Электронная библиотека » Ольга Муромцева » » онлайн чтение - страница 3


  • Текст добавлен: 6 мая 2024, 09:40


Автор книги: Ольга Муромцева


Жанр: Изобразительное искусство и фотография, Искусство


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Шрифт:
- 100% +

«…я подошла к нему и высказала мнение: что наше недоверие вполне понятно, если правительство могло так безбоязненно обмануть Финляндию, Польшу и т. д., наконец, все наши земства, откуда же, да и мыслимо ли другое отношение. И говорю, что вот если сюда войдут такие личности, как Толстой и т. д., то дело пойдет вперед. Хорошо не помню, но говорила я долго, он выслушал, взял мою руку и говорит, да, верно, и только этого я и желаю, чтобы таких-то личностей и притянуть и, если нам удастся, тогда-то дело и пойдет» [21]21
  ОР РГБ. Ф. 420. К. 5. Ед. хр. 15.


[Закрыть]
.

Надя, с юных лет отстаивавшая свое право и возможность учиться, восхищалась и безмерно уважала профессора и учредителя курсов, однако процесс собственного учения шел у нее тяжело: по выражению Петра, училась она «не для знаний, а для экзаменов». Добычина, со свойственной ее энергичной натуре жаждой деятельности, отдавала себя общественной работе и дискуссиям с товарищами. В декабре ей вновь пришлось оставить учебу и Петербург: по настоянию семьи она должна была сопровождать старшую сестру Любу, отправлявшуюся на лечение за границу. Муж Любы Яков Граевский брал на себя финансирование первой поездки Добычиной за пределы России. Вероятно, кроме беспокойства за здоровье сестер, семья Фишман с помощью этого вояжа предпринимала последнюю попытку отдалить Надю от ее радикально настроенных друзей и тогда еще православного жениха. После успешно прошедшей операции Любы в Кёнигсберге отец предложил Наде оплатить ее пребывание на курорте в Мерано с тем условием, чтобы она перестала переписываться с Петром и попыталась забыть его.


Надя Фишман после лечения в Мерано с Яковом Граевским (?). 1905

Отдел рукописей РГБ


Надя хотела поправить свое здоровье и набраться сил: заболевание легких, временно отступившее, продолжало беспокоить ее всю жизнь. Кроме того, никогда не страдавшая от недостатка мужского внимания, Добычина начала серьезнее относиться к одному из своих поклонников, о чем свидетельствует их бурная переписка во время пребывания в Кёнигсберге. Отношения с Петром оказались на грани разрыва, и семья поторопилась подыскать Наде более подходящего и состоятельного жениха. В этот драматичный период в письмах Добычиной, кроме описания собственных душевных переживаний и метаний, встречаются пассажи, касавшиеся ситуации в стране и ее восприятия за рубежом:

«Здесь относительно войны очень нелепые слухи ходят, говорят, что Россия обязательно проиграет, вообще уже делят Россию (Сибирь) по частям».

И далее:

«Здешние газеты полны сообщений относительно России. Вчера в Berliner Tageblatt было напечатано письмо, озаглавленное “Спасайте Горького!” В нем говорится, что Горького хотят приговорить к смертной казни и вот они выражают свой протест царскому правительству и т. д. Подписались масса писателей, художников, скульпторов и т. д. Выражения по адресу России довольно-таки непрезентабельные. Недавно здесь студенты (русские) написали протест и послали в “Нашу жизнь” и в “Освобождение”…» [22]22
  ОР РГБ. Ф. 420. К. 5. Ед. хр. 15.


[Закрыть]

Надя Фишман с сестрой и ее мужем Яковом Граевским (?). Кёнигсберг, 1905

Отдел рукописей РГБ


Известный писатель и общественный деятель Максим Горький, произведениями которого зачитывались Надя и ее орловские друзья, был арестован и помещен в одиночную камеру после печально известных событий Кровавого воскресенья 9 января 1905 года. Петр был свидетелем происходившего тогда в Петербурге и оставил подробный отчет об этом трагическом дне:

«8-го узнал о петиции рабочих и о предполагаемой подаче ее царю в 2 часа у Зимнего дворца. 9-го утром часов в 11 я был на Офицерской улице. В конце ее у Пряжки стояло десятка 2–3 матросов гвардейского экипажа с ружьями в козлах. К Пряжке меня пропустили, обратно же ни меня, ни кого-либо вообще солдаты не пускали. Я обратился к офицеру. Тот приказал меня пропустить, сказав солдатам: “всех, кто в форме, можно” (я был в студенческом пальто). Я направился к Николаевскому мосту. Здесь поражало сравнительное безлюдье и то, что движение происходило почти исключительно лишь к Васильевскому острову. Пройдя мост, я увидел разгадку этого. Улицы Васильевского острова со стороны набережной были закрыты конными и пешими солдатами. У моста тоже стояли солдаты и городовые, и последние не пускали на место никого, кроме чинов. Тем не менее, конки по набережной ходили обычным порядком. Они были переполнены главным образом рабочим людом обоего пола. Я сел на конку, шедшую через Дворцовый мост к Невскому. На всем пути по набережной была масса конных солдат… В улицах с острова виднелись толпы народа кое-где сплошными и большими массами. Проехав мост, конка стала приближаться к Дворцовой площади. Тут уже собралось много народу (было 12 часов). Движение конок было стеснено и та, на которой я приехал остановилась у Адмиралтейского проезда… Тут были кучи снега, представлявшиеся удобным пунктом для наблюдения. Я взобрался на одну из них и взглянул на площадь. Вокруг главного подъезда дворца дальше вглубь площади стояла сплотившаяся кавалерия, ближе к саду и на той стороне площади дефилировала пехота. Разъезжали небольшие отряды кавалерии и жандармов. Носились вскачь отдельные офицеры. С Адмиралтейского проспекта, дымя, проехала походная солдатская кухня. В разных местах жандармы и несколько десятков кавалеристов стали оттеснять толпу с площади. <…> Толпа то подавалась к саду, то вновь проникала на площадь. <…> Наконец на площади начальствующее лицо сделало решительное движение рукой, и тогда толпу потеснили несколько энергичнее. Скоро на площади никого не было. Отхлынули кто в сад (после чего ворота были закрыты), кто к Невскому, кто в Адмиралтейский проезд. В окружавшей меня толпе рабочих <…> изредка слышались различные предположения о том, как произойдет сама церемония передачи петиции. Но в общем настроение рабочих было более глубокое. Потом уже читая гапоновскую петицию, в которой говорилось о готовности рабочих умереть, о том, что им некуда идти и незачем, я вспоминал это настроение и сохранившиеся обрывки некоторых слышанных мною фраз. Здесь у площади слышались голоса, что “все равно помирать-то”. И здесь, как и в петиции, слова о смерти звучали не угрозой, голосом борьбы, а решимостью идти на добровольное заклание…

Было около 2 часов. Я огляделся, выбрал одно толстое дерево, на котором сидело человека 3 рабочих, и забрался. <…> Тротуар у Александровского сада по Адмиралтейскому проезду был весь покрыт народом. Со стороны площади донесся звук рожка – проиграл горнист. Я не понял значения этого сигнала, не обратил на него внимания. Почти в то же время я увидел, что солдаты, выстроившиеся против Адмиралтейского проезда, припали на одно колено и взяли ружья на прицел. Часть толпы хлынула от площади к Невскому и бросилась бежать. Многие из находившихся в саду, как бы стремясь туда, на площадь, махали картузами и платками и кричали: “Не надо! Что вы делаете?! Не надо!” – “Сейчас дадут холостой залп”, – говорю своим соседям. Но инстинктивно мы все, насколько это было возможно, укрылись за ствол дерева. Раздался сухой треск залпа. Я осмотрелся. В саду кто бежал, кто припал на снег. Солдаты оставались в прежнем положении. Я вновь укрылся за дерево. Второй залп, потом одиночные выстрелы. <…> На Невском мгновенно все притихло. Я взглянул на тротуар у сада. Там была темная груда человеческих тел – как мне казалось инстинктивно припавшая к земле… нет кровь… целые лужи крови…» [23]23
  ОР РГБ. Ф. 420. К. 16. Ед. хр. 24.


[Закрыть]

На следующий день были обнародованы первые данные о жертвах: в больницы Петербурга было доставлено 76 убитых и 233 раненых, позднее эта цифра была уточнена: 130 убитых и 299 раненых. В последующие десятилетия продолжались дискуссии о количестве людей, пострадавших в этот страшный день. Высказывались предположения, подтверждавшиеся иностранной прессой того времени, что число погибших и раненых могло доходить до 5000 человек (а в некоторых источниках назывались и большие цифры).

