Текст книги "Я, он, она и другие, или Почти детективная история, полная загадок, всеобщей любви и моей глупости"

Я взяла книгу в руки и прочитала на обложке: «Виталий Седых. Дальнейшее развитие теории абелевых функций». Как мило! Я как раз недавно мечтала почитать именно об этом!

– Спасибо большое, Галина Ивановна. Я с удовольствием почитаю на досуге, – пообещала я, а старушка радостно заулыбалась.

– Я тоже до пенсии математику преподавала в средней школе. У меня беспрерывный стаж сорок восемь лет!

– О!

– Да! Представьте только. А вот фотографии, посмотрите, – я подсела к ней и заглянула в альбом. На первой странице за прозрачной пленкой была уже знакомая мне карточка со второго Маниного бракосочетания.

Словоохотливая дамочка минут десять рассказывала о своем замечательном сыне и бывшей невестке, упорно не давая перевернуть страницу. Наконец мне удалось сломить сопротивление сухонькой ручки и заглянуть на следующий разворот.

– А это моя вторая невестка, Ирина, – объяснила Галина Ивановна, а я увидела еще одну свадебную фотографию. Рядом с талантливым ботаником стояла безумно похожая на него женщина-ботаник: маленькая, худая, в очках с толстыми линзами, в строгом синем костюме.

– Очень симпатичная, – одобрила я. – Очень. И они так похожи, как братики. Верней, как брат с сестрой. Красивая пара. И оба так молодо выглядят!

– Вы находите? – дама пожала плечами. – Она неплохая, но уж больно много работает. Дома почти не бывает. Она преподает в нашем университете, доцент. А сын – профессор!

– Надо же, – я внимательно всмотрелась в ее лицо. – Молодчина какая! А я в математике совсем не рублю.

– Да что вы? Это же так просто! Когда вы книжку Виталика почитаете, то все поймете. У Ирины пока нет таких многотиражных изданий, – Галина Ивановна многозначительно поджала губы. – И знаете, она совсем не умеет готовить.

– Не может быть, – я потихоньку начинала терять терпение.

– Абсолютно! Ребенка кормит концентратами, представляете? Я Марьяне Серафимовне не говорила, а то она расстроится, – старушка снова перешла на заговорщицкий шепот.

– Какого ребенка, вашего? Ему уже сорок, наверное. Сам бы себе смог яичницу поджарить.

– И моего тоже. Но главное – своего. Вот посмотрите, это мой внук Илюшенька. Очень способный мальчик, очень! Если бы нормальное питание…

– У вас чудный мальчик, – прервала я ее.

Yes! Я была права. Бывшая свекруха приехала уговаривать Маню ее детку покачать. И откормить. Вот хитрюга! Я перевернула страницу. На новом развороте альбома была представлена уже вся математическая семья, включая и саму бабку. Семья клонов – все одинаково щуплые, востроносенькие и в очках. Даже мальчик трех-четырех лет. И все такие серьезные, а в руках у мальчика толстая книжка. Странно, что остальные члены семьи не держали последнее издание Виталика. Да, ситуация критическая…

– Галина Ивановна, – сказала я. – Вы извините, мне очень срочно нужно позвонить маме, а то она будет волноваться. А вы не могли бы оставить альбом на вечер, я перед сном посмотрю внимательнее. Мне очень, очень интересно. Спасибо, что зашли, скрасили мое одиночество.

– Да что вы, не за что, – старушка Шапокляк с откровенным удовольствием протянула мне альбом. – Мы ведь еще найдем время поговорить. Приходите в гостиную, чайку попьем. Мы всегда перед обедом пьем чай.

Открывая дверь перед изрядно утомившей гостьей, я нечаянно ударила ею по морде стоявшей за нею премерзкой собаки, длинноногой и лохматой, скорее всего подслушивающей нашу занимательную беседу. Собака мгновенно отскочила назад и виновато заскулила.

– А это еще кто? – удивилась я. Подарок Виталика? О существовании в доме лохматых четвероногих приведений Маня не сообщила.

– Это Барсик, собачка Марьяны Серафимовны. Она ее на станции подобрала в прошлом году, – охотно пояснила Шапокляк.

