Текст книги "По жизни одна"

Мать умерла через несколько лет после отца. У Риты тогда уже были дети. Ей позвонила Машка и сказала, что у матери отнимаются ноги. Вдвоем с сестрой они возили мать по разным врачам, делали вес возможное, чтобы облегчить ее страдания – ничего не помогало. Долго врачи думали, что ее боли в спине и не способность ходить связаны с позвоночником, но потом оказалось, что позвоночник здесь не при чем – у матери был запущенный цирроз печени. Сестры пытались вылечить мать, но той ничего не помогало, и она так и умерла. Но как же долго и мучительно она умирала! Три недели с момента отнятия ног до ее смерти показались Рите годами. Мать цеплялась за жизнь, боялась умирать. Она прекрасно понимала, что с ней происходит, и никакой спокойной покорности в ее душе не было и в помине. Рите, находящейся с ней в последние ее часы, казалось, что мать видит пред собой что-то страшное. Машка была не в силах смотреть на ее агонию и уходила в другую комнату, А Рите тогда было так нестерпимо плохо, что казалось, она сейчас сама умрет. И когда мать в последний раз вздохнула и расслабилась, Рита по облегчению на ее лице поняла, что это все… Полное умиротворение и покой – вот, что было на материнском лице, и Рита, только что сходящая с ума из-за перенапряжения всей своей нервной системы, в одно мгновение тоже расслабилась и испытала облегчение.

– Маш, все закончилось! – вошла она в комнату, где из угла в угол металась сестра. – Мама умерла.

Машка остановилась с безумными глазами, а потом вдруг истерично разрыдалась. Рита так и не поняла тогда, из-за горя плачет сестра или из-за облегчения. Самой ей тогда плакать совсем не хотелось. Она чувствовала только одно – их мать больше не страдает – ей спокойно и хорошо.

До болезни Рита мало общалась со своей домработницей – она ее практически не видела. На работу уходила до ее прихода, а возвращалась, когда ее уже не было. И это Риту вполне устраивало. Она чувствовала враждебность этой женщины и несколько раз даже задумывалась о том, чтобы уволить ее. Но ей не хотелось заниматься поисками новой домработницы, и к тому же Ирина Юрьевна вполне справлялась со своими обязанностями. Рита терпела эту женщину лишь потому, что практически не видела ее. Но сейчас, когда она слабая и изможденная после болезни пребывала на амбулаторном лечении дома, присутствие Ирины Юрьевны ее раздражало. Антипатия к ней возникла еще давно, восемь лет назад, когда Дима привел в дом эту женщину. Это была соседка его бывшего одноклассника. Говорила она тихим голосом, вид ее был высокомерен. Она сразу зачем-то призналась, что окончила юридический вуз. Рита удивленно посмотрела на нее и сказала, что она могла бы работать по специальности, на что Ирина Юрьевна заявила:

– Не надо мне об этом говорить! Мне очень больно… – ее высокомерный взгляд на мгновение стал трагичным.

Рита тогда почувствовала неловкость, как будто она сделала что-то недопустимое по отношению к этой женщине, перенесшей что-то страшное в своей жизни. Первое время она пыталась разговаривать с Ириной Юрьевной, в надежде, что у них возникнут приятельские отношения. Увы, ничего не получалось. После общения с Ириной Юрьевной Рита каждый раз ощущала неприятный осадок, и никак не могла понять, отчего это происходит. Ведь, казалось бы, Ирина Юрьевна очень любит животных, а такие люди обычно очень добрые и душевные, но Рита никак не могла отделаться от ощущения, что от Ирины Юрьевны исходит зло. Домработница много говорила о несчастных животных и ругала людей, которые мучили этих животных:

– Эх, люди! – постоянно восклицала она. – Заведут собаку, посадят ее на цепь во дворе, и сидит бедное животное как в тюрьме, а хозяева еще и кормить ее забывают! Сами поесть не забывают, а про собаку не помнят!

Ирина Юрьевна таких несчастных голодных собак тайком подкармливала. Она специально покупала мясные обрезки и скармливала бедным животным через забор. А, уже работая в Ритиной семье, приметила во дворе их многоэтажного дома бесхозного кота, которого тоже стала подкармливать.

