Текст книги "День рождения"

 
На берегу пустынных волн
В местечке тихом Нью-Афон
Под монастырский перезвон
Когда-то царь гонял ворон.
Сегодня в бархатный сезон
Нарушен нью-афонцев сон —
Туристский крик, туристский стон
Здесь он гремит со всех сторон.
 

13.09.

Новое чудо света на Иверской горе

 
В Афоне Новом чудо света.
О нем и мы слыхали где-то,
Но не видали раньше это,
Пока не наступило лето.
Сказать о красоте пещеры
Обычными словами – серо,
Что хороша она без меры,
Примите просто так, на веру.
Раз нужных слов мне не найти,
Велят мне из пещер уйти
И вспомнить о другом пути,
Им мыслят в Грузии идти.
 

Сталин

 
Он имя свое народу оставил.
Грузины его не устанут любить.
И снова звучит эта фраза как факел:
Сталин жил.
          Сталин жив.
                    Сталин будет жить!
 
 
Он с бюстов глядит, барельефов и статуй.
Нам гиды желают о нем говорить.
И снова звучит эта фраза как факел:
Сталин жил.
          Сталин жив.
                    Сталин будет жить!
 
 
Генсековский пост давно он оставил.
Генсеки успели друг друга сменить.
Но снова звучит эта фраза как факел:
Сталин жил.
          Сталин жив.
                    Сталин будет жить!
 

1979 год
Кавказ подо мною
(из дневника трех опытных путешественниц)

30 августа.

Мы снова встретились втроем: Оля, Галя и Алла, слегка потраченные временем, но готовые покорять вершины Кавказа вместе. За прошедшие годы каждая в отдельности покоряла отдельные вершины отдельных горных систем.

В первое же утро после приезда хотели взбираться на Эльбрус, так как погода кричала: «Спешите, а то могу испортиться!» И взобрались бы, но отложили по совету друга Вани, который пригласил нас сюда и устроил номер в гостинице МО СССР Терскол. Во второе утро все-таки решили совершить восхождение на ближайший перевал Бечо или поближе к нему. Дорога шла круто вверх под углом 90 градусов по ущелью бурной реки Юсеньги по лесам, альпийским лугам, просто по камням и по крутой тропе рядом с пропастью. Навстречу никто не вышел, кроме разве белки, пары осликов и нескольких быков. На леднике Юсеньги я дрогнула:

– Девчонки, красота красотой, но меня не оставляет мысль – не опоздать бы к обеду!

– Главное, что мы бодро идем и не очень устали, правда? А теперь пообедать бы в четыре часа!

– Согласна. Для первого раза неплохой ритм. Возвращаемся.

Кубарем скатились за полтора часа вниз и успели на обед.

Вечером Ваня сообщил:

– Девчата, в Терскол приезжает сборная олимпийская горнолыжная команда СССР!

Мы хором ответили:

– Посвящаем ей восхождение на Эльбрус!

31 августа.

В нашей славной группе объявлен день здоровья, поскольку после взятия перевала ноги не двигались. Но, чтобы их размять, придумали взобраться на небольшую горку над рекой Терскол, откуда рукой подать до ближайшего ледника. А так как солнце палило зверски, сняли длинные штаны и пошли налегке. Сначала путь шел по-над шумной и пенящейся речкой, он действовал на нервы.

– Лезем повыше, там будет тропа к леднику.

Полезли. Карабкались почти по вертикальному склону.

– Девчонки, ведь обратно не слезем!

Испугались не на шутку, ободрали голые коленки, пока спускались.

– Я просто сползаю вниз!

– И я сползаю!

– Наверно, эту вершину до нас никто не покорял!

– Да на карте здесь тропы не видно…

Все-таки сползли, после обеда смазали ноги змеиным ядом и прогулялись вечером до горы Чегет, на которую завтра предстоит взобраться.

Вечером горнолыжницы Алла и Галя наперебой вспоминали свои лыжные победы в Терсколе прошлой зимой. И как будто специально по их заказу после просмотра трех фильмов об альпинистах в зал вошел прославленный кумир горнолыжников, член сборной Союза товарищ Грищенко! Что было, что было! Угомонить их было невозможно.

Перед сном я вдруг вспомнила первую поездку в горы Кавказа.

– Галка, ты помнишь наш первый туристский поход по Военно-Осетинской дороге? После третьего курса института?

– А я с вами не ездила? – поинтересовалась Алла.

– Ты же была юной мамой с ребеночком Андрюшей, жила на даче. А мы потащились в горы.

– Что брать с собой, мы не представляли, на всякий случай запаслись подушками и легкими одеяльцами для ночевок в холодных палатках, даже взяли посуду.

– Когда Галя шла передо мной, я видела большой рюкзак на тонких ножках, прикрытый сверху шляпкой. Хохотала всю дорогу. Половину вещей пришлось перед походом оставить, а вернее, переложить на ослика, который вез поклажу через Мамиссонский перевал. Но сначала была турбаза города Орджоникидзе, куда съехались со всех концов страны желающие перевалить через Большой Кавказ.

– А ты помнишь, что несколько дней мы привыкали к туристской жизни, тренировались под руководством опытных инструкторов. Нашей группе достался суровый осетин с убийственным взглядом.

«После отбоя все в палатки и спать!» – скомандовал он в первый вечер. Мы задержались на танцах, уходить не хотелось, был чудный теплый вечер, новый знакомый показывал созвездия и звезды Орион, Венеру, Полярную.

«Немедленно в палатку!» – Инструктор был непреклонен.

«Ну, еще немножко, через пять минут уйдем». – Я умоляюще посмотрела на суровое лицо и тут же с испугом отвела глаза, быстро встала и пошла к палатке. Казалось, взгляд его неподвижных глаз убил меня наповал, уничтожил. Стало страшно. Вот это да!

– Я тоже была сражена. Больше мы ему старались не попадаться. Хорошо, что на перевал нас вел другой, обычный парень, хоть и местный.

– Это еще не все эмоции того дня. Мальчик, любитель астрономии, зашел незаметно к нам в палатку и продолжал интересно рассказывать о звездах. Мы с Галиной внимательно слушали, лежа на кроватях. Звезды настроили его на лирический лад, а что может быть естественней в таком состоянии, как не поцеловать понравившуюся девушку. Девушка, то есть я, была совершенно равнодушна и к нему, и к астрономии. Я его, признаться, и не разглядела в темноте. Нежное прикосновение губ наткнулось на плотно сжатый рот. «Если бы я знал, как противно целоваться с девушкой, никогда бы не стал», – воскликнул расстроенный мальчик и вышел. Мне стало стыдно, я отвернулась к стене. Назавтра рано утром мы выходили на перевал, я астронома больше не видела.

– Считаешь, что все из-за инструктора?

– Кстати, девчонки, Цейское ущелье тогда произвело на меня сильное впечатление. Мрачное, глубокое, солнце там почти не бывает, утром и во второй половине дня над ущельем плавают низкие облака. Всегда прохладно и сыро. Из ущелья мы взбирались на ледник, лезли в кедах, ноги на льду промокли и замерзли, скользили вниз. Вся Северная Осетия показалась неуютной, лишенной растительности, с осыпями из скальной массы, скучными домиками-саклями. В одном из таких домов жил когда-то знаменитый осетинский поэт Коста Хетагуров. Потом он переехал в Петербург и снимал квартиру недалеко от меня на Петроградской стороне.

– А помнишь, Мамиссонский перевал, ледяной со шквалистым ветром, мы бодро перешли и вдруг оказались в совершенно непохожей стране – зеленые лесистые горы, уютные поселения, жизнерадостный улыбающийся народ. Так началась Грузия.

– Терскол как раз больше похож на грузинские пейзажи, особенно в солнечную погоду. Я люблю приезжать сюда, и Галка тоже, правда? Мы не первый год катаемся на лыжах в этих местах, и народ симпатичный, вот Ваня, например… Олька, ты не видела, как здесь славно зимой!

– Всё, девчонки, давайте спать…

1 сентября.

Следующий день ознаменовался двумя событиями. После завтрака мы поднимались на Чегет пешком по ходу кресельной дороги. С кресел несутся реплики:

– Им жалко сорок копеек…

– Ну как там у вас – не жарко?

– На обратном пути спущусь с вами вместе…

Девушки в который раз рассказывают мне про их любимое кафе «Ай», мимо которого мы идем.

– Ты бы знала, как здорово выпить горячего кофейку, стоя на лыжах!

– Обязательно возьмем тебя зимой!

Пока что, раз мы без лыж и кофе, можно заглянуть на маленький базарчик, и под палящими лучами солнца (в тени +28) перемерить штук по 10 толстых пуховых кофт разного цвета от 30 до 100 рублей. После долгой торговли я купила платочек маме за 13 рублей вместо 15.

Более интересное мероприятие ожидало нас после обеда. Поездка на автобусе в ущелье Адылсу по пыльной дороге закончилась длинной прогулкой с личным инструктором по ущелью. Он вел нас троих по системе Куца: 400 шагов медленно и 400 шагов бегом, не важно – вверх или вниз. На вопросы любознательной Аллы во время остановок: «Это что за вершина? Как называется ущелье?» – Бородатый инструктор отвечал: «На Кавказе люди гордые!» – и шел дальше… Конец маршрута проходил по узкой тропе с обрывами с двух сторон до озера прямо на леднике.

