Текст книги "Музыкантша"

– Ангел? Привет. Как ты?

– Нормально. Поспала немного.

– Умница. Проблемы твои я решил. Билет ждёт тебя в кассе в аэропорту, деньги твоему благодетелю отправил.

– Спасибо, ты меня очень выручил.

– Да не за что. Горю желанием обнять тебя и уложить в постель. Я страшно соскучился, дорогая. А ты?

– Я тоже.

– Звучит невесело.

– Прости. Вся эта история подействовала на меня удручающе.

– Ну, всё. Я жду тебя дома.

– Пока.

Анжела положила трубку и сразу же позвонила в такси. Машина пришла быстро, она спустилась вниз и назвала адрес, который сообщил ей Альберт. Она приготовилась извиниться, если шофёр вдруг скажет ей, что такого в их городе нет, но он кивнул и поехал.

Место, куда её привезли, оказалось за городом, в тихом посёлке. Домик за решётчатым забором утопал в зелени. Калитка был открыта, и Анжела вошла. Она собиралась постучаться, но дверь в дом тоже оказалась открыта. Половица под ней скрипнула, и она услышала голос:

– Глафира, ты?

– Нет. Вы меня не знаете.

– Пройдите сюда. Не встать мне.

Анжела прошла в комнату. На кровати лежал старик, обе ноги его были в гипсе. Он удивлённо уставился на Анжелу.

– Ты из поликлиники, дочка?

– Нет. Я по делу.

– Вот уж не ожидал, помилуй Господи! Какие такие дела могут быть к больному старику?

– Семейные.

– А это уже совсем никуда не годится. У меня семьи-то, почитай, уже лет сто как нет. Как Риммочка померла, так и живу бобылём. Ни деток, ни внуков…

– А где же детки?

– Не было у нас деток, поздно уже встретились с голубкой моей. Вы что-то путаете, дамочка.

– Риммочка, говорите? Это бабка моя родная…

– Бабка? – Старик глупо заморгал глазами. – Да кто вы такая, в конце концов? У Риммы сын был, а у него жена и дочь. Так страшную смерть приняли. В огне сгорели.

– Как видите, не все. Я жива и вполне здорова. А что у вас с ногами?

– Сломал. Крышу чинил у сарая, сорвался и сломал. Думал, помру. Спасибо, Глафира, соседка, спасла. Она молоко мне приносит. Нашла меня и в больницу отвезла. Теперь ухаживает, забегает. Добрая женщина. А звать-то тебя как?

– Анжела.

– Анжелка?! Господи помилуй! Как призрак из преисподней! Сейчас сердце выпрыгнет! – Старик сдавил руками грудь. – Откуда ты?

– Оттуда, куда вы нас отправили. С Риммой, женой вашей и моей бабкой, матерью моего отца. И теперь я хочу знать, куда именно.

– А мне почём знать? Это Риммы дела, она меня не посвящала. Дайте хоть умереть спокойно! А ты что, сама не знаешь?

– Знала бы – не спрашивала. Мне нужен адрес. И желательно без лишних вопросов. Я тоже умею ноги ломать.

Старик побледнел и испуганно икнул.

– Да полно, внучка! Я-то тебе что плохого сделал? Отец твой, Эдик, помочь попросил. Сказал – вопрос жизни и смерти. Я и помог. А теперь выходит, виноват… бегают все, угрожают… Зачем покойников из могил поднимаете? Не к добру это всё. А родитель твой жив? Или как? Мама?

– Или как. Умерли оба, царствие им Небесное. Давно уже.

– Не помогла хитрость, значит… Я ведь их предупреждал… живите по совести, не придётся бегать…

– Да, скверно получилось… но адрес вы мне всё-таки дайте.

– До тебя тут молодчик один был, – старик настороженно огляделся по сторонам, – дурной человек, бешеный… – Он понизил голос: – это он мне ноги сломал. Сказал, сдохнешь здесь, старый хрыч. Кто он такой, не знаю. Тоже адрес спрашивал. Я сказал, а что мне? История давняя… Где теперь Эдик? Я за его грехи отвечать не хочу. И, как собака безродная подохнуть, не имею желания. По-человечески хочется… Вот и сказал. Ты уж прости, внучка.

– Да ничего. Я не обижаюсь.

Старик вытянул руку в сторону старого буфета.

