Текст книги "Иглы в воде"

Ольга Раковецкая
Иглы в воде

© Раковецкая О. А., текст, 2018

© ООО «Страта», оформление, 2018

* * *

Автор выражает благодарность:

• семье за безусловную любовь, поддержку и терпение;

• барменам, администраторам, официантам, поварам лучших заведений Петербурга за дружбу и возможность быть такой, какая есть.

Отдать – значит перебросить мост через бездну своего одиночества.

Антуан де Сент-Экзюпери

Предисловие

В мире физики существует следующий опыт.

Если окунуть предварительно в жир или масло швейные стальные иголки и осторожно опустить их целиком на поверхность воды в стакане, то они могут остаться на плаву.

Иглы способны указывать стороны света. В данном случае понадобится компас. Вы намагничиваете стальные прутики, опускаете их пинцетом в воду и устанавливаете рядом компас. Игла развернётся параллельно оси север – юг.

Для того чтобы эксперимент удался, нужно быть чрезвычайно аккуратным и действовать не спеша, словно затаив дыхание. Никаких резких движений – только вы и игла.

Так живёт мир физики.

Мои иглы существуют не на воде, а в ней, исходя из названия книги. Соответственно, мы делаем вывод, что компас не работает, он сбился, и все мои попытки удержать прутики на плаву не состоялись, хотя я очень хотела обратного. На самом деле.

Но это не значит, что наше предприятие закончилось неудачей. Иглы существуют всё равно. Они есть в воде. Чуда не произошло, но они остались иглами – это приятно.

Стальной прутик может уколоть. Пойдёт кровь.

Иглы – люди. Я стараюсь подчинить (в пространстве своей головы, ведь с ним только я и могу работать по-настоящему, пусть это и является одной из сладчайших иллюзий) их волю своему мировоззрению, но они все опускаются. И это хорошо. Они существуют в воде. Значит, я не уколюсь. Так здорово, что я не знаю размера шкатулки, из которой беру свои иголки – у меня есть возможность представить, что их будет нескончаемо много, а значит, и жизнь моя будет вечной.

«Иглы в воде» – ещё один способ признаться вам в любви, дорогой читатель.

Настойки

Инструкция по применению

Я употребляю алкоголь особого типа. Название ему – люди. Те, кто оказал на меня наибольшее влияние в последнее время, и поместились здесь в виде настоек. Какие-то – крепкие, некоторые даже совсем невкусные, попадаются сладкие, без терпких никуда. Жизнь – это ведь отличный бар, в котором есть всё. В зависимости от удачи, не зависящих ни от кого обстоятельств перед вами оказывается особый вкус.

Хочется верить, что моя настойка – это мой выбор. И лишь время подтолкнуло меня к исследованию этого вопроса, не кто иной.

Как следует пить мои настойки?

Как вашей душе угодно. Нравится название – так выпейте, можно залпом, можно несколько глотков пригубить и прекратить. Никто не застрахован от непопадания в десятку. Ваши ожидания могут не оправдаться. Я, например, люблю черную смородину, но не везде она хороша, а настои на травах вгоняют меня в отчаяние, но порой и они открываются прелестным образом.

Не пейте много – это неинтересно. Когда вы охмелены, каждая последующая порция нового вкуса смешивается с предыдущим, и теряется смысл в самом процессе. Мы с вами не сможем достичь нашей общей цели. Вы спросите: какой же?

Полюбить людей, научиться принимать их, стать счастливыми.

Мы не будем пить, потому что просто хочется выпить, мы будем пить, потому что нам хочется запечатлеть в памяти ни на что не похожий вкус, дать ему жизнь в нашем дне и позволить ему запомниться.

Словом, мой алкоголь о культуре человеческих отношений. Здесь я не отвечаю на вопросы, скорее, отдаю себя всецело настоящему мигу.

Пробуйте.

Облепиховая

(ПОЛШОТА – В ОДИНОЧЕСТВЕ, ДРУГАЯ ПОЛОВИНА – С ЧЕЛОВЕКОМ)

Её зовут Полина.

К тому моменту, когда девушка показалась мне настойкой, мы знали друг друга три часа.

