Текст книги "Искусственные ужасы"

Глава 8

Ничего не получалось. Смерть родителей полностью выбила его из колеи. Богдан во всём произошедшем винил себя. Именно он нашёл проклятую фотографию, именно он втянул сначала Аню, а потом и её парня Павла. Именно он хотел, чтобы его пьяница-отец сдох. Художник, который всё никак не мог завершить портрет, не сомневался, что Роберт исполнил его желание и спалил их дом. Он ненавидел отца, но всё-таки не желал тому смерти, те слова были сказаны в порыве злости. А тем более Богдан не хотел смерти матери. К сожалению, всё уже случилось, время не отмотать, ничего не исправить.

Сидя в квартире Павла, он начал много пить. Словно надеялся, что алкоголь поможет всё забыть и справиться с болью. Глотая спиртное, он даже пытался рисовать, но получалось ещё хуже обычного, и Богдан просто продолжал напиваться. По крайней мере, опьянение стирало границы реальности.

В ту ночь, когда позвонила Аня, он не спал и был слегка пьян, поэтому разговор полился так легко. Они говорили обо всём и ни о чём. Будто не было никакого проклятья. И Богдан поймал себя на мысли, что с ней может быть легко, ведь у них есть то, что объединяет: общее горе, проблемы, – и они оба слишком молоды, чтобы умирать. Он едва не сказал ей то, что давно хотел. И о чём думал. О ней. В последнее время чаще. И мысли эти были не только о спасении, но и о чём-то большем. О том, что обычно происходит после «жили долго и счастливо». И всё-таки он ничего не сказал. «Наверное, не время», – подумалось ему уже после того, как он отключился.

Когда Аня позвонила во второй раз, Богдан уже допил бутылку водки и собирался открывать вторую. Он не успел ничего возразить, когда она поставила его перед фактом, предупредив, что сейчас приедет. Сказать, что он был не готов принимать гостей, – это не сказать ничего. Богдан понятия не имел, сколько у него осталось времени до приезда Ани. Поэтому он стал быстро, насколько это было возможно в его состоянии, убирать последствия своего бездумного пребывания в этой квартире.

Первым делом он натянул шорты, встречать девушку в одних трусах было не лучшей идеей. Затем стал открывать все окна, чтобы хоть как-то избавиться от перегара. Богдан вымыл посуду и выбросил уже засохшие куски пиццы. Ему следовало сходить в душ и побриться, но времени не хватило. Дверь квартиры открылась, и в неё вошла Аня. Богдан даже удивился, что у неё есть ключи, хотя, с другой стороны, ничего удивительного не было, ведь если Павел их дал малознакомому парню, разве не даст он их и своей девушке?

– Чем здесь так пахнет? – одновременно принюхиваясь и закрывая нос, спросила Аня.

– Понятия не имею. Когда я сюда приехал, этот запах уже был, – покачнувшись, соврал Богдан.

– Ты что, пьяный? – спросила она, подойдя ближе.

– Выпил немного, думал, это поможет мне рисовать. Сразу отвечу на твой вопрос: не помогло. Но у меня ещё есть, если хочешь, можешь тоже выпить, будем пьяными вдвоём.

– Не хочу. Я знаю, как закончить портрет, но ты мне нужен в адекватном состоянии. Тебе надо проспаться. А завтра мы примемся за дело.

– Не получится, – произнёс он с идиотской улыбочкой. – Я выпил столько энергетиков, что сейчас точно не усну. Хотел рисовать всю ночь. Хотел закончить портрет и всех спасти…

Это прозвучало бы мило, если бы не внешний вид Богдана, который сейчас походил на бомжа. Да и пах не лучше.

– Тогда ты примешь душ, а я сварю кофе и, может, приготовлю что-нибудь поесть. Сейчас нам надо держаться вместе.

Богдан не стал спорить, парень и сам не хотел оставаться один. Ему начинало казаться, что он точно всё это не переживёт, ощущение скорой смерти давило на него уже несколько дней. Поэтому он так отчаянно пил. И всё же он надеялся, что сможет спасти хотя бы Аню.

В ванной Богдан принял душ, после которого его слегка отпустило. Почистил зубы и даже побрился, не очень хорошо и не без последствий: он пару раз порезался и разбил какую-то туалетную воду Павла, но его лицо стало выглядеть немного лучше.

Когда Богдан вышел, воздух в квартире стал свежее. На журнальном столике стояла тарелка с бутербродами и две чашки кофе, от которых исходил приятный аромат. Он понятия не имел, как Ане удалось всё так быстро приготовить, но был рад, что она приехала.

– Ты знаешь, что магия вне Хогвартса запрещена? – с улыбкой пошутил Богдан.

– Что? – только и переспросила Аня.

– Это из Гарри Поттера, не смотрела и не читала?

– Прости, у меня сейчас голова другим забита.

Её мысли были всё ещё заняты историей, которую ей поведала тётя. Ане безумно хотелось рассказать её Богдану. Только сейчас это не имело смысла – он еле стоял на ногах, все равно придётся повторить то же самое утром.

Они расположились на диване и какое-то время сидели молча, поедая бутерброды с чёрным кофе.

– Какой твой любимый фильм? – чтобы разбавить молчание, спросила Аня.

– «Человеческая многоножка»[1]1
  Нидерландский фильм ужасов, снятый в 2009 году режиссёром Томом Сиксом.


[Закрыть], – серьёзно ответил он, после чего тут же громко рассмеялся. – Я пошутил, видела бы ты своё лицо. Оно прям и кричало: да этот парень полный псих!

Аня тоже рассмеялась, его смех заражал, несмотря на то что Богдан был пьян. Про себя она подумала: «Удивительно, он потерял родителей, стоит на пороге смерти, но всё ещё может шутить».

– На самом деле мой любимый фильм – «Психо» Альфреда Хичкока. Это кино навсегда изменило триллеры и ужасы. И оно действительно напряжённое и одновременно пугающее.

– А мне нравятся мюзиклы, – призналась Аня.

– Мюзиклы отстой, – высказался Богдан, отложив недоеденный бутерброд на край тарелки.

– Раз так, значит, мы сейчас посмотрим один мюзикл. Ты всё равно не можешь уснуть и проспаться.

– Лучше убей меня, – произнёс Богдан с улыбкой, но та быстро исчезла, когда он понял, какую чушь сказал. Всё вернулось на круги своя, и такие шутки больше не казались смешными. Он осознал, что не хочет умирать, ещё столько не сделано, ещё столько могло ждать впереди. – Ладно, давай смотреть твой мюзикл. Но сомневаюсь, что мне понравится.

– Эй, всё будет хорошо. – Чувствуя настроение Богдана, она придвинулась ближе, их плечи теперь соприкасались. Что-то вроде поддержки. Не только для него, для них обоих. – Мы справимся, у меня правда есть решение.

– Хорошо. Давай уже включай кино. Как, кстати, называется фильм?

– «Ла-Ла Ленд». – Аня поднялась и, подойдя к большому телевизору, начала вбивать название в поиске. – Это мой самый любимый фильм. Он про музыканта и актрису, про их мечты.

– Я обычно смотрю фильмы про официанток и дальнобойщиков и про психопата, который пытается их убить. Думаю, будет полезно посмотреть что-то другое. Но, если мы соберёмся ещё как-нибудь смотреть кино, фильм выбираю я.

– Главное, чтобы это была не «Человеческая многоножка», – усмехнулась Аня, возвращаясь на место.

– Конечно, это будет «Человеческая многоножка-2».

– Дурак! – воскликнула она и стукнула Богдана в плечо, впрочем, его это только развеселило.

Они стали смотреть фильм, так и не отодвинувшись друг от друга.

Богдан не признался, что на самом деле ни разу не смотрел мюзиклы. Аня не рассказала, что смотрела «Ла-Ла Ленд» уже в шестой раз и знала почти все сцены наизусть. Сейчас ей было интереснее наблюдать за ним, любителем фильмов ужасов. И если вначале внимание Богдана было рассеянным, то к середине фильма он полностью погрузился в его атмосферу и уже не спускал глаз с Райана Гослинга и Эммы Стоун. Даже то, что приходилось читать субтитры, когда главные герои начинали петь, больше его не раздражало.

Аня вспомнила, как впервые посмотрела этот фильм с Павлом, ещё в кинотеатре. Как её трясло, когда пошли титры, как она плакала и одновременно смеялась несколько минут подряд. Павел тогда решил, что она слишком впечатлительная. Аня помнила, как сказала своему молодому человеку, что это лучшее, что она когда-либо видела, и как тот её совсем не понял. Сейчас же ей казалось, что парень, который прислонился к её плечу, понимает всё. Она будто смотрела на него другими глазами. Разглядела что-то такое, что заставило её переосмыслить этот момент. Момент, в котором они просто сидят рядом, два человека, нуждающиеся друг в друге. А остальное кажется неважным. Сейчас им так спокойно, но что будет дальше? Ответа не было.

Богдан смотрел на танцующих людей, которые прыгали по крышам автомобилей, на музыканта и актрису, которые пели, вместо того чтобы говорить. Ему казалось всё это странным, но почему-то близким. Сам того не понимая, он начал ассоциировать себя с главным героем, который просто хотел достичь своей мечты и обрести любовь. Богдан тоже хотел сделать выставку своих работ, но это было так давно и сейчас казалось менее реальным, чем фильм по телевизору. Он даже не сразу заметил, как голова Ани опустилась ему на плечо. На мгновение даже показалось, что портрет, Роберт, смерти вокруг – всё это лишь сон, а в реальности у него нормальная жизнь и всё ещё впереди. Особенно когда она так близко и от её шеи исходит тонкий запах духов.

Наблюдая за финальной сценой, Богдан ощутил непреодолимое желание жить. Он не заметил, как слёзы потекли из его глаз, оставляя мокрые дорожки на щеках. А ведь фильм заканчивался без шекспировской драмы наподобие «Ромео и Джульетты». Всё закончилось хорошо, каждый из героев фильма пришёл к своей мечте, но это было какое-то грустное «хорошо».

– Мне очень понравилось, – только и произнёс Богдан, уже просто рыдая и не понимая, что привело к такому всплеску эмоций. Был ли тому виной алкоголь или фильм и вправду настолько его тронул, он не знал. – Прости за слёзы, со мной такое впервые, – поворачиваясь к Ане, сказал он, вытирая рукой мокрую щёку.

Их глаза встретились, и он не успел больше ничего сказать, потому что её губы накрыли его рот. Богдан не стал сопротивляться и ответил на поцелуй. Руками зарылся в светлые волосы, прижимая её к себе.

Аня знала, что это неправильно, но нуждалась в этом поцелуе как в утешении.

Им обоим хотелось, чтобы этот момент никогда не заканчивался, но, как обычно бывает в дешёвом кино, у Ани запиликал телефон. Поцелуй оборвался так же внезапно, как и начался.

– Здесь два сообщения от Павла, – посмотрев на экран, сказала она.

Её сердце бешено колотилось, а руки отказывались слушаться. Когда Аня прочитала первое сообщение, в котором было написано второе имя Роберта, ей стало плохо. Когда увидела следующее, её бросило в жар, а ноги так ослабли, что если бы она не сидела, то упала бы на пол. Серые глаза потемнели, кожа побледнела, а губы задрожали, и Аня прикрыла их ладонью. К горлу подступил ком, и слёзы покатились по щекам. Что всё это значит? Неужели её самые страшные кошмары сбылись? Это смс с простым признанием в любви было не тем, что пишут, когда скучают и нуждаются, а тем, в котором хотят сказать «прости и прощай». Она это просто чувствовала. Он бы не написал такое без причины.

Аня уже не сдерживалась и рыдала в голос. Сползла с дивана на пол и никак не могла успокоиться. Ей казалось, она больше никогда не увидит Павла. Глаза щипало, тело трясло, и она почти задыхалась, а потом почувствовала крепкие руки Богдана, что заключили её в объятья, окутали теплом. И его губы шептали те слова, в которых она теперь так нуждалась. Шептали до тех пор, пока уставшие веки не сомкнулись сами собой.

Глава 9

Длинные мрачные коридоры снова окружили её, такие же серые, как и каждую предыдущую ночь. Холод всё так же пронизывал кожу, но всё-таки сегодня что-то было иначе, и Аня это чувствовала. Ощущение, что она последний раз гуляет по этому жуткому замку, затаилось в сердце. И вроде должно было стать легче, но страх неизвестности не позволял расслабиться.

В этом сне она увидела Богдана. Он спал в огромном квадратном аквариуме, который потихоньку наполнялся водой. Волосы парня уже намокли, а ресницы дрожали, будто ему снился кошмар. Стеклянная ёмкость казалась такой высокой, что Ане бы потребовалась стремянка, чтобы вытащить его оттуда. Поэтому она заколотила со всей силы кулаками по стенке, которая хоть и казалась тонкой, но была холодной и крепкой, как сталь. Аня надеялась хотя бы разбудить парня, но всё было тщетно. Богдан не слышал. Вода всё прибывала в стеклянный сосуд. Понимая, что время на исходе, а у неё ничего не выходит, Аня бросилась бежать к старику, который всегда ждал в одном и том же месте. На бегу она заметила, что все персонажи картин, висящих в этом замке, куда-то исчезли. Теперь остались лишь фоны многочисленных портретов, и сердце сильнее забилось в груди.

Всю дорогу в её голове звучало жуткое слово, которое она прочитала в сообщении Павла. Это простое слово из шести букв, которое каждый знает с самого детства, пугало её. Аня не помнила, сколько раз ей приходилось произносить его вслух, но была уверена, что немного. От самих мыслей о нём кожу покрыли мурашки.

Старик стоял на месте, как и его огромный сундук. На этот раз он молчал. Не задавал свой вопрос, ответ на который наконец-то у неё был.

Он просто смотрел вперёд своими стеклянными глазами, опершись на длинный посох, которого раньше не было. Аня подумала, что он заснул или умер, но даже это не могло остановить её.

– Я узнала второе имя Роберта, – задыхаясь, выкрикнула Аня.

Старик молчал, ни один мускул не дрогнул на морщинистом лице.

– Его второе имя… – Она замолчала. Интуиция подсказывала ей, что стоит произнести это слово, и случится что-то плохое, по-настоящему ужасное. Но у неё не было выбора. Даже отсюда она слышала, как вода набирается в ёмкость, в которой лежал Богдан. Поэтому, набрав в лёгкие воздуха, она произнесла: – Смерть.

Лицо старика стало меняться: кожа трескалась, словно почва от аномальной засухи. Его рот приоткрылся, будто он хотел что-то сказать, но изнутри посыпались личинки. Лицо старца теряло индивидуальность, кожа лопнула, оголяя череп, а посох больше не мог поддерживать бренное тело. И в этот момент то, что ещё секунду назад было колдуном, рухнуло грудой костей, и лишь багровый балахон, когда-то принадлежавший ему, теперь лежал на полу.

Огромный сундук раскрылся, но Аня не видела, что внутри, нужно было подойти ближе. Сделав несколько осторожных шагов, она старалась не задеть останки жуткого старика. Сундук стоял прямо перед ней, и она согнулась, чтобы посмотреть, что же находится внутри. Среди костей и пауков лежали два совершенно разных глазных яблока. Один был с голубой радужкой, такой яркий, что в нём, казалось, можно раствориться. Второй – с зелёной, и он совсем не походил на человеческий. Скорее, это был глаз животного, ночного хищника. Чёрная вертикальная полоска зрачка напоминала глаз рептилии. Желание закрыть сундук стало нестерпимым, но руки не слушались. Что-то тянуло её, заставляло склониться ниже. Аня попыталась сопротивляться, и тут же неведомая сила затянула её на самое дно громадного сундука. Мгновение – и крышка захлопнулась. Внутри было холодно и сыро. Она почувствовала, как по телу поползли пауки, и её всю передёрнуло от ужаса и отвращения. Она руками закрыла себе рот, чтобы оттуда не вырвался отчаянный крик.

Глухие удары сверху каждый раз заставляли её вздрагивать. Аня не сразу заметила, как сундук обернулся гробом. Теперь она поняла, то были комья земли, что с грохотом падали на деревянную крышку. Её стало трясти, а по щекам покатились слёзы.

– Эта девчонка была художницей, не самой лучшей, – раздался мужской бас откуда-то сверху. – Даже портрет не смогла закончить, оттого и сдохла. Пусть земля будет ей острыми лезвиями. Такие твари должны мучиться и после смерти.

Земля сыпалась всё быстрей. Дышать становилось сложнее. Воздуха не хватало, и Аня захлёбывалась рыданиями. Даже лёжа в гробу, она всё ещё слышала звук воды, наполняющей аквариум, только теперь к нему прибавилось и отчаянное мычание. Богдан всё-таки очнулся.

«Мы умрём вместе», – последнее, что промелькнуло в голове, прежде чем сознание погрузилось во мрак.

* * *

Аня проснулась. Её трясло как в лихорадке. Она принялась жадно хватать ртом воздух, будто её на самом деле пытались похоронить заживо. Это увидел Богдан, который тут же присел к ней на кровать и крепко обнял. Его тело было мокрым, а из одежды имелось только полотенце, обмотанное вокруг бёдер.

– Мне приснилось, что тебя поместили в аквариум и ты там тонул, – призналась Аня, обрадованная тем, что сон закончился.

Он отстранился, размыкая руки, и она взглянула на буквы-шрамы на его груди: «Р.О.Б.Е.Р». Под кожей уже проступала смутная «Т». Аня не знала, сколько ещё времени осталось у них и успеют ли они закончить портрет вовремя.

– Я принял душ и уже даже начал рисовать, – признался Богдан, указывая на мольберт, что стоял в комнате.

Аня встала и подошла к полотну. На белом листе был изображён не чёткий, но всё-таки образ Роберта, который был далёк от идеала. В глаза сразу бросалось, что Богдан рисовал его через боль.

– Насчёт вчерашнего, – начала Аня, не зная, как правильнее подобрать слова. Вдруг Богдан неверно истолковал тот минутный порыв. Хотя ей уже и не казалось, что она сделала что-то неправильное. Ведь когда будущее так размыто и ты в любой момент можешь умереть, разве плохо желать согреться в чьих-то объятиях или немного насладиться поцелуями?

– Я был пьян и ничего не помню, – солгал Богдан.

– Хорошо, – смущённо отозвалась Аня. – Но я вчера к тебе пришла с планом. Я знаю, как мы сможем закончить портрет.

– И как же? – с любопытством поинтересовался Богдан.

* * *

Они принялись рисовать с чистого листа. Рисовать вдвоём. Это было странно, ведь у каждого художника свой стиль. Богдан любил начинать с чего-то крупного и уже вокруг объекта вырисовывать мелкие детали. Аня же предпочитала отталкиваться от чего-то незначительного и рисовать картину, словно собирая мозаику. Они много спорили, использовали и уголь, и карандаши. Сначала казалось, что ничего не получается, но постепенно, спустя несколько часов, словно по крупицам стал вырисовываться образ.

Они делали перерывы, пили кофе и энергетики, чтобы не уснуть, заказывали пиццу на дом, чтобы поесть, не отвлекаясь от работы. Создавая картину через боль, они мотивировали друг друга.

Прошло больше суток. Портрет был практически закончен. Дело оставалось за малым: нужно было изобразить глаза. Аня до сих пор помнила их. Они отпечатались в её памяти на всю оставшуюся жизнь.

– Мы почти сделали это, – с улыбкой произнёс Богдан, который, как и Аня, потратил, казалось, все свои силы.

Они смотрели друг на друга, не скрывая усталости. За эти сутки они прожили собственную маленькую жизнь, и Аня хотела, чтобы это никогда не заканчивалось. Точнее, чтобы не заканчивалась их жизнь, а кошмар остался позади.

Внезапно тело Богдана сковала сильная, невыносимая боль, словно что-то острое пронзило грудную клетку. Он упал на колени и закричал. Стал стягивать с себя майку, хотя и так прекрасно знал, что произошло. На его груди проступила последняя буква, завершившая имя «РОБЕРТ», которое сильно кровоточило, стекая к самому животу.

– Нет, нам осталось так мало, – в ужасе произнесла Аня. – Ты не можешь умереть именно сейчас.

Аня кинулась к нему, пытаясь помочь подняться. У Богдана кружилась голова, казалось, что он потерял слишком много крови, но ему всё-таки удалось, не без помощи Ани, устоять на ногах. Тяжело дыша, он смотрел на мольберт, на почти законченный портрет, и не верил, что это конец.

– Держись, прошу, просто держись!

Аня вставила в его слабую руку карандаш и, сжав своей, поднесла её к листу.

– Что ты делаешь? – теряя сознание, пробормотал Богдан.

– Заканчиваю этот чёртов портрет, – выругалась она, после чего его рукой принялась рисовать глаза Роберта, уже не ощущая никакой боли.

Когда портрет был закончен, Аня повалилась вместе с Богданом на пол. Их работа не была идеальной, но на ней было лицо с фотографии. Они справились, но, увы, слишком поздно.

Аня приподнялась и притянула Богдана к себе, положив его голову на колени. Руки, запачканные кровью Богдана, гладили его бледное, но ещё тёплое лицо, а слёзы от обиды и чувства вины катились по её щекам. Она не смогла уберечь от этой мясорубки ни Павла, ни Богдана.

Его карие глаза, казалось, выцвели, и всё же Богдан оставался тем, кто однажды подошёл к ней в парке. Аня хотела закрыть ему веки, но, как только попыталась это сделать, он заморгал и сильно закашлял, словно задыхался, а имя на его груди внезапно растворилось, не оставив и шрама.

– Что произошло? – сквозь кашель спросил он, приподнимаясь.

– Я думала, ты умер. – Слабая улыбка сквозь слёзы, а потом крепкие объятия. Чтобы почувствовать – вот он здесь, такой осязаемый и живой.

– Чёрт, а я был прав, – прошептал Богдан ей на ухо, – мы нарисовали его портрет и всё закончилось.

Стоило ему это произнести, как за картиной, прямо посреди стены, стала проявляться нарисованная дверь.

Они не сразу это увидели, а лишь тогда, когда оба поднялись на ноги. Нарисованная дверь распахнулась, и в комнату полился красный свет, который, как и сама дверь, был не настоящим, а словно сошедшим с одной из картин.

– Нам не стоит туда идти, – только и произнёс Богдан, когда Аня внимательно посмотрела на него.

– А у нас есть выбор?

– Нет, – согласился Богдан.

Ему было тяжело, ведь он только что едва не умер, но в то же время понимал, что кошмар ещё не закончен. Роберт пока от них не отстал.

* * *

Была уже поздняя ночь, когда Светлана пришла на кладбище. Она держала в руках складной зонтик, ведь по телевизору услышала, что этой ночью, возможно, будет дождь. Её трясло одновременно от страха и возбуждения. Она всё время смотрела на часы и оглядывалась по сторонам. Стоило на кладбище объявиться какому-то готу или парочке, решившей перепихнуться в столь экстравагантном месте, и их встреча могла не состояться. Но, к счастью для Светы, этой ночью фрики обходили кладбище стороной. Они словно чуяли зло, что должно было здесь объявиться.

Ровно в назначенный час она увидела силуэт: он вышел из внезапно сгустившегося тумана. Высокий молодой мужчина ступал вдоль оград и надгробий. Полная луна освещала его бледную кожу и причудливый длинный тёмно-синий сюртук. Он медленно шёл к Светлане. Женщина с зонтиком упала на колени и смотрела только на землю, словно боясь без разрешения поднять глаза на ночного гостя.

– Тебе незачем валяться передо мной. Поднимись, я хочу посмотреть на тебя, – произнёс мужчина, возвышавшийся над взволнованной женщиной, точно статуя.

– Это правда вы? – улыбаясь, пролепетала Светлана, всё ещё не веря своим глазам, лишь испытывая благоговейный трепет, находясь рядом с ним.

– Ты так выросла, тебя почти не узнать. Я помню маленькую девочку, которая всем сердцем завидовала своему брату. Что с тобой стало? Время тебя не пощадило. – Рука мужчины дотронулась до её щеки и тут же отдёрнулась, будто прикоснулась к чему-то неприятному.

– Мой брат был талантлив, а я нет. Разве справедливо было то, что он мог рисовать такие картины, а я ничего не умела?

– Справедливости не существует. После ты завидовала и его жене, её стихам, ведь сама не могла создать ничего прекрасного. Жизнь так тебя обидела, что ты даже ребёнка не смогла родить. – На лице мужчины появилась тонкая улыбка.

Ей было больно, но она знала, что он говорит правду, пусть и неприятную.

– Именно поэтому я решила служить вам. Жизнь наплевала на меня, одарив при этом всех моих родственников.

– Чего ты хочешь? Что я могу тебе дать, чтобы успокоить твою душу? – спросил ночной гость.

– Я хочу талант, хочу рисовать так, как рисовал мой брат, как рисует моя племянница.

– Я могу тебе это дать. Однако талант – это слишком много. Разве ты сделала уже достаточно, чтобы его получить?

– Только вам решать, – снова упав на колени, произнесла Света. – Но я готова на всё, чтобы получить этот дар.

– Готова ли ты отдать мне всё, что я только попрошу? – Дьявольская улыбка появилась у него на лице.

– Да, можете забрать всё, что у меня есть, только дайте мне то, что я прошу. И я наконец-то буду счастлива. Все эти годы я только и молилась об этом.

– Бога не существует, – склонившись над ней, произнёс он, – так что никто не слышал твоих молитв. Но я исполню твоё желание, и ты сможешь рисовать.

Он приподнял её подбородок и обхватил ладонями лицо Светланы. Она ощутила невероятное тепло и задрожала.

– Я вся ваша, вся ваша, – взмолилась она, пока большие пальцы мужчины не коснулись её глаз.

– За талант брата я заберу твоё зрение. Ты сможешь рисовать невероятные картины, которые будут будоражить умы и останутся в истории даже после твоей смерти, но сама никогда не сможешь их лицезреть, – произнёс он, и большими пальцами надавил ей на глаза.

Светлана сжала зубы от невыносимой боли, подавляя вырывавшийся из горла крик. Ощущение было такое, будто она медленно, но неумолимо погружается в бездну агонии.

В следующее мгновение её глаза, словно яичный желток, вытекли из глазниц, навсегда лишив женщину возможности видеть этот мир.

Светлана не увидела, но почувствовала, что ночной гость ушёл, оставив её сидеть на коленях среди надгробий. Ноющая боль, пронизывающая глаза, никуда не ушла. Света склонила голову, и слёзы потекли по её щекам. Зонтик выпал из ослабших рук, но она ощутила непреодолимое желание творить.

– Спасибо, – прошептала она, а после, словно он мог её не услышать, закричала: – Спасибо за дар, Слава Роберту!

Дождь этой ночью так и не пошёл.