– Вы не выкидывайте, пожалуйста, ничего из еды – я это собакам и кошкам скормлю, – просила она Риту. И Рита послушно складывала все объедки в специальный контейнер.

Однажды при очередной беседе с домработницей, снова ругающей людей за их равнодушие к животным, Рита возразила:

– Я знаю много людей, для которых их животные настоящие члены семьи.

– Ну да, есть отдельные люди, так называемые любители животных…

– На свете есть вообще много замечательных, достойных уважения людей.

– Уважать людей? – скептически хмыкнула Ирина Юрьевна. – Что их уважать-то?

– Ну как же? Писатели, ученые, художники, композиторы…

– Если б они еще и животных жалели…

– Но может они и жалеют… У многих в квартирах живут и собаки и кошки и люди заботятся о них. А вообще мир таков, что все здесь страдают и животные и люди, так что людей тоже надо жалеть…

– А мне не жалко людей! – перебила ее Ирина Юрьевна. – Чего их жалеть? Они сами виноваты в своих бедах. А вот животных мне жалко. Животные бесхитростные, они… они…

– Как дети? – помогла ей Рита.

– Да! Они как дети!

– Но животные могут покусать, покалечить друг друга…

– Но это все не со зла, а из-за инстинкта! А вот люди по-настоящему злы, и мне их совсем не жалко. Не люблю я людей – никогда не любила. Все они недостойны ни жалости, ни любви.

Рите этот разговор врезался глубоко в память. После него ей стало понятно, почему Ирина Юрьевна так враждебна и к ней, и к ее мальчикам, и к Диме. Она рассказала тогда мужу о разговоре с домработницей, но тот только рассмеялся на ее слова:

– Главное, чтоб она чисто убиралась и вкусно готовила, а какие у нее убеждения нам плевать. И вообще, нечего тебе с прислугой общаться, зачем тебе ее больная философия? Дала ей указания и пусть выполняет.

Слова мужа показались Рите вполне здравыми. Она перестала беседовать со своей домработницей, и все ее общение с ней свелось только к даче указаний и ее отчетам о проделанной работе. Рита даже старалась не встречаться с ней взглядом, потому что один только взгляд этой женщины надолго выбивал ее из колеи. «Вампирша» – так окрестила ее про себя Рита. И вот сейчас, когда она была так истощена и слаба после болезни, ей приходилось по многу раз в день сталкиваться с Ириной Юрьевной в большой квартире. Ослабленные силы Риты не в состоянии были противостоять неприязненному взгляду домработницы. Порою ей казалось, что хозяйка здесь вовсе не она, а эта вот добрая к животным и злая по отношению к людям женщина.

– Она разрушает меня взглядом! – жаловалась она Диме почти каждый день. – Давай найдем другую женщину, а не то я так и буду слабеть. Мне хотелось цветами заняться, пересадить бегонию в другой горшок, но мне не хочется вообще из комнаты вылезать, и все из-за нее!

– Но какая тебе разница, как она на тебя смотрит? – не понимал Дима. – Главное, чтобы она выполняла свои функции, а она их выполняет. Мне самому, знаешь, сколько людей в фирме поперек горла стоят, но я терплю их, потому что они хорошие работники.

– А зачем мучиться, если тебе с кем-то не комфортно? Незаменимых людей нет.

– Ну если тебе так уж не нравится эта Ирина Юрьевна, то пожалуйста, ищи кого-нибудь другого, – как-то вечером сдался Дима.

– Правда? – обрадовалась Рита. – Спасибо! Я завтра же в интернете объявление дам!