Где же можно было спрятаться и выдохнуть? Чтобы совсем никто не мешал? Я ходила по Гражданской, бродила неспешно по Декабристов. Зимним вечером эти улицы вымирали – никого не было видно и слышно, я говорила вслух. Всё это время я будто спала: автоматические движения доводили меня порой до предела, к которому я вовсе не хотела подходить, но приходилось. Я сняла перчатки, наклонилась к первому попавшемуся сугробу и взяла голыми руками снег. Обожаю трогать снег, мять его, чувствовать, как холодная вода стекает от соприкосновения с моей тёплой кожей вниз к локтю. Мяла и мяла, пока комочек существенно уменьшался в размере и в конце концов не исчез, оставляя только на моих руках перчатки из воды.

Я взяла ещё – подлинный восторг, ничто не сравнится с ним! Как будто мой предел успокоился при соприкосновении с холодным снегом, он слился с ним и растаял в моих руках. А я встретила это явление с радостью, мне полегчало.

Как давно меня никто не грел изнутри! Я задумалась – в данный момент я даже могу с уверенностью сказать: я никого не люблю, ни по кому не скучаю. Нас заставляют пребывать в настоящем миге, а там меня никто не окружает, только снег – вот я его и люблю, пусть он холодный и быстро тает, когда я его трогаю. На эту красоту можно только смотреть и что-нибудь из неё лепить, отдавая себе отчёт в том, что и эта скульптура скоро исчезнет.

Я потянулась не спеша. Вернулась в прежнее состояние и спрятала руки в своём огромном пуховике. Вода испарилась быстро, мне стало тепло, по крайней мере, теплее обычного.

Улица Глинки – вижу Новую Голландию. Решила зайти.

Вдруг всё резко поменялось – номинально мой космос сузился (хотя я давала себе отчёт в том, что любой космос – штука безграничная) – появилось много людей со своими вселенными, и некоторые из них замечали мою. Так странно – с чего это вдруг? Я пребывала в таком расположении духа, когда мне не хотелось понимать существование других бездн и соприкасаться с ними, мне лишь хотелось трогать снег и ходить одной по красоте, что появилась недавно на этом острове. Я держалась, как могла. Но космос в маленькой форме не мог оставить меня равнодушной, и всякий раз, когда мне навстречу шли дети, я расплывалась в тупой улыбке, просто так. Я давала себе отчёт – не потому что дети отличаются красотой или талантами, они все и не мои вовсе, но дело в другом – те галактики походили больше не на чёрные дыры, а на млечные пути. И так хорошо становилось на душе, когда в реальном времени ты ощущала существование красивой бездны, что верилось – и в тебе она не успела сдохнуть.

Семья, шедшая впереди меня, не торопилась. Я всё не могла её обогнать – дорожка была узкой и скользкой. Так странно – приходилось подчиняться их времени – но так как у меня не было цели – я подчинилась и шла вместе с ними. Эта семья не рожала меня и не воспитывала, и тем не менее мы идём в одну ногу, я слышу, о чём все говорят, и подозреваю, все понимают, что кто-то идёт сзади.

Наконец я обогнала семью. Я всё боюсь врезаться, как на машине, в кого-нибудь и упасть в Мойку – ведь такие столкновения заканчиваются обычно смертью.

Я стараюсь скрывать свой космос от других, мне нравится молчать и не предлагать себя никому. Задача – только быть вежливой и знать, когда можно уйти – потому другие вселенные, заметив перед собой белое пятно, искренно начинают полагать, что найдут в нём своё отражение, и приступают к общению. Люди делятся со мной печалями, они всегда открыты белому неизвестному, но такому вежливому пятну.

Пятно, чтобы все понимали, имеет свою историю и может многое о себе рассказать, но по обыкновению этот рассказ лишён правды и жизни. Я врунья и мне всё равно. Как правило, я долго не меняю позу – длительное время пребываю в одном состоянии. Многих это смущает – почему? Просто я располагаю вас к движению – моё бездействие заставляет что-то делать вас, при условии, конечно, если это является одной из ваших задач на данный момент, о которых вы много не задумываетесь – «оно само рождается».

Я многое забываю тут же – а вы полагаете, я внимательно отношусь к вашему рассказу. В данный момент – да, в следующий за ним – увольте. Мне понравилось жить в настоящем – но это чрезмерно жестокое состояние в представлении большей части вселенных. Так много прошлого, так много будущего – всё это нужно и стоит запомнить. А я не задумываюсь над той жизнью. Словом, я её не знаю: ни первую, ни вторую, мне всё равно. Скажу наверняка – тем меньше печалей.