Весной и летом 1905 года народные волнения и манифестации продолжались. Общественно-политическая жизнь страны буквально бурлила: на заводах создавались Советы рабочих депутатов, руководившие стачками и забастовками, земские деятели проводили съезды и составляли петиции и ходатайства о народном представительстве. Бастовали и военнослужащие: в июне в результате выступления матросов броненосца Черноморского флота «Князь Потёмкин-Таврический» было убито семь человек, вслед за этим началось вооруженное восстание военных моряков Балтийского флота в Либаве. Напряжение было таким высоким, что поводом для начала манифестации могло послужить что угодно. В письме от 21 мая Петр рассказывал, как в Павловске, где он в это время жил, «была устроена интеллигентами демонстрация» во время концерта, проходившего на открытой эстраде. Публика потребовала вместо увеселительной музыки исполнить похоронный марш «по поводу гибели на войне сотен моряков». Оркестр отказался, в ответ начались антивоенные выступления. Говорившие «призывали общество к активному вмешательству во внешнюю политику с требованием немедленного прекращения войны, а также немедленного созыва учредительного собрания». Естественно, городовые и солдаты разгоняли подобные манифестации с помощью шашек и предупредительных выстрелов. Однако начавшееся народное брожение было уже не остановить. Социальные конфликты отягощались конфликтами на национальной почве. На Кавказе начались столкновения армян с азербайджанцами, продолжавшиеся в 1905–1906 годах. С июля по всей стране, в том числе в городах за пределами черты оседлости, проходили еврейские погромы, пик которых пришелся на октябрь 1905 года.

Как часто случалось с Добычиной, общественно-политические события в стране разворачивались параллельно с радикальными поворотами ее личной жизни. Летом 1905 года отношения в семье Фишман достигли высшей точки напряжения, отец отказывался отпускать вернувшуюся из заграничной поездки дочь, принимая все возможные меры, включая уговоры, слезы и физическое насилие. Надя в письмах просила Петра приехать и забрать ее из Орла или прислать за ней своего старшего брата Николая. Девушке удалось покинуть родительский дом, хотя это временное расставание далось всем нелегко. Буквально через несколько месяцев в родных для нее с детства местах произошел погром. Рабочие Орловской губернии присоединились к всероссийскому стачечному движению еще в начале года, их поддержали крестьяне, громившие имения и портившие барское имущество. В городе также случались митинги и демонстрации. Во время одной из них, проходившей 18 октября 1905 года, на Болховской улице внезапно началась драка, превратившаяся в избиение «лиц еврейской национальности». Прибывшие полицейские и казаки не смогли или не захотели остановить погром домов и магазинов евреев, находившихся в центре города. В результате один человек был убит. Всего жертв столкновений насчитывалось до ста человек, «как серьезно раненых и ушибленных, так и легко». В эту роковую ночь многие еврейские семейства в паническом страхе бежали из города. Хотя родные Гинды-Неки физически не пострадали и потом вернулись в Орел, это происшествие сильно повлияло на семью и укрепило уверенность Нади в правильности ее отъезда в Петербург и решимость начать новую жизнь в качестве законной супруги «Его высокоблагородия Петра Петровича Добычина».

Глава 3
К вопросам искусства

Первые годы семейной жизни Добычиных были совсем непростыми, прежде всего из-за постоянного отсутствия денег. Надя хотела жить в отдельной квартире и иметь приходящую прислугу, но так и не окончивший университет и работавший в конторе мелким клерком Петр едва ли мог себе это позволить. Молодая семья пробовала снимать квартиру совместно с кем-то из друзей, а на летние месяцы вновь расставалась: Надя уезжала на дачу к родным в деревню Жуковка под Орлом, Петр переселялся в арендованную комнату. Лейтмотивом их переписки становится необходимость найти Наде подходящую работу, которая позволила бы ей вносить свой вклад в семейный бюджет. Для еврейской девушки, не имевшей опыта и профессиональных навыков, это было сложной задачей. Добычина возобновила занятия на курсах Лесгафта, преобразованных в 1906 году в Вольную высшую школу с тремя факультетами: педагогическим, историческим и биологическим. На курсах стали заниматься не только женщины, но и мужчины, главным образом представители демократической интеллигенции, но, несмотря на огромное количество желающих учиться, осенью 1907 года школа была закрыта за революционную деятельность. Надя, так и не успевшая получить диплом об образовании из-за постоянных перерывов, была вынуждена искать другие варианты и пробовала посещать лекции недавно открывшихся Высших юридических курсов для женщин, где была тут же избрана старостой. Круг ее петербургских знакомых был к этому времени достаточно широким. Активную и обаятельную Надю с радостью привлекали к выполнению различных общественно-полезных задач, однако денег за это не платили или платили крайне мало. Единственной положительной стороной была возможность выбора дела по душе.

