Текст книги "Шепот горьких трав"

Глава 3

Она возвращалась домой бегом, чтобы не замерзнуть. Дождь, который покрапал еще немного после того, как умер Аникян, прекратился, утро наступило, и на смену огромной белой луне пришло крохотное желто-розовое солнышко. Пока оно не грело, только радовало уютным светом. Температура была ниже нуля. Листья и трава не покрылись инеем, но застыли, точно стеклянные. Наташа куталась в свою куртку, жалея о том, что, отправляясь в замок, не облачилась в утепленную парку. Она и не промокает, и хорошо греет. Выглядит, правда, потасканной и надевается только для работ в огороде. Тусе же хотелось отправиться в замок в лучшем: в серебристой дутой курточке, короткой и объемной, модной не только по меркам Дроздов, но и по московским. Она видела в инстраграме топовых блогерш в похожих.

Туся бежала, а изо рта у нее валил пар. Но согревала мысль о гонораре, его заплатили в полном объеме. Она боялась, что из-за случившегося ей откажут. Не до тебя, давай потом, отмахнется от нее Бастинда. Она была не в себе с того момента, как в замок заявился Арарат, а когда стало известно, что он умер, и вовсе будто с катушек слетела. Но пять тысяч Тусе выдал Фердинанд. Еще и спросил, хочет ли она взять с собой какой-то еды. Она отказалась. Оставался бы десерт, Туся захватила бы его для бабушки, та любила кисло-сладкое. А осьминогов да креветок в рот не брала. Зелень же у них в теплице до сих пор своя росла, и не хуже той, что к богатым столам подают.

Еще Наталью радовало то, что ей подписала книгу Арина Камергерова. Сама подошла в период ожидания полиции и предложила поставить автограф. А потом еще болтала с Тусей минут десять. До тех пор, пока ее муж не позвал для разговора. Он сильно нервничал, особенно когда Арина находилась не рядом. Пожалуй, среди истеричек текущего момента он занял бы второе место, уступив лишь Бастинде.

До дома оставалось всего пять минут. Он уже был виден. Такой родной и милый сердцу. Хотя очень долгое время Туся хотела сбежать из него. Как и из Дроздов, где выросла. Она и сбегала, но судьба вновь и вновь возвращала ее на исходную.

…Наташин отец, как и многие деревенские, пошел трудиться на стройку, но не простым работягой, а экскаваторщиком. У него и «корки» были, и опыт. Сила воли только отсутствовала. Как жена умерла, запил. Сам остановиться не мог, но кодировка помогла.

Жили Ложкины втроем: бабушка, отец и Туся. Когда мама была жива, глава семьи работал вахтовым методом. Пять недель через две. Заработанных им денег на все хватало. Ложкины не только не бедствовали, а считались в деревне «кулаками». У них и дом с кирпичным пристроем, и машина есть, и аж два телевизора. Бабушка, в прошлом доярка, держала скотину и управлялась с огородом. Мама была домохозяйкой. На ней дочка да бытовые хлопоты, но больше декоративные: занавески сшить, скатерть накрахмалить, хрусталь помыть и расставить. Слабая здоровьем с рождения, к тяжелой работе она была не приспособлена. И образование получила соответственное – библиотечное. Отучилась в техникуме, вернулась в Дрозды не только с бесполезным в их краях дипломом, но и с женихом-хлюпиком. Длинный, сутулый, кучерявый очкарик был поднят деревенскими на смех. Все решили, что он тоже библиотекарь и теперь молодые вдвоем мамке на шею сядут. Но хлюпик всех удивил. Он оказался честным работягой, способным прокормить семью, с золотыми руками и сердцем. Настоящим мужиком!

Таким он оставался до тех пор, пока не потерял супругу. Она умерла, когда он был на вахте. Скоропостижно. Отца отпустили всего на три дня, на похороны, а он от горя запил и вернулся уже за расчетом. Потеряв работу, не расстроился. Не сомневался, что найдет другую, как только захочет. Но ему все не хотелось и не хотелось. А когда пришло осознание того, что от былого достатка и следа не осталось, было поздно, зависимость от алкоголя стала сверхсильной. Папа отправлялся на поиски работы, но возвращался без нее и пьяным. Машину он разбил, один из телевизоров отнес деревенскому самогонщику в уплату долга. Трезвея, он плакал, просил прощения у тещи и дочери, клялся и божился, но если не в этот же день, то через два-три снова напивался.

Бабушка не выдержала, когда он украл у нее деньги, отложенные на покупку зимней одежды для Туси.

– Пошел вон из дома! – рявкнула она и вытолкала мужика за порог. – Нет тебе в нем больше места.

– Я без вас пропаду.

– А мы с тобой.

И закрыла за ним дверь.

Туся наблюдала эту сцену, плакала, просила за папу, уверяла, что зимой в стареньком походит, и пусть пальто ей мало, а сапожки жмут, это ничего…

– Таким он нам не нужен, – мотнула головой бабушка. – А если возьмется за ум, встретим с распростертыми объятиями. Не чужой, хоть и примак. – Так в деревне в ее юности называли тех зятьев, что были приняты в семью жены.

За ум отец, естественно, взялся не сразу. Попил еще с недельку. Каждый день являлся к дому, из которого был изгнан, но на порог его ни разу не пустили. Бдительная и, что немаловажно, сильная и боевая бабушка гнала его со двора лопатой или граблями, смотря что было на тот момент в руках.

– Старая карга, дай хотя бы с дочкой повидаться! – кричал на нее отец, уворачиваясь от ударов.

– Когда протрезвеешь, тогда и повидаешься, синь-пьянь окаянная, – отвечала бабка и запирала калитку на замок.

Позже, когда все у Ложкиных наладилось, зять благодарил тещу за твердость. Если бы она не проявила ее, он скатился бы на самое дно.

А замок тем временем строился. Но не быстро. Четыре года здание возводилось, и все это время отец был при деле. Он еще и кирпич умел класть, и столярничать, так что работа для него находилась всегда. Папа так хорошо себя зарекомендовал, что, когда в строителях уже не было надобности, прораб нашел ему другое место. Увы, не поблизости, а в самой столице. Но платить там обещали больше и жилье предоставляли, поэтому бабушка и Туся согласились его отпустить, пусть и со скрипом. Первая боялась, как бы не запил в Москве без ее присмотра, а вторая была к отцу очень привязана и не хотела расставаться с ним надолго.

– Доченька, я буду каждые выходные приезжать, – успокаивал ее тот. – Два часа туда, два обратно, подумаешь, делов…

И он на самом деле приезжал. На пару дней три раза в месяц. Бабушка придирчиво его обнюхивала, не пахнет ли перегаром. Но нет, не пахло.

Где-то через год визиты стали более редкими. Папа говорил, что его повысили и работы стало больше. Так оно, наверное, и было, поскольку денег он начал привозить больше, но бабушка стала подозревать, что у зятька кто-то появился. В этом, конечно, нет ничего плохого, мужик не старый, давно вдовый, и без ласки и заботы женской тяжко ему, но как бы не связался с дурной бабой. Тут, в Дроздах, она знала, к кому он похаживает, бдила. От одной беспутной отвадила. Но на расстоянии не уследишь.

Как в воду бабуля глядела. Еще через полгода привез зять невесту свою в деревню, чтобы познакомить с семьей. Работала она также на стройке, но бухгалтером, имела взрослую дочь. Серьезная, деловая, энергичная, она старушке понравилась.

– Под каблук загонит, но это ничего, – сделала вывод она. – Зато не забалует.

А Туся видела рядом с папой другую. Веселую, говорливую, легкую. Почему-то пухленькую и розовощекую. Наверное, такие ей казались более здоровыми, не зря же о них говорят «кровь с молоком». Еще одной потери папа не переживет. Но и под каблуком, как Наташе думалось, ему будет неуютно. Не привык он к этому – мама покладистой была. И очень ласковой. А эта, новая, какая-то сухая. Даже обнимает формально, как делают политики перед тем, как сфотографироваться с избирателями.

Свадьба состоялась через месяц. Точнее, регистрация с последующим ужином для узкого круга. Бабушка с Тусей в него не вошли. Им сказали, зачем вам тащиться в Москву, мы к вам сами приедем на следующей неделе и посидим по-семейному. Бабушку это устроило. Не смутило даже то, что для этого застолья ей придется готовить. Но лучше так, чем тащиться в Москву. Не была там пятнадцать лет, и как-то не тянет. А Туся расстроилась. Она и в столицу хотела, и в загс, и на торжественный ужин. Но одну ее никто бы не отпустил, а папа, который купил себе новую машину, за ней и не подумал приехать.

В Дрозды новобрачные прибыли втроем. Взяли еще и дочку Вику. Она была старше Туси всего на полтора года, но выглядела как взрослая. Модно одетая, накрашенная, с синими прядями в черных волосах, она показалась Наталье сошедшей с экрана поп-звездой. Все то время, что новая семья папы находилась в Дроздах, Туся по пятам за ней таскалась. Вике это сначала нравилось, ей льстило искреннее восхищение девчонки, но быстро наскучило и стало раздражать. Впрочем, как и все вокруг. Не впечатлил Вику даже замок Аникяна. Безвкусица, фыркнула она и уткнулась в свой телефон. Да не кнопочный, что имелся у них с бабушкой, а сенсорный, блестящий, с камерой и выходом в интернет.

После знакомства с Викой Туся изменилась. Стала иначе одеваться, причесываться, краситься. С последним бабушка быстро разобралась. Макнула внучку в ведро с колодезной водой несколько раз, после чего предупредила:

– Еще раз увижу такой размалеванной, с пемзой тебе физиономию умою!

В том, что она так и сделает, сомневаться не приходилось. Пришлось косметику спрятать и пользоваться ею только вне дома. На всякий случай и юбки-коротышки менять на штаны за сараем, а рубашку, игриво завязанную на животе, заправлять под ремень. Тусе тогда было четырнадцать, и выглядела она на свои годы. А хотелось – старше. Как Вика. Но столь блестяще, естественно, не получится, даже если бабушка снимет запрет на косметику. Вика москвичка, а Туся деревенщина. Куда ей до сестры?

«Вот бы мне к папе переехать, – мечтала она. – Жить в столице, дружить с Викой…»

Когда отец приехал в гости, Туся озвучила свои мысли. Папа покачал головой:

– Нет, сейчас я тебя забрать не могу, тебе надо доучиться в школе.

– Я в следующем году окончу девять классов, можно в колледж поступать.

– Вот в следующем году и поговорим.

– Хорошо, – тяжко вздохнула Туся. – Но ты мог бы меня хотя бы с собой иногда брать? Я в Москве была только два раза с экскурсией. Да и посмотреть хочется, как вы живете…

– Это можно, – обрадовал дочку он. – Завтра вместе поедем.

Туся от восторга запрыгала и бросилась в комнату собирать вещи. Естественно, самые лучшие и, как ей казалось, модные.

Но увы, в Москву ее папа не взял. Сказал, что нет сейчас возможности ее разместить. К ним из Волгограда родственники супруги нагрянули нежданно-негаданно. А квартира небольшая, и так на полу кому-то придется спать.

– И я могу на полу!

– В следующий раз, Тусь, ладно?

Она обреченно кивнула.

Но следующего раза пришлось ждать еще полгода. Когда гости уехали, в квартире начали ремонт, потом машина сломалась, и папа добирался на перекладных.

Давно все понявшая бабушка не выдержала и выдала то, что думает:

– Так и скажи, что баба твоя не хочет видеть у себя падчерицу.

– Нет, почему же? Ей Туся очень нравится…

– На расстоянии. Она и к нам приезжать перестала.

– Некогда ей.

– Да, она же президент земли, – все больше распалялась бабушка. – Я, конечно, знала, что ты к ней под каблук подпадешь, но думала, хотя бы придавить им себя не позволишь.

– Как машину сделаю, заберу Тусю. Обещаю.

– Смотри у меня! – бабка погрозила натруженным пальцем.

Так благодаря бабушке Туся все же оказалась в гостях у папы. Но ей там были не рады. Мачеха разговаривала сквозь зубы, Вика вообще на общение не пошла: как только Туся появилась на пороге, собралась и ушла, едва кивнув сводной сестре. А ночевать не вернулась, у подруги осталась. Так что по Москве девочка с папой гуляла. А он столицы и сам не знал. Нигде, кроме своей стройки да дома, не был. Разве что в «Ашане», куда его гоняли за покупками.

И все равно Туся была рада приезду. Она надеялась, что ее оставят на несколько дней и она сможет пообщаться с Викой, посмотреть не только Красную площадь и Третьяковку, но ее отправили восвояси через полтора суток.

– Быстро, – крякнула бабушка.

– У тети Лены, – так звали мачеху, – грипп начался. Она побоялась меня заразить.

– Да уж конечно.

– Ба, она же тебе нравилась.

– Папке твоему лучше жены не сыскать. Повезло ему. А тебе, горемычная, нет. Я как дочку Ленкину увидела, поняла, не станете вы семьей. Не примут тебя там. Рылом мы не вышли, деревенские.

– Но папа тоже простой.

– То папа. Мужик! Порядочный, работящий, не пьющий уже сколько времени. И выглядит хорошо, не то что в молодости.

– Что же, в Москве своих таких нет?

– А ихним она не сдалась. Не баба, а кирпичный сортир. – Туся хихикнула. Сравнение странное, но ассоциативно подходящее. – Ты, дочка, не навязывайся больше. А то она и папку отпускать перестанет. Сейчас ты его хотя бы раз в месяц видишь. И деньги он дает. Но можешь всего лишиться.

– Нет, папа нас не бросит. Он любит и меня, и тебя.

– А Ленку боится. Так что слушай меня, я дурного не посоветую.

– Ладно.

– И на юбку-поддергайку оборку нашей, чтоб задницу хотя бы закрывала, а то сожгу в печи.

– Я ее уже выбросила. В Москве в таких никто не ходит.

– А в чем ходят? И как там вообще?

И Туся принялась взахлеб рассказывать о том, как там ВООБЩЕ!

* * *

После девятого класса Наташа переехала…

Но не в Москву, а во Владимир. Он ближе, доступнее, спокойнее. Обучение в лучшем юридическом колледже города стоит в разы дешевле, чем в самом паршивом столичном. Предоставляется общежитие. А главное, с теми знаниями, что Туся получила в общеобразовательной школе деревни Дрозды, не стоит и думать о московских учебных заведениях. Это же совсем другой уровень!

Естественно, решение это приняла не сама Туся. Даже не ее папа, а тетя Лена. Она же огласила его. Позвонила бабушке и поделилась своими мыслями насчет будущего Наташи. Знала, с кем нужно это обсуждать.

– Не поеду я ни в какой Владимир! – выкрикнула Туся, выслушав предложение мачехи.

– Чем он тебе не угодил? – приподняла одну бровь бабушка. – Хороший город, я там была.

– Но это не Москва.

– И хорошо. Ленка права, ты там учебу не потянешь. А если завалишь сессию, тебя пинком обратно в Дрозды отправят.

– Буду заниматься с утра до ночи. А если найду подработку, то смогу нанять репетитора.

– Не примут они тебя у себя. Неужели не понятно?

– Надо настоять.

– Ой, бестолковая, – покачала головой бабушка. – Я тебе сколько буду одно и то же талдычить?

– А если я останусь тут, а после одиннадцатого уже в институт?

– В московский, конечно же?

– Да.

– Ха!

– Что «ха»? Я не тупая.

– Я уже сомневаюсь в этом, – рассердилась старушка. – Тебя и после одиннадцатого у себя не примут, еще и скажут, предлагали училище во Владимире, ты отказалась, так что давай теперь сама, на бесплатное… А ты не поступишь!

– Ты думаешь, я в провинциальный Владимир не хочу, потому что рвусь в столицу?

– Разве нет?

– Нет, конечно. – Туся перестала говорить на повышенных тонах. Сникла. – Ба, я к папе хочу. А если к нему нельзя, я лучше с тобой останусь. Во Владимире у меня никого, понимаешь?

– Понимаю, – смягчилась бабушка и обняла Тусю. – Но у твоей мамы тоже никого не было в Москве, куда она поехала учиться. И ничего, выдержала. Сможешь и ты.

И Наташа послушала мудрую бабушку, о чем жалела только первые пару месяцев.

Обжившись, она стала получать от новой жизни только положительные эмоции. Владимир – это не Дрозды. Он большой, красивый, в нем есть куда сходить. Даже если денег нет, можно просто погулять по улицам, посидеть в скверах. Туся обзавелась подружками, такими же девчонками из общежития, и они вместе исследовали город. Сначала робели немного. Терялись, стеснялись спросить дорогу у прохожих. Не хотели казаться деревенскими дурочками, не знающими, как сориентироваться. Но уже к зиме освоились так, что обзавелись «своими» местами. В кафе «Эфир» они лакомились десертами по пятницам с трех до шести, когда были счастливые часы и два чизкейка шли по цене одного, в баре «Грог» отмечали дни рождения, получая скидку двадцать процентов на все, на дискотеку «Кукарача» их пускали бесплатно ребята-охранники, двое из которых учились у них в колледже. Также были «свои» магазины одежды (и подружки знали, когда привоз), парикмахерские, спортзал – ходили по одному абонементу в дни дежурства на рецепции старшей сестры одной из городских подруг.

Так девочки порхали, точно стрекозы из басни, пока к глазам не подкатила… Нет, не зима, ее они встретили с радостью и открыли для себя еще и каток, а сессия. Туся сдала ее с горем пополам. А две ее товарки завалили. Это послужило уроком остальным. Наталья так перепугалась, что весь следующий семестр только и делала, что зубрила. В «Кукарачу» ни разу не сходила, дважды заглянула в «Грог», а если и баловала себя, то только пирожными в «Эфире». И съедала оба. А так как спортзал тоже остался в прошлом, то поправилась она изрядно…

Чем порадовала бабушку. Та боялась, что ее девочка, похудевшая после первой сессии, на сухомятке заработала себе гастрит. Не говорить же ей о том, что из-за своего легкомыслия она едва не вылетела из колледжа.

А сестра Вика поступила в институт. Да не абы какой, медицинский. Тетя Лена дослужилась до должности заместителя главбуха и стала отлично зарабатывать. И отца повысили до бригадира.

– Ба, а почему они не переедут в квартиру побольше? – спросила Туся. – В ней, может, и мне бы место нашлось.

– А ты не догадываешься?

– Я же городская теперь. За меня не стыдно.

– Ленка не хочет, чтобы у твоего отца какие-то права на квартиру были. Если сейчас поменяются, а это в браке, то он уже не примак. Но квартиру Ленка купит. Дочке на двадцатилетие. На восемнадцать машину будет дарить. Отец твой ее водить учит. Скоро Вика на права сдаст.

– А мне что подарят, как думаешь?

– Ты чего бы хотела?

– Не машину, конечно. Но тоже что-нибудь ценное. Кольцо золотое, например, пусть с крохотным, но бриллиантиком.

– Может, лучше шубу?

– Ба, сейчас это среди молодежи не модно.

– А бриллианты модно? – фыркнула та. – Камень пожилых прим.

Они еще некоторое время поспорили на эту тему, так к общему решению и не пришли. Но Туся ничего и не получила на восемнадцатилетие. В новой семье отца случилась трагедия.

Сестра Вика получила и права, и машину. Симпатичную красную малолитражку. Не новую, но в хорошем состоянии и с небольшим пробегом. Она стала кататься на ней и в институт, и в гости к подружкам, и на тусовки. Тетя Лена была уверена в том, что дочь не напьется в клубе или баре. Ее Вероника была умной, рассудительной девочкой. И от нее никогда не пахло алкоголем – ее обнюхивала не она, а отчим. А мать уже делала выводы о том, что у нее выросла умная и рассудительная девочка.

То, что Вероника принимает наркотики, стало ясно слишком поздно, когда ничего нельзя было исправить. У отчима сломалась машина, и Вика заехала за ним на работу. Был поздний вечер, она как раз возвращалась домой от друзей. Вела себя как обычно. Была чуть на взводе, но Вика весь последний год пребывала в этом состоянии, объясняя его влюбленностью. У нее на самом деле появился парень, и замечательный. Точнее, он казался таким. На самом деле он-то и подсадил ее на ту дрянь, что заставила сознание девушки помутиться. На полной скорости она врезалась в грузовик.

И Вика, и отчим остались живы, но сильно покалечились. На первый взгляд больше она. Была вся в крови, с торчащими наружу сломанными ребрами, зажатой ногой, которую могли и не сохранить. Он же только головой ударился да поцарапался о разбитое стекло. Пострадавших увезли на «скорой». Естественно, взяли анализ крови. Она оказалась нечистой.

Когда девушка выздоровела, ее привлекли к суду, тетя Лена не смогла ее отмазать. Вика получила срок два года, но в тюрьму не попала: то ли у нее случилась передозировка, то ли она намеренно покончила с собой. Мать была безутешна, а отчим безучастен. Повреждения головы были настолько серьезными, что это отразилось на мозге. Первое время он ничего не помнил, в том числе как держать ложку и справлять нужду. Пока лежал в больнице, его кое-чему обучили, но он постоянно все забывал, плохо говорил, мучился головными болями и громко кричал. Тусин отец стал инвалидом второй группы, нуждающимся в постоянном уходе. Такой муж был тете Лене не нужен, и она отправила его в деревню. Просто привезла, выгрузила, как ненужную вещь, и уехала.

Бабушка надеялась справиться с ним одна, чтобы дать Наташе доучиться. Но у той не получилось перевестись на бюджетное отделение. Пробовала заработать на учебу и жизнь самостоятельно, но официанты во Владимире не так много получают. Да и бабушка, бедная, из сил выбивалась, и о зяте заботясь, и о хозяйстве. Исхудала, стала часто хворать. Однако крепилась. Не признавалась в том, что ей тяжело. Но Наталья дурочкой не была, все сама понимала. Она взяла академ и вернулась в Дрозды.

С тех пор прошло чуть больше года. За это время Туся ни разу не побывала не то что в Москве – во Владимире. А там остались подружки и парень, с которым она встречалась до того, как… Но отношения на расстоянии бесперспективны. И любовные, и дружеские. У бойфренда быстро появилась другая, а товаркам хорошо и без нее. Они учатся, общаются, тусуются, вспоминая о Тусе, только когда она им пишет или звонит. И они коллективно ее жалеют. Велят держаться и ждать, когда все наладится. Как будто не понимают, что лучше не будет. Хуже – да. Если бабушка сляжет, а у отца появятся новые симптомы болезни, то Туся сойдет с ума. Будет в доме три больных человека, два из которых психические.

…Наконец Наталья добралась до дома. Дверь была не заперта. И это удивило. Днем в деревне никто не запирался, но на ночь все затворялись, чтобы спокойно спать. Бабушка забыла сделать это? Возможно. Она стала рассеянной в последнее время. Это старикам свойственно. Так Туся успокаивала себя, заходя в сени. А на душе – тяжесть. Но она решила, что это из-за происшествия в замке и тяжелой ночи.

– Дочка, ты? – услышала она голос бабушки и выдохнула – жива. Только почему не спит? Скотину кормить рано.

– Я, кто ж еще? – Туся, стянув с себя кроссовки, вошла в избу. – Ба, ты не поверишь, что за это время случилось… Столько всего! Голова просто кругом. За чаем тебе все расскажу…

Бабушка вышла из комнаты в халате, наброшенном на ночнушку. Рубашка фланелевая, халат махровый. На ногах носки из собачьей шерсти. Сама пряла шерсть и вязала когда-то. Но носки протерлись на пятках, и бабуля их штопала, потому что пес давно умер, а только его шерсть давала нужное ей тепло.

– Вот пять тысяч, – выпалила Туся и вытащила красную купюру с Хабаровском. – Теперь мы сможем купить отцу инвалидное кресло! – Он мог ходить, но не хотел. А оставлять его без присмотра они опасались. Кресло помогло бы. Посадили, выкатили, папа воздухом дышит, а они по хозяйству хлопочут.

– Оно уже не нужно, дочка.

– Почему?

– Умер папка твой. Два часа назад.