В ту ночь она плохо спала, представляя, как будет говорить Ирине Юрьевне о том, что она ее увольняет. Ей то казалось, что она не справедлива к бедной женщины, то чувствовала свою правоту, потому что это ее дом, и в своем доме она должна чувствовать комфорт, а не напряжение. Ирина Юрьевна действовала на нее угнетающе. Ее взгляд буквально убивал, обезличивал, уничтожал. И вообще в присутствии этой домработницы Рита чувствовала себя какой-то ничтожной, глупой, недостойной и несущественной. Да точно, несущественной. Вот если бы у Ирины Юрьевны был такой взгляд, как у Вики, то тогда бы она ни за что с ней не рассталась. Вика оживляла своим взглядом, видела в душах что-то драгоценное. После общения с ней собственная душа казалась бездонно-прекрасной. И вообще вся Вика, с ее внутренним устройством всегда действовала на Риту, как живоносный источник. А вот Ирина Юрьевна наоборот убивала в ней всякое стремление к жизни, как будто из нее исходил смертоносный поток.

На следующий день Рита действительно собиралась составлять объявление, но вдруг, посреди дня вернулся с работы Дима и заявил, что он достал для нее горящую путевку в санаторий:

– Собирайся! Я тебя отвезу туда. Санаторий среди леса, там отличные условия, хорошее питание, процедуры. Может, хоть в себя придешь.

– Но я не могу так сразу! – возмутилась Рита. – У меня тут свои дела, планы. Что ж я все вот так брошу и уеду?

– Какие у тебя дела? Ирина Юрьевна все сделает, ты ей только скажи.

– Опять с этой Ириной Юрьевной… – Рита вдруг подумала, что если она уедет, то не будет соприкасаться с разрушительной энергетикой этой женщины, а там, может, окончательно в себя придет, на работу выйдет и все будет, как прежде. – Ну, хорошо, я сейчас соберусь. Только ты сам скажи нашей домработнице, чтоб она, пока меня нет, все шторы в доме перестирала, а цветы пусть не заливает…

– Хорошо, я ей все скажу. А ты собирайся. Путевка начинается с сегодняшнего дня, так что надо ехать.

– Ой, как это все неожиданно! Снова мальчиков оставлять…

– Не мальчиков, а взрослых мужиков. Собирайся, а то ехать еще сколько, а я пока к Ирине Юрьевне подойду.

Что ж санаторий, так санаторий… Рита складывала в сумку свои вещи даже с каким-то облегчением, потому что ей не придется пока разговаривать с Ириной Юрьевной об ее увольнении. И как это так вообще получилось, что она, хозяйка, почему-то страдает из-за какой-то там прислуги? Бред, да и только. Ничего, когда она вернется отдохнувшая и полная сил, то обязательно уволит эту крайне неприятную женщину.

Санаторий действительно располагался среди леса. Он включал в себя несколько двухэтажных корпусов с номерами для отдыхающих, столовую и отдельно стоящее здание, для лечебных процедур.

Рита ехала сюда с каким-то тоскливым чувством внутри. И погода еще в тон ее настроению стояла пасмурная, сырая, по оврагам и низинам клубился туман. Ей казалось, она снова едет в больницу, в мрачное казенное учреждение, похожее на тюрьму. Но когда они въехали в лес и там, среди голых серых деревьев она увидела корпуса санатория, то ей это место сразу же понравилось. Они остановились на парковочной площадке и Рита, выйдя из машины, с наслаждением вдохнула в себя холодный, пахнущий опавшей листвой, сырой лесной воздух.

Ее посели в отдельном номере на втором этаже одного из корпусов. Дима отнес чемоданы в ее номер и сразу же засобирался обратно. Рита вышла проводить его, и когда он, простившись с ней, отъехал, она глядя ему вслед, подумала, что давно уже он ей не муж, а как бы брат. Родственник, который волнуется за нее, которому она не безразлична, но в тоже время недостаточно близка для совсем близких, интимных отношений. А ведь он совсем не может без секса. А это значит, он где-то и с кем-то получает сексуальную разрядку.

«Как так получалось, что я, зная о его неверности, терплю все это? – в какой раз с горечью и возмущением подумала Рита. – Как вообще такое могло со мной произойти? Как я могу так жить? Ирина Юрьевна, неверный муж – почему я окружена людьми, которые угнетают меня? Почему я мирюсь со всем этим?»