Настоящее – это середина, это созерцание, медитативность, пребывание в одном состоянии длительный промежуток времени. Да, можно прийти к неутешительному выводу – это же жизнь без чувств – а моё внутреннее время замёрзло, потому я так сильно люблю трогать снег по вечерам, пребывая во власти голых старых улиц Петербурга. Потому неожиданные всплески кажутся мне проявлением собственной шизофрении. Так долго отсутствовать и одновременно с тем присутствовать везде и вдруг включаться всем своим существом в беседу и ощущать смену эмоциональных красок, которые рождаются в тебе благодаря людям. И бывает же такое, когда тебе начинает нравиться, и ты всё больше втягиваешься в происходящее и думаешь – хочу непременно всё запомнить. Но потом, спустя некоторое время, решаешь вновь забыть и жить настоящим, иначе каждый раз, возвращаясь к тому моменту, который был для тебя дорогим, можно умереть. Я иначе не могу. Исходя из заданных мной параметров – я живу, чтобы видеть красоту всего, что меня окружает, не души. Я знаю заранее – долго не выдержу, ведь ближних любить надо несмотря ни на что. Незнакомцев любить проще. Так почему бы не сделать так, чтобы тебя окружали всюду чужие люди, раз без человека мне всё равно не обойтись?

Бутылка прежде была тюрьмой. Её отреставрировали, вдохнули новую жизнь, и она на самом деле стала очаровательной. На первом этаже этого здания располагаются многочисленные бары и рестораны – по выходным здесь не протолкнуться, людей неимоверно много и мест почти нет, так душно! Как правило, тот, кто отправляется в Бутылку, переходит с одного места в другое: здесь шакшуку[1]1
  Шакшука – блюдо арабской и еврейской кухни из яиц, жаренных в соусе из помидоров, острого перца, лука и приправ (здесь и далее – прим. автора).


[Закрыть] съест, там хреновуху выпьет, в третьем будет посипывать чашечку крепкого кофе. Но в общем это брожение по кругу.

Для меня – это загадочное место, почти мистическое. Как ни приду туда, так обязательно кого-нибудь встречу, с кем-нибудь познакомлюсь и наше общение займёт меня на весь последующий день. В том круглом здании не было моей воли, не существовало моего желания, инициатива исходила извне, и мне это чертовски подходило, а потому нравилось. Никогда не знаешь, что ждёт тебя в будущем.

В тот вечер люди пришли поглазеть, как на площади внутри прошлой тюрьмы будут сжигать чучело. Да, то было воскресенье. Народные гуляния – им не было конца, блины повсюду – аромат масла сопровождал даже на катке, что находился всё же не так близко. Ведущие в одеждах скоморохов проводили конкурсы, музыканты исполняли несложные произведения на своих стареньких потрёпанных аккордеонах. Мы толпились у входа на площадь. Все жаждали зрелища. Я слышала часто, как люди недоумевали – а безопасно ли сжигать чучело в таком маленьком пространстве? Но все же стояли и смиренно ждали, пока огромный огонь не захватит полностью их глаза, и нечто потаённое, что, хочешь не хочешь, растёт у тебя внутри.

Дети плакали, они не понимали, зачем все взрослые стоят на холоде, чего ждут… Красивым это действо не назовёшь, но масштабным и чем-то вышедшим из-под контроля (хотя бы малость) – вполне.

Мне не хотелось. И я пошла в ресторан пить кофе. Как раз людей стало меньше, и я без проблем устроилась в отдалённом зале, рассчитанном всего на десять человек.

Присела – совсем успокоилась, даже дыхание моё пришло в норму всё тело почувствовало тепло. Это называется следующим образом: она устроилась. Теперь нужно было понять, а чего же я хочу сейчас. Наверное, просто так посидеть, не обращая внимания на свои наручные часы, забыть о существовании времени, отупеть до безобразия и уйти в себя.

– Не подскажете, это хорошее место?

Оказывается, рядом со мной сидела девушка с копной рыжих волос. Её губы украшала алая помада, глаза переливались зелёным. Что она от меня хотела? А, сказать об этом месте. Каком? Точно – девушка показывала на картинку в своём телефоне. Я включилась – это ведь было на самом деле отличное заведение.

