Текст книги "Камертон"

Глава 4

Утром руки у Эли не отличались одна от другой: у кромешников и кромешниц все заживает очень быстро, особенно если удается поесть и поспать. Спала она в итоге неплохо. Впрочем, это неважно: она тут ненадолго.

Солнце заглянуло на шестнадцатый этаж рано. Гостья сидела за кухонным столом и отстраненно наблюдала, как хозяин квартиры жарит яичницу с помидорами и сыром.

– Но все же интересно, – бодро говорил Ян, – это у тебя черная полоса или ты по жизни невезучая? Я читал, есть такое понятие, как джинкс, нечто, что приносит неудачу. Это же не только человек может быть, может быть и какая-то вещь. Вещей у тебя немного, но вдруг… какая-то побрякушка? Подвеска там злонамеренная, браслетик?

Эля отмахнулась.

– Если ты попала в беду… или приболела, я слышал, кромешники друг другу помогают. Надо взять и разыскать кого-нибудь из кромешников, и они тебя вылечат.

– Вылечат, ага. Не трепись о том, чего не знаешь.

Ян выключил газ и в задумчивости почесал лоб.

– Нет? Если в нашем мире кромешники теряют часть силы, можно же попробовать на время вернуться к своим. Чисто подзарядиться. Ты, кстати, кто? «Выйди и зайди нормально», как говорила моя классная руководительница. В класс, она имела в виду. А ты…

– Заткнись, – устало попросила Эля.

– Или еще есть вариант с проклятием, – оживленно продолжал Ян, расставляя по столу тарелки. – Предположим, кого-то не позвали на крестины, знаешь, забыли пригласить самую злобную ведьму. И тут пошло-поехало.

– Заткнись!

– Нет, ты вспомни: кого твои родители забыли пригласить, когда ты родилась?

Эля поставила локти на стол и переплела пальцы.

– Я тебя предупреждаю в третий раз, – произнесла она медленно. – В последний раз.

Ян разделил яичницу пополам и ловко разложил по тарелкам.

– Угощайся.

– Спасибо.

– Но все же что-то тут не так. Ты как минимум очень грустная, плюс тебе не везет, а вообще ты кромешница: кромешники, как известно, отличаются…

– Всё! – вскрикнула раздосадованная Эля. – Суешь свой длинный нос… Всё! Я превращу тебя в крысу! А сама займу твою – лубяную избушку. Одной тут жить еще можно!

Она щелкнула пальцами, и Ян, стоявший между плитой и столом, немедленно обратился в… собаку. В афганскую борзую, которую они упоминали в разговоре вчера. Собака получилась точь-в-точь такой, какой Эля ее тогда вообразила, – с умными карими глазами, с челкой, ниспадающей на них, лохматая и почему-то веселая. Пес закрутил хвостом, стукая им по дверце духовки, осклабился и ткнул Элю мордой в колени. Эля вскочила. Не переставая вилять хвостом, пес поднялся на задние лапы и постарался водрузить передние ей на плечи, а слюнявую морду радостно сунул ей прямо в лицо, намереваясь поприветствовать ее так, как это делают собаки. Отмахиваясь от его морды, Эля невольно рассмеялась. Пришлось превратить Яна обратно в человека.

– Ты слишком полагаешься на сказки, где заклятье снимает поцелуй, – выговорила она ему.

Ян, ничуть не обиженный, не смущенный и даже, кажется, не удивленный, свалился на табуретку и от души расхохотался.

– Я тоже думаю, что поцелуй – это адаптированная версия, для детей, – доверительно сообщил он. – Возможно, первый шаг, потому что поначалу тут иначе никак, чисто физически – с принцем-лягушкой, к примеру. А вообще, чтобы надежно снять заклятие, как следует, раз и навсегда, поцелуй необходимо полноценно закрепить. Это уже восемнадцать плюс, разумеется, так что… ни в сказке сказать, ни пером описать.

Эля не удержалась от улыбки.

