Текст книги "Суфражизм в истории и культуре Великобритании"

Глава 2. Суфражизм в эдвардианской Англии

Феномен милитантства в истории суфражизма

Исследование документов и материалов организаций позволяет предположить, что в суфражизме существовали движения разного типа. Первое, умеренное, или конституционалистское, возникшее в конце 60-х гг. XIX в., было типичным демократическим движением либерального толка, частью общедемократического движения Великобритании, направленного на распространение политических прав на те слои населения, которые их еще не имели. Оно опиралось на либеральную идеологию, ориентировалось в основном на сотрудничество с либеральной партией и использовало легальные конституционные методы в достижении своих целей. Это движение строилось по принципам демократизма и автономии входивших в него обществ, что привело к достаточно позднему созданию единой общенациональной организации – NUWSS был основан в 1897 г., – однако затем она существовала как единое целое вплоть до конца 20-х гг. XX в.

Второе, милитантское, или воинственное, направление в суфражизме заставляет вспомнить работы Х. Ортеги-и-Гассета, М. Дюверже [1] и других авторов, исследовавших особенности массовых популистских движений, которые являлись продуктами социально-политических, экономических и культурных процессов начала XX в. Оно характеризовалось не только активным использованием насильственных методов воздействия на правительство, но и жесткой централизацией, дисциплиной, иерархичностью, культом вождей, корпоративизмом.

Понятие «милитантство» обычно связывают с деятельностью Женского социально-политического союза (WSPU, Women’s Social and Political Union), созданного в 1903 г. и возглавленного семьей Панкхерст. Его участницы стали проводить акции, которые были расценены как милитантские: в 1905 г. член Кабинета министров, выступая в Манчестере, был прерван Кристабель Панкхерст и Энни Кенни, выкрикивавшими: «Право голоса для женщин!» Однако первый этап применения новой тактики можно характеризовать как период «мягкого милитантства» – депутаций, маршей, демонстраций, митингов, агитации, работы на выборах. Второй начался с метания камней в окна резиденции премьер-министра на Даунинг-стрит в 1912 г. После этого атаки на собственность становились все более агрессивными и распространенными. В 1913–1914 гг. эскалация насилия со стороны суфражеток – так иначе называли милитанток – достигла апогея: они метали бомбы в частные дома, церкви и общественные здания. Таким образом, хронологические рамки милитантства могут устанавливаться по-разному в зависимости от подхода к оценке этого явления.

То, что делали суфражетки, было не столько борьбой за расширение демократии, сколько борьбой против демократии. Это позволяет отнести милитантство к разряду движений и организаций тоталитарного типа. Не случайно многие члены WSPU после Первой мировой войны присоединились либо к фашистскому, либо к коммунистическому движению, невзирая на то, что, по крайней мере в фашистском, представления о роли женщины в обществе были крайне патриархальными [2].

Нет ясности и по поводу того, какие суфражистские организации следует отнести к этому направлению. Если связывать его исключительно с разрушительными действиями в отношении собственности, как это обычно происходит, то милитантской организацией можно считать только WSPU, так как другие суфражистские союзы не прибегали к подобным методам. Однако если это понятие рассматривать более широко, как кампанию гражданского неповиновения, то к милитантским можно отнести и некоторые другие суфражистские общества, например Женскую лигу свободы (WFL, Women’s Freedom League), инициировавшую в 1908 г. кампанию против уплаты налогов, в ходе которой было арестовано 100 женщин.