– Там возьми, в чашке без ручки. Римма перед смертью раскрылась, сообщила. Всё написать туда просила, узнать, как там и что? Да не успела… Возьми, внучка, Анжелочка… Если тебе надо.

– Спасибо. Не поминайте лихом. Я вас обидеть не хотела, так, вырвалось…

– Ничего. Не забывай меня, заходи… Какая-никакая, а родная душа…

– Не забуду, – Анжела достала чашку и вынула засаленную бумажку с адресом, – спасибо.

Такси терпеливо дожидалось её у ворот. Анжела села на заднее сиденье и велела ехать в гостиницу.

В аэропорту Макс встречал Анжелу с пышным букетом цветов. Он торопливо поцеловал её в щёку и сунул ей букет. Анжела с наслаждением вдохнула запах хризантем, грубый и немного терпкий.

– Ну, наконец-то, дорогая! Я уже и не чаял тебя увидеть!

– Это почему?

– Не знаю. Думал, ты меня бросила ради какого-то сумасшедшего мачо.

Анжела усмехнулась про себя. Надо же, сам того не подозревая, Макс попал в точку. Именно ради сумасшедшего мачо она его и бросила. Вслух же она произнесла.

– Не говори глупости! Я была на гастролях.

– Много заработала?

– Меня кинули.

– Обидно. Предупреждал же, чтобы никуда без меня не совалась. Самостоятельности захотела…

– Не груби мне. И давай без комментариев. Мне и так тошно.

– Ладно. Я тебя сейчас отвезу домой, пообедаем, а потом у меня дела. Вечером заскочу.

– Как хочешь.

– Ты какая-то странная, Ангел… Будто и не рада.

– Я рада. Но ты же меня знаешь. Подпрыгивать от радости, как резиновый мячик, не в моём духе.

– Знаю. – Макс вздохнул. – За то и люблю. Милая…

– Мне нужна скрипка. Хорошая.

– Будет. Завтра. Самая лучшая, какую найду.

– Я на тебя надеюсь.

Макс остановил машину возле дома Анжелы и поднялся с ней в квартиру. Стол был накрыт к обеду, и они молча принялись за еду.

– Послушай, Макс, – Анжела пристально посмотрела на него, будто размышляя, стоит ли ему сообщить то, что она собиралась, – мне нужно уехать. Завтра.

Макс в раздражении бросил вилку на стол.

– Ты меня удивляешь, Ангел! Куда ещё тебе нужно ехать? Я собирался завтра составить график твоих гастролей. Нам нужно работать. И потом родители мне все уши прожужжали про нашу свадьбу… ты словно всё забыла!

– Я ничего не забыла. Но мне нужно ехать. Дела семейные.

– Какие семейные дела, детка? Ты не запамятовала, откуда ты, случайно? А твоя приёмная семья на кладбище.

– Тебя это не касается. У меня была семья, и теперь всплыли кое-какие факты. Я должна всё это проверить. Я не могу так это оставить.

– Ну, милая, ты столько лет жила без этого, а теперь хочешь всё узнать в один день… Отдохни, приди в себя… прошлое останется в прошлом. Поверь, оно никуда не убежит. Ты найдёшь его ровно в том месте, в каком и оставила. И потом, я теперь боюсь отпускать тебя одну.

– Может, ты и прав. Подожду недельку.

– Вот и умница. Поспешишь, людей насмешишь.

– Ладно, иди, знаток русского фольклора.

Макс посмотрел на ручные часы.

– Побежал. Смотри, не исчезни до вечера!

– Постараюсь.

Макс явился поздно. Анжела уже лежала в кровати и листала журнал. Он, не смущаясь, разделся и лёг рядом. Отбросил журнал в сторону и притянул Анжелу к себе. Она не сопротивлялась.

После секса они лежали рядом, и Макс курил, умиротворённый. Анжела испытывала лёгкую досаду. Этот первый человеческий секс после всех извращений вдруг показался ей ненужным и пресным. Нет, она по-прежнему испытывала отвращение к Альберту и ко всему, что он с ней сделал, но и обычное слияние человеческих тел не вызвало отклика в её душе. Анжела приписала это шоку и решила, что ситуация пока не отпустила её. Макс выкурил сигарету и обнял Анжелу.

– Ты как хочешь, Ангел, но на этот раз я тебя не отпущу. Одну, во всяком случае. Я твёрдо намерен ехать с тобой. Тем более, что ты моя невеста.

Анжела подумала, что он может быть ей полезен.

– Как хочешь.