Образование и просветительские проекты по-прежнему интересовали Добычину больше всего. В 1907 году ее увлекла идея создававшихся тогда Народных университетов, доступных для всех слоев населения. Возможность основания подобных учебных заведений стала обсуждаться в России в конце XIX века. Однако царское правительство, опасавшееся любой формы самоорганизации российских подданных, противилось их открытию. Революция 1905 года послужила импульсом к активизации сторонников народного образования. Речь шла о создании сети внешкольных и внеуниверситетских образовательных учреждений для взрослых в форме вечерних или воскресных общедоступных курсов. Проект устава Всероссийского общества народных университетов, подготовленный в кратчайшие сроки, был встречен властями множеством придирок и в итоге так и не получил одобрения, однако отдельные университетские курсы все же были открыты в Москве, Петербурге, Киеве, Одессе и других крупных промышленных городах. В 1906 году лекторский корпус Петербургского народного университета был разбит на четыре секции: общественно-юридическую, гуманитарную, естественно-историческую и физико-математическую, в 1907 году к ним добавились еще две: секция искусств и музыки и секция медицины с подсекцией гинекологии. Николай Иванович Кульбин, доктор медицины, приват-доцент Военно-медицинской академии, врач Главного штаба и действительный статский советник, увлекавшийся современным искусством, изъявил желание читать лекции и помогать в организации занятий обеих секций. Надежда Евсеевна, слушавшая лекции Кульбина на курсах Лесгафта, с удовольствием присоединилась к деятельности Петербургского народного университета. Через несколько десятилетий в своей официальной автобиографии, составленной для советских учреждений, Добычина следующим образом охарактеризует данный этап своей жизни:

«В 1907 г. впервые начала принимать участие в культурно-просветит./общественно-художественной безвозмездной работе при Обществе народных университетов, организовывала лекции по искусству живописи и музыке, как бесплатные – для рабочих, так и (в центре города) со сборами в пользу общества. В этой работе столкнулась с покойным Н. И. Кульбиным, благодаря которому вплотную подошла к вопросам искусства и с которым в качестве секретаря провела в 1908–10 гг. выставки “Треугольник” и “Импрессионисты”» [24]24
  ОР РГБ. Ф. 420. К. 3. Ед. хр. 32.


[Закрыть]
.

Сергей Судейкин. Портрет Николая Кульбина. Шарж. 1912–1914

Музей Академии художеств


Несомненно, эта глава ее жизни заслуживает более подробного описания, которого сама Надежда Евсеевна, к сожалению, не оставила.

Николай Иванович Кульбин{5}5
  В своих тетрадях Н. Е. Добычина оставила воспоминания о Н. И. Кульбине. Их текст приводится полностью в конце книги (Приложение 2). Ранее не публиковался.


[Закрыть]
, сделавший удачную карьеру врача, увлекся искусством достаточно поздно, в возрасте 40 лет. Под влиянием заграничной поездки 1906 года он заинтересовался живописью и теориями импрессионизма и постимпрессионизма. Отказ от смешения красок и работа отдельными мазками, увиденные у французов, легли в основу как творчества самого Кульбина, так и других членов основанной им в 1908 году группы «Треугольник». Эмблема группы представляла собой эту геометрическую фигуру со сторонами трех основных цветов – красного, желтого и синего. Первым выступлением «Треугольника» стала выставка «Современные течения в искусстве», открывшаяся в петербургском Пассаже в апреле 1908 года. К участию в выставке был приглашен самый широкий круг художников от мирискусников – А. Бенуа, Л. Бакста, А. Остроумовой-Лебедевой до объединившихся в группу «Венок» экспериментаторов – братьев Бурлюков, А. Лентулова, А. Экстер. В экспозиции были представлены и сторонники реалистических тенденций – Н. Богданов-Бельский, М. Дружинина, А. Силин, назвавшиеся «Группой неореализма», и М. Матвеев, Г. Манизер, М. Манизер, М. Салтыков и другие художники из «Группы академических течений». Кульбин, выступавший прежде всего за свободу творчества, считал, что «каждый “изм” приносит пользу технике искусства» [25]25
  Кульбин Н. Кубизм // Стрелец. Пг., 1915. С. 217.


