Электронная библиотека » Ольга Карпович » » онлайн чтение - страница 4

Текст книги "Кавказский синдром"


  • Текст добавлен: 15 августа 2023, 10:00


Автор книги: Ольга Карпович


Жанр: Современная русская литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Шрифт:
- 100% +

7. Весна. 2001. Москва. Мага.

Получив задание от генерала Белозерова, Мага понял, что пришло время задействовать агента Никита́. Этого парня он завербовал еще осенью, когда пришла первая информация о том, что в ближайшее время в Москве будет проведена террористическая акция. Но до сих пор никаких новых данных не поступало, и от завербованного агента вот уже полгода почти не было толка. Теперь же, наконец, пришло время активно с ним поработать.

Приказ о вербовке агента поступил ему в прошлом сентябре. Все было ясно, в Чечне снова началась заваруха.

А вообще, ему-то какое дело? Он – наемник, выполняет свою работу за хорошие бабки. И ему давно уже наплевать и на русских, и на чеченцев. Он и сам уже забыл, кем является на самом деле. То ли Магой Салиевым, которого давным-давно похоронили в запаянном гробу. То ли капитаном Магомедом Багировым.

Ладно, хрен с этими философствованиями, сейчас у него была четкая задача – завербовать агента. Это была его первая вербовка. Все бывает первый раз в жизни – и первая женщина, и последний бой. Было в его жизни и первое самостоятельное задание на новом месте службы, которое он успешно выполнил, чем, надо полагать, и завоевал доверие генерала Белозерова. Теперь вот предстояла завербовать первую птичку.

В теории он, разумеется, знал, как нужно вербовать. Его неплохо поднатаскали в тренировочном лагере спецназа ГРУ, которым руководил Белозеров. Учили уходить от слежки, следить самому, и правильно выбирать объект вербовки. Но на практике применять свои знания приходилось впервые. Он шел по осенней улице и вспоминал то, чему его учили. Во-первых, следует задать самому себе вопросы: кого вербовать, как, для чего и на какое время?

Первый вопрос был самым простым. Ему нужен был человек, к которому придут организаторы теракта, нуждающиеся в Московской базе для подготовки операции. Это должен быть чеченец, давно живущий в столице, и, тем не менее, не потерявший старых связей.

Вопрос второй – зачем. Ему необходим был независимый источник информации, «следящий за горизонтом» – иными словами, агент-наблюдатель, агент-датчик. Тот, кто вовремя сообщит о начале подготовки предполагаемой операции в Москве.

Какое время агент должен оставаться в игре? Для агента можно было не предусматривать долговременное использование: сработал один раз – и можно выбрасывать. Таких на профессиональном сленге называли «кондом», подчеркивая их «одноразовость».

Теперь главный вопрос – как? Самое простое было поймать будущего агента «на горячем».

Значит, ему нужен был чеченец, скорее всего, студент-недоучка, сохранивший общение с Родиной, но и крепко укоренившийся в Москве, имеющий здесь достаточно разветвленные связи и широкие возможности. Что до «горячего» – здесь надежнее всего было поймать кондона на чем-то криминальном. Наиболее вероятным вариантом представлялись наркотики. Следовательно, ему нужен был пушер средней руки или мелкий дилер. Мага договорился с прикормленным ментом из службы контроля за оборотом наркотиков, что тот сообщит, когда в сети попадется подходящий объект. Теперь оставалось только ждать, и это ожидание выматывало больше всего. Так его и учили в лагере – самое неприятное в их работе ждать и догонять. Вот он и ждал, терпеливо, день за днем.

Клюнуло на вторую неделю. Объект попался на дискотеке с несколькими упаковками «снежка», «колесами» и даже с экзотическими «почтовыми марками».

