Текст книги "Моя шоколадная беби"

Говорят, есть два типа женщин – мать и Клеопатра. Матери пестуют свое потомство, Клеопатры сводят с ума мужчин. Говорят, что эти качества вместе не уживаются. Быть Клеопатрой Катерине нравилось, и только чистое любопытство заставляло ее иногда думать о том, что чувствуют и как живут «мамашки».

Они не носят маленьких сумочек, где только зеркальце, помада и пудреница. Они таскают сумищи, бока которых трещат от напора продуктов, и не всегда они прут эту ношу лишь до машины. Частенько они спускаются с нею в метро, поднимаются на высокие этажи. Они маются с неудобными колясками на московских улицах, где ничего для этих колясок не приспособлено, они плохо накрашены, у них беспокойные, тревожные лица, которые трудно назвать счастливыми. «Трудно», – каждый раз убеждала себя Катерина, при случае старавшаяся заглянуть в чужую коляску.

– Мадам любит горький кофе? Кофе без сахара, молока, и даже без минеральной воды? – Он произнес это по-английски и был в этом неоригинален. Попробовал хотя бы французский. Впрочем, он мог и не знать французского.

– Мадам любит, мадам любит, – пробормотала Катерина тоже по-английски, потому что так и не выучила французского.

Она знала, он стоит у нее за спиной в темном костюме, белой рубашке и бабочке, невесть откуда приземлившейся с утра на дорогой прикид. У него черные волосы, профиль полководца, и возраст, позволяющий думать об опыте, такте и хорошем достатке.

– Разрешите составить компанию?.. – это было плоско, совсем не подходило к бабочке, но Катерина кивнула.

– Валяйте, – без церемоний, на русском сказала она.

– О? – удивился он. – Вы учились в России?

– Нет более российского продукта, чем я, – засмеялась Катя. – Цвет кожи только подтверждает это. У всех истинно русских есть свой прадедушка Ганнибал.

Он сел напротив и вежливо рассмеялся, давая понять, что оценил ее шутку. Вверху, над его головой, был закреплен телевизор, и в отличие от других таких заведений, он был настроен не на музыкальный канал, а на информационный. Шли новости, и какой-то дядька, очень похожий на подсевшего господина, витиевато рассуждал о налогообложении. Катерина мысленно пририсовала дядьке бабочку вместо галстука. Получилось смешно – бабочка не шла к гневным рассуждениям о налогах. Катерина рассмеялась.

– Слушайте, так вас и зовут-то, наверное, Таня?! – продолжал быть плоским господин.

– Мы знакомимся? – Катерина перестала улыбаться и пожалела, что спровоцировала этот инцидент.

– Вы разрешили составить вам компанию, – вежливо напомнил господин.

– Катерина Ивановна.

– Роберт. Тоже Иванович.

Кофе показался излишне горьким, утро не таким уж и солнечным, а господин, при ближайшем рассмотрении оказался изрядно посечен молью: седые виски, костюмчику сезона три, бабочка – глупый фарс.

«Ты ездишь на старой „Мазде“ с правым рулем, у тебя бэушный мобильник, растолстевшая жена, и дети, которые сосут кровь, – поставила диагноз Катерина. – Наверное, ты отправил жену в подмосковный санаторий, а сам решил взять от жизни то, что тебе полагается. И тут – я. Наоми Кэмпбелл. Нет, лучше. Катерина Ивановна».

Телевизор над его головой мерцал, и ведущий выдал нарочито многозначительно:

– А теперь криминальные новости.

Катерина никогда не смотрела телевизор. Голубой экран представлял основную угрозу ее легкой и беззаботной жизни. Только там она могла увидеть человека, при виде которого могло остановиться ее сердце... Она надеялась, что только там.

– Катенька, я закажу вам коктейль?

– Спасибо, но я за рулем.

Третьим собеседником оказался телевизор.

– Трое преступников вчера вечером совершили дерзкое ограбление центрального отделения «Приватбанка».

– Хорошо, тогда пирожное «Антре».

– Большое спасибо, но сладкое с утра – это лишнее.

– Как сообщает РИА «Новости» со ссылкой на источник в правоохранительных органах, трое неизвестных вошли в помещение банка и, угрожая пистолетом, сковали наручниками троих сотрудников банка и охранника.

– Вашей фигуре ничего не грозит! Попробуйте! Я сам привез рецепт из Италии!

– Вы?!

– Затем преступники потребовали от них открыть сейф. Однако служащие отказались подчиниться налетчикам.

– Я лично езжу по всемирно известным кондитерским и собираю рецепты. Вам не повредят ни взбитые сливки, ни шоколадный крем! Мои девочки научились отлично готовить «Антре». Лучше чем в Риме!

– Ваши девочки?

– Тогда неизвестные стали сами искать ключи от сейфа, и тут между ними возникла ссора.

– Мои! Это мое кафе!

– Ваше?!

– Ну да. – Он был доволен произведенным эффектом.

– Один из грабителей выстрелил в сотрудницу банка.

– Давайте ваше римское пирожное, Роберт, тоже Иванович!

– Галочка, нам «Антре»!

Не такой уж у него и потрепанный вид. Седые виски – импозантны, бабочка – прихоть небедного, костюмчик тянет на тысячу баксов.

– Другой нападавший попытался остановить расправу над служащими, но сам получил от своих подельников пулю в живот.

Девочка Галочка принесла пирожное, при виде которого Катерина почувствовала тошноту и головокружение.

«Пулю в живот».

– Я не похож на хозяина кафе? – вкрадчиво поинтересовался Роберт Иванович. Он явно кокетничал и ждал комплимента.

– Не очень.

– И на кого же я похож?

– На дирижера. Вам подошел бы фрак, симфонический оркестр и бурные аплодисменты.

– Ха-ха. У вас нестандартное видение.

– Тем и живу. Ха-ха.

– Кушайте, кушайте. Я угощаю.

– Раненая женщина, несмотря на то, что была в наручниках, сумела нажать тревожную кнопку. Нападавшие, опасаясь задержания, стали уходить, и тут раненый грабитель предложил им забрать сейф с собой.

– Ваша жена тоже работает в этом кафе?

– Я вдовец.

– Отлично! Трое детей?

– Вы кушайте, кушайте. Взрослый сын, живет за границей, устроен.

– Да вы лакомый кусочек, Роберт Иванович!

– Вы тоже, Катерина Ивановна!

– Преступники схватили сейф и успели покинуть банк до прибытия группы задержания.

– «Лакомый кусочек» – отличное название для кафе. Дарю, Роберт Иванович! Ведь у вас сеть таких заведений?

– Сеть, Катерина Ивановна, сеть! Я обязательно воспользуюсь чудесным названием, но назову им не кафе, а пирожное. Фирменное! У него будет вкус кофе, молока и цитруса. А вы, конечно, модель?

– Свидетелям удалось запомнить машину преступников. Грабители скрылись на автомобиле УАЗ без номеров. Был объявлен план «Перехват».

– Была, Роберт Иванович. Была, но обнаружились другие таланты.

– Какие, если не секрет?

– Нестандартное видение, как вы изволили заметить. Я креативщик, и, говорят, талантливый.

– Машину обнаружили недалеко от МКАД. Бандиты успели скрыться вместе с сейфом, скорее всего, их поджидал другой автомобиль. Но удалось задержать грабителя, который получил ранение в живот. По какой-то причине сообщники не взяли его с собой, оставив в бессознательном состоянии истекать кровью у брошенного УАЗика.

– Разведены?

– Отличное пирожное! Вы не зря съездили в Рим.

– Значит, замужем.

– Не отгадаете. Не замужем. И не разведена.

Он искусно изобразил удивление: приподнял брови, чуть округлил глаза.

– Гражданский брак?

– Тоже нет.

– В поиске?

– В свободном полете.

Ее ответ ему понравился больше, чем все его версии.

– Преступник был доставлен в больницу и прооперирован. Он был без сознания, и его не успели допросить. Утром произошло непредвиденное...

– Давайте встретимся вечером у меня. Я покажу вам жилище вдовца.

– Тише!

– Придя в себя, бандит оглушил охранника, дежурившего у палаты, завладел его оружием, формой, и беспрепятственно покинул больницу. Врачи заявляют, что не понимают...

– Катенька, мне нравится ваш легкий нрав, выше чувство юмора, мне нравится ваше красное платье...

– Тс-с-с!!!

– ... не понимают, как человек с таким ранением, после глубокого наркоза, мог сбежать, и заявляют, что преступник не мог далеко уйти.

– ... а еще мне нравится, что ваш прадедушка – Ганнибал.

– А мне Роберт Иванович, очень нравится, что вы вдовец, что вам принадлежит сеть таких замечательных кафе, что у вас всего один сын, да и тот за границей...

– Смотрите-ка, какой красавец, а каких дел натворил! – уставившись в телевизор, произнес вдруг Роберт Иванович с легкой отцовской укоризной.

– Внимание, ведется розыск! Личность преступника установлена, им оказался Матушкин Матвей Арсеньевич, семьдесят пятого года рождения, уроженец города Краснокаменска Читинской области, на вид двадцать пять – тридцать лет, рост средний, лицо овальное, волосы светлые, глаза голубые, нос прямой. Особые приметы: шрам после только что перенесенной операции на брюшной полости. Преступник вооружен и очень опасен, может носить милицейскую форму. Всем, кому известно место его нахождения, просьба сообщить по телефонам...

– А еще мне нравится ваш возраст, – сказала Катерина, рассматривая лицо на экране.

– Учтите, дирижеры долго живут! – засмеялся Роберт Иванович.

– Что?..

Лицо было до невозможности голливудским, со всеми необходимыми для этого чертами, пропорциями, волевым подбородком, легкой небритостью, насмешливым взглядом, откинутыми назад светлыми волосами. Полный набор киношных банальностей во внешности одного московского гангстера.

– Я уверен, что этот вечер мы должны провести вместе. Эй, вам нравится этот парень?!

– Ненавижу блондинов. Они безвольные, тусклые, беспринципные, скользкие люди. Вот этот – бандит. Так он даже не смог как следует грабануть банк!

– Значит, мне показалось.

– Конечно, мы проведем этот вечер вместе. У меня отпуск. И я совсем не знаю, что с ним делать. Вот моя визитка, позвоните мне на мобильный часиков в пять, будет ясно, как нам состыковаться. До свидания, Роберт Иванович!

– До свидания, Катерина Ивановна!

Она схватила сумку и яркой птицей выпорхнула из стеклянных дверей кафе. Во всяком случае, ей хотелось так думать, что – «яркой птицей».

Кажется, ему не понравилось слово «состыковаться». С мужиками в возрасте опыта и достатка нужно осторожнее подбирать выражения.

* * *

Про Египет Катерина забыла. Москва оказалась полна приятных сюрпризов и неожиданностей. Просто на Москву у Катерины никогда не хватало времени.

Во-первых, магазины. Она устроила себе такой масштабный шопинг, что впечатления от Египта – бледный мираж и пустая трата денег на удовлетворение своих дурацких амбиций.

Ах, Египет! Да к черту.

Ах, родной диван, куча сэкономленных денег, время, не потраченное на перелеты, здоровье, не подвергшееся резкой перемене климата, а главное – лица! Родные московские рожи, быдло и «аристократы», но все – свои.

Катерина их любила.

Во-вторых, Роберт Иванович оказался душкой. Не бедный, не зануда, не жмот. Изменив своему правилу, Катерина стала встречаться с ним каждый вечер.

Три дня пролетели, как в сказке. Днем – изобилие витрин, проблемы выбора, треск кассовых аппаратов, и бесконечные пробки на дорогах, которые абсолютно не раздражали, потому что некуда было спешить. Вечером...

Роберт брал в руки дирижерскую палочку, которая с его деньгами и связями превращалась в волшебную. Мадам давно не была в ночном клубе? Легко. Самый дорогой, элитный, можно сказать. Театральная премьера? Я не любитель, но ради вас, Катерина Ивановна, готов поскучать в первом ряду. На четвертый день Катерина поняла, что дневная суета и ночная кутерьма ее достали, ей хочется уютного вечера при свечах, ужина на двоих и семейного секса без кульбитов.

– Расслабься, – засмеялась Катерина, когда Роберт Иванович попытался изобразить нечто новенькое в постели. – Расслабься и не пытайся мне понравиться. Представь, что мы прожили лет двадцать.

– Хотел бы я прожить с тобой двадцать лет! – Мечтательность в его голосе заставила Катерину подумать, что говорит он всерьез.

– Ты был несчастлив с женой? – осторожно поинтересовалась она.

– Да нет, – пожал плечами Роберт Иванович, – в принципе, счастлив. В принципе, счастлив.

– Счастья «в принципе» не бывает.

Он засмеялся, уткнулся ей носом в затылок. От него всегда хорошо и дорого пахло, тело его было, что называется, «хорошо сохранным», и у Катерины ни разу не возникло ощущения, что она нашла себе «папика».

– Какая ты тонкая натура, – прошептал он. – Все-то ты понимаешь. Только ты не права, счастье может быть разным. Оно, как лампочка, может гореть с мощностью в двести ватт, а может и в сорок. Тихая, ровная жизнь без страстей и потрясений – это тоже счастье. Наверное.

Катерина кивнула. Ему лучше знать. Он дольше жил и больше видел.

Она вскочила с кровати и, чуть не опрокинув столик с вином и фруктами, побежала к двери.

– Ты куда?

– Пойду, осмотрю твою квартиру. Ты мне тут так ничего и не показал!

Она видела, как он усмехнулся и остался лежать в кровати, показывая этим полное к ней доверие.

– Мне подходит, – заявила Катерина, вернувшись. – Сколько тут, триста шестьдесят квадратов? Пять комнат, евроремонт, хороший район. Мне подходит. Давай дружить!

– Давай. Если хочешь, оставайся тут жить. – Он рывком повалил ее на кровать. – Ты права, есть вещи, которые не измеряются мощностью. Но понял я это только с тобой. Жить нужно на полную катушку. Ну почему я понял это только с тобой?!! У меня все всегда было: семья, достаток, работа, пара любовниц для удовлетворения мужского тщеславия, но никогда не щемило так сердце и не захватывало так дух...

Роберт выдохся, устал и запутался. Катерину это развеселило.

– Здесь принято говорить «ты настоящая», – подсказала она.

– Да, настоящая. Немножко циничная, но настоящая. – Он встал и пошел к бару за сигаретами. У него были тонковатые ноги, чуть больше чем нужно покатые плечи, и, кажется, плешь на затылке, тщательно замаскированная зачесанными назад волосами. И все-таки, он был не «папик». При всех его деньгах и возрасте, думалось почему-то о беззащитности и старомодной порядочности. Он закурил, закашлялся, затушил сигарету после двух затяжек и сказал:

– Впереди выходные. Давай проведем их вместе.

– Да мы и так вместе!

– Нет, совсем вместе. С утра до вечера, с вечера до утра. У меня есть домик в деревне, так, ничего особенного, но там речка, березовый лес, закаты как на картинке и воздух... который хочется есть. Поехали!

– В деревню?!

– В деревню!

– И туалет на улице?

– Да, черт возьми, на улице. Но зато там есть баня!

– Баня?..

– Баня. Ее нужно топить березовыми чурками, и когда они горят, то запах как в детстве, не запах даже, а дух...

– В моем детстве никто не топил баню березовыми чурками.

– Я про тебя совсем ничего не знаю. Кто твои родители? Они живы?

Катерина перевернулась на живот и уткнулась носом в подушку. Она давно убедила себя в том, что вопрос о родителях ее так же мало волнует, как и вопрос о детях.

– Какие к черту родители, – буркнула она. – Меня зачали в групповом сексе. Разве не видно?

– Извини, если я...

– Ой, да ладно. Разве я похожа на человека, которого нужно жалеть?

– Ни в коем случае. Так как насчет выходных?

– Баня так баня. Чурки так чурки. Надеюсь, Роберт Иванович, мы не помрем от тоски в березовой чаще у речки, любуясь красивым закатом.

– Не помрем, Катерина Ивановна. Я все для этого сделаю. – Он вернулся в кровать, чтобы продемонстрировать нежность, чуткость и понимание. А может, он на самом деле таким и был – нежным, чутким и понимающим?..

На ночь она не осталась. Роберт уговаривал ее долго, но она нашла аргумент:

– Понимаешь, мне нужно хорошенько собраться. Вся эта пасторальная история требует особой экипировки. Сарафанчики там, косметика специальная, мелочи всякие, ведь туалет-то на улице!

– Ну хорошо, хорошо, – он закрыл ей рот рукой и трогательно поцеловал в затылок. – Набери побольше милых женских мелочей. Я совсем забыл, что это такое. Я был не очень счастлив с женой и только сейчас это...

– До свидания, Роберт Иванович!

– До свидания, Катерина Ивановна!

* * *

Верка-лифтерша тормознула ее у лифта.

– Катерина Ивановна! – крикнула она из «аквариума», – а вас тут искали!

– Кто? – не оборачиваясь, спросила Катерина.

– Ой! – всполошилась вдруг Верка так, что выскочила из своего стеклянного убежища. – Ой! Похоже, ваш родственник!

– Мой – кто?! – От удивления Катерина открыла рот и упустила лифт.

– Ну не коллега, это точно, – затараторила Верка. – И не хахаль, тоже точно. Я же знаю, каких вы мужчин предпочитаете! Я с Зойкой из второй квартиры на шоколадку поспорила! Она говорит хахаль, а я говорю – родственник!

– Хватит чушь пороть, говори, кто приходил!

– Негр!

Катерина расхохоталась.

– Тебе не померещилось?

Верка перекрестила размашисто необъятную грудь.

– Никак нет! – перешла вдруг она на армейский язык.

– Да говори толком! – рассердилась Катерина и снова нажала на кнопку вызова лифта.

– Пришел, значит, вечером, часиков в восемь. Я думала сначала, что бандит ворвался, черный чулок на голову натянул. А он подходит и говорит: «Здластвуте, я к Кателина Илалова, ис ста сестнадцать клалтила». Я ни фига не поняла, только тут Зойка из второй квартиры шла, его как увидела в дорогом костюме, с перстнями на пальцах, так сразу подскочила. Я, говорит, вместо нее! Он заулыбался и говорит: «Луский баба, сплосной юмол. Только я хотел Кателина Илалова». Ну, я объяснила, что нет тебя, и будешь когда неизвестно. Зойка тут выступила, что ты вообще редко дома бываешь, но я сказала, что очень даже бываешь, и спросила, что передать.

– И что передать?

– Он сказал: «Ошень личный дел». Сказал, что придет завтра.

– О господи, – вздохнула Катерина, – ну и загадки ты мне подкидываешь. То перчатка! То негр! С ума можно сойти.

– Кать!

– Ну что еще?

– А познакомишь?

– С кем?

– С негром. Страсть, как он мне понравился!

– Луский баба, сплосной юмол! Я разберусь сначала, что он за гусь, а уж потом решу с кем его знакомить, с тобой или с Зойкой. Так ей и передай.

Бесшумный лифт вознес ее на шестнадцатый этаж.

* * *

Субботним, солнечным утром Катерина с кожаным чемоданчиком спустилась вниз. У подъезда ее поджидал Роберт Иванович на огромном пикапе «Форд Рейнджер».

– Машина без комментариев, – вздохнула Катерина. – Сколько их у тебя? До сих пор мы ездили на «Лексусе».

– Еще есть «Сааб». Черный. Тебе подходит?

– Йес! – крикнула Катерина и была тут же наказана за бурный восторг.

Подбежал Майкл и произнес коронную фразу:

– Кать, дай сорок рублей, мне до школы доехать надо.

– Сорок? – удивилась Катерина. – Отчего сегодня двойной тариф? В крутую тачку сажусь?

– Меня бабка в другую школу перевела, – заканючил Майкл, пряча хитрые глаза. – К черту на кулички ехать.

– Ты меня совсем за дуру-то не держи, – всерьез разозлилась Катя. – Июнь месяц, какая школа?!

– Кать, я заработаю и отдам!

– Нет! – Катерина топнула ногой. – А вдруг ты на наркотики тратишь?

– Какие наркотики, Кать! Я что, похож на глюколова? – Майкл вытаращил в праведном гневе глаза, закатал рукава и повертел у нее перед носом худыми мальчишескими руками с голубыми прожилками чистых вен. – Дай сорок рублей!

– Нет!

– Я тебе завтра вечером отдам!

– Нет!

– Ну, тогда я не отдам тебе завтра вечером сорок рублей!

Катерина захохотала, достала кошелек и протянула Майклу полтинник. Роберт Иванович тоже заулыбался, вытащил из кармана мятые десятки и сунул их Майклу.

– Держи, парень! И мне отдашь, чтоб не обидно было.

Дорога летела навстречу, и не было в жизни ничего лучше на скорости поглощаемых километров. Роберт водил уверенно и легко – без юношеского выпендрежа, но и без излишней возрастной осторожности. Катерина разулась и вывесила ноги в окно. «Для обдува», – объяснила она. Встречные машины приветственно сигналили, выражая восторг шоколадным лодыжкам и розовым пяткам.

– А как называется райское место, где мы будем сливаться с природой? – спросила она после двух часов беспрерывной езды.

– Волынчиково, – ответил Роберт, смеясь. – Эй, что-то не так?!

Он увидел, как лицо Катерины превратилось в застывшую экзотическую маску.

– Что-то не так?

Все не так. Все к черту. Отдых безнадежно испорчен. Душу будут терзать гнусные воспоминания, и никакие амбарные замки не спасут. Какая же дура она, что не сразу спросила, в какой деревне находится дом. Но Роберт в этом не виноват, и нельзя его делать заложником своего испорченного настроения.

– Все отлично, Роберт Иванович! – Катерина втянула ноги в салон и втиснула их в босоножки. – Кажется, дождь собирается.

– Абсолютно чистое небо! – отрапортовал Роберт, и тише добавил:

– Это у тебя на душе кошки скребут.

Чуткий, нежный, и понимающий.

Катерина натянула улыбку.

– Все нормально, Роберт Иванович! Полный вперед!

– Полный! – Он вжал педаль газа в пол, и они понеслись, рискуя взлететь.

Дом оказался домищем, а с прилагавшейся к нему территорией тянул на усадьбу. Черепичная крыша, бревенчатые стены, ситцевые занавески на окнах, цветные половички, и печка – чудо, а не печка, беленая, с полатями, с поддувалом, чугунными заслонками и дверцей. А еще там была кровать с сеткой и шариками на спинке. Только в старых деревенских домах еще остались такие кровати с блестящими металлическими шариками. Катерина в детдоме всегда их свинчивала и прятала под подушкой, в надежде заиметь свои личные игрушки. Но воспитатель шарики находила, называла Катерину воровкой и лишала ее сладкого на три дня. Катерина шарики опять свинчивала, опять прятала, и опять не пила компот, который и сладким-то никогда не был.

Она плюхнулась на кровать, застеленную простеньким покрывалом, и покачалась на сетке, как в детстве.

– Тебе нравится? – спросил Роберт, разгружая на столе сумку с продуктами.

Катерина выглянула в окно. Палисадник зарос черемухой, а между двойными оконными рамами, которые так и не убрали с зимы, лежала вата, на ней – яркие гроздья красной рябины.

– Рай для миллионера, – вздохнула Катя. – И петухи по утрам?

– Много петухов!

– Кто же за всем этим смотрит?

– Парамоновна, соседка. Я приплачиваю ей за пригляд, да за уборку дома.

– Пойду, познакомлюсь с удобствами.

Трава в огороде, несмотря на июнь, возвышалась в рост, и Катерина с трудом отыскала деревянную уборную. Крючка на трухлявой двери не оказалось, пришлось придерживать ее рукой.

Рай для миллионера!

Она выбралась наружу, обжигая ноги крапивой, и огляделась. Где находится красавец-дом Роберта Ивановича относительно избушки-развалюшки Сытова, Катерина понятия не имела. Когда они на внушительном «Рейнджере» проезжали по пыльным деревенским улицам, Катя ее так и не увидела. Да может, и деревня не та? Не очень-то она хорошо помнит название той деревушки, где померла бабка у Сытова. Так... что-то похожее.

Метрах в десяти от себя Катерина увидела вдруг огромный красный мак. Она удивилась его неестественным размерам, и только когда мак зашевелился, поняла, что это безумной расцветки ткань, которая обтягивает умопомрачительных размеров зад. Какая-то баба, в традиционной позе огородника что-то быстро рвала и резво метала себе в подол.

– На чужом огороде и крапива слаще? – громко крикнула Катерина.

Баба вздрогнула, как вулкан перед извержением, и обернулась. Звук, который она издала, вспугнул всех окрестных птиц. Из подола, выпавшего из рук, градом посыпались красные ягоды.

Катерине стало обидно до слез. Конечно, она понимала, что увидеть в запущенном соседском огороде на фоне полуразвалившегося сортира, негритянку в трусах и лифчике – большое потрясение. Но все же она не черт с рогами, чтобы при виде нее так орать! Не выдержав, она показала бабе язык. Баба внезапно заглохла, захлопнув рот.

– Я вас узнала, – вдруг сказала она.

– Да ну? – удивилась Катерина.

– Вы Селена Конго. – Баба вытерла красные, натруженные руки о цветастый подол.

– Ну...

– Вас Роберт Иванович привез, – баба страдала такой быстрой речью, что Катерина не только не могла слово вставить, но и с трудом успевала понять, что она говорит. – Я знала, знала, что наш Роберт себе необыкновенную женщину найдет, знаменитую женщину, замечательную, нестандартную женщину...

– Но...

– ... а Нюрка-то, Нюрка-чумичка, всем трендит, что не женится он никогда, будет по Ирине своей сохнуть, а Роберт-то, Роберт-то, знаменитость такую привез, ой, да вся деревня на ушах ходить будет, ой, да в жизни-то вы какая красотка, оказывается ящик-то старит, толстит, и добавляет стервозности, так бабам и передам, а Нюрка-то, Нюрка-чумичка, и не поверит, что, Селеночка, вы в огороде...

– Послушайте...

– ...стоите тут в одних трусиках, а я-то дура, заорала как оглашенная, тут клубника ранняя дикарем растет, все равно ее никто не рвет, так чего добру пропадать, а крапива, Селеночка, тут и правда, сладкая...

– Катя, – ради спортивного интереса попробовала Катерина вставить слово.

– ...а ящик-то не только старит, толстит, но и имена меняет, я знаю, автограф называется...

– Псевдоним.

– ...ой, да, точно, а бабы-то, бабы не поверят, что вы тут в огороде, в трусиках, ой, а как же вы подъехали, что я и не заметила, ведь я за домом-то столько лет приглядываю...

Катерина вдруг поняла, что выход из этого кошмара один – удрать. Она развернулась и, подгоняемая свирепой крапивой со спринтерской скоростью помчалась к дому.

– Ой, никто и не поверит... – неслось ей радостно вслед.

* * *

Полдня они провели на речке. Роберт Иванович не обманул: был там и березовый лес, и воздух, который хотелось жевать, и солнце жарило не хуже египетского. Природа старалась вовсю. И Роберт Иванович старался вовсю. Катерине было не скучно. И некогда было думать о том, та ли это деревня.

Вроде не та.

Вечером они накрыли на стол. Соорудили салатики из привезенных овощей, нарезали колбасы, сыра, разлили по бокалам вино и уселись друг против друга. На Роберте был простой трикотажный джемпер и джинсы, на Катерине длинный сарафан с открытыми плечами. Если бы не свечи в старых простых подсвечниках, идиллия смахивала бы на семейную.

– Ты не жалеешь, что решила поехать со мной? – Он накрыл ее руку своей. Рука была теплой и мягкой. Чересчур теплой, и чересчур мягкой.

– Нет, – Катерина освободила руку лишь для того, чтобы самой положить ее сверху. – Мне хорошо! Спокойно, весело, и очень... свободно.

Он улыбнулся.

– Я счастлив. На все шестьсот ватт.

– И я.

Она была искренна. Ей так казалось, что, в принципе, она счастлива.

– Я хорошо отдохнула сегодня.

– И загорела, – засмеялся он.

– И загорела, – захохотала она.

– У меня есть серьезный разговор к тебе. – Роберт налил вина почему-то только себе и залпом выпил его. Сердце у Катерины противно защемило, меньше всего она была готова к серьезным разговорам.

– Вот, – Роберт Иванович протянул ей на ладони маленькую бархатную коробочку и клешни, прихватившие сердце, разжались.

– Что там? – спросила Катерина, точно зная, что там. Но она решила придерживаться принятого в таких случаях сценария, и поэтому опять повторила удивленно:

– Что это?!

Он свободной рукой открыл коробочку, на темном бархате лежало кольцо с камнем такой величины, что Катерина решила, что это не бриллиант. В гранях его билось пламя миллиона свечей, и сердце сжалось опять, только на этот раз нежно и благодарно.

– Надеюсь, ты понимаешь, что это значит. – Голос его дрожал.

– Что?..

Нужно придерживаться сценария, нужно хоть раз в жизни сыграть в эту игру, нужно, чтобы он сказал вслух то, что должен сказать...

– Я предлагаю тебе руку и сердце. Я хочу, чтобы ты стала моей женой. Ты согласна?.. Вернее, вам это подходит, Катерина Ивановна?

«А почему бы и нет?» – уколола шальная мысль.

Он добрый, порядочный, щедрый, не такой уж и старый, а главное – его вряд ли потянет испытать еще раз чувство отцовства.

А почему бы и нет?!!

Если колечко окажется впору, она скажет «да».

Кольцо обхватило безымянный палец так, будто они были созданы друг для друга – длинный, темный Катеринин палец и этот прозрачный камень, закованный в темное золото. Только сейчас Катерина рассмотрела, что золотая оправа – это фигурка ящерицы, а камень – все-таки чистой воды бриллиант! – ящерица зажала в пасти.

– Да! Мне это подходит, Роберт Иванович! Я стану вашей женой, если вас не смущает цвет моей кожи, мой буйный нрав и мое темное прошлое.

– Не смущает, Катерина Ивановна.

Он вышел из-за стола, подошел к ней, они длинно поцеловались, а потом просто стояли долго, обнявшись, слушая, как сердца стучат в унисон.

А почему бы и нет, думала Катерина. Она имеет право на незапертую душу, на открытое сердце, на эту любовь. Ведь, в принципе, она его любит.

... А потом была баня. Пока он топил ее, Катерина стелила постель: взбивала перину, месила кулаками подушки, тянула белую простынь – чтоб ни морщинки.

– Ты знаешь, – сказал он, когда они рядом сидели на лавке, с трудом различая друг друга из-за плотной завесы пара, – вся деревня судачит о моей женитьбе. По-моему, они осведомлены об этом больше, чем я.

– Это тебе Паровозовна насвистела? Или Нюрка-чумичка?

– Точно, Парамоновна, – засмеялся Роберт. – Только почему-то она зовет тебя Селеночкой.

– Знаю. Твоя соседка ворует клубнику в твоем огороде. Я поймала ее на месте преступления, и она вдруг решила, что я телезвезда. Разубедить ее я не смогла. Звезда так звезда. Конго так Конго. Мне даже приятно.

– Представляешь, она говорит, что когда-то, очень давно, в деревню уже приезжала темнокожая девушка.

– И что?.. – Катерине расхотелось вдруг париться, расхотелось шутить, ей даже расхотелось выходить замуж.

– Да нет, ничего. Она крутила роман с внуком какой-то местной бабки, тоже телеведущим, но кажется, у них ничего не вышло.

– Не вышло?.. – Пар показался удушливым, захотелось на свежий воздух, захотелось на себя вылить ведро холодной воды.

– Нет. Представляешь, он женился потом на женщине гораздо старше себя и очень богатой...

– Замолчи!

– Почему?

– Да черт побери тебя, твоих бабушек, твою деревню, и все эти сплетни!

Она выскочила в предбанник.

– Стой! – Он настиг ее там, схватил в охапку, но она выкрутилась и выбежала во двор. – Стой!!! – Он снова поймал Катерину, прижал за плечи к себе.

– Этой девушкой была ты?!

– Что?!!

– Ты!

Они сцепились в нелепой схватке, Катерина непременно хотела вырваться и убежать. Куда она рванет ночью голой в деревне, она не думала.

– Я знаю, это была ты!

Он оказался гораздо сильнее нее, несмотря на свой возраст, несмотря на ее помешательство, придавшее ей сил. И Катерина сдалась. Она расслабилась в его руках и даже подумала о том, что, наверное, эта схватка со стороны выглядит очень смешной: темное тело ночью не разглядеть, и было похоже, что Роберт борется сам с собой.

– С чего ты взял, что это была я?

– Ты очень расстроилась, когда узнала, как называется место, куда мы едем.

– Тебе показалось.

– Нет. Я полюбил тебя в том числе и за то, что притворяться ты не умеешь. Иногда хочешь, но не умеешь.

– Ладно, сдаюсь. Это и правда была я. Можно, не буду вдаваться в подробности? Ты говорил, что темное прошлое тебя не смущает.

– Я принимаю все, что тебя касается таким, каково оно есть. И не надо вдаваться в подробности. Извини, что заставил тебя волноваться.