Текст книги "Мир искусства Надежды Добычиной"

Последняя выставка художественно-психологической группы «Треугольник» прошла весной 1910 года. К этому времени от группы отделились Михаил Матюшин, Елена Гуро, Иосиф Школьник и Савелий Шлейфер. Они образовали собственное объединение «Союз молодежи». Матюшин объяснял позднее, что разрыв с группой Кульбина был вызван несогласием «с эклектичностью и врубелизмом лидера» [33]33
  Матюшин М. В. Русские кубофутуристы // Харджиев Н. И. Статьи об авангарде. В 2 т. Т. 1. М., 1997. С. 156.


[Закрыть]. Таким образом, открытость Николая Ивановича самым разнообразным проявлениям нового искусства и его очарование символизмом вступили в противоречие с устремлениями молодых авангардистов. Первая выставка «Союза молодежи» открылась 8 марта 1910-го и проходила практически одновременно с последней экспозицией «Треугольника». К своему выступлению Кульбину вновь удалось привлечь московские силы – художников объединения «Венок—Стефанос» (братья Бурлюки, А. Экстер, Л. Михневич, П. Коваленко), к которым присоединились В. Каменский, Е. Гуро, М. Матюшин, уже успевшие выйти из «Союза». По поводу этого воссоединения газета «Новое время» писала: «Года два назад (?) группы “Треугольник” и “Венок” устраивали отдельные выставки, но, потерпев неудачу, они теперь соединились воедино, рассчитывая под новым флагом “импрессионистов” заманить к себе сотню-другую неопытных зрителей» [34]34
  Четыреугольник. Осел-художник // Новое время. № 12228. 28 марта 1910 г. С. 5.


[Закрыть].

Надежда Евсеевна вновь занималась подготовкой выставки и поиском подходящего помещения. Как и в 1909 году, дом номер 1 по Невскому проспекту, на котором в итоге остановились организаторы, был недавно продан новому владельцу – Санкт-Петербургскому частному коммерческому банку – и ожидал реконструкции. Строительные работы по возведению дополнительных двух этажей к четырёхэтажному зданию начались в мае 1910 года, практически сразу после закрытия выставки. 1 марта Добычина получила официальный отказ градоначальника на свое прошение разрешить проведение выставки в этом доме. Однако уже 5 марта решение было изменено в положительную сторону: «По приказанию Г. Градоначальника секретарь выставки импрессионистов Надежда Евсеевна Добычина сим извещается, что к устройству в текущем сезоне в доме № 1 по Невскому проспекту выставки картин со стороны Г. Градоначальника препятствий не встречается…» [35]35
  ОР РГБ. Ф. 420. К. 1. Ед. хр. 1.


[Закрыть] Накануне помещение успешно прошло освидетельствование Технического отделения Городской управы и было признано годным под экспозиционные цели. В этот раз организаторы придумали соответствовавший своим идеям выставочный дизайн: стены комнат, в которых разместилась экспозиция, были затянуты дерюгой, такой же материал использовали для обложки каталога, что выглядело вызывающе. Как вспоминала Добычина, еще до открытия выставки о ней шли всевозможные ироничные толки, предполагали даже, что по примеру французских провокаторов, выставивших на «Салоне независимых» картину, написанную ослиным хвостом, «русские импрессионисты» выкинут нечто подобное{9}9
  На парижском «Салоне независимых» 1910 года была представлена полуабстрактная работа никому не известного художника JR BORONALI под названием «И солнце уснуло над Адриатикой» (журналисты окрестили ее «Закат над Адриатикой»). Вскоре после открытия Салона от имени художника Боронали был опубликован нарочито провокационный манифест выдуманной школы эксцессивистов (Excessivism), который явно перекликался со знаменитым манифестом футуризма Филиппо Томмазо Маринетти, вышедшим из печати годом ранее. Сам автор этой затеи писатель Ролан Доржелес очень скоро раскрыл провокацию и в доказательство продемонстрировал фотографию, на которой к хвосту осла действительно была привязана кисточка, и он, с помощью Доржелеса и его товарищей «работал» над произведением. Русская публика была осведомлена об этом инциденте. Он активно обсуждался в околохудожественных кругах как раз во время подготовки выставки Кульбина.