Сама вербовка оказалась неожиданно простой – напуганный перспективой «закукарекать» еще в КПЗ, объект подписал предложение о сотрудничестве к вечеру первого же дня. Мага отыграл с ним классический пинг-понг, известный читателям детективов как прием «добрый и злой следователи». Мага был добрым, разумеется. «Повисший на кукане» парень искренне радовался, что легко отделался, и поначалу недоумевал, зачем он понадобился ментам. Ведь Магу абсолютно не волновали хитросплетения мелочного наркобизнеса. Однако недоумение у парня скоро прошло: уже на второй встрече Мага поставил четкую и простую задачу: ждать, когда к парню обратятся из Чечни с любой необычной просьбой и не забыть известить об этом.

Завербованному агенту не было и двадцати лет, но он успел уже отметиться в отряде Гелаева, а в Москве учился в Институте Стали и Сплавов. Ну, или делал вид, что учился, а диплом намеревался купить – это было не так уж дорого.

Новый молоденький агент, по-девчоночьи смазливый, с педиковатыми ужимками, получил кличку Никита́ – по имени супер-героини из популярного французского фильма. Таким образом были соблюдены правила (агента-мужчину следовало называть женским именем).

Непосредственный шеф поздравил Магу с удачной вербовкой, прошелся по обьективке на агента Никита́ и остался доволен – именно такой человек и был им нужен. А когда Никита́ еще и сам на героин подсел, контролировать его стало не просто, а очень просто.

Итак, пришло время использовать, наконец, завербованного агента по назначению. Мага набрал на мобильном номер Никиты и назначил парню встречу на 11 вечера.

8. Осень 2000. Чечня. Автархан

Сон его был тревожным – снилось выцветшее от жары прозрачно-голубое небо над Джелалабадом. Там, где в десяти километрах от Мараварского ущелья проходила граница с Пакистаном.

Приближение советской колонны духи услышали издали. По всей видимости, моджахеды не рассчитывали на подобный исход событий. Они спокойно встали, умылись – наверное, и позавтракать успели. Потом сели в автобус и поехали к выходу из ущелья, к горам. Тут-то их и встречал на высотке умело замаскированный отряд Киреева. Все кончилось очень быстро – даже потерь не было, а из двадцати семи духов не ушел никто.

Мовлади не в первый раз уже мучил во сне тот рассвет. Пять утра, солнце еще висит за кромкой острых скал, а впереди – спина Маги. А совсем-совсем сзади страхует Киреев. И тут – казалось, со всех сторон, и из-под солнца – забили тяжелые пулеметы. Духи! Мовлади вскинул автомат, прыгнул под скальный карниз, и одновременно, в прыжке, короткой очередью подснял двух с нависающей террасы.

Пролетела граната из РПГ, оставив за собой дымный хвост. За ней – другая. Две минуты, и внизу, в долине всполохнули чадные костры. Мовлади и сверху, с карниза, по которому шел их отряд, показалось, что ему ноздри забило тяжелым духом горелого человеческого мяса.

Пехоту внизу тоже было видно, как на ладони. Не повезло парням! Засевшие на террасе духи отстреливали их, как в тире. Мовлади дослал гранату в подствольник, прицелился. Раздался характерный хлопок – и на гребне вырос куст разрыва. Дело начинало приобретать серьезный оборот: сверху раздался ответный свист и внизу тяжело разорвалась мина. Мовлади понял, что духи развернули миномет.

Мины ложились все ближе, гуще. Накрыло уже двоих ребят. Один Мага – словно заговоренный, и он сам.

– Товарищ капитан… – начал он и, оглянувшись, понял, что Киреева поблизости нет.

И тут Мовлади увидел какой то мираж – вроде не могло такого быть: по скальному откосу, нависающему под отрицательным углом над ущельем, к террасе направлялась связка альпинистов. Присмотрелся и разглядел в идущем первым человеке капитана Киреева. За ним, отставая всего на пару шагов, двигался Мага. «Что же это они делают? – не понял Мовлади. – Там – шестьсот метров вверх, а на самом верху – духи». Затаив дыхание, он ждал. Прошло две-три минуты. И вдруг над кромкой взлетели тела духов, казавшиеся крохотными с такого расстояния. В спецназе подобный прием назывался «поводить за салом».

