Текст книги "Нурсолтан"

Глава 11

Весна пришла в Казань вместе с праздником Науруз. По-восточному узкие улочки города утопали в непролазной грязи. У заборов высились почерневшие сугробы, просевший снег разливался в огромные лужи. Но лужи эти не могли остановить празднично разодетые толпы весёлых шакирдов. Они ватагами спешили по дворам, распевали озорные четверостишия, начертанные на традиционных наурузных палочках. Гостеприимные хозяева в ответ наполняли полотняные мешки гостей самой разнообразной снедью: яйцами, кусками вяленого гуся и конины, глиняными кринками с душистым мёдом и маслом, печёными сладостями.

Солтан Ибрагим задумчивым взглядом проводил спешивших мимо него шакирдов. Молодые казанцы, разодетые в тёплые казакины из яркого сукна с накрученными на головы белоснежными чалмами, были такого же возраста, как и он, но солтана поразила беззаботность и безудержное веселье, царившее среди них. Они словно жили совсем в другом мире, мире, который был недоступен для него, могущественного солтана, рождённого жить в роскоши и славе. В другом месте и в другое время он и не вспомнил бы о них. Разве могли сравниться с ним, солтаном Ибрагимом, простые шакирды, перебивающиеся чёрствой лепёшкой и водой? Но сейчас он вдруг позавидовал им, их беспечности и радости, их умению сделать праздником любой день. Их головы не отягощали тяжёлые мысли, неотвязно мучившие молодого солтана, они были далеки от забот, непосильным бременем лежавшим на его плечах. Им не нужно было ежеминутно думать о том, как они выглядят в глазах карачи, казаков, и даже в глазах черни. Солтан Ибрагим должен был думать и помнить об этом всегда. Слишком долго и тщательно создавал он свой образ, немало препятствий убрал со своего пути. Что могут знать об этом беззаботные юнцы, месившие ичигами непролазную грязь на улицах. Им не приходилось быть всегда настороже, плести интриги и нещадно уничтожать всех своих врагов, как это приходилось делать ему.

При мысли об этом Ибрагим нахмурился, вспомнилась вдруг покойная младшая жена. Мысли о ней слишком часто беспокоили молодого солтана, но не потому, что его мучили угрызения совести или он чувствовал свою вину за то, что подтолкнул Шахназ к роковому шагу. Нет, его беспокоило другое. И этим другим была Нурсолтан. Вспомнил о жене старшего брата, и как по мановению волшебной палочки мир изменился в его глазах.

Тронув поводья своего коня, солтан Ибрагим уже не видел грязных луж и мокрых унылых заборов, возвышающихся по сторонам, в его глазах стояла безоблачная синь неба, такой пронзительной синевы оно бывало только в весенние дни. Такой же синевы были глаза Нурсолтан. Было просто удивительно, как могли меняться эти поразившие его сердце глаза: то становились сапфировыми, густой синевой своей напоминавшими драгоценные камни, то вдруг светлели, как весеннее небо, превращаясь в бирюзу. Не замечая больше ни молчаливых нукеров, следовавших за своим господином, ни весёлых, празднично разодетых людей, Ибрагим под мерную поступь арабского скакуна погрузился в сладостные воспоминания.

Вновь и вновь память возвращала его к тем мгновениям, когда он в роковое зимнее утро спешил на женскую половину своего дворца, едва узнав о неожиданном приезде Нурсолтан. Жена наследника могла спутать все его планы, а этого нельзя было допустить. Он опоздал, Нурсолтан успела войти в покои сестры раньше него, но спасти Шахназ это уже не могло. Ибрагим молча смотрел как корчилась в страшных мучениях младшая жена, но не испытывал при этом ни жалости к ней, ни сожаления по поводу случившегося. Лишь одна мысль лихорадочно билась в его голове: успела ли Шахназ поговорить со своей сестрой и если успела, то, что она сказала Нурсолтан. А через мгновение Ибрагим уже забыл обо всех своих тревогах и предосторожностях, это случилось, когда Нурсолтан поднялась навстречу ему, и он увидел её без покрывала. Такой, какой не мог видеть женщину посторонний мужчина, такой, какой её видел только Халиль. Ибрагим замер покорённый совершенной красотой, которую не испортила ни смертельная бледность, ни ужас и смятение, царившие в прекрасных глазах. А потом, теряя сознание, она оказалась в его руках. Он помнил до мельчайшей подробности, как подхватил её на руки и понёс к канапе. Помнил, как близко были её губы, как билась голубая жилка на нежной шее. О, если бы он осмелился тогда прижаться к ней губами, успокоить её испуганное биение, ощутить нежность женской кожи, вдохнуть восхитительный аромат её тела…

