Текст книги "День рождения"

1956 год
Алтай

24.08. Полтора месяца назад мы с Ниной приехали в экспедицию в Камень-на-Оби. В управлении выяснилось, что в экспедиции есть только одно место. Мы тащили спички, кто где будет работать. Я вытащила горы, Нина – равнину. Ехать мне надо далеко и сложно, об этом предупредил начальник экспедиции. К тому же там ждут парня, так как работа предстоит физически тяжелая. Докажу, что я не хуже. По ужасной дороге я добралась до Барнаула. В 23 часа, чтобы убить время, пошла в кино, а после сеанса гуляла по темному городу. Наконец улеглась на скамейке перед зданием отделения милиции. Не страшно. «Моя милиция меня бережет». И правда, мент растолкал меня, сказал, что спать на лавках не положено. В Бийске на турбазе, где остановилась на ночлег, познакомилась с греком, симпатичным дядькой по имени Омирос – по-нашему, Гомер. Мы проговорили с ним до ночи, его жизнь меня просто потрясла. Буду рассказывать в институте о нем! Многое запомнила. Например, это:

«Греческие фашисты оказались сильней нас. Эти сволочи осмелели. Наших товарищей забирали прямо из дома, без суда сажали в тюрьмы и лагеря. Уходить в горы, как в войну, было глупо. Однажды пришли домой за мной и братом. Мать плакала, кричала, но нас увели. Девять месяцев меня держали в концентрационном лагере. Сейчас то время кажется сном. Трудно поверить, что это было. Голые камни в открытом море. Проволоки нет – зачем, все равно не убежать. И солнце, солнце с утра до вечера, никакой тени. Хочешь пить, а воду не дают, кормят соленой бурдой. Это, пожалуй, самое ужасное. Если просишь воду, они из шланга заливают ее прямо в горло.

Многие не выдерживали. Самое простое издевательство – иголки под ногти или ногти щипцами. Не стоит рассказов этот остров».

Я сидела с широко открытыми глазами. Вдруг заметила, что на правой руке у Гомера не было ногтей. Боже, ужас какой! И такое с ним происходило, когда я ходила в кино и ездила в пионерские лагеря.

28.08. Вернулась после путешествия в Аккем. Устала. Замерзла. Голодная. Мокрая. Довольная. Ноги и руки в ранах. Сидеть не могу, на лошади отбила зад. Хожу на полусогнутых. Сейчас лягу спать. Хорошо дома!

Нет, не уснула, вспоминаю тот день, когда мы должны были пройти тридцать километров. Дорога шла круто вверх, почти под углом 90°, под ногами лошадей только перекатываются камни. Моя лошадь все время спотыкается. В одном месте я лежу прямо на крупе, настолько резко пошел спуск. Непонятно, почему я не скатываюсь. Конечно, все-таки скатилась вместе с седлом на камень и больно ушибла бедро. Не проходит и тридцати минут, как мы переходим по валунам речку. Мальчишки предупреждают:

– Ольга, слезь, а то конь завалится!

Но я не слезаю, будь что будет. И вот мы оба лежим на камнях. Удивительно, что конь меня не придавил.

– Ну чего ты стоишь как истукан? Понукай ее, понукай! Она сама не встанет!

Я обалдело смотрю, как бедная лошадка, взбрыкивая задними ногами, пытается вскочить на передние, но не может. Она злится, рвется и еще больше заваливается на бок.

– Чего стоишь? Бей ее по заду! Отойди, а то трахнет копытами! По морде дай ей!

Лошадь отчаянно жаль, она мучается от своего бессилия и жалобно ржет. Я пробую последовать совету ребят и бью прутом между лошадиной мордой и передней ногой. Животное делает последнее усилие, ржет, трясет головой и наконец вскакивает. Ух, слава богу!

1.09. Все дети идут в школу, а у нас горы в снегу, под ногами грязь по колено. На лошади поехали в Тюнгур. Вечером баня и интересная беседа с Васей о его интимной жизни с женой. Вася мне доверительно рассказывал, как и сколько он е…ся с женой. А я и так знаю, не глухая. Ведь живу вместе с этой молодой парой в одной маленькой комнатке. В другой – симпатичный фельдшер Рита принимает больных и раненых. А их бывает достаточно. Больше свободного жилья в деревне не нашлось.