– Прекрасное. Модное и вкусное.

Она довольно улыбнулась, будто делилась с кем-то в своей памяти: я же говорила!

– Вы здешняя, конечно?

– Да, – я повернулась к ней лицом.

– А я приехала в командировку из Москвы. По работе, в общем. Но вот выдался свободный вечер, и я думаю, куда пойти. Петербург – это же совершенно иной мир.

– Так вы из тех москвичей, что любят северную столицу? – я приятно улыбнулась.

– Да, из тех. Нас ведь два типа.

– Второй тоже неплох, но дружить я склонна с первым.

Девушка тут же сделала пару записей в своей тетради.

– Я стараюсь запечатлевать здесь все, что мне интересно, – пояснила она.

– Зачем?

– Чтобы не забыть и понять свою карму. Я люблю возвращаться к пройденному этапу – а иначе как можно учиться?

Я посмотрела вдаль, именно вдаль, так как перед собой я замечала не многое, а то немногое, что всё-таки приобретало какие-то черты, мне было не так уж и важно. Рядом сидит девушка и ей нужен мой совет. Вот мы посмеялись. Я знаю, Полина приехала сюда работать.

Зачем-то мы сидим здесь! Так почему бы не узнать, зачем?

– Где вы работаете?

Она вновь повернулась ко мне – на вид лет тридцать, любит за собой ухаживать. Так и кому по профессии принадлежала эта Вселенная?

– Маркетолог в компании кофе. А вы не торопитесь никуда?

– На самом деле мне нужно на час уйти в университет, провести лекцию, но потом я совершенно свободна.

– Отлично! Обменяемся телефонами и созвонимся тогда.

Похоже, многое в её жизни существовало в пределах её телефона.

– Не поверите, но я так знакомлюсь впервые. Тем более с девушкой.

– Это замечательно. Одному в чужом городе хорошо, но вдвоём лучше.

В данный момент я так и полагала.

Спустя два часа мы встретились в том самом заведении. Девушка всё записывала в блокнот и пила неспешно голубое шампанское.

– Вкусно, и вообще здесь хорошо.

Я села напротив и заказала чашку кофе.

– Рассказывай, как у тебя с мужчинами! – её глаза засверкали.

– А никак, то есть была парочка историй за последние полгода, но они прошли, так и стоит ли об этом вспоминать?

– Мужчины, дорогая, стоят того, чтобы о них вспоминали, – она глотнула ещё. – Знаешь, по какой причине? – она взяла паузу. – В нашей жизни настоящего мало, а вот такие воспоминания с течением времени способны рассказать, когда и с кем ты жила по-настоящему. Это способно подарить только время. И более того, каждое из этих воспоминаний будет окрашено в свой неповторимый оттенок. Это не значит, что нужно пребывать в постоянном томлении или унынии, печали, радости, что приносит нам прошлое… Я так это понимаю. Прошлое, проведённое с человеком, приводит тебя к той гамме, в которой ты есть сейчас. Тебе никогда не было интересно, почему?

– Моя гамма – тёмно-синяя. Я сама себя в неё окунула и испачкалась по самое не хочу.

– Так ли это? – ещё глоток. – Мне кажется, просто кто-то там, в твоём прошлом, подвёл тебя к этому оттенку, тебе понравилось, вот ты в нём и пребываешь. Конечно, ты сама ответственна за то, как долго всё это будет продолжаться. Но если тебе хорошо в тёмно-синем и, мне кажется, оно тебе к лицу, так почему бы не понять, кто тебе его подарил, и не вспомнить этого человека? – девушка погрузилась в записи.

Я задумалась.

Тёмно-синий мне подарили не так давно: пару недель назад. Я испугалась и решила законсервировать свои впечатления от соприкосновения в номинальной пустоте и тишине, но это ведь невозможно. Есть люди, и точка. Они просто есть. Не в моей власти отказываться от них.

Этот вечер мы говорили как сёстры. Она была старшей. Я не просила о сестре – но тогда всё вышло чрезвычайно органично. Кто-то за мной присматривал, это точно.

Спасибо.

Чёрная смородина

Федя работал барменом в одном небольшом, но уютном заведении в центре Петербурга.

