Текст книги "Мода и Эпоха. Костюмы и общество ХХ века. Как кутюрье отражали историю"

Дом Ворта, нарядный костюм, ок. 1870

Например, так называемая юбка-брюки, или турецкие брюки (шаровары), в 1910-х получили огромную популярность. В начале ХХ века мало кто мог представить себе, что женщины будут носить брюки в обществе. Коллекция Метрополитен-музея включает костюм дома Ворта 1870-х, где главным элементом являются как раз яркие бирюзовые шаровары с прекрасной вышивкой. На момент его создания брюки как самостоятельная часть женского наряда, не прикрытые сверху юбкой, выглядели как белье, считались верхом эпатажа и экстравагантности. Всего через 40 лет, именно на фоне увлечения Востоком, женщины начали носить «гаремные брюки» в обществе. Казалось, переняв атмосферу спектакля о Шехеразаде, дамы адаптировали и костюмы. Пуаре не раз обращался к образу главной героини балета «Шехеразада», и, конечно, юбка-брюки оказалась важной частью показа 1911 года[13]13
  Любопытно, что вокруг женских брюк долгое время велись дискуссии. Сегодня считается, что их популяризировала Габриэль Шанель, но и она не предполагала такого успеха. В своем интервью 1969 года модельер рассказывала, что изначально предлагала их как часть пляжного костюма (т.к. халат – это некрасиво, а костюм – неудобно). Однако женщины стали носить брюки повсеместно, что сама Шанель не одобряла. – Прим. авт.


[Закрыть].

Вечерний костюм с юбкой-брюками, 1913

Стоит отметить, что это было не просто дефиле. Дизайнер пригласил художников и декораторов для создания специального антуража и атмосферы. Модели – восточные красавицы – не казались искусственным вкраплением, «картинкой», а, напротив, органично сосуществовали в придуманных интерьерах и декорациях. Дом и сад Поля Пуаре представили определенный образ жизни, где предметы, ткани, ковры, костюмы и… люди были логично связаны.

Конечно, идея того, что цвета в интерьере, стиль предметов, линии драпировок должны сочетаться, очень давняя. При этом каждый создатель занимался в первую очередь своим делом – портной прежде всего создавал костюм[14]14
  Стоит отметить, что фактически портной «собирал» костюм, состоящий из разных частей, – на него работали мастера драпировок, вышивок и т.д. – Прим. авт.


[Закрыть], и раньше ему не приходило в голову работать, например, над посудой или мебелью. Хотя во все времена существовали многогранные гении, практиковавшиеся в разных областях, их пример всегда настолько уникален, что только подтверждает общее правило. Однако в конце XIX и начале ХХ века ряд модельеров и художников пришли к мысли, что способны формировать всю «среду обитания человека», учитывая не только его вкусы и пристрастия, но и темперамент, особенности движений, тактильные предпочтения и многое другое. В России об этом говорили, например, Лев Бакст и другие «мирискуссники»[15]15
  «Мир искусства» – творческое объединение художников, активно действовавшее с конца 1890-х гг. почти до Первой мировой войны. В него входили С. Дягилев, А. Бенуа, Л. Бакст, К. Сомов, Е. Лансере, И. Билибин, К. Коровин, А. Головин, Б. Кустодиев, Н. К. Рерих, С. Ю. Судейкин и др. – Прим. авт.


[Закрыть], разрабатывая оригинальные проекты. К сожалению, в силу различных обстоятельств дальше выставок и экспериментов их идеи не пошли, однако они возникали.

Поль Пуаре подхватил эту идею, витавшую в воздухе. Это привело к тому, что в 1911 году он открыл ателье «Мартин», названное в честь его дочери. Дизайнер отобрал и пригласил в свою школу около 15 художественно одаренных девочек 12–13 лет. Ученицы рисовали, а профессионалы переносили их рисунки на ткани и обои практически без изменений. Это было ново, свежо и современно. Эксперимент Пуаре стал одним из первых предприятий такого формата. Постепенно мастерская развивалась, и по работам «мартинок» начали выпускать самые различные аксессуары для дома – от тканей и ковров до мебели и посуды. Радостный яркий стиль полюбился многим ценителям моды. Считается, что поклонником нового производства был и Феликс Юсупов, украсивший свою лондонскую квартиру аксессуарами ателье «Мартин»¹⁷.