Феномен милитантства до сих пор является самой дискутируемой проблемой в суфражистской историографии. Первые академические исследования английского суфражизма появились в конце 50-х – начале 60-х гг. XX в., их авторами были мужчины. Наибольшее признание получили работа Дж. Дангерфилда, который видел в суфражизме вообще и в милитантстве в частности одно из проявлений глубокого кризиса, охватившего английское общество в начале XX в. Однако если другие проявления этого кризиса, такие как ирландский вопрос или рост поддержки лейборизма, рассматривались им со всей серьезностью, то на суфражизм «навешивается ярлык комедии» [3]: участницы движения были показаны как неуравновешенные, сексуально неудовлетворенные, истеричные женщины. Подобный неприязненный подход к суфражизму, присутствовавший также в работах Р. Фулфорда и Д. Митчелла, положил начало так называемому маскулинистскому направлению в историографии суфражизма, доминантой которого было критическое восприятие этого явления [4]. К названным исследованиям можно добавить и монографию Э. Розена Rise up, Women!, в которой автор намекает на лесбийские наклонности лидеров WSPU, а проявляемую в ходе акций агрессию связывает с их ненавистью к мужчинам [5].

В настоящее время такие оценки уже не встречаются, однако отношение историков к милитантству по-прежнему остается неоднозначным, кроме того, все еще не сформировано единое мнение по поводу причин его возникновения. Ряд историков указывают на то, что понятие militancy начали использовать в английском обществе по отношению к женскому движению не в начале XX в., с появлением новой тактики WSPU, а значительно раньше, в конце 1860–1870-х гг. Уже тогда попытки женщин вмешиваться в публичную сферу воспринимались как воинственные нападки на нормы женственности: «Когда Л. Беккер стала пытаться оказать влияние на правительство через заднескамеечников, подавать петиции в парламент, писать и публиковать письма и статьи в газетах и выступать на публике, она бросила вызов общепринятым нормам поведения для женщин и была воспринята как милитантка» [6]. С. Кент полагает, что именно слишком жесткое разделение сфер публичного и частного, чересчур ограничивавшее гендерные роли и серьезно затруднявшее включение женщин в общественную жизнь, привело к радикализации части суфражистского движения.

В течение достаточно длительного времени исследователи отдавали предпочтение милитантству, оценивая его значение и вклад в борьбу за политические права женщин выше, чем достижения умеренного направления. Суфражеткам приписывалось более точное понимание природы социального и политического подчинения женщины, что и было причиной их стремления любой ценой добиться разрушения существующей гендерной системы [7]. Хотя многие современники были склонны полагать, что милитантки своими действиями приносят больше вреда, чем пользы, делу суфражизма, так как настраивают общественное мнение и правительство против идеи предоставления женщинам политических прав.

Безусловно, методы, используемые WSPU, особенно в период 1912–1914 гг., кажутся чрезмерными, однако не следует забывать, что милитантское направление в суфражизме возникло после почти полувековой безрезультатной борьбы законными методами. К началу XX в. все они были испробованы NUWSS и не принесли результатов. Невозможность добиться цели конституционными способами и заставила наиболее решительную часть английских суфражисток искать более эффективные методы воздействия на правительство и общество. Новая тактика оказалась плодотворной: милитантские действия привлекли к себе внимание прессы, способствовали росту WSPU и увеличению пожертвований суфражистским организациям. Воинственность усиливалась постепенно, под воздействием обстоятельств. Документы свидетельствуют, что в период милитантской борьбы агрессивно действовали не только суфражетки: к насилию, зачастую неоправданному, прибегали полиция и рядовые английские мужчины, пытавшиеся сорвать акции. В пример можно привести события 18 ноября 1910 г., получившие название Черной пятницы (Black Friday)[28]28
  В этот день участники суфражистской демонстрации в Лондоне были атакованы и избиты полицией, когда пытались пройти к парламенту. Двое мужчин и пятьдесят пять женщин были арестованы.


[Закрыть]. Это способствовало нарастанию воинственности и нетерпимости WSPU, который постепенно утрачивал черты демократизма и превращался в централизованную организацию, построенную на иерархии и подчинении. Все несогласные с точкой зрения ее лидеров должны были покинуть союз, из-за чего за достаточно короткий период своего существования он пережил ряд ослаблявших его расколов.

