Текст книги "Онкология любви. Драма женственности"

Сейчас ему тяжело так же, как мне, и он не знает, что делать. Все-таки на подлеца не похож, ну не может полюбить меня, выходит, не судьба. Однако совсем не обращает внимания, неужели я совершенно не интересна? Мы долго лежали молча. Я начала теряться в догадках: если бы он просто хотел соблазнить, то давно бы начал действовать. Значит, не хочет, а чего ждет? А вдруг ляжет ко мне, как себя вести, оттолкнуть? Если нагло и напористо – оттолкну, а если ласково и нежно? Не знаю… вот если бы признался, что хотя бы нравлюсь, не знаю, возможно, и поверила…

Интересная ситуация, кому расскажи – не поверят: мы наедине, а он даже не пытается обнять, выходит, не ветреный и вовсе не бабник. Уж лучше любимому отдаться, чем кому попало, другой, может, еще хуже будет, все они козлы, а Женька еще не самый последний. Был бы безответственный, о детях бы не заикался, а начал бы раздевать. А главное, я уже решила, что он будет первый, но тут эта Лидка вывернулась. Откуда только взялась эта Нахабина? А может, наплевать на нее и рискнуть? Но как наладить после всего высказанного, он даже не смотрит в мою сторону, самой раздеться, что ли?

А что он подумает: сперва допрос учинила, а потом предлагает себя, в гарем согласная. Вот чего дожидается, только не дождется. Так и будем всю ночь в молчанку играть? Видимо, сказать ему нечего. Не стоит голову ломать: не мой он суженый – вот и все. Хорошо бы заснуть, да только все во мне бурлит, не могу смириться с таким безразличием, обидно.

Вдруг Евгений порывисто встал и лег на диван, но поодаль от меня. Он лежал на спине и смотрел в потолок, а его мысли блуждали где-то в небесах. Я почувствовала себя еще более одинокой, чем когда мы лежали на разных постелях. В голове пронеслось: если скажет, что любит, поверю. Так хочется верить, что хотя бы капельку любит. Если солжет, приукрасит, все равно поверю. Но он не хочет лгать, не хочет использовать ситуацию, найду ли я еще такого честного парня? Значит, надо отдаться…

Вдруг он повернулся лицом ко мне, порывисто обнял, потом отстранился и, вновь приблизившись, заключил в свои большие ладони. Он держал меня в руках так осторожно и трогательно, словно боясь, что я внезапно рассыплюсь.

– Лакина, давай поженимся, – грянуло громом среди ясной ночи.

Все, что угодно ждала, только не этого! Своим ушам не верю – что это? От радости у меня отнялся язык – меня выбрал?! Предчувствие не обмануло! А что ответить, а вдруг на одну ночку предлагает пожениться? Шутит, а я на полном серьезе отвечу? А если серьезно предлагает, а я отвечу шуткой? Так что же ответить, чтобы не попасть впросак?

Конечно, я бы поверила, если бы все происходило не ночью на даче, если не знала бы о других девушках. Если отвечу «давай», то надо будет сейчас отдаться, иначе выкажу недоверие. А вдруг он решил отомстить, что на дачу затащила для разборки? Все это слишком неожиданно и непонятно. Я была в полной растерянности и дрожала от страха – обмана боюсь, не выдержу, если бросит, такой пошлости не переживу. Так что ответить? Вот если бы знать, что всерьез предлагает…

– А когда заявление подадим? – выпалила я, но, услышав собственный голос, ужаснулась и сконфузилась: ничего другого не нашла, как эту глупость сморозить, будто себя за штамп продаю.

– Подадим-подадим, Лакина, успеем, – усмехаясь, ответил он.

Высмеивает меня, задребезжали нервы, дурочка, сама все испортила, какой вопрос – такой и ответ. От обиды и слабости вдруг захотелось закричать: «Да плевать мне на этот штамп, не в нем дело, а в том, что не любишь! И никакой загс не поможет, в тебе не уверена, не могу решать жизнь!»

Но я промолчала, и охватило ощущение виновности: ведь я тоже обманула, устроила разборку, а обещала отдаться. А может, спросить: а ты любишь ли меня? А он ответит: нет. И как после этого можно говорить о женитьбе? Нет, он только соблазняет, но каким-то странным образом: не целует, не рассыпает комплименты. Похоже, серьезно хочет жениться, или все-таки играет? Если не решусь, точно бросит, а решусь – шанс все-таки есть. Какие красивые дети у нас могут родиться: мальчик и девочка. Чует сердце – не сможет оставить с дитем… и все-таки страшно. Слышу, как сердце бьется, тик-так, тик-так. И с каждой секундой я теряю его, уходит ночь и уносит мое времечко.

Но здесь и сейчас, на этой грязной постели я должна потерять невинность? Я представляла первую ночь с мужчиной как главный жизненный праздник и непременно с фатой и белым платьем. Но вместо свадебного букета и шампанского получаю стресс и кислую бормотуху. Неужели я не достойна белоснежного наряда и чистой постели? За то, что ждала, в трудные дни поддерживала письмами, даже на шампанское не разорился, а потом предложит по кустам и рыбалкам таскаться? А что будем делать зимой, прятаться от родителей?

Ночь на исходе, а я ничего и не решила. Мы пока рядом, но невидимая черта уже разделяет, с каждой минутой мы отдаляемся. Нет, я не хочу его терять, я не допущу этого – девственностью возьму: не сможет после этого бросить. Значит, надо сказать «давай поженимся» и раздеться, иначе потеряю, но меж нами пустота, но кому же еще отдаваться, если не ему? Многие девушки проходят через это, и я не исключение. Но я думала, что это будет возвышенно и необыкновенно, а тут как-то обыденно и запутанно. Ночь на исходе, тик-так, тик-так – стучит сердце. Но что же он? Спокоен и холоден. Я мучаюсь, извожусь, а ему все равно, лежит себе и думает, дам или нет. Удочку закинул и ждет, тонко действует, а потом заявит: сама захотела. Но на самом деле я этого не хочу, я решаю, уступить или нет. Как я могу хотеть того, чего еще не знаю?

Страх сковал члены, я не чувствую ни малейшей страсти, к тому же это и впрямь может оказаться ерундой, не хватало еще страдать из-за этой ерунды. Только доверься, как он станет веревки вить. Я не хочу жертвовать будущим ради его самолюбия, вообще не хочу жертвовать, хочу любить и быть любимой. Только будет ли у меня в жизни настоящая любовь, а Женьку могу потерять… Вот он еще рядом, близко, очень близко, и можно дотронуться до его щеки, носа, губ, а завтра может стать недосягаемым. В голове не помещается: сегодня можно, а завтра – нет. Где же та грань, перед которой еще можно, а за ней уже нельзя? Я держу судьбу в руках, еще держу, но она ускользает, меж пальчиков утекает.

Ну пусть не любит, но хоть бы сказал, что ему со мной хорошо, весело, интересно. Намекнул бы, что я нежная, чистая и настоящая, хоть чуточку душу отогрел бы, развеял сомнения. Так женится или уже нет, почему молчит? Выходит, самой начинать придется, все самой, а где же его мужское слово? Остается только безрассудство, но я не уверена, его ли я девушка? Зато он уверен в своей неотразимости, не находит нужным даже обольщать, ждет, когда сама разденусь. Только я себя предлагать не стану, не хочу зависеть, не хочу ждать и дрожать: придет – не придет, женится – не женится, и кто у него еще есть. Я человек, а не кукла! Это его вожделение разъедает, а не меня, так пусть предлагает по-человечески. Вот именно, если дорожит мной, а не дорожит – пусть другую дурочку ищет.

Как же безоглядно любила его, как неистово ждала, но за год все перевернулось. Даже не знаю, люблю ли его сейчас? Наверное, люблю, но как-то иначе, страх и недоверие перехлестывают. Да почему я должна напрягаться и окручивать? Я для него недостаточно красива, недостаточно стройна, недостаточно нежна, недостаточно умна и совершенна! И хоть в лепешку расшибись, ничего не изменится: он только позволяет себя любить, снисходит до меня. Не желает даже заглянуть в душу, я ему не интересна! Но ладно, душа вообще мало кого интересует, так его и красивые ноги не привлекают, и моя грудь его не волнует – ничего ему во мне не нравится! Тогда зачем предлагает жениться? Похоже, смеется, а я всерьез приняла, а он с головоломок начал. Надоело бояться, теряться в неуверенности, лучше покончить. Тик-так, тик-так, скоро светает, судьба решается: последний поцелуй.

Вот он еще рядом, но в мыслях уже где-то далеко: похоже, уже простился, а я все бьюсь, все решаюсь. Неужели совсем безразлична? Хочу, чтобы воспылал страстью, значит, надо снять платье. Но как долго смогу удержать постелью – месяц, два или год? Я ответственна за будущих детей. А какие красивые дети могут у нас родиться: мальчик, похожий на него, и девочка, похожая на меня. Но не чувствую его мужское плечо, даже в себе не уверена, будто по тонкому льду иду. А внутренний голос говорит: не сможет бросить, но придется унижаться, бегать и слезки лить. А когда вдоволь наглумится, может, и женится из жалости или долга на пятом месяце беременности. А потом попрекать станет – охомутала. Женитьба их пугает: свободу мы у них отнимаем. Конечно, его можно понять, женитьба – шаг серьезный, но поймет ли он меня? Я как подвешенная, ни на что не могу решиться, а решать что-то надо.

А как должно быть восхитительно в настоящей любви, когда все просто и естественно, и все понятно без слов. Хотя бы раз в жизни испытать подлинное чувство, представить страшно, какое это необыкновенное счастье. А вдруг встречу такую любовь, так зачем мне сейчас вымучивать поддельную?

Лишь бы не сожалеть потом. Один неверный шаг – и жизнь испорчена: девственность надо использовать наверняка. Первый еще какую-то ответственность будет чувствовать, а второй скажет: всем даешь и уже ничего не докажешь. Доказать что ты чиста, можно только однажды. Я хочу быть настоящей невестой, а не фальшивой. И не хочу ничего доказывать: хочу любить и быть любимой. При этой мысли меня охватило ощущение свободы: любовь должна быть как полет. Не буду идти на поводу, не буду исполнять его прихоти. Да, мне больно, обидно и горько, но я выбираю независимость! Скоро светает, тик-так, тик-так – стучит сердце, судьба вершится, а что он, что же? Лицо холодное, непроницаемое. Я мучаюсь, извожусь, а он лежит себе спокойно, делает вид, будто спит.

Комнату прорезал солнечный луч и высветил: ничего решать не надо. Женька встал и вышел, сердце сдавило мутное предчувствие: этого он не простит, но на дне сознания еще дергалась надежда. Женька вернулся, и на его раздраженном лице было ясно написано: все кончено.

Только не надо сожалеть, сама решала, успокаивала я себя, ну и чего добилась, кого теперь ждать? Никого я лучше не найду, а найду – все опять упрется в постель. Если разобраться, Женька вовсе не плохой. Глупая, такого парня опутывать надо, в сети завлекать и любой ценой удерживать. Я попыталась заговорить, но он холодно обрубил: «Дай поспать». Интонация голоса была – отстань, ты уже сделала все, что могла.

Какая же я дурочка, побежало по нервам сожаление, надо было хотя бы признаться, как неистово ждала его писем, как влюбилась еще в девятом классе, как переживала и расстроилась, узнав о сопернице. Может быть, моя искренность тронула его? Все гордость моя, да кому она нужна, эта гордость, что ей докажешь? Перед глазами встал вчерашний Женька: вот он подходит ко мне в голубой рубашке, пленительно улыбается, вот кто-то восклицает, какая красивая пара, потом перелезаем через забор, глядим друг другу в глаза, но все это уже в прошлом, и ничего подобного не будет никогда. Дура, ну какая же дура, сама все испортила, все потеряла за одну ночь, подарила жениха сопернице. Охватило неистовое желание прокрутить вечер обратно и все переиначить. А когда я увидела его бледное отчужденное лицо, почувствовала себя почему-то виноватой, и захотелось оправдаться.

– Женя, ты обиделся? Пойми, мне трудно реши…

– Мне надо домой! – холодно перебил.

Мне стало стыдно за то, что я пыталась оправдаться, за то, что почувствовала себя виноватой. В автобусе мы сели рядом, но Женька демонстративно давал понять, что я чужая. Я пыталась заговорить, однако он оборвал:

– Оставь меня в покое, спать хочу.

Внутри запричитала обида, и захотелось заголосить: неужели ты не понимаешь, как мне трудно решиться! Я не вижу твоей любви, твоей ответственности! И я тебе не жена и не должна ложиться! Женька дремал, и его лицо выражало полную отрешенность, и меня вновь охватила досада, обманула мужика, вот он и отвернулся. Ведь знала, не любят они отказа, не прощают. Я все испортила, захотела выяснить, как он любит, хотя догадывалась, что никак, но зачем-то потащила на дачу. Ждать надо было, терпеть, грызло сожаление, а голос разума перебивал: не надо сожалеть, а вдруг бы залетела? Сейчас он думает: ну не дала, и черт с ней – другая даст, какая же это любовь?

Жгучие обида и отчаяние сменялись страхами и ревностью, заглушались чувством достоинства и голосом девичьей чести. Вдруг внутри что-то щелкнуло и надломилось: устала бороться с собой, с ним и за него, устала бояться, хочу спать. Видно, не судьба и надо смириться и успокоиться. Не было никакой любви, была игра, кто кого обведет, но ведь любовь – не футбол. Навалилась усталость, ночные картины развеялись, сознание протрезвело: нет любви и все бесполезно! И не придет он на свадьбу, обиделся, и нечего его звать, только лишний раз унижаться.

Однако когда я выходила, зачем-то ляпнула:

– На Надькину свадьбу-то придешь?

– Позвони, – отозвался он с вялым безразличием.

Я вышла из автобуса и обрушилась на себя, ну зачем унижаюсь, зачем цепляюсь за него, он морду воротит, а я цепляюсь? Люсю осуждала, что пресмыкалась, теперь сама уподобляюсь ей. Я поступила правильно: хочу сохранить себя, свою чистоту для настоящего чувства, для настоящего мужчины. А если у Женьки намерения серьезные, он оценит мою ответственность. Вот и проверю, как он хочет жениться! А не хочет, пусть катится к Лидке и ей нервы мотает, еще неизвестно, кому повезло. Однако на дне сознания скрежетала досада: все-таки оплошала. Опустошение, усталость и недосып повалили меня на диван с примирением, пусть катится. К вечеру я поднялась с тяжелой головой, болезненно смутно ворошилось сознание, что случилось что-то ужасное и непоправимое. Жаль не столько его, сколько крушения мечты, веры и надежды. А главное, если все будут бросать из-за этого, как же найти мужа? Но неужели ничего уже не исправить? Не надо отчаиваться, у меня есть шанс – в субботу свадьба подруги: все может измениться. Только не надо раскисать, а заняться собой и сразить его блестящим видом. Я зацепилась за эту мысль, однако сердце упорно шептало: уже не поправить.

Свадебная церемония была в самом разгаре, и я нервно гадала, придет или нет. Судя по недовольному голосу, вряд ли, но в один момент вдруг почувствовала, он здесь, и, обернувшись, увидела за спиной Женьку, и ударила радость – пришел! Женька обворожительно улыбнулся и шепнул на ухо:

– Свидетельница красивее невесты. Лакина, а когда мы с тобой поженимся?

Я обомлела: вот как обернулось! Несколько слов – и все вокруг светится, искрится и поет. Значит, не шутит, значит, вправду решил! И очень скоро я буду стоять здесь в белоснежном платье, а он высокий и обаятельный рядом! Он будет принадлежать мне и только мне, без всяких сомнений и соперниц! А гости будут восхищаться: «Какая красивая пара!» Невозможно поверить, это похоже на сказку. А может, он смеется, за ночку отыгрывается, и колыхнулась тревога – не будет фаты и белого платья?

– Лакина, ты сегодня просто очаровательна, – произнес он, обворожительно улыбаясь. – Так когда поженимся?

В голове замелькали беспокойные мысли – не обольщайся, он играет, как кошка с мышкой, наслаждается, как я заглатываю лживые восхищения и таю от счастья. Однако он впервые отпустил мне комплимент, что же ответить на эту загадку?

– Я рада, что ты наконец-то заметил мое очарование. Жень, я хоть сейчас готова, сбегай за паспортом, две свадьбы разом сыграем, и тратиться не надо! А на сэкономленные деньги поедем в свадебное путешествие.

Он промолчал. Но когда мы вышли из загса, Женька отвернулся и зашагал в другую сторону.

– Жень, ты куда? – закричала невеста. – Поехали с нами.

Он состроил кислую рожу и отмахнулся. Горькое разочарование разлилось во мне до кончиков ногтей: все кончено! Если бы хоть немного любил и серьезно предлагал, то поехал бы со мной. К Лидке намылился или к другой, которая даст, ну и катись, я себя предлагать не стану.

На шумной деревенской свадьбе мое одиночество обострилось: Женьки нет, и уже никогда не будет. Гости веселились, а мое сердце сжимала тяжелая грусть, в шутку предлагал жениться. Кавалеров на свадьбе для меня не нашлось, да я и не хотела никого видеть рядом с собой. Поздно вечером, когда гости стали расходиться, оказалось, что все машины уехали в город. Подруга предложила переночевать у них на сеновале. Я устала от разгульного пьянства, очень хотелось домой, но пришлось остаться. Пахло свежим сеном, деревянным домом, деревенский воздух пьянил свежестью. Я начала засыпать, как вдруг явился свидетель и заявил, что ему негде спать.

– Что, во всей деревне для тебя места не нашлось? – возмутилась я.

– Тебя опасно оставлять здесь одну, в округе полно пьяных мужиков.

– Только не вздумай ко мне приставать! – сказала я непреклонным голосом и огорченно подумала: вряд ли удастся заснуть, когда чужой мужик рядом. К тому же, похоже, он лживый и подлый. Я напряглась в ожидании выпада. Ждать пришлось недолго, он нагло подвалил ко мне под бок.

– Ты что, не слышал? И даже не надейся, я девочка! – запротестовала я.

– А разве я тебе не понравился?

– У меня парень есть, мы собираемся пожениться!

– Так я тебе и поверил, у тебя жених, а ты еще девочка?! – пошло захохотал он.

– А что – так не бывает разве?

– В детсаду бывает. – И он навалился на грудь и больно впился в губы.

– Скотина! Я закричу!

– А здесь никто не услышит.

– В суд подам за изнасилование! Отпусти, скотина, отец измолотит тебя так, что до суда не доживешь!

– Не буду насиловать, не беспокойся! – отступился свидетель и удалился.

Меня трясло от страха, потери сил и возмущения, вот сволочь, какое у него право на меня! Не думала, что так бывает! А если бы я была женщина, то что, обязана ложиться под каждого мужика, которому захотелось?! Что, должна удовлетворять всех желающих?! Мерзкая тварь, на что он рассчитывает? За кого он меня принимает, но даже шлюх нельзя насиловать.

Пронзило острая обида: если бы Женька был рядом, этого бы не случилось. А как чудно было бы, если бы он оказался рядом: разрешилось бы недоразумение, нам надо просто поговорить начистоту. Прошло немного времени, и свидетель предстал передо мной совершенно голый. Ну и скотина, подумала я, что он хочет добиться? Впечатление на меня произвести? Одетый был куда лучше, а тут скелет ходячий с торчащей палкой. Однако какие большие у них эти члены? И эта жуть должна войти в меня? Даже смотреть страшно. Наверное, решил покорить меня своим х..м? Может, рассчитывает, впечатление произвести, ну и дурак! Да меня тошнит от него! Я поняла, что начнется вторая атака, и спрыгнула с матраса, пригрозила сбежать.

– Четыре часа утра, куда побежишь?

– На лавку возле дома! Уйди, меня тошнит! – Внутри поднялось мутное омерзение, хотелось его извергнуть из себя, убраться, скрыться куда-нибудь.

– Дура, бабы за мной бегают! Знаешь, какое удовольствие получишь?

– Вали к своим бабам!

Свидетель удалился. Но через час он опять завалился ко мне уже одетый и больно впился губами в шею. Я закричала: «Убирайся, сволочь! Ты делаешь мне больно!» Я вырвалась и, выбежав, устроилась на скамье. И тут меня осенило: а Женька даже пальцем меня не тронул, хотя у него на это было куда больше прав, он благородный. Этот наглец даже поухаживать на свадьбе не удосужился, а сразу давай валить, маньяк какой-то! Острое сожаление перехватило горло, надо было настоять, чтобы Женька поехал. Немного подремав, я встала совершенно измученная и разбитая. Выйдя во двор, заметила, что гости, едва продрав с похмелья глаза, насмешливо глазеют на меня. Подошла какая-то девушка и шепнула: «У тебя на шее засосы!»

Кровь бросилась в лицо, эта мразь отомстила за отказ! Да еще и смеются надо мной, я и виновна оказалась!

Надя, увидев меня, пошловато заиграла глазками, уж не влюбилась ли?

– Твой свидетель всю ночь меня осаждал, едва отбилась, – грубо отрезала я.

– И что, не понравился? – спросила она, играя скабрезной улыбочкой.

Меня передернуло: сама с мужиками валяется давно, так думает, что и я? Ей моя чистота глазки колит, поэтому хочет грязью вымазать! Так, может, это она шепнула свидетелю, чтобы подвалил? Ольга предупреждала: с ней опасно дружить – она парней отбивает.

– Зря отказалась, он не женат! – сказала Надя насмешливо.

– Чего ты ухмыляешься? Я в шоке, а тебе смешно?! Да в своем ли ты уме? С какой стати я должна ложиться под чужого мужика? Он не интересует меня ни в каком виде, – закричала я, – и прекрати смеяться, ты же знаешь, что у меня Женька! Я вообще девочка!

– А что же ты девочка до сих пор? – сказала она насмешливо. – И где твой Женька?

Я смотрела на Надьку какими-то новыми глазами, передо мной открылась ее вся пошлая сущность: зачем она пригласила меня в свидетели? Гости перепились, как свиньи, голосят непристойные частушки, дерутся, а я должна взирать на это безобразие и делать вид, что мне весело, когда свидетель жениха выставил меня на посмешище? Мне плохо, а она смеется, какая же она подруга после этого?

– А может, заявление в милицию подать за попытку изнасилования? – Надя смотрела на меня обескураженно, не понимая, отчего я переменила тон. – Или тебя моя девственность раздражает? Не переживай, старой девой не останусь! Счастливо догулять!

– Но ты моя главная подружка, и как же ты уедешь?

– Я не могу здесь оставаться, я чувствую себя плохо. Принеси какой-нибудь платок или кофточку прикрыться.

Сев в автобус, я разревелась: какая-то скотина вываляла меня в грязи, так что все тело вспухло и зудит. Похотливая гадина лапала меня, потому что я одна, а Женька меня на произвол судьбы оставил, ни капельки не любит. А был бы рядом, этого бы не случилось. Я приехала домой и сразу залезла в ванную. Я терла кожу, пытаясь смыть налипшую грязь. Потом сделала компресс из бодяги и заснула.

Вечером пришла мама и спросила:

– В последнее время ты исхудала, под глазами круги и пропадаешь где-то, что с тобой?

– Женька замуж предложил.

– Да? – радостно переспросила мама. – И что ты ответила?

– Пока ничего, слишком неожиданно, думаю…

– Бабник твой Женька и выпить любитель, какой из него муж?!

– Многие гуляют, а женятся и остепеняются, – вставила я осторожно.

– Горбатого могила исправит. Рано тебе замуж, институт кончи, хотя бы до пятого курса дотяни, а то и декрет, и диплом, успеешь еще нахлебаться этого счастья!

– Я ждала его и все-таки люблю, – осторожно напомнила я.

– Дочка, пойми, всю жизнь мотаться будет, а ты на руках с дитем будешь реветь. Сама еще ребенок, при мамочке живешь. Что ты про замужество-то знаешь? Думаешь, только спать с мужем-то? Продукты таскать, жрать варить, рубашки стирать и наглаживать! А бессонные ночи с ребеночком? Да ты зачухаешься, а он мужик видный, на таких бабы сами вешаются!

– Ну что ты меня все пугаешь, что, мне замуж не выходить?

– Выходить, но только не сейчас, может, еще другой найдется, не такой оболтус.

– Мам, он учится и работает. Мне двадцать лет, самый возраст для замужества, вот и Надя вышла, а Ольга с парнем давно живет.

– Дело твое, но я тебя предупреждаю, чтоб локти потом не кусала. А по мне хоть завтра выходи! Тебя жалко, хотя пословица: баба кается, а девка собирается. Только до свадьбы не смей, или хотя бы заявление подадите, тогда. Не знаешь еще мужчин, своего добьется и бросит! Что тогда – аборт?

Через несколько дней на автобусной остановке я увидела Женьку с Лидой. Он заискивающе смотрел ей в глазки, виляя хвостом, как кабель, почуявший сучку. Лидка, задрав голову, бросала на него кокетливые взгляды, раскрывая ярко накрашенный ротик. Мы встретились глазами, и торжествующая улыбка заиграла на ее лице: он мой. Я стушевалась и растерялась: выходит, сама отдала. Женька опустил глаза: дескать, извини, но сама от меня отказалась – не дала.

Видать, давно с ней спит, сказала я себе, пытаясь заглушить досаду, так еще и меня хотел охмурить. Смотреть противно: оба пошлые и подлые. И тут меня перевернуло, растерянность внезапно сменилась злостью, я усмехнулась прямо в Лидкино лицо: поехала бросаться в любовную постель! Но обожгла жгучая ревность, Лидку обнимает, а я одна-одинешенька осталась. Я смотрела на них со всем презрением, на которое только была способна. Женька уловил значение моего послания и смутился, но Лидка продолжала победоносно улыбаться. Не могу смотреть на подлое лицемерие! Душило возмущение, но особенно мысль, что уже ничего не изменить. Я заскочила в троллейбус: ревность, обида и отчаяние, смешиваясь с солеными каплями, застилали глаза. Не стоит он моих слез, забыть его, ошиблась, надо начать новую жизнь. Не столько самого жаль, сколько обидно за свое унижение, ничего, пусть теперь Лидке мозги крутит. Нельзя на них обижаться: оба малодушные, но я выше интриг и лжи. Умом понимаю, но как примириться с подлостью? Как возвыситься, чтобы не трогало лицемерие и предательство? А ведь целовал, обнимал, а теперь делает вид, будто ничего не было. Не любит меня… но не любит и ее! Все ее преимущество только в доступности! Она завлекает, опутывает, борется и за ценой не постоит, только неизвестно, кому больше повезло. А вот захочу и вырву его из Лидкиных лап, у меня больше прав на него! Вот возьму и позвоню, еще посмотрим, с кем он останется!

Господи, какие мысли лезут в голову, стыд-то какой, да еще унижаться? Не хватало только себя предлагать. Не нужна ему моя чистота: ему надо просто бабу, все равно какую. Но узнала об этом только сейчас. Умом понимаю, что лгун и бабник, что не стоит моих слез, а только сердце скребет обида.

В сущности, он только затянувшаяся первая любовь, и уже пора повзрослеть и понять: другая любовь будет, другая судьба. Мама права, ничего хорошего с ним быть не может. Но не могу я принять этого, вот сейчас все выскажу ей, только бы дома была! И я с порога закричала:

– Мам, ты дома?

– Дома, дома, да что случилось, что орешь?

– Радуйся – твое желание исполнилось! – сообщила я со злорадным смехом.

– Какое еще желание?!

– С Женькой покончено!

– Да что стряслось, что кричишь, как перепуганная?

– Одна осталась, так что больше можешь не опасаться: замуж не выйду! – истерично закричала я.

– Ты что, плакала, что ли?

– От радости за тебя ревела!

– Еще не хватало плакать из-за этого бабника: радоваться надо!

– Чему же мне радоваться – что одна осталась?! Вот Лидкина мать не давала таких советов, и вот посмотришь, они так и женят его!

– Я сказала правильно, не твоим носом его женить!

– Так что, я, выходит, хуже Лидки? Да она по сравнению со мной просто дурнушка! А вот дала и он с ней остался! А ты учила – ни в коем случае!

– Может, ты и красивее, но ворона! А Лидка – на колу дыру вертит! Она сможет его окрутить, а ты не сумеешь, только нервы измотаешь – и все, поняла?

– Ее-то мать научила, а ты меня чему учила? Если он твоя судьба, то никуда не денется! А вот и делся!

– Как я могу тебя научить, когда сама не умею?

– Тогда не попрекай вороной, я вообще окручивать не хочу!

– Твоего Женьку только окручивать, по-другому не выйдет, так что не реви, раз не хочешь опутывать.

Я разразилась рыданиями, не любит меня, и хоть расшибись. Но я хочу, чтобы меня любили. Проплакавшись, я успокоилась и поняла, что нервы измотаны, а любви во мне будто и не осталось. А я хочу, чтобы меня любили. Мама будто прочла мои мысли и спокойно произнесла:

– Пойми, девочка, когда мужик изменяет да издевается, любовь пропадает. А уж когда до белого каления доведет, как твой папаша, так отвратит, что убила бы – вот какая ненависть возгорается.

– Мама, и что, они всегда издеваются?

– Нет, не всегда, встречаются и хорошие, но редко. А потом еще так бывает, найдется мужик хороший, и ты ему нравишься, и деловой, и денежный, а не лежит к нему душа – хоть режь.

– Раньше думала, достаточно встретиться, посмотреть друг другу в глаза – и все станет ясно, вот она любовь! Но чем дольше живу, чем больше встречаюсь, тем больше запутываюсь. Я уже не понимаю, что происходит. Вчера в глаза смотрел с любовью, а сегодня – плюет. Раньше я не верила, что такое со мной может быть…

– Это еще цветочки, ягодки впереди, – произнесла мама горестно.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Бабой станешь, тогда поймешь, какие еще сложности встречаются. Бывает, понравится человек, и ты ему понравишься, а в постели – никак.

– Как это – никак?

– Нет удовлетворения.

– А почему?

– Разные причины бывают, и от размеров тоже зависит, и потом импотенты бывают, которые совсем не могут.

– Как это не могут?

– Ну не работает у них, больные или порченые.

– Так как же определить, если до свадьбы нельзя, а потом выяснится, что импотент. Как же заранее-то узнать?

– По внешности можно определить, по длине пальцев, по носу. Если пальцы длинные – то и член большой, а если маленькие – крохотный. Но бывают такие большие, такие, что больно женщине.

– Мало того, что трудно любовь встретить, так еще и размеры должны подойти, – ужаснулась я, – как же замуж-то выходить? Мама, у меня совсем голова кругом идет, как жить-то, когда одни проблемы?

– Ничего, все как-то устраиваются, выходят и живут.

– Ну как же выйти, если до свадьбы нельзя, а после свадьбы выяснится, что импотент?

– Когда решите пожениться, подадите заявление, то можно попробовать.

– Мам, да они замуж не предлагают, а в постель тянут, и Василий, и Женька из-за этого бросили. Зачем им добиваться и тратить время на меня, если доступных баб полно?

– Не знаю, – протянула мама растерянно, – в наше время такого не было, нам замуж предлагали, мы девочками выходили.

Сдав сессию, я заболела ангиной. Лежать с температурой было особенно досадно: на улице светило солнышко и цвели пионы. Ангина сменилась приступом меланхолии, мне двадцать лет, самый расцвет, и только бы радоваться жизни, но что-то надломилось внутри. Не знаю, как вести себя с мужчинами. Я хочу чего-то невозможного: пора спуститься на землю, не стоит всерьез рассчитывать на любовь. Но все вокруг только о ней и твердят?! Любовь, любовь – а где она в действительности? Покажите мне ее в жизни? Еще и не видела любви, а на сердце уже вторая зарубка. Видимо, любовь – непозволительная роскошь, и я хочу слишком много. Сама виновата, не стоит грезить любовью, не стоит серьезно относиться к половым отношениям. Все просто делают это, а не драматизируют, это только физиология, вот и Люся говорит, ерунда какая-то, так стоит ли из-за этой ерунды голову ломать? А Надька вообще смеется над моей невинностью. Хватит летать в облаках, надоели шарады и недомолвки! Хочу хотя бы раз пережить искреннее чувство, хотя бы один глоток любви – но настоящей! Вот встречу хорошего парня и отдамся, может, так быстрее найду свою судьбу? Не хочу зависеть от их прихотей, хочу быть свободной – любовь должна быть свободной. Есть выход – надо обрести свободу.