– Кто бы сомневался. Ясно, что не в элитном питомнике…

С трудом избавившись от Барсика и внимания скромной мамочки гениального Виталика, я вышла на балкон и выпила пару глотков мартини. Бедная Маня! А я еще так наехала на нее в бассейне. Позавидовала… Да ее жалеть нужно! Мнение мне нужно составить… Да тут двух мнений просто не может быть.

Повернутая на уникальности сына бабка, считающая, что вокруг него должно вертеться все вокруг: и солнце, и звезды, и жены… Цель приезда очевидна. Первое. Уговорить Маню вернуться в качестве семейной стряпухи. Второе. Если это не удастся, уговорить ее взять на откорм и воспитание хотя бы внука Илюшу. Третье. Если не сработает и второй пункт, просто попросить денег на санаторное оздоровительное лечение сыночка и отдых за границей для внука. Бедная, бедная Маня!

Я вернулась в комнату и раскрыла шкаф. Ни одна из привезенных мною вещей не подходила к создавшемуся положению. Ни длинное платье со стразами, ни Шанель, ни короткие топы на бретельках. Единственный спортивный костюм висел на веревке за домом. Классическая банальная ситуация, знакомая каждой женщине: шкаф полный, а надеть нечего. Ненавижу банальности! Я выбрала скромную белую блузку (двести сорок баксов, между прочим, бутик на Тверской) и узкие черные брючки. Просто и элегантно. Воплощение скромности и добродетели. Выпив для драйва еще полбокальчика ароматного напитка, я спустилась вниз. В гостиной никого не было. Вероятно, постояльцы решили вздремнуть перед second breakfast. Но тут из кухни послышался звук падающего и разбивающегося стекла. Я бросилась на шум.

Посреди кухни стояла, беспомощно прижав ладони к лицу, молодая женщина, фигурой напоминавшая крымскую грушу. Плечи у нее были покатыми, торс узким, а бедра могли посоперничать с тремя такими, как я. Перед женщиной на полу лежал поднос с осколками чашек, блюдец и сахарницы. Услышав мои шаги, женщина-груша вскрикнула и открыла лицо. Глаза у нее были красными и припухшими, словно она недавно плакала.

– О, это вы? Ведь это вы?

Я оглянулась на всякий случай и, не увидев никого рядом, проговорила:

– Да, вроде, я. А что случилось?

– Этот поднос… Он упал как-то… Мариночка меня убьет. Я перебила за три дня уже столько посуды. От меня одни убытки, – она подошла ко мне, уткнулась носом в мое плечо и всхлипнула. – Я такая никчемная. Он был прав, что бросил меня. Вы знаете, от меня недавно ушел муж. Я ничего, ничего не умею. Вот скажите, за что это? Зачем мне жить? – она жалобно заплакала.

Так… Скорее всего, передо мной стояла вторая жена Маниного первого мужа. Вернее, его промежуточная жена: между первой и третьей. Депрессия налицо. В лучшем случае ее ждет свободная койка в отделении неврозов, в худшем – Кащенко.

– Меня зовут Александрой, – представилась я. – А вы…

– Я – Света, – шмыгнув носом и утерев слезы ладонью, проговорила она. – А можно я буду звать вас Шурочкой?

– Лучше Сашей, – я не прочь давать окружающим имена известных людей, литературных или киношных героев. Но самой стать тезкой героини «Гусарской баллады» как-то не хотелось. – Да, лучше Сашей, пожалуйста.

– Сашенька, милая, скажите, ну что мне делать? Я хотела чаем всех напоить и все испортила. Может, это еще можно склеить?

– Это все нужно выбросить, – решительно заявила я. – Тут есть какой-нибудь веник?

– Да, да, выбросить, – обрадовалась гениальности решения сложнейшего вопроса Груша. – Конечно же, мы сейчас возьмем веник и подметем, – она продолжала стоять, глядя на останки чайного сервиза. – Веник, потом еще нужен совок… Мы все сначала уберем в совок, а потом выбросим в ведро… А как вы думаете, сахар нужно собрать или тоже выбросить?

– Выбросить, конечно, – я уже с профессиональным интересом наблюдала за ней.

– Да, да… В нем же могут быть осколки! Мы не станем его собирать, а тоже сметем в совок, – Груша по имени Света по-прежнему не двигалась с места.

