Текст книги "Парящий дракон"

Португальцы прекрасно знали местные обычаи и щедро одарили Нобунагу подарками. Это были ювелирные изделия из морского жемчуга, добываемого у берегов Сиама, обладавшего потрясающим розоватым оттенком.

Встреча посла и советника произошла сдержанно, Фусю сгорал от нетерпения услышать все подробности, скрывая это под напускным равнодушием. Он встретил желанного гостя при входе, поклонился и пригласил его войти в дом. Они миновали длинную галерею, затянутую сплошь расписной рисовой бумагой и очутились в просторном помещении, пол которого был полностью устлан циновками со множеством цветных шёлковых подушечек, которые Фусю, сидя, часто подкладывал под свои больные ноги.

Посередине зала возвышалась средних размеров металлическая жаровня-хибата, распространявшая живительное тепло. Фусю сел рядом с ней, жестом пригласив посла расположиться напротив.

– Вечера становятся прохладными, – заметил Фусю. – Старею, начали болеть ноги, да и кости ломит, – пожаловался он и вопросительно воззрился на посла.

– Господин Фусю, – начал Нобунага. – Португальцы просят у нас земли, где они могли бы возводить свои ритуальные храмы и проповедовать свою религию…

– А что же взамен? – поинтересовался советник.

– Огнестрельное оружие, – отчеканил Нобунага. Советник встрепенулся. – Будучи в Китае, мне приходилось видеть европейский мушкет – весьма эффективное средство на поле боя. Португальцы готовы поставить нам партию таких мушкетов, скажем восемьдесят штук.

Фусю заметно оживился.

– Прекрасно. Надо договариваться немедленно, дабы нас не опередили. Мушкеты решат исход политического противостояния императора и сёгуна.

Нобунага кивнул, правда, он скрыл, что уже предварительно договорился с португальцами на поставку ста мушкетов (двадцать из которых намеревался отставить себе) и соответственно пороха, хотя порох можно было закупить и у Китая…

– Что же касательно земель под христианские миссии… – протянул советник и, кряхтя, пересел на подушку. – Стоит подумать… Лучше всего, если португальцы разместятся недалеко от Киото.

– На озере Бива, – решительно предложил Нобунага, – и землях к нему прилегающих, которые я бы хотел получить во владение…

Фусю задумался, оценив предприимчивость самурая.

– Пожалуй… Это единственно правильное решение. Я переговорю с императором Огимати.

Нобунага был преисполнен уверенности в том, что португальцы помогут ему добиться желаемого – положения при дворе. Именно он – сын безызвестного даймё из провинции Овари, станет проводником императорской воли и владельцем княжества в самом сердце государства.

Нобунага встал и поклонился.

– Вы не останетесь до утра? – наигранно удивился Фусю.

– Не хотел бы злоупотреблять вашим гостеприимством…

– Что ж, – советник потянулся к колокольчику, стоявшему на изящной этажерке, и позвонил несколько раз. Вошла женщина. – Вас проводят, господин Нобунага. Госпожа Аояги желала видеть вас тотчас же по прибытии в Киото. – Он многозначительно посмотрел на посла.

* * *

Сгущались сумерки, когда Нобунага и его немногочисленное сопровождение приблизились к императорской резиденции и миновали одни из боковых ворот. Близился час Лошади…

Служанка, встречавшая посла, предусмотрительно взяла в стражницкой небольшой масляный фонарь, дабы освещать им путь. Затем она долго петляла по галереям и бесконечным дворцовым переходам (Нобунага, следовавший за ней, сгорал от любовного нетерпения), наконец, достигнув покоев вдовствующей императрицы.

Служанка остановилась перед фусуме, расписанными цветами необычайной красоты, и отворила их. Из глубины помещения раздался волшебный голос:

– С возвращением, господин посол. Я жду вас…

Нобунага безошибочно узнал госпожу Аояги.

Глава 6

Нобунага замер: внезапно он ощутил запах Аояги, в воображении коснулся её губ, распахнул шёлковое кимоно, наслаждаясь обнаженной грудью, снова услышал её учащённое дыхание… О! Молодость!

Мужчину охватила дрожь, но в комнате не было холодно, в жаровне всё ещё тлели угли…

Нобунага отложил письмо госпожи Аояги, достал из сундука лист бумаги и тушечницу. Обмакнув перо, он ещё долго размышлял: как начать письмо? Как объяснить ей, что прошедшие годы ничего не изменили, и он по-прежнему желает её? Как признаться, что ему опасно появляться в Киото, ибо потеряны все союзники, а сёгун Тоётоми с каждым днём набирает силу?..

