Текст книги "Брачный контракт с мадонной"

– Вы кого-нибудь подозреваете? – резко оборвал её Гранкин и снова похвалил себя за чёткий, хороший вопрос.

– Да, – шёпотом сказала Эльза. – Она всё же достала из сумочки сигарету, понюхала её, помяла в пальцах, и сунула обратно в сумку. – Да, – шёпотом повторила она, – подозреваю.

И тут грянуло громко, весело, с молодым задором:

– Жизнь висела на волоске.

Шах! И тело на скользкой доске.

Сталь хотела крови глоток.

Сталь хрипела «Идем на восток!»[3]3
  слова из песни М. Покровского «Идем на восток!», группа «Ногу свело».


[Закрыть]...

Деньги пахнут

– Что это? – вздрогнула сильно Эльза Перова.

– Хор, – пояснил Виталя, встал и плотно закрыл скрипучую, шаткую фрамугу. – Пенсионеры поют.

– Зачем?!

– Ну, они не хотят сидеть дома, грустить и стареть. У них молодая душа и им хочется петь.

– Но... это ведь типография?..

– Да, типография. Так ведь и я ж не за станком стою, – хмыкнул Виталя.

– Ну да, – согласно кивнула Эльза. – Странный репертуарчик для бабушек.

– Нормальный репертуарчик. Так вы говорите, что знаете, кто убил вашу сестру?

– Я так сказала?!

– Вы сказали, что кого-то подозреваете...

– Это разные вещи.

– Разные, – согласился Виталя и почувствовал, что краснеет.

Здорово его фифа подловила.

– Не придирайтесь к словам! – заорал он. И тише добавил: – Если хотите, чтобы я занимался этим делом. Я профессионал. Ветери... Детектив, а не хренов филолог! Так кого вы подозреваете?

Эльза Львовна поднесла к глазам холёную руку и стала рассматривать длинные ногти. Такие ногти Виталя видел только по телевизору – на них был изображён сложный цветной орнамент, прямо произведение искусства, а не ногти. На фига на ногтях рисовать орнамент, Гранкин не понимал и от души радовался, что Галка не заморачивается такими глупостями и стрижёт ногти большими портняжными ножницами раз в неделю.

– Понимаете, – Эльза прикусила мизинец ровными белыми зубками, – мне показалось, что в последнее время у Адки появился любовник!

– Когда кажется, говорят, креститься надо.

– Да, она точно завела любовника! Мне она ничего не говорила, но я поняла, что кто-то у неё появился. Наверное, именно это она хотела мне сообщить, когда сказала, что завтра расскажет новость, от которой я «офигею, обалдею, и сойду с ума»! Что-то мне говорит, что она собралась уходить от мужа и хотела мне первой сообщить об этом. Ведь у нас не было тайн друг от друга, только та, маленькая, когда я вместо неё пошла на свидание...

– Почему вы решили, что у неё появился любовник? Он, что, и есть тот, кого вы подозреваете?

– Вся Адкина жизнь была как на ладони. Замуж она вышла через два года после меня за Андрея Крылова. Кстати, она взяла его фамилию и тоже стала Крыловой. Особо страстной любви с ней не приключилось, между ними были ровные, спокойные, и как мне кажется, немного равнодушные отношения. Как-то мне Адка сказала, что потерять голову можно только по молодости и по глупости. А самые правильные отношения те, которые основаны на уважении к независимости другого человека. Она закончила иняз и работала переводчиком, брала переводы на дом, проводила экскурсии с иностранцами, в общем, отличная профессия для женщины. У Андрея уже пять лет как своё небольшое рекламное агентство. Зарабатывают они не очень много, но на жизнь хватает, тем более что детей у них так и не получилось. В общем, Адка до последнего времени была очень спокойна, размеренна, никуда никогда не торопилась, за внешностью своей следила, но так, как следит среднестатистическая женщина – утром крем, вечером ванна, раз в неделю маска, раз в месяц парикмахер. А тут... С месяц назад Адку стало не узнать. Она перекрасилась в ярко рыжий, сделала умопомрачительную стрижку в дорогом салоне, записалась в солярий, стала посещать фитнесс-клуб, похудела на восемь килограмм и стала постоянно куда-то срываться с места. То есть придет в гости, пять минут для приличия у нас посидит, чай попьёт, при этом поглядывая на часы, потом получит какую-то эсэмэску, метнётся к зеркалу, причёску поправит, макияж ещё одним слоем наложит и фр-р-р! Нет её. Глаза горят, что я ей говорю, ни черта не слышит. Ну, разве это не признаки появившегося любовника?! – Эльза требовательно уставилась на Виталия, желая от него получить подтверждение своим выводам. – Разве не признаки?!

