Текст книги "Фокиниада"

– Стой, Шуба! – заорал Севка, чувствуя, что она готова нажать отбой. – А на чём мы гонять-то будем?! У меня древняя «девятка», у тебя старая «Тойота», разве на таких колымагах со стритрейсерами гоняют?!

– Я одолжила у своего знакомого «Астон Мартин», так что оставь свою «девятку» на стоянке, – сказала Шуба и отрубилась.

Вот как. Оказывается, у боевой подруги и «своего парня» существует некий знакомый, который запросто может одолжить ей на ночь крутую спортивку стоимостью около сотни тысяч баксов… Вот как!

Севка почувствовал себя уязвлённым и оскорблённым в своих лучших дружеских чувствах.

Значит, от него чесноком воняет, а у кого-то «Астон Мартинов» полный гараж!

Севка выплеснул остатки кофе в кадку с пальмой, а сигарету самым бессовестным образом выбросил за перила балкона.

Он был зол. Нет, он был в ярости!

Фокин бросился к сейфу и выгреб из него всю розовую наличность. Пожалуй, этого хватит на какой-нибудь болид вызывающе-глупого жёлтого цвета. И пусть он потом с голоду сдохнет, но от него больше не будет вонять чесноком, даже если он сожрёт его килограмм. От денежных мужиков ничем никогда не воняет, кроме денег.

Пачки евро вываливались из рук, потому что никуда не входили – ни в карманы, ни запазуху, ни в барсетку. Пожалуй, тут хватит не на «какой-нибудь» болид, а на о-очень приличного пепелаца[1]1
  Пепелац (разг.) – машина.


[Закрыть]!

Правда, тогда любыми правдами и неправдами придётся доказывать, что Говорухин не убивал жену.

Севка присел на корточки, собирая рассыпавшиеся пачки евро. Дверь неожиданно распахнулась, в комнату ввалился Лаврухин.

Длинным свистом Вася обозначил, как поразило его увиденное.

– Стучаться надо, – проворчал Фокин, запихивая деньги обратно в сейф.

Вася снова свистнул и, присев, заглянул в сейф.

– Не свисти! – буркнул Севка, закрывая металлическую дверцу на кодовый замок. Обойдётся он без нового пепелаца. Шуба будет любить его и без машины, и без квартиры, и вонючего – любого. – Не свисти! – прикрикнул он на Лаврухина, который вздумал с помощью свиста исполнить марш Мендельсона.

– А то что, денег не будет? – усмехнулся Лаврухин, нагло усаживаясь в Севкино «директорское» кресло. Без милицейской формы Вася выглядел лет на пять моложе.

– Как отпуск? – с усмешкой поинтересовался у него Севка.

– Хреново, – помрачнел Вася. – Твоими и тёщиными стараниями.

– Кто хуже, я или тёща? – усмехнулся Севка.

– Ты! У тёщи на даче в меня хоть из пистолета не палят! Меня там только пилят, кормят, и работать заставляют. Впрочем, так как ты, меня даже тёща припахивает. Сегодня полдня на гайцов угробил! И всё бесплатно, заметь, бесплатно! – Вася выразительно посмотрел на сейф. – Совсем бесплатно, – горестно вздохнул он.

– Не тяни, Вася, кота за хвост. Выкладывай, что удалось узнать. Помнишь наш уговор о взаимовыручке?

– Вот про кота мне и удалось узнать, – хмыкнул Вася.

– В смысле?

– В городе есть две тусни стритрейсеров. Одна – так себе, ничего особенного, кучка изголодавшихся по острым ощущениям обывателей среднего возраста. Они гоняют в основном за городом на короткие дистанции, и никому не мешают. А вот вторая тусня – молодые, оторванные, «без тормозов» гонщики. У гайцов от них основная головная боль. Они устраивают гонки почти каждый день, и каждый раз неизвестно в какой части города. Так вот, самый авторитетный гонщик в этой команде – Кот. Носится как дьявол. Среди гайцов даже есть уговор – его не трогать, себе дороже. Он меньше ста пятидесяти даже за хлебом не ездит, а на гонках летает со сверхзвуковой скоростью. Такого преследовать – или себя угробить, или других подвергнуть опасности. Но водит он, кстати, как бог. За десять лет ни одной аварии.

– Кот – это кличка?

– Вроде того. Его зовут Гриша Котов. Двадцать восемь лет, судимостей нет, приводов тоже. Именно в его команде и гоняла Жанна Говорухина. Она участвовала всего в двух гонках, приходила второй и третьей. Это очень неплохой результат для новичка.

– Отлично, – потёр руки Севка. – Просто отлично! Вот что, Вася, ты езжай пока к тёще, ешь, пей, сорняки дёргай, а в час ночи я жду тебя на Центральной площади. Будем участвовать в гонялках этого Кота. Поедешь ты, моя знакомая Шуба и я.

– Что?! – подскочил Вася. – Ты… ты… ты…

– Приём, Вася! Слышу тебя хорошо! Что скажешь?!

– Сволочь ты, Фокин! Я в отпуске, или где?!

– Или где, – похлопал его по плечу Севка. – Или где, Вася! Взаимовыручка – дело хлопотное и ответственное. Я для тебя чеснок жрал?! Жрал. Треники мерзкие надевал?! Надевал. Перед давками красивыми уродом выглядел?! Выглядел! Теперь твоя очередь, Вася!

– Ну зачем вам я?! – чуть не плача, простонал Лаврухин. – Гоняйте вдвоём со своей «дублёнкой»! А я вам зачем?!

– Ты у нас представитель закона, Вася, – серьёзно объяснил Сева. – Если что – отмажешь. Вместо пропуска у нас будешь! Севка опять хотел похлопать Лаврухина по плечу, но тот извернулся и пулей вылетел из кабинета.

Фокин так и не понял – приедет он на Центральную площадь, или у Лаврухина окончательно сдали нервы, и кончилось терпение.

– Я тебе сколько дел помог раскрыть?! – открыв дверь, заорал Севка. – Ограбление коллекционера, помнишь?! А маньяка, который молотком по голове старушек бил?! А убийство почтальона?!

Существовало ещё очень много моментов, которыми можно было компостировать Лаврухину мозг и давить на его совесть, но Севка услышал как в коридоре закрылись двери лифта.

– А клофелинщицы?! – напоследок проорал Фокин. – Да если б не я, ты, Вася, ещё бы лет пять в младших лейтенантах ходил!

– Дай денег на такси, сволочь, – откуда-то из-за угла тихо попросил Лаврухин. – Я что, из семейного бюджета должен на твои дела тратиться?

Севка выглянул в коридор, но Лаврухина не увидел.

– Я с тебя деньги брал? – спросил он у гулкого коридора.

– Бра-ал?! – укоризненно откликнулось эхо.

Судя по тому, что Вася ничего не ответил, его совесть боролась с мелкой корыстью.

Севка закрыл дверь, решив остаток дня посвятить размышлениям.

Размышлять Фокин не любил, но это была необходимая часть его работы, и время от времени приходилось это делать. Чтобы стимулировать нелёгкий процесс, Севка ходил из угла в угол тесного кабинета, а если мысль заходила в тупик, то захватывал ещё и балкон, увеличивая ширину шага и траекторию движения.

Итак, он имеет полный сейф денег.

Итак, он очень хочет их получить.

Для этого нужно доказать, что банкир Говорухин не убивал свою жену Жанну.

В пользу банкира говорит то, что он всё-таки был на могиле своего друга. Он пил там коньяк, курил дорогие, особенные сигареты и угощал этими же удовольствиями покойника. Вот только точно ли это происходило в момент убийства его жены и являлось ли алиби?! На этот вопрос мог ответить только Денис Полыханов или свидетели, которых обещал поискать папаня.

Не в пользу банкира говорила заваруха с кольцом.

Что это такое – то «моя жена такие дешёвки не носит», то «постойте, это её кольцо, можно я его заберу»?

Нет, тут что-то не то…

Или это кольцо не Жанны, или это кольцо Жанны. Третьего не дано.

Мысль зашла в тупик, и Севка выскочил на балкон.

Если это кольцо Жанны, то зачем за ним приходил тип с явно криминальными наклонностями, учитывая как резво и не раздумывая, он начал палить из пистолета? Или амбал приходил не за кольцом?

Мысль снова зашла в тупик.

Версию, что ночной посетитель приходил не за кольцом, а за чем-то другим, Севка решил не рассматривать, так как она усложняла и без того трудный процесс размышлений.

Но тогда кому звонил этот тип, обеспокоенный тем, что не нашёл кольца? Значит, в этой истории есть кто-то ещё?..

Значит, в этой истории есть кто-то ещё. Других выводов не напрашивалось.

А если это кольцо не Жанны, а «кого-то ещё», то почему Говорухин так хочет, чтобы Севка думал, что это кольцо Жанны? Каким образом это может быть банкиру на руку?..

Мозги скрипели, как несмазанные, неповоротливые жернова.

Севка заскочил в кабинет, сел за стол и попытался записать все события этого дела, выстроив их хоть в каком-нибудь логическом порядке.

Писать он не любил ещё больше, чем размышлять, поэтому через две минуты заснул, уронив на стол голову и зажав и руке ручку.

Ему приснилась Шуба с восхитительно большим бюстом, длиннющими ногами и белокурыми волосами.

– Я беру тебя в секретарши, беру! – тянул к ней руки Севка, но Шурка пятилась от него, и Севка понимал, что в нём что-то не так, и что такая, новая, шикарная Шуба никогда не пойдёт к нему в секретарши, а уж тем более не будет любить его бескорыстно и вечно…

* * *

Центральная площадь находилась возле Центрального рынка.

Вот за что Фокин любил свою «малую» подмосковную родину, так это за то, что здесь не было столичной изнурительной суеты, бесконечных пробок, но и провинциальной оторванности не ощущалось. Надо тебе в Большой – час, и ты в Большом театре на премьере «маленьких лебедей». Надо по Арбату прогуляться – час, и ты на Арбате туда-сюда шлындаешь. Правда, ни разу Севке почему-то не понадобилось ни на премьеру в Большой, ни на Арбат туда-сюда погулять. Но близостью к столице Севка гордился. Более того, он чувствовал себя столичным сыщиком, и это прибавляло ему веса в собственных глазах.

Красный «Астон Мартин» Фокин увидел издалека. Среди припаркованных полукругом машин, это был самый крутой болид. Перед машинами толпился народ. Парни и девицы самого тусовочного и неформального вида, курили и что-то бурно обсуждали.

Стараясь не привлекать к себе внимания, Фокин нырнул в «Астон Мартин». Шуба сидела на водительском месте, положив руки в кожаных перчатках на руль. Не отрывая взгляд от компании стритрейсеров, она только кивнула, когда Севка ввалился в тесный и низкий салон.

– Мне не нравятся такие знакомые, которые одалживают дорогие машины, – признался Фокин.

– А какие знакомые тебе нравятся? – хмыкнула Шуба.

– Никакие. Ты подумала, чем будешь расплачиваться, если вдруг поцарапаешь эту тачку?

– А ты мне поможешь, – весело подмигнула Фокину Шуба. – Ты ведь теперь у нас при деньгах?

– При деньгах, при деньгах, – раздался сзади голос Лаврухина. – Да ещё при каких!!!

Севка обернулся и увидел скрючившегося Васю. Места на заднем сиденье было так мало, что там могла разместиться разве что дамская сумочка, но длинный Лаврухин втиснулся в узкое пространство, согнувшись пополам, словно складной зонтик.

– У этого хмыря сейф еврами забит, а он на дорожные расходы мне жмотится, – продолжил Лаврухин разоблачительную речь.

– Вася! Ты ли это?! Вот не ожидал! – обрадовался Севка.

– Я тоже не ожидал. Хотел спать лечь, да ноги сами сюда принесли. Потихоньку из дома вышел и… – Вася махнул рукой, обозначая безнадёжную тупость своего поведения. – Если жена ночью проснётся, всё. Конец семейной жизни. Ничем не отбрешусь. А если тёща узнает… – Вася снова махнул рукой. – То тогда и просто жизни конец.

Севка громко захохотал.

– Значит так, мальчишки, – вмешалась Шурка. – Слушаем меня. Сейчас состоится заезд, но не на четыреста два метра, как обычно, а километров на пять, до памятника Гагарину. Ехать можно любым путём. Этот вид гонок включает в себя элементы городского ориентирования, поэтому первым придёт не только самый быстрый, но и самый умный – то есть тот, кто выберет оптимальный маршрут. На победителя сделаны ставки. Если мы придём первыми, то заработаем тысячу долларов. Но, насколько я понимаю, нам нужно не столько победить, сколько поговорить с кем-нибудь о Говорухиной?

– Правильно понимаешь, – подтвердил Севка. – Но победить тоже было бы неплохо. С победителями разговаривают с большей охотой.

– Старт через минуту. Видите, все рассаживаются по машинам? – Шуба кивнула на гонщиков, которые спешно отбрасывая сигареты, решительно направлялись к машинам.

Участников было не меньше пятнадцати, насколько успел заметить Севка. Из всей компании в машину не ушёл только высокий парень в кожаной куртке и бейсболке с таким длинным козырьком, что он полностью закрывал лицо.

– Это Гриша Котов, Кот, – пояснила Шуба. – Он предводитель всей этой банды, но сегодня не гоняет, будет стартёром.

– Всё-то ты знаешь, – недовольно проворчал Севка. Осведомлённость Шубы в деле, которым должен заниматься он, его раздражала. – А это кто? – не удержался он от вопроса, увидев, что к парню в бейсболке подошла девушка с гривой рыжих волос. У Севки дыхание перехватило от её грации и красоты. Девица была высоченная, длинная, породистая и казалось сильной как дикая лошадь. Вот такую бы он взял в секретарши…

– Кто это?! – повторил Фокин, даже не пытаясь скрыть своего восхищения.

– Вероника Котова. Заядлая гонщица. Редко приходит второй.

– Жена Кота? – сглотнул слюну Сева.

– Сестра. Успокойся, Фокин. Она любит высоких и стабильно богатых мужиков, чего о тебе не скажешь.

Лаврухин сзади омерзительно хрюкнул.

– Чего обо всех нас не скажешь, – огрызнулся Фокин.

Перекинувшись парой фраз с братом, Вероника стремительным, лёгким шагом подошла к голубой «Ауди ТТ» и, махнув на прощанье Коту рукой, скрылась в миниатюрном салоне. Севка живо представил, как она размещает там длинные ноги на шпильках, как откидывает на спину рыжую гриву, как заводит движок, как кладёт руки на руль, жмёт на газ… Такие эротичные фантазии Севку в жизни не посещали, поэтому он не заметил, как все машины выстроились в ряд перед стартовой линией, нарисованной на асфальте.

Кот встал сбоку с поднятой вверх рукой. Движки ревели, готовые по взмаху этой руки унести машины к заветной цели.

– Это только с виду машинки скромненькие, – пояснила Шуба. – На самом деле они нафаршированные как помидоры чёрной икрой…

Кот резко опустил руку вниз.

Голубая «Ауди» сорвалась с места первой. Севку вжало в кресло так, будто на грудь ему кинули мешок с песком. И именно в этот момент – момент старта, – когда колёса ещё бешено шлифовали асфальт, пытаясь придать машине сцепление с ним и толкнуть её наконец вперёд, Севкин взгляд случайно упал на ноги Кота.

– Ботинки! – заорал он. – Лаврухин, посмотри на его ботинки!

– А-а… – неопределённо выразился Лаврухин, которого на старте пришпилило к креслу как бабочку к картонке гербария. – О-о… – Лаврухин затих, и было непонятно, успел он заметить, во что обут Кот, или нет.

Севке тоже говорить расхотелось. И делать открытия расхотелось. К чему открытия, если жизнь повисла на волоске?... Из всех желаний осталось только одно: выжить в этом «полёте чокнутого шмеля», как обозначил для себя эту гонку Севка. Столбы, заборы, дома, киоски и другие машины пролетали мимо на такой скорости, что Севка физически ощущал разрушительную силу удара, если Шуба, не дай бог, не отработает рулём каждый миллиметр габаритов всех этих препятствий.

– Сбавь скорость, – попросил он Шурку.

– Зачем?

– Я жить хочу.

– Зачем?

Севка не нашёлся, что ответить на этот вопрос.

– Мы не туда едем, – вдруг подал голос Вася.

– В смысле? – не поняла Шуба.

– Памятник Гагарину находится в противоположной части города.

– Ты что-то путаешь, Гагарин в обнимку с ракетой стоит у южного выезда из города, – не отрывая глаз от дороги, возразила Лаврухину Шуба.

– У Северного, – тихо, но твёрдо сказал Вася.

– У Южного!

– Не отвлекай её! – заорал на Лаврухина Фокин. – Если мы на такой скорости влетим в столб, то… то от столба ничего не останется!

– У Северного, – упрямо повторил Вася.

– У Северного выезда стоит памятник колхознику и колхознице! – заорала Шурка.

– Я участковый, я лучше знаю, – с невиданным упрямством упёрся Вася.

– А я водитель с десятилетним стажем! Я этот город вдоль и поперёк исколесила!!! – завопила Шуба.

– Тогда почему нам по пути не попалось ни одной машины стритрейсеров? – ехидно поинтересовался Лаврухин.

Торможение было страшным. Севку швырнуло вперёд и, если бы не ремень безопасности, он вылетел бы через лобовое стекло. Завоняло палёной резиной и ещё чем-то – кажется, Шуркиным потом.

– У Северного выезда стоят колхозник и колхозница, – без прежней уверенности повторила Шуба.

– Гагарина, по-моему, вообще давно снесли, – переведя дух, поделился своими соображениями Севка.

– Это Феликса Эдмундовича снесли, а Гагарина, наоборот, реставрировали, – отозвался Лаврухин, который отчего-то оказался на полу.

Шуба сделала «полицейский разворот» и, втопив педаль газа в пол, помчалась в обратном направлении.

– Ты куда? – спросил Севка.

– Куда получится, – огрызнулась Шурка, прибавив газу.

Фокин почувствовал как щёки вжимаются в череп, а коренные зубы давят на глаза.

Лаврухин сзади начал громко икать.

Лицо у Шубы стало злым и сосредоточенным. Она вдруг опять резко затормозила, развернулась через двойную сплошную и полетела в обратном направлении.

– Шуба! – заорал Фокин. – Я чувствую себя идиотом! Что ты делаешь?!

– Я перепутала. Нам нужен памятник не Гагарину, а Чкалову. Я всегда путаю Астрахань с Арзамасом, а Чкалова с Гагариным.

– А Ницше с Кафкой ты не путаешь?! – завизжал Севка. – Куда ты прёшь?! Чкалов стоит в парке Кирова! Подожди, нет, он стоит на площади Котовского!

– Он стоит возле кинотеатра «Аврора», – бесстрастно ответила Шуба, на скорости сто пятьдесят уворачиваясь от гужевой повозки, на которой по ночам катались влюблённые.

– У «Авроры» стоит шуточная скульптура папы Карло и Буратино, – сквозь зубы процедил Фокин. – Я частный детектив, я этот город как свои пять пальцев знаю.

– Братцы! – икнул сзади Лаврухин, – А давайте в другую игру поиграем. Что-то эта мне надоела…

Шуба, по-мужски поиграв желваками, взяла резко влево и помчалась дворами, ныряя в тёмные арки и проскакивая между мусорными контейнерами.

Севка закрыл глаза, чтобы не смотреть смерти в лицо. В кармане уже несколько минут вибрировал мобильный, но разговаривать ни с кем и ни чём не хотелось. Мобильник заглох, но через секунду завибрировал снова.

– Вот я не понимаю, – сказал Вася, которого продолжала мучить икота, – если нам нужно просто поговорить со стритрейсерами о Говорухиной, зачем участвовать в этих чёртовых гонках?!

– Никто тебе слова не скажет о члене команды, если ты сам не гонщик, – пояснила Шурка. – После гонок обычно происходит разбор полётов, вот и поговорим.

– Алло! – выхватил Севка из кармана трубку. – Говорите быстрее, пока я жив.

Минуту он слушал собеседника, чувствуя холод в животе, тяжесть на сердце и ощущая всю дикость и невероятность догадки, которая осенила его при словах, прозвучавших в трубке.

– Хорошо, – ответил Сева и, сунув телефон в карман, подул на руку, словно обжёгся. – Говорухин приказал прекратить расследование, – пояснил Севка. – Он собирается идти в милицию, чтобы написать явку с повинной.

– Вон! Вон Гагарин у «Авроры»! – завопил Вася, тыча в окно пальцем. – И ракета при нём! И, блин, улыбка!

– Чёрт, – чертыхнулась Шуба, – всегда путала «Аврору» с южным выездом из города.

Севка тупо смотрел, как на них стремительно летит памятник, – Гагарин ли, Чкалов, Феликс Эдмундович, папа Карло и Буратино, – плевать, если врубиться в такую махину на такой скорости. А ведь главное, помирать обидно как раз тогда, когда он обо всём догадался, всё понял и так мгновенно и правильно разложил всё по пресловутым полочкам…

– Тормози!!! – заорал Вася. – Тормози, Дублёночка-а-а-а!!!

Шурка затормозила, но чуть позже, чем требовалось, чтобы остановиться точно у постамента с возложенными на него гвоздиками. Экстрима добавил «лежачий полицейский», который заботливо ограждал пешеходную зону от лихих водителей. Наскочив на препятствие, «Астон Мартин» взмыл в воздух и, пролетев несколько метров, вписался в центр скульптурной композиции попав между Гагариным и ракетой. Машинка застряла на высоте второго этажа с крутящимися колёсами. Если бы не ремни и не подушка безопасности, которая едва не выбила Севке зубы…

Откуда-то снизу раздались аплодисменты и крики.

– Поздравляю, мы пришли не последними, – выдохнула в подушку Шуба и уточнила: – Все живы?

Фокин оглянулся и увидел бездыханного Васю. Лоб Лаврухина наискосок пересекала большая царапина.

– Участкового грохнула, – злорадно сообщил он Шурке. – Эй! – потряс Сева Лаврухина за плечо. Машина так прочно сидела в ловушке, что от тряски даже не закачалась. – Эй, Вася! Чёрт, он головой сильно ударился, как бы лампочку не стряхнул…

– Теперь здесь будет памятник Лаврухину, – вздохнула Шуба и, глянув вниз, обрадовалась: – Смотри, ребята нам лестницу тащат!

Посмотрев в окно, Севка увидел, как двое парней пристраивают к Гагарину длинную лестницу.

– Мы какими по счёту пришли? – свесившись из окна, крикнула Шурка.

– Третьими! – ответил светловолосый парень. – Вам полагается маленький приз – тысяча рублей!

– На каждого? – уточнил Севка.

– А сколько вас? – спросил парень.

– Двое и один труп.

– Труп не считается, – захохотал парень. – Трупам вознаграждение не полагается!

– Я не труп! Я раненый! – заорал Вася и первым катапультировался из машины, перемахнув через голову Севки и спустившись по лестнице с ловкостью обезьяны.

– Ты больше не занимаешься делом Говорухина? – тихо спросила Шуба.

– Занимаюсь, – твёрдо ответил Севка. – Если Говорухин сядет, то настоящий убийца останется на свободе. Я не могу этого допустить.

– Но ведь… – Шуба ещё говорила что-то, но Фокин уже спускался по лестнице. Он не любил, когда женщины лезли в его дела, даже если этой женщиной была Шуба. Поучаствовала немного, помогла, и хватит. Дальше он сам разберётся.

– Вот, – подскочил к нему Вася, – вот наша тысяча рублей!

– Оставь себе на такси, – отмахнулся Фокин, подавая Шурке руку и помогая спуститься.

– В стритрейсеры, что ли податься? – мечтательно произнёс Вася, поглаживая царапину на лбу. – Пять минут страха и такие деньги!!

– Подайся, – согласился Севка. – Только штаны сначала смени.

– Гад, – огрызнулся Вася. – Я гораздо меньше тебя обос… испугался!

– Мальчики, вы хотели поговорить с кем-нибудь о Говорухиной, – напомнила Шуба, кивнув на группу стритрейсеров, фотографировавших скульптурную композицию с застрявшим в ней «Астон Мартином».

Севка огляделся. Голубая «аудюха», судя по положению возле финишной линии, пришла первой. Рыжая грива волос Вероники Котовой, мелькала среди стритрейсеров, возвышаясь над всеми на полголовы. Наконец, Котова отошла в сторонку, коротко переговорила с кем-то по телефону и поспешно нырнула в свою симпатичную маленькую «коробчонку». «Ауди ТТ» с визгом колёс рванула с места и скрылась за поворотом.

– Не надо ни с кем говорить, – жёстко отрезал Севка. – Кажется, я и так всё понял.

– Что – всё?! – вылупился на него Вася.

– Всё! – Севка развернулся и бросился к дороге.

Конечно, нужно было помочь Шубе снять с памятника машину, нужно было вызвать спасателей, эвакуатор и кого там ещё принято вызывать, когда застреваешь на высоте второго этажа в скульптурной композиции, но у Севки не было времени.

Он вскинул на бегу руку, ловя проезжающее мимо такси.

* * *

– Я вспомнил! – догнал Севку Лаврухин. – Я вспомнил, где видел точно такие же ботинки, как у Кота!

– Отвали, Лаврухин!

Такси, не останавливаясь, пронеслось мимо.

– В рыжих «казаках» был тот парень, который стрелял в нас! – Лаврухин вцепился Севке в плечо. – В нас стрелял Кот, Фокин! Кот в нас стрелял! У него размер, наверное, сорок восьмой, вторых таких лаптей по всей стране не найдёшь! Ты понимаешь, что это значит?!

– Да отвали ты! – Севка раздражённо скинул руку Лаврухина со своего плеча.

– Это Кот убил Говорухину! – завопил Вася.

– Вася, ты в отпуске? Вот и иди в свой отпуск! Это моё дело, кто убил Говорухину, моё! – Севка быстро пошёл вдоль дороги, высматривая такси, но Вася увязался за ним, припустив аллюром чуть сбоку.

– Ага! Как «узнай-разузнай-пробей», так Вася не отпуске! – закричал он возмущённо. – А как плоды моих трудов пожинать, так «Вася иди в отпуск!»

– Иди, Вася, иди… – отмахнулся от него Севка.

Такси всё же остановилось – старый, раздолбанный «Жигуль», плюющийся чёрным дымом. Фокин нырнул в провонявший бензином салон и захлопнул у Лаврухина перед носом дверь.

– Я с тобой! – Вася схватился за ручку двери и побежал за тронувшейся машиной. – Я тоже хочу повязать убийцу! Я…

– Гони! – приказал Севка пожилому водиле, и тот с азартом нажал на газ.

Лаврухин отцепился от двери и едва не упал, перебирая ногами.

– Сучара ты! – заорал он. – Ещё сунься ко мне! Ещё попроси что-нибудь! Я тебя, знаешь, куда пошлю, вонючка чесночная?!

– Отвезите меня в Пичужкино. Дом двадцать один, – попросил Севка водителя.

– Крутой райончик! – присвистнул тот. – И очень отдалённый. Двойную таксу возьму.

– Возьмёшь, возьмёшь, если доедешь на своей колымаге, – усмехнулся Фокин, жалея, что нет времени забрать со стоянки свою «девятку». Свои колёса дали бы ему большую свободу передвижения и независимость от водительского мастерства таких вот усталых, пожилых таксистов.

Севка достал из кармана мобильный и набрал Говорухина. Сброс, сброс, опять сброс, но Фокин проявил упрямство, он набирал номер снова и снова.

– Слушаю! – наконец раздражённо выкрикнул в трубку Александр Петрович. – Что надо?!

– Я надеюсь, Александр Петрович, вы ещё не наделали глупостей? – ласково пропел Севка.

– Зачем вы звоните? – с ещё большим раздражением спросил Говорухин. – Я же приказал вам забыть про моё дело!

Он «приказал»… Севку слегка передёрнуло от этой формулировки, но ласкового тона он не изменил.

– Если вы напишете явку с повинной, это будет непростительной глупостью. Подумайте хорошенько, Александр Петрович. За убийство беременной жены вам дадут самое меньшее лет пятнадцать. И никакие деньги и адвокаты не помогут! Неужели вам охота сидеть за чужое преступление пятнадцать лет?!

– Слышь ты, сыщик, – зашипел Говорухин, – я тебе что сказал делать? Отстать от меня! Деньги можешь оставить себе! Но если ты хоть шаг ещё сделаешь в этом расследовании, я размажу тебя как таракана! – Говорухин отключился, а Севка хмыкнул.

То «я без тебя погиб», то – «размажу как таракана, если хоть шаг сделаешь в этом расследовании»…

Значит, он на верном пути. Значит, прав в своей невероятной, но очень простой догадке. Каким же идиотом он оказался, пойдя на поводу у Лаврухина и допуская только ту версию, что любовник мог быть лишь у Жанны… Сейчас наступала фаза работы, которую он больше всего любил – активные действия. Мозговой штурм, слава богу, был позади и, если честно, Севке за него было немного стыдно. Как он мог сразу не понять очевидного? Сразу – как только Говорухин схватил кольцо и начал нести ерунду про свою забывчивость?! И с чего ради, этот богатый, зарвавшийся и слегка престарелый плейбой Говорухин решил, что Севку можно как нанять за деньги, так и послать подальше?! Никогда ещё Фокин не бросал расследование, когда финал был прозрачен как аквариум с рыбками.

* * *

Пичужкино оказалось уютным коттеджным посёлком, домов на двадцать, не больше. Таксист затормозил возле симпатичного домика-теремка, от фундамента до самой крыши затянутого густым плющом. Два окна на втором этаже светились приглушённым голубоватым светом.

Расплатившись с водителем, Севка обошёл длинный, высокий забор, но, как водится у таких добротных заборов, никакой дырки, лазейки или просто дополнительной калитки, через которую можно было бы незаметно пробраться на территорию дома, в нём не обнаружилось. Фокин почесал затылок и почти признал своё поражение, но вдруг заметил высокое дерево, одна из веток которого нависала прямо над неприступным забором. Не раздумывая, Севка залез на дерево, забрался на заветную ветку и… сиганул с неё на зелёную лужайку возле домика-теремка.

Приземлился он мягко, как кот, и уже было поздравил себя с гениальным решением задачи, как вдруг заметил, что сидит в окружёнии трёх огромных молчаливых доберманов, готовых порвать его в клочья при малейшем движении.

Севка знал – молчаливые собаки не шутят. В отличие от брехунов, они делают своё дело стремительно и без осечек. В лучшем случае намертво вцепляются в руку, в худшем – рвут горло. Заигрывать с ними бессмысленно, бежать от них – глупо.

Севка замер, не смея ни вздохнуть, ни выдохнуть. В голове навязчиво крутилась песня «Нас не догонят». Более дурацкого положения и более глупый репертуар трудно было представить. Кислорода катастрофически не хватало и, наверное, поэтому в мозгу промелькнуло откуда-то полученное кинологическое познание: чтобы собака не укусила тебя, надо её удивить.

– Гав! – жалобно гавкнул Севка.

Наверное, собаки действительно удивились, потому что не двинулись с места.

– Гав! Гав! – осмелел Севка и, встав на четвереньки, повилял задом так, словно у него вырос хвост.

Доберманы не шевелились. Они даже не дышали, высунув язык, что, по мнению Севки, было свойственно всем собакам. У них даже не блестели глаза в темноте, а короткие, обрубленные хвосты никак не выражали отношения к происходящему.

– Гав-гав-гав-гав! – выдав довольно скандальную тираду, Севка сделал несколько скачков на четвереньках в сторону дома.

Собаки не шелохнулись.

Заподозрив неладное, Фокин встал, подошёл к одному из доберманов и потрепал его за ухом. Ухо оказалось холодным и гладким как мрамор.

– Тьфу, – в сердцах сплюнул Сева. В темноте он принял скульптурную композицию из трёх собак за живых доберманов. – Идиотизм какой-то, – проворчал Фокин и, с досадой пнув мраморного пса ногой, направился к дому.

Возле ворот, немного наискосок, стояла знакомая голубая «Ауди ТТ». Было очевидно, что машину припарковали впопыхах, бросили небрежно, не заботясь о том, что под колёсами оказался безупречный газон. Севка потрогал капот, он оказался тёплым, а это означало только одно – рыжая красотка Вероника Котова примчалась сюда совсем недавно, опередив Фокина, может быть, минут на пять.

Парадная дверь была закрыта, впрочем, ни на что другое Севка и не рассчитывал. Обнаруживать своё присутствие Фокин пока что не собирался, поэтому, тяжело вздохнув, полез на балкон второго этажа, цепляясь за густой плющ. Пару раз он чуть не сорвался – плети оказались недостаточно прочными, – но, в конце концов, уцепился за резные перила, подтянулся и оказался на тесном балкончике, размер которого позволял только стоять, вытянувшись в струнку. Наверное, в этой миниатюрности присутствовал какой-то особый дизайнерский шик, как и в мраморных собаках, но Севка поклялся, что если когда-нибудь у него будет свой дом, то он будет без плюща, без скульптур и с нормальными балконами, где можно валяться в шезлонге, задрав на перила ноги.

Фокину фантастически повезло. Окно выходило в гостиную, поэтому Севке не пришлось шататься по дому, рискуя быть пойманным и раздавленным «как таракан». Лёгкие, полупрозрачные шторы позволяли видеть то, что там происходит, а слегка приоткрытая дверь – слышать участников драматического спектакля.

Как и предполагал Севка, их было двое.

Александр Петрович сидел в глубоком кожаном кресле, на самом краешке, рискуя упасть при любом неловком движении. На нём был тот самый белый костюм, в котором он впервые явился к Севке, и тот же самый галстук, завязанный будто бы наспех, для проформы, а не для красоты и солидности.