Поль Пуаре. Дизайн обеденной комнаты, 1913

Сегодня нас мало удивляет коллаборация модного дома и производителя, например, стекла и фарфора, а подразделение Home («Дом») у производителей одежды стало нормой. Тогда же подобное сотрудничество выглядело новым и неожиданным. Стоит отметить, что XIX столетие стало временем появления универсальных магазинов. Новый подход к покупкам нашел отражение даже в романе Эмиля Золя «Дамское счастье». Общество с энтузиазмом отнеслось к тому, что в одном месте можно купить все: от иголки и нитки до готового платья, – а в процессе осмотра товара сделать перерыв на кофе или пропустить бокал в кафе прямо в магазине. Поэтому «Дом хорошего вкуса» Пуаре, как и его последующие идеи, быстро обрел известность и признание.

В 1911 году модельер запустил парфюмерную и косметическую линии, названные им в честь другой дочки – «Розин». Пуаре одним из первых расширил ассортимент товаров модного дома подобным образом. Кроме того, увеличение предлагаемого набора продуктов, в том числе и парфюмерии, отлично способствовало продвижению, узнаванию бренда и в том числе позволяло получать пусть небольшую, зато постоянную прибыль. Сегодня тот же метод практикуют многие модные дома.

Сам Пуаре признавался, что «Русский балет» Дягилева и, конечно, работы Льва Бакста, автора декораций и костюмов, произвели на него огромное впечатление. Однако кутюрье настаивал на том, что сделал себе имя задолго до того, как российский балет произвел фурор в Париже: «Только иностранные журналисты, не сумев (или не захотев) разобраться, что к чему, могут объявлять меня последователем Бакста». Отчасти он прав – экзотические мотивы были предложены им раньше, но стали востребованы, когда сложился модный тренд на восточную тему, и «Русские сезоны» внесли огромный вклад в создание бэкграунда для новомодной экзотики.

Жорж Лепап для Поля Пуаре. Иллюстрация, 1911

Пуаре писал, что многие клиенты приходили к нему с дорогими акварелями Бакста, но он отказался реализовывать чужие идеи. По мнению модельера, произведения художника казались слишком фантастическими, чтобы вдохновить дизайнера, чья работа должна сосредотачиваться на реальной жизни. Однако, хотя кутюрье отказался считать себя последователем Бакста, по крайней мере, балеты вдохновили и его. Париж, находившийся под влиянием ориентализма, воспринял экзотические идеи модного новатора очень хорошо, а идеи, которые до этого воспринимались скептически, нашли ярых последователей. Тюрбаны, перья, шали, юбка-брюки, баска уже никогда не выйдут из моды.

Жорж Лепап для Поля Пуаре. Иллюстрация головного убора, 1911

Поль Пуаре оказался прекрасным пропагандистом собственного творчества. Уже тогда он понимал, насколько важен маркетинг. Великий американский маркетолог и экономист Филип Котлер еще не продвинул в массы теорию «4Р», но дизайнер, конечно, имел о ней чисто практическое представление и знал, насколько важны product, price, place и promotion – продукт, цена (ценообразование), место (распространение, дистрибуция) и продвижение. Продукт был интересен, актуален, доступен для той целевой аудитории, на которую делал ставку модельер (не аристократия, но те, кто готов покупать новый «жареный картофель»). С местом тоже все прекрасно сложилось: Париж – центр моды, развлечений, точка притяжения и богемы, и бизнесменов, и представителей искусства и культуры. В продвижении Пуаре стал мастером, к тому же у него были прекрасные учителя. В первую очередь он хорошо усвоил уроки Дусе: те женщины, что выходят с ним на прогулку по городу и образуют его окружение, – лучшая реклама. Промоутером кутюрье была его жена. Дениз не просто выступала как муза и манекенщица, она несла в мир идеи и образ жизни модельера. Он говорил, что поначалу девушка выглядела простушкой, но не возникало сомнений, что его возлюбленная – просто неограненный алмаз. Дениз стала звездой. Каждый ее выход из дома превращался в театральное действо, а появление на публике – в спектакль. Зрители на улице ловили каждое движение мадам Пуаре. Ее стройную фигуру супруг использовал как идеальную модель для конструирования струившихся с плеч платьев.