В те мгновения он забыл, что за пропасть лежала между ними. Он забыл, что Нурсолтан принадлежит его ненавистному брату, что в нескольких шагах от них умирает женщина, которая была любимой сестрой Нурсолтан, и которую он приговорил к смерти. Что бы случилось, если вся правда открылась тогда, если бы умирающая Шахназ успела обвинить его в своей смерти?

В тот же день он допросил нукера, стоявшего на страже у дверей Шахназ. Преданный воин уверял, Шахназ не смогла произнести ни слова, но даже его уверения не могли успокоить Ибрагима. Его беспокоили обвинения, брошенные Нурсолтан ему в лицо, она говорила так, словно знала всю правду, начиная от смерти своей сестры и заканчивая его интригами на пути продвижения к трону. Она больно задела его своими жестокими словами, безоговорочно поставив Халиля выше него. Эта женщина лишилась зрения, если она не видела насколько он, Ибрагим, лучше Халиля. Но он ещё докажет ей это! Нурсолтан должна разглядеть в нём настоящего мужчину, ведь слабовольному и хилому Халилю так далеко до него. Когда-нибудь придёт день его триумфа, он сядет на трон Земли Казанской, и тогда Нурсолтан станет его женой. Ей не уйти от своей судьбы. Он заставит её взглянуть в глаза правде, он докажет, что не может быть лучшего хана, чем он, и Халилю не сравниться с ним. А пока он должен быть очень осторожен, и он должен выяснить, в чём подозревает его Нурсолтан и как она относится к нему сейчас.

Жена наследника, находясь в глубоком трауре, несколько месяцев не покидала женской половины дворца. Но сегодня, как доложили солтану, её обязали появиться на меджлисе, посвящённом Наурузу. Значит, был шанс встретиться на этом празднике с Нурсолтан и сжечь в душе последние сомнения, мучившие его. На этот праздник он и спешил, оставив загородный аул, где стояли на постое основные части казанских казаков.

Солтан Ибрагим не один месяц прожил вместе с простыми воинами, стремясь завоевать их популярность. Он уехал оттуда успокоенный, с твёрдой уверенностью, что казаки пойдут за ним в любые сражения и битвы, и они будут преданы ему. Это был ещё один очень важный шаг на его пути к казанскому трону.

На вечерний меджлис солтан Ибрагим прибыл один. Его супруга Фатима-солтан уже гостила у казанской ханум. Старшая жена хана Сэрби-ханум привечала Фатиму-солтан с тайной надеждой досадить Нурсолтан. Свою невестку она недолюбливала, а порой открыто ревновала, считая, что Нурсолтан отнимает у неё внимание сына и мужа. Вот и сейчас в Пиршественном зале она не отпускала от себя супругу Ибрагима, а Нурсолтан словно не замечала. Присутствующие на празднике женщины отметили это сразу. Покачивая остроконечными шпилями калфаков и склоняясь друг к другу, сплетницы взволновано зашушукались, смакуя подробности.

Нурсолтан в нерешительности остановилась в дверях, не зная, к кому подойти, она чувствовала холодок отчуждения, исходивший от знатных женщин, возглавляемых Сэрби-ханум. Сама старшая госпожа и мать наследника что-то нашёптывала на ушко Фатиме-солтан, та раскраснелась и выглядела вполне довольной похвалами ханши. Обе женщины не повернули голов в сторону Нурсултан, хотя управляющий дворцом Аккубек зычным голосом возвестил о её прибытии в залу. Как никогда, Нурсолтан ощутила чувство одиночества, ей захотелось кинуться к Халилю, который понял бы её состояние. Но солтан был занят беседой с карачи, и она не посмела побеспокоить его. Выпрямив спину и стараясь не спешить, чтобы её уход не был воспринят как бегство, Нурсолтан вышла в распахнутые двери сада. Свежий ветерок осушил брызнувшие из глаз слёзы, и она возблагодарила Аллаха за то, что никто не увидел её слабость. Она не услышала, сколько желчи и яда прозвучало в словах Сэрби-ханум, проводившей невестку злым взглядом:

– Эта степная гордячка слишком много возомнила о себе. Она считает, что может крутить мужчинами, как ей вздумается. Мой сын совсем потерял голову из-за неё, он и шага не может сделать, чтобы не посоветоваться с ней. Можете себе представить, дорогая Фатима-солтан, даже наш повелитель, хан Махмуд, советуется с ней! О Аллах, как он может спрашивать совета у девчонки, единственным достоинством которой является смазливое лицо?!

