавший у ног. Получая от солтана Ибрагима дорогие подарки и любезные знаки внимания, Шахназ сразу уверилась в сильной и горячей любви своего мужа. А затем быстро остыла в чувствах к супругу. Её всегда интересовало только то, что невозможно было получить, как это было в далёких Ногаях, когда она страдала от любви к синеглазому брату Нурсолтан – мурзе Хусаину. Образ мужчины, которого она так и не увидела у своих ног, стал посещать молодую женщину всё чаще. Она ощущала необычайное томление в своей душе, словно стояла на пороге большого неизведанного чувства. Она томилась и ждала, когда же произойдёт то, что предчувствовало её сердце. И это случилось.

В один из осенних дней она пожелала прогуляться по саду. Гуляла Шахназ всегда в одиночестве: глупые служанки и евнухи с тонкими, визгливыми голосами, своими разговорами раздражали её, а соперница Фатима-солтан никогда не появлялась там, где находилась вздорная младшая жена. В этот день Шахназ надела на себя лучшие драгоценности, словно желала ослепить весь мир своей красотой. Дочь Тимера, крутясь перед большим зеркалом в украшенной затейливой серебряной чеканкой раме, наслаждалась своим образом. У кого ещё так могли блестеть раскосые глаза? И чьи ещё полные, чувственные губы можно было сравнить со сладкой вишней? Оправив богато расшитый бархатный казакин и полюбовавшись цветными переливами на шароварах из исфаханского атласа, Шахназ позволила прислужницам накинуть на плечи шубу, подбитую серебряной парчой и отороченную светлым мехом. Решив, что теперь она выглядит неотразимо, молодая женщина направилась в сад.

Она никогда не глядела по сторонам, с достоинством вышагивая мимо застывших в немом молчании стражников. Но в этот раз у входа в сад остановилась. Молодой стражник, стоявший с алебардой у ворот, показался ей очень похожим на Хусаина. Она даже ухватилась за сердце, чувствуя, как перехватило дух. Безумная мысль промелькнула в её очаровательной головке: «Может быть, Хусаин, воспылав ко мне страстью, тайно прибыл в Казань и пробрался под видом стражника в мой дом?» Такое часто случалось в прочитанных ею книгах, и Шахназ даже на миг не задумалась о невозможности своих мечтаний. Под впечатлением романтических видений, она шагнула к стражнику, откидывая в сторону яркое покрывало. Ещё мгновение, и она увидела – это не Хусаин, но мужчина, стоявший перед ней, был ослепительно хорош, и в восхищении глядел на неё незабываемыми синими глазами…

Эта встреча у ворот перевернула всю жизнь Шахназ. Чувство детской влюблённости к Хусаину теперь вдруг переросло в нечто огромное, страстное, смывающее мощной волной все доводы разума. Поначалу она не хотела признаваться даже самой себе, что влюбилась в стражника, охранявшего сад её мужа, но время шло, и она убеждалась в неотвратимости своего чувства. Шахназ пыталась запретить себе бывать в саду. Осенние дожди, которыми разразилось хмурое свинцовое небо, помогли ей в этом намерении. Но вскоре пришла зима, укрыв дорожки сада и деревья пушистым белым ковром, и Шахназ снова начала свои прогулки, бродила в тихом снежном безмолвии и тайно ожидала очередной встречи. Она знала все дни, в какие покоривший её сердце стражник дежурил у садовых ворот. Она не пропускала ни один из них и возвращалась в свои покои каждый раз безмерно счастливая. Если вздыхала она, то вздох вырывался и из его груди. Они делились безмолвными взглядами, но сколько было сказано одними глазами! Завораживающая, опасная игра, которая заманивала их в омут безрассудств.

В роковой для них день Шахназ впервые решилась заговорить с ним, а мужчина только и ждал её слов. Словно иссохшая земля, она жадно впитывала в себя восхитительные слова любви, тая под взглядом сверкающих страстным огнём синих глаз.