Я потихоньку теряла терпение. Эти размышления о смысле жизни окончатся когда-нибудь или будут длиться до ужина?

– А поднос, смотрите, Саша, поднос не разбился! Хорошо, что он железный, правда? Его можно поставить на место, он же целый совершенно…

Интереснейший экземпляр. По-моему она уже минут двадцать рассуждает о необходимости уборки, ничего при этом не предпринимая. Клиника. Безусловно, это клиника. Палата номер шесть. Бедная Маня!

– Хорошо, что я сливочник на поднос не поставила, – продолжала Груша, рассматривая осколки. – Места не хватило. А то бы и сливочник разбился. Хоть в чем-то повезло.

Редкое, просто редчайшее везенье. О, Боже! Дай мне силы!

– Давайте я уберу, – предложила я и обошла кухню в поисках веника.

– Ой, ну что вы! Вы же с дороги, так устали, наверное. И ночь не спали. Я-то спала, потому что Мариночка дала мне снотворное. А он очень не любил, когда я пила снотворное. Он говорил, что я становлюсь сонной тетерей. Ну, скажите, как можно назвать жену «сонной тетерей»? Но я же не виновата, что плохо сплю по ночам. И если днем не полежу с полчасика, то вообще не могу ни на чем сосредоточиться. А ведь он вначале так меня любил, так любил…

Я уже убрала с пола следы раздолбленного Маниного сервиза, высыпала осколки в урну, ополоснула под краном руки и сейчас искала в шкафчиках запасные чашки.

– Ой, какая вы быстрая, – восхитилась Свето-Груша. – Такая быстрая! У вас, наверно, все всегда получается!

Я включила электроплиту и поставила на нее наполненный чайник.

– Знаете, он сначала говорил: ты сама лучшая, самая хорошая, а потом перестал. Как можно передумать? Сначала самая лучшая, а потом – сонная тетеря? Мариночка говорит, что он ошибается, чтоб я его забыла, и что когда-нибудь он все поймет. Но как я могу его убедить, что я не тетеря, если он уже опять женился, – Груша снова расплакалась.

Ну, он – это, безусловно, первый Манин муж. А Марина – это, наверно, сама Маня и есть. Марина, так Марина. Я нашла чашки и поставила их на круглый стол.

– Светлана, а кто еще будет чай пить?

– Ой, вы уже все подготовили! Какая вы молодец. Галина Ивановна хотела и Алик тоже. Я пойду их позову, – Груша не сдвинулась с места. – Сейчас пойду. Алик, наверное, у бассейна, а Галина Ивановна с Барсиком гуляет. Надо их позвать. Я всегда их зову. Они любят чайку попить перед обедом. Мариночка нас так балует, она такая внимательная, а я посуду бью… – Груша подошла к столу и присела. – Это все из-за него. Он меня просто убил. Два года вместе прожили, а он вдруг нашел другую и переехал к ней. Я дома тоже всю посуду разбила. Нечаянно, конечно. Просто я очень страдаю, он мне так много обещал, а сам ушел к другой, – она громко всхлипнула. – Вы не представляете, как мне тяжело. Я все время плачу. Даже ночью. Поэтому Мариночка дает снотворное. Но мне уже ничего, ничего не помогает. Как он мог? Как он мог? Сволочь такая! Я же его так люблю!

Тьфу ты! Да, патология очевидна. Даже среди моих клиенток таких экземпляров мне встречать пока не приходилось. Я вышла на улицу и громко позвала:

– Галина Ивановна! Идите пить чай. Вы где?

На крик откуда-то выбежал Барсик и, энергично виляя хвостом, принялся лизать мне руки.

– Иди отсюда, животное, – я не очень жалую собак, подобранных на железнодорожных станциях и носящих кошачьи имена. – Тебя никто не приглашал.

От соседнего дома уже спешила моя недавняя посетительница.

– Я ходила к соседям, – проговорила она на ходу. – Такие милые люди. Очень хотят почитать Виталичкину книжку. Надо им отнести, у меня осталось еще несколько экземпляров.

Дурдом на выезде, а не Осиновка. Как только Маня с ними управляется? Я обогнула дом и подошла к бассейну. На одном из складных стульев сидел, закрыв глаза и подставив солнцу круглый животик, еще один «представитель».

– Здравствуйте, Алик, – я забалдела от его полосатых пижамных штанишек и эротичной позы.