– О, как я вас понимаю, уважаемая ханум, – зашептала Фатима-солтан, отогнув край тонкого покрывала. – Должно быть, ваша невестка такая же бесстыдница, как её сестра, покойная Шахназ. Та не могла пройти равнодушно мимо мужчин. Если бы вы знали, почему она любила гулять по саду одна.

– О Аллах, возможно ли это?

Грузная Сэрби-ханум изнемогала от любопытства, и всё же понимала как много посторонних ушей вокруг.

– Давайте прогуляемся к фонтану, моя дорогая, хочу узнать всё, что известно вам.

– Известно мне немного, – в нетерпении зашептала Фатима. – Одна из служанок видела, как Шахназ заигрывала со стражниками. Как хорошо, что мой муж избежал позора, Аллах покарал бесстыдницу, не дав ей совершить тяжкий грех!

– Вы ввергли меня в омут печалей и забот, Фатима-солтан, кто бы мог подумать, что дочери Тимера способны на такое?! Теперь я понимаю, что за женщина досталась в жёны моему сыну. Не зря я с первого же дня невзлюбила её! Что касается солтанши Шахназ, то желудочная болезнь вовремя отправила её на тот свет, даже страшно представить какой позор пал бы на ханскую семью, если одну из невесток уличили в прелюбодеянии!

Праведный гнев горел в сердце казанской ханум, а Фатима-солтан лишь подлила масла в огонь.

– Они обе дочери прелюбодеяния. Известно, что яблочко от яблони далеко не падает. Будьте строже со своей невесткой.

– О! Я завтра же поговорю с сыном, и сама отныне глаз с неё не спущу! Вот скажите мне, дорогая Фатима-солтан, где она сейчас, когда все благородные женщины находятся в зале? Я видела, отправилась гулять по саду одна, как и её бесстыдница-сестра! А вдруг она там встречается с посторонним мужчиной? О Аллах, не допусти позора на нашу голову!

Сэрби-ханум даже представить не могла, как она недалека от истины. Нурсолтан в эти минуты гуляла по саду одна, а по подсохшим дорожкам сада навстречу ей шёл солтан Ибрагим.

Глава 12

Нурсолтан остановилась около любимой скамьи. Сад после зимы находился в полном запустении. Прошлогодние листья почерневшей паутинкой окутывали деревянное сидение и изящно выгнутую спинку скамьи. Следовало послать рабов, чтобы навели здесь порядок, но, похоже, казанской госпоже заниматься обыденными делами было недосуг. Нурсолтан вздохнула и решила отправиться дальше бродить по каменным дорожкам сада, но внимание привлекли ярко-жёлтые маленькие цветы, словно солнечные брызги рассыпанные у подножия раскидистого куста. Нурсолтан даже руками всплеснула, ну что за чудо! Снег ещё кое-где лежит серыми заледеневшими островками, а они такие маленькие, но такие отважные уже выбрались на свет, напоминая всему миру – весна пришла, весна! Молодая женщина присела на корточки, осторожно отгребла в сторону старые листья, освобождая крепкие тёмно-зелёные стебельки, гордо увенчанные золотистыми соцветиями, тронула тонкими пальцами пушистые шапочки цветов.

– Вы испачкаете своё платье, госпожа.

Голос, раздавшийся позади, заставил её вздрогнуть и стремительно обернуться. Она забыла о своей неудобной позе и упала бы, если б руки солтана Ибрагима не поддержали её, помогая подняться. Но даже когда она оказалась на ногах, солтан не разжал своих рук, так и держал её за плечи, не отрывая взгляда от женских глаз, единственного, что было открыто взору мужчины. Словно облачко набежало на безмятежное лицо Нурсолтан, она нахмурилась и резко отступила назад, движением этим стряхнув со своих плеч чужие руки.