Но ведь с Димой не сразу все так было. Они поначалу так любили друг друга! Правда она теперь не была уверена, что он ее любил так же как она его. Рита с ума сходила от любви, готова была раствориться в нем. А он с таким восхищением смотрел на нее, он так понимал ее! Но потом выяснилось, что он такой понимающий не только с ней, но и с другими женщинами, и, так же как и ею, может восхищаться и ими… В первые годы супружества Рита ревновала его, мучилась, боялась, что он ее бросит, считала себя в чем-то виноватой – от нормальных жен мужья не ходят налево. Но потом она поняла, что совсем теряет себя, теряет свое достоинство в погоне за его любовью и его восхищением и перестала бороться за него. Жизнь ее вот уже несколько лет течет так, как будто она пережидает что-то, как будто она не живет, а просто ждет…

На обед Рита уже опоздала, но впереди ее ждали полдник и ужин. Придя в столовую к полднику, она увидела столики, за которыми уже сидели люди. Взяв булочку и стакан молока, Рита села на свободное место за столик, где полдничала женщина примерно ее возраста. Поздоровавшись, Рита принялась за свою булочку, оказавшуюся очень вкусной. Вообще-то раньше она не позволяла себе есть выпечку, чтобы не дай Бог не потолстеть, но сейчас, когда она была так худа, она разрешила себе есть все. Только вот вес ее пока никак не поднимался. Дома ей кусок в горло не лез, хотя Ирина Юрьевна очень вкусно готовила. Но сама же эта Ирина Юрьевна и портила ей аппетит своим видом.

Рита случайно встречалась то и дело взглядом с соседкой по столу. Женщина была явно чем-то озабочена. Она вздыхала, а на лице ее застыла тоска. Поникшие плечи, выпирающий живот… Рита подумала о себе, что если бы она никогда не занималась фитнесом, то выглядела бы сейчас так же физически запущено, как эта женщина.

С удовольствием съев свою булку и выпив молоко, Рита вышла на улицу и прошлась по всей территории санатория. Ей здесь определенно нравилось. В свежем воздухе стоял запах опавшей дубовой листвы, легкий туман делал все окружающее каким-то таинственным. Выйдя на широкую асфальтированную дорогу, по которой Дима привез ее сюда, она пошла по ней по лесу и скоро вышла к какой-то деревеньке, состоящей из деревянных и кирпичных домиков. Уже начиная уставать, она все-таки прошлась немного по деревне, с любопытством заглядывая во дворы, где высились огромные стога сена, лежали кучи навоза. В некоторых дворах расхаживали куры и гуси, а за одним из заборов Рита увидела индюшек. Добродушные собаки валялись у дороги и не обращали никакого внимания на нее.

Усталая, но довольная, Рита возвращалась в санаторий. Идти теперь ей было немного тяжелее, потому что обратно приходилось идти немного в гору. На краю деревни к ней радостно кинулся совсем молодой поджарый черный пес. Он вел себя так, как будто она была его давняя знакомая. Хвост его, словно пропеллер крутился, сам он поскуливал от радости и норовил прыгнуть ей на живот.

– Какой ты миленький! – уворачиваясь от его грязных лап, воскликнула Рита. – А стройный какой! – она изловчилась и погладила его по спине.

Пес от ее ласки пришел чуть ли не в исступление. Он завизжал от восторга, в глазах его появились слезы умиления, и он вдруг помчался куда-то от избытка чувств, загнал на дерево рыжего кота, потом снова подбежал к Рите. Он крутил хвостом, выгибался при этом всем своим стройным поджаром телом, прижимал свои остро торчащие уши к голове, повизгивал и даже как будто улыбался. Средних размеров, подтянутый, тонкий словно балерина, он то ласкался к ней, то от избытка эмоций куда-то гнался, и был так непосредствен в своей радости, что Рита в одно мгновение прямо-таки влюбилась в этого пса. Ей показалось, как будто она вернулась в детство, в котором они вместе с подружками вечно ходили в окружении собак. И сейчас пес увязался за ней, явно не желая оставлять ее, и Рите нравилось его общество. Молодой, только что вышедший из щенячьего возраста он был переполнен жизнерадостностью и энергией. Рита с восторгом смотрела, как пес носится вокруг нее. Он далеко убегал вперед, гонялся за птицами, что-то искал в грудах опавших листьев, и при этом постоянно поглядывал на Риту, как будто в ней находился самый главный источник его радости.

