Текст книги "Ревность и ее отсутствие"

VI

Пока Евгения с мужем наслаждалась жизнью на берегу океана, подруги ее проводили время куда более прозаично. У Ксении на работе случился аврал: написали заявление об увольнении сразу два человека. Место одного так и пустовало, а на должность менеджера приняли новую девочку, которая отличалась непроходимой тупостью, и никак не могла понять простых вещей. Работать было абсолютно некому, и Староверова зачастую даже оставалась без обеда, чтобы не задерживаться в отделе после рабочего дня.

Вечерами она спешила домой, где ее ждал Ромашка. Они вместе ужинали, а потом Ксения пыталась подтянуть сына по русскому языку – с этим предметом у мальчика неожиданно появились проблемы. Староверова, филолог по образованию, просто диву давалась, как можно не запомнить, что «ча» и «ща» пишется через «а», когда она вдалбливает сыну это уже несколько дней подряд. М-да, видно, Ромка был похож на своего отца не только внешне, но и унаследовал его умственные способности. Ксения вспоминала, как, будучи женой Дениса, смеялась над полученными от него СМС-сообщениями: они поражали ее своей безграмотностью. С английским у Ромки было тоже не ахти, и Староверова занималась с сыном еще и по этому предмету. Когда же, наконец, тот, одуревший от не дающихся ему наук, отправлялся спать, Ксения занималась домашними делами: готовила сыну обед на завтра (к счастью, Ромка научился пользоваться электрической плитой и мог самостоятельно подогреть себе еду), гладила одежду, зашивала носки, которые мальчик протирал с рекордной скоростью…

Убирать в квартире с недавних пор Ромка стал ей помогать. Правда, небескорыстно, приходилось стимулировать сына деньгами. За то, что сын протер пыль, он получал десять рублей, за то, что подмел (пылесосом Староверовы пока не обзавелись) – двадцать, а мытье полов оценивалось в тридцадку. Ксения понимала, что это не совсем правильно, но по доброй воле приобщаться к домашней работе мальчик наотрез отказывался, а ей не хотелось, чтобы сын чурался этих обязанностей, как черт ладана.

Наглаживая Ромашке к школе брюки, Ксения удрученно окидывала взором свою убогую квартирку, за которую она вот уже несколько месяцев как полностью расплатилась с банком, и терзалась сомнениями. Вправе ли она, живя в таких ужасных условиях, думать об отдыхе на море? Наверное, надо было не предаваться мечтам о песочных пляжах, а подумать о том, как быстрее привести в надлежащий вид свое жилье, доставшееся ей с таким трудом. Но Староверова ничего не могла с собой поделать. Это была ее вторая заветная мечта! Все подруги и сослуживцы побывали на море, а она, Ксения, начальница отдела крупной компании, только слушала чужие рассказы! Ее воображение вопреки воле рисовало перед глазами умиротворенную картину: она лежала на берегу моря в широкополой соломенной шляпе, а тут же строит замки из песка восторженный Ромка. Да, Ромка! Он ведь тоже очень хотел искупаться в море! Отказаться от поездки на море, значило, предать не только свою мечту, но и огорчить сына. Бог с ним, с ремонтом! Жила Ксения столько лет в квартире с отошедшими обоями и пожелтевшим потолком, поживет еще немного. А сразу после возвращения с курорта она непременно начнет откладывать деньги на ремонт.

У Нади Елисеевой заболела Варюша. Начинался март – первый весенний месяц. Детский организм, ослабленный после долгой зимы, не справился с атакой вирусов, и дочка слегла с температурой. Вызванная на дом врач поставила диагноз ОРВИ и выписала девчушке кучу лекарств. Больничные листы в агентстве у Нади не приветствовались, и поэтому Елисеева поступила так же, как и прежде, если вдруг дочка заболевала —отвезла Варюшу к маме.

Каждое утро для нее начиналось со звонка в квартиру родителей. Надя узнавала, как прошла ночь, не поднималась ли температура, сильно ли кашляет малышка, и только потом собиралась на работу. Еще пару раз интересовалась здоровьем дочки в течения дня, а после работы снова звонила, спрашивая, что из лекарств или продуктов нужно купить. Потом забегала в аптеку или магазин и неслась на улицу Рябцевой. Там она просиживала допоздна, пока, наконец, рассерженная мама не выталкивала ее за дверь.