[Закрыть]. Организаторов это ничуть не смущало. И Николай Кульбин, и Давид Бурлюк с предвкушением ждали скандала и в некотором роде провоцировали его. В экспозицию была включена работа «неизвестного художника», однако члены жюри знали, что ее автором был не кто иной, как Борис Кустодиев, который тоже решил организовать розыгрыш. Картина висела в экспозиции, и скандал случился уже после завершения выставки, когда организаторы стали требовать, чтобы сам автор явился за своим шедевром, таким образом раскрыв «шутника». Кустодиев не явился, зато за работой к Надежде Евсеевне несколько раз приходила его жена Юлия и настойчиво просила вернуть ей вещь, но при этом отказывалась идти со своим вопросом к Кульбину.

Отличительной чертой выставки 1910 года стало включение в нее рисунков и автографов писателей и публицистов – от классиков (Пушкина, Щедрина, Чехова) до современников (Иеронима Ясинского, Сергея Городецкого, Алексея Ремизова, Андрея Белого и др.). Кульбин следовал своей линии синтеза искусств и на этот раз обратился к литературе и театру. В экспозиции демонстрировались сценические эскизы Николая Евреинова, с которым в это время Кульбин и Добычина тесно сотрудничали. Тридцатилетний драматург и режиссер Евреинов уже успел реализовать свою идею создания «Старинного театра», в нем реконструировались театральные стили различных эпох. Эта его задумка оказалась очень близка ретроспективизму художников «Мира искусства», некоторые из них – Александр Бенуа, Николай Рерих, Мстислав Добужинский, Владимир Щуко – приняли участие в оформлении спектаклей «Старинного театра». Тексты пьес переводили Сергей Городецкий и Александр Блок, а музыку к ним писал Илья Сац. Но, несмотря на такой блистательный состав участников, финансового успеха постановки не имели, театр временно прекратил свое существование, после чего на один сезон Евреинов был приглашен режиссером-постановщиком в театр Комиссаржевской, а в 1910 году как будто оказался кратковременно не у дел и активно участвовал в инициативах «импрессионистов». К открытию выставки при помощи издательницы Натальи Бутковской удалось напечатать сборник «Студия импрессионистов», в который кроме статьи Кульбина вошли стихи Д. Бурлюка, Н. Бурлюка и В. Хлебникова; статья А. Балльера о яванском кукольном театре, материал А. Борисяка «О живописи музыки» и эссе А. Гидони «Царевна и луна». Добрую половину сборника занимала монодрама Н. Евреинова «Представление любви» в трех действиях, которой предшествовало семистраничное предисловие автора о природе и специфике такого драматургического жанра.

Николай Кульбин. Портрет Николая Евреинова. 1913

Вологодская областная картинная галерея

Своим знакомством с Евреиновым и кратковременным увлечением актерством Добычина была обязана также Кульбину. В 1910 году, кроме подготовки выставки «Импрессионисты», она посещала занятия «Драматической студии» Риглер-Воронковой, репетировала там спектакли и участвовала в деятельности «Общества интимного театра», основанного Кульбиным совместно с Н. Кругликовым, А. Мгебровым, Б. Прониным и Н. Евреиновым. Именно из этой театральной инициативы не совсем понятного тогда характера впоследствии выросли и знаменитый Териокский летний театр, и еще более известные петербургские кабаре «Подвал Бродячей собаки» и «Привал комедиантов». Переписка Добычиной и Евреинова 1910 года свидетельствует о большой вовлеченности Николая Николаевича в организацию последней выставки «Треугольника»:

«Многоуважаемая дорогая Надежда Евсеевна, присылаю Вам при сем 6 маленьких “писательских” рисунков и автограф. Рисунки надо наклеить на бумагу; непременно. Пользуюсь случаем отправить Вам 4 картины Н. И. Кульбина и Л. Ф. Шмит-Рыжовой к моей монодраме; кажется, Н. И. Кульбин хочет их выставить. Далее сообщая (вчера мне было неловко сказать), что vernissage пишется с двумя s» [36]36
  ОР РГБ. Ф. 420. К. 12. Ед. хр. 34.


[Закрыть].