К тому моменту, когда он показался мне настойкой, мы дружили полтора года.

Я села в зале. На входе заметила, что за стойкой Феди не было. Мне дали меню, я, не буду скрывать, с некоторым сожалением углубилась в список блюд. До меня донеслось:

– Кому это?

– Юле.

– Какой Юле?

– Ну нашей же.

Из-за стойки вышел мой высокий друг, что было несколько неожиданно. Он приветственно помахал мне и подошёл прямо к столику, более того, сел за него.

Я отвлеклась от меню.

– Привет.

– Привет, – не могла сдержать улыбки.

К нам прибежала администратор:

– С тобой всё хорошо? – она обращалась к Феде.

– Даже очень.

Она продолжала вопрошающе смотреть, её взгляд перебегал от стула к глазам бармена и обратно.

– У нас за стойкой куча людей, – на этих словах девушка решила удалиться.

В смежном с баром зале кроме меня никого не было.

– Тебе же нельзя садиться?

– Ну а я взял да и захотел.

– Тогда я перейду за стойку.

– Как хочешь. Я просто подошёл поздороваться, – он мило улыбнулся (какой уставший). – Сиди там, где удобно. Ты прошла незаметно – не понимаю, как так произошло, – и вновь улыбка, как щепотка корицы. Я представила себе кулинарную программу, где очаровательный ведущий всякий раз произносит сладким голосом: а теперь приправим блюдо корицей. Щепотка.

Как мне казалось, я незаметно поправила волосы, точно хотела избавиться от этой добавки – она никак не шла к ним. Я утром выбрала определённый стиль, вкус и придерживалась его – к чему мне корица?

– Я всё же пересяду.

– Давай помогу, – он взял столовые приборы и морс, которые мне успели принести, и скрылся за баром.

За стойкой сидели многие, я обратила внимание на четверых – двоих мужчин с длинными волосами, уже изрядно подвыпивших, и двух девушек, пребывающих в таком же состоянии. Группа активно беседовала, хохотала и не стеснялась в выражениях.

Странно, подумала я, ведь сейчас воскресенье – зачем они напились, нелогично как-то.

Свободными оказались два стула, разбросанных по краям длинной стойки.

– Сядешь сюда? – Федя определил меня ближе к своему рабочему месту.

Я чувствовала некоторую беззащитность. Как много людей – самых разных, неожиданно пьяных. Но в уголке здесь, напротив Феди, мне было хорошо, и я отошла, точно согрелась.

– Как ты? Всё так же, работаешь как пчёлка?

– Да, без изменений.

– Какая молодец, горжусь.

Мы обменялись щепотками.

Он занимался делом – миксовал коктейли для дам, а это было не просто. Затем принялся готовить шоты. Целую батарею.

Ему кричали парни в кепках:

– Давай быстрее! Да и с нами.

Он смотрел на меня. Мы всё понимали – некрасиво, но куда деваться? Лучше относиться ко всему с юмором.

Батарея встала напротив группы. Все угостились, в том числе и Федя. Он вернулся.

– Знаешь, нелёгкое это дело, пить то, что сам приготовил, ой, нелёгкое.

– Правда?

– Самый ужас в том, что мне начинает нравиться, – он нарезал яблочко и поставил передо мной блюдце. – Ты хочешь яблоко? Мне нужно его прикончить, было бы неплохо – так.

– С удовольствием.

Одна из девушек сетовала:

– Федя! Ну что такое? Почему ты не обращаешь на нас внимания! Мы хотим с тобой болтать. Куда ты ушёл?

– Дамы, не волнуйтесь. Всё хорошо.

Ему пришлось подойти к ним. Так весь день он приближался к людям, которые по большей своей части были ему неприятны. Пробежала мысль – а я ему приятна? Прихожу, пользуюсь положением.

Мы пересеклись взглядами на секунду, он отвёл глаза, прищурил их и пытался вникнуть в разглагольствования пьяной барышни с копной рыжих волос.

– Я очень рад тебя видеть. Я всегда рад тебя видеть, – как бы прочитав мои мысли, сказал он, возвращаясь к раковине. – И знаешь, если тебе будет плохо когда-нибудь, приходи сюда и прямо с порога начинай материть меня. Я не обижусь – это хорошо. Вот увидишь, ты втянешься.