[Закрыть]
. Еще одной идеей Кульбина была доступность современного искусства. Он был уверен, что нет человека, который не понял и не полюбил бы «импрессионизм» в его интерпретации, если ему объяснить, рассказать и показать, что это такое. Отсюда его убежденность в необходимости образовательной программы к каждому выставочному проекту и увлечение активной издательской и популяризаторской деятельностью.


Владимир Бурлюк. Пейзаж с домом. 1907–1908

Собрание Иветы и Тамаза Манашеровых


Именно под влиянием Кульбина Надя и Петр начали интересоваться современным искусством и обсуждать его. Весной 1908 года во время отдыха Добычиной в Финляндии в местечке Мустамяки (сегодня – поселок Яковлево, Выборгский район) Петр подробно и со знанием дела описывал жене выставки, которые ему удалось посетить в Петербурге:

«Вчера был на выставке картин Общества новых художников. Слишком много эскизов (незаконченных картин). Выдающегося нет, а хороших имеется несколько (говорю это, конечно, не тоном авторитетного знатока, а по своим впечатлениям). Есть 2–3 художника, почти все картины которых хороши, написаны в новом духе с преобладающими мягкими, бледными и туманными тонами. Много, мне кажется, пересаливающих своеобразностью особого рода. Во всяком случае, первый раз ушел с выставки со свежей головой. Есть отделение, представленное исключительно детьми от 2,5 до 9 лет. Любопытно, но больше для специалиста т. сказать детской рисовательной психологии. Есть, например, карандашный набросок дерущихся петухов и отдельного петуха. Почти одни контуры (рисунки 8-летнего), но ясно видишь схваченные основные штрихи, очень живо передающие действительность. В том же здании выставка картин Сухарского или что-то в этом роде “Дочь Нана”. Пошел и туда. Большая и темная комната, в глубине задрапированная картина вышиной арш. в 3 и длиной – арш. в 6, освещаемая боковым огнем, закрытым для зрителей. У камина на шкуре белого медведя лежит на животе голая “дочь Нана”, в богатой обстановке, занимая больше 1/2 длины картины. Вот ты говорила, что не признаешь и не понимаешь удовольствия от подобного рода живописи. Это тело – простое тело, ничуть не одухотворенное чем-либо идейным, просто тело женщины, дочери Нана, но так выписанное, настолько живое – что смотреть на картину доставляет именно удовольствие…» [26]26
  ОР РГБ. Ф. 420. К. 10. Ед. хр. 20.


[Закрыть]
.

Алексей Явленский. Андрей и Катя. 1905

Собрание Иветы и Тамаза Манашеровых


На 5-й выставке Нового общества художников (12 февраля – 16 марта 1908 года, Невский, 23), о которой писал Петр, были представлены произведения П. Кончаловского, А. Явленского, А. Экстер, выполненные в технике пуантилизма. В экспозиции впервые демонстрировалась коллекция детских рисунков самих художников-участников, их детей и частных лиц. Именно в это время интерес к примитиву и увлечение не мастерством, а выразительностью становилось модным поветрием. Любопытно, что для любителей других эффектов в соседнем помещении проходила выставка одной работы Марцелия Гавриловича Сухоровского, получившего широкую известность благодаря написанной им в 1881 году картине «Нана». Сухоровский возил «Нану» по городам России, а также выставлял картину за границей, делая из каждой экспозиции настоящее шоу с использованием эффектов освещения, музыкальным сопровождением, особым декором помещения. Позже подобные выставки Сухоровский повторял и для других своих картин, в том числе и для описанной Петром «Дочери Нана». И если на Добычина ухищрения Сухоровского произвели должный эффект, то Надя тянулась к более авангардным направлениям в искусстве.