Алик вздрогнул от неожиданности, оглянулся, быстренько натянул на живот задранную до подбородка майку и вскочил на ноги.

– Извините, я немного задремал. Здесь так спокойно, тепло, а у нас на Урале осень в самом разгаре. Просто не хочется отсюда уезжать. А вы – Александра Игоревна? Так вы нашлись? Очень приятно, очень приятно. Алик.

Кроме меня самой здесь все, оказывается, были в курсе дела.

– Приглашаю вас на чай.

– С удовольствием, – Алик стал натягивать на майку пижамную полосатую куртку. – Мы ходили за грибами, и я решил немного отдохнуть. Все-таки лес утомляет.

– И как успехи? – я потрогала висевший на веревке костюм, он почти высох.

– Вы имеете в виду грибы? Их тут полно. Но мы как-то не пришли к одному взгляду на их съедобность или несъедобность. Мы все, понимаете, из разных регионов. И все привыкли к разным грибам. Поэтому набрали совсем немного. Просто погуляли по лесу три часа. В следующий раз возьмем с собой Марианну.

Так, теперь Маня стала еще и Марианной… «Ах, Марианна, моя Марианна, я никогда, никогда не забуду тебя», – была когда-то популярной такая песенка… Повернувшись, я пошла к дому. Мужчина, блин! Не мог набрать корзину грибов. Устал! Хотя, с другой стороны, ему тоже не позавидуешь. Одна из попутчиц, небось, всю дорогу рассказывала о глубинах неисчерпаемого математического ума Виталика, а другая рыдала у каждой сосны, своею стройностью напоминавшей его, любимого. Какие уж тут грибы?

Мы зашли в дом, и Алик быстренько занял один из свободных стульев за столом. Груша и Шапокляк уже сидели там, о чем-то тихо беседуя. Все понятно, прислуживать за столом оставалось мне. Больше некому. А что делать? Я – подруга, а они – «представители». В этом наше основное различие. Неужели я была нужна Манечке только для этого?

Я заварила чай, сделала несколько бутербродов с сыром, поставила в центр стола деревянный поднос с порезанным на аккуратные ромбики пирогом с капустой.

– Ой, Сашенька, зачем вы беспокоились? – Груша, наконец, обратила внимание на то, что скатерть-самобранка покрылась наполненными тарелками. – Я бы сейчас быстренько все сделала. Вы же с дороги, не знаете, что и где. А мы в Осиновке как-то освоились. Я тут уже три дня, а Галина Ивановна даже больше.

– А я только позавчера приехал, – вставил Алик.

– Ну, тогда я посуду помою, – продолжила Груша и положила себе на блюдце два ромбика пирога. – Совсем ничего не могу есть, совершенно нет аппетита. Я когда переживаю, всегда теряю интерес к еде.

– А я вообще много не ем, – Галина Ивановна тоже выбрала себе ромбик пирога и два бутерброда. – После шестидесяти нужно есть поменьше. Моя невестка, правда, считает, что мне есть вообще не надо. И сама ничего не ест, и других не кормит.

– А я когда переживаю и ем много, и пью много, – снова вклинился в разговор Алик.

– Ой, какие там у мужчин переживания, что вы можете о них знать, – запричитала Груша.

– Вы выпиваете? – спросила я.

– Мне нельзя, Александра Игоревна. Работа ответственная. И за рулем все же каждый день. Но вечером, конечно, грамм сто могу позволить. Стресс снять.

– У вас просто нет творческих интересов, – высказала свое мнение Шапокляк. – Когда человеку нечем заняться, он обязательно станет пить. В моей семье это было бы невозможно. У нас в роду никто и никогда не пил.

– А мой тоже вечером выпивал. А вот когда с той женщиной связался, то и днем иногда. Говорит, у меня – стрельбы. А сам приходит домой, а глаза блестят. Разве от стрельб могут блестеть глаза? – Груша взяла третий ромбик пирога. – А я только один единственный раз на работе выпила шампанского, у коллеги был юбилей, так он сразу – ты пьяница, алкоголичка. – Груша всхлипнула. – Как вам хорошо, Сашенька, что вы не замужем. Вы не знаете, как тяжело, когда тебя бросают.

