Текст книги "Пикник на Млечном пути"

И этого Михась боялся больше, чем драки. Потому что драка быстро закончится – он этому поспособствует. А вот завывания прекратятся только тогда, когда закончится оплаченное время.

А эти ребята в состоянии продлять и продлять!

У Михася был абсолютный слух. Что неудивительно, ведь он родился в семье музыкантов. Мама играла на арфе, отец… О, он мог играть на всем, но лучше всего на нервах жены. Поэтому она ушла от него, когда сын пошел в школу. Вернее, школы: общеобразовательную и музыкальную. Первую с горем пополам окончил, а вторую бросил, потому что музыка интересовала его в последнюю очередь. Карате, хоккей, спортивное ориентирование – да. Но не игра на фортепиано. Матушка-арфистка пыталась бороться со своим чадом, она и шантажировала его – не вернешься к занятиям музыкой, не получишь карманных денег, и взывала к разуму – человек с такими способностями не может зарыть их в землю, и, что всего смешнее, подключала бывшего мужа, просила, чтобы сына вразумил. А Михась, возможно, именно из-за отца и не хотел музыкой заниматься. Кем стал его талантливый батя, владеющий несколькими музыкальными инструментами, включая диковинную волынку? Тамадой! Не всемирно известным исполнителем, хотя еще в юности давал концерты в большом зале консерватории, а массовиком-затейником, так, по старинке, он сам себя называл. Потому что любил деньги и вино. Вернее, вино и деньги. Когда его поперли из оркестра, где оба родителя служили, за пьянку, молодой муж и отец устроился в ДК их района руководителем хора. Кроме этого вел мероприятия. А так как играть мог и на органе, и на стакане, а еще юморить и петь, его начали приглашать на юбилеи и свадьбы… И понеслось!

Одно мероприятие за другим. Пьянка за пьянкой. Случка за случкой. А как еще назвать то, что происходило между хмельным тамадой и пьяными гостями? Причем зачастую в туалете. Или где-то в укромном уголке ресторана, под лестницей, за занавеской, на подоконнике.

Пришло время, когда супруга узнала об этом. Оскорбилась, естественно. Подала на развод. Батя предпринял попытку все уладить. Он жил на территории жены, был всегда накормлен и обстиран, и ничего менять не хотел. Да вот беда, когда Мишкина мама уже готова была дать задний ход, одна из пассий любвеобильного родителя после случки не отправилась к себе домой, чтобы проспаться, а последовала за любовником и стала требовать «продолжения». В час ночи, на глазах у разбуженных ее ором соседей.

В итоге родители развелись. Отец быстро нашел себе другую. На одной из свадеб познакомился с бездетной, хорошо упакованной женщиной старше себя на двенадцать лет, поселился у нее. Мог бы сменить занятие – помогать сожительнице в ее цветочном бизнесе, но ему так нравилось… петь, пить и совокупляться! Хотя последнее меньше остального. Здоровье из-за систематических возлияний стало пошаливать.

В таком ритме отец просуществовал еще десять лет. И скончался от цирроза печени, не дожив до сорока пяти. Сыну после его смерти в наследство достался только старенький синтезатор.

…Тем временем развеселая компания первых посетителей, распив свои коктейли, стала решать, какую песню исполнить. А так как обсуждение велось на повышенных тонах, Михась слышал, что выбор стоит между одной из самых популярных в караоке-барах песен последних лет, «Я уеду жить в Лондон», и свеженьким хитом Егора Крида «Будильник». Это порадовало. Первую можно проорать, вторую прошептать. Несложные для исполнения композиции. Это вам не Уитни Хьюстон или «Скорпионс». Но еще не вечер! И их сегодня закажут, но ближе к полуночи.

Михась испытывал физические страдания, когда слышал, как фальшивят. А фальшивил каждый второй посетитель бара. Так что свою работу Аверченко ненавидел еще и поэтому.

Зазвучали вступительные аккорды композиции, заказанной-таки гостями…

Аверченко застонал. Причем вслух. Сэм Смит! Саундтрек к последнему Бонду. Да кто ж из этих дуралеев вытянет? Пять октав «до-ре»…

Ну почему они не остановились на «Будильнике»? Почему?

Микрофон оказался в руке у самого расфуфыренного парня из компашки. Михась, до того как в клуб устроиться, считал молодых людей, выглядевших подобным образом, геями. Брючки в обтяжку, футболки с какими-то мультяшными героями, бабские цацки: сверкающие, с финтифлюшками, плюс укладка, коррекция бровей, эпиляция зоны «декольте», и как он слышал, «бикини»… Разве это мужики? Оказалось, да. Вполне себе нормальные, гетеросексуальные. Парень, что собирался сейчас петь, был из таких. Вроде и «голубой» (как и Сэм Смит), а рядом с ним девушка, которую он обнимает совсем не по-приятельски. Но и это не показатель. Бывали среди завсегдатаев такие, что один день с супругой приходили, а в другой с любовником. В общем, в мире, который можно назвать светским, творилось что-то совсем невообразимое. Но Михась к этому привык быстрее, чем ко всему остальному. Пусть себе друг с другом спариваются, страиваются, устраивают свальные групповухи. Главное, чтоб его не трогали…

А ведь и такое случалось! Заигрывали с красивым и статным охранником что девушки, что парни. Бывало, и группой подкатывали. Барышень, если они были юны, хотелось поставить в угол, чтоб подумали над своим поведением, а юношам снести башню. С людьми постарше дело обстояло примерно так же, только зрелых теток Михась в том же углу на колени бы уронил… на горох! Потому что нельзя так себя вести хранительницам очага, матерям…

Только он подозревал, что им бы это еще и понравилось. Теперь же тема «садомазо» актуальна. Весьма странный, по его мнению, роман, а за ним фильм «Пятьдесят оттенков серого» создали моду на БДСМ. В «Млечном Пути» даже вечеринка проходила как-то раз… кхм… тематическая. Михась тогда еле-еле ее окончания дождался, так ему противно было наблюдать за участниками сего мероприятия…

А сейчас он наблюдал за расфуфыренным парнем с микрофоном. Ожидал от него козлиного блеянья и внутренне собирался, но молодой человек удивил. Спел очень достойно. Вся компания поаплодировала ему, но больше солировать не дала. Похватала микрофоны и заголосила «Я уеду жить в Лондон».

А паренек встал и, подтянув свои штанишки, державшиеся на ремешке со стразами, направился к туалету. Ему навстречу вышел Ренат. Вернее, выбежал. Парни столкнулись. Секретарь Доры Эдуардовны рассыпался в извинениях и хотел понестись дальше, но гость остановил его, схватив за руку. Михась тут же отделился от стойки, на которую опирался локтем, и двинулся в их сторону. Подумал, гостю не понравилось, что его задели и он готов пойти на конфликт. Но, оказалось, парни знакомы:

– Ренат, ты чего это как неродной?

– О, Леша! Извини, не сразу узнал… Ты сменил цвет волос и постригся.

– Да я давно… Неужто мы с тобой год не виделись?

– Наверное, больше.

– А куда ты пропал?

Ренат пожал плечами. Разговор тяготил его, это было заметно.

– Ты извини, мне бежать надо, – выпалил он.

– Куда? Ты тоже тут? В другом зале? А мы думали, что первые пришли.

– Я тут, но… – Ренат осекся. – Леш, я реально опаздываю.

– Ты далеко не убегай, лады? Если что, я вон там, а еще Китти, Сэд, ну ты помнишь их, да? – Он указал направление. – Остальных не знаешь, но ребята улетные, познакомлю.

Ренат вымученно улыбнулся и закивал. Было ясно, он торопится. Спешит на зов босса. Но и встреча, что состоялась минуту назад, не то чтобы расстроила, но явно не принесла парню радости. Он хотел бы ее избежать. А коль такого не случилось, закончить в максимально короткий срок.

– Мы сейчас кальянчик замутим, еще по кругу коктейльчиков. Подгребай.

– Хорошо, – Ренат бросил это, чтоб от него отстали.

– Нет, ты обещай.

– Леш, я очень постараюсь. Прямо-таки из кожи вон вылезу. – И буквально вырвал свой локоть из пальцев своего старого приятеля – тот продолжал удерживать его. – А сейчас мне нужно мчаться. Ребятам привет!

Проводив Рената взглядом, Алексей скорчил недоуменную гримасу. Затем скрылся в туалете. А когда вернулся в зал и занял свое место, поманил сидящую напротив девушку. Та перегнулась через столик, на котором вместо пустых стаканов стояли полные. Поскольку на тот момент никто не пел, то Михась, обладающий отменным слухом (не только музыкальным), слышал разговор:

– Знаешь, кого я сейчас видел? – обратился к барышне, судя по всему, Китти, Алексей. – Рената!

– Да ты что? – встрепенулась та и начала озираться. – Где он?

– Унесся куда-то.

– Что ж ты его не позвал к нам? – возмутилась девушка и надула свои и без того полные губы. На маленьком скуластом личике они смотрелись как два вареника, облитых вишневым вареньем.

– Я звал, но он куда-то торопился. Сказал, постарается присоединиться к нам позднее.

– Как он выглядел? – с любопытством спросила Китти.

– Нормально…

– Ну как нормально? – не отставала девушка.

– Как и раньше.

– Он не может выглядеть как и раньше, – запальчиво возразила Китти.

– Это потому, что ты его бросила когда-то? – хмыкнул Алексей.

– Нет, потому что папаша его денег лишил.

– Да ты что? Первый раз об этом слышу.

– Я тебе разве не говорила этого раньше? Странно. Хотя… – Она вынула из стакана трубочку и стала ее задумчиво посасывать. При таких губах это выглядело не совсем пристойно. Михась отвернулся. – Я узнала об этом полгода назад, а ты тогда в Штатах находился, – услышал он. – Короче, Ренат сейчас, – девушка хихикнула, – бесприданник.

– А я думаю, почему на нем пиджак из прошлогодней коллекции, а штаны потерты…

Тут зазвучала музыка, и голоса Китти и Леши потонули в начальных аккордах песни «О боже, какой мужчина». Ее в два микрофона начали исполнять барышни, очень друг на друга похожие, то ли сестры, то ли жертвы одного хирурга-пластика, будто соревнуясь друг с другом в бездарности. Пели они преотвратно. И не только по мнению Михася. Даже друзьям «двойняшек» так показалось, поэтому закончить им не дали – отобрали микрофоны.

В этот момент в зале появилась еще одна компания, не такая многочисленная. Три человека: двое мужчин и женщина. Возраст – в районе тридцати. Судя по всему, коллеги. Сегодня пятница, и они наверняка что-то на работе отмечали, но решили не расходиться, а продолжить веселье. Одеты по-офисному, слегка пьяны, у мужчин на пальцах обручальные кольца, взгляды ищущие. Смотрят, есть ли в клубе одинокие девушки. На свою спутницу ноль внимания. Не воспринимают ее как сексуальный объект. И это при том, что женщина очень хороша. Лет тридцати – тридцати трех. Стройная, волосы темные, длинные. И лицо такое интересное, круглое, курносое, с ямочками, и глазищи зеленые, посверкивают из-под густой челки. Точно коллеги. Иначе мужики бы на нее стойку делали.

Эта компания направилась в другую зону зала, ту, что «эконом». К ним никто из официантов подходить не спешил, и пришлось одного из них подозвать. Изучив меню, заказали пиво и пиццу. Значит, намеревались сидеть долго, но в бюджете были ограничены (минимальный депозит). Выпьют за вечер по три стакана и склюют еще по салатику. Споют три песни. А потом будут решать, на оставшиеся деньги заказать чай или доплатить и взять кальян. Победит, скорее всего, кальян. И они будут скидываться, и дама наравне с кавалерами…

Михась, представляя это, смотрел на компанию так пристально, что они заметили. Троица зашушукалась, потом засмеялась. Явно над ним! Аверченко смутился, но виду не подал. Тяжело, будто нехотя, отвел взгляд. Постояв пару секунд, достал рацию и, делая вид, что говорит в нее, направился в другой зал. Да, девушка была чертовски привлекательной, по-настоящему, а не вымученно, как девицы в вип-ложе, и он таращился больше на нее, но не только, как подумали эти трое. Он был внимателен ко всем посетителям. Внешность, поведение, манеры, примерное количество и качество алкоголя, на все Михась обращал внимание. Его первоочередной задачей было не допустить драки, и только потом, если прокололся, ее прекратить. Благодаря своей наблюдательности и навыку распознавать скандалистов и драчунов, а также воров и «крушителей», так он называл тех, кто по пьяному делу окружающим ничего плохого не делает, но мебель или посуду попортить может, Аверченко справлялся со своей задачей блестяще. Ему и премии за это давали несколько раз, только на руки денег не выдавали.

Прохаживаясь пока по пустому залу, Михась думал о Ренате. Надо же! Тоже «золотой мальчик». Неужели сын олигарха? Но бесприданник, как сказала Китти. То есть папаша осыпал сыночка золотом, осыпал, а потом резко прекратил. Из-за чего, интересно? Ренат ничего не рассказывал об отце. Только о матери. Аверченко думал, она одна его воспитывала. А вон как оказалось. Папаша имелся. Да не абы какой – «золотой». Михась видел «Порш» Рената. Он, правда, ездил на нем крайне редко, обычно на метро. И когда подкатил на тачке первый раз, сказал Михасю, обалдело на него вытаращившемуся, что не его машина, а его девушки. Только теперь ясно, что врал.

Глава 4
«Си»

Симона ненавидела свое лицо. Тело, впрочем, тоже. Как и волосы – волнистые, угольно-черные. Все считали их красивыми, только не Симона. Она-то знала, что творится у нее на голове, если не сделать укладки. Не то что в таком виде на людях не показаться, в зеркало страшно смотреть.

Любила в себе Симона лишь голос. Нежный, чистый, сильный. Когда она в караоке исполняла песни Селин Дион, все думали, звучит магнитофон. Потому что так подражать суперзвезде даже участникам шоу «Один в один» не удавалось. Многие подходили к Симоне после того, как мелодия стихала, а на экране высвечивались заработанные ею баллы, естественно, соточка, и выражали восторг и недоумение. Почти каждый спрашивал, почему она, Симона, с таким талантищем прозябает в безвестности. В том же «Голосе» поучаствовала бы. Или другом подобном проекте. И если бы не победила, то все равно прославилась. Симона обычно отшучивалась или, если не было настроения вступать в диалог, пожимала плечами. Она не хотела славы… Лишь покоя.

И в караоке-бар ходила не за признанием. Просто там акустика была лучше – все же большое помещение. И соседи в стенку стучать не будут, если увлечешься и затянешь «Рюмку водки на столе». Плюс к этому – бесплатные коктейли лучшему исполнителю, а Симона неизменно оказывалась лучшей.

Сейчас она как раз собиралась в караоке-бар. Выбравшись из душа, расчесывала волосы. При этом в зеркало не смотрела. Знала, что отражение ей не понравится. С зализанными мокрыми волосами она выглядела просто омерзительно. Минут через десять, когда они подсохнут, и Симона нанесет мусс, можно будет на себя глянуть. Но лишь одним, да и то прищуренным глазком. У Симоны был очень крупный лоб, и, чтобы это не бросалось в глаза, необходимо было уложить волной челку. Опустить к бровям и зафиксировать лаком. После этого уже наносить макияж.

Красилась Симона ярко. Акцент делала на губах. Они всегда пламенели. Красная помада – это очень сексуально. А глаза у нее и так выразительные. Можно лишь тушью ресницы подкрасить, но Симона еще и стрелки «а-ля Мерлин Монро» рисовала. И иногда под настроение перламутровые тени наносила. Но не сегодня. А вот румян больше чем обычно наложила. А все из-за лишнего веса. Симона поправилась немного, лицо сразу округлилось, а ей так нравились четко выраженные скулы.

Приведя волосы и лицо в порядок, Симона покинула ванную. У нее была большая квартира-трешка, в которой она обитала одна. Поэтому одну из комнат занимала гардеробная. Именно туда Симона и направилась.

Помещение было разделено на две части. В одной одежда и обувь для работы: все эти скучные офисные костюмы, классические туфли, в другой – наряды для досуга. Симона обожала блестки, перья, атлас и бархат. И яркие цвета. Особенно красный. У нее имелось множество платьев, в которых Надежда Кадышева не постеснялась бы выйти на сцену. Платья Симона шила сама. Последнее из ее творений висело сейчас на отдельной вешалке. Золотой комбинезон в стиле «диско». К нему боа и закрытые туфли на платформе. Из-за того, что поправилась, Симона переживала. Поэтому под платья надевала корсет. А комбинезон сшила такой, чтоб обтягивал стройные бедра, а на талии был с напуском. Надев его и обувшись, Симона встала перед большим зеркалом. Повертелась. Вроде бы наряд хорошо сидит. И она в нем выглядит неплохо, но все равно не так, как хотелось бы.

Симона схватила боа и покинула гардеробную. Прошла в кухню. Открыла холодильник, достала из него бутылку мартини. Увы, сухого, а не «бьянко», поскольку Симона с недавних пор решила ограничивать себя в сладеньком. Наполнив бокал вермутом, она вышла на балкон.

Жила Симона в хорошем районе. Когда-то он считался отдаленным, теперь – близким к центру. Город с тех пор, когда эту квартиру тридцать пять лет назад получили родители Симоны, разросся, поглотив окрестные деревеньки. Реши она продать свое жилье, могла выручить очень приличную сумму. Денег хватило бы на пару квартир поменьше, причем необязательно в России, или на шикарный дом где-нибудь на берегу моря. И Симона готова была рассмотреть оба этих варианта, но в далеком будущем. Если к преклонным годам не удастся сколотить более-менее приличный капитал, чтобы его хватило на безбедную старость – не на пенсию же рассчитывать, то придется купить две маленькие, одну сдавать, во второй жить. Но при хорошем раскладе она сможет позволить себе дом у моря. Средиземного или Адриатического. В Испании или Хорватии – эти две страны очень нравились Симоне. Последняя больше, но она боялась зимой заскучать в Хорватии, уж очень мала и спокойна.

Попивая мартини, Симона смотрела на ночной город. Все окна ее трешки выходили на проспект. Соседи, обладающие подобными квартирами, считали это недостатком. Вечное движение, шум, гам, суета, выхлопы опять же. Тогда как из окон, выходящих на противоположную сторону, вид был умиротворяющий: скверик, пусть и совсем маленький, зато засаженный деревьями разных видов. Почти дендрарий. Появился скверик благодаря отцу Симоны. Он был ботаником и, когда жильцов новостройки отправили на субботник с целью озеленения двора, принес несколько саженцев из ботанического сада, где работал, и высадил их вместо тех, что предоставлял ЖЭК. А потом ухаживал за всеми деревцами, благодаря чему ни одно не погибло. Те, чьи окна выходили во двор, постоянно вспоминали папу Симоны с благодарностью. Изумительный вид заставлял забывать о том, что дом стоит в оживленном районе мегаполиса. Но Симоне нравилось смотреть на проспект. Правда, только вечерами, когда не видно ничего, кроме огней: застывших, двигающихся, мигающих, танцующих на рекламных щитах. Они казались живыми существами, что светятся в темноте, наподобие светлячков, медуз или личинок москитов, обитающих в пещерах Новой Зеландии, и в темноте похожих на елочные гирлянды. И Симоне казалось, что она находится на другой планете, где из людей лишь она одна.

Бокал опустел. Можно было бы повторить, но Симона решила воздержаться. Настроение и так хорошее, и блеск в глазах наверняка появился. Она посмотрела на часы – десять. Пора!

Покинув балкон, она поставила бокал на подоконник, накинула на шею боа, взяла маленькую сумочку на цепочке, повесила на плечо. Последний взгляд в зеркало. Вердикт – лучше я выглядеть просто не могу. Послав воздушный поцелуй своему отражению, Симона направилась к выходу.

Глава 5
«Фа»

Она не боялась тяжелой физической работы. Как все те, кто приучен к ней с детства. Уборка – самое легкое из того, что ей приходилось делать. Поэтому Фаина без особого напряга справлялась со своими обязанностями специалиста по клинингу, так красиво именовалась ее должность. Вот и сейчас она, надраивая до блеска перила в зале, пока еще не заполненном посетителями, не чувствовала себя несчастной. Ей не тяжело, не скучно и ничуть не обидно! Да, другая бы на месте Фаины возмутилась, потому что начальница озадачила ее лишь затем, чтобы уборщица не сидела без дела. Перила и без того блестели, пусть и не так ярко, как сразу после натирки.

Фаина занималась своим делом старательно. Халтурить не привыкла. Ее бы за это…

Ох, как ее только за это не наказывали в детстве! Хватило нескольких уроков, чтобы Фаина на все последующие годы уяснила: делать все нужно на совесть. Через не могу, а не хочу – это вообще не аргумент.

– Блин, напугала! – услышала Фая голос охранника Михася и вздрогнула.

– А ты меня, – проворчала она.

– Я думал, тут никого.

– А я и есть никто…

– Что ты сказала? – не расслышал Аверченко. Что было неудивительно, Фая эту фразу прошептала.

– Да так, ничего. Я почти закончила. Что, там посетители?

– Пока две компании сидят за столиками, одна у бара. – Он привалился к перилам, сверху вниз посмотрел на Фаю. Персонал клуба поговаривал о том, что Михась пользуется большим расположением дам, но Фая не понимала почему. Да, большой, сильный, но мало, что ли, таких среди охранников? А теперь вдруг разглядела его! Глаза-то проницательные, ласковые… Как у батюшки, честное слово… И это на лице с волевым подбородком и сломанным носом. Неожиданно.

– Ты знала, что Ренат сын олигарха? – спросил Михась.

– Нет. – А про себя добавила: «Я думала, он альфонс». Когда-то имел богатенькую любовницу, которая ему покупала дорогие шмотки и побрякушки, но по какой-то причине потерял ее и теперь окучивает госпожу Эленберг.

– Ты ему нравишься, – сказал Аверченко.

– Знаю.

– А он тебе?

Фаина пожала плечами.

– Он симпатичный парень, – продолжил Михась. – И я не только о внешности. Умненький, не злой, воспитанный, понимающий. Не думал, что среди деток олигархов такие приятные ребята есть…

– Может, он просто хочет таким казаться? – предположила Фая, наскоро закончив работу. Она не могла что-то делать, если над душой стояли.

– Меня трудно ввести в заблуждение.

– Серьезно? – едва сдержала она усмешку. Но Аверченко как будто все равно уловил ее. И, глянув на Фаю со значением, заговорил:

– Вот взять тебя. Стараешься быть незаметной. Не красишься, одеваешься в барахло, работаешь уборщицей. Из кожи вон лезешь, чтобы казаться никакой. Стать невидимой. А для чего?

– Не понимаю, о чем ты, – пробормотала Фая.

– Ты не просто так сюда пришла. У тебя есть какой-то план. Не посвятишь меня в него?

Она едва не уронила ведерко со своими орудиями труда. Вот ничего себе, тупой охранник! Ведь именно так она воспринимала Михася. А он ее… почти раскрыл!

У Фаины было мало времени на раздумье. Несколько секунд. И она решила, что лучшей реакцией будет следующая:

– Ты ничего обо мне не знаешь, – всхлипнула она.

– Эй, что с тобой? Ревешь? – Михась присел на ступеньку, взял Фаину за руку. – Перестань… Чего ты?

Фая уткнулась ему в плечо и еще немного похныкала для вида. Пришлось и слезу пустить.

– Я не пытаюсь казаться никакой… – выдавила из себя девушка, «успокоившись». – Я такая и есть, понимаешь?

– Нет.

– Мне с детства внушали, что я никчемная. У меня ни ума, ни талантов. Да что там… ни сообразительности, ни воображения, ни реакции. Только неплохое здоровье. Я сильная и выносливая. Поэтому могу работать лишь физически. Что я и делаю…

– Кто внушал тебе это?

– Мать.

– Она тебя не любила?

– Она меня не любила, – эхом повторила Фая. – Но я предпочла бы другое чувство…

– Это понятно.

– Не то, о котором ты подумал. Я говорю о ненависти.

– Что?

– Да, именно! Если бы мать меня ненавидела, я бы взбунтовалась. – Фая сжала кулаки потрясла ими в воздухе. – Но она просто меня не любила. Поэтому я старалась угодить ей, чтобы не злить лишний раз.

– Это мать тебя сюда отправила работать?

– Год назад она перенесла инсульт и стала инвалидом первой группы: почти не двигается и не говорит. Так что отправить меня куда-то мать не может физически.

– Ты ухаживаешь за ней?

– А что мне остается?

– Тяжело тебе…

– Нелегко. Но я справляюсь. И учусь воспринимать себя как полноценную личность. Вот только пока не очень хорошо получается.

Михась погладил Фаину по голове. Поверил!

Впрочем, рассказ был почти правдивым. То есть мать Фаи никогда свою дочь не любила, и она год назад перенесла инсульт, но девушка, если и переживала из-за этого, то в глубине души, а не напоказ. И работу она себя нашла бы получше. Вернее, хорошая работа у нее была еще два месяца назад. Но Фая ушла с нее, чтобы устроиться в «Млечный Путь», потому что…

У нее был план!

Михась не ошибся.

Только знать ему об этом не надо.

– Слушай, у нас место официантки освобождается… – начал он.

– Мне Ренат говорил, – перебила его Фая. Пора было заканчивать сцену и топать по делам. Госпожа Эленберг наверняка уже нашла для специалиста по клинингу новое задание. – Но официант постоянно с людьми контактирует. И от того, как он это делает, зависит его квалификация и заработок.

– Не сможешь?

– Пока нет.

– Понимаю. Я, если ты в курсе, воевал. И меня товарищи бросили подыхать. Выжил чудом. Из-за серьезного ранения пришлось уйти из армии. Вроде зажило все. А я сидел дома. Не работал. Никого видеть не хотел – мне все подлецами и предателями казались. Даже в магазин спускался ночью, когда там покупателей мало…

Михась увидел в Фае сестру по несчастью, и своими откровениями, как он считал, помогал ей, на самом же деле себе. Ему хотелось выговориться. Но Фаина не дала ему такой возможности:

– Я пойду, хорошо? Мне еще надо намыть туалет босса. – Это она врала. На самом деле его Фаина убрала в первую очередь.

– Да, да, конечно, беги.

– Только ты, пожалуйста, никому о том, что я тебе… – И специально замялась. Пусть думает, что она смущена.

Михась жестом закрыл свой рот на воображаемый замок. Фая лучисто ему улыбнулась. Теперь они не просто в одном месте работают, а еще посвящены в маленькие тайны друг друга. Это сближает. Только Фаина сомневалась в том, что Михась может ей пригодиться…

Хотя…

Прикидывая, как в случае чего использовать охранника Аверченко, Фаина направилась в соседний зал. Там могли уже что-то разлить, и, если она заметит это раньше официанток и администратора, ей же лучше. Если сейчас устранить беспорядок, то появится больше времени на ДЕЛО! А оно запланировано именно на сегодня.