Тут его и накрыло. Сколько раз снилось потом, как завыла мина и обрушилась жаркой, тяжелой и вязкой волной. А за ней последовала невыносимая боль. Растеклась по всему телу.

Как несли бегом по бетонке, как тащили носилки, и перебрасывали на стол – он не помнил. Помнил только резкий запах дезинфекции, яркий пронизывающий до позвоночника свет в лицо. Успел разглядеть хирурга в белом халате – и все снова проваливалось в туман. Красный, плотный, душный…

А когда очнулся – над ним улыбалось лицо Маги. Тот был целехонек – повезло! Мага достал из кармана пачку «Партагас», вскрыл – и привычно, не глядя, переложил сигареты фильтром вниз: чтобы не пачкать пальцами.

– Дай закурить – еле слышно прохрипел Мовлади. Но друг расслышал, и торопливо сунул ему сигарету в рот, поднес зажигалку.

И сказал, наклонившись:

– Ну что, герой? Долечиваться в Союз поедешь? Рад небось?

На этом месте Мовлади всегда просыпался. Вот и сейчас, открыл глаза и не сразу понял, где находится. Чистая, прибранная комната. На стене, на книжных полках раритетные издания Корана. Пахнет теплым домашним хлебом. Мовлади сел на постели, помотал головой, отгоняя сон. Вспомнил, что гостит у родни в старом доме, в поселке Войково недалеко от центра Грозного. Он приехал сюда две недели назад – едва сумел проникнуть на территорию охваченной войной республики, помог дипломатический паспорт. Приехал, чтобы в тысячный раз попробовать уговорить отца уехать вместе с ним.

Едва обосновавшись за границей, он стал просить родителей перебраться к нему. Хотел показать им, что есть на свете и другая жизнь – мирная, спокойная, наполненная уверенностью в завтрашнем дне. Но отец с матерью ни в какую не соглашались, возражали – здесь наш дом, здесь могилы наших предков, и Зарина недавно вышла замуж, как мы ее оставим? Да и война ведь уже кончилась, жизнь постепенно восстанавливается? И все-таки он не терял надежды, что сможет их переубедить.

И вот матери уже не было, и снова шла война.

Мовлади чувствовал только, как глубоко внутри закипает ярость. И страх – за близких, за отца, за Зарину. Скорее бежать отсюда, увезти их – любой ценой.

И, кажется, теперь отец наконец-то понял, что никогда больше здесь не будет прежней жизни. Поддержал Мовлади и муж Зарины – Джамбулат:

– Конечно, – сказал он, – надо уезжать. Хотя бы ради детей.

И отец согласился; только сказал, что ему нужно съездить в Грозный, получить какие-то документы. Два дня назад он отправился в путь, Мовлади же попросил остаться помочь Джамбулату и Зарине со сборами.

Вспомнив все это, Мовлади тихонько встал, прошлепал по чисто выскобленным половицам на кухню, налил себе воды, жадно выпил… И тут грянул телефон на столике. Не совсем еще проснувшись, Мовлади потянулся к трубке.

– Да, слушаю!

В ответ был лишь треск, помехи на линии. Потом донесся далекий, хриплый голос:

– Мовлади?

– Ну да, говорите. Кто это?

– Не узнал? Это Автархан. Мовлади, тебе надо срочно приехать. Извини. Мне очень жаль…

И по голосу, по оттенку, даже по самим хрипам и визгам, и по безнадежности интонации он понял – случилось что-то непоправимое…

– Мовлади, твой отец умер. Приезжай!

В трубке раздались гудки. Пустота. За окном холодный зимний рассвет, декабрь. Будь проклят этот год!

Мовлади сел тяжело, привалился головой к стене, закрыл глаза.