– Это правда, – сказала я. – Если у вас нету тети, ее вам и не потерять…

– А где живет ваша тетя?

– В Караганде, – отрезала я, надеясь, что мой тон поймут правильно. У меня ехала крыша, причем с приличным ускорением. И я еще надеялась произвести впечатление пиджачком от Шанель!

– Далеко, – всхлипнула Груша. – А мой, представляете, перевелся в Алтайский край.

– Правильно сделал, – сказал Алик и налил себе еще одну чашку чая. – Для военного человека новое место службы – очередная звездочка на погоны. Ваш кто по званию?

– Он уже не наш, он чужой. А когда он меня бросил, то был майором.

– Сейчас уже, наверное, подполковник. Не меньше. А должность может быть и полковничья. Зарплата у него теперь будь здоров. Уж я-то знаю.

Груша тихонько заплакала, а Алик и непьющая мамочка непьющего гения переглянулись. Все! С меня было достаточно.

– Спасибо за компанию, – проговорила я и поднялась. – Извините, но я должна вас оставить. Нужно кое-что сделать… По работе… А вы еще посидите, поговорите. У вас достаточно тем для разговоров, чувствую.

Я взяла свою чашку, поднесла к раковине и демонстративно принялась тщательно мыть ее.

– Идите, идите, – Шапокляк тоже схватила чашку и посеменила к раковине.

– Галина Ивановна, Сашенька, ну зачем вы? – Груша утерла мокрое от слез лицо кухонным полотенцем. – Я бы убрала…

– Ничего она не сделает, – заговорщицки прошептала мне бабка. – Все только собирается. Уже третий день обещает что-нибудь сделать. Моя невестка хоть суп из концентратов варит…

Вот-вот, родная, почувствуй разницу! На расстоянии вообще все кажется иным, даже проблемы…

***

Я поднялась к себе и занялась лицом. Итак, что же такое Груша, размышляла я, легкими ударами пальцев вбивая крем в кожу вокруг глаз. Зацикленная на своем офицеришке, озабоченная, никчемная дамочка. Ведь во всем мире только ее одну оставил муж. Ни до этого обстоятельства, ни после такого ни с кем еще никогда, конечно же, не случалось. Ах, какое страшное горе! Просто катастрофа – мужик нашел другую! Знала бы она, с кем и с чем приходится встречаться мне по работе. С нее бы вся депрессия мигом соскочила. Мужчины в своем большинстве, безусловно, неисправимые эгоисты (заметьте, я не сказала «козлы», как навоображал себе этот вчерашний де Ниро), но и женщины тоже не безупречны. Да от такой идиотки любой сбежит.

Я представила себе, как она обнюхивает мужа по возвращении со стрельбища. «А почему от тебя пахнет водкой? Ты что, кого-то нашел?». «А ты хотела, чтоб от меня пахло порохом? Извини, не попали. Сегодня солдаты плохо отстрелялись, все время промахивались». «Ах, нет, ты меня разлюбил! У тебя женщина! Вот эта пуговица на кителе целый месяц болталась, а сегодня она почему-то крепко пришита. Кто, кто ее пришил, изменник коварный?». «Отстань, дура. Я сам ее пришил утром, от тебя разве дождешься? Ты же даже готовые пельмени из магазина двое суток варишь: сейчас я возьму кастрюлю, налью воду и поставлю на плиту. Так, сначала кастрюлю. Надо открыть кран. Да, открою кран и налью воду. Где же кастрюля? Вот она. Теперь наливаю воду. Дорогой, пельмени почти готовы, я уже включила кран. А ты не знаешь, где спички? Сейчас мы найдем спички, сейчас… Так, вода налилась. Многовато, пожалуй. Может, немного отлить? Милый, куда же ты? Без завтрака? Ну, давай я тебе хоть яичницу поджарю. Вот сейчас я возьму два яйца, найду сковородку. Куда я ее положила? Ой, яйца упали на пол!.. Милый, милый, ты куда?». Дальше можно начинать читать сначала…

Да этой Груше просто повезло, что мужик просто ушел, а ведь мог бы взять и убить. Элементарно! Военным же табельное оружие выдают не только на время учений. Взял бы и стрельнул ей в попу, тут не промахнешься. Дистанция огромного размера…