2.09. Через пять дней мне стукнет 21 год. Через три недели надо быть в институте. Пока что сижу и отвечаю на письма своим друзьям – ленинградцу Толе и новым алтайским знакомым – греку, бывшему партизану Омиросу и ссыльному из Литвы Жене, с которым легко и просто общаться, хоть я его не видела. Оказывается, почти всех литовцев в 1940 году выселили в Сибирь. Наконец-то взяли расход жидкий и твердый. Когда кончим магистраль и два водпоста, можно будет отъезжать. Хожу в сапогах 43-го размера, не мокнуть же! Я страшно опустилась, ни одной книги не прочитала. Единственное, что делаю, так это много пишу по вечерам при свете керосиновой лампы и веду просветительские беседы о цивилизации с деревенскими.

3.09. Написала Нинке, как мы две недели назад устанавливали водпост. Она о такой работе в своем управлении не слыхивала. Трос привязали к дереву на берегу. Я отвечала за его разматывание, Гаврилов греб. Удержать лодку в створе было нечеловечески трудно, течение все время относило нас. Мускулы Гаврилова были напряжены до предела, лицо побагровело от усилия, но лодка держалась почти перпендикулярно течению. Трос, тяжелый, как бегемот, и скользкий, в моих руках то разматывался быстро-быстро, а то вдруг застревал и ни с места. Первая попытка натянуть его не удалась. Со второго захода дело пошло лучше, но на самой середине Катуни Гаврилов закричал:

– Куда смотришь, раззява? Трос падает!

Трос вдруг весь размотался и с шумом рухнул в воду. Нас тут же потащило далеко вперед.

– Идиотка, о чем думаешь?! – Гаврилов был свиреп, из глаз, казалось, вылетали искры. Я, как нарочно, принялась хохотать, чем привела его в еще большее бешенство.

В третий раз я обмотала руки какой-то тряпкой, чтобы мокрый трос не скользил. Но и это не помогло, – видимо, просто сил моих было недостаточно противостоять потоку и натяжению проклятого троса. То, что происходило в лодке дальше, трудно даже описать. Гаврилов, злой как тигр, одной рукой управлял шестом, другой держал барабан, при этом ревел какие-то непристойности. Я в ответ пыталась пнуть его ногой и тоже завопила: «А пошел ты сам на х…й!»

И тут трос, как привычная к ругани колхозная лошадь, вдруг стал послушным и медленно и легко вывалился в воду. Правый берег был уже близко, нас отнесло только на пятьдесят метров. Оставалось пройти обратно эти метры по холодной воде и закрепить трос на берегу. Мы с Гавриловым настолько возбудились, что не замечали холода и скользких камней.

Главное сделано, стихия покорена, люди победили. Выходит, Гаврилов – матерщинник, совсем как тот шофер на Чуйском тракте. Я не могла на него смотреть. А еще пишет стихи, говорит о высоких материях. Вот тебе и поэзия! Правда, и я была хороша.

4.09. Получила письмо от родителей. Мама меня насмешила, она думала, что инженер – мужчина. А он, оказывается, женщина, раз живет со мной в одной комнате. Можно подумать, здесь каждому отдельные апартаменты приготовлены?! Отвечаю маме на вопрос: «Оленька, как ты питаешься? Не голодаешь, раз у вас нет ни мяса, ни рыбы, ни круп?» Еда очень примитивная. Утром чай с хлебом, с собой на целый день берем хлеб с зеленым луком и огурцом, а вечером снова картошка, чай и ягоды. Ешь не хочу. Маме я не сказала, но чувство голода меня не оставляет.