– Прекрасная госпожа, я ваш раб и невольник, ваш слуга. Если я чёрная ночь, то вы – золотая луна, если я – белый день, вы – моё ослепительное солнце! Видел ли мир женщину прекрасней вас? Моё сердце не бьётся, если я не вижу вас, а глаза покрывает покрывало скорби. Вы – пир для моего взора, ваш голос – мёд для моего слуха…

Не помня себя, шагнула Шахназ навстречу покорившему её красавцу, руки влюблённых соединились, а мужчина всё продолжал шептать:

– Я не видел губ, желанней ваших. Они, как источник воды в пустыне. О моя повелительница, я готов умереть за один лишь поцелуй…

– Так почему же тебе и в самом деле не умереть! – раздался за спиной Шахназ ядовито-желчный голос её мужа.

Шахназ, смертельно побледнев, обернулась. Солтан Ибрагим стоял перед ними, гневно сжимая в руках нагайку. Смерив презрительным взглядом младшую жену, он окликнул нукеров:

– Бросьте безумца в мой подвал, там с ним и побеседую. А госпожу проводите в покои, ею я займусь после.

Глава 10

Шахназ была в смертельном страхе. Ей хотелось сбежать к Нурсолтан под защиту мудрой рассудительной сестрёнки, но возле дверей были приставлены нукеры мужа, и они не позволяли покинуть комнату, превратившуюся теперь в зиндан. Всю ночь она провела в слезах и молитвах. А наутро распахнувшиеся двери впустили в покои солтана Ибрагима. Она простёрлась перед ним в униженном поклоне:

– Мой господин, пощадите меня, я была не в себе, когда позволила слушать эти признания… мой господин, ведь ничего не произошло, он только коснулся моих рук…

– Твоих рук, Шахназ?

Голос солтана показался ей спокойным, и она робко вскинула глаза, с надеждой вглядываясь в грозно возвышавшуюся над ней фигуру мужа. «Он не может не простить меня, ведь Ибрагим любит меня! – Лихорадочно думала она. – Конечно, он сердится, и может теперь запрёт меня в моих комнатах и перестанет дарить мне подарки. Но потом он простит меня, я не сделала ничего такого, за что меня можно подвергнуть жестокому наказанию!»

– Только моих рук, господин, я клянусь вам, он сегодня впервые заговорил со мной, а я не сказала ему ни слова…

Сумбурный поток оправданий остановил громкий смех мужа, прозвучавший в полутёмной комнате зловеще.

– Шахназ, ты как ребёнок, который придумал себе сказку и сам поверил в неё! Ты должна понимать: время не повернуть вспять; то, что произошло – уже случилось, и тебе придётся ответить за это.

Ибрагим прошёлся по комнате, заложив руки за спину. Его мягкие, почти неслышные шаги отдавались в ушах Шахназ ужасным грохотом. И она, всё ещё стоя на коленях, зажала уши обеими руками, губы и всё её тело дрожали, и она никак не могла унять эту дрожь.

– Твой любовник признался в прелюбодейной связи, существовавшей между вами, не сразу, но признался. Сегодня я должен сообщить об этом казию. Вас обоих ждёт суд шариата. Ты должна помнить, милая Шахназ, какое наказание предусматривает Шариат за прелюбодеяние.

– Нет! – Шахназ, до последних его слов с недоумением слушавшая мужа, сейчас словно очнулась и, вскочив на ноги, кинулась к солтану. – Ибрагим, выслушай меня! Между нами ничего не было, стражник оболгал меня. Я даже не знаю его имени, я никогда не разговаривала с ним…

Ибрагим отвёл цеплявшиеся за него руки.

– Тебе ли не знать, Шахназ, для того, чтобы совершить прелюбодеяние, не обязательно произносить слова, они иногда даже мешают!

– Мой господин! Выслушайте меня, это ошибка, это всё неправда! Какая женщина не любит слушать красивые слова?! Я только слушала, что мне говорил этот стражник, только слушала! Между нами не было ничего, прошу вас, поверьте мне!!

Она молила его, снова упав на колени, протягивала к нему руки в страстном желании доказать свою невиновность. Но взгляд Ибрагима был холоден и беспощаден.