Сейчас он понять не мог, как отпустил старика одного? Как будто затмение какое-то нашло. Мыслями был уже в Европе, представлял, как племянники носятся по его дому в пригороде Вены, а отец мирно дремлет в плетеном кресле на веранде. А отец не доехал до Грозного – на подъезде к городу его машину расстреляли свои же, видимо, с кем то перепутав.

В комнату вошла Зарина – наверное, проснулась от телефонного звонка. Невысокого роста, располневшая после недавних третьих родов, но сохранившая легкую поступь и четкий овал красивого гордого лица, сестра положила ладонь ему на лоб.

– Как ты? Опять – прихватило?

Он тяжело посмотрел ей в глаза, потом рывком поднялся.

– Ничего. Я… я должен ехать сейчас. Полей мне воды на руки, я умоюсь.

Она поняла – отговаривать бесполезно, да и не нужно. Не положено женщине, сестре обсуждать, что должен делать брат, мужчина, хозяин в доме. Он не сказал ей про отца, не смог. Не стал будить и Джамбулата, спавшего на втором этаже. Скажет им обо всем потом, когда вернется…

Сестра дала ему умыться, молча собрала немного еды – лепешки, сухую колбасу, сыр; завернула в чистую тряпицу, и торопливо сунула в карман зимней куртки.

Мовлади прогревал старенький Москвич во дворе. Проснулся и заплакал племянник, сын Зарины, наверху, на втором этаже дома. Но мать быстро успокоила его, взяла на руки, и стала у окна – смотреть как брат собирается в дорогу, как садится за руль. Он не оглянулся. А она долго смотрела ему вслед. И ребенок смотрел на удаляющиеся габариты машины, пока не пропали они за поворотом улицы, ведущей вниз, в долину.

Как добрался он запомнил плохо – старался гнать по возможности, однако, дороги не чинили еще с Брежневских времен, и ему приходилось часто сбрасывать темп. И вспоминалось, как отец учил его водить. Собственно, всему, что он умел в жизни, научил его отец.

Отец. Зелимхан Рамзанович… Еще не старый по чеченским меркам мужчина – ему не было и шестидесяти. Продолжал работать директором школы, в которой учительствовал всю жизнь. Человек, родившийся в телячьем вагоне, под равнодушный стук колес, на пути в далекий Казахстан. Человек, сумевший не только выучиться сам, но и давший образование детям. Человек, говоривший и читавший свободно по-Русски, по-Арабски, по-Немецки…

На въезде в Грозный Мовлади остановил патруль. Махнули автоматом – выходи. Он подчинился, вышел. Молодые, еще совсем не обстрелянные солдатики и пьяный в дым прапорщик, еле ворочающий языком, настороженно осмотрели машину, документы. Вроде все в порядке – но… Словом, пришлось откупиться «полтинником».

Еще один блок-пост – уже в самом городе. Грузовик с кузовом, полным мешками с песком – и бетонные плиты, выстроенные как лабиринт. Чеченец в Натовском камуфляже и с ДШК махнул ему – стоять! Мовлади снова притормозил. Парень подошел к окну.

– По какому делу едешь, брат?

– Беда у меня, отец умер…

– На все воля Аллаха. Покажи бумаги на машину, и проезжай…

Он снова вытащил документы. Человек с пулеметом махнул рукой, и грузовик откатился, открывая проход между плитами. Мовлади медленно тронулся, услышав через опущенное окно:

– Дала йалсманин хьаша войла цунах. Дала геч дойла цуьнан къиношан. Амин.

Он и узнавал, и не узнавал родной город. В голове мелькнула странная мысль: до чего же похоже на Афган. Кабул 87-го: установки «Град» и танковые 152-мм орудия работают по городским домам, а в ответ летят ПТУРСы и гранаты. И запах стоит страшный, вязкий, неотступный, запах – горелого гнилого мяса, нефтяного дыма, дизельного выхлопа, ржавого металла. Словно преисподняя вывернулась наизнанку, и изрыгнула все это…

На той улице, где недавно еще цвели сады и играли дети, сейчас остались только обломки разбомбленных домов. Он увидел осунувшуюся старуху в грязном черном платье, бродившую среди развалин совсем недавно обрушившегося дома. Пожилая женщина вытаскивала из-под обожженных кирпичей какие-то лоскутки, обрывки одежды. «Хочет похоронить!» – догадался Мовлади.