– Значит, решено. Завтра я составлю график, с учётом двухнедельного отдыха. Тебе хватит недели, милая?

– Думаю, да.

– Вот и договорились. Я с тобой, а ты со мной.

Анжела закрыла глаза.

– Давай спать. – Она отвернулась от Макса и выключила свет.

Лёжа в темноте, она думала, зачем же она туда всё-таки едет? Где она будет искать эти проклятые камни? Её могут узнать. Хотя столько лет прошло… но говорят, она похожа на мать… узнал же её тот старик… что она ответит, если её кто-то узнает? Будет отнекиваться? Или расскажет правду? Ей нет смысла прятаться, она ничего не сделала. Она была ребёнком. Да, она спаслась, но чисто случайно. Не обязательно рассказывать про человека в бейсболке, это, конечно, глупо. Но она могла испугаться и убежать, когда начался пожар и заблудиться в лесу. От шока всё забыть… Не стоило даже говорить, что отец убил мать… зачем лишние проблемы? Ничего уже не исправишь, а ворошить головешки на пепелище у неё нет ни сил, ни желания. Но съездить нужно. Скорее всего, отец взял камни с собой и спрятал. Если бы Альберт не умер, он бы сейчас добрался до них и был бы спокоен. Но он не успел. И теперь она – его руки. И ноги. И глаза. И уши. Несчастная жертва, которая и после смерти мучителя не может сбросить с себя его путы. Мысли начали путаться, плавно перетекать одна в другую, образы стали принимать гротескный характер, и Анжела уснула, прижавшись спиной к Максу.

На следующий день Макс принёс ей скрипку, и Анжела долго гладила полированную поверхность инструмента. Потом провела смычком по струнам, чтобы проверить звучание, и осталась довольна. Голос у скрипки был чистым, с лёгким надрывом, как раз такой, какой она любила. Анжела улыбнулась Максу в знак благодарности. Он же, счастливый тем, что удалось ей угодить, причём с первого раза, вытащил из кармана билеты:

– Я – старик Хоттабыч, сегодня выполняю все твои желания! – Он помахал билетами перед носом Анжелы: – Спальный вагон! Устраивает?

– Вполне. Ты превзошёл себя.

– Это значит, что я заслужил награду?

– Пожалуй.

– Ну, тогда иди ко мне.

Анжела подошла, и Макс впился ей в губы страстным поцелуем…

Ровно через неделю Анжела и Макс сидели в мягком вагоне поезда, прикрыв дверь купе. Анжела задумчиво проводила взглядом перрон с провожающими, когда поезд тронулся и начал набирать ход. Она вдруг вспомнила ту поездку – тогда, много лет назад, с отцом и матерью, их поспешное бегство и новые имена… Эти имена заново отчётливо всплыли в её памяти – Лида и Пётр. Только фамилию она никак не могла вспомнить, хотя она и крутилась на кончике языка. Макс был несколько возбуждён, Анжела не сообщила ему цель поездки, и это его, видимо, угнетало. Чтобы сбить градус нервозности, Макс взял в руки детектив и уткнулся в него носом. Анжела вспоминала детали поездки, их жизни в деревне, и перед её глазами всплывало всё больше мелких подробностей и деталей.

На небольшом полустаночке, где они вышли, царило полное безмолвие и безмятежность. Пожилая дворничиха ширкала метлой по асфальту и подозрительно косилась на молодую респектабельную пару. Макс подошёл к ней, чтобы спросить дорогу. Дворничиха кривила губы, что-то силилась объяснить ему, и, наконец, беспомощно развела руками. Макс вернулся к Анжеле.

– Чёрт знает, что за дыра! Куда ты меня, спрашивается, затащила?! Здесь даже такси не найдёшь.

– Во-первых, я тебя никуда не тащила, ты сам изъявил желание, а во-вторых, что она тебе сказала?

– На остановку отправила. Автобус дожидаться. Можно, говорит, маршрутку поймать или попутку.

– И что тебя так напугало? Идём на остановку.

Макс тяжело вздохнул и подхватил сумку с вещами. На остановке кроме них никого не было. Трасса была пуста, и, очевидно, мало посещаема. Макс нервничал, и Анжела пожалела, что разрешила ему поехать. Его капризы начинали её раздражать. Где-то через час остановилась маршрутка, идущая в Осиновку, и после часовой тряски по ухабам Макс и Анжела вылезли на окраине деревни. У Анжелы кольнуло сердце. Деревенька не сильно изменилась за эти годы, но, как показалось Анжеле, слегка постарела и сгорбилась. Домики потемнели и скособочились, хотя кое-где уже виднелись веяния времени – большие каменные строения, окружённые высокими заборами.