За ужином мы со смехом рассказывали о прогулке нашему шефу Ване, у которого были в гостях по случаю дня его рождения. Все веселились, особенно напевая только что переделанную песню из французского фильма:

 
Хорошо в горах мечтать, чистым воздухом дышать.
Лучше наших гор на свете не найти,
Когда солнце не печет и тропа к снегам ведет
И нарзаны попадаются в пути.
 
 
Эй-о, эй-о, эй-о, эй-о,
Если только путь веселый у туриста,
Эй-о, эй-о, эй-о, эй-о,
То всегда найдет он счастие свое.
 
 
Трое смелых храбрецуж, позабыв, где внук, где муж,
В Приэльбрусье устремились на Терскол.
Сам Чегет, крутой Бечо и Дангуз им нипочем —
Покоряет все вершины слабый пол.
 
 
Эй-о, эй-о, эй-о, эй-о,
Если только путь веселый у туриста,
Эй-о, эй-о, эй-о, эй-о,
То всегда найдет он счастие свое.
 

2 сентября.

Накануне вечером волновались, что испортится погода и сорвется восхождение на Эльбрус. Основания к тому имелись – днем был шквал, на Эльбрусе снег, вагон на канатке завис, пассажиров снимали в мешке. Но утро встретило нас солнцем, поэтому, взяв на случай непогоды свитера и куртки, запасшись пирогом, яблоками и фотоаппаратом, после очень сытного завтрака мы рванули в направлении Азау – канатка – станция Мир (3500 м) и пешком до Приюта 11 (4200 м). Дорога шла широкая, гравийная, ее прокладывают трактора, а потом перешла в лед и снег. На солнце все это подтаяло, поэтому мы проваливались в снеголед по щиколотку. Остаток пути без ледоруба и триконей идти было очень скользко, желание после Приюта покорить седло Эльбруса без снаряжения пришлось оставить. В отличном состоянии и настроении мы доползли до приюта. Там съели припасы, угостили еще голодную группу, надели свитера под куртки, вымазали лица добела кремом и двинулись в обратный путь. А на Приюте было очень сурово и неуютно, особенно в такой день, как сегодня, когда всё в облаках и ветер воет. Отсюда храбрецы в конце XIX и начале XX века (Пастухов и два кабардинца) штурмовали западную и восточную вершину Эльбруса.

На обратном пути случайно влились (в прямом и переносном смыслах) в группу, с которой пойдем на перевал. С ними катились по мокрой снежной каше до камней, они рядом с нами были тут же взорваны. К обеду успели вовремя.

Вечером с нашим старинным другом Федором и его супругой Женечкой пошли на вечер поэзии и романса в «биб-ку». В элегантной библиотеке, украшенной причудливыми корнями, икебаной и прочими прелестями, пелись романсы под гитару. Увы, к моменту нашего появления мероприятие заканчивалось, гитарист ушел. Специально для нас инструктор Леночка исполнила одна и с Женечкой три песенки под аккомпанемент рояля. Ох, как было славно! Наши души вознеслись к вершинам Донгуза, и в таком состоянии мы вышли на крыльцо базы «сливаться» с новой туристской группой.

У той группы настроение было абсолютно противоположное нашему. Они слушали потоки матерных анекдотов из грязных уст какого-то Германа. Когда инструктор представила нас как трех девушек из Ленинграда, Герман радостно разразился фонтаном мата, в котором конкурировали слова на Х. и П. Мы заплакали и ушли выть на луну!

3 сентября.

От похода в ущелье Адырсу нас ничто не могло остановить, даже пыльная буря, случись она сейчас! Мы бы побежали, чтобы больше не «сливаться». Утро было туманное и ничего хорошего не предвещало. Но удача сопутствовала – быстро добрались до Верхнего Боксана и, поднявшись на 350 ступенек по лестнице, двинулись в сплошном тумане. И вот мы под облаками. Светит солнце, сверкают снежные вершины, впереди гора Ул у тау и два альпинистских лагеря необыкновенной красоты и чистоты. Сразу захотелось здесь остаться и пожить. Делаем привал, слушаем рассказ спутника Мирона о соседних перевалах, горах, восхождениях, альпинистах, их удачах и неудачах… Делаем пару фото и быстро спускаемся вниз. По дороге лакомимся вкусной малиной с кустов и поем песни! Единогласно решили, что это самое красивое ущелье из всех, которые мы в эти дни посетили.

К обеду вернулись на базу, сделав за шесть часов 20 километров. Молодцы, ленинградские девушки!

Вечером после сбора вещей отправились к другу Ване на прощальный ужин, который прошел в теплой обстановке за распитием российского полусладкого.

4–5 сентября.

В девять часов утра после построения пропето и выкрикнуто все, что положено… и в путь! Северный приют представляет собой бункер – ангар из алюминиевых листов с двумя рядами коек в два этажа и столовым помещением. Мы втроем мыли посуду, чистили картошку – так вливались в группу. Схрупали по яблоку (в одиночку), обследовали окрестности, любовались горой Донгузоруном и Накрой. Легли спать все вместе на две верхние кровати – так теплее. Подъем в три часа ночи.

Что тут в горах началось! Молнии, гром, дождь, град и ветер такой, что кажется, сейчас улетит этот алюминиевый ангар. Но в три часа все-таки народ встал, а в пять вышел в путь.

Медленно движемся к перевалу… вступили на ледник. Очень скользко, камни едут вниз, и ты норовишь уехать туда же. Ледорубом инструктор прорубает хилые ступени. Наконец, вершина. Дошли до нее без приключений. Группа получает туристские значки и шоколад, мы жуем яблоки и первыми устремляемся вниз. Дорога (тропа) поначалу все такая же сложная (осыпи, лед, наледи), спуск крутой. Проходим альпийские луга (красотища!). На переправе через бурную реку Ольга хотела утопить про водника свана Тараса, но он вовремя понял ее намерения. Идем и идем. Встречает нас еще один проводник. Шагаем вниз почти без остановок, кругом горы, покрытые лесом в несколько ярусов. Много ягодников – малина, что-то похожее на нашу черешню, нарзанные источники… И вот Южный приют – Накра. В пути были с пяти часов до шестнадцати. У всех все болит, но только не у нас (!). Поев обед, приготовленный предыдущей группой ленинградцев, бежим еще пять километров в село, где раздобыли «кальвадос». Вечер проходит на веранде уютного приюта в разговорах с туристскими дикарями из Донецка под звуки музыки. Решаем вопрос – ехать нам или не ехать в Местию. Хмурое дождливое утро решает за нас – не отклоняемся от прямого пути – едем в Сухуми!

6 сентября.

Едем, едем… Сначала по ущелью реки Накры, потом по ущелью реки Ингури. Автобус набит рюкзаками и очень симпатичными туристами. Водитель показывает и рассказывает об Ингури ГЭС, она еще строится, но уже видна красавица-плотина.

В Зугдиди едим в харчевне, впечатление такое, что едим один перец.

Из Зугдиди прямая дорога идет до Сухуми, здесь наша славная группа должна разъехаться. Подруги Алла и Галя заворачивают на отдых в Пицунду, а Ольга, то есть я, – из Сухуми лечу домой. Дело в том, что завтра у меня день рождения, обещала быть с семьей. Поэтому в сухумском ресторанчике мы последний раз выпиваем за мое «летие», удачное завершение поездки боевых подруг, закусываем и подводим итоги небольшого, но замечательного кавказского похода. На прощание дружно хором исполняем последний куплет полюбившейся песенки:

 
Все ущелья обойдем, если только не помрем,
Чтобы стройные фигуры сохранить.
Но зачем такая страсть, так легко с горы упасть.
Лучше в гору на подъемнике вкатить!
 
 
Эй-о, эй-о, эй-о, эй-о,
Если только путь веселый у туриста,
Эй-о, эй-о, эй-о, эй-о,
То всегда найдет он счастие свое.
 

1985 год
Ленинград

Товарищи!

Повод, по которому собрались здесь, за этим столом, довольно необычен, настолько не лезет ни в какие ворота, что так и подмывает сказать: «Не может быть!»

И действительно, сколько ей лет, этой женщине, которая с легкостью необыкновенной совершает регулярные марш-броски в различные уголки нашей Родины и за ее пределы? Двадцать? Тридцать?

Сколько ей лет, если она, засучив все, что можно засучить, отважно вступает в безнадежный поединок с зарослями сорняков на дачном участке и побеждает в этом поединке? Тридцать? Сорок?

И это не важно, что плотина, которую она посетила, немедленно протекает, как дуршлаг, а урожай фруктов и овощей с участка можно унести в двух пригоршнях. Это не важно. Важно состояние духа. А дух ее бодр и молод!

Смотрите, вот она опять, игнорируя отдельные потертости отдельных мест на пальто мужа, отсутствие материнской ласки у дочери и зятя, а также хроническое недоедание кота, устремляется в очередную авантюру, которая на суровом языке быта именуется «перестройкой веранды». Таким образом она, как обычно, приняла участие в событиях государственного масштаба – «перестройке» страны.

И это не важно, что предполагаемый прораб после первого же контакта с нашей героиней дает дуба, а закупленные стройматериалы растаскиваются более заинтересованными лицами. Это не важно. Важно состояние духа, а дух ее бодр и молод.

Сколько ей лет, этой женщине? Сорок, тридцать? Сколько ей лет, если она, вооружившись лопатой, в рекордно короткий срок сооружает и облицовывает огромный котлован, в дальнейшем именуемый бассейном?

И это не важно, что в бассейн, как в старых добрых арифметических задачах, сколько воды втекает, столько и вытекает. Она не мыслит категориями арифметики. Ее дух парит в сферах высшей математики. Сколько ей лет? Тридцать? Двадцать?

А вот она, возвратившись из очередного вояжа, в краткие минуты пребывания в семье, истосковавшись по домашнему хозяйству, как тигрица набрасывается на газовую плиту, кухонный стол, швабру, тряпку, мужа, дочь, зятя и кота. Она стирает, гладит, моет, стряпает.

И это не важно, что бывает это два-три раза в году, и что муж, кот, дочь и зять, кратковременно погрузившись в нирвану ее забот, после отъезда нашей героини ощущают всю ничтожность своего существования с удвоенной силой. Это не важно. Важно состояние духа. А дух ее бодр и молод. Сколько ей лет?

Баркароля

 
Ольга Гедальевна! Милая Оля!
Вам бы в Италии плыть на гондоле,
Легкое кьянти закусывать пиццей.
Ольга Гедальевна, хватит трудиться!
 
 
Припев:
О – ля – ля – ля – ля – ля
О – ля – ля – ля – ля – ля
Оля – Оля – Оля – Оля – ля – ля
Оля – Марголя!
 
 
Утром – в имении, днем – на Камчатке,
Ночью – в Туркмении, утром – на грядках…
Где ж тут расслышать Вам звук мандолины?
Ольга Гедальевна, к черту плотины!
 
 
Припев:
О – ля – ля – ля – ля – ля
О – ля – ля – ля – ля – ля
Оля – Оля – Оля – Оля – ля – ля
Оля – Марголя!
 
 
Ждут Вас посуда, полов подметанье,
Верного мужа под вечер брюзжанье,
Всех домочадцев счастливые лица…
Так не пора ли в семейство Вам влиться?
 
 
Припев:
О – ля – ля – ля – ля – ля
О – ля – ля – ля – ля – ля
Оля – Оля – Оля – Оля – ля – ля
Оля – Марголя!
 
 
С датою славной мы Вас поздравляем,
Жизни свободной дружно желаем!
Песня кончается. Сил нету боле.
Ольга Гедальевна, Оля – Марголя!
 
 
Припев:
О – ля – ля – ля – ля – ля
О – ля – ля – ля – ля – ля
Оля – Оля – Оля – Оля – ля – ля
Оля – Марголя!
 

Поэма Хорошо

 
Я земной шар чуть не весь обошла,
И жить хорошо, и жизнь хороша,
А мне с натурой боевой, кипучей —
И того лучше.
 
 
Живу не в Израиле и не в Каире,
Ленинград, Фурманова, 24.
Сто квадратных метров жилья.
Пятеро нас – Боря, Гена, Катя, я,
И кошка Пушения.
 
 
Рядом витрины всех магазинов,
В окнах продукты: водка, фрукты,
Ряды бакалеи, хожу, балдею.
Стала оперяться моя кооперация!
 
 
Цены снижены на соки разные,
Покончим, вижу я, с пьяной грязею!
Дрожжи дороже! Им дрожь по коже.
Бьем грошом. Очень хорошо!
 
 
Стою у витринных книжных груд.
Сейчас нет меня в поэтической рубрике.
Пока лишь друзья меня прочтут,
Но буду любимцем широкой публики.
 
 
От пыли взбитой глаза плачут.
Вишневские в автомобиле везут на дачу.
Вот дача – зеленое здание, горка,
бассейн – мои создания.
Копайте все вместе в моем поместье.
 
 
Черная смородина, красная роза.
Славлю Родину стихом и прозой.
Над Кобриным небо – синий шелк.
Никогда не было так хорошо!
 
 
Тучи – кочки переплыли летчики.
Это летчики мои. Лечу в Синегорье,
Там с гидроцехом пойдут бои
По число по первое.
 
 
В газету глаза: молодцы наши!
Пестрит передовица победным маршем.
Дамба растет у всех на виду.
Защитим Ленинград от наводнений!
Я туда с прибором приду
И массою разных нововведений!
 
 
За городом – поле, в полях – деревеньки.
В совхозах фирмы «не вяжут веники».
Внаклонку инженеры с тяпкой на пашне.
Я со всеми в одной упряжке.
 
 
Посуду мою, варю кашицу,
А после работы еще пляшется.
Республика наша строится, дыбится.
Свекровь Катина разводит рыбицу.
 
 
Другим странам по сто. Гниют в своем гробе.
У нас – интенсификация девяносто!
Твори, выдумывай, пробуй!
 
 
Радость прет! Не для вас уделить ли нам?!
Жизнь прекрасна и удивительна.
Лет до ста расти мне без старости.
Год от года расти моей бодрости.
 
 
Славьте все меня – символ молодости!
 

Л. М. Вишневская

В. В. Маяковский

(или наоборот)

Сама как жизнь – из альбома

Мир души – искусство – наука – дом – ремесла – спорт

 
Удачней родиться не было срока.
Боги Олимпа и боги Востока
Собрались отметить это явленье
И дали свое БЛАГОСЛОВЕНЬЕ.
 

Мудрость таланта

 
Для Муз твой дом – почти Парнас.
Все здесь толпятся – и Пегас.
К искусствам поощрил уклон
Сам лучезарный Аполлон.
Пегас твой отдыха не знает,
Стихи и песни он слагает,
А рыцарям и близким дамам
Сонеты, гимны, эпиграммы.
А уж в приливе вдохновенья
Поэм серьезные творенья.
Пегас владельцем лиры стал
Как истинный профессионал!
 
 
Фортепьяно льются звуки,
Счастье в них, восторг и муки.
Бах, Бетховен и Петров…
Шпарит Ольга, будь здоров!
Под гитары перезвон
Звук гитары томной
Плыл, бывало, из окон
Кельи ее скромной.
 

Мозговой штурм и творчество

 
Наукам отдала ты годы
От гидро – до социологий.
И гидротехник ты и даже военспец,
Науку жить постигла наконец!
От ГЭС и ГРЭС ты свет
Проводишь людям много лет!
Присущ всегда тебе размах
В больших строительных делах:
То арки строишь до небес —
Свой человек в народе,
А то – восьмое из чудес —
Бассейны в огороде.
То шьешь, то вяжешь свитера
Мгновенно, как новатор.
(Хватило б этих свитеров,
Чтоб окружить экватор!)
 
 
Или планируешь в саду
Пейзаж в японском стиле:
Что – на еду, а для души —
Гора камней и лилий.
То роз разводишь миллион
Невиданных сортов.
Идет народная молва
О красоте цветов.
Тут слух пронесся – ты взялась
За дачные проекты.
Они готически стройны,
Как взлеты интеллекта.
 

Открывая мир в движении

 
В гимнастике, в гимнастике
Брала любой снаряд.
В итоге – сила с пластикой
И бодрости заряд.
А йоги сложные асаны
Дают возможность к совершенству.
А погружение в нирвану —
Уход от суеты к блаженству.
Ах, какое наслажденье
Мчаться рысью иль галопом!
Вот, где скорость, вот движенье,
Если есть седло под попой!
Туристом ты зимой и летом
В командировках, в отпуску
Все путешествуешь по свету
Не то, чтоб разогнать тоску —
На юг – к верблюдам и мечетям,
На север – в Арктику, во льды,
На запад – к викингам, в их сети,
А на восток – где есть киты!
В заморский край, ко всем славянам,
Румынам, венграм, марсианам —
Не раз уж нанесла визит
И покорила их столицы,
Имея скромный реквизит.
Все покорила, все окрест —
Не покорен лишь Эверест,
Слоновой кости берег
И континент Америк.
 

Жизненная позиция

 
Священнодействуешь, как жрица,
Пестуешь пламень очага,
На страже родственных традиций —
К их сохранению строга.
Дух мудрости царицы Савской
Потомству формирует дом.
Борис Марголин род возглавил,
Как у древнейших – Соломон.
Катюша – море обаянья,
В грядущее живая нить,
Под вашим пристальным вниманьем
Сумела личность сохранить.
Умело быт организуешь,
Легко справляешься со всем,
Солишь, печешь и маринуешь,
(Так может только ЭВМ).
Друзей старинных собирает
Твой щедрый, вкусный, длинный стол.
И счастлив тот, кто был печален,
И весел – кто был очень зол.
По дому ходит кот ученый
И дополняет интерьер
Твой Пуша – верный кавалер!
 

Загадка души

 
Чужой души загадки,
Как тайны мироздания —
А из каких слагаемых
Рождается сознание?
На огневой позиции
Была бы комиссаром,
А в сфере социальной —
Ты лидер неформальный.
Не культу идола верна,
А культу мест святых.
Церквей без счета обошла,
Чтобы взглянуть на них.
Душа твоя парит
В порывах увлечений
И к переменам склонна,
Как ветер и как волны.
 