Наконец, после долгих раздумий и мучений, Нобунага решил написать просто:

«Досточтимая госпожа Аояги!

С упоением принимаю Ваше предложение, ибо ничего я не желаю так более страстно, как испить с Вами воды из волшебной реки Томину. Но прошу о снисхождении: встретить ваш паланкин по дороге, ведущей на гору Хиэй в храм Энракудзи…»

На следующий день в час Лошади Нобунаге доставили ответ от госпожи Аояги:

«У меня для вас два известия. Первая: господин Фусю занемог, причём симптомы болезни весьма странные. Я отправила ему своих лекарей, но они затрудняются определить характер недомогания. Думаю, Фусю слишком стар, пришло его время отправиться в сады Аматэрасу. Я пыталась вспомнить: сколько же он служит императорскому дому? – по моим подсчётам не менее пятидесяти лет…

Вторая: я приготовила вам подарок. Надеюсь он не оставит вас равнодушным…

Жду вас завтра, в час Змеи на дороге, ведущей к монастырю».

* * *

Нобунага пробудился в час Тигра. И хотя до часа Змеи оставалось ещё два дзиккена, которых вполне хватило бы одеться, выпить чая со сладкими рисовыми шариками, пудингом и двинуться в путь к Хиэй, – он торопился.

Даймё умылся и отдал слуге распоряжение приготовить чай. Испив три чашки, Нобунага понял, что волнуется, словно ему недавно исполнилось четырнадцать, и он впервые познал женщину. Есть ему не хотелось, рисовый пудинг так остался стоять не тронутым.

Даймё приказал принести праздничное одеяние из тёмно-зелёной парчи, расшитое золотыми Парящими драконами. Он снял домашнее кимоно, оставшись в одних хакама, и с пристрастием посмотрел на себя в отполированную поверхность серебряного зеркала. Несмотря на то, что Нобунаге минуло сорок пять лет, и он изрядно поседел от постоянных земных забот, фигура осталось прежней – стройной, поджарой с резко очерченными мышцами живота. Невольно Нобунага вспомнил, как госпожа Аояги любила обводить их контуры своими нежными пальчиками… И облачился в чистое шерстяное кимоно.

Слуга подержал праздничное кимоно над жаровней, дабы тяжёлая парча немного прогрелась. Нобунага отнюдь не слыл изнеженным человеком, в былые времена ему приходилось ночевать на голой земле. Но уже стояли холодные осенние дни, по ночам от озера тянуло влагой, а по утрам сгущался плотный молочно-белый туман, окутывавший Бива и его окрестности. Поэтому во всех спальнях замка стояли жаровни-хибата, приходилось постоянно поддерживалось тепло.

Парчовое кимоно достаточно прогрелось, и Нобунага не без удовольствия облачился в него. Затем надел лёгкий кожаный нагрудник, решив, что полное военное облачение для посещения монастыря, который он когда-то пытался взять штурмом[45]45
  Члены кланов Адзаи и Асакура, враждебные клану Оды, некогда пытались укрыться за стенами Энракудзи, надеясь на то, что Нобунага не посмеет его штурмовать. Но это не умерило решительности Оды Нобунаги, и он приказал осадить стены монастыря, готовясь к штурму. Монастырь от полного разрушения спасло лишь личное вмешательство императора Огимати.


[Закрыть], не уместно. После чего опоясался, продев мечи в ножны. Слуга, низко склонившись, поставил перед господином гета с тёплой стелькой, которые тот не преминул надеть. И в последнюю очередь подал атласную стёганую куртку, которая завершила облачение Нобунаги.

Нобунага направился в конюшню, дабы решить: какого коня ему выбрать? Он прошёлся, заглянул в каждое стойло, наконец, остановив свой взор на коне оленьей масти[46]46
  Коричневый круп, чёрные: грива, хвост и нижняя часть ног.


[Закрыть].

Ода Нобунага в сопровождении небольшого отряда самураев и воинов-байсинов покинул Адзути, направившись на встречу с прекрасной Аояги.

* * *

Рано утром, едва пробудившись, госпожа Аояги, тотчас отправила служанку на улицу Нидзё в дом господина Фусю, дабы справиться о его самочувствии. Всю ночь в спальне советника не смыкали глаз два императорских лекаря. Они долго совещались и, наконец, решив, что недомогание вызвано разливом желчи, вредоносной для организма, предписали больному специальные травяные настойки.