Кстати, сама она тоже по-своему была стилистом: ее умение комбинировать одежду, грациозно позировать перед камерой, выглядеть естественно в салонах, на улице и в садах модного дома оказало влияние на многих современниц.

Поль Ириб для Поля Пуаре. Иллюстрация, 1908

Помимо прекрасной супруги, разумеется, Пуаре продвигал свой бизнес с помощью роскошных клиенток. Режан, Сара Бернар продвинули и популяризировали его модные решения.

Однако Пуаре пошел еще дальше и одним из первых использовал каталог, чтобы познакомить публику с новыми работами. В 1908 году дизайнер выпустил сборник Les Robes de Paul Poiret («Платья от Поля Пуаре») с иллюстрациями Поля Ириба. Они выполнены фотомеханическим способом и раскрашены вручную с помощью трафарета (пошуар). Чтобы подчеркнуть разницу между старым и новым, сделать ее еще более очевидной, Ириб изобразил манекенщиц в одежде от Пуаре яркими, сочными красками, а фоновые интерьеры – черно-белым линейным рисунком. Было выпущено всего 250 экземпляров каталога. В продажу (по цене 40 франков) вышла только часть тиража. Остальное получили постоянные клиенты и, конечно, самые влиятельные дамы.

Через три года опубликовали второй каталог, на этот раз иллюстрированный Жоржем Лепапом. Как и более ранние работы Ириба, его иллюстрации и сегодня воспринимаются как произведения искусства.

Из почти случайной встречи Пуаре с полиграфистом Люсьеном Вожелем родилась концепция роскошного журнала, в котором искусство, культура и высокая мода должны были встретиться, соединиться и закрепиться. Так родилась Gazette du Bon Ton («Газета хорошего вкуса»). Издательство подписало эксклюзивные контракты с такими домами моды, как Дусе, Ворт, Редфрен, Пакен, Шеру, Дойе и, конечно, Пуаре.

Первый номер вышел в свет в ноябре 1912 года. В том же издании появилась иллюстрация Жоржа Лепапа, демонстрировавшая одну из вариаций на тему модных новинок от дизайнера – платье «Сорбет».

Поль Пуаре. Костюм «Сорбет», 1913

Сорбет – это разновидность фруктово-ягодного мороженого, в его цветах и появилась одна из первых версий платья. Ярко-розовый наряд с ванильной вставкой и фисташково-смородиновыми вкраплениями создавал ассоциацию с десертом. В создании расцветок ткани для этой модели принимали участие «мартинки» (воспитанницы школы Пуаре). Силуэт типа кимоно расширялся от груди; чтобы держалась форма, в нижнюю кромку была вставлена проволока, и сегодня мы называем такой наряд платьем-абажур. Носить его предполагалось с юбкой-брюками. Эффект получился невероятным – костюм выглядел неожиданно и элегантно. Этот «Сорбет» также породил множество вариаций. Ближайший вариант представляет музей при Технологическом институте моды (The Museum at FIT, США).

Платье «Сорбет», 1912

В Музее Виктории и Альберта (Лондон) хранится модель в черно-ванильном цвете с розовым шифоновым поясом и розовыми вкраплениями. Ее отличие от иллюстрации Лепапа 1912 года заключается в том, что это платье, сшитое специально для Дениз, было оторочено мехом. Фасон получил большое распространение, в том числе и благодаря каталогу.

Иллюстрация. Платье «Сорбет» (вариация), 1913

Можно сказать, что с 1912-го вплоть до закрытия в 1925 году журнал являлся образцом модной прессы. В свою очередь, два каталога – Les Robes de Paul Poiret («Платья от Поля Пуаре») и Gazette du Bon Ton – дали новый толчок развитию модной иллюстрации и существенно продвинули этот жанр.

Наконец дизайнеру стало тесно во Франции, и он решил завоевать Европу, а затем и весь мир. Пуаре организовал европейское турне, а затем отправился восточнее – в Варшаву, Москву и блистательный Петербург. Каждый его выход на улицу оказывался спектаклем, каждое дефиле – перформансом. Кутюрье ждал абсолютный успех.