Надежда Евсеевна многому училась у своего нового окружения. Она часто посещала театры, концерты, музыкальные вечера и выставки, куда теперь получала персональные приглашения. Мария Александровна Риглер-Воронкова, основательница «Драматических курсов», куда ходила Надя, периодически снабжала ее контрамарками. В архиве сохранилась записка от Риглер-Воронковой, приглашавшей Добычину на концерт Скрябина в небольшом концертном зале при старейшей фортепианной фабрике братьев А. и Р. Дидерихс по адресу: Литейный, 60. Несколькими годами позднее Надежда Евсеевна часто посещала кабаре «Подвал Бродячей собаки» и получала уже там абонементы в театр и контрамарки, перепадавшие организаторам этого литературно-артистического клуба. Ярчайшим событием выставочного сезона 1909/1910 стал Салон Издебского, знакомивший российскую публику с новейшими тенденциями европейского искусства. В экспозиции, открывшейся 19 апреля в помещении Армянской церкви на Невском проспекте, картины иностранцев (П. Боннара, Ж. Брака, А. Глёза, М. Дени, К. ван Донгена, П. Синьяка, М. де Вламинка, А. Марке, А. Ле Фоконье, А. Руссо и др.) были представлены рядом с произведениями русских художников (вездесущих братьев Бурлюков, Н. Гончаровой, М. Ларионова, А. Лентулова, И. Машкова, М. Матюшина, Н. Кульбина и др.). Добычина, приглашенная на открытие Салона, впервые увидела столь обширную подборку современных авторов и загорелась идеей сотрудничества с европейцами.

Добычина очень быстро освоилась в новой для себя среде. Нередко, как и в случае с Кульбиным, деятели искусства – художники, поэты, литераторы – искали ее общества и поддержки для своих начинаний. В 1910 году Сергей Городецкий предложил ей участвовать в создании периодического издания «Лист», которое должно было отражать новые течения в литературе и художественной жизни. Надо сказать, что время было выбрано самое подходящее, литературно-художественный мир изобиловал экспериментами и менялся на глазах. Подготовленный к выставке «Треугольник» сборник «Студия импрессионистов» горячо обсуждался критикой. Особенно бурную реакцию вызвало стихотворение «Заклятие смехом» Велимира Хлебникова, которое любил декламировать Владимир Маяковский, а Корней Чуковский считал началом русского футуризма. Петр Добычин не оставил этот гениальный опыт новой поэзии без внимания и даже сочинил шутливое подражание, озаглавив его «Заклятие усом»:

 
О, разъустесь, усачи!
О, заусьтесь, усачи!
Что усяйся, ус-усами, что
Усянствуют усейно.
О, заусьтесь изусейно
О, разусишь надъусейных
Усъ усатых усачей!
О, изусься разусейно усачтийший
Из усов
Усь-его! Усь-его!
Заусь, разусь, усики, усики
Усюнчики, усюнчики
О, проустесь, усачи
Разизустесь усачи{10}10
  Оригинал В. Хлебникова:
  О, рассмейтесь, смехачи!
  О, засмейтесь, смехачи!
  Что смеются смехами, что смеянствуют смеяльно,
  О, засмейтесь усмеяльно!
  О, рассмешищ надсмеяльных – смех усмейных смехачей!
  О, иссмейся рассмеяльно, смех надсмейных смеячей!
  Смейево, смейево!
  Усмей, осмей, смешики, смешики!
  Смеюнчики, смеюнчики.
  О, рассмейтесь, смехачи!
  О, засмейтесь, смехачи!


[Закрыть].
 

Конечно, ироничный опус Добычина, предназначенный для узкого круга друзей, может восприниматься исключительно как пародия, однако и ему с его литературными амбициями затея Сергея Городецкого участвовать в создании «Листа» могла быть весьма интересна.

Александр Бенуа. Поэт Сергей Городецкий. 1915

ГМИИ им А. С. Пушкина

Приблизительно в то же время Михаил Матюшин, Василий Каменский и Давид Бурлюк работали над изданием знаменитого «Садка судей», напечатанного в апреле 1910 года. Сборник стал первым самостоятельным литературно-художественным выступлением русских футуристов, показавшим их отмежевание от символистских кругов. По воспоминаниям Надежды Евсеевны выход в свет «Садка судей» обсуждали у нее на квартире Владимир Маяковский, Сергей Городецкий с братом Александром и другие гости{11}11
  Вполне возможно, в присутствии В. Маяковского могли обсуждать выход в свет не первого, а второго сборника «Судок судей» в феврале 1913 года, так как в 1910 году поэт не был в Петербурге или на упомянутой Добычиной встрече Маяковского не было.


[Закрыть]. Именно Сергей Городецкий в своей статье в газете «Речь» в 1912 году обозначил деятельность Хлебникова и Кручёных термином «футуризм». По всей видимости, Городецкий уже в 1910 году чувствовал необходимость осмысления выступлений литературного авангарда, предлагая Добычиным идею самостоятельного периодического издания, в котором «все будет по-новому». К марту первый номер «Листа» был готов и отправлен на корректуру, а в апреле Надежда Евсеевна получила официальное разрешение на печать «Листа» со сроком выхода в свет «от 3 до 10 раз в год» и со «следующей программой – литературно-художественные произведения и объявления». В документе Добычина значилась «издательницей», Городецкий – «ответственным редактором», а печататься издание должно было в типографии «Сатирикон» [37]37
  ОР РГБ. Ф. 420. К. 1. Ед. хр. 2.