– Ну, и куда мы теперь? – В голосе Макса сочился яд.

– Договоримся о постое. Скажем, туристы. Захотели пожить в глубинке. Места здесь красивые… Воздух чистый… Так что отдыхай, дорогой.

Анжела постучала в первый попавшийся дом. На стук вышла молодая баба в переднике, о который она вытирала мокрые руки. Лицо у бабы было простодушное и улыбчивое.

– Кого ищете, молодые люди? – спросила она приветливо, убирая с лица непослушную русую прядь.

– Никого. Нам бы пожить здесь дней несколько. Молока попить, в лес походить, на речку… Красиво тут у вас… Может, комнату кто сдаёт? – Анжела улыбнулась. – Из города. Мои предки родом отсюда. – Анжела безмятежно смотрела на женщину.

– Понятно. На родину, значит, потянуло…

– Потянуло.

– Вот и хорошо. У нас здесь и воздух, и молоко, всё свежее, вкусное! А комнату и я вам сдать могу, если оглоеды мои вам надоедать не будут. Я и приготовить, и баньку истопить могу. Муж мой в городе сейчас на заработках, так я одна. Вот комната свободная и есть.

Анжела с Максом переглянулись, и Анжела поспешила ответить.

– Мы согласны. Тем более, что нам ненадолго.

– А что так? Живите… время сейчас хорошее, тёплое…

– Дела не пускают. Вырвались вот на пару дней.

– Ну, да что я вам допрос устроила, дело-то ваше. Вы в дом проходите. Я вам чаю согрею с дороги, картошка у меня осталась – Баба захлопотала по дому. – Меня Валей зовут, а вас как?

– Я Анжела, это Максим, мой жених.

– Ну, располагайтесь. Я пока вам комнату приготовлю, постель застелю. Перина чисто пуховая, мягкая! – Валя ушла в комнату, и оттуда доносился только звук взбиваемых подушек.

Потом они пили чай с черничным вареньем и валялись на мягкой перине, покрытой белоснежной простынёй, вышитой по краям. Анжела даже не знала, что такие бывают. Макс быстро уснул, а Анжела выбралась из пухового плена и вышла из комнаты, увидев, что Валя ещё не спит. На вид женщине было лет тридцать пять, и она вполне могла знать о трагедии, разыгравшейся с её семьёй.

В кухне Валя кормила оглоедов – двух мальчишек лет по двенадцать. Они смущённо поздоровались с Анжелой и уткнулись в свои тарелки. Валя поспешно освободила Анжеле место за столом и прикрикнула на сыновей.

– Доедайте и быстро спать, нечего уши здесь греть! – а потом обратилась к Анжеле: – Не спится на новом месте? Обычное дело, – она махнула рукой, – привыкнете потом. Плохо, что не надолго… Вы чем занимаетесь, если не секрет?

– Не секрет. Я на скрипке играю.

– О! Музыкантша, значит… Хорошая профессия. А жених ваш?

– Он – мой концертный директор. Организует гастроли и прочее…

– Ясно. Чайку?

– Можно.

Валентина налила чай и поставила чашку перед Анжелой.

– И что, много зарабатываете? А то мой Васька, старший, всё гитару просит. А я против, глупости всё это! – Валя сердито сдвинула брови на переносице. – Шофёром там, как отец, или строителем, это куда ни шло. А на гитаре всю жизнь бренчать…

– Достаточно на безбедную жизнь. – Анжела невольно улыбнулась. – Не мешайте парню. Если не его, само пройдёт. Успеет и шофёром, и строителем… Я вот что хотела спросить… вы не помните, лет двадцать назад семья тут одна жила у вас, приезжие. Муж, жена и дочка.

– Да помню, конечно, хоть и малая была… Ужас! Сгорели они, заживо. Ничего не осталось, всё прахом пошло… Неужели не знаете?

– Нет, – соврала Анжела, не моргнув глазом, – это сестра моей матери была, тётка. Как узнала, что мы в эти места собираемся, так просила разузнать всё. Как-то давно вроде Лида ей весточку послала отсюда.