После принятия лекарства, господин Фусю почувствовал себя легче: отёчность левых руки и ноги немного спали, боли в животе уменьшились. Лекари уже мысленно возблагодарили богов….

Госпожа Аояги, получив известие о том, что советник пошёл на поправку, со спокойной душой направилась на встречу с Нобунагой.

Паланкин госпожи Аояги (и вооружённый до зубов отряд сопровождения) неспешно выехал из императорского дворца через ворота с Золотыми петухами, проследовал через улицу Нидзё, затем обогнул подножье горы Арасияма, миновал, вызывающее трепет, священные костры Торибэяма[47]47
  Торибэяма – гора близ Киото, у подножья которой совершали кремацию.


[Закрыть], и направился на северо-восток.

Дорога к монастырю Энракудзи петляла среди многочисленных гор, окружавших Киото. Клёны, усыпанные красной осенней листвой, навевали на Яшмовую госпожу[48]48
  Иносказательно – императрица. Согласно японской мифологии, существовало три регалии японских императоров: бронзовое зеркало, подвески из драгоценных камней-яшмы (поэтому императорский дом и называется Яшмовым) и меч Аматэрасу. Символизируют соответственно мудрость, процветание и мужество. По синтоистскому преданию, регалии были переданы богиней Аматэрасу ее внуку Ниниги-но-Микото, а затем первому императору Японии Дзимму. Предполагается, что в настоящее время меч хранится в Нагое, зеркало в синтоистском храме Исэ-дзингу, а ожерелье – в императорском дворце в Токио. Но есть версия, что регалии были утеряны во времена борьбы между кланами Тайра и Минамото. Затем сделаны их копии.


[Закрыть] меланхолию. Невольно она вспомнила, как совершила это путешествие с покойным императором Митихито.

…Стоял конец весны, вдоль дороги бурно цвели азалии и камелии, перемежавшиеся с зелёными низкорослыми клёнами.

Император, утомлённый постоянными заботами и непрекращающимся противостоянием с сёгуном, искал покоя. Он мечтал уединиться в Энракудзи вместе с супругой и посвятить несколько дней чтению Лотосовой сутры[49]49
  Одна из основных сутр буддизма.


[Закрыть]. Это было четырнадцать лет назад… После поездки в монастырь госпожа Аояги почувствовала себя в тяжести. Император же возблагодарил Будду, построив в монастыре Золотой павильон, который в последствии часто посещал.

Теперь же Яшмовая госпожа хотела помолиться за покойного супруга, принести щедрые пожертвования монастырю, увидеться с Содзу, своим духовным наставником, а главное – с Нобунагой.

Помимо всего этого, она хотела сделать даймё подарок. Причём, весьма необычный…

Кортеж вдовствующей императрицы двигался неспешно. Передовой из её охраны заметил приближавшийся отряд Нобунаги. Он приблизился к паланкину Аояги и, слегка отодвинув занавеску, защищавшую от ветра Яшмовую госпожу, произнёс:

– Госпожа, впереди показался штандарт Парящего Дракона.

– Прекрасно… Господин Нобунага прибыл вовремя… – удовлетворённо отреагировала Аояги.

Сердце женщины затрепетало, она не раз представляла, как сольётся с Нобунагой в единое целое. От подобных мыслей ей стало жарко, она подумала, что напрасно надела поверх нижнего кимоно два хаори*, вполне было бы достаточно и одного…

Аояги откинула занавесь балдахина, украшавшего паланкин, дабы обозревать дорогу, которая резко вздымалась в гору. Слуги, несущие паланкин, сменились и с новой силой двинулись вперёд.

Наконец кортеж Яшмовой госпожи поравнялся с отрядом Нобунаги. Она ослепительно улыбнулась и кивнула даймё, приглашая его разместиться в своём просторном паланкине.

Нобунага тотчас спешился, отстегнул мечи и снял обувь (слуги положили гета в специальный ящик, прикреплённый к поручням паланкина) и с удовольствием воспользовался приглашением Аояги.

Женщина плотно задёрнула занавесь балдахина…

Теперь Нобунага мог выразить свои чувства:

– Нет ничего прекрасней в этом мире, чем видеть вас, моя госпожа.

– Я с нетерпением ждала нашей встречи, – призналась Аояги. – Я намереваюсь пробыть в Энракудзи несколько дней, разместившись в Золотом павильоне. Вы составите мне компанию?