– Тебя вырастила, и здесь справлюсь, – ворчала Любовь Алексеевна. – Ночь на дворе, иди уже, муж будет волноваться.

Но Вадим не торопился тревожиться – ни за жену, ни за больную дочь. Университет, в котором он преподавал, находился всего в пяти минутах ходьбы от дома, где проживали Надины родители. Однако Вадим никогда не забегал к ним хотя бы на минуточку, чтобы проведать Варюшу.

Надя сидела в полупустом автобусе, который резво катил по свободным улицам. Днем на Московском проспекте образовывались, самые настоящие пробки, как в столице, а сейчас был одиннадцатый час. Глядя, на огни ночного города, Елисеева чувствовала, что смертельно устала. А дома наверняка ждет полная раковина грязной посуды – муж никогда не утруждал себя мытьем. Самое главное, что даже поругаться по этому поводу с ним было невозможно. Вадим Елисеев страдал редкой формой аллергии – он не переносил ссоры.

Надя узнала об этом странном недуге через полгода после свадьбы, когда уже носила под сердцем Вареньку. Беременность протекала тяжело: мучил токсикоз, часто падало давление… Она приходила с работы и падала без сил на кровать. Но Елисеев не замечал мертвенной бледности жены. Все, что его волновало: есть ли в шкафу чистые рубашки, в холодильнике еда… И не касалось его, как тяжело было Наде готовить борщ, когда от одного запаха еды воротит. Как-то раз она закатила ему скандал:

– Неужели ты не видишь, что мне плохо? Почему бы тебе в выходной день самому не приготовить обед, не убрать хоть раз в квартире? – плакала она.

– Но ведь это же женские обязанности, – недоумевал кандидат технических наук. – У нас дома этим всегда занималась мама. Ты женщина, поэтому должна все делать. И еще: мама никогда не орала на отца. Будь добра, не разговаривай со мной в таком тоне. Я не выношу скандалов.

Когда Надя сорвалась на крик повторно, муж просто не стал ее слушать. Он молча подошел к двери, набросил на плечи куртку, напялил шапку и, хлопнув дверью, куда-то ушел. Заявился лишь в первом часу ночи, даже не соизволив позвонить беременной жене и сказать, где пропадает все это время.

Отношения с Вадимом изменились кардинальным образом. Куда подевался тот веселый, заботливый молодой человек, с которым она познакомилась год назад? Иногда Надя плакала по ночам, когда он, отвернувшись к стенке, храпел рядом. Как и любая женщина, она надеялась, что рождение ребенка все изменит. Но ничего не поменялось. К хлопотам по дому просто добавился уход за ребенком. Варенька часто кричала, у нее болел животик, Вадим нервничал, потому что она мешала ему спать. Через несколько дней он взял подушку и ушел от жены в другую комнату. Надя вновь постаралась взять себя в руки. Надо было заниматься ребенком. Спасибо маме. Видя, что новоиспеченный отец не торопится помогать дочери, Любовь Алексеевна взяла часть обязанностей на себя.

Когда дочери исполнилось полгода, Вадим все-таки вернулся в супружескую спальню. Но с женой стал холоден, хотя Надя никогда не отказывала ему в ласках. Не умел он и сострадать: когда осенью жена заболела ангиной, и у нее поднялась высокая температура, он ни разу не предложил ей помощь. И Надя невольно вспоминала теплого, отзывчивого Константина Чижова, который мог позвонить ей и сказать:

– Солнышко, я так хочу провести сегодняшний вечер с тобой. Но у меня дела, иначе мой бизнес окончательно развалится.

– Ну что ж, – вздыхала она, – значит, в другой раз.

– Нет, до следующего раза я не доживу. У тебя ведь лекции в пять заканчиваются? Я подъеду на наше место, посмотрю в твои глаза, поцелую и уеду…

Той острой боли, которую прежде испытывала Надя, вспоминая его, уже не было, просто становилось грустно, что Вадим совсем не такой, как Константин. Потом она заставила себя не думать о Чижове, ведь тот никогда не был с ней до конца.

Те вечера, когда Вадим не был занят в университете, он проводил у телевизора, равнодушно взирая какие-нибудь боевики. Но иногда супруг, сидя на кухне за ноутбуком, что-то увлеченно чертил. Однажды жена поинтересовалась, что это.

– А, небольшая подработка… Зарплата преподавателя вуза невелика, – объяснил Елисеев. – Вот и приходится делать курсовые нерадивым студентам.