– Не знаю, – Виталя пожал плечами. – Правильные бабы любовников не заводят.

Перова ухмыльнулась, потеребила сумочку – видимо, лежащие там сигареты сильно беспокоили её, – и продолжила рассказ.

– У Адки стали появляться вещи, совершенно не вписывающиеся в её скромный быт. Когда родители умерли, они с Андреем переехали со съёмной квартиры в коттедж и жили, пользуясь обстановкой и вещами родительского дома. Сами они особо никогда не шиковали, одевались скромно, ездили на «восьмёрке». А тут вдруг ... Например то вечернее платье, в котором её нашли, стоит не меньше тысячи долларов. Это мужу она может вешать лапшу про распродажи, а я в тряпках понимаю. И потом... кулончик у неё появился. Очень интересный золотой кулончик с рубином. Сразу видно, не ширпотреб, а единичная, ручная работа очень хорошего мастера. Я в украшениях тоже хорошо разбираюсь. Я когда у Адки спросила, откуда он у неё, она улыбнулась, прижала палец к губам и сказала:

– Не выдавай меня. Я Андрею сказала, что это хорошего качества бижутерия. Тебе я потом расскажу, откуда он у меня.

В общем, совершенно точно Адка завела любовника. Окончательно я убедилось в этом, когда один раз неожиданно к ней приехала.

– Вы видели его?

– Нет! В том-то и дело, что нет. Я видела отъезжающую от наших ворот машину. «Порше»! Таких навороченных тачек в коттеджном посёлке, где живут профессора и их семьи, не наблюдается. И не потому, что денег у них не хватает, а потому, что имидж у тачки ... как бы это сказать, ну, в общем, это машина плейбоев, а не учёных. Дело было поздно вечером, я заехала без звонка, хотела порыться в семейных альбомах, отобрать себе фотографию отца, чтобы сделать портрет. Адка открыла мне дверь наспех одетая. Халатик поверх пеньюара. Но при этом при полном параде – макияж, причёска. Я спросила: «У тебя были гости?» Она: «С чего ты взяла?» Я говорю: «Клёвенькая машинка только что отъехала от ворот!» Адка сделала удивлённое лицо. Нет, говорит, у меня никаких гостей, я уже спать собралась. Спать! С накрашенными ресницами! Андрей у неё частенько приходит под утро. Его агентство два раза в месяц выпускает рекламный журнал, Андрей главный редактор, перед выпуском там запарки, ночная вёрстка. В общем...

– Ну вот, а говорили, что между вами не было тайн.

– Так именно про это она и хотела мне рассказать на следующий день после своего вечернего звонка, но... погибла. Я уверена, её убили. Наверное, к этому причастен её любовник!

– И это он каким-то образом пробирается в ваш дом и зачем-то пытается убить и вас? Так?!

– Это вы мне должны сказать так ли это.

– Ага, за миллион баксов, – кивнул Виталя и записал на рецепте крупными буквами: «Любовник». – И зачем ему убивать сначала вашу сестру, а потом вас?

– Это вы мне должны сказать зачем. За миллион баксов. Повторяю, не думайте, что для меня это ерундовая сумма. Муж убьёт меня, когда узнает, сколько денег я отвалила, чтобы докопаться до истины. Давайте договоримся, я даю вам сейчас десять тысяч долларов на текущие расходы. – Она раскрыла свою миниатюрную сумочку и как фокусник, который вытаскивает из спичечного коробка жирного кролика, выудила оттуда толстую пачку банкнот. – Остальное вы получите, когда назовёте мне имя убийцы и предоставите доказательства его вины. Вот здесь, – она протянула бумажку, – все необходимые вам телефоны и адреса. А это – фотография Ады. – Она протянула снимок почему-то тыльной стороной. – Со мной будете связываться вот по этому телефону, – она ткнула пальцем в бумажку. – Как позвонить вам?

– Мне?

– Да! Ваш мобильный?

У Гранкина отродясь не водилось мобильного.

– А-э-э... звоните вот по этому, – он постучал пальцем по аппарату, стоявшему на столе, назвал номер и очень кстати припомнил вдруг новое слово: – Переадресация! Звоните сюда и вы всегда на меня попадёте.

– Отлично. Ну, значит, по рукам? – Она протянула ему узкую руку, унизанную колечками.

Что он должен сделать с рукой? Пожать? Виталя снова почувствовал, что вспотел, а к щекам приливает краска.

– По рукам, – пробормотал он, убирая деньги во внутренний карман. Узкая ладошка укоризненно висела в воздухе. Виталя поймал её потной рукой и быстренько, вскользь, приложился к ней губами.

– Говорила же я, что вы милый, – улыбнулась Эльза, сама справилась с замком и выскользнула за дверь, оставив за собой едва уловимый запах хороших духов.

Странно, пока она здесь сидела, Виталя не чувствовал никакого аромата. Как только она исчезла, запах появился, напоминая своей сложной, стройной, красивой гаммой о больших, нереальных деньгах.

Виталя вытащил пачку денег из внутреннего кармана, поднёс её к носу и понюхал отрывисто, как собака, которая ищет след. Запах исходил от денег – сложный, стройный, красивый, если можно так сказать о запахе.

Кажется, именно так пахло то письмецо, которое он сначала пожевал, а потом сжёг в своём подъезде под лестницей.

Кажется, именно так.

 
– Четвёртые сутки пылают станицы,
Горит под ногами Донская земля,
 

– донеслось из переплётного цеха чуть более весело, чем этого требовал текст.

* * *

Виталя сел за стол и пересчитал деньги. Десять тысяч долларов. Тютелька в тютельку. Как с куста, сказал бы Кирюха.

Это ж какие деньжища загребал тот тип, который сидел тут до него, если за одно только дело можно срубить миллион баксов?! Виталя вскочил и начал ходить по комнате, словно животное, которому необходимо подвигаться, но мешает ограниченное пространство.

С чего начать расследование? Он схватил бумажку с телефонами и адресами. Цифры, цифры, названия улиц, имена, фамилии тех, с кем можно поговорить. И пометки – подруга, муж, сосед, коллега...

С чего начать? Он будильник-то дома найти не может! Правда, никто за это не предлагал ему миллион долларов...

Виталя взял со стола фотографию и стал рассматривать. Дамочка, которая уставилась на него со снимка в упор, была рыжая, дерзкая, и совсем не похожа на ту, которая назвала себя Эльзой Львовной Перовой. Нет, черты лица, конечно, одни – высокий лоб, тонкий нос – не длиннее, не короче, чем надо, чтобы быть безусловной красавицей; подбородок – такой, который позволяет говорить об изяществе и породе; овал лица – Наталья Гончарова, не меньше; щеки, правда, чуть впалые, но это только придаёт лицу шарм и изысканность; глаза... Вот глаза были тем, что коренным образом делало Аду непохожей на сестру-близнеца. Глаза и причёска.

У Эльзы были весёлые, голубые глаза и копна белокурых кудрей. Ада смотрела на мир жёсткими тёмно-карими глазами и имела гладкую ярко-рыжую стрижку со странной, вызывающе ассиметричной чёлкой. Несколько прядей в этой чёлке были выкрашены в почти белый свет. Зачем городить на голове такой частокол из ассиметрии и цвета, Виталя не понимал. Вот Галка... Галка носила на затылке простой лаконичный хвостик, мыла волосы отваром крапивы и никогда их не красила...

Ада Львовна была не похожа на женщину, которая не имеет тайн. Она была похожа на женщину, которая не прочь бросить к своим ногам весь мир, и которая ради этого готова на всё. Ну, или почти на всё.

Гранкин вздохнул и отложил фотографию. Он, конечно, плохой физиономист, и психолог хреновый, но что-то ему говорит, что от таких дамочек, как эта Крылова, нужно держаться подальше.

С чего начать путь к миллиону?

Пожалуй, любое новое начинание нужно как-то обозвать для начала. Он теперь детектив и название «Тузик» на двери неуместно. Виталя встал и снял табличку с двери, благо, она просто болталась на верёвочке. Варианты названий зароились в голове как мухи, но все они никуда не годились Наконец, мелькнула какая-то ассоциация и Виталя вывел чёрным маркером с обратной стороны таблички – «Орхидея». Отлично! Оригинально, красиво, неглупо. Креативно, как теперь принято говорить. Конечно, он не повесит сразу табличку этой стороной, будет скрывать пока свои детективные делишки под «Ветеринарной клиникой „Тузик“. Но... может быть потом, если всё получится, он возьмёт лицензию, получит разрешение на ношение оружия... Виталя чуть пониже названия нарисовал на табличке орхидею так, как он её себе представлял – с изогнутыми, как ручки кувшина, лепестками и длинным стеблем.

Что дальше?

Он взял телефонную трубку и набрал номер Кирилла. Тот ответил мгновенно, будто сидел у телефона и ждал звонка.

– Кирюха, здорово! Есть у тебя какой-нибудь детективчик?

– Что?! – не понял Кирюха.

– Ну, книжка такая, где кто-нибудь кого-нибудь убивает, а сыщик потом расследует!

Повисло молчание, из которого Виталя сделал вывод, что Кирюха очень беспокоится за его вменяемость.

– Кирюха, я это, не чокнулся. Просто вечером почитать нечего.

– Слышь, Гранкин, а деньги тебе уже не нужны? – тихо спросил Кирилл.

– Нет. Да. Ну, в общем, они у меня почти есть.

Опять повисло молчание, и Гранкин окончательно убедился, что проходит у друга с пометкой «псих».

– А любовный роман тебе не сгодится? – спросил осторожно Кирилл. – У Наташки их пруд пруди.

– Не, – вздохнул Гранкин. – Мне б детективчик на ночь. Для теоретической подготовки, – ляпнул он, но тут же заткнулся.

– А может, придёшь вечерком? – предложил Кирюха. – Наташка с девчонками к подружке на дачу с ночёвкой уехала. Посидим, выпьем, а?!

– Не, Кирюха, – вздохнул Виталя, – я больше не пью. Кажется.

Эфир опять затопило молчание и Гранкин понял, что окончательно доказал свою невменяемость.

– Покедова, – сказал он Кирюхе и повесил трубку. Потом подумал и набрал Петровича.

– Петрович!

– Гранкин! Хорошо, что ты позвонил! Скажи, у тебя из кабинета ничего не пропало?

– Нет. А что? – удивился Виталя.

– Сандип из больницы звонил. Он припомнил, что грабитель, который ему оказывал помощь, забегал в здание типографии! Подумай сам, откуда у вора с собой жгут и бинты? Скорее всего, он у тебя их из кабинета попёр!

– Нет, Петрович, ничего такого я не заметил, – стараясь быть безмятежным, сказал Виталя. – Замок на двери цел, в кабинете вроде всё на своих местах. Знаешь, я думаю, раз он такой сознательный, этот грабитель, то мог и с собой перевязочный материал таскать.

– Да? – неуверенно спросил Петрович. – Странно всё это... А ты зачем мне звонишь?

– Петрович, у тебя есть детективчик? Вечерком хочу почитать.

– Детективчик? – хохотнул Петрович. – Вечерком почитать? У тебя ж жена родила! Насколько я знаю, при этом деле первые полгода не до детективчиков! В первые полгода вообще не до чего!

Сердце у Витали заныло, засаднило, застучало с перебоями где-то в горле.

– У меня Сашка спокойная, как танк, – сказал он. – Хошь – детективчик вечером читай, хошь – дамский роман.

– Ладно, есть у меня детективчик, – оживился Петрович. – Местный автор, сам себя издаёт за свои же бабки. Тираж только у меня печатает, я ему скидки хорошие даю. Наши бабы читали, говорят, забавно. Заходи, подарю книжечку.

* * *

Виталя брёл по вечернему городу. Под мышкой он держал детектив, а внутренний карман его пиджака оттягивали десять тысяч долларов. Вечерний город жил в обычном ритме вечернего города: светофоры мигали, пешеходы спешили, водители зло переругивались через полуоткрытые окна машин – нет на свете более раздражённых людей, чем водители, застрявшие в пробках.

Гранкин не поехал домой на автобусе, он решил, что прогулка позволит проветрить мозги и ещё раз всё обдумать, как следует.

У входа в метро сидела древняя бабка и торговала вязаными носками и рукавицами. Товар был несезонный, июль и так измотал жарой, и народ спешил мимо старушки, не обращая внимания на тёплый, пушистый товар. Старушка дремала на перевёрнутом ящике, время от времени её голова заваливалась набок. Тогда она вздрагивала, открывала выцветшие глаза и неуверенно обращалась к прохожим:

– Граждане, купите носочки и рукавички! Очухаться не успеете, как холод скуёт морозом ваши ручки и ножки!

Потом она снова засыпала, голова падала набок, бабушка вздрагивала, открывала глаза и вновь начинала:

– Граждане, купите носочки и рукавички! Очухаться не успеете...

Виталю зацепили слова «холод скуёт морозом ваши ручки и ножки». Он вспомнил про «сырое подвальное помещение» и остановился у ящика, на котором были разложены шерстяные носки. Бабка мгновенно проснулась и уставилась на Виталия.

– Тебе деньги мелочью разменять? – спросила она.

– Мне носок пару... которые потеплее.

Он рассчитался с бабкой, не верящей в своё счастье.

– А маленькие совсем есть, на младенца? – спросил Виталя.

– Так не сезон же! – всплеснула руками бабка. – Я просто так стою, на удачу. Укроп весь распродала, а носки вот остались, мало ли... У меня ещё монеты есть семьдесят первого года! Не надо?

– Монеты не надо.

– А самовар старый, вернее, почти новый, электрический?! А? Сейчас модно!

– Самовар у меня есть, – буркнул Виталя, поспешив нырнуть в подземный переход.

– А палатка туристическая, матрас надувной, подсвечник из фашистской Германии, набор открыток советских, картина в раме крестиком вышитая, «Гроза» называется, а?! Не надо? А крыжовника ведро?! – донеслось до него.

– Чего, говоришь, у тебя там крестиком вышито?

Виталя оглянулся, около бабки притормозил тонированный джип, и бабка бросилась к нему, что-то горячо объясняя, размахивая руками, видимо, изображая «Грозу».

Гранкин сунул носки к деньгам во внутренний карман. Пиджак сильно раздулся с левой стороны, но Витале было плевать. Его грели пуховые носки, его грели доллары. Он почему-то нисколько не сомневался, что миллион будет его. Только бы Сандип подольше провалялся в больнице, а то чёрт его знает, что он ещё припомнит.

У подъезда ему повстречался «барин». Он выходил и, заметив Виталю, даже попытался придержать дверь, чтоб та не захлопнулась перед носом у Гранкина. Но, видно, «барин» совсем не имел привычки к услужливым жестам – дверь вырвалась у него из рук и громко хлопнула. Сосед вскользь глянул на Гранкина и так же вскользь, незаметно кивнул. Виталя тоже кивнул, чуть сильнее, чем хотел – получился полупоклон. За этот полупоклон Гранкин себя обругал. Правда, положение спасло то, что «барин» уже отвернулся и вполне возможно, унизительно пригнутого торса не видел.

Больше не буду здороваться, вдруг решил про себя Гранкин. Вот заработаю миллион, и он первый протянет мне руку. И дверь придержит. И на чай позовёт. И жене представит. И собаку доверит лечить. И...

Дома он сочинил записку.

«Господа, – написал он, – к этой записке я прилагаю пять тысяч долларов. Это залог того, что через десять дней я обязуюсь внести за свою жену и ребёнка всю оставшуюся сумму. Ещё я к этой записке прилагаю тёплые пуховые носки, которые прошу, умоляю передать Галке. Недавно родившей женщине нельзя застужаться! Умоляю, кормите её получше! За триста пятьдесят тысяч долларов я хочу получить здоровую жену и здорового ребёнка».

Виталя отсчитал доллары, положил их с носками в полиэтиленовый пакет, туда же засунул письмо в конверте и, дождавшись одиннадцати тридцати, поехал в старый городской парк.

Он безошибочно нашёл странное дерево, нащупал узкое, тёплое нутро дупла, и опустил туда пакет. Отдышавшись, он постоял немного, прислушиваясь. Город негромко жил где-то в стороне своей полуночной жизнью, и не было в этой жизни места дикой истории с похищением мадонны с младенцем...

Арест

Детективчик оказался дрянной. Примечательной была лишь фамилия автора – Кубышкин, остальное же, даже название – «Подарок от мертвеца» – никуда не годилось. В нём было много крови, много мата, совсем никакой логики, и абсолютное отсутствие здравого смысла и чувства реальности. Такие детективчики и впрямь издавать можно только за свой счёт.

В три часа ночи Виталя отложил книжку, не дочитав последние двадцать страниц.

Теоретической подготовки не получилось. Зато Виталя сделал вывод, что расследование можно проводить в абсолютно произвольном порядке и любой последовательности, так же, как и жанр детектива возможно трактовать совершенно вольно.

Гранкин положил «Подарок от мертвеца» на «Болезни собак», встал, натянул джинсы, свитер, и куртку-джинсовку. В голове его созрел план. Часы на кухне показывали три часа ночи, но для задуманного, это было самое подходящее время. Более того, Виталя вдруг понял, что необходимо начинать действовать прямо сейчас, не дожидаясь утра. Мысль о том, что его снова разбудит неизвестно кем заведённый будильник, была просто невыносима.

* * *

Нужный коттедж он нашёл легко. На нём висела табличка с номером и названием улицы и, что самое удивительное, эта табличка была подсвечена сверху лампочкой. Наверное, учёные были очень аккуратные люди, раз лампочку эту до сих пор никто не разбил.

Коттеджи находились в черте города, и это был не коттеджный посёлок «для крутых». Это был «городок учёных», где не было ни кованых решёток, ни автоматических ворот, ни охраны – только милая сердцу простота и душевность бабушкиного «домика в деревне».

Виталя заглянул поверх невысокой калитки. Дом, который был ему нужен, спал – окна темны, тишина стояла такая, что было слышно, как листва шевелится от лёгкого ветерка. Светила полная, яркая луна, она давала возможность рассмотреть всё в подробностях. То, что задумал сделать Виталя, он назвал про себя «осмотр места происшествия». Набрав в грудь побольше воздуха, Гранкин смело перемахнул через калитку.

Он безошибочно определил половину дома, принадлежавшую Аде Львовне Крыловой. Клумба, которая красовалась перед балконом, была в середине некрасиво, нелепо, страшно примята. Вон тот балкончик, с которого она упала – там до сих пор стоит плетёное кресло и столик. Балконная дверь, правда, наглухо закрыта, а окна скрывают лёгкие занавески. Виталя, прокравшись к крыльцу, попытался заглянуть в окно первого этажа, но обнаружил там плотные жалюзи. Если муж Ады Львовны и дома, то он крепко спит. А может, бессмысленно, тяжко ворочается, переживая случившееся. Гранкин вспомнил про Галку, но тут же приказал себе не думать об этом. Он делает всё, что может, а вернее, даже то, чего не может, чтобы спасти её.

Он спустился с крыльца и, вернувшись под балкон, задрал голову. Высота до земли действительно была такая, что разбиться насмерть было практически невозможно. Нужно было очень постараться, чтобы свернуть себе шею, или нужно... чтобы сзади кто-то неожиданно и сильно толкнул.

Виталя глянул на клумбу, на примятые цветы, и опять подумал про Галку, про сырой подвал, про плохое питание, про Сашку, которая слабенькая, маленькая, и всё-таки нежная девочка, а не крепкий пацан...

Он достал из джинсовки фонарик и, встав на четвереньки, пополз по влажным цветам, подсвечивая себе жёлтым рассеянным светом. Что он искал, он понятия не имел, но слово «осмотр» имело недвусмысленное значение, и Виталя решил его добросовестно осуществить.

Цветы одуряюще пахли. Так одуряюще пахнут они почему-то именно ночью и именно при полной луне. У Гранкина засвербило в носу и он сделал большое усилие, чтобы не чихнуть со всей дури. Тут ещё были какие-то зелёные «коробочки» на длинных стеблях, Виталя так и не вспомнил как они называются. Вот Галка бы точно сказала, что это за «коробочки».

Земля была рыхлая, тёплая, влажная. Но, увы, кроме сломанных цветов она не хранила никакой информации. Конечно, до Витали тут поработали милицейские парни, но Гранкин всё же надеялся, что что-нибудь да заметит свежим взглядом. Новичкам, говорят, везёт. Дилетант может увидеть то, на что не обратит внимания профессионал.

И ему повезло. Что-то маленькое и тоненькое белело у одного из цветка. Виталя был полностью экипирован для такого рода находок: он вытащил из кармана пинцет, зацепил находку и поднёс к глазам. Это оказался окурок тонких дамских сигарет “Vogue Arome”. Из другого кармана Виталя достал полиэтиленовый пакет и, как видел это в кино, осторожно, пинцетом опустил в него окурок. Он даже руки удовлетворённо потёр, хотя понятия не имел, что ему делать с этим окурком.

Вторую находку он обнаружил на противоположном краю клумбы, там, где цветы не были сломаны. Жёлтый луч фонаря вдруг выхватил из темноты женскую туфлю. Виталя раздвинул стебли и замер над ней как собака-ищейка, не веря своей удаче. То, что это была удача, Виталя не сомневался.

Почему милицейские парни не обнаружили эту туфлю?

Туфелька была длинноносая, на остром, высоком, и как будто металлическом каблуке. Поднять такую туфлю пинцетом не было никакой возможности, и Гранкин, отбросив кинематографические условности, взял её двумя пальцами. Каблук действительно был металлический. Виталя хотел отправить находку в компанию к окурку, в полиэтиленовый пакет, но вдруг услышал, что совсем рядом кто-то прерывисто, часто дышит.

Не заорал Гранкин, лишь потому, что вспомнил про миллион баксов. Он замер, пытаясь усилием воли унять сумасшедший стук сердца. Он даже пошарил фонариком по окрестностям, хотя больше всего на свете ему хотелось бежать, бежать и бежать. Перемахнуть через калитку, срезать путь через лесок, выскочить на дорогу, и бежать потом по шоссе, и, заметив огонёк запоздалого такси, замахать руками, и заплатить по двойному тарифу шофёру, чтобы побыстрей оказаться у дома, а потом заскочить в свою квартиру, захлопнуть дверь, плюхнуться на кровать, и чёрт с ним, пусть его разбудит будильник, который заводит неведомо кто...

Фонарь задрожал в руке, или рука задрожала с фонарём, но жёлтый луч света успел выхватить чуть поодаль, через дорожку от клумбы, два чёрных блестящих глаза. Виталю слегка затошнило, как тогда, когда он грохнулся в обморок, Гранкин понял, что убежать он никуда не сможет. Просто потому, что умрёт немедленно, прямо здесь, и это будет второй труп, который приютит эта клумба.

Глаза, уставившиеся на Виталю, моргнули. Послышался рык, а потом банальный, задиристый лай.

* * *

– Стоять! Не двигаться! – заорал кто-то сзади. Виталя почувствовал, как что-то твёрдоё упёрлось в спину.

Оставшись стоять на коленях, Гранкин поднял руки вверх. В одной он держал пакет с окурком, в другой – туфлю и фонарик. Он нисколько не сомневался, что в спину ему упёрлось дуло двустволки или обреза. Более ужасной развязки он и представить не мог.

Собака лаяла звонко, но вовсе не зло. Это ночное приключение ей явно нравилось.

– Не двигаться, – снова повторил голос.

– Фу! – крикнул вдруг Гранкин большому лохматому псу, чтобы тот так не радовался. Большой лохматый пёс вдруг взял да послушался. Он перестал брехать, сел на дорожку, прижал уши и завилял хвостом.

А когда б его, Гранкина, собаки не слушались!

– Лежать! – приказал Виталя. Пёс, плюхнувшись на землю, перекатился на спину, приглашая, видимо, почесать себе брюхо.

– Что вы себе позволяете? – сурово спросил голос сзади, и нажим тупым металлическим предметом в спину усилился. – Почему командуете моей собакой?

– Лучше спросите, почему ваша собака меня слушается, – дрожащим голосом ответил Виталя. Ему было стыдно бояться, но он очень боялся. Даже подтрясывался слегка и зубами постукивал. Вот бы сейчас оказаться дома, в постели, с книжкой в руках, пусть даже с «Подарком от мертвеца».

– И почему? – счёл нужным поинтересоваться голос.

Виталя увидел внизу высокие резиновые сапоги. Тот, на ком они были, стоял, широко расставив ноги.

– Потому что я человек хороший, – не опуская рук, объяснил Гранкин. – Я не вор, не грабитель, не наркоман. – Виталя вдруг вспомнил, что зелёные «коробочки» на стебельках – это мак! Мак! И как это только учёным и их потомкам удалось безнаказанно развести на клумбах столько мака, уму непостижимо. – Не наркоман! – повторил Виталя. – А ветеринарный врач! Вы слышали о том, что животные лучше людей разбираются в людях?!

– Я слышал, что хорошие люди ночью не шастают по чужим дворам! Вставай и пошли! Я сейчас позвоню в милицию!

– Не надо в милицию! – взмолился Виталя и поднялся с колен. У него наконец-то включились мозги, и он понял кто этот человек и что это за собака. – Не надо в милицию, Иван Терентьевич! Джерри, скажи, что ментов нам не надо, – обратился Виталя к собаке.

Джерри вскочил с земли, радостно залаял, завилял хвостом и стал нарезать круги вокруг клумбы.

Нажим металла в спину ослаб.

– Откуда вы знаете?! – Сапоги сделали круг, обходя Виталю, и остановились перед ним. Гранкин опустил руки и направил фонарик на говорившего. Сначала он увидел двустволку, направленную ему в грудь, потом старика – крепкого, с седой бородой и молодыми глазами. На старике была камуфляжная куртка, болотные сапоги и бейсболка, одетая козырьком назад. К его внешности органично бы подошла курительная трубка, но трубки не было, и это расстроило Гранкина, потому что человек с трубкой никогда не смог бы выстрелить в незнакомца, а уж тем более вызвать милицию. Человек с трубкой должен вести неторопливые, задушевные беседы...

– Кто ж вас не знает, профессор, – пробормотал Виталя. – Вас по всем каналам показывают. Вам в этом году Государственную премию дали за заслуги в области археологии! – Это была чистая правда. Виталя вспомнил лицо, которое последние полгода часто мелькало в новостях и в шоу-программах. Профессор отличился, кажется, тем, что отрыл какое-то древнейшее захоронение, которое проливало свет на происхождение, быт и нравы современного населения края. Он был очень известной личностью, и это спасло положение, потому что Гранкин вдруг сообразил, что раскрывать факт его найма Эльзой Львовной в качестве детектива пока не стоит.

– Что, и собаку по всем каналам... того... показывают? – удивился профессор.

– Не, собаку не того, не показывают. Но... кто ж не знает, что у хорошего человека всегда есть хорошая собака, и что хорошую собаку у хорошего человека всегда зовут Джерри?

– Молодой человек, вы меня совсем запутали, – пожаловался профессор и опустил ружьё. – Конечно, я вижу, что вы не вор и уж тем более не наркоман, но что вы делаете ночью, с фонариком на клумбе, где маковых головок больше, чем цветов?! Почему у вас туфля в руке? Что в пакете? Вы должны мне ответить, или я позвоню в...

– Я... мы... профессор, я там ключи искал!

– Ключи?

– Ну да, ключи!

– Шёл себе мимо по дорожке, на пальце ключи крутил. Ну и докрутился, они с пальца сорвались и в ту клумбу прямиком улетели. Я через калитку перемахнул и стал искать. Вы меня как археолог должны понять. Извините, профессор, если что не так. Вот, обувь какую-то нашёл и окурок, а ключей так и не...

– В пакете?

– Что?

– Окурок прямо в пакете нашли? – заинтересованно спросил Иван Терентьевич.

– Не, пакет у меня был, – промямлил Виталя. – Я думаю, чего мусору зря валяться, думаю, дай, уберу заодно, клумбу облагорожу...