Еще в 1970-х гг. английская исследовательница Р. Адам отметила, что члены WSPU «рассматривали милитантство как образ жизни», как борьбу ради борьбы [8]. Действия амбициозных руководителей WSPU Кристабель и Эммелин Панкхерст заставляют предположить, что создание массовой организации было всего лишь средством, которое, в случае победы движения, обеспечило бы им право войти во властные структуры. Будучи типичными популистскими лидерами, они обладали даром увлекать за собой массы. Им удалось внести в суфражистское движение огонь и страстность революции. Поэтому на короткий период 1905–1914 гг. их деятельность была более успешной, чем кропотливая работа конституционалисток. Однако движения такого типа со временем становятся все более и более экстремистскими. От нарушения общественного спокойствия во время избирательных кампаний милитантки перешли к порче и уничтожению собственности, поджогам и в конце концов к идее самопожертвования ради достижения поставленной цели[29]29
  Имеется в виду гибель активистки WSPU Эмили Дэвисон 4 июня 1913 г., она бросилась под копыта королевской лошади во время скачек дерби на ипподроме Эпсом-Даунс в знак протеста против отказа короля принять суфражистскую петицию.


[Закрыть]. Жертвенность во имя освобождения, вера в эффективность насильственных методов борьбы сближали милитанток с русскими революционерками, а не с консервативными респектабельными деятельницами NUWSS, которые довели дело до конца и добились полного политического равенства полов в 1928 г., когда WSPU давно прекратил свое существование.

Впрочем, авторы последних исследований по истории суфражистского движения склонны в большей степени подчеркивать сходства умеренного и милитантского направлений, делая упор на том, что они формировали единое движение: «И конституционалистки, и милитантки слаженно работали как для достижения заметного роста суфражистских организаций, так и для привлечения общественного внимания к женскому вопросу» [9].

Отдельного изучения требует взаимодействие милитантских организаций с политическими партиями. Известно, что деятельность WSPU способствовала переориентации суфражистского движения: оно отказалось от сотрудничества с либералами в пользу союза с лейбористской партией, однако впоследствии сам WSPU отошел от лейбористов, а его лидер Эммелин Панкхерст в конце своей политической карьеры вступила в ряды партии консерваторов.

Таким образом, даже простое перечисление проблем, связанных с милитантством, свидетельствует о том, что это был сложный и неоднозначный социально-политический феномен, который необходимо рассматривать в историческом контексте, учитывая весь комплекс причин, приведших к его возникновению, и отрешившись от гендерных стереотипов, которые очень часто довлеют над историками при его оценке. Такой подход не умаляет роли милитантства в борьбе за политические права женщин в Великобритании, но позволяет лучше понять специфику этого явления, не имевшего аналога в суфражистских движениях других стран, за исключением США.

«Новые женщины»: образ жизни эдвардианских суфражисток

Новые явления в суфражизме начала XX в., связанные в первую очередь с возникновением милитантского направления, повлекли за собой изменения в образе жизни участников движения. Джейн Первис полагает, что различия между предшествующими поколениями суфражисток и милитантками заключались прежде всего в том, что «в то время как первых феминисток больше заботило очерчивание отдельной сферы для женщин или лоббирование законодательства в пользу женщин и детей, WSPU настаивал на праве женщин войти в публичную сферу, мужской мир, и действовать по принципам гражданского равноправия» [10]. Одной из основных теоретических посылок милитанток было утверждение, что в мире, созданном мужчинами, женщины дискриминируются по признаку пола. Эммелин Петик-Лоуренс писала: «Это мир, созданный и управляемый мужчинами. Его законы – мужские законы, правила коммерции и ежедневного бизнеса – мужские правила, его моральные стандарты сформированы мужчинами. Так как женщины по признаку пола лишены права голоса, они лишены какой-либо власти в формировании своего окружения или воспитании детей» [11]. Отсюда следовал тезис о войне полов, который поддерживали даже мужчины-суфражисты – сторонники милитантства [12].