[Закрыть]. Проект так и не был осуществлен, возможно, из-за отсутствия финансирования, однако от времени сотрудничества с Городецким в архиве Добычиных сохранилось записанное им шуточное стихотворение:

 
На добычинском диване
Отоспавшись как в Нирване,
Удираем по домам
И желаем счастья вам!
Спи же, Петр, храпи, Петрович!
Белый контрагентович!
Спи, Евсеевна младая,
Кульбина не вспоминая.
На него же небо рухни!
Славно вымылись на кухне,
Я ходил открыть окошко,
Чтоб проветрилось немножко,
Но ни силы, ни уменья
Не нашлось для откровенья.
До свиданья, до свиданья.
Я приду на закрыванье.
Канарейка запевает,
Этот листик убывает.
Нимфа вся уже одета.
Не поэма разве это [38]38
  ОР РГБ. Ф. 420. К. 17. Ед. хр. 4.


[Закрыть].
 

Надежда Евсеевна, оказавшись в эпицентре петербургского авангарда, сама вела достаточно богемный образ жизни. Со времен безденежья и разделения трат на съем отдельной квартиры с друзьями их брак с Петром Петровичем периодически превращался в ménage à trois. В течение нескольких лет развивались отношения Добычиной со студентом Технологического института Александром Ивановичем Смирновым, с которым она поддерживала переписку долгие годы. Более короткие романы, вероятно, связывали ее с Леоном Шварцманом, будущим знаменитым шахматистом, иммигрировавшим из России, и пианистом Львом Пышновым, снимавшим рядом с ней дачу в Жуковке. По ее собственному выражению, повторенному Шварцманом в письме, ее «муж был не ревнив». Однако сама Надежда Евсеевна была очень привязана к Петру Петровичу и не могла допустить его увлечения другими девушками, о чем писала ему неоднократно. Отчасти для сохранения брака Добычины наконец решились завести ребенка и отнеслись к этому со всей серьезностью, присущей современным парам. В одном из писем летом 1910 года Надя советовала Петру сходить к врачу и проверить свое состояние здоровья перед таким серьезным шагом. Зимой 1910/1911, находясь в положении, Добычина продолжала заниматься делами по мере сил и возможностей и вести светский образ жизни, собирая орловских знакомых, живших в Петербурге. В письме родителям она сообщала, что «Петр работает как вол, получает уже 175 рублей», а она сама собирается поехать в Крым и, возможно, там рожать [39]39
  ОР РГБ. Ф. 420. К. 6. Ед. хр. 14.


[Закрыть]. В Крыму Добычина предполагала поселиться в пансионе Елены Павловны Паскиной, дочери Павла Павловича фон Теша, первого коктебельского дачника. В 1907 году к нему приехали Максимилиан Волошин с матерью, сделавшие Коктебель местом отдыха художественно-литературной интеллигенции. Неизвестно, добралась ли тогда Надежда Евсеевна до Черноморского побережья, но сын Добычиных Даниил появился на свет 20 июля 1911 года в Санкт-Петербурге. Первые месяцы Надя с младенцем проводила у родных и, конечно, на какое-то непродолжительное время отдалилась от петербургской богемной среды.

Глава 4
Художественное бюро имеет своей целью

Решение открыть собственное дело по продаже произведений искусства созрело у Добычиных летом 1912 года. Надежда Евсеевна имела уже опыт организации выставок и общения с художниками и коллекционерами. Налаживание связей, выстраивание отношений и заключение сделок – все это оказалось ее стихией. С другой стороны, безденежье и неустроенность стали еще более ощутимы после рождения ребенка. Петр потерял работу контрагента по продаже печатной литературы и занялся страхованием, что почти не приносило дохода. В письме от 30 августа 1912 года он, подбадривая жену, уверял: «Мне кажется, твое дело пойдет, если только за него взяться сразу, не тянуть и не медля» [40]40
  ОР РГБ. Ф. 420. К. 14. Ед. хр. 69.


