Текст книги "Авантюристы"

– Говорите, князь, я соглашусь на любое ваше условие.

Тот удивленно вскинул брови: «Однако эти женщины: ради безделушки готовы душу дьяволу продать!»

– Оно очень простое, поверьте, – он выдержал паузу. – Расскажите мне правду о вашем золотом луидоре. А для того, чтобы рассказ был приятен нам обоим, приглашаю вас в ближайший ресторан. Кормят там отменно.

– Хорошо, – с легкостью согласилась госпожа Шеффер.

Глава 12

Князь Рокотов и его очаровательная спутница сидели в ресторане, который находился буквально в пяти минутах езды от ювелирного магазина. Александр достал из внутреннего кармана сюртука сигару, тут же подскочил халдей с подносом, на котором лежали маленькие ножницы для обрезки сигар и спички.

– Извините, сударыня, имею непростительную слабость курить при беседе. Надеюсь, вы не возражаете? – спросил князь и смачно затянулся.

– Нет, нет. Курите. Мне нравится запах ваших сигар.

– О, да, это прекрасный английский табак. Но, впрочем, перейдем к делу. Итак, вы обещали поведать мне про вашу семейную реликвию, – Рокотов взглядом указал на грудь Марии, отчего та затрепетала, сама не понимая почему.

Молодая женщина подробно рассказала о своей бабушке и золотом луидоре, который якобы подарил ей сам Наполеон Бонапарт. Князь во время повествования внимательно слушал, не пропуская ни одного слова: «Ба, вот так история! И звучит весьма правдоподобно и привлекательно. Вряд ли сия особа сочинила ее сама, вероятнее всего, действительно было нечто подобное… А потом обросло слухами – в общем, как обычно: был бы повод, а уж правдивую легенду сочинят. А я все думаю: отчего у госпожи Шеффер такой необычный разрез глаз? Корсиканский!»

Мария закончила свой рассказ и принялась за десерт. Александр попыхивал сигарой и не притрагивался к еде: он думал, как можно использовать полученную информацию с максимальной выгодой для себя.

– Да, диадема вам просто необходима… – заметил он пространно. – А вот ваш луидор надо бы поместить в приличную оправу, а возможно, и в медальон. Скажем, отрывается он: с одной стороны крышки – золотой, с другой, внутри портрет вашего славного предка.

Мария замерла: идея показалась ей привлекательной.

– Да! Прекрасно.

– Так будет правдоподобней, для полноты картины, – закончил свою мысль князь. – Простите меня за бестактность, мне свойственную, ваш муж – он ведь не богат?

Мария слегка покраснела и умоляюще взглянула на собеседника.

– Ничего не говорите, я все понял. Что ж стразы моего ювелира обойдутся вам, пожалуй, рублей в пятьдесят, не более. Я одолжу названную сумму вам с удовольствием, так как понимаю, насколько важны для дамы приличные украшения.

Мария выронила десертную ложечку и вновь засмущалась.

«Право, особа сия не испорчена мужским вниманием», – отметил про себя князь.

– За это я попрошу вас, сударыня, еще об одной услуге.

– Какой? – поинтересовалась Мария. Она надеялась все же, что Рокотов попросит у нее именно то, о чем она думает…

Но, увы, князь был в первую очередь деловым человеком.

– Да, сущий пустяк: я пущу слух в салоне госпожи Скобелевой, что вы – внучка Бонапарта. Чего вам скрывать и стыдиться правды? Вы же, в свою очередь, не будите ничего отрицать, а делать лишь загадочное выражение лица.

– Да, если вам угодно… Но зачем?

– Все просто, сударыня. Вы обретете популярность, а я… Жизнь покажет… Да, и подумайте, что вы скажите мужу на счет диадемы.

– Ничего, скажу правду – дешевые стразы.

– А он ревнив? – поинтересовался князь.

– Не знаю. Я не давала повода, мы женаты всего несколько месяцев.

* * *

На следующем выходе, в салоне госпожи Скобелевой, Мария блистала во всей красе: новом платье, ажурных перчатках до локтя, ее голову венчала изящная диадема, а от духоты спасал роскошный веер.