Нобунага, с нетерпением желавший близости со своей бывшей возлюбленной, не сдержался:

– Я готов лежать у ваших ног, пока вы не переступите через моё тело…

Аояги засмеялась и кокетливо ответила:

– О, уверяю вас, это произойдёт не скоро…

– Как здоровье господина Фусю? – поинтересовался Нобунага отнюдь не из вежливости. Он понимал, что смерть советника повлечёт за собой новую расстановку сил в императорском дворе – сёгун Тоётоми непременно подкупит совет, который изберёт на должность Главного советника его человека. А это ослабит и без того плачевные позиции Нобунаги.

– Ему стало немного лучше. Но вы же понимаете, советник слишком стар. На моей памяти мало, кто доживал до такого возраста, разве что Конфуций!

– Да, но Конфуций был философом, а – не государственным мужем. Что и продлило его земные дни, – парировал даймё. – Осмелюсь спросить: чем в последнее время занимается Гендзи-тенно? – попытался он перевести разговор в другое русло.

– Ах, господин Нобунага. На что может тратить своё время юноша, будучи императором? – на поэтические турниры, на прогулки в окружении юных фрейлин, на любование луной, написание мелодий для бива, изучение Конфуция… В последнее время, как здоровье Главного советника ухудшилось, сёгун Тоётоми наполнил дворец своими соглядаями. Порой мне кажется, что меня подслушивают собственные слуги. Тоётоми – страшный человек, он не остановится ни перед чем, если почувствует, что юный император собирается ему противостоять. Сёгун не намерен делиться властью…

Речь госпожи Аояги опечалила даймё.

– Всё слишком серьёзно, если Фусю умрёт – мои дни сочтены. Сёгун подошлёт ко мне убийц. Насколько мне известно, некий клан ниндзей на протяжении многих лет служит Тоётоми…

– Но что ему мешало убить вас раньше? – удивилась Аояги и тут же спохватилась: – Простите за мой излишне прямой вопрос.

– Влияние Фусю и его умение убеждать, а если надо и покупать союзников прекрасно известны. После его смерти всё изменится… Я не знаю, кому при дворе можно доверять?..

– Мне…

Нобунага пристально воззрился на госпожу Аояги: ей бы он доверил свою жизнь…

– Насколько мне известно, господин Фусю успешно сформировал Личную императорскую гвардию …

– Да, – кивнула госпожа Аояги, – в неё вошли китайские воины. Надо отметить их преданность. Ещё бы, Главный советник положил им огромное жалование!

– Необходимо сохранить Личную гвардию. Она послужит гарантом безопасности императора. Вы меня понимаете? – Нобунага многозначительно посмотрел на Аояги.

– Конечно. После кремации Фусю вероятность претензий Тоётоми чудовищно возрастёт.

– Вот именно…

За разговором кортеж Яшмовой госпожи и отряд Нобунаги достигли ворот Объявления мира и вступили по императорской дороге на священную землю монастыря Энракудзи.

* * *

Во времена правления династии Огимати монастырь Энракудзи[50]50
  Монастырь был основан монахом Сайте примерно в конце VIII начале IX. Со временем буддийские монахи фактически основали государство в государстве. Ода Нобунага в период Воюющих провинций боролся с чрезмерным влиянием монастырей, после чего Энракудзи утратил былую мощь и влияние. До нашего времени монастырь сохранился частично.


[Закрыть] достиг своего наивысшего расцвета. Основатель династии, император Нориёси Го-Мураками приказал построить на горе Хиэй небольшой храм, где он мог бы предаваться размышлениям о бренности мирской жизни. Он назвал его храмом Гармонии и Мира, который впоследствии стал одним из пяти павильонов монастыря.

Следующий император Юнатари Тёкей, тяжело переживая смерть своей любимой жены, навсегда покинул столицу, поселившись на вершине Хиэй, приняв монашество. Трон Аматэрасу занял его сын Хиронари Го-Камеяма. Именно в этот период Энракудзи стал центром буддизма Поднебесной.

Люди, узнав, что сам император принял монашество, вкушает простой рис и носит хлопковое кимоно наравне с буддийскими монахами, потянулись в храм, принося щедрые дары.

Энракудзи разрастался, появились павильоны: Вечного счастья, Колеса закона, Десяти тысяч радостей и последний, построенный по приказу императора Огимати Митихито, – Золотой.

Кортеж миновал Сад камней, Башню Будды и повернул к южной части монастыря, где и располагался Золотой павильон. До слуха паломников донесся звон колокола – звонили на башне Будды, возвещая настоятелю монастыря о прибытии Яшмовой госпожи.