– Что-то твоя подработка никак не отражается на нашем семейном бюджете, – заметила Надя.

– А ты хочешь, чтобы я тебе и эти деньги отдавал? Знаешь, я ведь могу и не делать ничего, просто не хочется у тебя копейки просить, чтобы пирожки в буфете покупать.

Вскоре Варька начала радовать маму первыми успехами: вот она впервые села, потом поползла, у нее вылез первый зуб… Вадима это не трогало. Он не любил с ней заниматься, не читал книжки, отказывался гулять… И Надя окончательно убедилась в том, что он женился исключительно для того, чтобы решить свои бытовые трудности. Ему было удобно рядом с мамой, которая убирала в квартире, готовила, стирала, гладила его рубашки… А потом неожиданно уехала, оставив сына наедине с этими проблемами. И Вадим принял решение жениться, дабы взвалить этот груз на сильные женские плечи.

Однажды Елисеев пришел из университета в тот момент, когда Надя, пользуясь тем, что дочь уже спала, подклеивала отошедшие на потолке обои.

– Вот черт! Я даже не заметил, когда они отвалились, – сказал он и опять не предложил помощь.

Надя хотела сказать, что отклеились они еще два месяца назад, а муж вообще ничего не замечает вокруг себя, но вовремя прикусила язык. За два года жизни с Елисеевым она уже достаточно узнала его характер. Сейчас опять психанет, хлопнет дверью, побежит неизвестно куда. Надя же потом будет обзванивать его приятелей (мобильник он в таких случаях всегда отключал), дабы выяснить, у кого он отсиживается на этот раз.

Стоило ли говорить о том, что Вадим забывал о таких праздниках, как Новый год, восьмое марта и даже ее день рождения? Сначала Елисеева обижалась на мужа, а потом поняла, что он просто не замечает этого. И, в конце концов, смирилась.

Ведь бывает и хуже, утешала она себя. Ну черствый, невнимательный, не стремиться заработать для семьи, ничего не хочет делать дома, не любит ее и дочку… А если бы каждый день являлся домой пьяный, тратя все деньги на спиртное или не приходил ночевать вовсе? Ревновал бы без повода или, не дай Бог, поднимал на нее и ребенка руку? По крайней мере, она может спокойно сидеть в декретном отпуске и заниматься дочкой, семью он все равно содержит. А каково в жизни пришлось Ксении, которая вообще никогда ни на кого не могла опереться и полагалась во всем только на себя? И вообще, наверное, так все и должно быть. Просто Надя нарисовала себе картинку счастливой семьи, а теперь переживает, что действительность не соответствует ее зарисовке. Ей уже не семнадцать лет, когда все видишь в розовом цвете. Надо научиться воспринимать жизнь такой, какая она есть, и не делать трагедию из мелочей. И находить маленькие радости в жизни: приехала в гости Женька, Баулин пригласил их с мужем на день рождения в ресторан, Ксюшка позвала на девичьи посиделки к себе… Муж с легкостью отпускал ее к подругам, но при условии, что ему не придется сидеть с малышкой. Зато подросшую Варюшу с удовольствием забирали к себе Надины родители. Они видели, что казавшийся перспективным брак не принес счастья их дочери, и хотели, чтобы Надя немного развеялась, а возня с внучкой для них была только в радость.

На следующей остановке ей надо было выходить, и Надя поймала себя на мысли, что идти домой совсем не хочется. Хорошо еще, что завтра у нее был выходной, можно было хотя бы на полчасика подольше поспать. Елисеева вздохнула и, поднявшись с жесткого сидения, стала продвигаться к двери.

Вадим, как обычно, смотрел телевизор, лежа на диване. Когда в прихожей открылась дверь, он не вышел встретить жену. Надя прошла в комнату, равнодушно скользнула взглядом по экрану, на котором какие-то мужики остервенело стреляли друг в друга, села в кресло.

– А, ты пришла, – наконец, муж заметил ее. – Я увлекся, не слышал.

– Вадик, как твои дела на работе? – спросила Надя.

– Почему ты спрашиваешь? Да вроде нормально.

– А почему ты не интересуешься, как Варя?

– Ты же вчера говорила, что она пошла на поправку, – пожал плечами Вадим.

Надя вздохнула: мужчине, наверное, никогда не понять мать, которая постоянно тревожится за своего ребенка. Но равнодушие Вадима угнетало ее. Она совершенно не чувствовала, что замужем!