– Да что же она на похороны не приехала? Ни единой живой души не было, из ихних родственников, я имею ввиду. Люди ещё всё судачили, как же так, ни родителей, никого нет…

– Да так получилось глупо. Мать мне потом призналась. Они обе из детдома были, потом поссорились сильно, жениха вроде не поделили. Отца моего. Лида, тётя моя, обиделась, вышла замуж за первого встречного, и потом они уехали. Кажется, у её мужа родственник здесь нашёлся. А я и не знала долго, что у матери сестра есть.

– Семеныч это, то есть родственник их. Умер он ещё до их приезда, царствие Небесное. А Лиду жалко, красивая баба была, работящая… А муж, дядя ваш, совсем дерьмо… Пьянчуга, каких свет не видывал! За ней, за Лидой, Савва ухаживал… Замуж звал, да, видно, не судьба… Долго убивался мужик, потом успокоился вроде, женился. Детки взрослые уже. Дочка у него рано замуж выскочила, ребёночка ждёт. Так что скоро Саввушка наш дедом будет. А баба Зина, соседка их, умерла недавно. Спаси Господи, хорошая была женщина! – Валя перекрестилась.

– Надо же… что матери скажу? Она болеет сильно, просила сестру найти, помириться хотела. Боится умереть непрощенной. Отец-то потом бросил нас, к другой ушёл…

– Не нашла, значит, счастья… мамаша твоя…

– Не нашла…

– А знаешь что, давай-ка мы с тобой по рюмашке за упокой души выпьем. И за дядю твоего беспутного, и за тётю… у меня настойка есть. Или водочки?

– Настойку.

Валя открыла дверцу старого буфета и вытащила резную бутыль с тёмно-вишнёвой жидкостью. Достала пыльные рюмки, вытерла их и разлила настойку. Они с Анжелой молча выпили. Настойка оказалась крепкой и забористой.

– А похоронили их где? – Анжела закусила огурцом, стоящим на столе.

– Похоронили? Да рядом с Семенычем, родственником ихним… Где же ещё? Так и лежат там рядком. Завтра сходите, если желание будет, найдёте. У нас кладбище маленькое. Могилки в порядке, Савва за ними ухаживает… Добрый мужик… – Валя налила ещё по рюмке. Выпили, не чокаясь.

После пятой рюмки Анжелу сморило, она, пошатываясь, добрела до перины, и рухнула в неё, как в облако. Макс спал сном младенца.

Поутру, когда Анжела вышла из комнаты, Валя уже хлопотала по хозяйству. На столе стоял самовар, дымилась картошка, и вкусно пахло мясом. Вслед за Анжелой вышел заспанный Макс. Он не отказался от рюмки и с аппетитом поел мяса, хрустя впридачу солёным огурцом.

– Эх, и вкусно вы, Валентина, готовите! Сто лет так не ел. – Макс вытер вышитым полотенцем жирные губы.

Валя зарделась от удовольствия.

– Что ж не вкусно-то, и картошка, и мясо, всё своё, с хозяйства.

– И давно вы здесь обосновались?

– Да всю жизнь, почитай, так и живём. Одно время совсем плохо было, колхоз развалился, одним огородом и жили. Как замуж вышла, так мы с мужем и решили счастья в городе попытать. Приехали, комнату сняли, на завод устроились. Пашем, пашем с утра до ночи, как проклятые, света белого не видим. Работа и комната эта, комната и работа. Сели мы с ним рядом и подумали – что же за жизнь такая проклятущая! Уволились в одночасье и сюда вернулись. Видно, не созданы мы для городской жизни. Тоска замучила. А тут, на земле, на просторе, жизнь и наладилась. Ребята родились, муж работать шофёром стал, заработки неплохие пошли. А тут и хозяин объявился. Ферму выстроил, свинарник. Устроилось всё, в общем. Я на ферме работаю, но приболела малость, отпуск взяла. А так хорошо всё. Ребята растут. Я ещё на рынке овощи продаю, не бедствуем.

– Правильно сделали, что вернулись. Я и сам не прочь в деревне пожить. Только поближе бы к городу. Всё-таки, мы люди городские, в отличие от вас.

– Это уж видно каждому своё. Как на роду написано.

Валя принялась убирать посуду со стола.

– А кладбище где тут у вас? Сходить хочу. – Анжела встала из-за стола и направилась к двери.

Валя вышла с ней вместе и показала рукой в направлении небольшого перелеска.

– Вон за тем лесочком будет. Сходи, если нужда есть.

На крыльцо вышел Макс.

– Зачем тебе на кладбище, Ангел? Смотри, какой денёк разворачивается! Может, на реку сходим? Посидим, пива попьём? Что-то мне совсем не хочется беспокоить местных покойников.

– Иди. Я потом приду.

– Ну, уж нет, я с тобой. А то, как бы ты не уехала на гастроли прямо с кладбища.

– Это как интересно? Уж не на метле ли?

– Да кто тебя знает, может, и на метле…

Могилы родителей Анжела нашла быстро. Фотографий не было, но памятники стояли, хоть и простенькие. Рядом росла большая раскидистая берёза, спускавшаяся ветвями почти до самой земли. Оградка была окрашена, а внутри неё стояла небольшая скамеечка. Анжела села, сложив на коленях руки. Вот оно, свидание с прошлым. Что она чувствует? Да почти ничего. Образы матери и отца стёрлись из её памяти, и она, как ни силилась, не могла вспомнить их лиц. Только глухой звук удара головы отца о доски стола и треск разгоравшихся брёвен… Анжела тряхнула головой, чтобы прогнать наваждение. Макс смирно сидел рядом, тупо уставившись на памятник с надписью: «Акулова Анжела. Даты рождения и смерти». Он перевёл взгляд на Анжелу и удивлённо спросил:

– Ангел, это ты?! Ты что, умерла?

– Жива, как видишь. Но это я. Просто мне удалось спастись, когда дом загорелся. А мать и отец погибли. Я убежала в лес и заблудилась. Ничего не помнила. Потом попала в детдом. А потом ты знаешь.

– Вот так история… не ожидал, признаться. И как же ты вдруг вспомнила?

– Вспомнила и всё… Услышала одну мелодию, которую часто играла здесь и всё вспомнила.

– Фантастика.

– Что, разве так не бывает?

– С тобой же случилось. Значит, бывает. Ты за этим меня сюда привезла? Посетить собственную могилу?

– Почти. Есть ещё дело.

– Вот как? Я чувствую себя героем детектива. Расскажешь, надеюсь?

– Позже. Идёт кто-то…

К могилам подошёл мужчина. Он был в возрасте, но крепкий и моложавый. Лицо его непроизвольно вытянулось, когда он увидел Макса и Анжелу, сидящих на скамейке. Они кивнули ему.

– Здравствуйте, молодые люди. Кто же вы такие будете?

– Я родственница Лиды, племянница. А это мой жених, Максим. – Анжела сжала Максу руку, чтобы молчал и не вмешивался.

– А я смотрю и поверить не могу, будто Лиду увидел, показалось… Похожи…

– Да, немного… Моя мать была её родной сестрой.

– Вот те раз! А я думал, нет у Лиды никого… она ни разу не упоминала.

– Они были в ссоре много лет, не общались…

– А теперь-то что ж?

– Мама при смерти, помириться хотела… а тут…

– Н-да… незадача… не с кем мириться, получается…

– Получается… А вы, случайно, не Савва?

– Он самый. Откуда узнали?

– Мы у Валентины остановились, она и рассказала.

– Понятно… У бабы язык, что помело.

– Зря вы так, она ничего плохого не сказала. А за тётю Лиду спасибо, я маме так и передам, что заботятся о ней, помнят.

– Передай.

– Я только спросить хотела, там, где дом стоял, живёт кто-то?

– Нет, никто не живёт. Участок так и зарос кустами да бурьяном. Думали, городские купят, да пока что-то желающих нет. Документы-то сгорели с домом вместе, и получается, что он вроде и ничей, а вроде и чей… А без документов боятся люди брать, мало ли что? Родственники или ещё там что… вот видите, вы и объявились… Про Семеныча тоже думали, что одинокий, а тут гляди – Лида с муженьком… Так и стоит. Посмотреть хотите?

– Потом, может… А Семеныч этот, кем им приходился? Мама ничего не говорила.