Участники выставки «Импрессионисты». 1909. Сидит на полу в центре: М. В. Матюшин; сидят (слева направо): В. В. Каменский, Е. Г. Гуро, Н. И. Кульбин, неизвестная, Э. К. Спандиков; стоят: М. Э. Андерс, Л. Ф. Шмит-Рыжова, Н. К. Калмаков, Н. Е. Добычина, А. А. Дуничев-Андреев, М. Е. Вернер, неизвестный, И. С. Школьник, С. Я. Шлейфер, В. И. Быстренин, П. К. Ваулин

Государственный Русский музей, Санкт-Петербург


Март и почти весь апрель 1908 года Надя провела в Мустамяки, поэтому едва ли могла принимать участие в подготовке первой выставки «Треугольника», которая продолжила выставочный сезон, описанный Петром. По всей видимости, она присоединилась к организаторам уже после открытия и помогала в течение месяца работы экспозиции, а также после ее завершения. Наибольшее внимание петербургской арт-критики, писавшей о выставке, привлекли работы Бурлюков и Лентулова. Их называли с явным возмущением «просто пачкотней» и «безобразной мазней», при этом отмечая выразительность и жизненность некоторых вещей. В целом отклики на выставку были самые разнообразные [27]27
  См. подробнее: Крусанов А. В. Русский авангард. 1907–1932. Исторический обзор. В 3 т. Т. 1. Кн. 1. Боевое десятилетие. С. 106–111.


[Закрыть]
. Сторонник свободы выражения Кульбин оказался скорее доволен вызванной реакцией и был полон решимости продолжить.

Подготовка к открытию следующей выставки группы «Треугольник» уже полностью легла на плечи Добычиной. В марте 1909 года Надя от своего лица написала прошение в Канцелярию Санкт-Петербургского градоначальника о разрешении на устройство выставки картин в доме № 39 по Морской улице. Четырехэтажный особняк, принадлежавший князю Александру Дмитриевичу Львову, был продан и предназначался под снос (на его месте позднее возведут внушительное здание гостиницы «Астория»). Перед началом работ по разрушению здания было получено разрешение разместить выставку картин в пустующем помещении первого этажа. Добычина еще дважды обращалась с письмами в Канцелярию, и оба раза ответы были положительными: ей дозволялось «прибить на здании вывеску» со значком треугольника и надписью «Импрессионисты. Выставка картин», а также в дополнение к выставке устраивать чтение лекций, концерты и танцевальные вечера. К этому времени у Надежды Евсеевны появилась официальная должность «секретарь выставки Импрессионистов» и соответствующая визитная карточка.



Борис Григорьев. Крымский этюд. 1915. На обороте сохранилась наклейка Художественного бюро

Частное собрание


Открытию выставки предшествовала лекция Кульбина «Свободное искусство как основа жизни», прочитанная в зале Тенишевского училища 20 февраля. Через год в издании «Студия импрессионистов» была опубликована одноименная статья, в которой говорилось об универсальных принципах, присущих природе и искусству, а сами произведения искусства и их воздействие описывались с использованием музыкальной терминологии и с соответствующими аналогиями [28]28
  Кульбин Н. И. Свободное искусство как основа жизни. ГАРМОНИЯ И ДИССОНАНС (О жизни, смерти и прочем) // Студия импрессионистов: Книга 1-я: [Сборник] / Редакция Н. И. Кульбина. СПб.: Издание Н. И. Бутковской, 1910.


[Закрыть]
. Не удивительно, что находившийся в Мюнхене Василий Кандинский, как свидетельствовал со слов Кульбина Петр Добычин в одном из писем жене, изъявил желание сблизиться с группой «Треугольник» и прислал их лидеру устав и издания Нового художественного общества, организованного им в Германии. Таким образом Николаю Ивановичу удалось привлечь внимание к своей деятельности не только петербуржских любителей искусства, но и соотечественников за рубежом. Однако к этому времени от него отдалилась группа Бурлюков, организовавшая выставку «Венок-Стефанос», открывшуюся практически параллельно с выставкой «Импрессионисты» на Невском проспекте. Критика ругала экспозицию «Венка» и намного лояльнее отнеслась к затее статского советника Кульбина, который, несомненно, обладал большим весом в глазах широкой общественности. Среди работ, представленных на выставке «Импрессионисты», выделялись картины Людмилы Шмит-Рыжовой и Николая Калмакова, а также эскизы Бориса Григорьева. Последние частично были приобретены неким коллекционером из Воронежа, о чем художник писал Добычиной в надежде в ближайшее время получить свои деньги за проданные вещи. Переписка с Григорьевым 1909–1910 годов может быть ярким свидетельством того, как произошло вхождение Добычиной в галерейный бизнес и началось коллекционирование предметов искусства.