Госпожа Аояги и дайме покинули паланкин, ступив на Святую землю. Нобунага, на всякий случай, пристегнул мечи и огляделся: перед павильоном возвышалась статуя Будды, вырезанная из сандалового дерева.

Даймё, хоть и был убеждённым синтоистом, но это обстоятельство не помешало ему восхититься статуей и окружающими постройками. Действительно, Энракудзи оправдывал свой статус – центра буддизма Четырёх морей.

Из паланкина, украшенного голубым шёлковым балдахином, появились две молодые фрейлины из свиты госпожи Аояги. Они были стройны как тростник, их тёплые кимоно цвета глицинии смотрелись безупречно. Невольно Нобунага залюбовался прелестницами, правда, к своему удивлению отметив, что фрейлины несколько странные – уж слишком зорко осматриваются и банты на оби завязаны подобно юдзё[51]51
  Узлы на оби юдзё (высоко оплачиваемые куртизанки) носили спереди, своего рода выставляя напоказ род своих занятий, а не сзади, как положено аристократкам.


[Закрыть]…

* * *

Со стороны павильона Десяти тысяч радостей, к паломникам приближался настоятель и Содзу, духовный наставник госпожи Аояги.

Несмотря на то, что стоял конец осени, и приближались зимние холода, буддисты по-прежнему облачались в традиционные оранжевые одежды, единственная роскошь, которую они позволяли себе – короткие стёганые куртки и сандалии.

– Госпожа, Аояги, – почтительно произнёс настоятель. – Вы оказали мне честь, посетив Энракудзи.

Яшмовая госпожа смирено поклонилась настоятелю, затем Содзу, те также ответили глубоким поклоном.

– Я хотела бы провести в стенах монастыря несколько дней, медитируя и, очищая разум постоянным чтением сутр, – пояснила она.

– Прошу вас, госпожа, в мои покои, – пригласил настоятель. – О ваших людях позаботятся. – Сдержанно пообещал он, прекрасно узнав спутника Яшмовой госпожи. В его памяти отчётливо всплыли те далёкие дни, когда воины Оды Нобунаги осаждали стены монастыря.

Госпожа Аояги хлопнула в ладоши, к ней подошли четыре слуги, державшие на специальных носилках увесистый сундук, наполненный дарами. После чего Яшмовая госпожа направилась в Золотой павильон.

Даймё проводил вожделенным взором фрейлин-юдзё, следовавших за госпожой, и ещё раз невольно взглянул на сандаловую статую Будды…

Нобунага, самураи и свита госпожи Аояги расположились в Золотом павильоне. Сооружение было достаточно комфортным. Несмотря на то, что покойный император Огимати тяготел к просветлению разума, но всё же не забывал о привычных удобствах. Павильон состоял из нескольких помещений: зала для приёма пищи, с огромным очагом в центре, который в холодное время года служил и источником тепла; трёх спален, комнат для прислуги, телохранителей, стражи и молельни, где совершалась медитация и чтение сутр.

Не успели паломники расположиться, как монахи подали привычную еду: рис, приправленный овощным соусом, запечённую рыбу, рисовые лепёшки-моти и немного сливового вина, дабы согреться.

По традициям Энракудзи все паломники вкушали пищу в одном помещении за общим столом. Это несколько удивило Нобунагу, но он не стал пренебрегать установленными правилами и, показав личный пример самураям, расположился за столом рядом с фрейлинами госпожи Аояги и принялся с аппетитом поглощать предложенные блюда.

Как только началась трапеза, в зал вошёл юный монах и привычно, словно он вырос в аристократическом доме в Киото, заиграл на бива, развлекая присутствующих.

Вскоре появилась госпожа Аояги и присоединилась к общей трапезе.

Вкушая пищу, Нобунага получал двойное удовольствие – насыщение плоти и духовную радость – нет, отнюдь он не пребывал в радости оттого, что находится на Священной земле Будды, но оттого, что видит перед собой её…. – Аояги.

Боковым зрением даймё успевал наблюдать и за поведением фрейлин: они вели себя безупречно, непринуждённо. Но всё же их высокие причёски с обилием серебряных шпилек, противоречили нынешней дворцовой моде.

