Текст книги "Говорим, не заговариваясь"

Монитор времен Даля

В эпоху ускоренной компьютеризации жизни слово монитор воспринимается всеми практически однозначно: монитор – это часть компьютера, устройство с дисплеем, на экране которого отражается информация, содержащаяся в компьютере, и действия, которые с этой информации производятся.

Те, кто причастен к телевидению, знают, что монитором называется и устройство для контроля качества телевизионного изображения.

Но эти значения возникли относительно недавно. Первым в словарях иностранных слов приводится совсем другое толкование: «мелкосидящий бронированный корабль с сильной артиллерией, предназначенный для операций у морских берегов и на реках».

Наши предки знали только один монитор – плавучий. В словаре собирателя сокровищ «живого великорусского языка» В.И. Даля дано потрясающее воображение определение: «Монитор – военный боевой корабль, судно или сплошь кованое, железное, или обшитое латами, крытое черепахой, с одною либо двумя железными башнями, в которых по одному или два оборотных орудия огромного размера; броненосец». В.И. Даль полагал, что название такого корабля произошло от имени ящерицы-монитора, родственницы крокодила. Возможно, и так. Но ящерица тоже, скорее всего, свое имя позаимствовала: слово монитор произошло от латинского monitor «тот, кто напоминает, предостерегает, надзирает».

Компьютерный и телевизионный мониторы напоминают о том, что происходит, позволяя контролировать процесс работы.

А военный корабль-монитор наблюдает за противником, как сказали бы сейчас, ведет мониторинг.

Мониторингом называется наблюдение, оценка и прогноз состояния окружающей среды, необходимые для хозяйственной деятельности человека, а также – любое систематическое наблюдение за каким-нибудь процессом, для сравнения результатов этого процесса с первоначальными предположениями о том, как он должен идти.

За чем будем наблюдать, что оценивать? Предлагаю обратить внимание на домашних животных.

Почему кошка царапается, а собака кусается, хотя они царапают и кусают вовсе не себя, а других?

Этот «детский» вопрос заставляет нас присмотреться к так называемым возвратным глаголам. Глаголам, оканчивающимся на частичку – ся, которая произошла из местоимения, означающего «себя».

Обычно они выражают действие, которое человек совершает по отношению к самому себе: умывается, причесывается, одевается, обувается, раздевается, разувается, ложится в постель… Многие такие глаголы обозначают эмоции или состояния человека: сдерживаться (сдерживать себя), настраиваться (настраивать себя), унижаться (унижать себя), беспокоиться, веселиться, пугаться, конфузиться, сердиться. Есть еще глаголы, которые называют взаимно-возвратными, они обозначают какие-то действия, которые направлены друг на друга. Люди могут, например, встречаться, видеться, ссориться, мириться, обниматься, целоваться (друг с другом)… В некоторых случаях человек так соприкасается с каким-то предметом, что действие как бы возвращается от этого предмета к нему. Если держаться за перила, не только ты сам будешь «держать себя», но и перила будут тебя держать, не давая упасть с лестницы. Если стукнуться или удариться об угол, получится, что не только ты «стукнешь» или «ударишь себя» углом, но и угол тебя пребольно стукнет и ударит, набив синяк. Точно так же можно взяться (например, за ручку двери), ушибиться (обо что-то, что некстати оказалось на пути).

Но есть и такие глаголы, которые обозначают действия, вроде бы не направленные человеком на себя самого. Он прибирается в комнате – не «прибирает себя» в ней, а прибирает пространство вокруг себя, чтобы было приятней в комнате находиться и удобнее жить. Или укладывается, отправляясь в путешествие. Не «укладывает себя» в чемодан, а складывает в него свои вещи, чтобы обеспечить себя на отдыхе всем необходимым. То есть делает что-то в своих интересах. Значение глаголов, обозначающих именно такие действия, всегда можно передать, используя в толковании местоимения себе, для себя, свой…

И, наконец, есть глаголы, которые обозначают действие как постоянное и характерное свойство какого-то существа или предмета, его отличительную черту: кошки – царапаются, собаки – кусаются, коровы – бодаются, крапива – жжется, нитки – рвутся, посуда – бьется, машина – заводится. Так они проявляют себя.

Надо еще сказать о парах глаголов, которые могут употребляться как с частицей – ся, так и без нее. Например, можно стучать в дверь, а можно стучаться в нее, пока не откроют. В первом случае мы имеем нейтральное обозначение действия. Во втором случае возвратный глагол указывает на то, что действие осуществлялось очень настойчиво. А если речь идет о чем-то, что видится нам в каком-то цвете, то, наоборот, возвратная частица придает глаголу значение неопределенности, слабости проявления названного им признака. Что-то может белеть или белеться, чернеть или чернеться, краснеть или… правильно, краснеться: у Л.Н. Толстого, например, в одном из произведений что-то «то белелось, то серелось, то чернелось», а в другом «в овраге краснелся догоравший огонь» – соответственно, белый, серый, черный, красный цвет был не вполне определенным.

И будет нелишним упомянуть, что есть глаголы, которые без возвратной частицы никогда не употребляются, например: бояться, улыбаться, смеяться, нравиться, надеяться, гордиться, лениться, стараться, сомневаться, смеркаться, нездоровиться, ложиться, садиться, становиться…

Кошка все же вас поцарапала? Так прогоните ее. Для этого даже есть специальное, исключительно «кошачье» слово.

Почему кошкам говорят «брысь»?

Смешное словечко – брысь! Откуда оно взялось, попробуем выяснить с помощью словарей.

В некоторых говорится, что это звукоподражание. Вот только чему?

На этот вопрос ответил в своем словаре М. Фасмер. В украинском есть похожее слово: бризь – оно имитирует звон металла или стекла. Но при чем тут кошки? Один современный поэт, Алексей Парщиков, сказал: «Кошка – стекло, закопченное адом…» Нет, дело не в стекле. Хотя оно разлетается вздребезги, брызнув во все стороны тысячами осколков. Брызь – что-то вроде императива, повелительного наклонения глагола брызнуть: В.И. Даль уточнял, что этот глагол может быть употреблен и применительно «к быстрому движению живого существа». В статье, посвященной глаголу брызнуть, у него есть пример: Кошка так и брызнула от собак на дерево! Более того, В.И. Даль замечает: «Между брызгать и прыскать только та разница, что последнее выражение предполагает больше усилий или стремительности». Кошка могла не только брызнуть, но и прыснуть – кинуться опрометью – на дерево, завидев собак! А еще, по В.И. Далю, она могла упрыснуть, выпрыснуть вон откуда-то – например, броситься стремглав из комнаты.

А бывает, идешь по коридору, а тут кошка как прыснет – выскочит внезапно – у тебя из-под ног – птичку увидела на балконе. Хорошо, что та за стеклом! Но на всякий случай лучше сказать кошке: брысь! То есть: беги отсюда, быстро! В брызь конечное з со временем «оглушилось», вот и получилось наше брысь!

Вот именно – наше. В других языках все по-другому. Французы говорят кошке: Ouste! Англоязычные народы – shoo! Они – получается каламбур – «шугают» своих расхулиганившихся любимцев. Итальянцы восклицают: passa via! – уступи дорогу. А испанцы попросту выражают свои эмоции: fu! Как собаке. Я бы на месте кошек обиделась. А что у немцев?

Трудно поверить, но ни в одном словаре – ни одного соответствия. Впрочем, меня это не удивляет. В Германии и собаки не лают, соблюдая покой бюргеров, и у кошек, наверное, в крови пресловутый немецкий Ordnung.

И нам пора угомониться. Пора в постель.

Простыня или простынь?

Зашла я как-то в открывшийся неподалеку от дома салон постельного белья. Такое оно было все красивое, что глаза у меня просто разбежались. А продавщица решила усилить впечатление и предложила полистать каталог – в нем были и другие образцы. Листала я каталог, листала… И удивлялась: «прóстынь льняная… прóстынь хлопчатобумажная… прóстынь меринос…» Поражал ассортимент, но не только. «Почему прóстынь, а не простыня?» – споткнулась я о просторечное слово. И тут же услышала восхищенный возглас другой покупательницы: «Ой, сколько же тут всевозможных прóстынь!»

Пожалуй, стоит вплотную заняться этим простым на первый взгляд словом. Простыня от прилагательного простой и произошла: это «простое, прямое полотно, не сшитое и не стеганое». В древности слово звучало как *prostyni. Прóстынь сохранилась в диалектах, а в литературном языке такое произношение, как написано в «Словаре трудностей» под редакцией Д.Э. Розенталя, не рекомендуется.

Давайте запомним: когда стелешь постель, первое дело – простыня, без простыни спать неудобно, растянувшись на простыне, можно простыней и накрыться, именно простыней, а не прóстынью.

И в магазинах мы покупаем прóстыни. Хорошо, когда в магазинах много простынь (или простыней, так тоже можно сказать), есть из чего выбрать, подобрать постельное белье по вкусу, чтобы спалось слаще. Я, например, отдаю предпочтение льняным простыням, а некоторые обожают шелковые прóстыни. Но не ищите мест с ассортиментом прóстынь, не страдайте по прóстыням, это, как сказал бы Винни-Пух, неправильные прóстыни, толку от них – никакого.

Не верите? Загляните в словарь «Русское словесное ударение»: ед. ч. простыня, простыни, простыню, мн. ч. прóстыни, простынь и простыней, простыням (НЕ прóстынь, прóстыням – помета тут запретительная, строгая).

Чем закончился мой визит в бельевой салон? «Да, у вас потрясающий выбор простыней, – похвалила я продавщицу. – Я куплю у вас, пожалуй, три простыни: черно-белую простыню, похожую на шкурку зебры, потом розово-голубую, и еще вон та простыня в мелкий желтый цветочек мне нравится…»

Подушка: под ушко или по душе?

Такое милое, уютное слово: подушка. Знакомое и близкое, как одевающее одеяло: положил под ушко подушку – и спи, почивай, сладкими снами наслаждайся, грезь о том, чего душа просит!

Казалось бы, все просто. Вот ведь и В.И. Даль пишет: «подушка, подушечка, подушенка (под ухо), подголовье, мешок, набитый пухом, перьями, шерстью, соломой», – правда, уточняет, что подушка могла использоваться и для сидения и быть набитым чем-то и покрытым сиденьем стула, кресел, дивана и прочего. Под ухо «подкладывали» подушку и многие авторитетные этимологи. Другие связывали это слово с тюркскими языками, в сербском языке тоже есть похожее заимствование – душек («тюфяк, матрац»). Третьи считали главным в подушке то, что она подкладывается под голову ли, под иные ли части тела: корень, дескать, в этом слове – под-, а за ним идет уменьшительно-ласкательный суффикс (не случайно дети считают, что подушка – это ласковое имя подухи).

Те, кого связь подушки с ухом не впечатляет, предлагают свою версию: подушка связана с духом, душой. Не случайно мы выплакиваемся в подушку, доверяя ей душевную боль, не случайно испокон веков в народе говорили: «Милая подружка подушка! С подушкою передумаю, завтра решусь». Даже в словаре В.И. Даля можно встретить рядом два прилагательных: подушный и подушевный.

И что же из этого верно? Ни то и ни другое, а третье.

Ближе к истине те, кто вспомнили корень, давший рождение и существительным дух и душа, и глаголу дуть. Подушка, говорят (вслед за этимологом Фасмером) историки языка Н.М. Шанский и П.Я. Черных, чем-то надута, все дело в ее содержимом и внешнем виде – подул, сдул пух и перья в кучку, вдул ее в чехол… вот и подушка получилась!

Народная этимология иногда выглядит правдоподобно. Но верить все же лучше научной: в русском языке много слов, которые звучат похоже и вводят в заблуждение.

Глава 2
Паронимы и однокоренные слова: похоже, да не то…

Некоторые слова звучат так похоже, что иногда их путают. И тогда случается конфуз, подобный тому, что описал в своем «Слове о словах» Лев Успенский: «Как-то раз мне довелось подслушать разговор в вагоне дальнего поезда. Почтенная дама, желая обрисовать капризный характер своей взрослой дочери, заметила: “Она ничем не довольна. У нее, знаете, муж аллигатор с большим стажем, а она и то ворчит!” Аллигатор, как известно, вид крокодила. Мы все ахнули, узнав о нашей современнице, которая, как сказочная красавица, была “батюшкой за морского змия выдана”; но скоро все выяснилось: наша собеседница спутала слова “аллигатор” и “ирригатор”, то есть “инженер, заведующий ирригацией, орошением земель”». А сегодня, как показывают опросы, аллигаторов путают уже не с ирригаторами, а… с олигархами. В устах пятилетней Пуговки из популярного сериала «Папины дочки» это звучит мило, но если так говорит человек постарше – уже смешно.

Слова, очень близкие по звучанию, но различающиеся по значению, принято называть паронимами (от греч. para – «рядом, около» + onima – «имя»). Паронимами в узком смысле называют сходно звучащие родственные слова: экспонат – экспонент, мелодика – мелодия, опечатки – отпечатки. При широком понимании паронимами могут быть признаны и слова разных корней: ветеран – ветеринар. Иногда сближение таких слов используется как стилистический прием – парономазия: А. Вознесенский, например, уподобляет скандалы – кандалам. Но по большей части паронимы просто не различают.

Чтобы не ошибаться, научиться различать и передавать малейшие оттенки значения похожих слов, стоит поговорить о паронимах подробнее. И начнем с пары, которая имеет непосредственное отношение к нашему с вами языку.

Русский или российский?

Всегда ли государственный язык России был русским? Нет, в одном из указов Петра I язык наш называется российским. Когда же произошло переименование? Логика подсказывает – тогда же, когда Русь стала Россией.

Все русские памятники XI–XIV веков за редчайшим исключением употребляют названия Русь, Русская земля, русин. Арабские источники IX–XI веков называют страну Rusiya, а ее народ – Rus. В средневековых западных памятниках письменности можно встретить имена Russia, Ruscia, Ruzzia, Ruthenia, иногда и Rossia, явно под чьим-то влиянием. Эта форма появляется впервые в византийских документах, в одной из немецких летописей 838 года есть запись о прибытии из Византии людей народа Rhos в Ингельсгейм, ко двору императора Людовика, а имя Россия, образованное по образцу греческих и латинских названий, употребляется впервые в середине X века Константином Багрянородным. Но русским Россия вплоть до XV века была чужда.

А вот с середины XVII века в нашей стране началось увлечение классицизмом, в поисках истоков русского народа далекие предки обнаружили связи с росанами, роксоланами, и в русской письменности XV–XVI веков появились новые формы Росия и Росея, а в первой половине XVII века в Московской Руси окончательно утвердились византийские Российское царство и Великая и Малая России, под греческим влиянием появились и книжные формы росский и росс. Так и язык стали именовать не русским, а российским – не случайно Ломоносов написал не русскую, а «Российскую грамматику». Лишь со времен Карамзина стали возрождаться народные формы, в начале XIX века существительное росс и прилагательное росский стали архаизмами, а российский язык постепенно стал опять превращаться в русский.

Сегодня прилагательное российский употребляется тогда, когда речь идет о государственной принадлежности чего-то, о языках народов России вполне можно сказать: «российские языки». А государственный язык у нас один. И он-то как раз – русский.

Нация и национальность

Каждому из нас хоть раз приходилось, прося визу в посольстве или оформляя иммиграционную карту в зарубежном аэропорту, заполнять анкету или бланк на английском языке. Там после «первых» и «последних» имен следует графа «nationality». Обычно, добравшись до нее, наши соотечественники переводят дух и радуются, поскольку узнают слово по сходству с привычной для русского языка национальностью. «Однако, – замечает профессор МГУ Светлана Тер-Минасова, автор книги “Язык и межкультурная коммуникация”, – радость эта, как правило, преждевременна. Дело в том, что nationality подразумевает не этническую национальность, а гражданство, официальную принадлежность к стране. …Англоязычный мир не интересуется тем, кто вы по крови, по этнической принадлежности, а только тем, каково ваше гражданство».

Совсем недавно я с жаром спорила с одной немецкой фрау, полагавшей, что приехавшие в Германию украинцы, белорусы и казахи – «тоже русские». Я доказывала собеседнице, что это представители разных народов и стран, пока не поняла: ее знания почерпнуты в советский период нашей истории. Тогда представители всех пятнадцати советских республик и множества населявших их национальностей для внешнего мира были на одно лицо: Russians, хотя правильнее было бы – Soviets. Сегодня на карте мира есть такая страна – Россия, но и ее жители не все – русские. Заполняя бланки, представители других народностей, проставляя в графе понятное зарубежью «Russian», испытывают определенный душевный дискомфорт.

Откуда недопонимание? В западной культуре nation – синоним слова «государство», не случайно крупнейшее международное политическое объединение носит название «Организация Объединенных Наций». А у нас нация – прежде всего исторически сложившаяся форма общности людей, характеризующаяся общностью языка, территории, экономической жизни и психического склада, проявляющегося в культуре, а уже потом – «страна, государство». Хотя в толковых словарях русского языка есть и это «государственное» значение слова нация, а прилагательное национальный значит не только «принадлежащий, свойственный данной нации, отражающий ее характер, выражающий ее общественно-политические интересы», но и «государственный» – у нашей страны, например, есть национальный герб, национальный флаг и национальный гимн, и эти символы государственности – одни на всех.

Первоисточник всего национального, порождающего множество вопросов, – латинское nātiō – «происхождение, род», постепенно начавшее употребляться и в отношении «племени», «народности», а также «класса», «сословия», «касты» и даже «породы». Интересно, что заимствовали мы слова «нация» и «национальность» из западноевропейских языков, но первоначальное значение их почти забыли. А ведь вопрос: «Какой ты национальности?» должен переводиться: «Откуда ты родом, каково твое происхождение?» Ответ «из России» кажется мне разумно компромиссным.

У нас население уже делится на собственно русских и иных россиян, но пока еще россияне дойдут до англоязычного мира… Там одно на всех слово: Russian.

Между городами и народами

Все-таки делается что-то в нашей жизни для пользы людей. Раньше телефонные счета можно было только в «Сбербанке» оплатить, а теперь «Ростелеком» и в Интернете «принимает оплату за международные и междугородние телефонные разговоры». И это здорово, непонятно только, почему разговоры эти оканчиваются по-разному?

Непонятное нужно прояснять. Что говорят словари? А вот что: «Словарь трудностей русского языка» Розенталя разносит прилагательные по разным сферам употребления, междугородный разговор – прерогатива письменной речи, междугородний – устной; между тем «Словарь русского языка» Ожегова – Шведовой признает только одну форму – междугородную.

И поиск в Национальном корпусе русского языка позволяет найти как одно, так и другое.

Например, русский ученый-правовед, революционер-демократ Н.В. Устрялов в книге «Под знаком революции» (1927) вспоминает: «Опять телефон с Петербургом не работает… Подавят или нет?.. И что – дальше?.. Стоишь, бывало, у редакционного телефона, у аппарата междугороднего сообщения, – ждешь… – Дума во главе восстания… Восставшие гвардейские полки у Таврического Дворца!.. (Сохранена орфография оригинала. – О.С.) Эти фразы, теперь столь истрепанные, запыленные, просто скучные, – тогда возбуждали, мучили, жгли…»

А народный артист России Михаил Козаков в своей «Актерской книге» описывает муки влюбленного, любимая которого не берет трубку: «Тогда от бессилия ты сел писать ей письмо. Оно не только не могло быть отправлено, оно даже не могло быть написано до конца: ты сам не знал, что ей написать и зачем ты пишешь его вообще. У тебя все-таки хватило ума порвать начатое письмо, и в ту же секунду раздался междугородний звонок. – Да, алло! – Это я… – Ты!»

Знаменитый врач-путешественник Ю.А. Сенкевич в «Путешествии длиною в жизнь» рассказывает, как во время военной службы стремился вырваться на волю из своего полка: «Как только появлялась возможность, я ездил в Москву, используя любую оказию: и на попутных машинах, и на междугородних автобусах, следовавших по шоссе, на котором стояло наше Выползово».

А в «Золотом теленке» И. Ильфа и Е. Петрова Паниковский в праведном гневе обрушивается на Бендера: «Он разговаривает по междугородному телефону, рассылает по всему свету телеграммы-молнии. Вы знаете, сколько стоит молния! Сорок копеек слово…»

Междугородной связью пользовались В. Набоков, К. Чуковский, М. Шагинян, К. Симонов, Д. Гранин, В. Астафьев, ее предпочитают такие современные писатели, как Л. Петрушевская, Н. Климонтович, А. Кабаков, Л. Улицкая и многие, многие другие.

А по страницам В. Аксенова катятся огромные междугородные тралеры.

И надо признать, слово междугородний проигрывает междугородному со счетом 2:1. Даже чуть больше…

Итак, народу, в принципе, не запрещено вести междугородние телефонные разговоры и путешествовать на междугородних автобусах, а также использовать междугороднее воздушное и железнодорожное сообщение. Но в соответствии с литературной нормой все это – междугородное, так что и в официальных бумагах должно быть междугородным.

По-моему, логично: международный – существующий и осуществляющийся между народами, а междугородный – существует и действует между городами. И вообще я за единообразие: пусть уж, если я плачу за международные переговоры, у меня оплату и за междугородные принимают.

А вот как быть с абонентами – иногородними гражданами? Они иногородными не могут быть: те, кто живут в других городах, иногородние, и точка. И почта, которая из других городов приходит, иногородняя.