Враждебное окружение заставляло осознавать необходимость консолидации, сплачивания в единую сильную организацию, построенную по принципу военного формирования. WSPU взывал к объединению во имя достижения общей цели женщин всех классов и сословий: «Идите сражаться в нашей битве за свободу. Присоединяйтесь к нам, независимо от возраста, класса и политической принадлежности» [13]. Многие суфражетки вспоминали удивительное чувство локтя, ощущения сестринства и принадлежности к единому делу. В союзе действительно не существовало классовых различий – по крайней мере, внешне они не проявлялись, – но в нем была четкая иерархия. Лидеры организации не случайно сравнивали ее с армией: от участниц здесь требовались точное выполнение распоряжений и полная поглощенность деятельностью WSPU[30]30
  Эммелин Панкхерст в своих мемуарах писала: «Наш Союз – это армия суфражисток на поле битвы» (Панкхерст Э. Моя жизнь: записки суфражистки. Пг., 1915. С. 45). А в листовках и памфлетах WSPU суфражистки часто назывались солдатами женской армии.


[Закрыть].

Естественно, такой образ жизни больше подходил молодым незамужним женщинам, поэтому их было так много в суфражистских обществах, придерживавшихся милитантской тактики. В частности, WSPU именно из-за этого стремился привлекать в свои ряды молодежь: количество незамужних девушек среди его членов и сторонниц возросло с 45 % в 1906–1907 гг. до 65 % в 1913–1914 гг. [14] В его деятельности принимало участие большое количество женщин, стремившихся к построению собственной карьеры, имевших дипломы университетов и экономическую независимость. Для многих из них, как и для суфражисток Викторианской эпохи, отказ от замужества был сознательным выбором, однако этот выбор обусловливался не желанием сохранить экономическую и юридическую независимость, а тем, что брак начал восприниматься как форма сексуальной эксплуатации. Кроме того, участие в движении давало возможность вести активный образ жизни, недоступный другим женщинам: суфражистские кампании предусматривали путешествия по стране с агитационными турами, экскурсии, велосипедные поездки, участие в летних школах и конференциях как в Англии, так и за рубежом.

Чтобы деятельность на местах была эффективной, WSPU нанимал организаторов из числа своих активисток и платил им по два фунта в неделю. Они, как и большая часть сторонников союза, были в основном молодыми незамужними женщинами. В их обязанности входили связи с прессой и членами местных организаций; проведение собраний и выступление на них; продажа суфражетских газет; вовлечение новых людей; переписка с парламентариями, избранными от их округа; организация предвыборной агитации; сбор средств; ведение финансов. Таким образом, была создана достаточно большая группа функционерок, обладавших профессиональными навыками общественной и политической деятельности. Кроме того, для многих из этих женщин оплата труда, позволявшая вести хотя и скромную, но вполне обеспеченную жизнь, гарантировала финансовую независимость от родственников, которые далеко не всегда одобряли их деятельность. Так, несмотря на то, что Констанция Литтон происходила из богатой аристократической семьи (ее отец занимал должность генерал-губернатора Индии), она была счастлива, когда, став организатором союза, смогла уйти из дома и снять жилье недалеко от штаб-квартиры WSPU, так как дома ее считали инвалидом из-за ревматизма сердца и полагали, что она не может жить полноценной жизнью [15].

Однако, кроме привлекательных вещей, в деятельности суфражеток было много такого, с чем не сталкивались их викторианские предшественницы, впервые нарушившие общепринятые нормы женского поведения, и это требовало большой смелости. Милитантство с самого начала давало достаточно поводов для упреков в «неженственном поведении» и нарушении норм приличий. Сами участницы движения прекрасно осознавали, что является истинной причиной враждебного отношения[31]31
  «Как часто нам бросали обвинение в неженственности, ибо мы нарушали общепринятые представления о том, что считается „достойным леди“» (Brackenbury M. The Militant Suffragettes’ Campaign, 1905–1914. P. 7 // The Suffragette Fellowship Collection. Museum of London).


