Текст книги "Я, он, она и другие, или Почти детективная история, полная загадок, всеобщей любви и моей глупости"

Я, он, она и другие, или Почти детективная история, полная загадок, всеобщей любви и моей глупости
Ольга Клионская

© Ольга Клионская, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

…Я уже тысячу лет не ездила в поезде. По крайней мере, года четыре. Я ничего никогда не преувеличиваю, просто так ощущаю. Иногда и четыре года могут тянуться как тысячелетие. У меня, например.

Привычка все преувеличивать не имеет ничего общего со стремлением обмануть кого-либо или немного приукрасить ситуацию. Я не патологическая врушка, у меня просто бесконечно развито воображение. Я страшная фантазерка, но, как ни странно, абсолютно адекватно воспринимающая действительность. Возможно, именно поэтому до сих пор ни разу не была замужем.

Поскольку моя профессиональная деятельность связана с мужчинами, замуж я могла выскочить раз двести или триста. Но богатая фантазия, рисующая в моей прекрасной головке Роберта де Ниро, читающего толстую умную книгу, лежа на диване, разбивалась о вторую часть характера. Я с первого взгляда видела все недостатки, пороки и притворство потенциального претендента на мою независимость и мой диван, даже несмотря на его (претендента) потрясающую внешность и затуманенный страстью взгляд кинозвезды мирового масштаба. Увы… Истинный Роберт де Ниро являлся мне только на киноэкране, а незаурядная прозорливость подсказывала, что чудес не бывает, и вероятность столкнуться в толпе на Тверской с героем тайных грез равна нулю.

Короче, однообразие окружающей действительности уже давно переросло в естественный и привычный стиль моего бытия. В нем вдруг перестали происходить какие-либо важные судьбоносные события или встречи. Одинаковые дни бежали друг за другом, ничего не меняя в жизни, не вызывая новых эмоций или потрясений и не предвещая перемен в будущем. Пресловутое: дом – работа, работа – дом и опять дом – работа… Но наконец-то и у меня произошло хоть какое-то событие. Все началось с телефонного звонка.

Мне неожиданно позвонила давняя подруга Маня. Мы не виделись примерно две тысячи лет, а ведь когда-то, давным-давно были удивительно близки, знали друг о дружке буквально все, часто перезванивались и даже переписывались. Познакомились мы на курсах повышения квалификации. Маня жила в другом городе, но это не помешало нам сблизиться и подружиться на долгие годы. Полное имя Мани было удивительным – Марьяна Серафимовна. Просто девятнадцатый век! Она и сама полностью соответствовала своему старинному имени. Тихая, необычайно серьезная, сентиментальная и мечтательная. Сейчас таких не производят. Я же говорю – девятнадцатый век, утопия…

Подруга приглашала меня на свою четвертую свадьбу. Поскольку никаких неотложных дел в ближайшее время не предвиделось, я с легкостью и даже с удовольствием купила билет до указанной станции и уже сутки тряслась на комфортабельной верхней полке пассажирского поезда. Вопреки предположениям подруги, вагон был переполнен, и мне просто чудом удалось купить билет. Общаться с соседями по купе не хотелось, поэтому, лежа на своем уютном ложе, я вспоминала года ушедшей юности, подругу и наши встречи двадцать лет назад…

***

…Мане повезло в жизни. Когда-то ее родители развелись, и в результате сложных обменов, дележей имущества и переездов она стала обладательницей собственной двухкомнатной квартиры в областном центре. Тогда мы еще не были знакомы, ведь ей стукнуло только семнадцать. Потом Манечке повезло еще раз. Ее благословенные предки создали новые семьи и разъехались в разные стороны огромной страны, оставив дочь без круглосуточного утомительного надзора.

На ее месте любая из моих столичных подруг давно бы покатилась по наклонной плоскости, устраивая бесконечные вечеринки, заводя многочисленных поклонников и организуя с ними недвусмысленные отношения. Любая, но не Маня. С рождения обладая весьма строгими взглядами на жизнь и взаимоотношения полов, плюс необыкновенной для такой молодой девушки хозяйственностью, моя подруга построила свой быт безупречно и рационально.

В одну из комнат она пустила квартирантку, тоже отличавшуюся повышенной нравственностью, серьезным отношением к жизни и обладавшую весьма интеллигентной профессией. Квартирантка преподавала сольфеджио в музыкальной школе и являлась непревзойденным образцом классической старой девы. Музыкантша была непременным и обязательным членом дружеских вечеринок, которые иногда устраивала Маня, что придавало этим самым вечеринкам ощущение присутствия кого-то из родителей.

Сама Манечка работала телеграфисткой в местном аэропорту, а потому среди ее знакомых было немало свободных парней, одетых в потрясающе красивую форму летчиков гражданской авиации, живущих в общежитии и жаждущих приятных отношений со слабым полом. Весть о том, что молоденькая связистка является хозяйкой собственной жилплощади, разнеслась довольно быстро. Вот почему Манечка постоянно находилась в окружении веселых молодых мужчин, частенько предлагающих провести вместе вечерок, послушать музыку или почитать стихи. Простодушная Маня, абсолютно уверенная в том, что предложения бесквартирных летчиков ни что иное, как проявление самой настоящей бескомпромиссной дружбы, охотно предоставляла для встреч свою двушку.

Ценя уникальную возможность собираться не в многолюдном общежитии под контролем строгих воспитателей, а в благоустроенной квартире с горячей водой и отдельным туалетом, летчики не злоупотребляли доверчивостью и чистотой помыслов юной Мани, а оттягивались, как могли, приглашая с собой специально обученных длинноногих подружек. Даже в присутствии суровой и нравственной музыкантши, постоянно разбиравшей ноты, гости всегда могли найти момент и уединиться парочкой на кухне, в ванной или в темной прихожей.

Если вечеринка неожиданно затягивалась, выходила из-под контроля или принимала опасный оттенок, Маня строгим, не терпящим возражений голосом требовала поостыть и продолжить слушать музыку или поговорить о книжных новинках. Гости ненадолго замолкали, внимая хозяйке, щедро осыпали ее комплиментами и уверениями в искренней дружбе, а затем, выдержав положенную паузу, продолжали опустошать бутылки дешевого вина, рассказывать скабрезные анекдоты и зажиматься с подружками. Именно в этот период жизни я и познакомилась с Маней.

***

Я сразу обратила внимание на ровесницу, которая выглядела, однако, лет на пятнадцать старше. Внимательный взгляд и полное, просто катастрофическое отсутствие чувства юмора выделяли ее из всей группы – веселой и непринужденной. Как каждая красавица, я любила окружать себя подругами, подчеркивающими мою незаурядную внешность, то есть блеклыми, невыразительными и невостребованными мужчинами. Маня полностью соответствовала моим взглядам на потенциальную подругу, и мы подружились. Однако, узнав ее поближе, я поняла, что Маня все же обладала некоторыми достоинствами. Я никогда не была маменькиной дочкой, несмотря на то, что жила с родителями и была окружена круглосуточной опекой, заботой и любовью. Умела делать кое-что и по хозяйству, и по жизни. И все-таки, впервые побывав в гостях у Манечки, испытала определенный стресс. Маня умела не кое-что, а ВСЁ!

Шкафчики в ее квартире были заполнены банками с вареньями и соленьями, собственноручно приготовленной тушенкой, маринованными грибами и консервированными компотами. Необыкновенная чистота в ее отлично отремонтированной скромной квартире поражала, прежде всего, тем, что была хронической, то есть постоянной, а не устроенной впопыхах в связи с приходом гостей или участковой врачихи. Наряды Манечки, хоть и не были фирменными, вполне соответствовали современной моде, были сшиты аккуратно и по хорошим лекалам из Бурды.

Как оказалось в дальнейшем, Маня сама занималась шитьем и достигла в этом практически совершенства. Она шила себе все – от купальников до легких шубеек, не уступающих по изяществу фабричным. Наконец, Маня отлично вязала. Должна признать, что и здесь она достигла потрясающих успехов. Она вязала не просто так, а с большим знанием дела, выбирая самые сложные модели из журналов по рукоделию. Нужно заметить, что несколько раз я обращалась к ней с просьбой связать какую-нибудь модную штучку: ажурный жилет, свитерок или шапочку с шарфом на зиму. Но через какое-то время я получала совсем не то, что хотела. Вместо жилета – старушечью кофту с поясом и карманами, вместо свитерка – смехотворное полосатое пончо с бахромой, а нитки для шапочки шли на нелепый шарф-капюшон. Возмущаясь и жалуясь подругам, тем не менее, я с удовольствием влезала в уютную кофту, оказавшуюся незаменимой в межсезонье, щеголяла в пончо при выездах на природу и укутывала шею длинными концами стильного капюшона.

Все это, безусловно, было случайностями, доказывающими лишь, что Маня обладала твердым неисправимым характером. Кроме того, моя новоявленная подружка самостоятельно изучила немецкий язык и даже делала переводы соседским старшеклассникам и знакомым студентам-заочникам.

***

Обладая такими многочисленными, неоспоримыми даже мною достоинствами, Маня совершенно не умела хвастаться, кичиться знаниями и умениями. Насколько я помню, такая скромность была в ходу в том же девятнадцатом веке, что и ее имя. Я не умела ни готовить сложные блюда, вроде цепеллинов или чахохбили, ни консервировать фаршированный перец, ни клеить обои на предварительно огрунтованные стены. Вязание вызывало у меня аллергию, а сшитая на уроках труда в школе ночнушка могла стать прекрасным экспонатом на выставке самых неаккуратных изделий. Но никакого комплекса несовершенства рядом с подружкой я не ощущала. Ведь я была очень красивой, причем всегда, с самого рождения. Стройная, длинноногая и большеглазая, с пухлым губами и нежной фарфоровой кожей.

Моя бедная подружка, увы, не могла похвалиться ничем подобным. Ее широкое славянское лицо постоянно было покрыто мелкими розовыми прыщиками, рыхлая фигура отличалась полным отсутствием талии, а тяжелая походка не имела ничего общего с женским изяществом. Помимо всего прочего у Манечки была ну просто огромная грудь, до неприличия огромная. Еще в первый вечер моего пребывания в гостях у Мани, когда она, сидя в пижаме на низкой раскладушке (диван был предоставлен для гостьи, то есть для меня), рассказывала о приятелях, я поразилась её необъятным размерам. Высвобожденная из тисков бюстгальтера примерно двадцать пятого размера, грудь лежала на коленях хозяйки, превращая подружку с бесформенное тестообразное существо.

Именно поэтому, слушая ее серьезные рассказы о поклонниках и друзьях, среди которых были одни мужчины, я не верила ни одному ее слову. Бедняжка, думала я, она наверняка принимает желаемое за действительное. Бедная, бедная, бедная… Ни один мужчина, на мой взгляд, не променяет неустроенный быт с рваными носками и полуголодным существованием на эту замечательно чистую квартирку с полными шкафами и холодильником. Ведь, в конце концов, мужчины хотят только одного: чтобы рядом с ними было очаровательное, нежное, пусть глуповатое, но страшно сексапильное существо. Сексуальностью же, как и чувством юмора, моя подруга не обладала совершенно. Даже удивительно! Казалось, этими качествами каждая женщина наделена от природы. Но в данном случае этого не произошло. Не случилось. Но все вышеперечисленное не имеет к нашей истории никакого отношения. Хотя…

В том, что я была абсолютно права, я смогла убедиться на следующий же день, когда поздно вечером в нашу дверь позвонили. На пороге стояло человек шесть красивых молодых летчиков. Тут было, где развернуться… Я ощутила необыкновенный прилив творческого вдохновения. Но несколько подготовленная подругой, я знала, что молодой человек по имени Сергей уже занят. Ею. Как ни странно, Сергеем оказался самый симпатичный и общительный парень. Смущаясь, Маня успела поведать мне, что именно на него запало ее честное и чистое сердце. Причем это «западание» было, по ее мнению, взаимным. Что не мое, то не мое. Этим нехитрым принципом сохранения дружбы я следовала всегда. Вот почему за Сергеем я наблюдала только с чисто спортивным интересом. Наблюдения показывали, что между этой парочкой и в самом деле установились отношения за пределами обычной дружбы.

Прибывшая компания была действительно веселой. Мы славно провели время в разговорах, дегустации молдавского вина и в прослушивании модных записей. Квартирантка безвыходно сидела в своей комнате, полагая, что за нравственностью Манечки есть кому последить. Постепенно пятеро из прибывших ретировались, и в небольшой гостиной осталось трое: я, моя подруга и Сергей. Маня усадила нас на диван, села посередине и с удовольствием стала показывать фотоальбом. Она так подробно комментировала каждый снимок: когда, где и кем он был сделан, что мы с Сергеем откровенно скучали, хотя старались не показывать этого и даже задавали кое-какие наводящие вопросы. Альбом был толстым, причем на каждом развороте его помимо приклеенных и подписанных находилась целая стопка безымянных карточек. Конца демонстрации не было видно. Сергей сидел, удобно забросив ногу на ногу и положив руки на спинку дивана. Меня уже начало клонить ко сну, когда я ощутила на своей шее нежное прикосновение мужских пальцев.

Делая вид, что внимательно рассматривает очередную серию снимков с последнего выезда на природу и, время от времени, целуя Манечку в широкою щечку, он беззастенчиво заигрывал со мной за ее спиной. Это было так бессовестно и подло по отношению к подружке, что я напряглась.

Не зная, как реагировать, я попыталась незаметно освободиться от его руки, но ловелас проявлял все более и более настойчивые поползновения на мою территорию. Вскочить и дать этому мартовскому котяре по морде, было проще всего, но как же мне было жаль добросердечную Манечку, уверенную, что сидит рядом со своим суженым. Итак, демонстративно обратить внимание на его поведение я не могла. Это привело бы Маню только к душевным страданиям и дополнительным комплексам. Этого допустить было нельзя. Поэтому я решила, что сообщу о не совсем этичном поступке ее бой-френда в мягкой форме, наедине, хорошо подготовив предварительно.

Я просто перестала обращать внимание на шаловливые пальчики самоуверенного красавчика и полностью углубилась в процесс созерцания фотографий. Сергей же беззастенчиво продолжал свои подлые действия, пощипывая мне ушко, теребя волосы, поглаживая шею. Может, все-таки надо было отвесить ему пощечину? Но мне было всего девятнадцать, и что я знала о жизни? Ничего. А если он просто перепутал и, лаская меня, был вполне уверен, что ублажает Маню?

Насколько же велико было мое удивление, когда, уже прощаясь в коридоре, этот козел улучил момент и запустил руки мне под блузку. Думаю, он по-своему расценил мое молчание и отсутствие сопротивления. Маня, к счастью, ничего не заметила. Не страшно. Я обо всем расскажу ей потом. Позже. Нельзя же находиться в полном неведении относительно своего окружения. Ведь невооруженным взглядом было заметно, что милого летчика по имени Сергей прельщает не сама Маня, а ее жилплощадь, бесплатный ужин и приятный вечер в домашних условиях.

Но рассказать обо всем подруге я так и не смогла. Сначала не возникало необходимой ситуации, а потом он и сам исчез из ее жизни. Уж не знаю по чьей инициативе. Или ему надоело паясничать, или Манечка прознала-таки о его похотливых наклонностях, но больше я никогда о нем не слышала. И, слава Богу! Еще неизвестно, кому повезло…

***

Возможно, Манечка была не так наивна и несведуща в делах сердечных, как это казалось. И, вероятно, видела и понимала гораздо больше, чем думала я. Иногда Маня любила выкурить легкую сигаретку. Маленькая слабость, которую она себе позволяла. Я была, может быть, единственным человеком, кто знал об этом маленьком секрете. Собираясь покурить, Маня выключала во всех комнатах свет, чтобы кто-нибудь случайно не увидел ее с улицы, покрывала волосы плотной косынкой, чтобы те не впитывали сигаретный дым, и присаживалась к открытому окну. Курила она только тогда, когда сильно волновалась или находилась в больших сомнениях. Иногда, сидя вот так в темной кухне, покрытая как доярка платком, она высказывала довольно зрелые суждения о семейной жизни, браке вообще и потенциальном избраннике.

Ростом я была немного ниже Мани. Может быть, именно поэтому она смотрела на меня не то чтобы свысока, а как-то по-матерински. И в те моменты, когда она курила у окна, по-партизански пряча зажженную сигарету в кулаке и рассуждая о будущей жизни, я действительно ощущала себя маленькой, неумной и слабой девочкой.

Так далеко о предполагаемой семье я никогда не задумывалась. Мне всегда казалось, что пресловутый принц на белом коне ждет за ближайшим поворотом, и чтобы найти его, достаточно только желания. Такие мысли, вероятно, бывают лишь у красивых женщин, не знающих недостатка в поклонниках и уверенных в своей сногсшибательной внешности. В общем, Манечка жалела и опекала меня, а я, полностью отвечая ей взаимностью, жалела и опекала ее. На этом прочном фундаменте взаимной заботы и зиждилась наша многолетняя дружба.

***

…Перезванивались мы часто, не реже раза в неделю. Обменивались поздравительными открытками и фотографиями, сделанными, как правило, в дни рождения. Бывали друг у друга в гостях. Я знала о ней все. Кое-что обо мне знала и Маня. Но однажды она пропала. Мои письма к ней возвращались нераспечатанными с пометкой «адресат выбыл». И только, спустя года три, я неожиданно получила от нее открытку. В графе для обратного адреса стояло два слова: Мыс Шмидта. Для меня это означало, что открытка пришла из космоса. Ибо Мыс Шмидта в моем понимании находился где-то между Большой и Малой Медведицами. Я удивилась, но потрясена не была. Честно говоря, Манечка все-таки оставалась для меня загадкой. Когда же вскоре вслед за открыткой я получила от нее письмо (школьная тетрадка, исписанная мелким почерком), все встало на свои места.

Не уточняя подробностей, Маня писала, что разочаровалась в работе и в людях, окружавших ее в последнее время (ни слова о Сергее). Она продала квартиру и завербовалась на работу в одну из самых крайних точек страны. Там ей повезло. Буквально через полгода она вышла замуж. Манечка подробно и многословно описывала суровую северную жизнь, сильные ветры и страшные морозы, людей, променявших цивилизованный комфорт на романтику и трудности. И только в самом конце несколько слов о своем избраннике. Муж – старший лейтенант (ух!), высокий, красивый, непьющий и надежный. Она безумно счастлива и ждет первенца. Надеется, что будет мальчик.

Вот тогда-то я и стала обладательницей первой Маниной свадебной фотографии. Не скажу, чтобы ее муж мне очень понравился, но учитывая непритязательную внешность и особенности характера подруги, ей, безусловно, невероятно повезло.

Через положенный срок я получила вторую, исписанную мелким почерком школьную тетрадку. Манечка действительно стала счастливой мамой четырехкилограммового малыша и теперь находилась в ожидании следующего. А чем еще им там, в космосе заниматься? Только детей делать… Манечка снова многословно описывала свое житие-бытие, сложности родов и послеродового периода, проблемы токсикоза и растяжек на животе и груди. Она давала десятки безумно дельных советов (которые, увы, так и не пригодились мне) по кормлению младенцев, перешиванию мужских рубашек, выращиванию цветов и заготовке морошки. В конце письма она сообщала, что через годик после рождения второго ребенка (это будет, конечно же, девочка) она обязательно вырвется и приедет погостить на большую землю.

Все произошло так, как она и предполагала. Маня родила девочку, дождалась ее первого дня рождения и приехала в Европу. Навестила родителей, живущих в разных городах, некоторых родственников, друзей и, наконец, спустя два месяца своего вояжа, заглянула ко мне. Мы отлично провели время, наговорились, посмеялись, вспомнили общих знакомых.

Она ничуть не изменилась со дня нашего последнего свидания. Та же бесформенная фигура, та же огромная грудь, то же широкое лицо в мелких розовых прыщиках. Маня тактично обходила вопросы, связанные с моей личной жизнью, вернее, с ее отсутствием. Я же демонстрировала полнейшее довольство судьбой (что, впрочем, было абсолютной правдой), неиссякаемое чувство юмора, энтузиазм и страшную красоту, которая с годами становилась все более изысканной. Ничего не предвещало трагедии в жизни подруги. С полными чемоданами подарков для супруга и с двумя детьми подмышками она возвратилась в пункт приписки.

…Третью школьную тетрадку я получила уже из Хабаровского края. Думая, что туда перевели служить ее мужа, я не удивилась этому обстоятельству. Однако все было не так просто. Оказалось, что, вернувшись домой, Маня обнаружила совершенно пустую квартиру: без мебели, вещей и даже детских кроваток. Ее красивый, высокий и надежный, как скала, муж не смог выдержать двухмесячной разлуки с безмерно любимой и любящей женой и нашел успокоение в работнице офицерской столовой. Та хоть и не была такой способной, как Манечка, но готовить все же умела, а к тому же обладала некоторыми неоспоримыми достоинствами: стройной фигурой, отсутствием детей, легкостью в отношениях и чувством юмора. Все это моя бедная подружка описала в очередном послании, в финале которого сообщила, что живет и работает сейчас в Хабаровском крае, но мечтает вернуться в Европу.

Не успела я пожалеть несчастную многодетную подругу, как получила от нее следующее письмо. На этот раз почему-то из Новосибирска. Оно было коротким, и кроме собственно письма в конверте оказалась фотография со второго Манечкиного бракосочетания. Не останавливаясь на нужных подробностях, Маня вновь взахлеб описывала потрясающую природу, не менее потрясающих людей и только несколько слов о новом супруге. Начинающий, но подающий большие надежды ученый, безмерный интеллект, ходячая энциклопедия, нежный сын и преданный муж. Все!

Прошло еще какое-то время, в течение которого от Мани пришло два-три коротких сообщений с фотографиями растущих детишек и пара посылок со сшитыми специально для меня обновками. Я занималась своими делами, наслаждалась свободой и отсутствием супружеской кабалы, когда получила от Мани фотографию с ее третьим мужем. Это был уже гром среди ясного неба. Мне минуло тридцать, а принц на белом коне что-то не выскакивал из-за поворота. А на бедную Маню мужья сыпались, как иголки с новогодней елки.

Писать ей, видимо, стало лень, поэтому только короткая фраза на обороте фотографии – «подробности при личной встрече» – говорила о том, что мне все-таки предстоит кое-что узнать, но в свое время. Три брака за неполные десять лет, это уже не шутки. Просто не Маня, а Синяя Борода в женском обличье…

Пролетело еще несколько лет вялотекущей переписки, обмена незначительными новостями и поздравлениями с Новым годом. И вдруг этот звонок.

***

Манечка спокойным, нетерпящим возражений голосом сообщила, что ее очередная, четвертая по счету свадьба не может состояться без меня. Она оплатит любые расходы в случае, если мне тяжело материально потянуть незапланированную поездку. «Лучше всего, – давала ценные указания подруга, – возьми билет на Новороссийский поезд, он очень удобно приходит на нашу станцию. Сейчас август, все едут с моря, поэтому билеты на южное направление будут, не сомневаюсь. Завтра перезвоню, узнаю номер вагона».

Она нагрузила меня массой информации, разговаривая, как взрослая тетушка с несмышленой племянницей. Конечно же, я не брала ее в толк. Предвкушение встречи со старой подругой и проникновение в тайну ее четырех браков уже кружило голову, а предстоящая долгая поездка на поезде приводила в полный восторг. Скучнейшие авиаперелеты уже изрядно поднадоели. Сама того не подозревая, Маня сделала мне чудесный подарок, пригласив на свою четвертую свадьбу.

Как и обещала, Маня перезвонила на следующий день, уточнила номер поезда и день приезда. Мы проболтали долго. Хотя говорила в основном Манечка и как всегда обо всем, кроме самого главного. Какая тут природа, какие грибы, какие люди… И опять все сначала: какая природа, какие люди, какие грибы… Ты отдохнешь, ты выспишься, ты познакомишься… Бла-бла шоу. Своего благоверного она называла не иначе как «мой». «Мой» приедет, «мой» встретит, «мой» сделает…

Уж не знаю, как удалось уговорить ее не тратить деньги и прекратить бесконечный телефонный разговор, ведь уже через сутки мы сможем прекрасно поговорить, глядя друг дружке в глаза. Билет до Осиновки у меня уже был, подарки куплены, а дела отложены на месяц. Я не просто ехала на свадьбу к подруге, я отправлялась в отпуск, который устроила сама себе впервые за много лет. Особенно раз такая природа, такие грибы…

Насчет «выспаться» я, впрочем, не надеялась, представляя себе Манину двухкомнатную (в лучшем случае) квартиру с двумя детьми-подростками, огромной Манечкой и ее мужем. Но месяц-то я должна выдержать и на раскладушке. В конце концов, для того и нужны подруги, чтобы помогать друг другу. А у Мани, судя по всему, был сейчас не самый лучший момент в жизни. И что ее постоянно так тянет в загс? Мне это было непонятно…

***

…Я выпила стакан горячего чая, расплатилась с проводницей и перетащила багаж в рабочий тамбур. И теперь, глядя на окрестности приближающейся с каждой минутой Осиновки, готовилась к предстоящей встрече. Честно говоря, я почему-то волновалось. И это с моей-то работой… Даже странно.

Отсутствие обручального кольца на безымянном пальце правой руки должны были компенсировать элегантный пиджачок от Шанель, сумочка из последней коллекции Гуччи и туфли из крокодиловой кожи. Ну, типа из крокодиловой. Но все же не с Черкизовского…

Поезд в Осиновке стоял только две минуты. Это время не позволяло мне покинуть вагон легкими изящными движениями и царственной статью. Ситуация усугублялась тем, что вагон немного не дотянул до высокой бетонной платформы, и мне пришлось прыгать в своих «крокодилах» прямо на мелкий острый гравий. Раздумывать о красоте приземления было некогда, потому что проводница уже протягивала сверху мою сумку с вещами, коробку с вафельным тортом и огромный прозрачный пакет с одеялом и двумя подушками – подарок молодоженам.

Не успела я принять в руки пакет, поезд сильно дернулся, загудел и потихоньку тронулся, покидая Осиновку. Я перетащила багаж на платформу и залезла туда, для чего мне пришлось подтянуть узкую юбку почти до трусиков, что, впрочем, вызвало аплодисменты группы курильщиков в тамбуре последнего вагона. Успех у подвыпивших пассажиров меня не удивил. Я уже давно привыкла к повышенному вниманию мужчин. И не только пьяненьких. Поэтому я просто демонстративно одернула юбку, поправила пиджачок от Шанель (спасибо ей, он бесподобен) и с ослепительной улыбкой выпрямилась навстречу предполагаемому встречающему.