Я занялась ногтями. Цель ее приезда более чем очевидна. Считая Маню подругой по несчастью, она надеется найти здесь полное понимание и сочувствие. Очередное замужество Мани никак не входит в ее планы. Ибо говорит о том, что есть женщины, перманентно находящие спутников жизни. Этого не должно быть, думает она, если вообще способна думать. Раз плохо мне, как может быть хорошо другому? А кто же тогда будет гладить меня по головке, утирать слезки и сутками выслушивать одни и те же рассказы о его подлом предательстве? Нет, нет… «Свадьба не должна состояться. Я сделаю все, чтобы ее расстроить», – думает Груша. А для этого нужно перебить всю посуду в доме, довести до нервного срыва бедную Маню, всех ее гостей и (что самое главное) будущего мужа! А в перспективе – навсегда остаться жить в этом скромном трехэтажном коттедже в качестве компаньонки, профессиональной плакальщицы и заклятой подруги…

С ней все более-менее понятно. Я полюбовалась своими руками и вышла на балкон, чтобы лак на ногтях высок быстрее. Как же медленно здесь тянется время! В Москве оно несется стремительно, только и успеваешь глазами хлопать. Утро – вечер, утро – вечер. И дни пролетают как-то незаметно, в суете, делах и пустых хлопотах. А здесь время как вата, погружаешься в него, погружаешься, а все на поверхности. Мне казалось, что в Осиновке я нахожусь уже лет десять как минимум. Столько новых знакомых, столько удивительной бесценной информации. Да, Маня… Ты даешь… Так и не успела сказать, в чем конкретно нужна тебе моя помощь…

Так, теперь подумаю о представителе третьего Маниного мужа… Алик пока оставался для меня темной лошадкой. Я до сих пор не могла придумать для него какого-нибудь тайного прозвища, и это раздражало. Ясно было одно: он не был героем моего романа. И до Романа де Ниро явно не дотягивал. Правильно сказала подруга – типичный неудачник времен перестройки. Такое впечатление, что во время перестройки жили одни мужчины, а мы, женщины, были временно заморожены до лучших времен, или отправлены в космос, чтобы пережить там смутные потрясения. Не исчезла же почва из-под моих ног, например, или из-под ног Манечки. Вон она какая стала, супер! Стой! Не завидовать, не завидовать, не завидовать – дала я себе психологическую установку. Для этого в этом доме есть Шапокляк и Груша, груша-грушка, плакса-гнилушка… Бе-бе-бе, бе-бе-бе, плачет Груша на трубе. Грушу бросил верный муж. Муж объелся кислых груш…

С улицы раздался голос Манечки и лай вездесущего Барсика. Слава Богу, она вернулась.

– Аленька, ты где? Спускайся, я тебе что-то принесла.

Я вышла в коридор. Одновременно из комнаты напротив живенько выскочила Галина Ивановна, а с другой стороны коридора уже спешили к лестнице Груша и Алик. На столе в кухне стояли две неубранные чашки. Эта кулема так и не выполнила своего обещания помыть посуду. Маня вытаскивала из полотняной сумки с изображением Эйфелевой башни пластиковые бутылки. Собака, поставив передние лапы на стол, внимательно наблюдала за действиями хозяйки.

– Вот смотри. Это наша карамазовская вода и для питья, и для умывания. Я поставлю вот сюда, в угол. Не забудешь? Ну, как вы тут? – Маня осмотрела гостей. – Уже познакомились? Не скучали?

– Что вы, Марьяна Серафимовна! Ваша подруга такая милая, она нас чаем напоила, – это Шапокляк.

– Ну и отлично, через часик будем обедать. Чем бы мне вас занять?.. Алик?

– Марианна, я с твоего разрешения посмотрю спортивный канал.

– Галина Ивановна, а вы, может, отдохнете немного? По лесу-то находились, наверно, устали?

– Ни в коей мере. Я же сибирячка. Разве это лес? Просто небольшой парк. Я схожу пока к соседям, отнесу им книжку Виталика. Они, знаете, очень заинтересовались математикой.

– А я пойду в бассейн, может, купание меня немного взбодрит. Вы же знаете, Марина, как я плохо сплю ночью. Поэтому весь день хожу, как вареная. Просто никакая…

– Иди, иди, Света, поплавай. А мы с Алечкой займемся обедом. Не возражаешь? – Маня обратилась ко мне.