Шахназ не знала, что стражник, уведённый нукерами в подвал, не сказал своему господину ни слова, потому что солтан зарубил его на месте, как только остался наедине с провинившимся. Ибрагимом владел даже не гнев, а простой расчёт. Уже несколько лет главной целью его жизни было желание стать наследником хана. Он был младше солтана Халиля всего на год, но выглядел старше его. Высокий, крепкий, пышущий здоровьем, отважный воин, любимый казаками и признаваемый карачи. Чем не будущий хан? Но отец упорно держался за хилого, больного Халиля, одним только этим обстоятельством заставляя Ибрагима тихо ненавидеть старшего брата. Однако он не оставлял своей мечты. Медленно, но верно шёл Ибрагим к заветной цели, создавая в среде казаков, огланов и беков образ бесстрашного, удачливого во всех своих начинаниях солтана, того, кого после смерти хана Махмуда эта великая сила казанского государства могла избрать на трон. И вот образ, который он создал с таким трудом, мог в одночасье рассыпаться от недостойного поведения блудливой мангытки. Что станут говорить о нём, когда узнают, что жена путается с его собственным стражником, в то время как супруга Халиля славится всеми добродетелями, какие только могут украсить женщину? Придя этим утром в покои младшей жены, он уже знал, никакого суда шариата не будет! Он не предаст огласке этот глупый случай. Обо всём, что произошло вчера у ворот зимнего сада, знали, кроме него, только три самых верных и надёжных нукера. Они убьют любого, кто нелестно отзовётся об их господине. Стражник, покусившийся на его честь, уже корчился в муках ада, где ему было уготовано место. Оставалась одна Шахназ, Шахназ, которая пыталась доказать свою невиновность, не зная, что муж уже приговорил её к смерти.

– Твои слова ничего не значат, Шахназ. – Ибрагим в очередной раз оттолкнул от себя цеплявшиеся за полу камзола руки жены. – Прав имам, говоривший, что все женщины – порождение Иблиса. Все вы лживы и изворотливы, как истинные дочери шайтанов! Сегодня твою судьбу решит казий, и толпа правоверных закидает тебя с любовником камнями!

Какое-то мгновение он с безразличием наблюдал за рыдавшей в его ногах Шахназ. Молодая женщина уже не в силах была оправдываться, её рыдания постепенно превращались в судорожные всхлипывания, больше похожие на предсмертную агонию. Однако в сердце Ибрагима не было жалости, Шахназ для него теперь не существовала, она была лишь препятствием на пути к казанскому трону, досадным препятствием, которое нужно было убрать.

– У тебя есть один выход, Шахназ, – медленно проговорил солтан.

Он увидел, как распухшие от слёз глаза молодой женщины с надеждой уставились на него.

– Этот перстень! – Он снял с пальца массивный золотой перстень с крупным изумрудом. – Я оставлю его тебе. Это очень просто, ты повернёшь камень и высыплешь порошок в своё питьё. Всё, что я могу сделать для тебя – одарить быстрой и лёгкой смертью. Так ты избежишь позора и мучительной смерти от острых камней. Ведь ты ещё не знаешь, маленькая Шахназ, как жестока бывает толпа правоверных, исполняющая решение суда шариата!

– Ибрагим, – еле слышно, распухшими губами взмолилась она.

– Мне очень жаль, Шахназ, но другого выхода у тебя нет. Укрепи же свою душу молитвой и решись на этот шаг, чтобы не быть опозоренной навеки.

Уже на пороге он бросил:

– Я приду за своим перстнем через два часа… два часа жизни, моя дорогая, это не так уж и мало!