6.09. Сделала себе подарок – купила медвежью шкуру (за 175 руб.). Шкурятина бурого мишки невыделанная, то есть очень вонючая. Надо отослать ее домой почтой. Вот родители удивятся! Теперь моя душа успокоилась. Представляю шкуру у постели и восторг окружающих – не зря человек был на Алтае. Хорошо бы привезти всем какие-нибудь сувениры, но их тут нет.

7.09. Вот и мой день. Погода выдалась дивная, с утра закупила две бутылки вина и с чистой совестью работала. Выпивать сегодня буду и даже очень, так как впервые за все время в сельпо завезли водку. Ее всю раскупили.

8.09. Вчера была колоссальная попойка с Ритой, Васей и парнями рабочими. Выпили по стакану (200 г) водки, по стакану вина, стакану пива. А сегодня народ в деревне хлещет водку. Уже без меня, без повода, по собственному желанию. Валяются пьяные, драки, мордобои… Даже с кровью. У Риты работы много.

9.09. Воскресенье. Гуляет вся деревня. Ужас какой-то! До чего хочется уехать, кто бы знал! Вернулся мой рабочий Петька, опять упился и пристает ко мне. Ругань вокруг стоит такая, что уши вянут. Разврат полнейший, мужики и бабы занимаются любовью в открытую, не стесняясь. Мамочки родные! Как я только держусь, одинокая, молодая, при диком приставании мужиков? Неужели придется жить еще три дня?

10.09. Водка, слава богу, закончилась, но только у нас. В Кучурле ее полно, мои рабочие вместе с такими же алкашами пошли туда, трудиться не собираются. Неужели снова будут пить???

12.09. Сделали высотную съемку магистрали, определили продольный уклон. Даю телеграмму в Камень – что делать? Инженер не возвращается, я больше не в силах ждать.

13.09. Наконец приехал Гаврилов. Он, оказывается, добирался верхом трое суток и не встретил ни одного человека, только звери, лес и горы. От Кош-Агача до Аргута летом ходят быки, а позже – верблюды. В Аргуте, где он был, живет всего один человек, больше ни души. На такой станции не хотелось бы работать. Вот уж профессия гидролога: всегда в обществе трех-четырех человек, не считая туземцев. Так можно стать отшельником.

Местные часто встречающиеся выражения: «сроду», «да подь ты весь на фиг», «не хурундучи», «ин-те-рес-но» (с растяжкой).

16.09. В ночь последней записи закончился керосин. Продолжаю уже в дороге при дневном свете.

На проводах было много выпивки и пельменей. Веселились непринужденно без драк и мата. Народ благостный, говорят друг другу добрые слова. И такое бывает.

Утром после последних поцелуев мы, отъезжающие, на лошадях покидаем деревню и вперед – в Катанду! Там мои спутники быстро испарились, а с ними пропал и мой рюкзак со всеми вещами. Впоследствии он обнаружился в машине, попавшей в аварию. С ним и я могла быть!

Всю ночь я как лунатик выходила одна на дорогу в ожидании машины с рюкзаком, в промежутках дремала на скамейке в лаборатории «заготзерна». Было холодно и противно. К половине восьмого рюкзак приехал, а в восемь на попутке, груженной овсом, я выехала в Бийск.

Два дня мы преодолевали 500 км. Днем была жара, ночью и утром – мороз, ведь осень в разгаре. На перевале лежал снег, жители надели шубы, а я надела тапочки на босу ногу и легкий плащик (за неимением ничего теплого). На Семинском перевале пришлось ночевать в избушке лесника. Вместе со мной ночуют шесть бородачей устрашающего вида, которые везут на продажу кедровые орехи в мешках. Женщин лесники давно не видели, а тут я, свеженькая и в юбочке с голыми ножками. Вот им повезло! Решили попользоваться, но только утром: очень уж они устали, перетаскивая мешки в грузовик. Улеглись вповалку на полу, я в середине. Рядом слева расположился шофер-уголовник, молодой мальчишка, с которым я ехала в кабине. Он на меня тоже имел виды и решил под утро своим правом воспользоваться. Рано утром я всех опередила, подняла шум и крик: «Вставайте, пора ехать! Скорей!» Лесники вскочили и быстро собрались. Настроение возиться с такой крикливой девицей у них пропало.