– Мечтаю об этом, – рассмеялась я.

Когда все на удивление быстро разошлись, Маня опустилась на стул и устало вытянула босые ноги.

– Какие-нибудь проблемы? – спросила я.

– Да проблемы всегда: то санстанция, то пожарные, то поставщики, то ревизии… Очень трудно работать стало. Но я все-таки добилась разрешения открыть новую линию. Мы сейчас будем делать обалденное печенье. В коробочках. Как сувенир из Карамазова. Сейчас посижу немного, отдохну… Ты не волнуйся, обед у меня готов. Нужно только разогреть. Надеюсь, ты не испугалась, что придется заниматься готовкой в отпуске?

– О чем ты говоришь? Я же не Света! И притом мне хотелось тебе хоть чем-нибудь помочь. Не представляю, как ты тут выкручиваешься одна.

– Да, Светлана немного странная, честно сказать, – ответила Маня. – Никак не могу ее успокоить. Ты особо не принимай близко ее слова: она и спит отлично, и ест – дай Бог каждому. Я ей перед сном даю две витаминки, но говорю, что это очень сильное снотворное, антидепрессант. А она такая наивная, верит каждому слову.

– А она такой всегда была?

– Откуда мне знать? Я написала бывшему, а ответила она. Его на Алтай перевели. Пришлось сказать, что приглашение остается в силе. А лично мы впервые увиделись дня три назад.

Просто чудо земное, а не Маня. Спросить у нее насчет вчерашней ночи или не спросить? Что за тайны в этом осиновском поселке? Почему я не имею права знать, что обо мне волновались, что меня искали?.. Ладно, пока не буду грузить ее еще и своими вопросами. Пусть отдохнет. Но потом она ответит мне на все и за все!

Маня, не вставая, подтянула к себе объемную, по последней моде сумку и вытащила оттуда небольшой пакет.

– Смотри, какой я свитерок сегодня купила Илюшке, сыну Виталика. Ты только не проболтайся Ивановне. Скажу, что сама связала, им будет приятно.

Я была в шоке. Нет, так оставлять дело нельзя. Сколько же бывшие мужья и их представители будут так бессовестно использовать мою подругу? Я ей сейчас все выскажу.

– Маня, – решительно и серьезно произнесла я. – Маня!

Она подняла голову и почему-то испуганно посмотрела на меня. И я не смогла.

– Маня, ты очень добрая. И я подтверждаю свои слова. Ты – мать Тереза!

Манечка облегченно вздохнула.

– Уф… Я думала, ты меня не поймешь и осудишь. Как же здорово, что ты приехала. Просто счастье, самое настоящее счастье! Поможешь мне немножко с сервировкой? Хочется, чтобы все было по-столичному. Все-таки полный дом гостей.

Маня, Маня… Я тебя тоже очень люблю. Но ты, по-моему, не права.

…Обед в гостиной прошел нормально, по крайне мере, без сюрпризов. Всю инициативу на себя взяла моя подруга. Иногда она обращалась и к бывшей свекрови, и к Груше, но особенно распространяться им не давала, мягко переводя разговор в иное русло. Очень профессионально, кстати. Груша несколько раз порывалась запричитать над своей разнесчастной судьбой, но каждый раз, прерванная Маней, с видимым трудом отказывалась от своих намерений.

По непонятным причинам больше всего внимания за обедом подруга уделяла Алику. Если бы я не боялась, что меня сочтут максималисткой, я сказала бы, что она морально возводила его на некий пьедестал. Она откровенно восхищалась тем, чем, собственно говоря, восхищаться просто смешно. «Ты кто по гороскопу? Телец! Как здорово. Тельцы самые преданные и любящие мужчины… Так ты жаворонок? Прекрасно! Терпеть не могу мужиков, которые не могут проснуться по утрам… О, я обожаю смотреть, с каким аппетитом ты ешь. Значит, хороший работник…». И так далее, и так далее. Алик, Аличек, Алюша, Алюсик… Тьфу ты, мерзость какая. Она называет его почти, как меня. Этого еще не хватало. Когда после трапезы все разошлись по разным углам гостиной, Маня улучила момент и шепнула мне:

– Ну, ты все поняла?

– Что? Что я должна была понять? – зловещим удавом прошипела я.

– Мою идею!

– Прокинуть строителя и выйти замуж за Алика?

– Да ты что?..

Договорить подруга не успела, потому что к нам подгребла Груша:

– Давайте я вам помогу, девочки. Я могу тарелки вытирать.

Мы с Маней пристроились у раковины с двумя емкостями из нержавейки и принялись за посуду. Она мыла и передавала чистые тарелки мне. Я тщательно их ополаскивала и ставила на край рабочего стола, около которого стояла Груша с кухонным полотенцем в руках. Уже через минуты три рабочий стол был полностью заставлен чистой посудой. Я уже с трудом выискивала свободное местечко для очередного блюдца, мисочки или стакана. Груша по-прежнему стояла с сухим полотенцем и рассуждала:

– Так, я сначала вытру большие тарелки, а потом мелкие… Нет. Лучше сначала ложки, тогда они не будут мешать. Ой, надо же! Всего пять человек обедало, а посуды на целую армию. Дома я тоже сразу мою посуду после еды… А то так некрасиво, когда раковина полная… И мухи… А он ни разу тарелочки не помыл. Мариночка, а когда вы жили вместе, он мыл посуду?

Я ополоснула черпак. Свободного места на рабочей поверхности стола уже не было. Недолго думая, я всунула черпак в Грушины руки.

– Ой, – искренне удивилась она. – Черпак! А у меня дома деревянный. Мне папа сделал. Вообще деревянную посуду вытирать не надо. Она должна сама высохнуть, тогда долго не потрескается.

Я незаметно толкнула Маню ногой, мы на мгновенье переглянулись и чуть не прыснули со смеху. Да, тут ситуация такая: или сразу же убить эту Грушу ударом мокрого черпака по голове, или воспринимать ее как ведущую известной юмористической телепрограммы…

Нам так и не удавалось поговорить. Может быть, вечером? Вряд ли… Маня говорила, что вечером придет ее жених. Остается ночь. Ну что же – ночь, так ночь. Мне не привыкать работать допоздна. Неожиданно с улицы раздались настойчивые автомобильные гудки. Мы с Маней выскочили из дома, оставив Грушу, все еще собиравшуюся приступить к протирке вымытой посуды.

За воротами коттеджного поселка стоял небольшой грузовичок. Водитель его высунулся из окна и прокричал:

– Серафимовна, яблоки нужны? Если нужны, то приезжай и соседям скажи. Всем хватит.

– Спасибо, Степаныч. И скажу, и приеду. Прямо сейчас приедем. У меня как раз есть время.

– Давай, а то девать некуда. А жара такая стоит, вот-вот портиться начнут, – водитель скрылся за окном кабины, и грузовичок помчался дальше.

– Ура! – воскликнула Маня. – Есть повод на пару часиков слинять из дома. Пошли переоденемся. Если хочешь поехать со мной, конечно.

– А то, – ответила я. – Ты же не хочешь, чтобы я убила вторую твоего первого?

Мы рассмеялись. Я сняла с веревки высохший велюровый костюм. Переодеваясь в комнате, я слышала, как Маня дает наставления гостям сообщить соседям о яблоках у Степаныча. Захватив с собой две большие корзины, мы сели в «мерседес» и выехали за территорию поселка.

– А соседи знают, где найти этого Степановича с яблоками?

– Да, конечно. У нас тут вообще все всех знают.

– Это я уже слышала. А вот вчера вечером на шоссе мне встретился, – я выдержала небольшую паузу по Станиславскому, – один мальчишка. Странный очень. Сероглазый такой, лохматый. Его знаешь?

– Ты встретила Севку? Надо же… Неожиданно… И когда ты только успела? Это местный Том Сойер. Построил в лесу шалаш, сам себя забавляет, пугает грибников. Да, неожиданно… Это сын одного нашего приятеля. Ты с ним обязательно познакомишься. Позже. Славный пацан, только немного шкодливый.

– А я думала – дикий. Маугли. Из леса вышел, в лесу исчез…

– Матери нет, отец сам его воспитывает, один. Что-то получается, что-то нет. Но мальчишка неплохой, ты не думай и не волнуйся…

– А что мне о нем думать и тем более волноваться? Просто так спросила. Мне с ним под одной крышей не жить.