Кошева Нурсолтан, скрипя железными полозьями по сверкающему под ярким солнцем снежному насту, влетела во двор солтана Ибрагима в тот самый миг, когда Шахназ дрожащей рукой высыпала в стакан с шербетом порошок из перстня, оставленного супругом. Нурсолтан спешила по узкому коридорчику женской половины, даже не скинув шубы, она чувствовала, что тревога, щемившая её грудь, сейчас переросла в одну большую боль. Такую боль она испытывала только один раз в жизни, когда поняла, что навсегда потеряла Менгли. У дверей Шахназ дежурил не обычный евнух, а нукер с острой алебардой в руках, но загородить путь жене наследника он не посмел. Нурсолтан распахнула двери, шагнула внутрь и замерла от ужаса, ледяной рукой перехватившего её горло. Шахназ билась в судорогах на полу. В широко распахнутых глазах сестры она видела безмерное страдание, несчастная пыталась что-то сказать, но из её горла вырывался только хрип. Нурсолтан скинула мешавшую шубу, а следом за ней калфак с покрывалом, и упала на колени перед умирающей сестрой.

– Шахназ! Шахназ, сестрёнка моя, что с тобой? О, прошу тебя!

Вцепившись в плечи молодой женщины, она сорвалась на безумный крик, умоляла и стенала. Сердце, наполненное ужасом, исходило кровью от беспомощности при виде мучений сестры, которые Нурсолтан не в силах была прекратить. А глаза Шахназ, обращённые к выходу, вдруг наполнились страхом, и Нурсолтан невольно перевела взгляд туда. В дверях стоял солтан Ибрагим. Нурсолтан, как в замедленном сне бросилась к брату Халиля, её срывающийся голос превратился в хриплый шёпот:

– Табиба… Ради Аллаха, скорей пришлите табиба! Вы же видите, она умирает!

– Я это вижу, – ответствовал солтан Ибрагим, не сводя с неё пристального взгляда. – Но табиб моей жене ни к чему, она сама избрала свой путь. Это яд, от которого нет спасения.

Нурсолтан отшатнулась от мужчины, ещё не веря, что услышанное из жестоких уст, не мерещится ей. Она обернулась к затихшей Шахназ, покачнулась и упала в чужие мужские руки, подхватившие её. Ибрагим усадил ослабевшую женщину, склонился, не в силах оторвать взгляда от прекрасного лица, от пышных локонов, разметавшихся по парчовой обивке сидения. Не удержавшись, шепнул:

– Как ты прекрасна, Нурсолтан! Не зря во дворце отца превозносят твою красоту. И в этом моему брату повезло. Почему ему, а не мне?

Ибрагим опустился на колени, коснулся её тонких нежных пальцев. Даже он, дерзкий и необузданный в своих желаниях, не осмелился на большее, но как же он хотел этого большего! Его ноздри улавливали восхитительный аромат женщины, глаза наслаждались и не могли насытиться ослепительной красотой. И эта женщина не его, не принадлежит ему, не может принадлежать!

– Ах, если бы ты была на месте Шахназ, я простил бы тебе любой грех, или почти любой… Ты рождена быть повелительницей мужских сердец, а досталась жалкому Халилю. Наверно, он и лечь с тобой на ложе боится, боится потерять сознание от такой красоты! Аллах заставил его нести бремя непосильной любви, а он так слаб, что не в силах носить собственное платье.

Нурсолтан едва слышала и понимала, что он говорил, но оскорбления, наносимые Ибрагимом мужу, внезапно придали ей силы. С гневным презрением она оттолкнула солтана и вновь опустилась подле Шахназ. Искажённые страданиями черты сестры уже застыли, и Нурсолтан в странном оцепенении прижала к своей груди лицо покойной.

– Оставьте её, Нурсолтан. Вы же видите, Джебраил унёс её душу. Я пришлю рабынь, они сделают всё, что нужно.

Солтан шагнул к ней, но холодный, полный спокойного презрения голос остановил его:

– Убирайтесь, Ибрагим. Не оскверняйте её память своим присутствием. Как мудро решил повелитель, избрав своим наследником Халиля! Я не знаю, что будет с этим народом, если ханом станет такое чудовище, как вы!

Она не ведала, как точно и больно ударила его своими словами, она едва ли что-нибудь понимала и ощущала в эти минуты. Всё, что сейчас делала или говорила Нурсолтан, происходило с ней как во сне, страшном бесконечном сне, от которого не было спасения и который ей предстояло досмотреть до конца.