– Как тебя зовут, псина? Может Кузя? Эй, Кузя! – пес радостно откликнулся на эту кличку и с восторгом закрутился у ее ног. – Ах ты, Кузенька! Ах ты, шалопай!

Подходя к санаторию, Рита чувствовала себя совсем обессиленной. Все-таки зря она так далеко ушла. Рано ей еще ходить на такие большие расстояния. Она зашла в свой корпус, поднялась к себе в номер и рухнула на кровать. А минут через сорок, когда она вышла и направилась в столовую на ужин, к ней с радостным визгом подлетел Кузя. Все это время он терпеливо ждал ее у входа. Его преданные глаза были полны умиления, и Риту растрогал его взгляд. Она наклонилась и обняла пса за шею.

– Кузенька, миленький, да что ты?! Вдруг сюда нельзя собак? А ты, наверное, голодный… Я тебе принесу что-нибудь из столовой. Хорошо? Ты только подожди!

Кузя, не вынося переполнявших эмоций от такой обильной ласки, вдруг с каким-то диким воплем ринулся куда-то в сторону леса. Рита удивленно посмотрела ему в след, на его поджарое, напружиненное в беге тело. Он так помчался, как будто участвовал в соревновании на скорость. Уши прижаты, хвост вытянут назад, сам весь легкий, устремленный вперед, словно стрела… Скрывшись за стволами деревьев, он облаял кого-то там, и тут же Рита увидела, как он несется обратно к ней. В нем как будто все горело, как будто он мог разорваться от охвативших эмоций, если останется стоять на месте.

– Какой пес! Да это же чудо, а не пес! – бормотала в восторге Рита, глядя как Кузя снова унесшись в лес, увидел там на дереве белку и теперь облаивает ее. – Что за страсть, что за темперамент!

Рита в нем увидела себя в молодости. Она тогда тоже не могла стоять на месте и вечно носилась от избытка эмоций и чувств. Совсем не могла ходить. И до сих пор она такая. Даже дети порою останавливали ее. Они в подростковом возрасте вдруг стали какими-то солидными и сдержанными и им было неловко, когда их всегда стильная мать, вдруг начинал нестись куда-то…

В столовой она снова села за тот же самый столик, за которым ела в полдник, и почти тут же к ней подсела уже знакомая ей тоскующая женщина.

– Меня зовут Рита, – нарушила молчание Рита. – А вас как?

– А меня Лиза! – оживилась женщина и на мгновение лицо ее, словно светом осветилось улыбкой.

– Очень приятно, а вы давно уже здесь?

– Неделю.

– А я только сегодня приехала. Вы тоже на месяц сюда?

– Да, меня родственники после болезни отправили, но я что-то затосковала… Уеду наверное…

– Но почему? Мне кажется, здесь очень хорошо, – пребывая еще под впечатлением от своей прогулки по деревне, где она повстречала восторженного пса, Рита с удивлением посмотрела на женщину.

– У меня дочери девятнадцать лет – она недавно родила мальчика, и я помогала ей. По ночам к ребенку вставала, а сейчас она там одна, без помощи. Муж ее работает, ему по ночам спать надо – не до ребенка ему. И сын у меня… Ему всего шестнадцать лет. Я никогда не уезжала от своих детей так надолго…

– Не знаю, – пожала плечами Рита. – У меня два сына-близнеца. Они уже на втором курсе мединститута, и вполне самостоятельные. Я не волнуюсь за них… Правда там с ними Ирина Юрьевна, наша домработница, она и готовит и убирается…

– А, ну так вам проще! У нас домработницы нет. Я сама все по дому делаю. И работаю, и по дому… Муж ушел от меня давно, и я одна с детьми… Денег вечно не хватало, и сюда я бы ни за что не попала, если бы меня сестра не отправила. У нее свой магазин… Она как лучше хотела, но кто ж знал, что я так по детям тосковать буду? Здесь конечно и лечение и воздух, но…

Рита поняла, что ей не интересна эта тоскующая, не устроенная женщина. Она посмотрела по сторонам и заметила, что некоторые люди уже выходят из-за столов, не доев макароны или даже котлету. Все это можно будет забрать для Кузи.

– Здесь, в столовой, в холле, каждый вечер в восемь часов танцы. Говорят, что весело. Но я танцевать не умею, и поэтому ни разу не была тут…

– Да? А я бы сходила, – сказала Рита, чтобы позлить неприятную в своей тоске Лизу. – Я умею танцевать.

– Ну да, по вам видно, что вы из таких…

– Из каких таких? – Рита прямо посмотрела в глаза Лизе.

– Ну… – смутилась Лиза. – Вы успешная, красивая… А я из клушек. Мне дом, семья важны, дети…

– Мне тоже это важно, и я тоже люблю своих детей и мужа.

– Детей, мужа, – задумчиво, с видом мученицы произнесла Лиза, выделив при этом слово «мужа». – Вы счастливая женщина, – своей унылостью она как будто показывала, что в жизни ей повезло гораздо меньше, чем Рите.

«Да ну ее, тетёху-недотёпу эту», – нетерпеливо подумала Рита, и снова оглядела столы в поисках объедков для Кузи. Она с возмущением увидела, как посудомойка ходит и собирает грязные тарелки в корзину, при этом вожделенные объедки летели в помойное ведро.

– … вся душа моя в них, в детях моих, – высокопарные вещания Лизы, Рита прервала, выскочив из-за стола.

– Скажите, а вы эти объедки выбрасываете? – спросила она у посудомойки.

– Что? Объедки? – громко переспросила женщина. – Их Татьяна свиньям забирает.

– А вы не дадите мне немного для собаки?

– Ну давай, дам. Куда тебе?

– Да… да вот хоть на мою тарелку!

– Ну давай.

Рита вернулась к своему столу, схватила на глазах у тоскующей Лизы тарелку и вернулась к посудомойке. Та отвалила ей хорошую порцию объедков.

– Только тарелку, смотри, верни!

– Да, сейчас, сейчас отдам и вернусь.

Рита накинула лыжную куртку и выскочила на крыльцо. Кузи нигде не было видно. Он ушел, наверное, уже давно, а она как дура с помоями этими.

– Кузя, Кузенька! – позвала она, оглядывая освещенную фонарями территорию. И тут откуда-то из-за угла радостно поскуливая и вихляясь всем телом, выскочил Кузя. Рита отозвала его за угол, вывалила ему угощение на листву, и тот в одно мгновение проглотил все, что она дала.

– Да тебе мало этого! – растеряно произнесла Рита, глядя как голодный пес, вынюхивает и вылизывает листья. Она вернулась в столовую, положила тарелку на стол, но увидев, на еще не убранных тарелках объедки, кинулась собирать их.

Люди, еще не закончившие ужинать, с подозрением смотрели на нее, как будто она себе собирала эти объедки. Рите стыдно было, что она у них на глазах занимается сбором недоеденной еды, но ей очень хотелось досыта накормить собаку. Все это напоминало ей детство, когда она украдкой таскала из дома еду для Жучки или Белки с их кутятами.

От смущения она даже взмокла, но оставлять вкусные объедки у нее не было сил. В ней сейчас жило только одно желание – накормить веселого и восторженного Кузю. И когда она с новой порцией еды вышла к нему из столовой, и тот снова съел за один миг ее угощение, по его морде она поняла, что теперь он предан ей навеки. В его глазах читалась готовность следовать за Ритой, куда бы она ни пошла. Рита даже немного разволновалась, потому что сама неожиданно для себя почувствовала сильнейшую привязанность к этому псу.

– Лапочка моя, какой ты миленький! – прошептала она, глядя ему в глаза. Когда-то в детстве она страстно мечтала иметь собаку, но родители не разрешали ей. Она думала, что когда будет жить самостоятельно, у нее обязательно будет собака, но родились дети, и она, погрузившись в заботу о них, совсем забыла, что когда-то мечтала о четвероногом друге. Вся ее семейная жизнь была похожа на какую-то гонку и только когда дела на фирме у мужа пошли в гору, и они смогли позволить себе домработницу, она немного перевела дух. Хотя… Именно тогда начался самый пик отчуждения с Димой. Нет, не до собаки ей было… Но сейчас, глядя на Кузю, она вспомнила свою давнюю мечту и подумала, что если до ее отъезда песик никуда не убежит, то она увезет его с собой в город.