Все эти годы, все это проклятое время он был далеко. Война началась, когда он учился в Москве. Думал – вернуться, но отец не хотел, чтобы он участвовал в этой бойне. И тогда он уехал на стажировку в Вену – на полученный благодаря связям отца с давним, еще по Казахстану, другом-Немцем, грант. Потом был Лондон, потом Рим, потом – Бахрейн. Теперь у него был свой дом в пригороде Вены, немаленькие счета в крупнейших банках мира – только здесь это не имело ровно никакого значения. Его карьерные успехи, вес в европейском обществе не помогли ему отвести смерть от старика-отца. Что же до денег… Здесь их и снять с карточки-то было негде.

Когда он звонил домой, отец и сестра уверяли его, что война закончилась, и надо восстанавливать свою родину. Выходит, они ошибались. В прошлом году басаевцы снова устроили бойню. И он понял, что нужно любой ценой вывезти отца и сестру с семьей за границу. Он вернулся слишком поздно.

Теперь он жалел, что оставался в стороне так долго. Что не был там, у Сержень-Юрта, или в Аргуне. Рядом – со своими – с Самиром, с Автарханом, с другими боевиками. А кто для него свои? Самир – вообще, говорят, Палестинец. А противостояла им – шестая рота 104-го полка. Того самого, где он сам служил в Афгане. Все настолько перемешалось, что никакой диплом финансового аналитика из Венского Университета не поможет разобраться.

Из троицы друзей, ушедших в Армию, и попавших в Афган, осталось двое – он и Автархан. Мага, лучший друг, сгинул без вести, через пару месяцев после его ранения. Говорили всякое, но он не вернулся в свое село, и все тут. Может быть потому что его никто не ждал – родители умерли еще в первую зиму, когда они бегали с автоматами в учебке, в Афгане; сестра – за это время успела выйти замуж. Дом опустел. Возвращаться Маге было некуда.


А вот Мовлади ждали. Отец, мама, сестра. И он выжил. Ему было куда возвращаться. Автархана он после возвращения из армии не видел – тот давно уехал из села, а вскоре и сам Мовлади уехал – сначала в Москву, потом и вовсе заграницу. Отец говорил, что война сильно изменила его: был – горячий, вспыльчивый мальчишка; чистый, и честный, а теперь стал спокойным и холодным, расчетливым. Как и его отец стал Хаджи, знатоком Корана и Хадисов.

Отец говорил еще, что Автархан учился в Каире, а в начале войны вернулся. Дальнейшего точно никто не знал, ходили слухи, что Автархан дружил с Шамилем и Салманом, был близок с Самиром, под самый конец, перед Хасаврютом – сблизился с Яндарбиевым и Масхадовым. Конечно, открыто об этом не говорили, это были лишь слухи; чем же сейчас занимался Автархан точно не знал никто. А отец его – почтенный Сулейман – стал имамом. И имел большой авторитет в Грозном-Джохаре.

Совсем рассвело, и Мовлади въехал на окраину города. Увидел тяжелые ворота, глухой забор. Остановил машину, вышел – и с удивлением отметил, как за ним, словно привязавшись, повернула хищную головку телекамера – на стойке, за воротами. Мовлади демонстративно показал камере пустые ладони и медленно пошел к воротам. Постучал в калитку, врезанную в левую створку, и та послушно отворилась ему навстречу.

На пороге его встретил заросший до глаз жесткой черной бородой высокий парень в разгрузке, десантных брюках и тяжелых прыжковых ботинках. На плече у парня висел АКМС, а за его спиной, в глубине двора, маячило еще двое таких же головорезов.

– Мир тебе…

– И тебе тоже. Я – Мовлади Умаров. Мне звонил Автархан.