Борис Григорьев. Автопортрет. 1914

Музей Академии художеств


В апреле 1909-го сразу после закрытия выставки молодой художник вежливо просил Надежду Евсеевну:

«Не будете ли добры ответить мне, какова судьба моих эскизов, проданных г. Дурову в Воронеж – отосланы они или еще в Петербурге? А если отосланы, то когда я могу получить остальные 25 рублей… Относительно эскиза “Вечер”, который я обещал Вам на добрую память, я думал, что Вы его заберете с собою по окончанию выставки, но случилось иначе и я боюсь посылать его к Вам – Вы, может быть, вовсе и не хотели бы его…» [29]29
  ОР РГБ. Ф. 420. К. 7. Ед. хр. 95.


[Закрыть]

В следующем письме Григорьев констатировал печальный итог для себя и своих коллег: «Мы же ни денег, ни картин не получили. Как все это не основательно устроено». Наконец, уже в 1910 году Добычина самостоятельно приводила к Григорьеву коллекционеров, пытаясь выступить в роли посредника, но закончилось это их конфликтом с художником. Борис Григорьев, пытаясь выяснить причину гнева Надежды Евсеевны, писал:

«Теперь скажите, неужели, все-таки, причина – неуплата процентов за вещь, которую Вы мне не продали, а которую купил Коровин{6}6
  Александр Александрович Коровин (1870–1922) – предприниматель, фотограф, коллекционер, один из постоянных клиентов Н. Е. Добычиной. В 1910-е годы Коровин приобрел ряд произведений Бориса Григорьева, художник был частым гостем в его доме и написал портрет хозяина в домашнем халате, хранящийся ныне в Государственном Русском музее, как и многие другие произведения из его собрания, национализированные в 1920 году.


[Закрыть]
, после трех раз, как вы заезжали с ним ко мне? И после того, как я эту вещь переписывал и переиначивал, жалея о том, что вещь не понравилась и добиваясь лучшего на этом холсте? Тогда Ваше обвинение меня в неуплате процентов было бы несправедливым и даже некорректным» [30]30
  ОР РГБ. Ф. 420. К. 7. Ед. хр. 95.


[Закрыть]
.

На протяжении 1910-х годов Надежда Евсеевна продолжала сотрудничество с Григорьевым. Однако в 1916 году у них снова произошел конфликт, вероятно, опять на деловой почве, такой серьезный, что стороны решили обратиться к третьим лицам для улаживания дела. Николай Рерих был выбран в качестве суперарбитра в третейском суде. Григорьев на это сначала согласился, а потом выразил сомнения в беспристрастности Рериха, нанеся ему оскорбление. Неизвестно, как было улажено дело, но картины Григорьева выставлялись в бюро и в последующие годы.


Николай Кульбин. Автопортрет. 1913

Вологодская областная картинная галерея


Надежда Евсеевна обретала навыки сотрудничества с разными людьми. В обязанности секретаря выставки входила переписка с художниками и контакты с потенциальными покупателями, оформление продаж и ведение всех дел практического характера, от которых Николай Иванович Кульбин, с присущим ему энтузиазмом и восторженностью, был крайне далек. Именно поэтому Добычина стала необходима Кульбину для реализации его проектов. Отношения между ними с первых дней совместной работы были очень теплыми, дружескими. В 1909 году Кульбин подарил Надежде Евсеевне свою брошюру «Свободная музыка» с дарственной надписью: «Близкому человеку Надежде Евсеевне Добычиной. Крепко благодарный и любящий…»


Николай Кульбин. Портрет женщины (Н. Е. Добычиной). 1913–1914

Государственный Русский музей


Важно отметить, что Николай Иванович видел в Надежде Евсеевне не только аккуратного, обладавшего деловой хваткой помощника, но и единомышленницу, с которой можно было делиться идеями и планами, а иногда даже спрашивать совета. Находясь на даче в Куоккале летом 1909 года, Кульбин сообщал Добычиной: «…об искусстве еще не написал: жду Вас, чтобы изложить свои мысли, как мы условились…» [31]31
  ОР РГБ. Ф. 420. К. 13. Ед. хр. 43.