В два часа дня мы добрались до Горно-Алтайска, зеленого городка в горах. Днем водитель был вполне приличным парнем. К вечеру прибыли в Бийск. Мне надоело ночевать как извозчику, я попыталась получить место в гостинице, но, увы, мест не было, только коечка в коридоре. По сравнению с заготзерном и избой лесника это тоже было неплохо. Кроме меня, в коридоре спала девица из Сталинграда. Спала – сказано сильно, мы с ней всю ночь отбивались от парней, нашедших во мне землячку. Когда я спросила у нее, откуда здесь столько матерщинников, она ответила: «А ты не знаешь, что недавно в стране была большая амнистия, всех уголовников выпустили из тюрем!» Теперь понятно.

Наутро я отправилась на вокзал и села в поезд до Барнаула. В вагоне разговорилась с вежливым солдатом, который через полчаса беседы попрощался и вышел на полустанке. Еще через десять минут появилась пара солдат, спросили, не знаю ли я, где первый. «Как же, он вышел из вагона, сказал "до свидания"». «Что-о-о?» – они пришли в ужас. Они его, дезертира Красной армии, сопровождали на военный трибунал и случайно уснули. За дезертирство полагалось немало, вплоть до расстрела. Теперь их накажут за халатность. Ну и переполох начался!

В Барнаул прибыли в шесть часов вечера. Остался последний отрезок пути до Камня-на-Оби. Туда можно было или доплыть на пароходе (он уходил послезавтра), или ночью попытаться поймать попутный грузовик. Я, конечно, выбрала грузовик, и даже с пьяным вдрызг водителем (других на российских дорогах, как выяснилось, не бывает). В кузове, где с трудом уместилась куча бабок с тюками, всю ночь качало и трясло, – казалось, вот-вот перевернемся. Но не перевернулись. В восемь утра с головной болью и, как выяснилось позже, со вшами я вышла на автостанции в Камне и попала в объятия плачущей Нинки. Она отчаялась ждать меня. По дороге на вокзал, замерзнув, мы купили чулки и укрепили их на ногах с помощью веревок под коленками (резинок и поясов не продавали).

Теперь можно было и уезжать – сначала на пароходе по Оби до Новосибирска, потом по железной дороге до Москвы. До столицы поезд тащился четверо суток. Весь путь мы ели и спали, спали и ели, а я еще боролась со вшами, которых в большом количестве приобрела на алтайских дорогах. В Москве, с подвязанными и сваливающимися чулками, с шевелящимися от насекомых волосами, в вытянутой с одного бока юбкой, в рваном и мятом плаще, но тем не менее счастливая, я уже скучала по горам и рекам, по людям и приключениям. Я непременно вернусь к тебе, Алтай!

1961 год
Украина

Путешествие проходило в течение месяца по Западной Украине: через Львов в Мукачево, оттуда по Закарпатью в составе туристской группы до Усть-Черной, и дальше – Одесса и Каролино-Бугаз, где заканчивался уже дикий отдых.

В первый день путешествия наша экспедиция, состоящая из трех человек, распределила обязанности:

Культпроффизписпрочорг – Алла. Комбытфинбосс – Оля.

ЖЭЛЭ (женская этика и эстетика, любовь) – Ира.

Каждая, кроме того, ведет работу для души: Алла – стихи и сувениры, Оля – фоторепортаж, Ира – сбор фольклора. И все вместе ведем дневник.

Стихи были написаны по случаю полета в космос товарища Титова.

 
Храбрый, вторично, товарищ Титов
В космос умчался, на все готов.
Сделал зарядку и скушал плов.
Мы все в восторге, нет у нас слов!!!
 

Ехали на Украину, естественно, на поезде. На первой остановке в Вильнюсе вышли и на улице Шопена (!) купили мороженого. По первому впечатлению город показался похожим на Париж, хотя в нем еще не были. Но через пять минут передумали, потому что тетка, у которой мы спросили, как пройти в старый город, не останавливаясь, довольно неприветливо показала направление, которое оказалось противоположным правильному. Мы зря прошли квартал. Совсем забыли, что в Прибалтике по-русски не отвечают, вообще русских не любят. Ну и черт с ними! Не очень-то и хотелось!