Пуаре организовал европейское турне, а затем отправился восточнее – в Варшаву, Москву и блистательный Петербург. Каждый его выход на улицу оказывался спектаклем, каждое дефиле – перформансом. Кутюрье ждал абсолютный успех.

Пуаре рисковал, хотя, конечно, знал, что Российская империя – важный потребитель новинок европейской моды и многие российские клиенты готовы к экспериментам. Однако мало кому из европейских дизайнеров XIX – ХХ веков пришло в голову лично посетить этот важный рынок сбыта. В России, конечно, имелись свои блистательные модельеры. Например, в Петербурге императорскую семью одевала семья Бризак. В Москве в то время творила неподражаемая Надежда Ламанова[16]16
  О ней речь пойдет отдельно. – Прим. авт.


[Закрыть]. Она к этому времени уже познакомила своих клиенток с работами Пуаре и стала важным проводником его идей. Да и модницы Москвы и Петербурга прекрасно знали, кто правит бал в Париже.

В 1911-м Поль Пуаре приехал в Москву с новыми моделями. Он привез то, что было модно, – ориенталистские и неогреческие мотивы. Дефиле, а также лекции и встречи проходили в доме Ламановой на Тверском бульваре. Она отвела гостю весь второй этаж особняка. Москва встретила мастера очень тепло. В газетах публиковались доброжелательные отзывы о дефиле моделей и лекции «О современной моде». Среди посетителей вечеров оказались клиентки и Ламановой, и Пуаре. Все три вечера прошли при полных аншлагах.

Поль Пуаре. Костюм, 1910

По этому поводу художник и искусствовед Игорь Грабарь писал в Петербург Александру Бенуа: «Мы с Серовым получили огромное наслаждение и на редкость хорошо провели время. Приехал сюда Пуаре и привез с дюжину пробир-мамзелек и с сотню туалетов. И все это у Ламановой в ее новом palazzo прохаживалось в анфиладе зал. Черт знает до чего было хорошо. Он едет в Петербург – не пропусти»¹⁸.

Валентин Серов не пропустил ни одного показа – он присутствовал в доме Ламановой 21, 22 и 23 октября и, как свидетельствовали очевидцы, зарисовывал демонстрировавшиеся модели костюмов.

Скорее всего, на тех показах присутствовал еще один художник – 17-летний Роман Тыртов. Вероятно, он тоже делал беглые зарисовки. Пройдет немного времени, и в обществе о нем заговорят как о талантливом художнике моды, театра, кино, иллюстраторе, а затем скульпторе и создателе аксессуаров. Он станет известен под псевдонимом Эрте, составленном из инициалов имени и фамилии. Более двадцати лет Тыртов работал постоянным оформителем обложки Harper’s Bazaar, стал автором бесчисленного множества моделей одежды, обуви, сумок, шляп, платков и даже ювелирных изделий. Покинув Россию в 1912 году, он пробовал устроиться на разные должности, связанные с модой, но именно дом Поля Пуаре оценил его эскизы и принял на работу. И хотя позже разрыв двух дизайнеров оказался настолько болезненным, что привел к судебному разбирательству, все же сотрудничество стало взаимовыгодным[17]17
  Есть версия, что платье-абажур появилось как раз благодаря идее Эрте. – Прим. авт.


[Закрыть].

О своей поездке в Россию Поль Пуаре написал спустя 20 лет: «Мысленно проезжая по Москве, не могу не задержаться у дома моды мадам Ламановой… с которой я дружил и о которой всегда вспоминаю с теплым чувством. Она открыла мне всю фантасмагорию Москвы, этого преддверия Востока. Как сейчас я вижу иконы, Кремль, миниатюрные колокольни Василия Блаженного, извозчиков, гигантских осетров, икру на льду, чудесную коллекцию современной живописи господина Щукина и вечера в “Яре”. Хочу выразить мадам Ламановой и ее мужу, оказавшимся под пеплом и лавой политической катастрофы, самую искреннюю симпатию и благодарность от имени парижского общества»¹⁹. А тогда этой поездке действительно был обязан весь Париж!