Но, к сожалению, мне пришлось тут же погасить улыбку, так как улыбаться на перроне Осиновки было некому. Два человека, которые тоже вышли из поезда, уже покинули бетонную платформу и сейчас резво направлялись к зданию вокзала, перепрыгивая через рельсы первого пути. Меня никто не встречал. Нет, чтобы было понятнее, скажу так: Меня! Никто! Не встречал! Спасибо, Маня, за заботу! Что ты, зачем нужно было так беспокоиться! Я прекрасно доберусь сама. Только вот, как и куда?

Даже если бы в этой чертовой Осиновке было такси, в чем я сильно сомневалась, вряд ли это могло помочь мне. Все, что я знала о подруге, было то, что ее по-прежнему звали Марьяной Серафимовной. Ни новой фамилии (как и двух предыдущих), ни улицы, ни населенного пункта, где и находилась та самая улица, Маня сообщить не удосужилась. И это почти за полтора часа беспрерывной болтовни по телефону! В этом вся Манечка. Масса ненужной информации и ничего нужного. Просто: доезжай до Осиновки, там тебя встретит «мой», не волнуйся.

В ушах отчетливо слышался голос подруги. «Я сейчас вся в страшных заботах. Если мой не успеет к поезду, выйди из здания вокзала и пройди к киоску союзпечати с левой стороны у автобусной остановки. Там и стой. Осиновка не город, просто небольшой полустанок, так что многолюдно там не бывает. Мой будет ехать с работы по этой дороге и подхватит тебя. Но должен успеть к приходу скорого, будет очень стараться. Я ему хорошо тебя описала, поэтому должен узнать. Ты все такая же худая?». О какое великолепное сочувствие в голосе!

«Не худая, а стройная, – снисходительно поправила я. – А ты такая же… такая же?». «Ты все увидишь при встрече. Надеюсь, узнаем друг дружку. Целую, подруга, до встречи. Бегу разливать варенье. И очень, очень жду!». Связь прервалась. Все казалось бы вполне нормальным, если бы на платформе стоял, встречая меня, Манин пресловутый друг. Но его не было.

Я никогда не расстаюсь с мобильным телефоном, но подруга звонила мне на домашний, поэтому номера ее мобильника я не знала тоже. Да и был ли он у нее, дочери девятнадцатого века? Вряд ли…

***

Если бы не коробка с вафельным тортом, все было бы еще не так плохо. Мне катастрофически не хватало рук. Не переносить же багаж по частям? Не доверяю я этим маленьким полустанкам, на которых даже пассажирские поезда останавливались всего на две минуты.

Фигня какая-то! Дежурный по станции зачехлил флажок и быстренько убежал в здание вокзала доедать собойку – вареное яйцо с домашней котлеткой. На платформе осталась я. Только я одна. Даже в случае присутствия какого-нибудь осиновского аборигена, что я могла у него спросить? Где тут живет Маня? Бред…

А, черт! Все равно никто не видит. Я снова подтянула юбку повыше, чтобы удобней было скакать по шпалам, зажала подмышками коробку с тортом и лакированную сумочку-конверт (не очень удобно, но страшно стильно, особенно для Осиновки), подхватила поклажу и направилась к месту встречи, которое, как известно, изменить нельзя. Польское одеяло в прозрачном пакете, хоть и было объемным, но не тяжелым. Чего нельзя было сказать о дорожной сумке. Одна косметичка весила килограмма два, не меньше. А еще с десяток сумочек под разные туфельки, вечерний туалет, обшитый стразами Сваровски, коробки с обувью и разные юбочки, кофточки, шарфики и бусики.

Вот Маня учудила, так учудила! Ни адреса, ни телефона, ни фамилии… Да и я хороша, что говорить. И это с моей-то работой, с моим опытом… Уж мне-то надо было быть предусмотрительней. Поехала в гости! В эту тьму таракань. Просто свадьба в Осиновке! Осины… Так… Что я знаю об этих деревьях? От осинки не родятся апельсинки… Осина не горит без керосина… В голове отчетливо возник образ осинового гроба, наполненного гладкими осиновыми поленьями… Вполне позитивная успокаивающая ассоциация.