[Закрыть].

Мы упоминали о том, что WSPU, а за ним и другие милитантские организации, кроме традиционных методов воздействия на общественное мнение (проведения собраний, приемов, сбора подписей под петициями, организации ярмарок, чтения лекций и т. п.), стали использовать новые и, как показала практика, более эффективные, но непривычные: продажу газет и распространение листовок на улицах, уличные выступления, пикетирование, массовые шествия и т. п. Участие в подобных мероприятиях противоречило общепринятым нормам поведения и вызывало неоднозначную реакцию окружающих, как женщин, так и мужчин. Так, суфражетка Мэри Ричардсон вспоминала, что однажды ее забросали гнилыми овощами работницы фабрики Crosse & Blackwell, возле ворот которой она агитировала [16]. У мужчин женщины на улицах вызывали вполне определенные ассоциации, поэтому многие из них считали, что суфражетки сами дают повод для сексуальных домогательств. Та же Мэри Ричардсон признавала, что, когда она продавала газеты, самым ненавистным в этом были «сексуальные непристойности мужчин старше ее, которые они, как иногда казалось, готовы были претворить в жизнь» [17]. Работа на улицах для многих милитанток являлась «постоянным тяжелым испытанием» [18].

Особенно трудно было женщинам, состоявшим в браке, если супруги не одобряли их деятельность. Известно, что некоторые мужчины даже примкнули к антисуфражистам в знак протеста против позиции своих жен. Ханна Митчелл вспоминала, что «домашние неурядицы были той ценой, которую многие платили за свои взгляды и деятельность» [19]. Еще бо́льшие сложности были связаны с милитантскими акциями, которые часто заканчивались для участниц арестом с последующим тюремным заключением, иногда длившимся месяцами. Очень тяжело приходилось работающим женщинам: за это время они могли потерять работу. Учительницы-суфражетки специально планировали участие в акциях накануне отпусков, чтобы выйти из тюрьмы к началу следующего семестра, однако это получалось не всегда. К тому же освобождение в срок не давало уверенности в сохранении рабочего места, так как администрация учебных заведений часто считала невозможным доверить преподавание женщинам, побывавшим в тюрьме [20].

Тюремное заключение было тяжким опытом даже для работниц, не говоря уже о привыкших к комфорту представительницах среднего класса. Суфражисток судили как уголовных преступниц, и поэтому им не было положено привилегий политических заключенных. Им предписывалось хранить молчание, носить тюремное платье, есть грубую пищу и выполнять тяжелую работу. Однако самым трудным испытанием становилось насильственное кормление, которое ранее практиковалось только в психиатрических лечебницах. При насильственном кормлении пища иногда попадала в легкое, в результате чего многие милитантки заболевали септической пневмонией. Некоторые из-за боли оказывались на грани сумасшествия, как, например, актриса Китти Мэрион, которая подвергалась насильственному кормлению 232 раза [21]. Суфражистки, испытавшие его на себе, воспринимали эту практику как насилие и оскорбление. Этель Мурхед писала в The Suffragette: «Когда меня втащили обратно в камеру, казалось, я чувствовала себя физически и духовно изнасилованной» [22]. Эти слова как нельзя точнее описывают ситуацию, сложившуюся в 1914 г. в Шотландии в Пертской тюрьме, где некоторых заключенных суфражеток стали кормить через прямую кишку и влагалище. Кристабель Панкхерст с гневом писала, что насильственное кормление «воплощает все варварство и грубость, всю слепую силу, на которой основано подчинение женщин… Это противодействие женскому избирательному праву» [23]. Некоторых суфражеток эти экзекуции приводили к инвалидности (как в случае с Констанцией Литтон, которая после апоплексического удара в 1912 г. оказалась частично парализованной) или даже к смерти (Мэри Джейн Кларк, сестра Эммелин Панкхерст, умерла вскоре после освобождения из тюрьмы, где подвергалась насильственному кормлению). Тем не менее милитантские организации продолжали взывать: «Требуются женщины, готовые временно пожертвовать своей сегодняшней свободой ради будущей свободы других женщин. Добровольцы для выполнения этого опасного подвига совершенно необходимы, они – опора нашего движения» [24].