В конечный пункт – Львов – приехали в два часа дня. Здесь мы должны завтра пересесть на автобус до Мукачево. А сегодня день рождения Ирины, его будем скромно отмечать здесь. Не так просто оказалось на турбазе получить комнату, почти что поругались с местным начальством. В результате они выдали нам ключи от отдельной комнаты с тремя кроватками и пепельницей (!), что для курильщиц Аллы и Иры было весьма удобно.

Красивый город Львов, настоящая Европа, чего стоят соборы и костелы в барочном и готическом стилях. И жилые дома хороши, чем-то напоминают Ленинград. Особенное впечатление произвел Стрийский парк. Мы бродили по довольно безлюдному гористому лесопарку, окруженному высокой чугунной оградой, любовались деревьями на верхней и нижней террасах, рестораном «Лебедь», фонтанами, обошли первый во Львове широкоформатный кинотеатр, остановились у памятника, но не запомнили, кому он. Вблизи центральной площади «Рынок» шла торговля овощами. Мы подошли к одной из продавщиц и робко попросили показать хорошие помидоры. В поезде кто-то из пассажиров нас предупредил, что «западенцы» плохо относятся к русским, так же как и прибалты. Однако эта тетка не только улыбнулась, но выбрала красивые экземпляры, а когда узнала, что мы из Ленинграда: «Вы что, и в блокаду были в городе?» – еще и объяснила, как подняться к Высокому Замку и увидеть панораму города. К Замку мы поднялись уже утром перед автобусом, а вечером искали кафе, чтобы выпить за здоровье Ирины. Но Львов обманул ожидания, одни кафе были закрыты, другие слишком роскошные. Купили в магазине сидр, какой-то дикий портвейн и выпили в спокойной обстановке турбазы, закусив килограммом помидор без соли.

Итог дня: все трое переполнены жаждой любви. Вперед, в Мукачево!

По приезде в Мукачево, симпатичный, зеленый, недавно еще венгерский город, мы тоже пытались устроиться на ночь на турбазе, но там не было мест, гостям предложили пойти в «Будинок колгоспника». Он находился в центре громадного пустого поля, где по воскресеньям торгуют скотом. Встретила нас Земфира-ключница, которая последний раз мылась года три назад. Администратор будинка – старый цыган с ярким прошлым – повел нас в «номера», то бишь в номер – он был один. Три кровати со свидетельством бурно проведенных на них ночей (не менее ста на каждой без смены белья), умывальник – таз, он же ночной сосуд. Когда мы робко попросили чистое белье, Земфира с презрением изрекла: «за 50 копеек, да еще белье им менять?!» Непонятые, мы покинули будинок…

В походе по Карпатам (дороги, привалы, костры, леса, поля, горы, яркое солнце и ливневые дожди) мы под влиянием голосистых украинских девушек приобщились к пению песен – народных и туристских, веселых и грустных, сольных и хором…

– Чувствуем, как при походном питании тают наши килограммы (на обед, завтрак и ужин – воздух, вода и немного каши с грибами). Водопад Шипад – красотища!

Девиз дня: солнце, воздух и вода – наша лучшая еда!

– Озеро Синевир – жемчужина края! У нас семь мозолей, один спальный мешок, два одеяла, одна вода в колене и ни одного поклонника (стыд!). Это с нашими-то способностями.

Девиз дня: нет сил, нет здоровья!

– День нашего дежурства. Весь день льет дождь. Все валяются в палатках и поют песни, а мы мокнем под дождем и решаем, не унижает ли девичье достоинство мытье грязных ведер. В результате моют мальчики.

Девиз дня: мы имеем бледный вид, и у нас промокла попа, потому что моросит дождик!

– День невезучий: у Ольги сперли тапочки (единственную походную обувь), у Алки свистнули ножик, испортили два плаща… Если так будет продолжаться, в Ясиня придем нагие и изящные.

С горя тут же выдали куплеты к «Мамбе-рок»:

 
Эй, прохожий, дай ответ: тапки были, тапок нет,
Нету ложек, котелков, скоро будем без штанов.
Эй, инструктор, дорогой, плохо кормишь нас порой.
Масла нет и мяса нет, обнажается скелет.
 

– Живем, как в опере, скоро у всех будет тихое помешательство: ни одного слова мы уже не можем слышать без того, чтобы не пропеть что-нибудь соответственное.

Девиз дня: нам песня жить и ходить помогает!

Весь день творили песни, частушки, танцы (ревю) и пр. и пр., дали сольный концерт туземному населению в местном кабаке, что было обозвано дебошем.

Еще через день в местном закарпатском ресторане знакомились с народными песнями и танцами. Очередные пропажи: крах Олькиных солнечных очков и Ирининых верблюжьих носков.

В последний день похода происходило трогательное прощание с группой. Нас причесали, одели, выдали еду на дорогу и организовали прощальный концерт. После концерта колонна, возглавляемая инструктором Ваней и нами, с песнями прошествовала по поселку мимо разинувших рты местных. Щелкали затворы камер, звучали теплые слова, пелись прощальные песни, после чего все ворвались в вагон и продолжили петь там. И наконец поцелуи, объятия, обмен адресами, слезы.

Ребята и девчата вышли, а мы, стоя на подножке уходящего поезда, пели:

«До свидания, друзья, доброй ночи, доброй вам ночи, вспоминайте нас!»

На этой же музыкальной (в буквальном смысле) ноте в Ясинях познакомились с тремя кочевниками – монголами современного вида, которые на своем «Мерседесе» как раз оттуда ехали через Винницу в сторону Черного моря. Ехали мы с ними пару дней, ночевали в степи – мы в машине, а юноши – в скирде неподалеку. Ох, какое блаженство проснуться рано утром в степи! Платили мы за доставку до железнодорожной станции, конечно, песнями, чем приводили попутчиков в первобытный восторг. Пели на три голоса – от почти сопрано у Ирины до почти контральто у Аллы, а я – меццо-сопрано – где-то между ними.

– Девчонки, где вы так спелись?

– В походе, друзья! Ходите в походы по стране, а не катайтесь в машине!

Это уже было с нашей стороны нахальством, без машины мы бы вовек не доехали. Но ребята только смеялись в ответ. И довезли нас до станции Рахны.

Там начался черно-желтый кошмар. В Рахнах пронюхали, что по городу бродят три иногородние девицы в коротких штанах и сильно обнаженные. Все население от мала до велика встало на защиту попранной морали родного города. Дети бежали за нами по пятам и орали всякие непристойности, женщины тыкали пальцами, либо просто стояли, открывши рот, мужчины неистово читали нотации. Даже в кино многие сидели к экрану задом, а к нам передом.

Увы, ко всеобщему торжеству местных девиц мы дрожали от холода в своих декольте и шортиках, а на улице лил привычный в этих краях проливной дождь.

Поезд на Одессу уходил в три часа ночи, мужики на станции горланили песни, пьяная бабка цитировала Горького, кругом вонь и стон, мат и дичь дичайшая. Боже! Куда мы попали?!

Итог дня: Ты и убогая, ты и обильная,

Ты и жестокая, ты и всесильная, Матушка Русь!

В Одессе мы не задержались. Не потому, что город не понравился. Познавая его через посредство кафе, ресторанов, «идален и морозив», оголодавшие туристки твердо решили: город – что надо, в любом месте можно хорошо поесть. Но путешествий с нас хватит! Надо отдыхать, тем более, что вид у всех довольно замызганный.

Итак, в Бугаз, неизвестное, но, по слухам, приличное место!

Девиз дня: Одесса – город неплохой,

Но надо дать ногам покой.