Поль Пуаре. Два платья в стиле Директории, 1912

Надежда Ламанова, прогуливаясь с Пуаре по Москве, заметила, что гость не пропускает ни одного извозчика, ни одной детали, будто пытаясь все впитать и запомнить. Они отправились на Сухаревский рынок. Там Пуаре утонул в ворохе старинной одежды, тканей, кружев. Ощупывал льняные полотенца, прикасался к вышивкам, восхищался старинным текстилем. И покупал, покупал, покупал… Кокошники, сарафаны, сапожки, скатерти, полотенца. Все «сокровища» он увез в Париж. Так родилась самая русская из его коллекций – «Казань», включавшая парчовые платья, набивной рисунок, вышивку. Важным элементом «русской» коллекции стали, конечно, меховые детали: меховой воротник, оторочка мехом, меховые шапки и муфты – так элегантно выглядела русская зима в воображении европейца. Все костюмы дополняли роскошные украшения. Особо стоит отметить длинные прямые платья. По фасону напоминавшие те модели, которые модельер выпускал раньше, однако теперь выполненные не из тонких летящих тканей, а из плотного льна, они выглядели иначе. Пуаре словно предчувствовал, что очень скоро в моду войдут грубые жесткие материалы, а также трикотаж. Это будет уже совсем другое, военное время.

Стоит сказать, что мода a la russe не являлась чем-то принципиально новым для Запада. Меховые изделия и раньше прочно ассоциировались с Россией. Головные украшения, напоминающие кокошники, на которые Пуаре сделал ставку в следующем году (уйдя от чалмы и эгреток[18]18
  Эгрет, или эгретка, – ювелирное украшение, похожее на брошь, крепящееся к головному убору или прическе, с использованием пера или его имитации. – Прим. авт.


[Закрыть]), выпускали также многие ювелирные дома (от Cartier до Van Cleef & Arpels). Цветные, ярко расшитые шали и платки также встречались в европейской моде. Принципиально важно то, что дизайнер собрал все мотивы и ассоциации воедино, вывел в отдельную коллекцию, прямолинейно посвящая ее России, выражая свою приверженность русским традициям и культуре.

Это «российское» направление в одежде крайне органично вписалось в моду модерна. Яркий эпатажный Египет, претенциозная арабская сказка уступили место мягкой, близкой, даже знакомой экзотике из России, которая и территориально и культурно была тесно связана с Европой. Костюм модерна постепенно терял яркость и эпатажность, воздух наполнялся напряжением – приближалась катастрофа Первой мировой войны.

Работа Пуаре прервалась почти на 5 лет, когда он ушел на войну. Кстати, в это время он участвовал в разработках военной формы. Вернувшись в Париж, дизайнер обнаружил, что мир изменился, клиентки стали другими, привычный ему сказочный антураж безвозвратно канул в Лету. Его модели оказались слишком помпезны и роскошны. Кому их носить в разгромленной Европе? Настроения в обществе изменились, так же как и женщины, их роль в семье, в обществе и, конечно, в профессии. Модельер не желал приспосабливаться к новой демократической моде, а возможно, решил, что снова произведет революцию. Его дамы – все еще нимфы, одалиски или волшебные птицы – оказались далеки от странной эстетики нового мира.

Поль Пуаре. Манто, 1923

«Углы вместо плеч. Плоскость вместо груди. Клетка без птицы, соты без пчел», – возмущался Пуаре²⁰. Женственность, лишенная экзотичности и тайны, зато более дерзкая, вызывающая, иногда даже маскулинная, была ему непонятна. Кутюрье мысленно все еще пребывал в Прекрасной эпохе с ее жизнерадостным мироощущением, снобизмом и шиком, роскошью струящегося платья. Новый облик женщины не воспринимался им как образ таинственной прелестной незнакомки. Модельер резко утрачивал свои позиции в мире моды. В списке 20 самых популярных модельеров, опубликованном Harper’s Bazaar в 1923 году, имени Пуаре нет.

В создании «новой женщины» теперь активное участие принимали сами женщины – Ланвен, Вионне, Скиапарелли. Главным же врагом мастера стала Коко Шанель. Ее упрощение, рационализация моды, многофункциональность, адаптирующая одно платье под разные случаи, ставка на костюм для работы были неприемлемы и чужды Пуаре.

Он продолжал трудиться, но его модели нередко выглядели старомодными, по-довоенному роскошными, оторванными от реальности. Коллекции выходили нерегулярно. Его имя еще имело вес среди прежде постоянных клиентов, но с каждым новым сезоном дом Пуаре терял популярность.

Ателье «Мартин». Пара обуви, 1924

В 1920-х кутюрье отчаянно искал новые каналы продаж, пытался организовать лицензионную торговлю в Америке. Даже ездил в США. Америка казалась волшебной страной, где сбываются все надежды. Художник продемонстрировал свою коллекцию, снова читал лекции о моде. Его публичные выступления стали для тысяч американок сладкой пленительной песней о красоте, изысканности и утонченности европейской моды, откуда продолжали черпать вдохновение завоевывающие место в модном мире американские дизайнеры, адаптируя, переделывая предметы одежды на новый лад.

В 1925 году Пуаре в последний раз предпринял все возможное, чтобы вновь дать повод заговорить о себе. Для открывающейся в Париже Всемирной выставки он подготовил коллекцию моделей, а также представил обширное собрание полотен своих друзей-постимпрессионистов (около 110 картин). Экспозиционная территория была организована вдоль центральной оси, проходившей от входа у Большого дворца (Гран-Пале) через мост Александра III к Дому инвалидов. Неподалеку, у набережной Сены, стояли три баржи, переоборудованные дизайнером под ресторан, экспозицию предметов современного интерьера и зал для дефиле. Как и раньше, он продвигал идею о том, что человек должен жить в органичной среде, где мебель, посуда и даже коврики должны сочетаться с костюмом. Возможно, модельер мечтал, что, как и в 1911-м, показы станут лучшими городскими мероприятиями, о них вновь напишут все газеты и его звезда опять воссияет. Однако чуда не произошло.

Ман Рэй. Пэгги Гуггенхайм в костюме от Поля Пуаре, 1925 (?)

Сейчас довольно трудно себе представить, что недалеко от эклектичных, в духе довоенных мирных лет, уютных выставочных барж Пуаре стоял, например, советский павильон К. Мельникова, а рядом можно было увидеть модели С. Делоне, А. Родченко, В. Степановой, Л. Поповой, Н. Ламановой и В. Мухиной. Выставка 1925 года для Пуаре обернулась настоящим крахом. Огромные финансовые затраты не окупились, баржи стояли слишком далеко, не все посетители до них доходили, сама экспозиция уже не отражала ни дух времени, ни стремления нового общества. Повторить успех когда-то революционных модных идей не удалось. Модерн умер и был похоронен под обломками развалин после Первой мировой войны.

В 1926 году для уплаты долгов дизайнер продал свою коллекцию картин и драгоценности Дениз. Вскоре Пуаре вынужден был продать и собственное имя: он продал акции своего дома, фактически перейдя на унизительное для его самолюбия положение служащего в созданном им же модном доме.

Личной драмой стал развод мастера с супругой. По одной из версий, это было сделано, чтобы оградить ее от претензий кредиторов. Он окончательно закрыл свой модный дом в 1934-м. Пуаре удалился в свой дом, занялся написанием книг (в том числе прекрасной автобиографии), немного работал для театров, читал лекции в Сорбонне, увлекся написанием картин.

К началу Второй мировой войны Поль Пуаре проживал в Париже, где встал на биржу труда. Говорят, в анкете в графе о предыдущем месте работы он написал «Поль Пуаре» и юный сотрудник биржи попросил уточнить информацию. Дизайнер произнес: «Мне жалко народ, который не помнит своих героев!»²¹ Великий кутюрье скончался 28 апреля 1944 года в бедности и забвении.

Память о нем уже после войны возродила Дениз. Она провела выставку-ретроспективу его работ и эскизов. Пуаре снова стал моден, а с появлением тренда на винтаж вызывал интерес еще и как историческая личность, человек, повлиявший на модные тенденции, модельер, создавший моду начала ХХ века. С именем модельера ассоциируются костюм в стиле модерн, роскошь довоенной Европы, сказочная сексуальность и невероятное уважение к красоте женщины и ее телу, не нуждающемуся в корсете, но плененному туманами экзотики, словно мираж, скрытый пеленой тончайшей полупрозрачной ткани.