Определенным моральным вознаграждением были возникавший ореол мученицы и торжественная встреча после выхода из тюрьмы: «Процессия по случаю освобождения мисс Хаусман состоялась в субботу. В ней приняли участие различные суфражистские организации. Многочисленные оркестры исполняли „Марсельезу“ и „Марш женщин“… Во главе шли мисс Хаусман, К. Панкхерст, леди Литтон, миссис Кобден-Сандерсон и другие. <…> Цель процессии – продемонстрировать, что мисс Хаусман оказалась в тюрьме как представительница женщин» [25]. Однако такая жертвенность была невозможна без глубокой веры в правоту своих убеждений и преданности делу и руководительницам движения. Не случайно русские публицисты сравнивали суфражеток с русскими революционерками. Сближало их и то, что некоторые из них оказывались в эмиграции, спасаясь от тюремного заключения, и были вынуждены долгое время жить вдали от близких и друзей.

Характерной особенностью суфражистской армии, каковой, в сущности, стало милитантское движение, был личный героизм и жертвенность ее генералов. Так, итогом акции массового битья стекол 1 марта 1912 г. явился арест лидеров WSPU – Э. Панкхерст, супругов Петик-Лоуренс – и практически сотни милитанток. После вмешательства парламентариев и международной общественности условия содержания Э. Панкхерст и Петик-Лоуренсов кардинально изменились: их перевели в камеры первого разряда, что позволило им привезти в камеры свою мебель и постельное белье, заказывать еду в ресторане, носить собственную одежду, читать книги. Однако, как только выяснилось, что другим ничего из этого не было предоставлено, лидеры WSPU отказались от привилегий и объявили голодовку, к которой присоединились остальные находящиеся в тюрьме милитантки. Все руководители WSPU неоднократно бывали в тюрьме, держали голодовку, подвергались насильственному кормлению. Их личные переживания выносились на публику, страдания становились примером самоотверженности и самопожертвования, которому следовали другие суфражетки. В марте 1909 г. WSPU распространил среди своих членов копию письма находящейся в тюрьме Сильвии Панкхерст к матери, где она писала: «Я сражаюсь, сражаюсь, сражаюсь… Дважды в день вставляют трубки в пищевод. Они открывают мой рот ложкой, давя так сильно, что раскрошили мне зубы. Десны все время кровоточат, меня тошнит… И все же боюсь, что они могут уверять, что я не сопротивляюсь» [26].

Эммелин Панкхерст и ее дочери были, без сомнения, харизматическими лидерами, и культ их личностей, царивший в WSPU, во многом объяснялся выдающимися чертами их характеров. Восхищение «нашей дорогой миссис Панкхерст» звучит практически во всех мемуарах милитанток. Суфражетка Мэри Брэкенбери следующим образом описывает свои впечатления от первой услышанной речи Э. Панкхерст: «Я слегка опасалась того, что мне предстоит услышать и увидеть, но затем из переполненного зала на трибуну вышла маленькая усталая женщина и голосом, вызывавшим ассоциации с всеобъемлющим материнским чувством, стала говорить мягко и в то же время страстно о бедах женщин и детей и о нашем долге перед ними. „Мы хранительницы расы“, – сказала она, и слова достигли сердец всех, слушавших ее. „Хранительницы расы“ – это мы жаждали услышать всю свою жизнь… Мы до сих пор храним их в наших сердцах и видим перед собой великого Лидера, страстно ратующего за право женщины на обретение свободы для того, чтобы выполнить свою миссию. Можем ли мы когда-либо забыть это? Мы, видевшие, как она преодолевала все трудности, никогда не теряя чувства собственного достоинства, всегда оставаясь самой женственной из всех женщин, которых мы когда-либо знали» [27].