[Закрыть]. Для открытия бюро требовалось подыскать подходящее помещение, желательно в центре города, чем и был занят Петр в летние месяцы, пока Надя с сыном жила в Орле и в деревне рядом с городом. Даже там, погруженная в хозяйственные заботы, она не оставляла мыслей об искусстве и вела пропаганду «новой живописи». В архиве сохранилось письмо от некоего московского студента Виктора, в котором пересказан состоявшийся в Орле спор с Добычиной о том, что современное искусство – это не ремесло, а творчество и его не обязательно понимать (к чему стремился студент), а надо чувствовать. В отдалении от петербургской жизни Наде не хватало интеллектуальных бесед, она скучала по своим друзьям и той художественной среде, частью которой успела стать. Петр докладывал ей последние новости: «Ник. Ив. [Кульбин] устраивает свою выставку (в здании Ак. Художеств) в октябре. Нат. Ил. [Бутковская] заказала Николаю Ивановичу монографию о кубизме». Действительно, персональная выставка Кульбина состоялась осенью, к ней был издан каталог. Упомянутая Петром книга, видимо, так и не была написана, но уже в 1913-м на русском языке появился манифест Глёза и Метценже «О кубизме» под редакцией Михаила Матюшина. В том же письме Добычин упоминал, что Мария Александровна Риглер-Воронкова закрыла свою школу («лопнула твоя патронесса», как он выразился), а некий «Мих. Вас.» запланировал статью о театральном предприятии в Териоках и хочет написать книгу о Николае Ивановиче (Кульбине). Последний «сейчас в деятельных отношениях с Мейерхольдом».

Групповая фотография в кабаре «Бродячая собака». Среди присутствующих: Н. И. Кульбин, Н. Е. Добычина (сидит в центре), С. Ю. Судейкин, Б. К. Пронин. 1912

Музей Анны Ахматовой в Фонтанном доме, Санкт-Петербург

Летом 1912 года часть петербургской богемы переместилась на берег Финского залива, где поселилась на даче в Териоках [с 1948 года – Зеленогорск], найденной Борисом Прониным. Там родилась идея организовать летний театр. Главным режиссером Товарищества актеров, музыкантов, писателей и живописцев, в которое входили артисты А. Мгебров, В. Чекан, В. Веригина, Л. Блок, композитор М. Гнесин, художники Н. Сапунов, Ю. Бонди, поэт М. Кузмин, стал Всеволод Мейерхольд. Кульбин принимал активное участие в деятельности этой компании, приезжая к ним из Куоккалы, где проживал на даче отца художника Ивана Пуни. В середине июня будни териокских дачников омрачились неожиданной трагической гибелью Николая Сапунова. Художник не умел плавать и боялся воды, когда-то ему было предсказано, что он утонет, тем не менее вечером 14 июня он отправился на прогулку по заливу. Лодка перевернулась, находившимся с Сапуновым пяти товарищам удалось спастись, он же исчез под водой до того, как подоспела помощь. Кульбин помогал прийти в себя молодой актрисе Белле Назарбек, в которую был влюблен Сапунов, и потрясенному Михаилу Кузмину, у которого было слабое сердце. Оба были в той самой лодке на роковой прогулке. Душевная чуткость и врачебные навыки Кульбина пригодились в этой сложной ситуации. Правда, какое-то время спустя на вечере в открывшемся в конце 1911 года кабаре «Подвал Бродячей собаки» в присутствии тяжело переживавшего смерть друга А. Блока он бесцеремонно объявил: «Умер Сапунов. Жив Судейкин», чем вызвал такое удивление Добычиной, что та записала этот краткий эпизод.

Смерть Сапунова лишь на время приостановила деятельность товарищества. Едва оправившись, все вернулись к планам театральных постановок. В июле Николай Иванович сообщал в письме Надежде Евсеевне:

«…у нас все больше работы в Териоках в театре товарищества. <…> Мы живем по-прежнему в Куоккале (дача Пуни на большой дороге) и были бы рады видеть Вас и Петра Петровича. Теперь устраиваем выставку моих картин в Териоках (откроется через дня 2), а 1 октября – то же самое в Петербурге. Не можете ли Вы прислать мне (на городскую квартиру) те вещи, которые у Вас» [41]41
  ОР РГБ. Ф. 420. К. 13. Ед. хр. 43.


[Закрыть].

Добычина в ответ перепоручала супругу заботу о работах Кульбина. Речь шла, скорее всего, о рисунках, так как их предполагалось переслать художнику в конверте. Большая часть из них хранилась у Добычиных временно. В каталоге выставки, открывшейся осенью в Петербурге, среди 84 экспонировавшихся работ Николая Ивановича только один этюд «Кошки» был обозначен как собственность Надежды Евсеевны Добычиной.