– С крысой-то не получилось у тебя или ты на ходу передумала? – уточнил Ян.

– Не получилось, – честно призналась Эля. – Обязательно получилось бы, если бы ты вчера не упомянул про афганку. Я просто не увидела в тебе крысу! Но имей в виду, обратно в собаку я тебя теперь превращу еще легче, за долю секунды!

Ян пожал плечами:

– Ну и пожалуйста. По крайней мере, с тобой интересно.

– С тобой тоже не соскучишься, – буркнула, помрачнев, Эля.

Ян вытащил из ящика вилки и разлил по чашкам чай. Пристроился напротив гостьи и посмотрел на нее внимательнее.

– От смеха ты становишься моложе, – с удовлетворением заметил он.

– Ты мне надоел.

– Неправда. Мы с тобой пока слишком мало знакомы. Не успел. А знаешь, почему у тебя не вышло превратить меня в крысу?

– Потому что ты благородное животное? – предположила Эля иронически.

Ян покачал головой.

– У тебя слишком много сил уходит на поддержку ложного обличья. Вот этого. Поэтому ты и съехала на привычный образ мысли, на проторенный вчера путь. И поэтому сейчас, когда ты потратила энергию, проглядывает нечто совсем иное. Если ты уверена, что это не заклятье…

Эля свирепо сверкнула на него глазами и сунула в рот кусок яичницы, чтобы ничего не сказать. На лице Яна снова появилась фирменная кривая улыбка.

– А то я к твоим услугам, – любезно предложил он.

– С поцелуем, ага?

– Не только, – скромно потупившись, ответил Ян.

Эля ткнула в его сторону вилкой.

– Не мечтай.

Он вздохнул – шумно, преувеличенно горестно.

– Жаль. Мне говорили, что мою проблему решит ночь с кромешницей. Ночь прошла, ничего не изменилось, чего, в общем, и стоило ожидать. Естественно! Когда люди говорят «провести с кем-то ночь», они не имеют в виду «храпеть каждому под своим одеялком».

– Я не храплю! – возмутилась Эля. – Какую твою проблему?

Ян сосредоточился на своей тарелке.

– Ну уж нет, – проворчал он с набитым ртом. – В мужчине должна быть какая-то загадка.

Глава 5

После завтрака Ян заторопился.

– На работу? – лениво поинтересовалась Эля.

Она, присев на подоконник, смотрела в окно. Ночью казалось, что за окном простирается бескрайнее поле огней, а утром вдалеке протянулась серая ленточка реки.

– На учебу, – отозвался Ян.

– Студент?

Ян помедлил с ответом.

– Я подрабатываю, – с достоинством сказал он наконец. – И уже на последнем курсе.

– Учишься-то где? – не поворачиваясь, спросила Эля.

– В консерватории.

– Дирижер?

– Я скрипач.

– Я так и думала.

Ян кашлянул. Разговаривать с равнодушной спиной было крайне неудобно, даже обидно, и он никак не мог подыскать нужные слова, чтобы вызнать планы Эли. Будет ли она в квартире, когда он вернется? Останется ли с ним еще на один день, на одну ночь?

– Значит, ты обо мне думала, – заключил он с наигранно-самодовольной улыбкой. – Ты остаешься тут? Просто мне… надо идти.

Эля неопределенно мотнула головой.

– Если будешь уходить, дверь можно захлопнуть. Ты дашь мне свой номер телефона?

Она помолчала, потом все же обернулась.

– Я думаю, незачем. Иди, мальчик-зайчик. Я захлопну дверь.

Ян неловко потоптался на коврике, зашнуровывая ботинки, и не прощаясь вышел. Поспешил вынести на лестничную площадку свое расстроенное, разозленное лицо. Помедлил у лифта. Разочарование? Для того чтобы испытывать разочарование, надо, пожалуй, очароваться, а Эля ему изо всех сил не давала этого сделать. С ее стороны это было даже милосердно, она ведь не собиралась застревать у него надолго. И все же от досады стало жечь в груди.