– Слушай, давай этим летом съедим все вместе отдохнуть на море. Я выберу подходящий тур, – предложила жена.

– Лето – пора отпусков, для агентства прибыльное время. Кто тебя отпустит?

– Я договорюсь с девочками, это не такая уж проблема.

Муж поморщился.

– Ну зачем непременно надо куда-то ехать? Неужели нельзя отдохнуть тут? Съездим в Боровое, там отличное место.

– Вадик, Варе неплохо бы было оздоровиться на море.

– Она тебе там так голову забьет, что ты сама такому отдыху не рада будешь.

– Я так понимаю, ты против.

– Надь, я никуда не хочу, – вздохнув, сказал Елисеев. – По-моему, это неразумная трата денег.

– Потратить деньги на то, чтобы оздоровить ребенка – по-твоему, неразумно?

– Ну чего ты от меня хочешь? – взвился муж, подпрыгивая на диване. – Если Варе надо, езжайте без меня. Вон, с Баулиными скооперируйтесь, они тоже любят раскатывать по морям.

Надя шумно вдохнула, набирая в легкие воздух. Разговаривать с мужем было непросто, еще трудней – не сорваться на крик. Скандалы все равно ни к чему не приведут.

– Ладно, Вадик, я подумаю, – ответила она, переводя дух. – Я устала, пойду спать. Ты скоро?

– Фильм закончится, и приду.

VII

Хмурое апрельское воскресное утро началось в семье Баулиных со скандала. Вчерашний вечер пара провела в гостях у школьного приятеля Станислава, который пригласил их на новоселье. Баулин уже опасался подобных мероприятий, потому что редко какое обходилось без эксцессов со стороны его супруги. Но отказать старому другу было неудобно, и он пообещал, что будет. Перед тем, как они отправились в гости, Баулин просил жену держать себя в руках. Однако что-то подсказывало ему, что разговор этот он затеял зря.

Опасения Станислава оказались не напрасными. Женька опять нарушила спокойную атмосферу праздника, умудрившись наговорить кучу гадостей двоюродной сестре хозяйки. Пришлось вновь извиняться перед хозяевами, перед приглашенными людьми и срочно утаскивать дражайшую половину домой. Новоселье было испорчено, то же самое касалось и настроения. И вот утром следующего дня Баулин разошелся не на шутку:

– Женя, мне все это надоело! Сколько можно?! Мне уже не хочется с тобой никуда ходить! В последнее время ты всюду устраиваешь концерты!

Женька сидела на кровати в коротенькой пижамке, подогнув под себя ноги, и исподлобья наблюдала за мужем, который бегал по комнате в одних трусах.

– Если бы вел себя подобающим образом, все было бы нормально, – наконец сказала она.

– Что я сделал неподобающего? – возмущался Станислав.

– Ты просто пожирал глазами эту мымру! А она вовсю строила тебе глазки!

– Большей глупости придумать нельзя! – фыркнул Баулин, не прекращая носиться туда-сюда. – Задала девушка пару вопросов о процедуре вступления в наследство и что, мне бежать от нее и закрываться в туалете? Женя, если бы ты знала, как я устал от твоих дурацких придирок! Мне твоя ревность, абсолютно беспочвенная, вот уже где сидит! – и Стас провел рукою по горлу.

– А я устала отгонять от тебя девок! – вскочила на кровати в полный рост Евгения. – Они только и вьются вокруг тебя, как будто ты не женат!

– Женя, не впадай в маразм! Ты цепляешься ко всяким мелочам, придумываешь то, чего нет!

– Что значит – нет? – взвилась жена. – Ты будешь отрицать, что разговаривал с этой дрянью?

– Прекрати оскорблять людей! Она не сделала ничего такого, чтобы ты так говорила о ней!

– Ах, ты ее выгораживаешь! Значит, я права, вы успели спеться!

– Надоело, Женя, надоело!!! То тебе в трубке чьи-то голоса мерещатся, то на моей рубашке ты волос какой-то нашла, то я потанцевал в кем-то, то клиентки тебе мои не нравятся… Все это такая мелочь, такая чушь! Почему ты вечно устраиваешь цирк на пустом месте?

– Потому что я тебя люблю! – заорала в ответ Женька, сжав от злости кулаки.

– Это не любовь, это паранойя! Идиотизм полный!