1912 год стал важным для Николая Ивановича Кульбина. Помимо деятельности териокского товарищества и персональных выставок, была издана брошюра о его жизни и творчестве, которая включала биографические данные, список произведений и три небольшие статьи о его творчестве – Николая Евреинова, Сергея Судейкина и Сергея Городецкого. Литературно-художественный мир отдавал почести лидеру «свободного искусства» и двигался вперед к новым завоеваниям авангарда. Надежда Евсеевна, многое воспринявшая от Кульбина, также не останавливалась на месте. Еще одним человеком, сыгравшим особую роль в становлении ее предприятия, стал Вячеслав Гаврилович Каратыгин, композитор, музыкальный критик и организатор кружка «Вечера современной музыки». Вероятнее всего, они познакомились с Надеждой Евсеевной благодаря деятельности «Общества интимного театра» и постановкам в «Бродячей собаке», в которых время от времени использовались музыкальные сочинения Каратыгина.

Вячеслав Каратыгин. 1910-е (?)

Мемориальный музей А. Н. Скрябина

Известно, что музыка была неотъемлемой частью жизни Надежды Евсеевны, регулярно посещавшей концерты и музыкальные спектакли. Еще в юности она научилась играть на рояле и десятилетия спустя даже в самые тяжелые послереволюционные годы настаивала, что с инструментом ей расстаться совершенно невозможно. Племянница Добычиной Фанни, дочь ее старшей сестры Любы, поступила в Санкт-Петербургскую консерваторию и жила в начале 1910-х вместе с Надеждой Евсеевной и Петром Петровичем. Вовлечение Добычиной в жизнь художественно-литературных кругов происходило параллельно со знакомством с представителями музыкальной среды, тем более что Н. И. Кульбин всячески ратовал за синтез искусств и пропагандировал «свободную музыку». В эти годы С. Прокофьев, Н. Мясковский и другие профессиональные композиторы пробовали свои силы в создании музыкальных опусов, построенных по новым канонам, а И. Стравинский благодаря «Русским сезонам» С. Дягилева уже приобрел определенную международную известность.

Вячеслав Григорьевич Каратыгин был ярым защитником и пропагандистом музыкального новаторства, писал очерки и рецензии на сочинения своих коллег и сочинял сам. Возможно, именно с его подачи Надежда Евсеевна мыслила свое бюро не только как место экспонирования и продажи картин, но и как площадку для исполнения современной камерной музыки и организации концертов, составление программы которых брал бы на себя Каратыгин. В черновом варианте автобиографии Надежда Евсеевна также упоминала имя Кузьмы Сергеевича Петрова-Водкина в числе узкого круга единомышленников, с кем обсуждалось открытие бюро и его значение. Само название «бюро» предполагало создание центра (офиса) для администрирования различного рода культурной деятельности. И Кульбин, и Каратыгин, и Петров-Водкин уверяли Добычину, что ее организаторские способности незаменимы для того, чтобы соединить художников, поэтов, композиторов, режиссеров, музыкантов – представителей творческой богемы, с одной стороны, и коллекционеров, меломанов, а также всех интересующихся искусством – с другой. Добычина, как отмечалось выше, уже имела опыт в подобных делах и даже понимала, как эта посредническая роль может помочь заработать деньги, а кроме того – что, возможно, для нее было более важно, – она могла бы дать ей положение в обществе и широкое влияние.

Однако для открытия такого рода предприятия необходимы были первоначальные вложения. Роль хозяйки бюро требовала должного внешнего соответствия. Несмотря на ограниченность финансов, Надежда Евсеевна не скупилась на наряды. Лишь один из ее счетов от портнихи в 1911 году составил 400 рублей, что при зарплате Петра в 175 рублей в месяц, о которой она писала родителям, и необходимости платить аренду и нести другие расходы было немыслимо большой суммой. Кроме того, для бюро было нужно подобрать подходящее помещение и дать рекламу. Осенью 1912 года Добычиным удалось снять квартиру на Петербургской стороне по адресу: Дивенская улица, дом 9. Здание это не сохранилось, на его месте в 1913–1914 годах промышленник Крюммель построил гараж, мастерскую и соединенный с ними жилой дом. В начале XX века после строительства Троицкого моста (1903) Петроградская сторона, тогда называвшаяся Петербургской, активно развивалась и застраивалась доходными домами, офисами и частными особняками в стиле модерн. Тем не менее первое помещение бюро располагалось достаточно далеко от центра на тихой улице, что вряд ли могло способствовать процветанию дела.