Однако далеко не все милитантки были самыми женственными из женщин. Та же Э. Панкхерст в «Записках суфражистки» неоднократно приводит примеры достаточно агрессивного поведения членов своего союза. Она описывает встречу премьер-министра Г. Асквита с группой суфражисток на Даунинг-стрит следующим образом: «Его изрядно потрепали и затолкали, пока полиции не удалось его выручить. Когда автомобиль тронул-ся с места, был брошен какой-то твердый предмет и разбил стекло. Другой министр – мистер Бирелл – неосторожно вмешался в самую толпу (пытаясь выручить Асквита. – О. Ш.), и я должна признать, что ему порядочно-таки досталось. Но неправда, будто женщины ушибли ему ногу; торопясь вскочить в автомобиль, он сам слегка зашиб ее» [28]. Именно такого рода эксцессы служили поводом для антисуфражистских карикатур, изображавших милитанток мужеподобными воительницами, бегающими по улицам с молотками.

Однако, несмотря на подобные столкновения, часто спровоцированные действиями полиции, в ходе милитантских кампаний постоянно подчеркивалось, что только сами женщины имеют право рисковать и жертвовать своей жизнью. Пострадать не должны были даже домашние животные. Поэтому во время кампании поджогов милитанткам предписывалось убедиться, что в выбранном помещении нет ни единого живого существа. Следует отметить, что даже когда милитантское движение набрало полную силу, сами суфражетки продолжали считать себя жертвами мужского деспотизма. Многие впоследствии отмечали, что участие в акциях поджогов или битья стекол давалось им с трудом, так как противоречило их природе и наклонностям, однако они шли на это во имя дела. С другой стороны, некоторые молодые женщины находили в подобных кампаниях революционную романтику и считали, что бросают вызов обществу.

Суфражистские организации по-разному относились к деятельности милитанток, но она неизбежно накладывала отпечаток на их стратегию и установки. Во многом под влиянием милитантства NUWSS активизировал свою деятельность, перейдя от закрытых приемов и собраний в гостиных к массовым акциям на улицах, которые по своему характеру практически не отличались от мирных акций WSPU и WFL. Для всех суфражистских организаций этого периода была характерна высокая степень вовлеченности членов, они обеспечивали социализацию женщин, формировали чувство корпоративной солидарности и в определенной степени избранности. Известный лейбористский историк Г. Ласки в лекции «Милитантский характер политики», прочитанной в ноябре 1932 г., отдавая дань радикальному направлению суфражизма, отмечал, что именно оно «научило женщин искусству солидарности… самопожертвованию во имя общественного блага… заставило мужчин признать важность идеи женской эмансипации» [29].

По-прежнему большую роль при вступлении в ряды суфражистского движения играла не партийная принадлежность, а личный опыт и семейные традиции. Так, Чарльз Роберт Дрисдейл был основателем Мальтузианской лиги[32]32
  Мальтузианская лига (1877–1927) – организация, опиравшаяся на теорию Т. Р. Мальтуса о том, что рост населения превышает рост ресурсов, в силу чего для борьбы с бедностью необходим контроль за рождаемостью. Пропагандировала контрацепцию и планирование семьи.


[Закрыть] и первым начал читать женщинам лекции по медицине, Элис Викери, его возлюбленная и партнерша, сначала стала первой в Англии женщиной-химиком, а затем и врачом, их сын, Чарльз Викери-Дрисдейл, был почетным секретарем Мужской лиги за избирательные права женщин и публиковал работы о суфражизме, а его жена, Бесси Ингман-Эдвардс, участвовала в милитантском движении. Но несмотря на продолжающееся формирование суфражистских династий, эдвардианский суфражизм являлся значительно более многочисленным и широким по своему социальному составу, нежели движение Викторианского периода. Самым главным изменением был приход в него женщин рабочего класса и мужчин-лейбористов. Сторонниками суфражизма становились даже консерваторы. Движение выходит далеко за рамки квакерской и унитарианской радикально-либеральной среды, в которой оно зародилось.

Как отмечалось выше, в начале XX в. среди сторонников суфражизма, особенно милитантского толка, было очень много одиноких людей. Это дало повод для обвинений некоторых деятелей и деятельниц суфражистского движения в гомосексуальности[33]33
  Вероятно, впервые это обвинение по отношению к милитанткам в завуалированной форме было высказано в нашумевшей статье психиатра А. Райта «Милитантская истерия» (The Times. 1912. 28 March).


[Закрыть]. Вероятно, иногда они были справедливы, как в случае с художником и поэтом Лоуренсом Хаусманом, который, впрочем, своих предпочтений не скрывал. Как таковая проблема гомосексуальности стала видимой в Англии в начале XX в., особенно после процесса над Оскаром Уайльдом. Это привело к обсуждению явления, о котором в викторианском обществе было невозможно даже упомянуть; стало ясно, что оно присутствует во всех социальных слоях. Однако женская гомосексуальность в то время воспринималась настолько плохо, что о ней предпочитали не говорить, поэтому подобные обвинения в адрес лидеров милитанток, в частности Кристабель Панкхерст, были выдвинуты более поздними исследователями суфражизма [30].

Тем не менее в движении было по-прежнему много супружеских пар, формировавших новую культуру взаимоотношений между полами. Многие милитантки, невзирая на обвинения в «неженственном поведении», вышли замуж за членов мужских суфражистских организаций либо мужчин, симпатизировавших суфражизму. Некоторые из них рассматривали свои браки как способ публичного выражения приверженности идее равенства. В 1912 г. Уна Дагдейл, чей отец был членом Мужской лиги за избирательные права женщин, а мать – суфражеткой, вышла замуж за Виктора Дюваля, семья которого принимала такое же активное участие в движении. Их свадьба получила широкую известность по той причине, что во время обряда венчания невеста отказалась произнести обещание повиноваться мужу. Церемония чуть не сорвалась; позже Уна Дюваль выразила свои взгляды на брак в памфлете «Любить и уважать – „да“, повиноваться – „нет“» [31]. Некоторые суфражисты по-прежнему предпочитали гражданские браки официальным, но уже не из-за бесправного положения замужней женщины, поскольку брачные законы изменились, а из-за принципиального несогласия с существующей формой брака. Так, родители участницы Лиги актрис-суфражисток Эдит Крэйг не состояли в официальном браке. Однако, как показывает изучение биографий, таких союзов было немного, поскольку суфражисты в большинстве своем не отрицали семью как таковую, а лишь желали изменить содержание гендерного контракта.

Накануне Первой мировой войны суфражизм в Англии стал массовым и влиятельным общественно-политическим движением. По данным отчета NUWSS за 1913 г., только в этой умеренной суфражистской организации насчитывалось 55 тыс. человек. В WSPU в 1909 г. состояло около 8 тыс. женщин. Женскую либеральную федерацию, среди членов которой было много сторонниц суфражизма, поддерживали 80 тыс. женщин. Сотрудничающее с NUWSS Движение друзей суфражизма имело в своих рядах 39 540 женщин и мужчин. Не меньшее число сторонников было и у WSPU. Эти люди разделяли взгляды суфражисток, принимали участие в их массовых кампаниях, регулярно оказывали финансовую поддержку. Кроме двух наиболее крупных суфражистских организаций, существовало и большое количество различных суфражистских обществ, в том числе мужских, которые действовали самостоятельно, но считались полноправной частью движения. Массовые манифестации суфражисток собирали единовременно до 500 тыс. участников. Таким образом, суфражистские идеи равноправия полов в Англии начала XX в. разделяло достаточно большое количество мужчин и женщин всех социальных слоев.