Может, вернуться и выставить ее? Не оставлять незнакомку в квартире? Ни один нормальный человек не поступил бы так, как он. Он не знает об Эле ничего, ничегошеньки. Разве что ее природу: раз она шепталась с ветерками, значит, воздушной природы. Как они там называются? Сильваны? Нет, сильфиды. Ему попалась сильфида, настолько озабоченная собственными горестями, что ей совсем не до него. Их дороги пересеклись случайно и лишь на мгновение.

Добравшись до консерватории, Ян с облегчением нырнул в переплетение разных звуков и голосов: здесь, как всегда, кто-то спорил, кто-то распевался, кто-то искал ноты, а кто-то – аудиторию. Повседневность закрутила его, и через час он сам бы себе не поверил, что у него дома побывала настоящая кромешница.

Вот это и есть его жизнь. Пожилые родители, вложившие в сына всю свою любовь: подвести их немыслимо. Эти стены, повидавшие тысячи лиц, впитавшие миллионы созвучий. Друзья-однокашники и увлеченные преподаватели, с которыми он говорит на одном языке. Партитуры. Каприсы, этюды, концерты. Труд, труд, труд, год за годом, день за днем. Никаких чудес.

Правда, вечером, по дороге домой, воспоминания накатили снова, особенно когда к остановке подъехал троллейбус. Ян невольно всматривался в попутчиц, гадая, не могла ли Эля вновь изменить облик и стать неузнаваемой. Ругал себя за фривольность, легкомыслие и навязчивость.

Как только в троллейбусе освободилось сидячее место, он бухнулся туда, вытащил телефон и стал просматривать городские новости, чтобы отвлечься. В разделе «Происшествия» сообщалось, что неподалеку от стрелки с набережной в воду прыгнула женщина. Прохожий пенсионер поднял тревогу, позвонил по номеру 112, и примчались спасатели, но тела пока не нашли. Учитывая течение и погоду, это неудивительно…

Ян зажмурился. В Солигоре тысяч двести женщин, не меньше, сказал он себе. Почему это должна быть Эля? С какой стати ей нырять с набережной в реку? Нет, в самом деле, она же сильфида. Разве что он ошибся и она не сильфида, а русалка, но и тогда – зачем бы ей кидаться в воду у всех на виду? Разве так поступают приличные русалки?

…Узнает ли он когда-нибудь, что с ней произошло? Или она так и останется осколком сна, и через несколько лет он и сам себе не будет верить, что повстречал и пригласил в свою квартиру сказочную кромешницу?

По пути от троллейбусной остановки до дома Ян успел до нитки вымокнуть под дождем. Уже стемнело, и настроение у него было на нуле.

Открыв входную дверь, он с досадой отметил, что Эля, уходя, не выключила свет. На миг сердце затаилось: вдруг она все же не ушла. Но на вешалке не было ее куртки, на обувной полке не стояли ее туфли. Ян тихо вздохнул, встряхнул мокрый плащ, сунул в промокшие ботинки электрическую сушилку и не спеша прошел в комнату.

У стола сидела незнакомая величественная женщина в ниспадающей мантии, поблескивающей элегантными искрами. Ее серебряные волосы были уложены в высокую прическу, напоминавшую о XVII веке.

Кромешница. Вне всяких сомнений.

Ян замер.

– Э… Вы кто? Вы как вошли? Дверь была заперта, – сказал он, не находя более умных слов.

Дама повернулась к нему и окинула взглядом с головы до пят. Красивое лицо было аристократически холодным. Между пальцев она держала квадратик розовой бумаги.

– Ян? – осведомилась она грудным голосом.

Он кивнул.

– Значит, эта записка адресована вам. – Она протянула ему бумажку.

Ян пристроил на кресло футляр со скрипкой и с волнением принял записку. Там было всего три слова: «Спасибо, Ян. Прощай». Значит, Эля все же решила оставить ему на память хоть что-то, чтобы он не терзался мыслями, не приснилась ли она ему.