– Ах, ты хочешь сказать, что твоя жена идиотка?!

– Как еще можно назвать женщину, которая сама спокойно не живет, и другим не дает! – в сердцах воскликнул Стас.

– Ах… Ах так?! – Евгения задохнулась от возмущения. – А ты… Ты…

У нее почему-то не нашлось слов, и Баулина в порыве чувств схватила с тумбочки флакончик с очищающим лосьоном и запустила им в мужа. Тот вовремя успел пригнуться, и пузырек ударился об стену. Хорошо, хоть не разбился.

– Истеричка! – в глазах Стаса сверкнула нескрываемая злость. – Я сыт по горло твоими истериками! С меня довольно!

С этими словами Баулин вышел из комнаты. Появился он в ней уже через минуту, волоча за собой большую дорожную сумку. Женька молча смотрела на него, не веря своим глазам. Станислав распахнул дверцы шкафа и начал выкидывать оттуда свои рубашки.

– Стасик, – робко сказала Женька, растерянно моргая глазами, – Стасик, ты что делаешь?

– Неужели непонятно? – Стас выпрямился. – Женя, я достаточно терпел. Я краснел перед людьми за тебя, извинялся за твои выходки, выслушивал нелепые обвинения… Но это уже перебор!

– Ну подожди… Стас, давай поговорим, – Евгения поняла, что перегнула палку, выясняя отношения, и теперь сменила тон, чувствуя, что дело пахнет керосином.

– Я регулярно с тобой разговариваю, но ты не понимаешь меня. Все, окончены наши разговоры, – Баулин быстро натянул джинсы, футболку и, перебросив сумку через плечо, направился к входной двери.

– Стас, ну где ты будешь жить?

– Сниму квартиру, это не проблема, – буркнул через плечо Стас.

– А я?

– А ты живи тут. Никаких материальных претензий я к тебе не имею, – это были последние слова Баулина. Громко хлопнула тяжелая дверь, и Женька подпрыгнула: звук эхом отдался в ее сердце. Она так и осталась стоять на кровати, с растопыренными пальцами и круглыми от удивления глазами. Потом медленно, словно во сне, спустилась на пол и подошла к окну.

Стас открывал машину. Кинул сумку на заднее сиденье, обошел автомобиль и плюхнулся за руль. Спустя минуту, его «Фольксваген» скрылся за поворотом. Женька закрыла глаза.

Как все оказалось просто! Еще вчера они были счастливой парой, вместе ходили всюду, а сегодня он ушел. Боже мой, он ушел! Евгения почувствовала, как слезы наворачиваются на глаза. Не в силах больше сдерживаться (да и зачем?), она упала на подушку и громко разревелась. Стало ужасно себя жалко, и потому что осталась одна и потому что такая дура. Ну зачем она запустила в Стаса этим чертовым флаконом? Если бы ни этот опрометчивый поступок, ссора закончилась бы, как обычно: перемирием в постели. Вот что теперь делать?

Немного поплакав, Женька пошла на кухню, покурила и чуть-чуть успокоилась. Звонить она ему, конечно, не будет. Да, в чем-то она не права, но и он хорош. Во-первых, постоянно флиртует с какими-то цыпочками, во-вторых, нечего было жену идиоткой обзывать. Никогда прежде муж не позволял себе такие выражения в ее адрес. Да, они ругались, но при этом как-то обходились без оскорблений, просто громко и импульсивно обсуждали проблемы. А тут? Идиотка, истеричка! И все-таки было больно, что Стас ушел. Евгении даже в голову не приходило, что они могут так нелепо расстаться. Казалось, что он вечно будет сносить ее выходки, а тут надо же…

Внезапно нахлынули воспоминания. Из давних: первый их совместный отдых на море. Для медового месяца они выбрали Тунис. Женька впервые в жизни летела на самолете и очень боялась. У нее дрожали коленки, когда девушка поднималась по трапу, Баулина буквально умирала от страха, вцепившись намертво в руку мужа. И Станислав весь полет ее о чем-то расспрашивал, не давая остаться наедине со своими мыслями. Это потом уже Женька узнала, что Баулин тоже не испытывает удовольствия от перелетов и, дабы не предаваться грустным мыслям, предпочитает, выпив таблетку снотворного, спать всю дорогу.