Для привлечения внимания Добычина подготовила рекламное объявление, обозначившее цели Художественного бюро:

«Открывшее свою деятельность в Санкт-Петербурге (на Каменноостровском пр.) “Художественное бюро” ставит своей целью:

• Живое посредничество между художниками и публикой по продаже произведений искусства и исполнению всевозможных художественных работ, как то: картины, декорации, костюмы, предметы прикладного искусства, художественное устройство квартирной обстановки и пр.;

• оказание содействия по выбору и постановке театральной пьесы, устройство концертов, оперных спектаклей, музыкально-литературных вечеров и т. п.;

• сообщение справок по различным вопросам искусства и т. п. сведений.

Произведения искусства принимаются только оригинальные» [42]42
  ОР РГБ. Ф. 420. К. 1. Ед. хр. 3.


[Закрыть].

Таким образом, бюро изначально больше напоминало не галерею, а нечто среднее между продюсерским центром, арт-салоном и дизайн-студией. С этого объявления началась история знаменитого предприятия Добычиной, день основания которого символично совпадает с днем рождения Надежды Евсеевны – 28 октября. Касательно года, когда это произошло: в записках Добычиной есть разночтения. В поздних вариантах своей биографии она нередко указывала 1911-й как год основания бюро, и именно эта дата получила распространение в историографии{12}12
  1911 год ошибочно указан как год основания бюро в издании к выставке: Мюррей Н., Семенова Н. Выбор Добычиной. М.: Музей русского импрессионизма, 2023.


[Закрыть]. Однако переписка Надежды Евсеевны с супругом и другими респондентами свидетельствует о том, что до осени 1912 года бюро как оформленного предприятия не существовало даже в планах, хотя уже в 1910–1911 годах Добычина начала выступать в качестве дилера. Более того, первые объявления в газетах, рекламировавшие Художественное бюро и статьи, описывавшие его деятельность, относятся к февралю и марту 1913 года.

Первоначальный капитал для открытия бюро Надежда Евсеевна получила частично от брата своего супруга, Вадима Петровича, который периодически финансировал молодую семью и брал для Петра займы под будущее наследство. Дядя братьев Добычиных, Николай Данилович Цапеницкий, проживавший вместе с супругой в Новгороде-Северском, не одобрял образ жизни и женитьбу младшего из них, но из своего завещания, насколько они были осведомлены, все-таки не вычеркнул. Своих детей у Цапеницких не было, поэтому братья Добычины могли надеяться стать единственными наследниками. Сохранилось письмо Надежды Евсеевны к Вадиму Петровичу, написанное в начале 1910-х годов до открытия бюро (возможно, весной 1912-го), в котором она жаловалась на их бедственное финансовое положение:

«Вадим, мы голодаем, это не метафора, не гипербола. Едим картошку с постным маслом. Это еще не так страшно. Страшно то, что лавочник сегодня не дал ни хлеба, ни картошки… Это еще кроме того, что за 1 руб. в ломбарде пропадают вещи сотенной ценности… Скоро пианино заберут, с квартиры сгонят…» [43]43
  ОР РГБ. Ф. 420. К. 5. Ед. хр. 9.


[Закрыть]

Помощь Вадима была одним из источников существования семьи, и на него рассчитывали в тяжелой ситуации. Однако он был прекрасно осведомлен о расточительности Нади и ее любви к красивой жизни, поэтому с большой опаской относился к предприятию Добычиной, требуя от Петра отстраниться от дел Художественного бюро, никакие бумаги не подписывать и обязательства на себя не брать. Благодаря письмам Вадима частично становится известна экономика бюро, на которое он изначально нехотя выделил 300 рублей, полагая, что это будет половина необходимого капитала. Уже в феврале Петр просил у брата дополнительные средства, а в июле требующаяся для развития бюро сумма выросла до 2000 рублей, из которых Петр тысячу надеялся взять у Вадима, еще девятьсот ему должен был кредитовать некий товарищ и только сто рублей вложить своих. Представляется, что обозначенная Петром цифра была приуменьшена, чтобы не шокировать брата. Как будет очевидно из дальнейшего описания существования бюро, это предприятие в первые годы требовало огромных вложений и по сути напоминало больше меценатскую деятельность, чем выгодное коммерческое дело.