[Закрыть]
По рекомендации Надежды Евсеевны на даче он встречался с молодым художником Евгением Ширяевым{7}7
  Евгений Николаевич Ширяев (1887–1945) – живописец, график, сценограф. Окончил Киевское художественное училище (1910). Учился в Высшем художественном училище живописи, скульптуры и архитектуры при ИАХ (1910–1912). В 1920-х занимался сценографией в сотрудничестве с С. Ю. Судейкиным.


[Закрыть]
, с которым она, вероятно, могла познакомиться еще в Киеве. Николай Иванович продолжал сотрудничество с Народными университетами и прочил Добычину в председатели или по крайней мере в члены совета этой организации. Кульбин, обладавший невероятным красноречием и огромным энтузиазмом, не отличался крепким здоровьем, поэтому честно писал Надежде Евсеевне, насколько он в ней нуждается:

«Необходимо, чтобы Вы жили зимой в Петербурге. Это необходимо для моего здоровья, которое и вообще пошаливает. Между делом Вы вероятно уже исправили ответ о выставке? Скоро он мне понадобится для представлений его на I осеннем собрании [значок треугольника]. Получил письма от Вернера{8}8
  Михаил Евгеньевич Вернер (1881–1941) – советский кинорежиссер, художник и сценарист, один из организаторов и деятелей Украинского кинофотокомитета. В 1910–1915 годах работал художником-декоратором.


[Закрыть]
, Городецкого и еще кое-кого. Может быть, устроим выставку осенью, если будет на то Ваша поддержка».

Вот так неожиданно, хотя и во многом благодаря стечению обстоятельств долго искавшая подходящее занятие Добычина нашла себя и область применения своих способностей, точнее – свое призвание. Самореализацию осложняла только неустроенность супруга. В 1906 году после ряда неудачных проб пера Добычин вновь записался в университет сразу на два факультета – юридический и филологический, вскоре остановился на юридическом, но параллельно посещал занятия в Археологическом институте. Кроме того, он вместе с Надей какое-то время слушал лекции в Вольной высшей школе (бывшие курсы Лесгафта). В 1908-м он попытался заняться рисованием и черчением для поступления в Институт гражданских инженеров. Надя, лелеявшая мечту о получении мужем диплома юриста, обрушила на него весь свой гнев и недовольство. Весной 1909 года Петру, работавшему контрагентом печати в товариществе «по торговле произведениями на станциях железной дороги», предложили повышение по службе при условии переезда в Москву. Петр, размышляя об этой возможности и думая о жене, писал ей:

«…но здесь у тебя связи, знакомства, – терять это и заводить снова… хотя, несомненно, например, что тебе, с твоей инициативой, завести новые связи – плевое дело, несомненно, что и работать в тамошнем Нар. Университете, если бы ты захотела, всегда могла бы» [32]32
  ОР РГБ. Ф. 420. К. 11. Ед. хр. 1.


[Закрыть]
.

В итоге все сложилось наилучшим образом: к осени, когда Надя возвращалась от родных, Петра вновь перевели в Петербург, где он возглавил местное отделение московской конторы, что позволило Добычиным поселиться в конторской квартире по адресу: Владимирский проспект, дом 2, квартира 18. Осенью и зимой 1909/1910 годов Надежда Евсеевна была постоянно занята различными проектами. По инициативе Виленского художественного общества выставка «Импрессионисты», показанная весной в Петербурге, в конце декабря открылась в Вильно. Экспозиция включала около 180 работ, среди них были произведения членов группы «Треугольник», а также картины братьев Бурлюков и еще ряда художников разных направлений. Для привлечения внимания местной публики была разработана образовательная программа, включавшая несколько лекций Кульбина. По свидетельству критиков, молодежь приходила послушать столичного лектора, однако широкого успеха эта инициатива не имела. С выставки была продана всего одна работа, тогда как в Петербурге весной 1909 года удалось продать несколько десятков произведений.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 | Следующая
  • 2 Оценок: 1

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации