Текст книги "Кукла затворника"

Часть вторая

Глава 1

Вставать не хотелось. Просто шевелиться тоже. Сон ушел, но в теле осталась нега. Дав себе пять минут, Василий смежил веки, но тут же затрезвонил телефон. Смачно выругавшись, он схватил его и поднес к уху.

– Да, – рявкнул Барановский.

– Доброе утро, – мирно поприветствовал его Слава Добронравов.

– Угу.

– Не с той ноги встал?

– Еще в кровати.

– Поднимайся. Только ступай на ТУ ногу, что ТА.

– Я в час домой зашел, сейчас семь двадцать три.

– Не ты один вернулся поздно. Коцман приедет в квартиру Иванова к девяти. Если хочешь лично с ним побеседовать, вытряхивай себя из кровати.

– Нельзя было ему назначить хотя бы на десять?

– Время он выбирал сам. Дед очень вредный и нудный. Легче было согласиться на его условия.

– Понял. Вытряхиваюсь.

– Про ногу не забудь.

И отключился. А Вася начал вставать. Получилось не сразу. Кроватка манила. Он недавно купил новые подушки, одеяло и красивое белье с сиренью. Кто-то сказал бы – бабушкина расцветка. А Барановскому нравилась.

Он все же смог вырваться из сиреневого плена. Прошлепал в ванную, где встал под контрастный душ. Взбодрившись, пустил теплую. Намыливая волосы, которые давно нужно было постричь, думал о том, что уходить из органов нужно сейчас. Не вот сегодня, конечно, а когда раскроет последнее дело, за которое взялся. Как только убийца кукольника (планголога) будет заключен под стражу, Барановский напишет рапорт на увольнение по собственному желанию. Естественно, его будут отговаривать. Начальник обматерит, обзовет дебилом, а то и затрещину влепит. Он растит себе смену и очень надеется на Барановского.

Чем Вася будет заниматься, когда уйдет из полиции, он не думал. Знал одно – сразу уедет на машине на море на три-четыре недели. Ему хорошо заплатят, и этого хватит на комфортное существование в тихом поселке на берегу Азова. Он хотел именно туда. Когда он был ребенком, они семьей отдыхали в Ейске. Кто-то говорил, что курорт так себе, и море – не море, а большая лужа, а Вася обожал и город, и «лужу», на которой он стоял.

Помывшись, Василий выбрался из ванны. Давно думал поставить душевую кабину, да все руки не доходили. Это ж надо выбрать как ее саму, так и время для демонтажа и установки. Свободного и так почти нет, и посвящать его ремонту как-то не хотелось.

Барановский в быту был неприхотлив. Он и подушки поменял недавно, до этого на старье спал, иногда даже одетым. Женщин он в дом не водил, а мужикам было плевать на потрепанную мебель и старые обои. Главное, все работало исправно: канализация, свет, техника. Впрочем, если бы у него телевизор в комнате перегорел, Василий не стал его менять. Все равно не смотрел. Пока ел, включал тот, что висел в кухне, а когда до кровати добирался, тут же отрубался.

Личная жизнь у Барановского, конечно же, имелась. В течение трех последних лет он встречался с одной и той же женщиной (редко бывали и разовые). Олей. Всегда на ее работе. Там же и познакомились. У Васи невероятно разболелась спина. Он не мог не только ходить, но даже сидеть и лежать. Только стоять в полусогнутом состоянии. Вася кое-как доковылял до ближайшего массажного салона. Он уже закрывался, но хозяйка, она же главный специалист, сжалилась над болезным и приняла его. После часового сеанса тот не только ходить мог – летать. Влюбился Вася. Но и боль утихла.

Оля назначила курс. Стоил он весьма прилично. И являться нужно было в определенное время. Но Барановский был на все готов, лишь бы увидеть еще раз красавицу массажистку и почувствовать на себе ее руки. После седьмого сеанса Оля сказала, что больше не видит проблемы. И дала Васе «вольную». Но он продолжил ходить к ней. И всегда был последним клиентом.

Барановский не был робким. К любой другой давно бы подкатил, но Оля была замужем. И он держал себя в руках. Но и не видеть ее не мог. Тянуло.

Как-то пришел на очередной сеанс, а Оля сидит в кресле, пьет шампанское и плачет. Спросил, в чем дело. Она отмахнулась, не хотела жаловаться. Но Вася же мент, смог выудить инфу. Оказалось, муж заподозрен в измене. Хотя, по мнению Барановского, уличен. Нет, с другой женщины Оля его не снимала, но все улики говорили о неверности.

В тот вечер массаж перерос в секс на двадцатой минуте. Вася не сдержался, дал волю эмоциям и рукам. Его не оттолкнули, и все было не просто хорошо – волшебно.

Вася никогда не думал о том, чтобы взять в жены женщину с ребенком. Но Олю готов был. Тем более дочка маленькая, пятилетняя. Почему нет? Если он любит женщину, то полюбит и ее чадо. Барановский почему-то был уверен в том, что Оля разведется. Но плохо он знал женщин. Та нашла супругу кучу оправданий, и семейная лодка поплыла дальше. Одно хорошо, Васе не дали отставку. Пару-тройку раз в месяц он ходил к Оле на массаж, который не всегда, но часто заканчивался сексом. Иногда они оставались в салоне до полуночи. Болтали, пили брют, который обожала Оля, ели ее любимые суши. Вася едва терпел и то, и другое. Ему бы пивка с мясной пиццей. Или водочки с пельменями. Но вкусно поесть он и дома может, ценно время, проведенное с любимой, которая не ест мясо и мучное.

Через год Васе надоело пребывать в статусе карманного (салонного) любовника. Он «пробил» Олиного мужа и последил за ним некоторое время. Как и следовало ожидать, тот не угомонился – продолжил изменять. Но уже с другой. Прежняя с ним работала, а эту он в интернете нашел. Соска, каких много. Вася сделал несколько фото на телефон. Предъявлять их Оле не спешил, но разговор завел сразу. Спросил, верит ли она мужу.

– Если бы верила, не спала бы с тобой, – ответила та.

– Но как можно жить с человеком, не доверяя ему?

– Не забывай, у нас дочь. Которая обожает папу.

– И ты готова принести себя в жертву?

– Мы хорошо живем. И мои сомнения не в счет.

– Хочешь доказательств? – И сжал в кулаке телефон. Скажет «да», продемонстрирует фото.

– Нет, – резко ответила она. – В жизни бывает всякое. Кто-то с кем-то спит, и это ничего не значит.

Камень в его огород? Типа, я занимаюсь с тобой сексом, но люблю мужа, и это не измена, а так… Гимнастика для здоровья.

Барановскому стало так обидно, что если бы он давал волю чувствам, то пустил бы слезу.

– Дура ты, Оля, – бросил ей в лицо Вася и ушел.

Они три месяца не общались. Но Барановского не отпускало. Теперь он искал оправдания любимой. Она же не знает, как серьезно он к ней относится. Василий никогда не заговаривал о чувствах. Ждал подходящего момента. Но Оля постоянно держала дистанцию, и он не хотел навязываться…

А что, если она вела себя зеркально?

И Барановский снова явился в салон. Еле дождался, когда все уйдут. В кустах сидел, как в засаде.

Когда Оля, выключив свет, стала выходить, он сгреб ее в охапку. Она сначала испугалась, потом, когда узнала Васю, обрадовалась и стала его целовать. Любовью они занялись в холле, на полу.

– Как же я скучал, – выдохнул Василий, зарывшись лицом в ее растрепавшиеся волосы.

– Я тоже.

– Люблю тебя…

Вот бы она сказала «я тоже», но Вася услышал другое:

– Я знаю.

Помолчали.

– Мне нужно спешить, я уже опаздываю, – сказала она.

– Понимаю. Дома ждет муж… – И отстранился.

– Дочку нужно забрать у бабушки. Она нигде не остается ночевать, даже у нее. – Оля привлекла Васю к себе и нежно поцеловала. – Мы с ее папой сейчас не живем вместе.

– Развелись? – Сердце подпрыгнуло от радости.

– Нет. Просто разъехались на время. Хотим подумать, стоит ли вместе оставаться. Ругаемся часто, и дочка это видит…

Уже прогресс. Но рано Барановский радовался. Семья воссоединилась спустя несколько дней. После чего уехала на две недели к морю.

История повторялась еще дважды. И Василий уже не мог себя винить в бездействии. Он не только признался в любви, но чуть позже предложил Оле руку и сердце, поклявшись относиться к ее ребенку как к своему. Но это не помогло. Они продолжали бегать по кругу. Причем Вася болтался в хвосте. Первым несся супруг Оли, за ним она, а Барановскому выпала роль замыкающего.

Он часто размышлял над тем, почему любимая не выбирает его. Не из-за дочери, явно. Ею уже прикрываться нет смысла. Не любит? А изменника – да? Или все гораздо проще, и дело в бабках. Василий на окладе, пусть и неплохом. Но не жирует. А Олин муж успешный стоматолог. Свою клинику открыл, ей помог с кабинетом. Разве от таких уходят к простым ментам?

От этих мыслей становилось тошно. И Барановский старался ими не терзаться. Особенно после того, как понял, что из МВД уйти он хочет не из-за Оли. Это совершенно точно. За деньгами он как не гнался, так и не будет, а спокойно зажить хочется. И чтобы обнулиться, придется бросить и свою любовницу.

Уж если начинать новую жизнь, то с чистого листа!

* * *

Он думал, что опоздает, но прибыл на место без пяти девять. Все благодаря тому, что в доме кончился кофе, и Вася купил его по пути в Мак-авто.

Выгрузившись из машины, он увидел Славу. Он приехал на метро. Его авто вечно ломалось и сейчас стояло в сервисе.

– Приехал Коцман? – поинтересовался у коллеги Василий.

– Нет еще. Ждем-с.

Добронравов стоял в арке, уткнувшись в планшет. Он с ним не расставался. Эксплуатировал, как говорится, и в хвост, и в гриву. И если машина его, мягко сказать, оставляла желать лучшего, то планшет был крутейшим. Если бы вору пришлось выбирать между машиной и планшетом, то Слава явно лишился бы айпада, а не своей «Нексии».

– На чем приедет Иосиф Абрамович? – спросил Вася.

– Думаю, на такси. Он слишком стар, чтобы пользоваться общественным транспортом и водить машину.

– А сколько ему?

– Восемьдесят семь.

– Солидный возраст. И все же я уверен, что вон та «Чайка» коцмановская.

Слава оторвался от планшета, чтобы увидеть черное, идеально отполированное ретроавто.

– Фига себе, тачка, – выдохнул он. – Ляма четыре стоит.

– Серьезно?

– Если не больше. «Чайки» доходят до десяти, но это если с историей.

– Например, на ней ездил Брежнев?

Добронравов кивнул и бросился к машине.

Та лихо заехала на свободное место. Водительская дверь через некоторое время открылась. Но никто из салона не показывался. Вася, что двинулся следом за коллегой, решил, что водитель замешкался, чтобы помочь пассажиру, но он ошибся. За рулем сидел сам Коцман. А медлил он, потому что пристраивал свою трость. Найдя упор, выбрался.

Иосиф Абрамович был одет как гробовщик. Ну или как человек в черном из фантастического фильма с Уиллом Смитом. Траурный костюм, такой же галстук, белая рубашка. Кисти затянуты в кожаные перчатки из лайки. Тоже черные. И с дырочками на костяшках. Считай, рокерские. Помогают крепче держать руль. А это непросто в неполные девяносто.

Коцман был довольно высок ростом. Если бы не гнулся к трости, был бы с Васю. Худой, морщинистый. Волосы растут в самых неожиданных местах. Но только не на голове и подбородке. Зубов нет. Щеки впалые. Как потом оказалось, забыл сунуть протезы. На завтрак он всегда ел кашу, а ее не надо жевать.

– Здравствуйте, Иосиф Абрамович, – поприветствовал старика Слава.

– Шалом.

– Как добрались?

– Успел до больших пробок.

– Машина у вас – супер.

– Неплохая, – закивал лысой головой Коцман. На ней даже пушка не осталось.

– А вы что же, даже без очков водите? – вступил в разговор Василий.

– Зрение у меня хорошее. Относительно, конечно. В глаз белке с двухсот метров не попаду, но оленя на дороге замечу. И я сейчас не о животном. – Старик запер машину на ключ. Не на электронный, а на обычный. – Пойдемте уже в дом. У меня времени всего час.

Слава указал направление. Коцман поковылял к арке. Зрение у него, может, и было хорошим. Но шагал он с большим трудом. Еле-еле. Василию хотелось помочь ему, но старик, сразу видно, гордый, отбреет.

– Думаете, как я, такая развалина, могу хрупких куколок реставрировать? – проскрипел Коцман.

– Благодаря молодым глазам?

– Что они! Я могу ослепнуть, но продолжать свое дело. Жаль, что руки уже не те. Они лучше ног слушаются. Подрагивают, но не всегда. В те периоды, когда пальцы наливаются силой, я и приступаю к самой реставрации. До этого изучаю кукол. Сначала знакомлюсь с ними, флиртую, даю им возможность ко мне привыкнуть. И вот когда между нами возникает связь, во мне просыпаются силы. Они вдыхают в меня жизнь, а я в них. Благо к этому времени у меня все готово для этого. Имею в виду материалы.

– Вы были знакомы с Ивановым?

– Да.

– Вдыхали в его кукол новую жизнь?

– В одну. Вторую отказался брать.

– Как она выглядела?

– Лучше скажу, как пахла: кошачьей уриной.

– Вы поэтому за нее не взялись?

– Конечно нет. Мне в руки попадались игрушки и в более плачевном состоянии. Просто я не хотел иметь никаких дел с Павлом.

– Почему?

– Прощелыга он.

– В каком смысле?

– Посмотрите толковый словарь русского языка, молодой человек, – рассердился Коцман и стал сильнее впечатывать наконечник своей трости в асфальт. – Он раскроет вам значение слова «прощелыга».

– Я и так знаю, что его синонимом является «мошенник».

– А также «плут» и «пройдоха», – вставил свои пять копеек Славик, успев загуглить слово.

– Именно.

– Он вам не заплатил за работу?

Старик издал странный звук. Как будто чихнул. Но скорее всего он фыркнул:

– Еще не родился тот прощелыга, который мог бы кинуть на бабки Иосифа Коцмана. Я беру вперед.

– Тогда в чем дело?

– Иванов продал поддельную куклу одной женщине, имя которой я вам не назову.

– Почему?

– Я его не помню. Ее привела ко мне клиентка. Но тоже не постоянная, поэтому и как ее зовут, запамятовал.

– Вы бы записывали.

– Записываю. Но вечно теряю блокноты.

– А в телефоне не пробовали?

– Туда у меня постоянные клиенты занесены и нужные люди. Иначе запутаюсь в фамилиях. Мне восемьдесят семь лет, что вы хотите, юноша?

– Чтобы вы вернулись к рассказу о поддельной кукле.

– Я-то вернусь, но если вы будете меня перебивать, закончу как раз через час. Так вот принесла она куклу, чтоб я ее привел в надлежащий вид. Я только глянул и тут же отказался. Мне немного осталось, пока жив, хочу заниматься настоящими редкостями. А кукла той женщины была ничем не примечательной. Когда я сказал ей об этом, та взвилась: «Что вы такое говорите? Это раритет! Кукла Викторианской эпохи, очень редкая и дорогая…» Я взял ее в руки, осмотрел. Подделка, причем не самая хорошая. Из викторианского – только фасон платья. А материал его из пятидесятых прошлого века. Бабушкин крепдешин. Кукле было от силы лет восемьдесят. Волосы не родные, как и одежда. А клеймо фальшивое. Без него я бы ее оценил долларов в семьсот. С ним же она обесценилась совершенно. Но женщина купила ее за пять тысяч. И была довольна до тех пор, пока на ручках не облезла краска. Она так гордилась своим приобретением, всем его показывала, и тут такой конфуз…

– Когда она узнала о том, что стала жертвой мошенничества, что сделала?

– Сказала, что пойдет в полицию и напишет заявление. Потом вспомнила, что у нее нет никаких доказательств сделки. Сникла.

– Как давно это было?

– Сейчас лето. А тогда листья были голыми. Но эту весну я еще как-то помню. Значит, осенью. То есть чуть меньше года.

– А со своей вонючей куклой Иванов когда к вам явился?

– Зимой. Деревья были в снегу. Дело в том, что я отдыхаю от работы, глядя на улицу. Телевизора у меня никогда не было, а все хорошие книги я уже перечитал.

– Зачем вы согласились принять Иванова, если не желали иметь с ним дело?

– Его привел мой сын. Неожиданно.

Вася со Славой переглянулись за спиной у старика. Знал ли тот, что его единственный сын мошенник? Ответ получили тут же:

– Мой Дмитрий тоже на руку не чист. Но я закрываю на это глаза. Кроме него, у меня никого. – Они уже дошли до подъезда. Остановились. Барановский думал, что Коцман хочет присесть на лавку, чтобы отдохнуть, но нет, он лишь оперся на трость двумя руками. – Я был плохим отцом. Очень требовательным. Я растил того, кто продолжит мое дело. И мечтал о том, что ученик превзойдет своего учителя. Дима из кожи вон лез, чтобы меня порадовать, но я так завысил планку, что он всегда не дотягивал. Мы рассорились в пух и прах, когда ему стукнуло тридцать. Помирились только спустя тринадцать лет. Я тогда был при смерти. Думал, не выкарабкаюсь. Позвонил Диме, позвал проститься…

Тут из подъезда вышел молодой человек, и Василий попросил его придержать дверь. Разговор на этом месте прекратился. Да и зачем его было продолжать? Все и так ясно.

– Сашка, ты ключи от машины забыл, – донеслось из подъезда. Затем показалась запыхавшаяся барышня. Василий узнал ее. Люда Панич с третьего этажа. Она его тоже. И так смутилась, что вспыхнула, а ключи уронила.

– Здравствуйте, Людмила, – поприветствовал ее Вася. И услышал в ответ тихое: «Доброе утро».

Барановский не понял, почему девушка так сконфузилась. Парня ей совершенно точно стыдиться не стоило. Очень симпатичный, черноглазый, с ямочками на розовых щечках. Не старый урод и не малолетка. На приличной машине опять же, судя по брелоку.

Или у нее муж есть, который сейчас в командировке, а это любовник? Кому, как не Барановскому, знать о том, что даже у самых добропорядочных жен они могут иметься?

Но думать об этом некогда, надо на работе сконцентрироваться. Вася отбросил все посторонние мысли и, ведя Коцмана к лифту, спросил:

– Какие отношения были у вашего сына с Ивановым?

– Деловые, судя по всему.

– То есть вы не в курсе, дружили они или нет?

– Не думаю. Дима всегда был одиночкой. Да и Павел произвел на меня впечатление человека «в футляре». Эти двое нашли друг друга, чтобы совместно решать финансовые проблемы.

– Откуда они у вашего сына?

– Я ему не помогаю деньгами. Он взрослый дядя, пусть сам выживает. После того как мы примирились, я узнал, что у него дела не очень. Ему всегда хотелось быть главным, поэтому Дима открыл то один бизнес, то другой, все прогорали. И я предложил сыну работу. Он мог выполнять обязанности моего секретаря и подмастерья, и я бы отлично ему платил, но сын отказался. Сказал, что не хочет вновь испортить отношения, а это обязательно произойдет, если мы возьмемся за совместный труд. Жить со мной он по той же причине не хотел, хотя у меня огромная трешка, и места бы хватило и ему, и его семье.

– Он женат?

– Состоял в гражданском браке. У женщины было две дочки. Квартиру они снимали, потому что свою Дима профукал – взял кредит под залог недвижимости, не смог выплатить и остался без собственного жилья.

Лифт привез пассажиров на второй этаж, распахнул перед ними двери. Коцман вышел первым и продолжил:

– Я сделал еще одну попытку помочь сыну через несколько лет, когда его очередное детище прогорело. Предложил искать мне новых клиентов (хотя я в них не нуждался), и платить ему комиссионные. Дима согласился. Мы сотрудничали до тех пор, пока я не узнал, что сын мошенничает.

– Каким образом?

– Один пример: он приводит клиента, я осматриваю куклу, ею не заинтересовываюсь и отказываю. Дмитрий убеждает человека в том, что уговорит меня. Тот верит, мы как-никак отец и сын.

– В итоге берется за реставрацию сам, но клиенту говорит, что над куклой поработал сам великий мастер Иосиф Абрамович Коцман, и берет соответствующую оплату, – закончил за него Вася.

– А делает тяп-ляп, – в сердцах воскликнул старик. – И не специально, нет. Просто он бездарный. Не творец, а ремесленник.

– Когда вы узнали об этом, как отреагировали?

– Ругаться и что-то выяснять не стал. Дима опять бы психанул и разорвал со мной отношения. А я с каждым годом все больше в нем нуждаюсь. Не о пресловутом стакане воды речь… У меня есть деньги, я найму сиделок, и они окружат меня круглосуточной заботой. Но где взять родную душу? Я всех похоронил: родителей, сестру, жену, двух дочек (близняшки, они скончались на пятый день, за ними ушла моя Сара), причем давным-давно. Только Дима остался. Но я, кажется, уже говорил об этом? В общем, я просто прекратил наши деловые отношения. Сказал, что больше не беру заказов. Лишь оказываю услуги давним клиентам. А их у меня больше десятка.

– Среди них тетя нашего коллеги Святозара Гаранина.

– Наденька. Знаю ее уже больше пятнадцати лет. Чудесная женщина. По-настоящему увлеченная.

За этим разговором они вошли в квартиру. Барановский сорвал ленту, которой ее опечатали, отпер дверь хозяйскими ключами.

– Где куколки? – спросил Коцман.

Вася указал направление, в котором нужно двигаться. Иосиф Абрамович поковылял.

– Не думаешь, что старик покрывает сына? – шепнул Слава.

Василий пожал плечами. Он тоже подумал о том, что Коцман подозревает своего отпрыска. Если тот работал в связке с Ивановым, то они могли не поделить деньги или то, что их сулило. Иначе говоря, куклу. К примеру, они вдвоем с Димитрием отыскали раритетную «чахоточную» куклу, но Павел не пожелал продавать ее. Решил оставить себе. А половину рыночной стоимости отдать не смог. С чего бы? Возник конфликт, в результате которого погиб один из подельников.

Опера прошли вслед за кукольным реставратором в спальню. Тот немедля принялся изучать «доченек» Иванова. Перчатки снял, чтобы лучше чувствовать их. Руки да, старческие. И не столько дрожащие, сколько суетливые. Им так и хочется поскорее ощупать «доченек», чтобы поближе с ними познакомиться.

– Потрясающе, – бормотал он. – Какие экземпляры… Каждая совершенна. Даже вот эта, с накладными ресничками.

– Почему даже? – уточнил Вася.

– В те времена, когда ее произвели, их не наклеивали, только рисовали. Предполагаю, что Павел приобрел эту куклу еще до того, как начал разбираться в теме. И платье на ней «с чужого плеча», но это если и несколько обесценивает куклу, то не портит ее.

– И на сколько она тянет?

– Тысяч на тринадцать.

– Рублей?

– Долларов.

– Это же вполне приличная машина с конвейера! – не сдержался Слава, который все ремонтировал свой драндулет, потому что не мог себе позволить новую тачку. – А какая, по вашему мнению, тут самая дорогая кукла?

– Эта, – и указал на балерину. Свидетельница Наталья Щипанова говорила, что самой дорогой в коллекции была горничная, но она находилась сейчас на складе улик.

– На сколько тянет?

– На тридцать где-то.

– А вся коллекция в целом?

– От ста пятидесяти до ста семидесяти.

– Тысяч долларов? – уточнил Слава.

– Да.

– Обалдеть!

– Сумма не так уж и велика. Есть коллекции, которые тянут на миллионы. Но такими, естественно, могут похвастаться очень богатые люди. К коим Павел Иванов не относился. Поэтому жульничал.

– Он продал родительскую трешку на Кутузовском проспекте и переехал сюда.

– Вполне неплохой район, хоть дом и неказистый.

– Квартира, по словам соседей, была в ужасном состоянии, а запах кошачьей мочи не давал житья даже соседям.

– Молодой человек, вы ничего не коллекционировали в своей жизни?

– Почему же? Собирал вкладыши от жвачек.

– И все карманные деньги тратили на то, чтобы купить резинку, так?

– Бо́льшую их часть.

– Значит, вы должны понимать людей типа покойного хозяина квартиры.

– Еще пятнадцать минут назад вы его хаяли, – напомнил Василий.

– Я прощелыг презираю. Поэтому и осуждаю Павла за то, что он обдуривал людей. Тем более таких же, как он, любителей куклят. Это же братство. Но обменять квартиру на худшую, чтобы получить денег и предаться страсти, это хорошо. Зачем держаться за трешку в центре, если то, что тебя радует, с ней не связано?

С этим не поспоришь. Совсем без жилья остаться – это ужасно. А Иванов квартиру в дар получил. Ремонтик в ней замутил. Но на что он потратил миллионы квартирных рублей? Это надо было антикварных кукол коробками покупать, а у него их всего штук двадцать пять. И все равно не хватало, приходилось мошенничать…

Неужто собирал? На то, чтобы приобрести нечто грандиозное?

Чахоточную Катти?

У Славы, судя по всему, возникли те же мысли. Потому что он достал планшет и протянул его старику со словами:

– Иосиф Абрамович, взгляните, пожалуйста, на куклу.

Тот сначала бросил на нее беглый взгляд, но через секунду впился глазами в изображение юной венецианки.

– Еще есть фото?

Добронравов показал все имеющиеся.

– Это вы из интернета взяли, так?

– Да. Но есть человек, который видел куклу собственными глазами. По ее описанию был составлен портрет, и система поиска нашла в сети оригинал.

– Кто этот человек?

– Я не могу вам назвать имени, поскольку он является свидетелем по делу об убийстве.

– Иванова? – Слава кивнул. – Это не мой сын?

– Определенно нет. С ним мы еще не беседовали. А почему вы спросили?

– Плохая кукла давно утеряна. Но если бы Дмитрий заявил вам, что видел ее, то я решил бы, что он состряпал очередную подделку и желает ее задорого продать.

– Вы назвали куклу плохой… Почему?

– Ту, для кого ее изготовили, чахоточную барышню, звали Катти Бамболлини. А по-итальянски «плохая кукла» звучит как «каттива бамбола».

– Созвучно.

– Да. Но главное не это. А то, что кукла опасна.

– Как Чаки?

– Кто это?

– Демоническая кукла из фильмов ужасов. Она оживает и убивает своих хозяев.

– Ох уж это поколение «пепси», пузырьки даже в голове, – тяжко вздохнул Коцман. – Нет, молодой человек. Наша Бамбола не оживала. Но тоже приносила своим хозяевам страдания. Та же Катти уже шла на поправку, но стала угасать, едва ей папа подарил куклу. Ее и похоронили вместе с хозяйкой, чтобы она больше не попадала никому в руки. Но, как вы знаете, ее отрыли и утащили. Продали. Кому, история умалчивает. Но второй хозяйкой, о которой известно, стала дочь известного в начале двадцатого века оперного тенора София Монтель. Уже взрослая, двадцатилетняя девица. Яркая, активная, эпатажная, она носила Бамболу в гробике, как сейчас светские львицы таскают своих собачек в сумочках. В двадцать один год погибла. На пустой дороге ее сбил автомобиль с идеальными тормозами. Водитель был трезв и вменяем. Он видел Софию, хотел остановиться или хотя бы свернуть, но машина как будто не слушалась. Девушку буквально размазало по мостовой. А кукле хоть бы что. Она не попала под колеса. Лежала себе в гробике, даже не вывалившись.

– Жуть какая, – передернулся Слава. – Почему про это в интернете ни слова?

– Это информация не для всех, а для «внутреннего» пользования. Коллекционеры все чудаковаты. Не важно, что они собирают, армейские каски и ножи или ангелочков. Им, кроме всего, хочется ощущать себя членом тайного общества. Каждый начинающий пытается пробиться в круг матерых, считай, избранных.

– В каждом сообществе есть рыцари круглого стола и все остальные?

– Конечно. Но мы отвлеклись, а время идет. Я закончу историю. – Коцман вернул планшет Славе, а сам взял казашку Зою и полез ей под юбку. – Надо же, исторически правильные подштанники, – пробормотал он, затем вернулся к теме: – О том, что Плохая кукла стала игрушкой дочери Бенито Муссолини, вам известно. В интернете есть даже фото, где малышка сидит с ней в обнимку. Так вот Анна-Мария в детстве болела полиомиелитом, который едва не унес ее в могилу, но умерла она от рака в тридцать восемь лет. Плохая кукла всплыла еще раз. Уже в конце семидесятых. Ее приобрел в антикварной лавке британский панк-рокер для своей беременной невесты.

– Знаменитый?

– Подающий надежды. Имя его Глэмм Гаррис. До наших дней сохранилась всего одна запись его песни. Она называется «Плохая кукла». И в ней он поет об игрушке, забравшей душу его любимой. Невеста на последнем месяце совершила самоубийство. Она истыкала себя ножом, убив и себя, и нерождённую дочку. Глэмм нашел ее в огромной луже собственной крови. Каттива Бамбола находилась рядом. Сидела чистенькая. На нее не упало ни капли. Рокер сразу после похорон любимой написал песню, отнес ее на радио и сжег себя вместе с домом, остальными записями и Плохой куклой. Благодаря скандалу песня выстрелила, но быстро вылетела из хит-парадов. Сразу после того, как по телевизору перестали показывать сюжеты о Глэмме Гарисе и его невесте-самоубийце.

– Они принимали наркотики?

– Естественно. Тогда все панк-рокеры это делали. Их девушки тоже. Даже беременные. Но когда раритет обрастает легендой, многие факты намеренно теряются.

Старик поражал Василия. Такого здравомыслия не демонстрировали люди преклонных годов. И это при том, что на первый взгляд он показался старым, брюзгливым чудаком со всеми вытекающими. Собрался, чтобы не сболтнуть лишнего? И заговаривает зубы, чтобы отвлечь внимание полиции от чего-то важного? Если так, ему это удалось.

– То есть вы настаиваете на том, что Плохая кукла сгорела? – с большим интересом спросил Слава.

– Я не присутствовал при этом, но уверен на девяносто пять процентов, что Каттива Бамбола сгинула.

– Не на сто?

– Если она такая неуязвимая, как говорит легенда, то могла уцелеть. Только как? Если бы я был обдолбанным панк-рокером, решившим, что на суицид его жену натолкнула кукла, я поджег бы ее в первую очередь. Но я – не он. Да и пожар мог возникнуть сам собой. Глэмм много бухал, курил в кровати, дом просто вспыхнул…

– Свидетель видел не только Плохую куклу, но и гробик. Она лежала в нем.

– Вот этого точно быть не может! Глэмм Гаррис купил Бамболу без него. Вообще без коробки. Взял с витрины, отдал деньги и вручил подарок невесте. Этому были свидетели.

Пока велся этот разговор, Вася успел настрочить сообщение Святозару. Велел срочно найти Дмитрия Иосифовича Коцмана и тащить его в следственный комитет. На текущий момент он самый ценный свидетель по делу. А то и главный подозреваемый.

– Выходит, вот в этой нише, – Слава указал на отсек стенки, что пустовал, – находилась подделка?

– Похоже на то.

– Но Иванов хвалился ею. Искренне восхищался.

– Или играл? Пытался заинтересовать потенциального покупателя? Я уверен, что ваш свидетель не очень хорошо разбирается в теме.

– Почему?

– С Ивановым профи в последнее время дела не имели. Все знали, что он не чист на руку. Он разводил… если так можно выразиться, новобранцев.

Таковой и была Наталья Щипанова. Девушка, что владела всего лишь одной фигуркой. А еще она обожала Венецию, а история Плохой куклы непосредственно связана с этим городом. Но откуда бы девушке взять десятки тысяч долларов на ее покупку? Или, раз с этой игрушкой связано несколько мрачных легенд, то она не так дорога?

– Иосиф Абрамович, во сколько вы бы оценили Плохую куклу?

– Если бы она существовала, то за нее отвалили бы колоссальную сумму.

– Больше, чем за балерину Иванова?

– Безусловно.

– Сто тысяч? Двести?

– Я бы дал триста. Но у меня просто больше нет. А есть люди с большим кошельком, и они отвалят пятьсот точно. Если же на аукцион выставить ее, можно и больше выручить.

– А вам Плохая кукла зачем?

– С собой бы в могилу унес.

– А вдруг и ее бы вскрыли?

– Меня буду кремировать.

Коцман вскинул руку и посмотрел на часы. Василий ожидал увидеть «командирские». Или какой другой раритет. Но Иосиф Абрамович носил электронные «Касио». Человек-противоречие. Только тебе кажется, что понял его и просчитал, как он раскрывается с другой стороны.