На следующий день, как только Рита вышла из своего корпуса на улицу, к ней из-под дерева бросился радостный Кузя. Он выгибался всем телом, вилял хвостом, в порыве восторга гнался куда-то к лесу, потом снова возвращался к ней. Рита прошлась с ним по территории, потом отправилась в столовую. Лиза уже сидела за столом и ела молочную пшенную кашу. Рита села рядом с ней и пока ела, постоянно бросала взгляды по сторонам, ожидая, что кто-то не доест свою порцию каши.

Поев, Лиза встала из-за стола, а Рита старалась есть медленней, чтобы дождаться, когда люди, позавтракав, уйдут, оставив на своих тарелках хоть что-нибудь. И люди действительно оставляли и кашу, и куски батона намазанные маслом. Но когда Рита принялась сгребать с тарелок объедки к ней подошла посудомойка, но не та, что была вчера, а другая, более интеллигентного вида.

– Вам нужны объедки? – в руках у нее была корзина для сбора грязных тарелок.

– Да, если можно… Для собаки…

– Я могу вам вынести остатки от завтрака. Каши много осталось – девать некуда, а выкидывать жалко. Принести вам?

– Ой, да! Пожалуйста!

– Хорошо, – женщина ушла на кухню и скоро вышла с пятилитровым пластиковым ведерком наполовину заполненным кашей.

У Риты от такого богатства даже сердце в груди подскочило.

– Ой, спасибо!

– Если что подходите, а то в нашей смене ни у кого живности нет…

– А себе вы не забираете? Каша такая вкусная…

– Забираем, но все равно остается…

Рита покормила восторженного пса и отправилась в лечебный корпус на процедуры. До обеда она была занята собственным здоровьем, а Кузя все это время караулил ее у входа. После обеда она снова покормила его, и они вместе отправились гулять по окрестностям. Рите казалось, что она вернулась в беззаботное детство. Кузя носился вокруг нее, и от его веселья ей самой становилось весело. Она снова дошла до той самой деревни, в которой была вчера, снова прошла ее всю вдоль и поперек, а к полднику вернулась обратно в санаторий.

Подходя к своему корпусу, она увидела такси, возле которого стояла Лиза и смотрела, как таксист укладывает ее вещи в багажник.

– Вы все-таки решили уехать? – спросила ее Рита.

– Да, решила. Дети у меня там одни… Дочка с ребенком устает, сын всухомятку питается… Надо ехать. Все, всего вам хорошего! – Лиза села в такси, захлопнула за собой дверку и помахала Рите на прощанье из окна.

Рита проводила взглядом отъезжающую машину, чувствуя как в душе что-то неприятно шевелится. Что-то в последнее время она постоянно оставляет своих домашних. То в больнице долго лежала, а сейчас в санаторий уехала. Перед ней словно наяву возникли образы мужа и сыновей. Самодовольный, всезнающий, уверенный в себе муж, увлеченные учебой мальчики – они кроме обычной учебы посещают еще и кружки по психиатрии, философии и психологии. Дома чисто, уютно, пахнет домашней стряпней – Ирина Юрьевна хорошая домработница. И чего там Рите делать? Если только вернуться на работу, снова целый день вникать в документы, делать бесконечные расчеты, заваливать молоденькую секретаршу Юлю различными поручениями, и при этом выглядеть шикарно в каком-нибудь деловом костюме или строгом платье, в туфлях на небольшом каблуке…

Рита оглядела себя в своем теплом лыжном костюме. Да… вид ее далеко не шикарен, но зато как удобно! Она подумала, что еще не совсем оправилась от болезни и ей совершенно не хочется возвращаться в город, влезать в свои деловые костюмы, каждый день появляться на работе… Офисные дела ее увлекали, но в то же время в душе постоянно возникало ощущение, что она словно белка бежит в колесе – бесполезная, бесцельная беготня. И вот болезнь заставила ее остановиться, заставила увидеть совершенно иные формы существования.

Рита, оставив Кузю на крыльце, зашла в корпус. Нет, не хочет она возвращаться домой. По крайней мере, сейчас. Вот отдохнет здесь весь положенный срок и тогда уедет, а пока надо просто отдыхать, набираться сил, поправляться, а то ведь ее худоба выглядит даже неприлично…

Глава 5

Несколько дней после отъезда Лизы Рита сидела за «своим» столиком в столовой совсем одна. Но однажды в обед к ней подсела пожилая женщина. Рита в это время ела щи и как всегда задумчиво смотрела в окно на голые, подготовившиеся к зиме деревья.

– Мне сказали, что у вас тут свободно, – держа в руках поднос с едой, обратилась к ней незнакомая женщина. – Можно?

– Конечно, садитесь! – приветливо улыбнулась ей Рита, хотя в душе ее шевельнулось что-то неприятное. Эта женщина показалась ей чем-то похожей на Ирину Юрьевну. Та же вежливая обходительность, а в глазах настороженная злость… И возраст примерно такой же – около шестидесяти лет, и тоже, наверное, одинокая, как и Ирина Юрьевна…

– А вы на гимнастику не ходите здесь? – женщина подняла на нее приветливое лицо.

– На гимнастку? Хожу, – кивнула Рита, и сразу поняла, что эта женщина совсем не похожа на Ирину Юрьевну

– Вам нравится?

– Да, хорошая гимнастика. Все мышцы прорабатывает…

– Правда? Тогда я тоже буду на нее ходить, – улыбнулась бабуля, принимаясь за еду. – Я только сегодня приехала сюда. На десять дней. Бесплатно получила путевку, как пенсионерка. Посмотрела, какие процедуры здесь назначают – мне все понравилось. И на гимнастику тоже хочу ходить.

– Правильно. Движение – это жизнь, – изрекла Рита, принимаясь за второе. Она подумала, что никогда еще не ела так много, как здесь. Но ей обязательно нужно было поправиться, чтобы избавиться от чрезмерной, даже уродливой худобы.

– Ой, как вы правильно сказали! – обрадовалась бабушка. – Я вот живу на свете уже семьдесят восемь лет, и сохранила бодрость и ясный ум только благодаря тому, что много двигаюсь. Хожу много, фитнесом занимаюсь…

– Подождите, – чуть не поперхнулась Рита. – Сколько вам лет?

– Семьдесят восемь…

– Не может быть! – Рита не видела ни в теле, ни в лице этой пожилой женщины никакой дряхлости, присущей старикам ее возраста. – Я думала, что вам лет шестьдесят! Неужели вам, правда, уже столько лет? Семьдесят восемь?

– Правда, – кивнула довольная бабушка. – Но вы мне льстите. Хотя… У нас в женском клубе, где я занимаюсь фитнесом, тренера и другие клиентки говорят, что они смотрят на меня, как на источник вдохновения. Мне приятно это слышать. Но вообще, у нас в родне, по маминой линии все женщины долгожительницы. Все до глубокой старости сохраняли бодрость и ясный ум. Мама моя умерла в девяносто четыре года, ее сестра в девяносто два, а другая ее сестра в девяносто шесть лет…

– Удивительно…

– Да, так что по сравнению с ними я еще молодая, и мне жить еще и жить!

Рита улыбнулась, а сама подумала, что сама она, наверное, устала бы так долго жить. Какая радость жить так долго в старушечьем теле? Вот если бы тело не старилось, то тогда ладно, а это быть бабкой, да еще так долго… Какой в этом интерес?

– Ну а кроме оздоровительных процедур и гимнастики, здесь есть еще что-нибудь? Я имею в виду развлечения, – с интересом спросила ее бабушка.

– Кино показывают, там вон у входа в столовую расписание висит, во сколько и какой фильм можно посмотреть, и еще дискотека тут каждый день в 20-00, – махнула Рита небрежно рукой, подумав, что про танцы почти восьмидесятилетней бабушке говорить уж точно не стоило.

– Дискотека? – оживилась старушка. – Надо сходить! Как там вообще? Весело?