– Ну что ты такое говоришь? – я долгое время держала в руках салфетку, а потом отпустила её.

Федя был занят своим делом, но клочок бумаги не мог оставить его равнодушным. Он тут же схватил его и выбросил.

– Привычка.

Мы вновь пересеклись глазами, улыбнулись.

– Ты ведь впервые за такой стойкой? – он казался серьёзным.

– Да, но не беспокойся, я смогу вложить полученный мною опыт в работу!

Феде стало искренно смешно.

– Люблю тебя, вот правда, – ему пришлось вновь подойти к пьяной команде – они пытались вспомнить, что пили месяц назад в одном баре, который Федя, как им казалось, обязан был знать. Разбирались долго.

Ко мне повернулся мой единственный сосед – красивый тридцатилетний мужчина. Высокий, с прямым длинным носом, чёрными глазами, выглядывающими из-под густых бровей. Его запястье украшали дорогие часы с большим циферблатом.

– Все двадцатипятилетние женщины – дуры, поверьте. Сколько пытаюсь разобраться в них, никак не могу понять, – он тяжело вздохнул. – Рядом с часами стоял стакан с почти закончившейся порцией виски.

Мужчина веселил меня, пока я работала над Наполеоном. Почему-то мне вновь захотелось посмотреть в сторону Феди, и посмотрела – оказывается, он тоже захотел, но на секунду раньше. Конечно, он просто следил за тем, сколько виски в стакане моего соседа. Бармен вернулся.

– Я не помню тебя здесь. Знаю это место десять лет, но тебя вижу впервые.

– Да, особенно стойку в таком виде, – Федя говорил серьёзно.

– Вы вместе? А, у вас что-то намечается, – сосед запнулся.

Воцарилось молчание, не сказать неловкое, но говорить не хотелось очевидно.

– Ну в перспективе.

– Поживём – увидим, – сказал Федя и протёр стойку.

– Я всё понял, это же самое интересное. Пойду покурю, – промолвил он и, шатаясь, вышел.

– Хочешь, тоже покурим для души? – предложил мне бармен.

– Хочу.

Он отпросился. Я прошла колодец, подошла к чёрному выходу, ярко освещённому одним фонарём. Пока Феди не было, я устроилась удобно на лесенке, подложив под себя сумку. Вышел он. В руках держал сиденье, оторванное от какого-то стула.

– Ты чего? Держи, нельзя сидеть на холодном.

– Я же на сумке сижу!

– И на ней нельзя.

Федя покопался в коробках, нашёл самую прочную и уселся рядом на ступеньке выше.

– Держи, – он вынул из пачки одну сигарету и протянул мне.

Мы курили не торопясь. Говорили о долгах, планах, погоде.

– Почему мы раньше этого не делали? – казалось, Феде очень понравилось пускать дым и сквозь него смотреть мне в глаза, пока я пыталась говорить о чём-то.

– Я испортилась.

– Курение ничего не говорит о человеке как личности. Просто факт. Я курю и все тут, – он потушил сигарету, ещё раз взглянул, улыбнулся. – Ладно, пора. Не заблудись, дойди до бара.

Внутри меня обдало теплом – я вновь согрелась. От нас пахло табаком и чем-то своим, что родилось, пока мы курили. Теперь было странно смотреть друг на друга, неловко, но хотелось. Всё может произойти в одном взгляде. Всё абсолютно. Просто нужно знать, что с этим делать, я же понятия не имела.

Сзади меня встал какой-то мужчина, он продолжал тупо смотреть сквозь свою какую-то пелену, созданную не одной стопкой.

– Он так и будет на меня смотреть?

– Пока я здесь, всё хорошо. Просто говори всем, что я твой мужчина.

Он принял заказ на другом конце стойки, потом вернулся.

– Так однажды три девушки за моим баром признали во мне их молодого человека. Весёлая получилась ситуация.

Ясно. Федя тоже не знал, что с этим делать.

Я встала, накинула на плечи пальто, натянула порывисто шапку. Тем временем вернулся мой сосед.

– Ко мне?

– Что – к тебе?

Он удивился.

– Значит, к тебе?

– Ну, я иду к себе, да, – я завязала тугой узел. – И никого с собой не зову. – я обратилась к Феде: – Спасибо.

Никогда не оставляю на чай. Но мне кажется, в барах меня любят.

По-разному.