Нурсолтан не видела Ибрагима с того самого дня, когда она потеряла любимую сестру и единственную подругу своей юности. Ей очень хотелось никогда больше не видеть этого человека, он напоминал ей о том, о чём она стремилась забыть. При дворе было официально сообщено о слабом желудке Шахназ-солтан, о её неумеренном аппетите, что якобы и стало причиной смерти. Никогда ещё Нурсолтан не слышала большей глупости, но все вокруг поверили в рассказы солтана Ибрагима, а она, чувствуя, что за всем этим кроется куда большее зло, промолчала. Нурсолтан хотелось, не торопясь, разобраться во всём самой, но всякий раз, вспоминая, как билась в судорогах умирающая Шахназ, она едва не теряла сознание. Всё, что происходило тогда в покоях сестры с момента её прихода и до самого последнего мига, было покрыто пеленой тумана, и лишь отрывочные воспоминания всплывали перед глазами молодой женщины. И тогда она видела перед собой застывшего в дверях Ибрагима. Его равнодушный голос звучал в её ушах. Она помнила, что солтан Ибрагим говорил о яде, который приняла её сестра. Ну, почему всегда такая жизнерадостная и счастливая Шахназ приняла яд, и что или кто её заставил это сделать? Как поступить, зная страшную правду о смерти сестры, потребовать разбирательства у самого хана или молиться, положившись на справедливый суд Всевышнего? Она и молилась и спрашивала совета у Аллаха, но всемогущий Судья молчал, ввергая её в пучину ещё больших сомнений. Как ни пыталась она бежать от своих воспоминаний, случившееся напоминало о себе с каждым разом всё сильней.

Вот и сейчас перед ней оказался солтан Ибрагим, муж покойной сестры, и воспоминания, спрятанные Нурсолтан в самый дальний уголок сознания, всплыли вновь. Когда-то Шахназ уверяла Нурсолтан, что Ибрагим любит её. Но для любящего мужа, солтан, на глазах которого умирала жена, повёл себя более чем странно. А от воспоминаний о том, как Ибрагим вёл себя с ней, женой своего брата, Нурсолтан бросало в краску. Он едва не признавался ей в любви, и всё это в те мгновения, когда душа Шахназ отлетала к небу! Как ни старалась Нурсолтан, но не могла заставить себя оказать уважение солтану Ибрагиму, которого она в глубине сердца презирала. Она не желала ни говорить с ним, ни общаться, даже если того требовали правила приличия.

Отступив от Ибрагима, Нурсолтан обошла его, и направилась назад, к Тронному залу, но мужчина преградил ей путь.

– Не слишком вы ласковы с единственным братом вашего мужа. Отчего бы вам не поприветствовать меня, как это положено? Или в улусе вашего отца вас не обучали правилам хорошего тона?

– Уйдите с дороги, солтан, я не желаю говорить о приличии с человеком, нарушающим эти правила на каждом шагу!

Она опять попыталась обойти его, но Ибрагим, засмеявшись, легко пресёк её попытку.

– Когда вы сердитесь, в ваших глазах загораются такие воинственные огоньки. Ваш презрительный тон может отпугнуть кого угодно, но только не меня! Ведь у нас так много воспоминаний, Нурсолтан, и нам не помешает поговорить об этом, вам так не кажется, дорогая невестка?

– Что вы хотите от меня?!

– Немногого, Нурсолтан! Хочу, чтобы смотрели на меня ласковей и чаще беседовали со мной. Ведь нас объединяет одно горе – смерть нашей маленькой Шахназ…

– Не смейте! – Нурсолтан сжала кулаки. – Вам недостаточно того, что вы оболгали свою покойную жену, представив её в лице всего двора дикаркой, не отходившей от стола? Вы и сейчас готовы посмеяться над ней. Вы и в самом деле чудовище, Ибрагим, глядя на вас, трудно поверить, что вас родила женщина!

– Замолчите! – Солтан вцепился в руку женщины, даже не замечая, что делает ей больно. – Вы всё время оскорбляете меня, Нурсолтан, должно быть в этом вы ушли недалеко от своей сестры! Но придёт время, и я заставлю вас уважать себя, а иначе берегитесь!

Задыхаясь от ненависти, они глядели друг на друга.

– Вы обвиняете меня в том, что я сказал неправду о смерти вашей сестры. Да, Нурсолтан, я солгал! Но если я расскажу всю правду, то Шахназ, где бы она сейчас ни находилась, в раю или аду, проклянёт вас. Поверьте, для всех нас лучше, если смерть Шахназ будет выглядеть смешной, чем откроется позор, в который она ввергла нас всех!

– Позор?! О чём вы говорите, солтан? В чём ещё хотите обвинить мою бедную сестру?

– О, ваша бедная сестра провинилась в самой малости, Нурсолтан! Она была уличена в прелюбодеянии со стражником.

Если бы все молнии и громы небесные разом ударили в ханский сад, они не поразили бы Нурсолтан так сильно, как слова Ибрагима. Внезапно онемев, она глядела на солтана полными недоверия глазами, и в этих глазах он прочитал: Нурсолтан ждала объяснений. Солтан Ибрагим понял: здесь, сейчас и только от него зависит, останется ли смерть Шахназ тайной навсегда, или уже завтра сплетни разнесутся по двору. И тогда ему будут сочувствовать, заглядывая в глаза, а потом злорадно посмеиваться за спиной, смакуя подробности.

– О моя дорогая невестка! – Ибрагим вдруг услышал свой голос со стороны и поразился сам себе. Его голос звучал именно так, как он должен был звучать сейчас, это был голос страдающего человека, с трудом сдерживающего свою боль. – Я так любил Шахназ! Ради неё я позабыл Фатиму-солтан. Я дарил вашей сестре дорогие подарки, баловал и холил её, а она вонзила нож мне в спину! Она получала от меня всё, о чём только может мечтать женщина, но ей оказалось этого мало. Я должен признать: её любовник, этот Аллахом проклятый стражник, был очень красив. Смазливый юнец с такими же синими глазами, как и у вас, Нурсолтан. Должно быть, сам Иблис поставил этого мужчину на пути моей жены, иначе я не могу объяснить измены Шахназ.

– Вы говорите, такие же глаза как у меня? – Непослушными губами едва вымолвила Нурсолтан. – О Всевышний, этого не может быть! Она увидела в этом стражнике Хусаина… О всемогущий Аллах, почему ты допустил это?

Неслышные слёзы потекли по бледным щекам молодой женщины. Она плакала в безмолвном своём горе, ссутулив хрупкие плечи и желая только одного – умереть до момента, когда услышала о позорном падении своей любимой сестры.

Глава 13

А в Тронный зал дворца уже прибыли последние гости и с минуты на минуту должны были объявить о начале пира. Сэрби-ханум не находила себе места. В волнении она так дёргала свой роскошный золотой браслет, что, в конце концов, сломала его, пот градом тёк по тучному лицу женщины, оставляя тёмные бороздки среди слоя белил и румян.

– Фатима-солтан, дорогая, – наконец обратилась она к молодой женщине, не отходившей от ханум ни на шаг. – Я очень волнуюсь за солтана Халиля. Моей невестки до сих пор нет, а что если и в самом деле у неё в саду свидание с мужчиной? Я не могу доверить этого никому, вы же понимаете, как это важно, чтобы в подобных делах не участвовали посторонние уши и глаза. Прошу вас, Фатима-солтан, сходите в сад и приведите Нурсолтан в зал, если вы вернётесь вдвоём, это будет так естественно!

– Конечно, уважаемая Сэрби-ханум, вам не стоит так волноваться. Я сейчас же отправляюсь за вашей невесткой.

И ободряюще улыбнувшись пожилой женщине, Фатима-солтан направилась к дверям ханского сада.

В то же самое время солтан Ибрагим, не сводя напряжённого взгляда с бледного женского лица, продолжал свою речь:

– Перед вами стоит очень важный выбор, Нурсолтан! Вы можете открыть тайну смерти вашей сестры, но тогда покроете её имя вечным позором, а зловонная грязь сплетен коснётся каждого из ханской семьи, и в первую очередь вас! Вы всегда были очень близки. Что скажут люди, если узнают, что Шахназ была блудницей? Не обвинят ли в этом же вас?

– Солтан. – Голос, который прервал его пламенные речи, был слаб, но он услышал его и замолчал. – Прошу вас, скажите, кто заставил Шахназ принять яд?

– Как вы могли подумать, дорогая?

Он опустился на скамью рядом с молодой женщиной и осторожно взял её руки в свои ладони. Нурсолтан не отдернула их и воодушевлённый этой маленькой победой, он продолжал:

– Я не знаю, откуда у Шахназ оказался яд. Должно быть, она была очень напугана, раз решилась на такой отчаянный шаг. Она не знала, бедная моя девочка, что я не причиню ей вреда, что никому не сообщу об её измене. Конечно, не могло быть и речи о полном прощении. Она оскорбила меня и растоптала мою любовь! Я думал отправить её в загородное имение, пока не зарастёт рана, нанесённая в самое сердце. Но Шахназ решила иначе! Когда я вошёл в её покои и увидел, как жестоко она мучается, я окаменел. Не помню, что говорил и делал тогда, я был не в себе, и если в вашей холодности виновато моё поведение в тот день, прошу простить меня, Нурсолтан, но я не ведал, что творю.

В следующее мгновение солтан Ибрагим понял, что провёл блестящую партию и добился своего, потому что Нурсолтан, крепившаяся до этой минуты из последних сил, разрыдалась и упала в его объятия. Утешая, он прижимал её к себе всё теснее, шептал на ушко ласковые успокаивающие слова, гладил вздрагивающую от плача женскую спину, тепло которой, казалось, насквозь прожигало его ладони. «О Аллах, – думал он, наслаждаясь преступными ласками своими. – Эта женщина подобна жемчужине, разгоняющей в сердце печаль и горе, и заботу. Эта женщина может сделать безумным самого рассудительного. Ради обладания её красотой я сверну горы и уничтожу все препятствия на своём пути, и она станет моей, и мне всё равно, кто поможет мне в этом: Всевышний или сам Иблис!»

Оба они и не заметили Фатимы-солтан, притаившейся за густым кустом жасмина. Супруга Ибрагима едва не распласталась на земле, увидев мужчину, в чьих объятиях покоилась жена наследника. Кусая край покрывала, чтобы не закричать, женщина разглядывала лицо своего мужа. Закрытые глаза солтана Ибрагима и блуждающая на губах улыбка указывали только на одно: её супруг трепетал от любовной страсти, охватившей его с такой силой, что он не видел и не слышал ничего вокруг. Весь его мир в этот миг крутился около женщины, которую он крепко прижимал к себе. Пригнувшись к сырой земле и пачкая ладони и свой наряд, Фатима-солтан поползла назад. Слёзы текли по щекам молодой женщины, обжигали горевшее лицо. Фатима-солтан обтирала их ладонями, размазывала землю по щекам и даже не замечала этого. Ей хотелось только одного: добраться незамеченной до Сэрби-ханум и на груди ханши выплакать свою жгучую обиду.

– Мой господин, это неслыхано! Бесстыжая невестка навлечёт позор на нашу голову! А что будет с нашим мальчиком, с нашим Халилем?! Я умираю от одной только мысли, что ему станет известно о встречах Нурсолтан с Ибрагимом!

Сэрби-ханум выхватила из своих необъятных карманов шёлковый платок и шумно высморкалась.

– Сделайте же что-нибудь, мой муж, скажите, что вы накажете её. Я умоляю вас! Откройте же колчан вашей власти и вложите стрелу наказания в тетиву вашего гнева!

Мать наследника уставилась на молчавшего супруга. Она попросила аудиенции у него сразу, как только закончился праздничный пир. В атмосфере разгульного веселья она надела на лицо вымученную улыбку и желала лишь одного: добиться у мужа права наказать невестку.

Нурсолтан явилась из сада следом за солтаном Ибрагимом, она выглядела бледней, чем обычно, но мало кто обратил на это внимание. Не обратила бы внимание и Сэрби-ханум, если бы служанка не вызвала её на женскую половину, где казанскую ханум ожидала рыдавшая Фатима-солтан. С первых же её слов Сэрби-ханум схватилась за сердце, и с трудом нашла в себе силы вернуться на пир. Она испепеляла взглядом ненавистную невестку, но, поймав недоумённые взгляды придворных, опустила глаза. Она с трудом дождалась, когда хан покинет празднество, и отправилась следом.

Сейчас Сэрби-ханум не отводила глаз от царственного супруга, она ждала от него немедленных действий, ждала бури возмущения и гнева, такой же сильной, какая пылала в её груди. Но Махмуд молчал, ставя своим непредсказуемым поведением в тупик жаждущую мести ханум.

– Дозвольте, мой господин, – не в силах выдержать пытки ожидания Сэрби-ханум придвинулась ближе к супругу. – Дозвольте, и я велю пригласить Нурсолтан в вашу приёмную. Не давайте ей время на то, чтобы придумать оправдание, мы должны потребовать от неё объяснений немедленно!

– Нет.

Тихий голос хана прозвучал как окрик, и женщина послушно замолчала, привычно опуская голову, но всё же исхитряясь одним глазом поглядывать на мужа. Хан Махмуд тяжело опёрся на резные подлокотники канапе.

– Этот день был труден для нас всех, Нурсолтан с Халилем уже удалились в свои покои, и я не хочу беспокоить их из-за обычных бабьих сплетен.

– О мой господин! – Сэрби-ханум даже покраснела от негодования. – Что вы называете сплетнями? То, что бедная Фатима-солтан видела своими собственными глазами?! Её отпаивали успокоительными настоями, а потом увезли домой, потому что солтанша была не в состоянии пойти на пир. Не забывайте, что она только недавно оправилась от родов! Какое это испытание для женщины, с достоинством исполнившей супружеский долг и принёсшей своему супругу крепких и здоровых детей. Солтану Ибрагиму вздумалось совращать жену своего брата на её глазах! А Нурсолтан открыто принимала его ухаживания! О Аллах, как можно называть подобное бабьими сплетнями, одумайтесь, муж мой, примите справедливое решение сегодня же! Может случиться так, что завтра будет уже поздно!

– Сэрби-ханум, я уже сообщил вам, что не желаю беспокоить наследника и его супругу сейчас. Я не желаю заниматься сегодня никакими делами, какими бы важными они вам ни казались. Я желаю, чтобы вы удалились к себе и позволили слугам приготовить меня ко сну!

И не удостоив свою супругу даже взглядом, старый хан рывком распахнул двери своих покоев.

Спустя час, лёжа на широком ложе, казавшемся слишком большим для него одного, Махмуд вернулся мыслями к тому, о чём сообщила Сэрби-ханум. Ему нелегко далось спокойствие и равнодушие, какие он разыграл перед женой. Слова старшей жены, словно кинжал, вонзились в его измученное сердце. Что же на самом деле произошло этим вечером в саду? Как он хотел бы знать правду! Правду, которая не покоится на домыслах и догадках истеричных женщин, а ту, настоящую, какой она была. Он не верил, что Нурсолтан могла изменить Халилю. Сердце хана чувствовало: девочка не способна на подобную низость. Но на это был способен Ибрагим! Хан знал: у его второго сына чёрная, завистливая душа, доставшаяся тому от матери. Как же он сожалел, что давно, когда мальчик был мал, не догадался оторвать Ибрагима от матери и воспитать его вдали от её злобных нашёптываний. Она успела внушить сыну, что Халиль отнял у него всё, что должно было принадлежать Ибрагиму. Она с раннего детства уверяла мальчика, что слабый Халиль не доживёт до совершеннолетия и нога его никогда не ступит на трон Казани. Она мысленно примеряла на своего сына Ханскую шапку, и даже теперь, проживая в отдалённом имении, куда повелитель услал интриганку, она тайно сносилась с Ибрагимом и заклинала его любыми способами добиваться высшей власти.

Хан Махмуд знал об этом, его шпионы не раз доставляли ему письма Камал-бикем, письма, дышащие тленом ненависти и толкавшие Ибрагима на путь насилия. Знал хан, что и сам Ибрагим не смирился с решением отца. Младший сын мечтал о власти, он желал захватить после смерти отца трон Казани, отняв его у Халиля. А если он желает отнять трон у старшего брата, почему бы ему ни пожелать отнять и жену, тем более такую жену, как Нурсолтан. Старый хан прикрыл ладонью утомлённые глаза. Как тяжела ноша, которую он несёт! «О Всевышний, помоги справиться с этим делом, помоги не наделать ошибок, не допусти несправедливости!» Защемило сердце, и он осторожно переместил руку на грудь, боль не отпускала, захватывая бьющийся комок человеческой плоти в тесные тиски, и одинокая мысль пронеслась в голове: «А что, если я умру этой ночью в своей постели, что случится тогда с Нурсолтан, с Халилем, с Казанью?.. О, не допусти, всемогущий Аллах! Помоги мне пережить эту ночь!»