Женщины не применули заметить наряд провинциалки, и почти весь вечер были заняты тем, что судачили по этому поводу. Особенно их задела диадема госпожи Шеффер, переливающаяся оттенками бежевого, коричневого и терракотового, исходящих от гранатов соответствующих цветов, обрамленных фальшивыми бриллиантами. Но завзятые посетительницы салона не были опытными ювелирами и не могли определить подлинность камней, отчего пребывали в уверенности, что все камни – настоящие.

Мария заметила, что мужчины как-то особенно смотрят на нее, словно желают подарить самое сокровенное. Она поначалу смущалась, но буквально часа через два окончательно вошла в роль «внучки Бонапарта», совершенно не подозревая, что именно наговорил всем князь Рокотов.

Тот же помимо ее истории намекнул и о другом весьма щекотливом обстоятельстве что они – любовники. Женщины откровенно позавидовали шустрой провинциалке, ведь Рокотов был красив, умен, возможно, даже богат, имел титул, подлинность которого не оспаривалась, и ко всем выше перечисленным его достоинствам добавлялось еще одно – князь имел огромные связи.

Мужчины поглядывали на Марию с явным удовольствием, в душе завидуя как господину Шеффер, так и князю Рокотову. Ни каждый муж может похвастаться, что его жена – внучка Бонапарта, как, впрочем, и любовник о своей возлюбленной.

Мария купалась в знаках внимания, оказываемых мужчинами, особенно преуспевал французский виконт Ла Шарите. Она заметила, что князь Рокотов вел с ним оживленную беседу и многозначительно поглядывал в ее сторону.

Сергей Шеффер хоть и был молод и неопытен в светских амурных делах, не преминул заметить, что интерес к его скромной персоне резко возрос, особенно со стороны лесопромышленника Уварова. Все пытались поговорить с ним и непременно узнать его мнение по тому или иному поводу.

Наконец, когда к Сергею подошел сам Феоктистов, доверительно взяв под его локоть и отведя в сторону от шумной компании, сказал:

– Право, дорогой Серж, ваши супруга, эта юная богиня, – на пике популярности. Никогда бы не подумал, что ее прелестные глаза корсиканского происхождения вызовут такую бурю эмоций, – он хохотнул и продолжил: – А вы, сударь мой, ловкач, такую барышню окрутили…

Сергей резко одернул руку и отстранился от Феоктистова:

– Анатолий Григорьевич, я попросил бы вас…

– Ах, прости, душа моя, не хотел тебя обидеть. Ведь иметь такую красавицу жену – весьма хлопотное занятие. Неправда ли?

Он снова хохотнул, как показалось Сергею неприятно и двусмысленно, и удалился по направлению к Эмилии Ван Гольц.

Эмилия, имевшая виды на князя Рокотова, была задета популярностью Марии Шеффер более всего, а когда до нее дошли слухи, о том, что Александр имел связь с этой провинциалкой, – окончательно расстроилась и даже расплакалась от обиды.

Теперь же она тщетно пыталась привлечь к себе утраченное внимание, что поделать, светская популярность изменчива.

* * *

Актриса призывно улыбалась князю, но тот, увы, не обращал на нее ни малейшего внимания, всецело поглощенный беседой с французским виконтом. Тогда разгневанная фурия решила пойти ва-банк. Она прошла мимо собеседников, резко задев веером Рокотова, тот же не преминул обратить внимание:

– Дорогая Эмилия, вы божественны как всегда!

Актриса действительно хорошо выглядела, одеваясь со вкусом, выписывая свои наряды прямо из Парижа. Она в этот вечер благоухала новыми духами «Мадам Помпадур», оставляя за собой шлейф тончайшего аромата.

Рокотов, как знаток женских премудростей, оценил «Мадам Помпадур», заметив по этому поводу:

– Чудесный французский парфюм. Прямо из Парижа?

– Ах, князь, вы же знаете, я не терплю дешевых русских подделок и одеваюсь только у Николя Беранже в его парижском модном салоне. Кстати, духи от него же. Николя прислал их в подарок с наилучшими пожеланиями.