– Спасибо, – в замешательстве ответил он.

Поставив локти на стол, дама положила голову на руки, и жест показался ему знакомым.

– Эля? – глупо спросил он.

К счастью, гостья не поняла, что он ляпнул.

– Я по поводу Эли, да, – признала она. – Как вы ее называете. Думаю, как лучше построить разговор, молодой человек.

Ян вспомнил, что он здесь хозяин, встряхнулся и сел за стол напротив кромешницы.

– Давайте как получится, – предложил он дружелюбно.

– Вы простите меня за вторжение, – утвердительно начала она.

– Да не вопрос.

Дама снова внимательно посмотрела на него и кивнула.

– Действительно. Вы, кажется, понятливый и довольно прыткий чело… полукровка, если вы простите меня за такой термин. Хотя и щуплый.

Ян терпеливо ждал.

– Итак. Вы познакомились с Элей. Вы видели, что она несколько… не в себе.

– Я бы так не сказал, – вступился за Элю Ян. – Она была печальна, подавлена, но вполне в себе.

– Хорошо. На самом деле не вполне. Не будем спорить. Сумели ли вы понять, какова ее природа?

Гостья выжидательно приподняла брови. Ян не собирался признаваться, что подглядывал за Элей, но и врать не хотел.

– Насколько я могу судить, воздушная, правда, я не очень опытен в таких вопросах.

– Да, вы правы. Воздушная. Меня зовут Марина. Я русалка, и я, так уж вышло, ее бабушка.

Ян ахнул.

– Вы… очень молодо выглядите, – искренне сказал он. «Тем более если вспомнить, под каким обличьем скрывается сама Эля».

– Благодарю вас. Мне много лет. Эля прожила пока совсем короткую жизнь. Выглядеть мы можем как нам угодно. Это неважно. Важно другое. Эля сегодня сделала глупость.

– Прыгнула в реку, – подсказал уныло Ян.

– Вы что, знали о ее планах?

– Нет. Но прочитал об этом в новостях и почему-то сразу подумал, что это о ней. Значит, о ней. Что с ней?

Марина взмахнула ресницами.

– Она… пока в порядке. Насколько это возможно. Послушайте, Ян. Она воздушной стихии. Ей нечего делать под водой.

– Но это ее решение, – неожиданно для себя проговорил он. – Не думаете ли вы, что его нужно как минимум уважать? Она не ребенок и, наверное, дееспособна. Если вам известно понятие дееспособности. Мне не показалось, что она не в себе. Напротив. И если она сочла нужным…

Кромешница остановила его жестом, и высокомерная маска на ее лице куда-то пропала.

– И вы не хотели бы вернуть ее в свою жизнь? – недоверчиво сказала она, подавшись вперед.

– Простите. У вас сложилось неверное впечатление. Эля никогда не была и не собиралась быть частью моей жизни, – объяснил Ян. – Она просто провела здесь несколько часов из-за накладок со съемной квартирой. Мы вместе ехали в троллейбусе, и…

– Мне не интересно про троллейбус. Она провела здесь несколько часов и оставила тут множество следов. Разговаривала отсюда со… своими. Применяла магию. – Марина улыбнулась, но только глазами, так что было непонятно, была ли она в курсе его метаморфоз. – Поранилась и оставила на оконной раме каплю своей крови. Написала вам письмо. Есть еще один след. Здесь. – Она дотронулась острым пальцем до груди Яна.

Ян растерялся. Он и сам не знал, насколько права его гостья.

– Хотите чаю? – сказал он, вставая. – А то сидим как неродные.

Глава 6

Жара схлынула, сентябрьский вечер в Греции был тих и нежен. Джуд расположился в летнем кафе под открытым небом, ожидая жену из парикмахерской. За соседним столом что-то отмечала большая семья. Старик лет под сто улыбался и качал головой, дети наперебой галдели, вальяжные мужчины спорили, женщины смеялись. Наверное, здесь собрались представители как минимум четырех поколений, и Джуд невольно позавидовал. Смотреть на них было невежливо, но не станешь же из-за этого пересаживаться. Джуд чуть развернул стул.

За ближайшим к входу столиком сидела молодая женщина в белом брючном костюме, этакая элегантная Грейс Келли, но с рыжеватыми волосами. Пялиться на нее тоже было неприлично, однако что-то в ее облике приковало взгляд Джуда. Сердце скакнуло к горлу. «Это глупо, наконец». Она защелкнула сумку и подняла глаза. Несколько долгих мгновений они вглядывались друг в друга, а потом она встала и подсела к нему.

– Здравствуй, Джуд.

– Здравствуй. Мама.

– Вот так, да? – Она нервно усмехнулась.

– Ты ни на день не постарела. Чего не скажешь обо мне. Мы смотримся как ровесники, – заметил он светским тоном.

Именно такую тактику он успел избрать, когда сердце заняло свое законное место: они выглядят как ровесники, и он будет разговаривать с ней на равных, как с обычной знакомой, со всей учтивостью. Пусть эта тактика не оптимальна, но выбора у него нет, у него совсем не было времени, чтобы определиться, только пара мгновений – и много-много лет, когда он представлял себе, как она вернется. Где-то в глубине души хранились все эти бесчисленные варианты: тогда он подбежал бы к ней со всех ног, тогда уткнулся бы ей в колени, бросился бы на шею. И все они остались там, в прошлом.

– Ты вырос, да, – согласилась она.

– С этим не поспоришь.

– Ты меня ненавидишь?

Самый короткий путь – прямой. Джуд помнил, как она говорила ему это, и знал, что с тех пор руководствуется в жизни этим принципом. Он скрипнул зубами. Если бы в нем не было так много от нее, ему было бы легче вести этот разговор.

– Нет. Я просто вырос.

– И мама тебе уже не нужна.

Это уже не «напрямую», а «напролом».

– А зачем?

– Зачем тебе мама? – грустно переспросила она.

– Зачем ты пришла именно сегодня?

Она открыла сумку, громко щелкнув золотым замком, и выудила оттуда круглые зеркальные очки, нацепила их на нос и стала еще больше походить на кинозвезду. Джуд молча ждал ответа. Он не собирался играть роль ребенка или допрашиваемого.

– Как братья?

– Нормально.

– Они бы меня не узнали, если бы вот так увидели.

– Полагаю, да. Не узнали бы.

– Что они думают обо мне?

Джуд неопределенно пожал плечами. Что могут думать дети, которые помнят и мать, и отца очень смутно? У них даже фотографий почти не осталось после пожара, только те, что хранились у бабушки, лиц там было толком не разглядеть. Он не собирался этого говорить, но не сдержался:

– Они едва не погибли в огне.

Мама махнула рукой, перечеркивая воспоминание, определившее всю его жизнь.

– Не погибли бы. Они же мои дети, дети саламандры.

– Могли бы погибнуть. Задохнуться в дыму. Ведь еще мы дети нашего отца, – услужливо подсказал Джуд. – Человека. Который, кстати, как раз этого пожара не пережил.

– Сам же его и устроил.

– Да.

– Я не так себе представляла нашу встречу, – призналась мама.

– А… я тоже.

Она несмело вытянула руку и погладила его по голове. Джуд не отстранился, но и на ласку не ответил. Что-то погибло, когда она ушла навсегда, что-то сгорело при пожаре. Что-то – позже, когда он выживал один в приюте. Когда пытался сладить с трудными близнецами, обиженными на него за то, что он их якобы бросил – их развели по разным учреждениям, – за то, что он им не отец, за то, что он им не мать. Когда он радовался, что близнецы хотя бы есть друг у друга и это неизменно, и понимал притом, что он-то им третий лишний, навязчивый, строгий, нудный «большой брат».

Что-то оборвалось и умерло прямо сейчас, когда он осознал, что она явилась только потому, что ей что-то от него надо.

До него донесся взрыв смеха из-за соседнего стола. Там было все хорошо.

Приблизился официант. Джуд жестом отослал его прочь, скорчив извиняющуюся гримасу.

– Ты знаешь, почему я ушла, – с упреком сказала мама.

Джуд с улыбкой покачал головой. Он мог понять, если женщина уходит от пьющего супруга, сто раз видел, как кромешницы бросают человеческих мужей, знал, но никак не мог привыкнуть к тому, что кромешники считают людей второсортным материалом, а детей от них – побочным продуктом необходимого брака. В семье его родителей таилась загадка. Если кромешница выходит замуж только для того, чтобы задержаться в мире людей, она обычно рожает одного ребенка и летит вперед, к своей цели – роскошной, звездной жизни. У Джуда были младшие братья, близнецы, да, но все же рожденные четырьмя годами позже. Это означало, что что-то удерживало маму рядом с отцом. Джуд был не тем человеком, который принялся бы вопить: «Как ты могла нас оставить?!» Сейчас ему было скорее любопытно. Получается, мать с отцом действительно любили друг друга. Но почему тогда она испарилась, совершенно не заботясь о собственных детях?

Нет, он не станет спрашивать. Хватит уже того, что он затронул тему пожара, нельзя было.

– Если ты снимешь очки, можем сделать совместное селфи, я потом покажу близнецам, – предложил он любезно, вытаскивая из кармана смартфон.

– Покажешь близнецам? – растерянно повторила она.

– Мальчикам. Гелиану и Лину. Они бы тебя не узнали, но я разъясню. Перешлем им фото по вайберу. Ты же с ними встречаться не будешь, так? Это я тебе понадобился. Говори уже зачем, сейчас жена придет.

– Жена? – с таким же недоумением отозвалась мама.

– Моя жена. Я женат. Детей пока нет, так что ты пока еще не бабушка. Если будешь заглядывать чуть чаще, чем… я тебе сообщу; как только – так сразу. Или, может, ты придумаешь какой-то канал связи. Написать записку и положить под камень. Написать записку и… сжечь, я не знаю. Воскурить. Ты ж огненный дух. С особым заклинанием? Только скажи. Чтоб я был в курсе.

– Джуд.

Она смотрела на него странно. Наверное, пыталась разглядеть в его чертах того мальчика, которым он когда-то был. Кромешники живут долго. Люди – значительно меньше. Они растут и взрослеют стремительно. И стареют.

Джуд хотел быть членом такого же клана, какой веселился сейчас за соседним столом. Чтобы шумели вокруг внуки и правнуки, а многочисленные невестки, сыновья, зятья и дочери шутили. У него не может быть никакого клана, кроме того, главой которого станет он сам – в будущем, если повезет. Что до его матери, она хотела на века оставаться столь же юной, прекрасной, нежной и волшебной. Она ушла, чтобы жить своей жизнью. Все это было совершенно понятно. Не давал покоя один вопрос – зачем она появилась тут сегодня. Это никак не могло быть случайностью.

– Я жду, мам, – напомнил он.

– Чего?

– Селфи со звездой. Ты готова? Или, может, ты вначале расскажешь, что привело тебя сегодня в это кафе. Я слышал, ты удалилась из мира людей, значит, не пообедать заскочила невзначай. Если ты хочешь поговорить со мной конфиденциально, говори быстро, сейчас придет моя жена, и отсылать ее я не буду.

– Кто она?

Джуд вздохнул.

– Она такая же полукровка, как и я.

– С огнем в крови?

– Нет, ее мать дух воздуха. Сильфида.

– Мой муж из водной стихии, – поведала мама.

– Поздравляю. – Джуд приподнял бровь. Он не был удивлен: скорей он удивился бы, узнав, что кромешница живет одна, в каком из миров это бы ни происходило. Наконец-то они приступили к делу.

– И у меня есть дочь. А у тебя сестра. Единоутробная. Чистокровная кромешница, я хочу сказать.

– Отлично. Значит, она сильфида. Ты пришла из-за нее?

Мама посмотрела на него укоризненно и подняла очки на лоб. Но ответить ей было нечего, ведь он во всем оказался прав.

– Она потерялась.

Джуд скептически нахмурился.

– Кромешница. Потерялась от других кромешников. Ну ма-ам…

– Она в мире людей, просто она… не вернулась. И не возвращается.

– Она взрослая?

– Да.

– И ты хочешь, чтобы я ее поискал тут. Когда кромешники ее разыскать не могут. Мам…

– Джуд, мы могли бы найти ее, но мы не… Лучше тебе.

– Прекрасно. Лучше мне, хотя мы друг друга в глаза никогда не видели. И сестра она мне лишь наполовину. И я не обладаю кромешничьей магией, и я с ее точки зрения не более чем недоразумение, и…

– Ты не недоразумение, – перебила его мама, на этот раз довольно твердо. – Ты мой сын, а она моя дочь. Ты не обладаешь магией в полной мере, но у тебя есть редкий талант. Ты же Стиратель.

Он откинулся на спинку стула и глубоко вздохнул.

– Ты хочешь, чтобы я настиг свою сестру, втерся в доверие и стер ей… что? память? эмоции? наносной эффект, который оставили на ее бриллиантово-ограненной кромешничьей личности жалкие людишки?

– Джуд! – воскликнула мама, поднимаясь на ноги.

– Джуд? – вопросительно улыбнулась подоспевшая Фотина.

Джуд автоматически встал, раз уж все дамы на ногах. Свет казался слишком ярким, и он прищурился. Фотина недоуменно смотрела то на него, то на взволнованную кромешницу.

– Это моя жена, – сказал он вежливо, указывая на Фотину. – Дорогая, это твоя свекровь, Грейс.

Фотина ахнула и повернулась к незнакомке, буравящей Джуда пламенеющим взглядом.

– Имя, – бросил он ей.

– Мишель.

– Ma belle11
  Известная песня группы The Beatles, любимой группы матери Джуда.


[Закрыть]. – Он не удержался от того, чтобы это пропеть. Всего две ноты. Как-то мало.

– Джуд, я…

Следовало продолжить.

– These are words that go together well. My Michelle.

– Джуд…

– …très bien ensemble.

Мать и Фотина поглядели друг на друга, и кромешница решилась:

– В другой раз. Всего доброго.

Она снова закрыла лицо большими солнцезащитными очками и скрылась.

– Ты не перестаешь меня удивлять, – возбужденно выпалила Фотина, устраиваясь за столиком. – «Свекровь»! Да ты…

Джуд задвинул стул. Его лицо было совершенно бесстрастным.

– Ты ешь, – сказал он сдержанно, – я пока пойду прогуляюсь. Есть расхотелось.

– Сядь. – Она потянула его за руку. – Пожалуйста. Я ничего не буду говорить.

Он опустился на стул. Фотина помолчала, потом ласково провела кончиками пальцев по его щеке.

– Я с тобой, – прошептала она. – Ты это знаешь? Нет? Я всегда с тобой.

Джуд невесело улыбнулся.

– Пожалуй, мне надо об этом напоминать, – согласился он. – Время от времени.

– И доказывать? – подразнила Фотина.

Джуд поднял бровь.

– Доказывать?

– Я… подумала, раз тебе расхотелось есть, и, может быть, тебе не очень приятно здесь оставаться сейчас, и, может быть, ты не настаиваешь на том, чтобы быть одному и чтобы непременно прогуливаться по улицам, то… – Она будто бы смутилась и отвела взгляд.

– Пойти домой и там серьезно поговорить? – попробовал угадать Джуд.

– Пойти, например, домой. И совсем ни о чем не говорить, если ты не в настроении. Мы муж и жена или нет? Неужели нам нечем заняться, кроме разговоров?

Джуд вгляделся в любимое лицо, и в его глазах зажглись задорные искорки.

– Например, попробовать что-нибудь подоказывать, да? Я только за. Погоди, я объяснюсь с официантом…