Потом вспомнилось, как она захотела сфотографироваться рядом с верблюдом, но боялась к нему подойти, потому что помнила, что это пустынное животное может в тебя и плюнуть. Слава Богу, животное не испачкало Баулину, а фотография получилась хорошая.

От накативших воспоминаний слезы снова подступили к горлу. Находиться в квартире одной было просто невозможно, и рука сама собой потянулась к мобильнику. Кому из подруг позвонить? Только не Елисеевой – она сразу же начнет злорадствовать: я же тебе говорила, нельзя так шпынять Стасика… Дашкин мобильник был почему-то вне зоны действия сети. Алка на роль жилетки тоже не подходила: после того дня рождения в кафе, когда Женька не совладала с собой и набросилась на подругу с кулаками, отношения их стали куда более прохладными. Оставалась Ксения. Та никогда не отчитывала Женьку за недостойное поведение, не ругалась с ней, и Женька, более не церемонясь, набрала номер Староверовой. Та сразу же поняла, что звонит Баулина не просто так.

– Что-то случилось? – настороженно спросила Ксения после слов приветствий.

– С чего ты взяла? – Женька старалась говорить, как можно более непринужденно.

– У тебя голос какой-то странный.

– Да пустяки. Поругались со Стасом, – голос предательски дрогнул, глаза опять заблестели.

– Сильно?

– Ксень, – Женька изо всех сил старалась держать себя в руках, – он… Он ушел.

В трубке на какое-то время воцарилась тишина. Староверова явно не знала, как реагировать на услышанное.

– Ну погоди, – сказала она, наконец, – сейчас побегает, выпустит пар и вернется. Вон, у Надьки Вадим постоянно так делает, если что-то не так.

– Ксеня, он с вещами уше-ол! – заревела белугой Женька.

Надо было отдать Староверовой должное, она не стала утешать подругу по телефону, а сказала коротко и сухо:

– Приезжай.

В этом была вся Ксюша: несмотря на то, что ей приходилось, может быть, в сто раз хуже, но она всегда умела подержать, утешить и не дать окончательно удариться в отчаяние. И Женька не стала раздумывать.

Уже через сорок минут Баулина переступила порог Ксюшиной квартиры. Выглядела Евгения не самым лучшим образом: на лице не было ни грамма косметики, опухшие от слез глаза… Все это говорило о серьезности положения. Обычно подруга никогда не выходила из дома, не «нарисовав» свои и без того выразительные глаза.

– Женя, ты извини, но у меня ничего нет. С утра помыла голову, а фен, гад такой, сломался на днях. И Ромка, как назло, с утра умотал к приятелю. Поэтому будем просто пить чай и разговаривать, – сказала Староверова, доставая из шкафчика кружки.

Предлагая попить чаю, Ксения всегда предлагала нечто большее. Этим она выражала свою готовность выслушать, посочувствовать, пособолезновать, и если нужно, дать совет. Вообще-то что-то советовать Ксения остерегалась, но иногда, когда собеседник сам не мог принимать решения, это было необходимо. Человек, который, приходил в гости к Ксении, всегда мог рассчитывать на теплый прием и понимание, ну и, конечно же, чашку чая.

Сама она чай очень любила, и он всегда был припасен у Староверовой в шкафчике на кухне. Даже в те непростые времена, когда у нее были трудности с финансами, Ксения никогда не покупала дешевые сорта чая. А еще она презрительно относилась к пакетированному чаю, предпочитая только крупнолистовой, который нужно было заваривать в чайнике.

Вот и сейчас перед Женькой стояла кружка обжигающего чая, с поверхности которого поднимался пар.

– Ну, что там у вас за Ледовое побоище разразилось? – улыбнувшись, спросила она, садясь напротив Женьки.

– Вот именно, побоище, – шмыгнула носом та и, вытащив из сумочки сигареты, нервно закурила, а потом начала эмоционально рассказывать о ссоре с мужем. Ксения слушала, не перебивая, чуть склонив голову на бок, изредка попивая чай. В умных карих глазах проскользнула тень неодобрения, а когда Баулина поведала, что, не справившись с эмоциями, запустила в мужа лосьоном, Ксения скривилась, как от зубной боли. Однако, как всегда, промолчала, давая подруге высказать все, что не давало той покоя.

– Ну ничего, – сказала она, когда Женькин рассказ подошел к концу, – сейчас оба остынете, а потом помиритесь. У всех бывает. Зря ты, конечно, пузырьками кидаться начала, хотя не мне об этом говорить… Но ситуация вполне поправимая. Позвонишь попозже, попросишь прощения, и вернется твой Стас.