Эмилия, жеманясь, потянула руки собеседнику, Александр запечатлел поцелуй на белой атласной перчатке, изрядно пропахшей «Мадам Помпадур», и тут же переключился на виконта.

«Фурия» передернула обнаженными плечами и решительно направилась к Сергею Шеффер, ведущему оживленную беседу с Уваровым. Мария же в этот момент улыбалась некоему господину, стоя рядом с мужем.

Эмилия подошла к Сергею и, бесцеремонно взяв его под руку, начала нашептывать ему прямо в ухо:

– Ах, сударь, вы слишком много уделяете внимания пустым разговорам и совершенно забыли о своей супруге. Она же не теряет время даром! Все видят, что она имеет роман на стороне. Все кроме вас!

Эмилия отпустила руку пораженного Сергея и быстро удалилась. Тот же стоял, опешив от услышанного. Он взглянул на жену, та продолжала невинно беседовать с неким незнакомцем. «Кто он? Раньше я его не видел? Это он – любовник Машеньки? Не может быть, слишком старый и толстый… Да и потом, это просто невозможно, чтобы моя Машенька с другим мужчиной…»

Разъяренная фурия удалилась в соседний зал, где происходила захватывающая игра в карты – на кону стояло пять тысяч рублей. Некто Владимир явно перехватил инициативу у игроков.

Молодая темноволосая женщина в наряде, чем-то похожем на восточный, внимательно наблюдала за игрой, находясь рядом с Владимиром по правую руку. Она стояла неподвижно два часа к ряду, покуда ее спутник вел искусную умелую игру, и не получил все пять тысяч.

Эмилия заметила, как улыбка промелькнула на лице незнакомки, когда в руках Владимира оказалась столь значительная сумма ассигнаций. Он встал, откланялся присутствующим, поблагодарив их за игру, и, взяв свою спутницу под руку, удалился в музыкальный зал, где молодая протеже господина Уварова раскладывала ноты на рояле, и, наконец, сев поудобней на стуле, начала исполнять ноктюрн Листа.

* * *

По дороге домой Сергей был молчалив. Мария подумала, что он слишком устал за вечер, утомленный светскими разговорами. Онa, конечно, заметила странное поведение Эмилии Ван Гольц, но постеснялась спросить мужа об их разговоре.

Дома, когда супруги легли уже в постель, Сергей отвернулся от жены и тут же заснул. Она удивилась – такое поведение было не характерно для Сергея. После вечеров, проведенных в салоне Скобелевой, он обычно был возбужден, полон сил и любовного желания. Теперь же, напротив, он спал, даже не пожелав «спокойной ночи».

Между супругами пробежал первый холодок.

Маша была расстроена и не могла заснуть. Она встала, накинула пеньюар и села перед зеркалом туалетного столика, на котором в бархатном футляре лежала диадема. Женщина открыла его и извлекла драгоценность, покрутив ее в руках и насладившись отблесками камней при свете одной-единственной свечи, которую она не тушила на ночь, и надела украшение на голову.

Она распустила волосы, заплетенные в косу, расправив их на груди, и начала рассматривать свое отражение в зеркале. В последнее время ее постоянно мучил вопрос: неужели она так и проживет с Сергеем всю жизнь? И тут же отвечала: «Боже, какая скука. Он постоянно на службе, я же предоставлена сама себе в этой убогой мещанской квартире. Да и потом, разве о такой жизни в Москве я мечтала? Князь Рокотов, такой красавец и к тому же богат, ведет светский образ жизни. Хотя зачем я ему? А почему он так странно смотрит на меня? Я, не задумываясь, изменила бы Сергею… Куда ушла любовь? А была ли она вообще? Я так скоропалительно покинула с ним Смоленск…»

Утром, когда Маша проснулась, а заснула она только под утро, Сергей уже уехал на службу. Она повернулась на другой бок, вставать не хотелось – просто не было смысла. Постоянное каждодневное безделие и скука утомили ее: посещение салона госпожи Скобелевой было единственным развлечением, и то не частым.

Неожиданно в дверь постучали, раздался голос хозяйки:

– Мария Алексеевна! Вам письмо!

Маша вскочила с кровати и бросилась к двери прямо в рубашке: «От кого? Да еще в такую-то рань?»

Хозяйка протянула голубой конверт, благоухающий одеколоном. «Знакомый аромат», – подумала Маша и, устроившись в кресле поудобней, вскрыла его, извлекла листок добротной бумаги, сложенный вдвое, и прочла:

«Дорогая Мария!

Смею Вам признаться, что все последние дни только и думаю о Вас, сгорая от страсти. Я окончательно потерял голову и готов бросить к Вашим ногам свое состояние и любовь. Решайтесь. Жду вас на углу Хвостова переулка и Полянки сегодня в два часа пополудни.

Князь Александр Рокотов».

Глава 13

Мария сидела, откинув голову назад, правая рука, державшая письмо беспомощно свисала с деревянного подлокотника. Она плакала, уставившись в потолок, слезы ручьем стекали по щекам и вискам, теряясь в густых локонах, разметавшихся по изголовью кресла.

Женщина боролась с охватившим ее соблазном и чувством долга пред мужем, но первое взяло верх, и она, посмотрев на часы, а они уже пробили четверть двенадцатого, начала приводить себя в надлежащий вид.

Ровно в час дня Мария была готова к свиданию с Рокотовым, к своему удивлению обнаружив, что она совершенно успокоилась, приняв решение круто изменить свою жизнь. Эта мысль пришла сама собой, когда она причесывала волосы, сидя перед зеркалом: «Надо уйти от мужа. Буду жить с Рокотовым невенчанной. Подумаешь, грех какой! Живут же содержанки, и поди не жалеют ни о чем. А здесь, сплошные муки… Знала бы, лучше осталась в доме Горюновых вензеля на простынях вышивать. Хотя, чего хорошего… Не стоит кривить душой – хочется богатства, развлечений, яркой праздничной жизни. Разве Серж может мне дать все это? Нет…»

Она вышла из дома ровно в четверть второго и взяла извозчика до пересечения переулка с Полянкой.

* * *

В последние несколько дней eго cиятельство князь Александр Рокотов предпринимал отчаянные попытки поправить свое вновь пошатнувшееся финансовое положение. Так же как и его покойный отец, Александр привык жить на широкую ногу, вести безалаберную светскую жизнь, растрачивая остатки родового состояния направо и налево.

Недавно ему исполнилось двадцать восемь лет, как говориться, князь вступил в зрелый возраст мужчины, когда обычно светские повесы остепенялись и выгодно женившись, приобщались так или иначе к семейной жизни.

Рокотов также был уже женат на Наталье Лисовской, дочери некоего успешного петербургского банкира. Когда умер Рокотов-старший, Александру едва исполнилось восемнадцать, и он сполна познал тяготы неоплаченных отцовских долгов. Расплатившись по всем долговым распискам и векселям, он с ужасом обнаружил, что от огромного состояния покойной маменьки почти ничего не осталось, мало того, дома, перешедшие ему по наследству, в Москве и Петербурге были заложены в банке Лисовского.

Молодой Рокотов навел справки о банкире Лисовском, вскоре поняв, что на снисхождение с его стороны рассчитывать не следует. Тогда он пошел другим путем. У Лисовского была дочь Наталья, девушка весьма продвинутых прогрессивных взглядов, ведущая самостоятельную жизнь на отцовские деньги. У нее была собственная квартира в Москве, куда она и перебралась, когда ей исполнилось семнадцать лет, захватив из петербургского дома свои вещи и двух служанок. Папенька положил ей месячное содержание с условием, что она будет посещать лекции в университете по своему выбору в качестве вольного слушателя.

Наталья исправно посещала лекции по истории, философии и литературе, пока не познакомилась с таким же вольным слушателем, как и она, – весьма привлекательным молодым человеком князем Александром Рокотовым.

Лисовский хоть и позволил единственной взбалмошной дочери жить самостоятельно, но все же нанял человека, который исправно следил за ней и обо всем отписывал родителю. Получив очередное донесение от филера, в котором тот указывал, что Наталья встречается с неким Рокотовым, в дурных делах не замеченных, банкир сразу же навел о нем справки. Выяснилось, что молодой человек на гране разорения, его недвижимость заложена, кстати, в банке Лисовского и, кроме княжеского титула, он ничего не сможет дать своей будущей жене.

Немного подумав, Лисовский принял решение, что, мол, молодой человек не виноват, в том, что непутевый родитель оставил ему лишь долги и, пожалуй, не худо бы было женить его на Наталье и сделать ее княгиней Рокотовой-Лисовской.

Женившись на Наташе, молодой князь недолго вел жизнь примерного семьянина, пустившись во все тяжкие через год после свадьбы. Жена переехала в свою московскую квартиру, Александр же предавался светским развлечениям в родительском доме, платеж за который был отсрочен Лисовским на неопределенное время. Банкир все же наделся, что молодой зять остепенится и вернется к дочери, но, увы, вихрь светских развлечений так подхватил молодого князя, что уносил его все дальше и дальше от семейного очага.

Наконец, нервы банкира сдали, и он в качестве меры устрашения, выставил петербургский дом Рокотова на торги. Молодой князь был взбешен, он тут же направился к Наталье, умолял ее похлопотать перед отцом, изобразив полное раскаянье, он даже сошелся с ней на некоторое время.

Лисовский ликовал – урок с продажей дома возымел эффективное действие!

Князь понял, что придется жить с женой под одной крышей и выполнять хотя бы иногда свой супружеский долг. В результате чего через год родился наследник – князь Дмитрий Александрович Рокотов-Лисовский.

Банкир вновь ликовал: зять остепенился и взялся за ум!

Прошло еще три года, Наталья была занята воспитанием маленького Дмитрия, Александр же предавался разгульной жизни, проматывая деньги жены, не появляясь дома по несколько дней. Наташа не жаловалась, смирившись со своей судьбой, она слишком любила мужа, и решилась на отчаянный шаг – рождение второго ребенка. Она успешно понесла, когда Александр, утомленный очередной светской львицей, пребывал дома.

Беременность протекала тяжело: появилась одышка, голова постоянно кружилась, отекали ноги. Александр же равнодушно относился к жалобам жены на здоровье: чего, мол, с ней станется – родила первого, разрешиться и вторым.

Наташа не выдержала равнодушия мужа, отписав обо всем отцу в Петербург. Тот был ошеломлен полученной новостью, наивно полагая, что семейная жизнь дочери наконец наладилась. Он понял, что жестоко ошибался, и, немедленно перепоручив все дела в банке управляющему, направился в Москву.

Наташа встретила отца лежа в постели, ей было тяжело ходить, горничные не отходили от нее, выполняя все распоряжения. Маленький Дмитрий играл в детской, ни о чем не подозревая под присмотром гувернантки.

Лисовский был в бешенстве, готовый убить своего непутевого зятя, как только тот соблаговолит появиться дома. Но тот не спешил появляться, предаваясь развлечениям в веселой компании.

Наташа призналась отцу, что Александр наделал множество долгов, и показала ему долговые расписки мужа. Банкир пришел в ужас, но делать нечего – пришлось оплатить все долги, проклиная свою наивность.

Рокотов знал о прибытии тестя из Петербурга, но так и не появился перед его очами, понимая, чего можно ожидать от сей встречи. Лисовский нанял лучших врачей в Москве, оплатив им все предстоящие визиты к Наталье авансом. Затем он напряг все свои давние связи, договорился с банками и почти со всеми известными ростовщиками Москвы, чтобы те не давали Рокотову взаймы.

Князю ничего не оставалось, как пойти на поклон к известной Елене Яковлевне Скобелевой, продолжившей дело своего покойного мужа, весьма преуспевшего на поприще ростовщичества и прославившегося своей жестокостью по отношению к должникам.

Скобелева дала князю заем под льготный процент, но с условием, что он станет ее любовником. Рокотову ничего не оставалось делать, как в течение почти двух лет ублажать женщину, которой было почти сорок, успокаивало лишь то, что она была еще хороша собой и содержала известный в определенных кругах общества салон, где собирались люди разные, порой и с сомнительной репутацией.

Князь Рокотов, как человек общительный и умеющий пустить пыль в глаза, сошелся с неким виконтом Ла Шарите, якобы французом, и соответствовало ли его имя истине, никто не знал. После этого знакомства князь успешно расплатился со Скобелевой и наконец перестал ублажать ее наигранной любовной страстью. Елена Яковлевна, как женщина умная и весьма практичная, окончательно не порвала с Рокотовым, позволив посещать свой салон в любое для него удобное время, что он и делал.

Но в последнее время удача отвернулась от князя. Наташа переехала с детьми к отцу в Петербург, тесть же более не желал содержать своего непутевого зятя, банки и ростовщики денег не давали, а у Скобелевой более брать взаймы не хотелось. Жить на содержании какой-нибудь пожилой вдовы также претило гордости и самолюбию Рокотова.

Оставалось одно: ввязаться в очередную авантюру с виконтом Ла Шарите.

* * *

История виконта Николя Ла Шарите была, попросту говоря, неудавшимся коммерческим предприятием. Виконтом урожденный Николай Терентьевич Фомин стал позже, а будучи еще при своем настоящем имени, служил в известном петербургском мебельном салоне Иоганна Фон Дервина, в качестве управляющего. Модное в то время экономическое образование позволило перспективному молодому человеку двадцати пяти лет, с отличными рекомендациями, занять это место. Владелец салонов, немец Фон Дервин, лично, росчерком пера, утвердил претендента.

Фомин ликовал: сын почти разорившегося дворянина стал управляющим. Его живой ум и прочие таланты позволили немецкому мебельному промышленнику уверенно утвердиться в Петербурге. Вскоре Фон Дервин стал подумывать о расширении торговли и открытии подобного салона в Москве.

Молодой управляющий также не остался в накладе, хозяин, видя радение своего служащего на благо процветания дела, повысил ему жалованье почти в два раза. Тот же, одаренный не только умом, но и, скажем, излишней дерзкой предприимчивостью, скопив приличную сумму денег и взяв кредит в банке под залог своего небольшого, но добротного дома, решил действовать самостоятельно.

Фомин, прекрасно знающий весь ассортимент и качество мебели, выпускаемой Фон Дервином, отправился в Польшу под предлогом отдыха. Там, в Лодзи, он нашел некоего промышленника, владельца местной мебельной фабрики, и тут же предложил ему выгодное сотрудничество.

Фабрикант, не раздумывая, согласился. Вскоре в Санкт-Петербурге открылся магазин французской мебели некоего владельца по фамилии Ла Шарите. Его продукция была гораздо дешевле немецкой, но выглядела совсем не хуже, а возможно, даже изысканнее.

Дела Ла Шарите шли в гору, а в салоне у немца поток покупателей иссякал с каждым днем. Фон Дервин, будучи человеком жестким, а с конкурентами, порой, даже жестоким, предпринял решительные меры. Он перекупил у банка небезызвестного Лисовского закладные Фомина – Ла Шарите, с огромной выгодой для их держателя. Вскоре салон французской мебели попросту исчез, на его месте открылся другой – немецкий.

Николай был в отчаянье, пропивая последние деньги и собираясь покончить с собой, после того, как они закончатся. В этот момент судьба свела его с Александром Рокотовым, и их объединило одно – ненависть к банкиру Лисовскому. И она позволила новым компаньонам выжить.

* * *

Виконт Ла Шарите с удовольствием покуривал английскую сигару, предложенную князем Рокотовым, сидя на диване в гостиной меблированной квартиры. Виконт и князь были знакомы достаточно давно, пожалуй, лет пять или шесть, что позволяло им прямо высказывать свои мысли, не беспокоясь о светских формальностях.

– Мои дела в плачевном состоянии, Николя.

Ла Шарите выпустил из рта тонкую струйку дыма:

– Дорогой друг, для меня это перестало быть новостью с тех пор, когда мы познакомились. Насколько мне известно: вы постоянно нуждаетесь в деньгах. Все приличные люди отказывают давать вам взаймы благодаря назойливым просьбам вашего тестя. Кто же захочет нажить себе влиятельного врага? Не так ли?

Рокотов усмехнулся:

– Ваша осведомленность, виконт, просто шокирует. Лучше подумайте: как можно разбогатеть!

– О! Весьма просто. Видите ли, дорогой друг, люди, а в особенности светское общество, обожают слагать легенды, а потом верить в них, как в истинную правду. Вы понимаете, о чем я говорю?

Князь вынул сигару изо рта:

– Откровенно говоря – нет. Ваша манера витиевато излагать мысли, несомненно – достоинство, но, увы, для собеседника – недостаток. Он путается и не понимает, что именно вы имели в виду.

– Пора бы привыкнуть к моим причудам за столь долгое время нашего знакомства. Ладно, буду краток: вы пустили слух в салоне госпожи Скобелевой, что Мария Шеффер – ваша любовница, мало того, – внучка Бонапарта. С какой целью, позвольте полюбопытствовать? У вас есть определенный, далеко идущий план? Или это просто – сто первая интрижка?

– Ах, Николя, если бы я знал сам. Сначала меня заинтересовала сентиментальная история ее происхождения. Затем молодая прелестница меня увлекла, и я, как обычно в таких случаях, не устоял перед соблазном и потерял голову, как вы изволили выразиться – в сто первый раз.

– Убеждаюсь снова и снова: вы – не практичны, Александр, – разочарованно сказал виконт.

– Позвольте, а причем здесь моя практичность? Любовная интрижка – вот и все! Что можно взять с неопытной провинциалки?

– Да что угодно. Например, ее происхождение. Если припомните, пять минут назад, я говорил вам, о легендах…

– Да, и что же?!

Виконт вопросительно воззрился на своего собеседника:

– Александр, вашу бы любвеобильность и мастерство прожигать жизнь и деньги, да на пользу дела!

Князь не понял мысль собеседника и возмутился:

– Меня задевает ваша манера умничать, виконт!

– Не сердитесь, мой друг. Я все разъясню. У меня есть дерзкий план, благодаря которому можно получить приличные деньги. И вашей прелестнице, внучатой племяннице Бонапарта…

– Да, нет, Николя – внучке, – поправил князь.

– Ну, да. Я и говорю, внучке Бонапарта – Марии Шеффер, отведена немаловажная роль.

Александр удивленно округлил глаза: Марии Шеффер уготована роль приманки, но в чем?

* * *

Экипаж прибыл в назначенное время и место вовремя. Мария вышла, расплатилась с извозчиком и огляделась: на противоположной стороне стояла карета несомненно женщина ее узнала, она принадлежала князю.

Женщина быстрым шагом направилась к карете, ее дверца распахнулась, кучер откинул ступеньку, изнутри появилась рука в белой перчатке. Мария поставила правую ногу на ступеньку, оперлась на предложенную руку, и тут же очутилась в объятиях Рокотова.

– Слава Богу, это вы… – едва успела вымолвить Мария, как страстный поцелуй перехватил ее дыхание.

Князь умел сделать так, чтобы женщина потеряла голову и забыла о долге. Он начал целовать ей руки:

– О! Мария! Какое счастье, что вы пришли. Могу ли я надеяться на вашу взаимность?

Он посмотрел на женщину умоляющими глазами полными слез и надежды.

– Да, иначе бы я не пришла, – призналась Мария.

Он вновь поцеловал ее с еще большей страстью, вложив в этот поцелуй все свое мастерство коварного обольстителя. И это возымело немедленное действие: женщина обмякла, голова ее закружилась, она желала князя прямо здесь и сейчас, ей было все равно, что они посередине Москвы, в карете.

Через полчаса они лежали в постели в доме Рокотова, что в Хрустальном переулке, и предавались любовному безумию.

Такого Мария не испытывала никогда при соитии со своим супругом. Она была на вершине блаженства, потеряв счет времени.