Все оказалось даже лучше, чем в мечтах. Коттедж на берегу моря с верандой, рядом базар, ресторан и прочие нужные для жизни заведения. А когда мы вышли к морю, освещенному луной, то замерли в первобытном восторге. Началась типично курортная жизнь: пляж до обеда, отдых, безделье. Едим предельно дешевые фрукты, мелко флиртуем на пляже, почти не купаемся (температура воды 14–15 градусов), но вовсю загораем.

Девиз дней: с удовольствием лежу

Я на солнечном пляжу.

Во время лежания на теплом нежном песочке члены экспедиции предавались воспоминаниям и мечтали о светлом будущем.

Алла вспоминала одессита Толю Яковлевича, который появился недавно в обществе двух друзей, и как они тогда выразились, «с него мы имели не один веселый момент». А мы с него чуть не умерли от смеха. «Приди на мою волосатую грудь, Соня!» – вскрикивал он, обращаясь к Ольге, на что та только весело хохотала, но с места не двигалась. Но когда он услышал наше песенное трио и выделил в нем именно ее, Алкин низкий голос, сразу посерьезнел, сменил пластинку.

– Слушай, девочка, ты должна петь в моем джазе!

– Конечно, она будет петь!

Мы обрадовались, начали подбирать эстрадное платье в тон рыжим волосам и позу, Алка смеялась и отказывалась от нарядов. Одновременно она набивала себе цену…

Услышав наши шуточки, Толя Яковлевич оскорбился, в результате будущая звезда получила отставку. А мы уж собрались съездить в Европу за ее счет! Теперь она переживала…

Ирина вспоминала виноградник в Шабо и трех пограничников, которые на джипе подкатили за виноградом для своего подразделения. Ей с подругами удалось с ними вместе проникнуть на закрытую плантацию, полакомиться черными и розовыми крупными виноградинами и набрать мешок гроздьев разных сортов. Эти же ребята подвезли их с шиком до дома. Сбылась мечта – рвать своими руками фрукты и есть до отвала!

По возвращении получили приглашение пить вино в обществе еще одних поклонников из Кишинева.

Ольга мечтала о надвигающемся дне рождения. Он уже скоро. В самый день, то есть 7 сентября, она обещала мужу быть дома и встречать с домочадцами и друзьями. Но за день до отъезда следует устроить прощальный банкет с девчонками и новыми поклонниками, а они появлялись и исчезали. Кого выбрать, чтобы было весело и незабываемо, где устроить и как?!

Обсуждали бурно и долго, почти до самого последнего дня. Дело в том, что Ольга уезжала одна, а Алла с Ирой оставались еще на три дня.

Раскидав небрежно всех оставшихся поклонников, отдали предпочтение трем молодым ленинградским инженерам – «отличные парни, спортсмены с фигурами Аполлонов». Члены экспедиции были рады безмерно, что перед ними приличные мужчины, с которыми можно развлекаться с утра и до вечера, а они не надоедают.

– А вы помните парней из Кишинева и приглашение в их домик? Вид стола заставил нас тихо затрепетать: там стояли рюмки (!) с золотым обрезом (!!), за время отпуска мы забыли, что можно пить из таких сосудов.

– Еще там были салфеточки, румынский ром и прочее. Сервис – блеск! Но парни были довольно нудные.

– Согласна, ленинградцы лучше.

Решили встретить гостей лозунгами и плакатами:

 
Друзьям-спортсменам посвятим
Души прекрасные порывы!
 
 
Прощаем блеск ваших носов,
(Хоть их простить нельзя).
Шикарный стол уже готов,
Добро пожаловать, друзья.
Эй, старики, не надо бояться
Утром и вечером в море купаться.
 

Стол на нашей веранде украшали бутылки вина, тарелки с дарами южной природы всех цветов радуги и отдельное блюдо с большим арбузом. Пили за Ольгу, Ирину, Аллу и друзей-ленинградцев, потом за будущую встречу в любимом Екатерининском саду. Наперебой рассказывали веселые истории: они из своей, а мы из недавней походной жизни.

Попрощавшись с ребятами, последний раз выкупались нагишом в темном Черном море.

Это был последний вечер втроем. Возникнув так дружно месяц назад, распался наш славный триумвират!