– Нет, – грустно покачала головой Баулина, – он не вернется. У него такая злость в глазах появилась, какой я никогда раньше не видела. И вообще, у Стаса всегда так бывает: он какое-то время терзается, не зная, как поступить, а потом решает – и все. И никакая сила не сможет его заставить передумать.

– Жень, можно сто раз поступать в одной и той же ситуации одинаково, а в сто первый сделать все по-другому, – вздохнула Староверова. – Конечно, сам он после того, что произошло, не позвонит и не придет, не надейся. Но все в твоих руках.

– Ксюш, но если я позвоню ему, это будет означать, что он прав. И тогда он решит, что ему позволено флиртовать с женщинами.

– Да ничего он не решит! – махнула рукой Ксения. – Он обрадуется твоему звонку, вот и все. Ты, Женька, извини меня, но ты на самом деле иногда перегибаешь палку. Взять хотя бы твой день рождения. Я тоже танцевала с Вадимом, но Надька же не устроила мужу сцену ревности.

– Во-первых, ты не прижималась к Вадику в танце, а во-вторых, я решительно не понимаю Надьку. Она почему-то уверена, что Вадик от нее никуда не денется. Хотя, уж прости меня за прямоту, я не вижу в его глазах огромной любви к Наде, – не удержалась Женька от того, чтобы посплетничать о подруге.

– Ладно, не о Наде речь, – вернула разговор в нужное русло Ксения, – я повторяю, Жень: если ты захочешь помириться со Стасом, все в твоих руках.

– А если я не захочу?

– Тогда у меня будут сомнения относительно твоей большой любви к мужу, о которой ты столько говоришь, – вздохнула снова Ксения.

Женька на секунду задумалась, и ее потянуло на философию:

– Что такое любовь?

– Мать, чтобы обсуждать такие темы, надо пить не чай, а что-то покрепче, но у меня, к сожалению, нет ни вина, ни водки, – пошутила Староверова.

– Что же мне делать?

– Вспомни Скарлетт и подумай об этом завтра. Вот переночуешь с проблемой, и решишь, нужен тебе Баулин или нет.

– А если он меня не простит?

– Тоже ничего страшного. Ты у нас девушка красивая, одна надолго не останешься, – сказала Ксения. – Может быть, даже лучше Баулина себе найдешь!

– Ксень, какая ты все-таки хорошая, – расчувствовалась Женька. – Слушай, я не представляю тебя на руководящей должности! Как ты справляешься с отделом? Подчиненные на тебе, наверное, верхом ездят!

– О, поначалу было тяжело! После того, как ушел Михаил Юрьевич, я распустила их сразу же. Потом смотрю: что у меня в отделе твориться? Один опаздывает каждый день, другой отпрашивается постоянно, третья ногти в рабочее время красит… Эдак, думаю, я слечу с этого места! А деньги, сама знаешь, как мне были нужны. Ну я и взялась за них! Пару раз лишила премии, и какие все сразу исполнительные стали! Это я дома мягкая и пушистая, а на работе самая настоящая мымра. Дается, честно скажу, мне эта роль непросто, если бы не мое положение, ни в жизнь бы не согласилась.

– Хорошо, что я пришла к тебе. Надька бы обругала меня на чем свет стоит, сказала бы, что я последняя дура, раз упустила такого мужика, как Стас.

– Сказать честно, Стас мне тоже нравится. Хороший парень, таких сейчас мало. Но ты у нас красавица, у тебя есть шанс, – Ксения немного кривила душой. Она не думала, что Женька быстро найдет замену Баулину. Во-первых, количество стоящих холостых мужиков, если они и были, к тридцати годам заметно убавлялось. Те же, что не торопились связывать себя узами брака, были достаточно избалованы и предпочитали девушек, которые еще не справили двадцатипятилетие. А во-вторых, ей казалось, что Женька все-таки любит своего мужа, и Баулины вскоре помирятся.

– Нет, наверное, надо будет и в самом деле позвонить ему, – сказала Женька, Видимо, слова подруги все-таки вызвали у нее сомнения. – А то еще приберет к рукам моего Стаса какая-нибудь молодая соплюшка.

– Вот видишь, ты уже все решила, – улыбнулась Староверова. – Даже вечер не наступил.