– Петьки, мужа Лидиного, дальний родственник. Незадолго до смерти кто-то к Семенычу приезжал, говорили о чём-то …а потом Семеныч возьми и умри. Старый хрыч скрытный был и хитрый. Никому ничего ни гугу. В город зачастил зачем-то. Заболел, его в больницу городскую забрали, где он и скончался. Там и вскрытие делали. Опухоль, что ли была, не помню… Операцию хотели делать, вроде, да не успели. Тёмная какая-то история с Семенычем этим вышла. Из больницы они его сами привезли, в гробу уже, да красивом таком… одетого, забальзамировали даже. Сказали, что покойник перед смертью денег им дал, чтобы похоронили по-человечески. Я-то его знал при жизни – скряга скрягой. Но кто знает? Может, решил истратить напоследок? Кому оставлять-то? Ну и ещё один наш мужик одно время водителем в этой больнице работал, он и рассказал, что когда Семеныч в морге лежал, работник-то тамошний напился до чёртиков, и потом рассказывал всем, что видел, как кто-то в чёрном склонился над Семенычем и будто сердце вытаскивает или душу вынимает… а потом исчез, словно и не было его. Тот испугался до смерти, притаился. Так-то… видно, не простой человек он был, Семеныч-то наш… Баба Зина, соседка его, похоронила, я помогал. А потом Петька с Лидой появились. Вот и вся сказка. Говорить особо нечего. Да они и пожили здесь всего ничего… Загубил, ирод, лебёдушку мою… – Савва вытер слезу. – Сам уже седой весь, с женой ненешней двадцать лет уже живём, внуки скоро будут, а забыть не могу…

Анжела поднялась со скамейки, потянув за собой Макса.

– Пойдём мы… спасибо за рассказ.

– Не за что, идите, я посижу ещё, поговорю с ней… скажу, что племянница приходила, сестра прощения просит.

Анжела с Максом дошли до реки и уселись на берегу. Макс взял Анжелу за руку и начал перебирать её пальцы.

– Что ты скрываешь от меня, Ангел? Я жду рассказа о твоих ужасных семейных тайнах.

– В прошлой жизни отца звали Эдиком, а маму Марго. Отец ещё в молодости ограбил и попытался убить одного человека, своего друга. Он украл у него фамильные рубины, доставшиеся ему по наследству. Но тот человек выжил и открыл на отца охоту. Отец сбежал от него, инсценировав свою и нашу смерть. Мы приехали сюда с новыми документами и новыми именами. Я ничего не знала, думаю, мать тоже. В день, когда случился пожар, они крупно поссорились, как я теперь думаю, из-за Саввы – мать собиралась уйти к нему. Отец ударил её, и она упала, ударившись об угол печи. Было много крови… я видела всё… он страшно избил её… а потом случился пожар. Я не помню, отчего… может, свеча, может, баллон с газом взорвался… отец много курил. Но я успела убежать. Когда я была на гастролях в последний раз, этот человек, которого ограбил отец, нашёл меня и стал требовать рубины. Я… я испугалась… и убежала в другую страну… но он не оставит меня в покое, пока я не верну ему его камни. Я должна их найти.

– Пусть сам и ищет! Ты же была ребёнком… что ты можешь знать?

– Он не может искать их сам, поверь. Не спрашивай ни о чём, но он не может. Он будет преследовать меня, пока я не найду.

– Да как он вообще нашёл тебя? Ты умерла аж в двух местах, детка.

– Случайно. Тот город, откуда я вернулась, и есть город моего детства. А он там живёт. Всё по-дурацки вышло, но теперь ничего не исправишь.

– Господи, Ангел! С тобой не соскучишься… и где ты думаешь их искать?

– Надо сходить на место, где стоял наш дом.

– А толку? Там всё быльём поросло. И потом, твой папаша мог спрятать эти камушки где угодно! – Макс обвёл рукой пространство. – Мы не можем перерыть всю землю в округе.

– И ещё я думаю, что нам нужно раскопать могилу Семеныча. Что-то подозрительно, что его привезли люди из больницы уже в гробу. Кто-то это организовал. Да они бы просто прикарманили его деньги, и дело с концом. Покойники не говорят.

– Ну и что тут подозрительного? Тебе же сказали – старик решил потратиться на собственные похороны. Вполне понятное желание. И потом, не все же такие корыстные. Ты, что же, думаешь, твой предок спрятал камушки в горбу?

– Кто его знает? Ему могло прийти в голову что угодно. Как-то же он купил дом. Значит, наведывался сюда. Всё-таки это пока самая доступная для проверки версия. А потом уже будем осматривать участок.

– Ну, Ангел, ты даёшь! И когда будем мародёрствовать?

– Сегодня ночью, зачем терять время?

– И кто будет копать?

– Мы с тобой. Кто же ещё? Вечером потихоньку возьмёшь у нашей хозяйки лопаты и раскопаем.

– Ещё и воровать?! Тебе не кажется, это слишком?

– Нет. Там целое состояние.

– Ладно, – Макс пожал плечами, – копать, так копать.

Анжела вертела в руках травинку, потом выбросила еёи расстегнула молнию на платье. Макс склонился над ней.

Когда они закончили заниматься любовью, Анжела одёрнула платье и села прямо на траве. Макс закурил.

– Слушай, Ангел, а зачем столько усилий только для того, чтобы отдать сокровище какому-то хмырю? Или это дело принципа? Долг отца – священный долг?

– Считай что так. Не люблю долги.

– Ты что-то темнишь…

– Я же просила, не спрашивай ничего. Тем более, я всё равно тебе не отвечу.

– Ладно, молчу.

Анжела поднялась и пошла по направлению к деревне, Макс последовал за ней.

Вечером, когда стемнело, Анжела с Максом поужинали с хозяйкой и вышли посидеть во двор. Валентина сначала было составила им компанию, но быстро начала зевать и ушла спать, забрав с собой сыновей. Макс осторожно пробрался в сарай, где, как он успел заметить днём, хозяйка хранила лопаты, и взял две.

На кладбище было пусто и мрачно. Могильные кресты белели среди берёз, наводя на мысли о вечном. Свои холмики они нашли быстро и Макс воткнул лопату в бурую землю. Копали они торопливо, боясь быть замеченными кем-то из местных. Анжела поминутно оглядывалась, но тишину нарушали только крики неизвестной птицы. Когда лопата стукнула обо что-то твёрдое, Макс вздохнул с облегчением. Анжела прыгнула вниз, и они откопали сгнившую крышку гроба. Одежда на покойнике полностью истлела, и оголённый череп уставился на гробокопателей своими пустыми глазницами. Макс посветил фонариком. Анжеле показалось, что череп усмехнулся, ощерившись остаткам зубов, и её пробрала дрожь. Преодолевая тошноту, Анжела взяла у Макса фонарик, наклонилась к скелету и посветила. Внутри тела, между рёбрами, она вдруг увидела красный выцветший мешочек. Анжела сунула руку и вытащила его. Развязала чёрные завязки и высыпала на ладонь маленькие красные камушки… Рука скелета, видимо задетая Анжелой, с треском сломалась, и коснулась руки Анжелы, словно не давая ей унести камни.

Макс помог ей выбраться, и они засыпали яму обратно. Наспех сделали холмик, чтобы не было так заметно чужеродное вторжение, и вернулись в дом. Макс поставил лопаты на место, и они крадучись прошли в свою комнату, чтобы не потревожить хозяйку.

В комнате Анжела высыпала содержимое мешочка на белоснежные простыни и невольно начала длинными пальцами перебирать камни. Они были огранёнными, от тёмно-бардового до ярко-красного. Макс не сводил с них глаз.

– Да… Ангел, ты даёшь… честно, думал, что ты шутишь…

– Какие шутки…

– Теперь и сам вижу… неужели ты всё отдашь?

Анжела отдёрнула от камней руку, будто обожглась.

– Отдам.

– Оставь хоть один… тут же их куча… ну хотя бы в качестве платы за нашу работу. Всё-таки мы могилу раскопали… кощунство, как ни крути. И потом, нас могли застукать за таким неприглядным занятием.

– Возьми один. – Анжела подумала, что Альберт не заметит. Должна же она расплатиться с Максом. Ей незачем быть ему должной.

Макс выбрал крупный ярко-красный рубин, полюбовался им, поднеся его к тусклой лампе, и спрятал в бумажник. Остальные камни Анжела сгребла обратно в мешочек и убрала в свою сумку.

А наутро к ним заявился Савва. Он о чём-то разговаривал с Валей, пока Анжела и Макс спали, а когда они вышли к завтраку, бросился прямо к ним.

– Здравствуйте, гости!

– Здравствуйте! – Анжела улыбнулась.

– Садись завтракать с нами, Савва Анатольевич, – сказала Валентина, накрывая стол на веранде.

– Пожалуй, чайку попью… – Савва был чем-то изрядно возбуждён. Он поминутно перетаптывался с ноги на ногу и шумно вздыхал.

Когда все уселись за стол и начали пить чай, Савва, наконец, решился высказать то, зачем пришёл сюда с утра пораньше. Он испуганно взглянул на Анжелу и начал.