 
Как видим, боги не дремали,
Когда судьбу твою решали.
И так идешь по миру ты
Без ахиллесовой пяты.
 

А. К-ва, А. Л-ко – авторы, редакторы, художники Ленинград. «Самиздат», 1985. – 37 с., 37 илл.

 

Портрет прекрасной дамы – моей мамы

В моей душе запечатлен
Портрет одной прекрасной дамы.
Ее глаза в иные дни обращены.
Там хорошо, и лишних нет,
И страх не властен над годами,
И все давно уже друг другом прощены.
 
 
Не оскорблю своей судьбы
Слезой поспешной и напрасной,
Но вот о чем я сокрушаюсь иногда:
Ведь что мы сами, господа,
В сравненье с дамой той прекрасной,
И наша жизнь, и наши дамы, господа?
 
 
Еще покуда в честь нее
Высокий хор поет хвалебно,
И музыканты все в парадных пиджаках.
Но с каждой нотой, боже мой,
Иная музыка целебна.
И дирижер ломает палочку в руках.
 
 
Не оскорблю своей судьбы
Слезой поспешной и напрасной,
Но вот о чем я сокрушаюсь иногда:
Ведь что мы сами, господа,
В сравненье с дамой той прекрасной,
И наша жизнь, и наши дамы, господа?
 

Вместе с Булатом Окуджавой Екатерина и присоединившийся Геннадий

Ответное слово юбиляра

Про музыку

 
Пришла пора мне жизни круг
Вписать в симфонию.
О том, что музыка – мой друг,
Хочу напомнить я.
На свет явилась, не спеша,
Не в темпе престо.
Зато мажорная душа
Была и есть я.
Оркестр в детстве мне играл
Галопы, вальсы,
Но оборвался тот финал
Под грохот свастик.
 
 
Вторая часть, звучит она
Почти в аллегро.
Здесь боль слышна и кровь видна
Широким спектром.
Я школу сталинских времен
Запомню в марше.
Как заглушить старался он
Всю подлость старших!
В наш мир проникнуть не могли
Ни джаз, ни блюзы.
А «формалисты»-
Их «ушли»
Прочь из Союза!
Меня навеки покорил
Тогда Бетховен.
О, сколько ярости и сил!
Как он огромен!
 
 
Хотелось жить, страдать, любить,
Петь в полный голос
И беспощадно перебить
Забывших совесть!
 
 
Кончается вторая часть
В спокойном духе.
В любви, да и в работе страсть
Чуть слышит ухо.
 
 
По музыкальности своей
И по накалу
Часть третья – лучшая в моей
Симфонии стала.
В ней ритмы, тембры и тона
Всех стран и наций,
В ней музыка вовсю слышна
И шум оваций.
От опер до ритмичных пьес
В попсовом стиле.
Мир звуков, светлый мир чудес
Мне вновь открылись.
В ней полон нежности Шопен,
Ван Клиберн в блеске,
Чайковский – мастер русских сцен,
Щедрин – советских.
Верхом, в галопе я несусь,
В семье – квартеты,
Аккордно – на работе бьюсь,
В любви – дуэты,
Сонаты – пробую учить,
Вяжу – в адажио,
А в филармонию ходить
Устала даже.
 
 
Финал – на дальнем рубеже.
Но уж немало,
Что тему выбрала уже
Я для финала.
Когда придется умирать
Не в миг, а долго,
Я попрошу друзей мне снять
Пластинку с полки.
Под звуки Баха, под орган,
В его аккордах,
Покину этот грешный стан
Для встречи с чертом.
 

Про работу

 
Вы громко будете смеяться и даже скажете: «Критинка!»
А я хочу в любви признаться ПЛОТИНЕ.
Плотина – принадлежность века и даже атрибут его.
Модель гиганта-человека
ДВУХСОТ-МЕТ-РО-ВО-ГО!
 
 
Ручищами из глыб бетона, перегораживая реки,
Она ландшафты и сезоны меняет резко.
Она как женщина красива и явно по-мужски сильна.
В ногах ее сверкает диво МОРСКОГО ДНА.
 
 
Свой труд я отдаю плотине и знания ей отдаю.
Я – гидротехник беспартийный – ЕЕ ПОЮ!
 

Про путешествия

 
Земля скользила под ногами.
Пугая человечий слух,
Из жерла жаркого, как пламя,
На волю рвался Серный Дух!
 
 
И было жутко в Преисподней,
И было радостно в Аду.
Мне снишься ты такой сегодня,
Камчатка! Я к тебе приду!
 