Хотя Нобунага допускал: у юдзё – несколько иные понятия о красоте и моде. Увы, но он отстал от светской и жизни давно не посещал киотских красавиц. Но и те, в объятиях которых он проводил время, были другими, и явно не обладали глазами, словно у быстрой лани… Да, и потом: зачем госпоже Аояги юдзё в качестве фрейлин? Неужели для этой роли не нашлось благовоспитанных девушек из аристократических семей?.. Немного поразмыслив, даймё решил: возможно, у Яшмовой госпожи существуют веские причины, дабы держать при себе фрейлин-юдзё.

Нобунага отвлёкся от этих мыслей, представив себе, как ночью овладеет прекрасной вдовой.

* * *

Остаток дня пролетел незаметно. Слуги установили жаровню в спальне, где Аояги в час Змеи, сняв верхние кимоно, готовилась ко сну.

– Положите футон* рядом с жаровней, – приказала госпожа, – и накройте его шёлковым покрывалом. Поставьте кувшин сливового вина на стол.

Служанки исполнили все пожелания и с поклоном удалились. Госпожа Аояги возлегла на ложе в ожидании Нобунаги. И он не заставил себя ждать…

Раздвинув фусуме, даймё вошёл в спальню. Аояги, едва справляясь с охватившим её желанием, поднялась навстречу.

– Река Томину ждёт нас… – томно произнесла Аояги.

Нобунага, распалённый страстью и ожиданием, отбросив все приличия и прелюдии, набросился на Аояги, словно изголодавшийся зверь….

* * *

Весь следующий госпожа Аояги провела в медитации. Нобунага охотно последовал её примеру, неожиданно его мысли приобрели стройный порядок. Наступил момент, когда он ощутил, что душа его отделяется от тела и с высоты птичьего полёта созерцает землю…

Он отчётливо увидел Адзути и своих дочерей. Хитоми шла рядом с Моронобу, молодой самурай с нежностью взирал на девушку… Юрико… Как ни странно, но Нобунага увидел Юрико, облачённую в свадебный наряд с соответствующей клановой атрибутикой, она шла рядом с даймё, черты лица которого показались ему знакомыми до боли…

Душа Нобунаги парила в теле птицы над синей гладью Бива: вот три небольших островка, что недалеко от Адзути; вот мост Сэта, что изогнулся через реку, несущую воды из озера… Вот христианская миссия, построенная португальцем Доминго, она разрослась, разбогатела – среди японцев нашлось немало последователей Христа…

Затем он увидел дым, он поглощал прекрасное озеро Бива…

Душа вернулась в бренное тело, Нобунага очнулся. Аояги с любопытством взирала на него.

– Вы что-то видели? – поинтересовалась она.

– Да… Не знаю, можно ли это назвать видением?

– Возможно, – уклончиво ответила Яшмовая госпожа.

Остаток дня Нобунагу одолевали раздумья: хорошо ли видеть будущее или плохо? – спорный вопрос. И как правильно истолковать увиденное? Он решил поделиться своими мыслями с Аояги.

Поздно вечером, в час Змеи, когда Нобунага пришёл в спальню возлюбленной, то не бросился к ней, сгорая от любовной страсти и нетерпения. Он сел на татами напротив ложа и сказал:

– Во время медитации мне было видение.

– Знаю, я всё видела, – призналась Аояги. – Но боялась заговорить первой. Я летела рядом с вами…

Нобунага замер от удивления.

– Наши души парили рядом?

– Да… Увы, но мы видели предзнаменование беды. Поэтому я и приготовила для вас подарок.

Нобунага удивился ещё больше.

– Подарок? Я не ослышался? Сейчас?

– Да, именно сейчас, – решительно заявила Аояги и трижды хлопнула в ладоши.

Из-за ширмы, стоявшей в углу, вышли две фрейлины, те самые, что уж слишком похожи на юдзё.

– Эти девушки предназначались для вас.

– Но… – попытался возразить даймё.

Аояги жестом прервала его.

– У каждого знатного аристократического или княжеского рода на службе состоит тайный клан ниндзей. Мой род – не исключение. Эти девушки лишь на первый взгляд юдзё, на самом деле в совершенстве владеют иаи-дзюцу* и смогут не только доставить удовольствие, но и защитить вас. Вскоре я вернусь в Киото, вы – в Адзути… Кто знает, что нам уготовано?… Может быть, эти мгновенья, проведённые вместе, последние… – На глазах Аояги навернулись слёзы. – Так забудем же стыдливость! – воскликнула она и распахнула кимоно, обнажая прекрасное тело. Юдзё последовали примеру своей госпожи…

Этой ночью Нобунаге пригрезилось, что он вкушает сладчайшие плоды в садах Аматэрасу и запивает их белым медовым вином…