Чтобы как-то покрыть расходы, Надежда Евсеевна планировала получить деньги от продажи картин тех художников, с которыми ей удалось договориться и взять их вещи для временного экспонирования. В объявлении, опубликованном 17 февраля 1913 года в газете «Речь», упоминались следующие имена: «Бодуэн-де-Куртене, Белкин, Д. Бурлюк, Вернер, Гранди, Добужинский, Дыдышко, Коровин, Кульбин, Лентулов, Мисс, Митрохин, Нарбут, Петров-Водкин, Радаков, Ре-Ми, Рерих, Ростиславов, Смелов, Чехонин, Шарлемань, Шервашидзе, Яковлев и др.». В марте в аналогичном газетном объявлении этот список пополнился именами Альтмана, Арнштама, Григорьева, Кузнецова, Лансере, Остроумовой-Лебедевой, Рауша, Розановой, Спандикова и Школьника. Корреспондент газеты «Новое время» Г. А. Магула, посетив открывшееся бюро, так описал его в своей заметке: «Осматривая выставленные в бюро для продажи работы, я встретил произведения художников всех направлений, начиная от отличного рисунка Шишкина, карандашного портрета Крамского, работ Рериха, Добужинского, Остроумовой и вообще художников “Мира искусства” и кончая работами крайней молодежи». «Крайней молодежью» могли быть названы члены «Союза молодежи» – Розанова, Спандиков, Школьник и москвичи – Бурлюк и Лентулов. Корреспондент отметил, что дело создано «с искренним желанием не эксплуатировать художников, а прийти им на помощь» [44]44
  Магула Г. Художественное бюро // Новое время. 29 марта 1913 г.


[Закрыть]. При этом, конечно, художники сами остро нуждались в деньгах, о чем свидетельствует, например, письмо Давида Бурлюка Добычиной, уже в начале апреля требовательно вопрошавшего, сколько продано его картин и какая сумма ему за них причитается. В более вежливой манере о том же в апреле осведомлялся Георгий Нарбут. Очевидно, что молодые художники возлагали большие надежды на успешное функционирование предприятия Добычиной, от которого зависело их существование.

Вопрос, насколько галерейное дело было развито в столицах и имело ли Художественное бюро Добычиной конкурентов, требует пояснения. Художественный рынок России конца XIX – начала XX веков был детально изучен в ряде монографических публикаций [45]45
  Лапшин В. П. Художественная жизнь Москвы и Петрограда в 1917 году. М.: Сов. художник, 1983;
  • Северюхин Д. Я. «Выставочная проза» Петербурга: из истории художественного рынка. СПб.: Издательство им. Н. И. Новикова, 2003;
  • Северюхин Д. Я. Старый художественный Петербург: рынок и самоорганизация художников от начала XVIII века до 1932 года. СПб.: Мiръ, 2008;
  • Северюхин Д. Я. Три века художественного рынка Санкт-Петербурга, или Проза художественной жизни. СПб.: Мiръ, 2018.


[Закрыть]. Резюмируя, можно сделать вывод, что, желая приобрести произведения современного искусства в 1910-е годы, покупатель мог пойти на соответствующую выставку или в художественные магазины, которые постепенно трансформировались в некое подобие галерей. Самой известной была московская галерея Лемерсье, открывшаяся в 1909 году на базе основанного еще в середине XIX века художественного магазина, в ней была представлена русская и европейская живопись и графика разных периодов. В галерее регулярно обновлялись экспозиции и устраивались выставки, однако определенной художественной программы разработано не было. Появившийся в Москве практически одновременно с бюро Добычиной Художественный салон Клавдии Михайловой ориентировался прежде всего на современных художников – как русских, так и иностранных. Забегая вперед, можно сказать, что Добычина и Михайлова нередко работали с одними и теми же авторами, но все-таки по традиции у Надежды Евсеевны было представлено больше петербургских художников и их друзей, мирискусников и членов «Союза молодежи», тогда как москвичи выставлялись у Михайловой. В 1914 году монографическая выставка Натальи Гончаровой была показана сначала в салоне Михайловой и потом в Художественном бюро. Казалось, в Санкт-Петербурге развитие галерейного дела шло медленнее, чем в Москве. На момент открытия «Художественного бюро Н. Е. Добычиной» достаточной известностью в этой сфере пользовался Прохор Дмитриевич Ауэр, владелец художественного магазина, организатор выставок и художник. С 1906 по 1916 год он регулярно устраивал в разных помещениях Петербурга осеннюю выставку-продажу, на которой должен был быть представлен разнообразный круг современной живописи. Однако по факту эти выставки отличались достаточно случайной подборкой вещей русских мастеров XIX века и работ малоизвестных молодых художников, антиквариата (порой очень ценного, удачно приобретенного Ауэром на аукционных распродажах).