– Проходи, машину можешь поставить во дворе.

И створка ворот медленно отошла в сторону. Мовлади увидел во дворе новенький БМП, и ствол крупнокалиберного пулемета, смотрящего прямо на входящего.

Боевик провел его в зал на первом этаже и вышел. Мовлади огляделся. Дом производил впечатление недавно выстроенного – побелка на стенах казалось не до конца еще высохла, и паркетный пол блестел свежестью. Посередине комнаты лежал толстый ковер, и Мовлади снял ботинки у порога.

Отворилась дверь в дальнем конце зала, на пороге стоял сухощавый седой человек в простой полотняной длинной рубахе и свободных широких брюках. Мовлади сразу узнал Сулеймана – отца Автархана.

Человек сделал несколько шагов навстречу, улыбнулся – слегка смущенно, как улыбается здоровый, желая ободрить калечного.

– Мир тебе, Мовлади! Здоровы ли твоя сестра и ее муж?

– И тебе мир, почтенный Сулейман! Благодарю, все здоровы. Могу ли я помочь тебе чем-то?

– Это я хотел бы помочь тебе хотя бы сочувствием – соболезную твоему горю. Твой отец был настоящим человеком.

– Сейчас приедет Автархан – Ни о чем не беспокойся – похоронить с почестями твоего отца, это наш долг.

Позже пришел Автархан – и Мовлади отметил, что отец был прав, его бывший школьный приятель действительно сильно изменился. Стал как будто спокойнее, увереннее; только в темных глазах горел нехороший огонь.

– Ты знаешь, какое время сейчас, Мовлади. Люди не могут похоронить своих родных. Но мне удалось разыскать тело твоего отца. Его приняли за кого то другого, разобрались только сейчас. Мы нашли его. Мои соболезнования, брат.

Мовлади лишь кивнул. Понимал, что Автархан не ждет от него слов благодарности.

* * *

Омовение совершали в большой комнате – куда тело отца перенесли из машины Автархана. Он словно закаменел, когда увидел многочисленные отверстия от пуль, разворотивших широкую, слегка сутулую спину. Снимал деревянными руками окровавленные разлохмаченные тряпки, и молча принимал помощь своего старого приятеля. Теплая вода окрашивалась бурой, уже успевшей свернуться кровью, в комнате остро пахло камфорой и мылом. Веки покойного были плотно закрыты. Над левым глазом, под бровь вонзился маленький осколок стекла, и Мовлади долго не мог понять откуда он взялся. Потом вдруг понял – очки. Отец носил тонкие очки в золотой оправе…

Потом стояли над телом в кафане – слева он; рядом, посередине – Сулейман, а справа от него – Автархан, и читали намаз-джаназа. Мовлади повязал ноги покойного куском чистой ткани, и также – подвязал его подбородок.

На кладбище он помнил лишь, что прыгнул в могилу, и нежно, словно ребенка, повернул тело усопшего на правый бок – в сторону Киблы. Развязал и вынул куски ткани из-под головы и ног, вылез. В яму полетели комки не совсем еще оттаявшей земли.

Когда вернулись назад, когда сели к столу – им принесли чай и халву, чистые полотенца и миски с теплой водой – для омовения. Теперь Мовлади сам читал поминальную молитву.

Принесли плов. Людей за столом прибавилось, и было в них что-то общее: молодые, крепкие, заросшие ребята. И снова – возвращались на кладбище, и он стоял у свежей могилы отца. Темнело. Кончался день, а, вместе с ним, жизнь – та, прежняя, в которой у него был отец. Теперь он был один – и от этого стало страшно, и очень холодно, словно на пронзительном ветру зимой, в горах, и закрыться было нечем.

Позже, когда уже совсем стемнело, и Мовлади сидел на скамейке во дворе, и жадно курил третью сигарету, к нему подсел Автархан. Долго молчал, а потом спросил:

– Брат, ты и теперь думаешь, что все можно восстановить – как было?


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации