Текст книги "Дед"

Старику было 80 лет. Хорошо пожил. И в уме, и в здравии. Вот только ноги. Штука такая досадная – слушаться отказывались. Едва передвигались, ёж им в валенок. Да что ноги – голова бы не подводила, и то жить лучше.

Утром все кто куда разбрелись. Еле-еле расходился, цветы полил для верности (вдруг дочка забегалась, забыла), Акбару вынес плошку. Гордый пёс! Голодным будет, а скулить-тявкать, как шавка, не станет. «Пап, поешь, до обеда не жди». Некогда. Чая выпил пустого, холодильник не открыл. Неделю собирался, вчера уж решился, терпение лопнуло.

Дед не замшелый какой, а современный. Ремесленное закончил, танки в армии узнал, как в свою душу не заглядывал, – так сроднился с семейством гусеничнолапых. После службы уж и техникум осилил, с образованием в мастера не лез – сами предложили. Спокойно работал, без надрыва. Слишком идейных, скачущих на стенку умел словами, передавшимися от деда по наследству, остепенить, так что к профессии и обязанностям подходил с удовольствием, со вкусом. Там, где другие ковырялись, радость находил, оттого и не в тягость любое дело казалось.

Женился неожиданно, удивлялся первое время: вокруг вон какие, а лишь у меня така-ая, самая…, и слов не мог подобрать. Тихо жили, фэншуев не знали, а в дом зайдешь вечером – занавесочки накрахмаленные висят, и скатерть (девчонкой вышивала) по-праздничному к будничному ужину ждёт.

У дочери дом тоже нарядный. Двухэтажный, с балконом. Спальня деда на первом этаже, для внуков рядом отдельные. Второй дочь с зятем занимают, для родни место найдётся. Телевизоры в каждой комнате. Удобно. Двадцать первый век. Наверх старик давно не поднимался: лестница и широкая, и некрутая, но ноги-колотушки, ёж в пятку, до того дервенели и пухли, что по двору пройти за счастье. Словом с Акбаром перекинешься, дома у окна с горшками постоишь да и к своему телевизору. Всё в нём понятно, кнопки известные.

Когда научились с женою копить, хотя и не скупились сроду ни на еду, ни на дочку, ни к родным с подарками нагрянуть, решили дом строить. Время к пенсии приближалось, в стране перемены маячили, но не гремели; зарабатывать стали, что ж не строиться, коль руки есть. Материал за двести километров смотреть ездил, племяши, братья помогли сруб поставить. Пока садился, на доски накопили, на окна. Да… Приятно вспомнить. И без газа сначала жили, печка радовала. Аромат свежего дерева. Всё сам прикрутил, привинтил, прибил. Дочь-красавица, в маму, умница, замуж не торопится, посмеивается…

Телевизор небольшой, без выкрутасов, понятный. Мастер, молодец, приходил давненько, много программ настроил. Пока щелкаешь, полдня проходит. Дочь на обед, внуки заскочат, разбегутся, вечером разговорами понадоедаешь, новости не из телевизора, местные, из них вытянешь. И день к закату.

До маршрутки рукой подать, за огородом останавливается. Обувь всякая у старика, дочка благодарная выросла – не обижает. Только ботинки узковаты, да и со шнурками заскорузлыми пальцами долго фокусничать, «прощай, молодость» ничего, но надеяться на подошву не стал, а надел шерстяные носки из домашней пряжи и на скорую ногу галоши, наверное, китайские, с утеплением, главное, широкие, удобные, нескользкие. Но путь от ворот дома потребовал больше времени, чем хотелось. А что? Куда спешить? Рабочий день начинается, успеется. С утра подмораживает, снега опять не дождешься, дорога – каток. Можно махнуть и на такси, деньги всегда в кармане, но приберёг на обратный путь, если ч

...

конец ознакомительного фрагмента