Единственному мужу

 
Люблю тебя, Борис Марголин!
Люблю твой строгий, стройный вид!
Люблю тебя, когда ты болен
И даже если ты сердит.
Твоих извилин трепыханье
И ироничный дерзкий слог,
Скабрезных слов очарованье
(Без них стихов писать не мог)
Меня доводит до экстаза.
И не одна еще зараза
Тебя не переплюнет, нет.
Ты – светоч. Ты – большой поэт!
 

Любимой Катюшке

 
Стою – взволнована до слез,
Стараюсь проглотить комок,
Унять волненье, что принес
Звенящий жалобно звонок.
 
 
Что вдруг заставило меня,
Увы, без сантиментов мать,
Систему нервную кляня,
Потом в троллейбусе рыдать?
 
 
Последний раз звенел звонок,
Последний в школе был урок,
В последний раз десятый класс
Учителей хвалил сейчас,
 
 
В последний раз цветы дарил,
В последний – речи говорил,
В последний раз он песни пел
О том, что полюбить успел,
 
 
В последний раз тепло шутил,
О том, что кто-то был им мил,
А кто-то мыслить научил,
Хотя в любимых не ходил.
 
 
И храбро выпускница-дочь,
Стараясь слезы превозмочь,
Прощалась здесь в кругу друзей
Со школой, с юностью своей.
 
 
И столько юной теплоты
В словах сквозило и в глазах,
Что, если б был со мною ты,
Погрязший по уши в делах,
 
 
Не мог бы равнодушным быть,
Исподтишка достал платок,
Волнения не в силах скрыть,
Переживал, как я, «звонок».
 

Друзьям

Профессору

 
Я люблю тебя, Лис,
Что само по себе и не ново.
Я люблю, и на «бис»
Повторю это слово я снова.
В звоне каждого дня
Я так занята, нет мне покоя —
Есть семья у меня.
Лис, ты знаешь, что это такое?
Мною много дано —
Я пресытилась этим до края.
Не нужна мне давно
Бескорыстная дружба мужская.
Так плати, не скупись,
И вкусим звуки страстного гимна!
Я люблю тебя, Лис,
Без надежды, что это взаимно!
 

Ученой подруге

 
Я – гидролог. Объясняться излишне.
Знаю прогноз, А_мах и С_v.
И вот о тепле кое-что услышав,
Закон Джоуля задержала в голове.
Не просто калории – задача Стефана!
Нет ни границ, ни цифр, ни хрена!
Можно б свихнуться поздно или рано,
Но тут на помощь пришла ОНА!
Она научней, чем тысяча наук,
Умней Эйнштейна и Павлова Вани.
Да что говорить – этот звук
Знаком всем с пеленок, это – БАНЯ.
 
 
Придешь усталая, вешаться хочется,
Ни щи не радуют, ни чая клокотание.
А в БАНе попаришься, и глупый расхохочется
От этого научного щекотания.
Сидишь и мыслишь, долго, долго.
Думаешь, что думаешь, пока охота.
И вот уже в мыслях появляется Волга,
А там недалеко и до белого парохода.
Себя оглядев в зеркало вправленное,
Влажу в пальто с медвежьей грацией.
Влажу и думаю: «Очень правильная
Эта моя будущая ДИССЕРТАЦИЯ!
 

Дорогой Лерочке

 
«Я в долгах, как в шелках.
А в шелках я до пят.
Оттого в деньгах крах,
Дыбом кудри стоят.
Я в столичной толпе
Всем купила шмутья,
Но, верна вновь судьбе,
Без копеечки я.
Я и деньги – враги!
Или я, иль они!
Кто сказал: «Береги!»
Их подальше гони!
Их на ветер бросай!
Их под хвост злому псу!
Вновь в долги залезай!
Без монет – не пасуй!»
 

Многострадальному мужу

 
Да, друг мой, тяжело. Сочувствую тебе я
И не жалею слов. Замучился. Седеешь.
От всех моих идей и разных увлечений,
(Включая и людей), одни лишь огорченья.
То деньги на кино, на пленки и натуру,
То с лошади одной валюсь, конечно, сдуру.
То в мире тишины, когда сидишь печальный,
Все вдруг оглушены бренчаньем на рояле.
От этих всех бы дел уехать в санаторий.
(Ты этого хотел), меня ж не переспорить.
Я на гору тащу, а что уже сверх меры,
Я исправлять прошу и рифмы, и размеры.
 
 
Прости, мой муж, грешна. Другой быть не могу я.
Не нравится жена? Ну что ж, бери другую!
 

И наконец (акростих)

 
Мне многое постигнуть хочется,
А жизнь – она так ограничена.
Решить, как отношенья сложатся,
Где ложь, а где, возможно, истина.
Одной быть лучше или с кем-нибудь,
Любить убогого иль сильного,
Искать труднее или легче путь,
И как найти его, пока мобильная?
А жизнь, она так ограничена…