Текст книги "Когда загорится Луна"

Ольга Валентеева
Когда загорится Луна

© Валентеева О. А., 2024

© Копченов П. Н., карта на форзаце, 2024

© Оформление серии. АО «Издательство «Детская литература», 2024

Пролог

Мерный стук лопаты о землю, готовую вот-вот промерзнуть, ни с чем не спутаешь. Он раздается так неотвратимо, как тиканье часов. Стрелки будут двигаться, даже если весь мир распадется на атомы. Даже если самих часов не станет, время будет идти, отсчитывать дни, месяцы и годы. Время нельзя заставить остановиться. Однако когда стук раздается на кладбище за городом в десятом часу ночи, это повод задать вопрос, что, собственно говоря, происходит.

Тот, кто держал инструмент в руках, мало задумывался, как выглядит со стороны. Растрепанный, в распахнутой куртке. Под ней – только тонкая футболка с принтом в виде скрипичного ключа. На шее – кожаный шнурок с болтающимся волчьим клыком. Талисманом, подаренным сестрой в другой жизни. Младшей сестрой. Старшую он сейчас пытался выкопать. Раз за разом нервно вытирал вспотевший лоб, мокрые русые пряди неприятно липли к лицу, раздражали.

– Ну сколько еще?! – взвыл парень и усилил нажим на лопату.

Древко треснуло и выпало из рук. Да чтоб его!.. Запасной лопаты у него не было. Он и эту-то нашел у сторожки, кто-то бросил, не донес до склада, или где там они должны валяться? Но под ногами в этот самый миг показалась деревянная полированная крышка. Успела ли она прогнить, если сестра упокоилась под ней полгода назад? Оказалось, что нет, но те, кто ее заколачивал, схалтурили, и копатель легко выдрал гвозди – вместе с крышкой. Сдвинул ее в сторону, наклонился только для того, чтобы убедиться – гроб пуст. Лишь конверт, не тронутый тленом, покоился на белой подушке. Парень распечатал его прямо там, подсвечивая фонариком мобильного.

«Дорогой братик, если ты это читаешь, значит, я безнадежно мертва».

Какая ирония! А что письмо лежит в пустом гробу – это так, мелочи.

«И конечно, тебе интересно, что именно свело меня в могилу. Лучше спроси кто. Ты должен найти Искандера Соколова. Скажи ему, что я видела Знак Пепла, он поймет. Его обладатель юн и вряд ли знает, что ждет впереди. Его надо отыскать раньше, чем загорится Луна. Люблю тебя, Си».

Си значит Симона. Так назвала дочку мама, фанатка известной песни. К счастью, самому копателю имя досталось куда более прозаичное. А может, и к несчастью, потому что он давно заменил его на прозвище. Глупую школьную кличку.

– Если тебя нет в гробу, то где ты, Си, ночь бы тебя прибрала? – пробормотал парень, понимая, что уничтожить следы вандализма будет ой как непросто.

Он забрал записку, вернул крышку на место и выбрался из этого вместилища скорби. Посмотрел на остатки лопаты… И пошел прочь. Сестры все равно там нет. А с ним этот визит на кладбище с лопатой никто не свяжет. Куда интереснее понять: Искандер – настоящее имя или тоже прозвище? И где его искать? Знак Пепла… Скажи ему кто-то полгода назад, что он станет рыскать ночью по кладбищу и раскапывать могилы, Леший посмеялся бы над этим оригиналом. Только со смертью Симоны изменилось слишком многое. Его жизнь дала такой крен, что впору было хвататься руками и ногами за ее обломки. И даже пустой гроб удивил, но не напугал и не заставил страдать. Подумаешь… Живые страшнее мертвых – это всем известно. А еще хуже те, кто завис между жизнью и смертью. От них слишком много шума.

Раздался тонкий девичий смех. Леший поморщился, но не обернулся. В первый раз, что ли? Это сначала был визит к другу-психиатру и таблетки. Сейчас он уже понял, принял, смирился. Пусть смеется, кем бы она ни была. А ему пора домой. Чашка кофе и любимая музыка куда лучше промозглого кладбища и сломанной лопаты. Да пусть оно все катится…

Когда оживают полотна

Демьян шел по улице, надвинув капюшон так глубоко, что не было видно лица. За спиной болтался тубус, в нем Демьяна ждала неоконченная картина. Погода не радовала. Мелкий противный дождь то и дело срывался, делая асфальт безжизненно-черным, похожим на сломанный грифель. В голове навязчиво крутилась мелодия, утром услышанная по радио. Она помогала не думать. Самое сложное – отключить разум, заставить его замолчать. Превратиться из человека, который живет и чувствует, в оболочку, шагающую в новый день, а разум… пусть отдохнет пока.

Дождь усиливался. Демьян заскочил на порожек художественной мастерской в ту самую минуту, когда капли решили вырасти от мелких назойливых мушек до серебрящегося длинного серпантина. Стоит ли упоминать, что Дёма ненавидел дождь? Когда у него в жизни случалась какая-то локальная катастрофа, всегда лило как из ведра. «Небо плачет», – говорила мама.

«Небу плевать», – хотелось ответить Демьяну, но он молчал. С мамой лучше было не спорить, а теперь она и вовсе осталась там, в его родном городке, когда сын поступил в художественное училище и уехал на «большую землю» – в Георгиевск, подальше от мамы с ее нравоучениями и отца, сбежавшего к любовнице чуть старше самого Демьяна. Бывает… Страница перевернулась, у него теперь свой путь. И только звонки напоминали о том, что где-то есть его семья.

– Что-то ты рано сегодня, Дёма, – заметил охранник, даже не попросив показать пропуск.

Юного художника тут знали все. Его учитель разрешал пользоваться студией. А где еще рисовать? В общежитии разве что скетч какой-то набросаешь, а на съемную квартиру не заработал пока, пусть и хотелось жить в тишине и покое. Ничего, все впереди. Скоро выставка, надо еще немного постараться.

– Опять допоздна будешь?

– Да, наверное, – кивнул Демьян, проходя мимо поста охраны и подцепив с крючка ключи от студии.

– Эх, ладно. Молодость…

Студия располагалась на третьем этаже. Демьян толкнул массивную дверь, достал из тубуса наброски к картине. Разложил их на всех свободных поверхностях. В основном с эскизов на Дёму смотрела девушка. Ее волос пока не коснулась краска, но художник знал: они непременно рыжие, как пламя. И в такую дождливую погоду – чужеродные, не подходящие ни для этого города, ни для сумрачной осени.

Теперь следовало изобразить девушку на картине – для выставки оставалось написать только одно полотно. На ней незнакомка шла в тонком платье по лесу, припорошенному снегом. Шла босиком, платье отливало колдовской зеленью, снежинки таяли в волосах. «Приход весны» – так Дёма собирался назвать полотно. Завершить его, а после стать самым молодым художником, получившим персональную выставку в регионе. Да, не столица, ну и пусть! Главное, у него есть шанс показать огромному количеству людей свое творчество, – шанс, которого, казалось бы, у провинциального мальчишки не должно быть, однако вот он, протяни ладонь – и коснешься. И до столицы Демьян доберется, а пока… Пока было полотно, на котором только предстояло загореться рыжему пламени волос.

Демьян включил музыку на телефоне – «Времена года» Чайковского. Слова сейчас отвлекали бы от творчества, а музыка, наоборот, дарила вдохновение. Кисть двигалась в такт летящей мелодии «Апреля». Девушка на картине шла… Высокая, статная, слишком дерзкая в этом зеленом платье, похожая на сон. Один рыжий локон, другой… Снежинки, не тающие в волосах, – но это только сейчас! Придет тепло, снег растает, и девушка, которую Дёма условно называл Весной, будет подставлять солнцу лицо с яркой россыпью веснушек, танцевать на полянах, звать тепло.

В какой момент все изменилось? Вдруг стало холодно. Демьян провел рукой по лбу, случайно выпачкав лицо красками, огляделся, раздумывая накинуть куртку с капюшоном. Отопление отключили, что ли?

Мокрая капля упала на щеку. Дёма коснулся ее пальцами, поднял голову и замер. С потолка сыпал снег. Большие хлопья таяли, не долетая до пола. Он сошел с ума? Конечно, каждый творец немного безумен, но не настолько же, чтобы видеть снег, падающий с потолка комнаты. Демьян отступил от полотна – и наткнулся на кого-то спиной.

– Здравствуй, Дёма, – пропел женский голос.

Художник рванул в сторону, отскочил к стене, а рыжеволосая девушка в зеленом платье протянула к нему руки с мертвенно-бледными пальцами – он не успел их дорисовать.

– Ты кто? Что происходит? – прошептал Демьян. – Я сплю?

– Конечно, спишь!

Ледяные пальцы коснулись его щеки, скользнули на шею, и казалось: там, где они касаются, кожа покрывается мурашками, а затем становится такой же холодной, безжизненной. Дёма начал задыхаться.

– Ну что же ты, малыш? – спросила девушка, приторно улыбаясь. – Ты ведь создал меня такой, а теперь не желаешь смотреть? – И прижалась губами к его губам.

Демьян оттолкнул ее изо всех сил, помчался к двери, вылетел в коридор – и едва не сбил с ног Павла Владимировича, своего учителя, которому и принадлежала студия.

– А, Дёмка, – улыбнулся он. – Так и думал, что тебе не спится. Что-то случилось?

Демьян хватал ртом воздух. Случилось, да… Но расскажи об этом – и его сочтут безумным. Хотя ему ли привыкать?

– Нет, ничего. В студии душно, – ответил он, цепляясь за ворот рубашки окоченевшими пальцами.

– Как продвигается «Приход весны»?

– Продвигается… Движется… – Дёма еле сдержал нервный смех.

– Тормознул бы ты, – вздохнул Павел Владимирович. – Днями и ночами тут рисуешь.

– Выставка скоро, – выпалил Демьян, ощущая, как отпускает страх. Привиделось… Наверное, он просто не высыпается и задремал над картиной. Бывает же такое!

– Скоро, но это не повод превращать творчество в муку, – улыбнулся учитель. – Давай взглянем на твою «Весну».

И первым прошел в студию. Дёме не хотелось туда возвращаться, не теперь, однако он заставил себя последовать за Павлом Владимировичем. Ничего не изменилось… Холст, краски, эскизы…

– Какая красотка! – заметил Павел, подходя к картине. – Истинная весна, солнечная. Ты прекрасно чувствуешь цвет!

– Спасибо.

– Ученик уже сейчас превосходит учителя. Что же будет дальше?

Демьян подошел к картине – и замер. Нет, призрачная Весна больше не протягивала к нему руки. Но каких-то полчаса назад девушка не смотрела на зрителей. Она разглядывала природу вокруг, а теперь… Теперь она уставилась на Демьяна, а ее кроваво-красные губы искажала то ли улыбка, то ли оскал.

– Думаю, хватит на сегодня, – пробормотал Дёма. – Вы правы, нужно отдохнуть. Время еще есть, успею закончить.

– Да, тем более осталась всего одна картина, – ответил Павел. – Но это просто шедевр! Твоя «Весна» слишком… живая. Нагреешь чаю? Я пирожные купил. Потом побежишь, а я тут поработаю.

– Конечно.

Дёма поспешил из студии прочь, дальше по коридору, где в комнате отдыха стоял кулер. Он наклонился, подставил чайник под ледяную струю воды и ждал, пока тот наполнится. Затем выпрямился, и его взгляд упал на настенное зеркало. Дёма отставил чайник, а сам неверяще коснулся волос. Среди его каштановых вихров откуда-то взялась прядь… не седая, а будто… пепельная. Как будто темные волосы кто-то присыпал пудрой. Безумие!

– Вот и старость пришла… – пробормотал Дёма.

Подумаешь! Всего-то несколько побелевших волосков. Меньше надо из-за выставки переживать, а то к девятнадцати годкам будет хвастаться белыми прядями. А девушка… Не было никакой девушки! Не было – и все тут. Дёма развернулся и пошел обратно в студию.

Павел Владимирович успел снять шарф и пальто и теперь снова замер перед неоконченной картиной. Демьян старался лишний раз на нее не смотреть – ни к чему! Он щелкнул кнопкой, заставляя чайник зашипеть, достал из небольшого шкафчика чашки, разложил на блюдце пирожные.

– А знаешь, на выставку планирует приехать сам Вихрев, – выдал Павел Владимирович.

– Вихрев? – Демьян обернулся, а сердце пустилось вскачь. Это же Семён Вихрев, один из величайших мастеров современности! У него в столице галерея, о выставке в которой мечтают все: и любители, и профессионалы. – Как вам это удалось, Павел Владимирович?

– Знал, что ты обрадуешься, – улыбнулся учитель. – Старые связи. Когда-то мы с Сенькой учились у одного мастера. Недолго, правда. Он получил грант, уехал в столицу, а я остался в родном городе. Мы встретились года два назад на аукционе. Думал, Сенька мимо пройдет. Но нет, узнал, мы разговорились. С тех пор общаемся. Так что давай, Дёмка, дорисовывай свою «Весну». Уверен, Семён оценит. Может, в Москву пригласит, а?

В такую удачу Дёма не верил, хотя, конечно, мечтал о большем, чем небольшой Георгиевск с его вечными дождями и местной галереей. Сейчас для него и это достижение. Но дальше-то куда?

Чайник закипел, Демьян наполнил чашки, отпил и едва не обжегся.

– Какой-то ты задумчивый сегодня, – заметил Павел. – Знаешь, отдохни-ка ты завтра тоже. Не хватало еще, чтобы в больницу попал с нервным истощением. Поверь, я знаю, о чем говорю. В твоем возрасте мир воспринимается… своеобразно.

– Я в порядке, Павел Владимирович, – заверил Демьян. – Завтра хочу закончить большую часть полотна, осталось не так много. Но на неделе хватает занятий, боюсь не успеть. Да и вдохновение не спрашивает, когда приходить.

– Эх, молодо-зелено! – доброжелательно рассмеялся художник. – Ладно, пей чай. Пирожное бери.

Павел Владимирович напоминал Дёме отца – в те годы, когда тот еще не нашел подругу помоложе, а был достойным семьянином. Крупный, улыбчивый и добродушный. Наверное, Демьян где-то и искал в наставнике родителя. В творческом плане. Кому-то хотелось показать свои наброски, услышать непредвзятое мнение, похвалу. Ему повезло, что в колледже его преподаватель обратил внимание на талантливого юношу из богом забытого городка. Редкая удача в жизни Дёмы – он не мог сказать, что поцелован фортуной в лоб.

Юноша проглотил пирожное, быстро собрал наброски в тубус, накинул куртку.

– Вы завтра здесь будете? – спросил он у Павла.

– Нет, поеду с родственниками на дачу, – ответил тот. – Будем сидеть у камина, а если погода позволит – погуляем по лесу. Так что приходи спокойно, никто не помешает.

– Вы мне и не мешали никогда, – буркнул Дёма. – До встречи в училище тогда.

– До встречи, Демьян.

Дёма снова выскользнул под дождь – мелкий, как бисер. Шел по лужам, глядя, как расходятся круги по воде. В общежитие не хотелось. Там всегда было шумно и многолюдно, даже в выходные, когда основная масса вроде как разъезжалась по домам. Но идти больше некуда. Не было людей, которых бы Демьян мог назвать друзьями. Даже близкими приятелями, которым можно позвонить и позвать прогуляться. Дома он всегда был один, мальчишки и девчонки его возраста смеялись в спину: «Художник от слова „худо“!» И здесь ничего не изменилось, разве что мальчик вырос, а «худо» о его картинах больше никто не говорил.

Дёма замер на перекрестке. Красный свет не торопился меняться на зеленый, а затем перед глазами вдруг возникло лицо Весны. Хищное, неживое. И Демьян дернулся, побежал по белым полоскам «зебры», а когда раздался истеричный сигнал авто, не понял, почему вдруг лужи, бывшие под ногами, оказались прямо перед глазами.

Леший и его среда обитания

– У тебя что, две жизни? – рявкнул кто-то и встряхнул Демьяна так, что дернулась голова.

Дёма провел рукой, пытаясь убрать с глаз намокшие волосы, и осторожно сел. Выяснилось, лежал он на асфальте. Рядом замерло авто, которое едва не стало его пропуском на тот свет. Водитель громко ругался, вспоминая родственников Демьяна до пятого колена. А тот, кто только что его тряс, замер над ним. Оказалось, это молодой парень – лет двадцати на вид. Может, чуть старше – Дёма никогда не умел определять возраст на глаз. Высокий, русоволосый, в кожаной куртке и темных джинсах. И очень, очень злой…

Водитель наконец убедился, что ни машина, ни Демьян не пострадали, и уехал, а его неожиданный спаситель – понятно ведь, из-под колес вытащил – протянул художнику руку, помогая подняться.

– Тебя в детстве не учили, что переходить дорогу надо на зеленый свет? – поинтересовался парень. – Или ты страдаешь расстройством цветового спектра?

– Что? – Дёма осоловело моргнул.

– Говорю, если с глазами проблем нет, зачем летел на красный?

Демьян потупил голову, поднял слетевший тубус, тщательно проверил, все ли с ним в порядке, и только затем сказал:

– Не знаю зачем. Так вышло.

– Вышло! – Русоволосый закатил глаза. – Включай голову, а то можешь без нее остаться. Ты где живешь?

– В общежитии на Новаторской.

– Художник, что ли?

Можно подумать, все восемнадцатилетние юноши ходят по городу с тубусом за спиной! Но этот человек спас его, поэтому Демьян придушил раздражение и тихо ответил:

– Да. Первый курс.

– Оно и видно. Идешь – глаза на спине держишь. Не сильно хоть ушибся?

Дёма и незнакомец одновременно посмотрели на Дёмины разбитые коленки, виднеющиеся в рваных джинсах.

– Ладно, пошли ко мне, – вздохнул парень, имени которого художник пока не знал. – Умоешься хотя бы, а потом такси вызовешь.

– Я не…

– Давай, шевели ногами!

Спаситель перехватил Дёму за рукав куртки и потащил за собой. Тот больше не сопротивлялся, только сказал:

– Меня Демьяном зовут.

– Алексей. Можно Леший, – откликнулся его провожатый.

На этом разговор оба посчитали исчерпанным. Леший свернул направо, потом налево. Демьян, немного успокоившись, завертел головой по сторонам. Несмотря на то что художественная мастерская находилась в этом районе, он никогда не заглядывал на соседние улицы, а сейчас любовался старыми домиками, которые сохранились посреди многоэтажек. Они напоминали ему стариков среди молодежи: вроде бы их век близился к концу, но за плечами была история, о которой столько можно рассказать!

Засмотревшись, Дёма опять споткнулся и едва не добавил к разбитым коленям расквашенный нос.

– Сразу видно, человек творческий, – обернулся Леший. – Как в анекдоте – больше вытворяешь, чем творишь.

Демьян ничего не ответил, чувствуя себя потерянным. Ожившая Весна никак не желала уходить у него из головы. Может, он заболел и это галлюцинация? Но раньше ведь никогда подобного не случалось! Тогда что это было?

А Леший свернул к одному из старых домиков, толкнул скрипучую калитку, и к нему, заливаясь лаем, подбежала рыжая дворняжка.

– Тише, Бетховен, тише! Свои. – Хозяин потрепал питомца по голове.

Дёма спросил:

– В честь пса из фильма назвал?

– Почему это? – хмыкнул Алексей. – В честь композитора. Я музыкант вообще-то. Правда, из консерватории выгнали.

Из консерватории? Демьян не поверил своим ушам: Леший никак не походил на любителя классической музыки. Скорее чего-то тяжелого вроде рока. Однако свои соображения Дёма оставил при себе.

– Проходи, Бетховен не кусается, – проговорил его спаситель и толкнул железную дверь, ведущую в дом.

Демьян шагнул в тесную прихожую, полюбовался на небольшие окошки с деревянными ставенками, закрывавшимися изнутри. В их городе ставни на старых домах сохранились только снаружи, а здесь вот так. Интересно… Сразу захотелось зарисовать и дом, и его хозяина, и рыжего пса. А Леший уже скрылся в коридоре.

– Можешь не разуваться, – донесся его голос. – Тася, ты дома?

Ему никто не ответил. Видимо, неведомая Тася куда-то ушла. Дёма все же снял грязные ботинки, миновал широкий коридор и прошел в гостиную. Мебель здесь была новая, и это не вязалось с внешним обликом дома. Мягкий уголок цвета какао, книжные полки темного дерева. На пуфике – гитара в чехле. Видимо, Лешего. Сам Алексей появился мгновение спустя уже без куртки. Под ней скрывалась серая футболка с изображением огромного пылающего скрипичного ключа. Вот это да!

– Ванная – следующая дверь по коридору. – Леший кинул в руки Дёме сложенное чистое полотенце. – Аптечка там же на полке, увидишь. Кофе будешь?

Демьян отрицательно покачал головой, оставил тубус на столе и скрылся в ванной. Аптечка действительно нашлась быстро, правда лекарства были сложены в девчачий розовый сундучок. Видимо, Таисии. Зато здесь было все необходимое: пластырь, перекись, антисептик. Пришлось стаскивать мокрые от дождя джинсы и обрабатывать рану. Дёма зашипел: колено саднило, а когда попытался надеть джинсы обратно, задел повязку тканью. Неприятно… Что же, надо было смотреть, куда идет.

А по коридору плыл запах кофе. Хозяин дома нашелся в гостиной с чашкой напитка в руках. Кофе явно был не растворимым, а самым настоящим, в зернах. Аромат кричал об этом. Перед глазами Демьяна тут же поплыли образы для картины. Надо будет зарисовать, когда вернется в общежитие.

– Спасибо, – сказал он Лешему. – И за то, что из-под колес вытащил, и за аптечку. Такси не надо, я пойду на остановку, и…

– Уже вызвал, – перебил его Алексей. – Будет через пять минут, отказываться поздно. И смотри в следующий раз, куда идешь. Новую жизнь тебе никто не нарисует, художник.

– Это точно, – пробормотал Демьян.

Он как раз успел обуться, когда на телефон Лешего поступило сообщение о подъехавшем такси, поэтому Дёма торопливо вышел из дома. Бетховен, уже считая его едва ли не другом, ткнулся мокрым носом в ладонь, и Демьян погладил его по морде. Желтый автомобиль ждал сразу за калиткой. Демьян обернулся, чтобы попрощаться с Лешим, но тот за ним не пошел. Оставалось только закрыть калитку и сесть в такси.

В общежитии в выходной день было не так многолюдно, как обычно. Тем не менее разъехались далеко не все. Сосед Демьяна Никита что-то рисовал в блокноте, а Кирилл и Игорь отправились навестить родные места.

– Что-то ты быстро, – буркнул Никита, не отвлекаясь от рисунка.

Рисунок! Тубус остался у Лешего! Демьян хлопнул себя по лбу. Ничего, завтра поедет в студию и по пути заберет свои наброски. Главное, чтобы Леший оказался дома.

– Вдохновение покинуло, – почти не солгал Дёма в ответ на реплику соседа и повесил куртку на крючок у двери. – И погода дрянь.

– Это точно.

И Никита снова уткнулся в блокнот, а Дёма взял свой эскизник и набросал кофейную чашку, сжимающие ее руки…

– Кто-то кофе варит и не делится, – задумчиво произнес Никита.

И правда, по комнате плыл тот же аромат, который наполнял дом Лешего. Дёма почувствовал, как холодеют руки, но сказал себе, что Никита прав и кто-то варит кофе на общей кухне. Для студентов это напиток богов, особенно когда не можешь проснуться на пары. А вот набросок получился очень даже хорошим. Если довести до ума…

– Вечером девчонки приглашали на посиделки. Пойдешь? – поинтересовался сосед.

– Нет, отдохну лучше, – ответил Дёма. – Завтра надо заканчивать картину.

– Нудный ты! – фыркнул Никита. – Картина, шмартина. Так студенческие годы и пролетят!

Демьян ничего не стал говорить. Он лег на кровать и задумался, опять прокручивая в памяти минувший день. И чем больше думал, тем вернее получалось убедить себя, что всему должно быть рациональное объяснение. Может, в студии что-то не так? Выброс каких-то веществ, мало ли… Эти мысли помогли успокоиться, но совсем перестать думать об ожившей картине Дёма не мог.

На следующее утро он снова собрался в студию. Было немного страшно: а вдруг вчерашнее повторится? В то же время ясный солнечный свет, такой редкий поздней осенью, разгонял любые страхи. Демьян решил сначала заглянуть за тубусом, а после уже идти рисовать, но на остановке автобуса его ждал сюрприз: Леший сидел на скамейке, а тубус с набросками лежал у него на коленях.

– Привет! – Демьян торопливо подошел к нему. – Я вчера забыл…

– Да, хорошо, что все остальное осталось при тебе, – усмехнулся музыкант. – Я заходил на студию – она у нас одна в районе, несложно догадаться. Хотел оставить там, но охранник брать отказался. Однако при этом рассказал, что по выходным ты обычно приезжаешь утром, вот я и решил немного прогуляться до остановки.

– Спасибо, – ответил Дёма, забирая свое имущество. – Прости за беспокойство.

– Да ладно! Но долг платежом красен. Никогда не был в художественной студии. Можно?

– Почему нет? – Демьян пожал плечами. – Она принадлежит моему преподавателю из художки, он разрешает там работать, потому что в общежитии все время кто-то мешает.

– Понимаю, я тоже в общаге одно время жил, – сказал Леший, поднимаясь со скамьи. – Но, знаешь, даже там было лучше, чем дома с двумя девчонками.

– У тебя две сестры?

– Уже одна. – Лицо Алексея на миг помрачнело. – Старшая погибла полгода назад, младшая живет со мной. Она у меня того… слегка гений. Только, в отличие от меня, мир искусства Тасю не интересует.

– А ваши родители? – спросил Дёма уже на пути к студии.

– Их давно уже нет. Мне пятнадцать было, когда в детдом угодил. Таську бабушка на воспитание взяла, а меня не захотела. Я был трудным подростком, и только музыка могла примирить меня с этим миром.

– И потом поступил в консерваторию? – изумился Демьян.

– Ага, – легко подтвердил Леший. – В шестнадцать меня Симона забрала, старшая сестра, ей как раз восемнадцать исполнилось. Она работала, я учился. Потом уехал, думал, навсегда. Но тут бабушки не стало, к Си присоединилась Таська, а на учебу нужны были деньги, и того, что я мог заработать, не хватало. Симона тоже вкалывала как проклятая, сам понимаешь. Иначе ей бы меня не отдали. И потом, какая тут успеваемость, если я на парте засыпал? Так что пришлось попрощаться с музыкой в ее профессиональном смысле. Конечно, это не значит, что я не играю. Наоборот, сейчас посвящаю любимому делу гораздо больше времени, выступаю где придется. Все к лучшему, в общем-то. А ты откуда приехал?

– Из Сколово, – ответил Дёма.

– Не слышал о таком, – задумался Леший.

– У нас крохотный городишко, даже, лучше сказать, поселок. Мать была против, чтобы я ехал поступать сюда, но у нее новый ухажер, у отца давно другая семья, а я хочу рисовать. У меня выставка скоро, персональная.

– Ничего себе! – присвистнул Лёша. – На первом курсе? Недурно.

– Сам не верю до конца. Преподаватель помог, – признался Демьян. – Мне вообще везет на хороших людей.

Леший посмотрел на него как-то странно, задумчиво, но Дёма действительно считал так, как и сказал: ему везло. И с Павлом Владимировичем, и с соседями по комнате в общежитии, и с преподавателями в училище. Да, никого он не мог бы назвать своим другом, но что такое дружба? Прямо не ответишь. А вот взаимопомощь, вера в талант – это важно.

– Доброе утро, – поздоровался Дёма с охранником.

– Доброе утро, молодежь, – кивнул тот, подавая ключ.

Леший шел рядом, разглядывая длинный коридор с одинаковыми деревянными дверями. Дёма открыл замок и пропустил гостя в студию.

– Краской пахнет, – тут же заявил новый знакомый, проходя в комнату. – И картин столько!

Картины действительно висели на стенах, стояли на подставках, а «Весна» так и глядела в душу с неоконченного полотна. Именно к ней и направился Леший, присмотрелся, будто хотел что-то разглядеть.

– Нравится? – с показным безразличием спросил Дёма.

– Красивая, – обернулся Алексей. – Я так понимаю, это весна?

– Да, все верно.

– А похожа больше на какую-нибудь нимфу, – задумчиво произнес музыкант, – или полудницу.

– Кого? – переспросил Демьян, готовя все для работы.

– Полудницу. Не слышал? В славянской мифологии это низший дух, который принимает вид красивой девушки. Только серпа в руках не хватает, – крестьяне считали, что эта сущность может их скосить.

– Увлекаешься мифологией?

Леший отвел взгляд.

– Не то чтобы… – пробормотал он. – Симона увлекалась. Она изучала всякие ритуалы, шепотки. Училась на истфаке, правда. Говорила, там встретила единомышленников.

– Как она погибла? – тихо спросил Дёма. – Не хочешь – не говори.

– Да я уже с этим справился, – ответил Леший. – Отравилась. Чем – неясно, следствие еще идет. Я нашел ее на полу в коридоре квартиры, которую она снимала. Никаких веществ, ничего, чем бы можно было отравиться… И тем не менее в заключении о смерти написано именно это. Думаю, сестру убили. У нее был талант совать нос не в свое дело.

– Есть подозрения кто?

– Кто-то из ее дружков, – нахмурился Алексей. – Тех, с кем она проводила свои дурацкие ритуалы. Других кандидатов нет… Ты не против, если я тут посижу? Интересно, как ты работаешь.

Демьян был только «за». Леший устроился на высоком стуле у окна. Он то смотрел на улицу, то наблюдал за работой художника. Дёма же робко обмакнул в краску кончик кисти. Казалось, Весна снова выберется и на этот раз все закончится его гибелью. Однако героиня его полотна продолжала изучать художника хищным взглядом. Полудница, значит? Может быть…

А в лицо вдруг повеяло ветром. Дёма отпрянул, и ощущение пропало.

– Все в порядке? – спросил Леший.

– Да, – ответил художник, радуясь, что в студии не один.

Он продолжил писать картину, но руки подрагивали. Так можно только испортить полотно…

– Включу музыку, – сказал он Алексею и нашел на телефоне одну из любимых композиций.

Сегодня выбор пал на Прокофьева. Звучные аккорды наполнили тишину студии.

– «Танец рыцарей»? – тут же узнал Леший.

Демьян кивнул, снова берясь за кисть.

– Сестра его любила. Часто слушала. Только вряд ли Прокофьев вдохновит тебя на «Весну».

– А на полудницу – вполне.

– Полудницы – существа летние, у тебя погодка не та, – хмыкнул Алексей, а после замолчал.

Картина, к счастью, вела себя смирно. Демьян даже успел забыть о присутствии Лешего. Тот взял в руки его телефон и включал те произведения, которые ему нравились. Дёма не был против. Важнее, что рука так и летала, краски ложились как надо, а девушка на картине из хищницы вновь превратилась в Весну. Остались последние штрихи…

Вот и всё. Демьян сделал шаг назад, любуясь, и только сейчас понял: на улице темно, кто-то включил свет и Лешего давно нет в студии. По спине сразу пробежал озноб. Ничего, главное, что картина завершена, а теперь – в общежитие. Как можно быстрее!

И на этот раз Дёма сам отдал предпочтение такси. Уже выходя из студии, заметил вложенную в ручку двери записку: «Не стал мешать вдохновению. Не потеряй тубус снова! Леший».

Странный он, его новый знакомый. Но в чем эта странность, Демьян пояснить не мог. Только усилилось ощущение, что Леший недоговаривает. А может, просто врет? Про детский дом, например, или консерваторию. В глубине души Дёма уже почти решился нанести Лёше ответный визит, придумать какой-нибудь глупый повод. Например, извиниться, что потерял счет времени, или отнести приглашение на выставку. Правда, до выставки еще много времени… В любом случае это точно не последняя встреча с Лешим, Дёма готов был поклясться.

Такси подъехало к входу. Демьян вернул ключи охраннику и забрался в теплый салон автомобиля. И все-таки был ли настоящим тот порыв ветра сегодня? А может, почудилось? Или откуда-то возник сквозняк? Ответов не было, а вопросов становилось все больше, и что с ними делать, Дёма пока не знал.