Текст книги "Кара Дон Жуана"

Глава 4
Абхазия 1991—1992 гг. Андрей

Андрей оторвал взгляд от своего мольберта и, вытянув шею, глянул на пейзаж Кары. Она рисовала синее в багряных прожилках небо, горные вершины, подсвеченные закатом, ущелье с водопадом, с серыми валунами, с зелеными помпонами кустов на обрыве – рисовала то, что видела перед собой, стоя на балконе.

– Отлично получается, – похвалил ее Андрей. – Только добавь немного синевы…

– А мне не нравится, – грустно сказала Кара. – Все как-то криво, косо… У тебя гораздо красивее вышло…

– Я занимаюсь живописью с детства, а ты всего год, конечно, у меня получается лучше. Но я должен заметить, что у тебя талант, ты удивительно хорошо улавливаешь природу вещей.

– Как это?

– В твоих рисунках есть настроение, душа, энергетика. Несколькими, пусть неумелыми штрихами ты умеешь точно изобразить предмет. – Он указал кистью на ее картину. – Вот взять хотя бы этот пейзаж! Сразу ясно, что ты рисуешь горы перед закатом. И это при том, что краски ты подобрала не очень удачно…

– Я не умею работать с цветом, карандашом мне больше нравится…

– Просто тебе лучше удаются портреты. Ты видишь человека насквозь. Его душу. Именно поэтому твои портреты так похожи на оригиналы…

Говоря так, Андрей нисколько не погрешил против истины – Кара на самом деле рисовала удивительные портреты. Не владея техникой, не имея понятия о перспективе, не выверяя пропорций, она умудрялась изобразить человека таким, каким он был. А Андрей, при всей его учености (семь лет художки, плюс четыре года занятий живописью в архитектурном институте), мог только детально копировать черты лица, фигуру. Его портреты получались умелыми, но не живыми…

– У тебя есть дар, – добавил Андрей. – Настоящий дар. Тебе надо учиться… Хочешь, я найму для тебя педагога?

– Нет, – засмеялась Кара. – У меня уже есть педагог, это ты… – Она нежно поцеловала его в испачканную краской руку. – Мне нравится заниматься с тобой… живописью…

Андрей бросил кисти, вытер руки о футболку, схватил Кару на руки и потащил в комнату.

– Куда? – смеясь, воскликнула она. – Ты не закончил пейзаж…

– По-моему, нам пора задуматься о наследниках.

– Но ты же еще не окончил институт! Мы обещали отцу, что повременим…

– Я думаю, он не сильно расстроится, если станет дедом на полгода раньше! – Андрей горячо поцеловал Кару в губы. – Знала бы ты, как мне надоели эти презервативы!

– Мне тоже, но мы должны повременить…

Андрей бросил Кару на кровать, молниеносно скинув с себя одежду, опустился рядом с ней, прижал к себе.

– Ты бы хоть руки вымыл, – игриво отпихнула его Кара, но у самой в глазах уже полыхало желание.

– Потом, – пробормотал он, припав губами к ее груди. – Все потом…

Одной рукой нащупав на тумбочке презерватив, другой Андрей начал стаскивать с Кары юбку. И в этот интереснейший момент в дверь постучали.

– Кто там? Марианка, ты? – крикнул Андрей, не прекращая своего занятия.

– Дети! – раздался из-за двери бабушкин голос. – Боюсь, что вам придется открыть…

Чертыхаясь, Андрей сполз с кровати, натянул на себя штаны и пошел открывать. Кара, вернув юбку на место, осталась лежать.

– Рисуете? – весело спросила Бэла Ашотовна, указав на перепачканные краской руки внука. – Молодцы… Тебе, Дюсик, надо больше заниматься, скоро диплом…

– Ты, бабуля, пришла только за тем, чтобы напомнить об этом?

– Я пришла сказать, что тебя ждет отец. Он в столовой с дядей Арамом.

– А я зачем им нужен?

– Отец хочет взять тебя с собой в Москву.

– Без меня никак? – расстроенно протянул Андрей. – Ты же знаешь, у меня экзамен на той неделе, мне надо заниматься…

– Андрей, ты должен ехать. Поездка не просто деловая. Папа хочет поосмотреться там… – Бабушкино лицо помрачнело. – Здесь опасно оставаться. Абхазы с грузинами конфликтовать начали. Это может привести к настоящей войне…

– Отец хочет увезти нас отсюда? – поразился Андрей. Он знал – в стране назревает война, но наделся, что их она не коснется. – Но почему? Мы-то к абхазо-грузинскому конфликту какое имеем отношение? Мы просто здесь живем…

– Попадем между молотом и наковальней! Пострадаем, как и все, живущие здесь!

– Кто посмеет тронуть Барса и его семью?

– Ты не знаешь, что такое война, поэтому так говоришь! – Бэла Ашотовна строго посмотрела на внука. – А я знаю – Великую Отечественную пережила – и говорю тебе, она коснется всех! Нас, может, и не тронут, тут ты прав, но в стране начнутся перебои со светом, топливом, медикаментами! Наступит бардак и анархия. Кучи уродов, прикрываясь благородной идеей, будут бегать с автоматами и творить беспредел…

– Бабушка, ну у тебя и жаргон!

Бэла Ашотовна раздраженно махнула на внука рукой, не принимая его шутливого тона, и продолжила:

– А наш бизнес! Подумай об этом! Кто будет строить дома, когда по улицам ездят танки? Кто поедет сюда отдыхать, кто станет покупать наше вино? Никто! В цене будет лишь оружие, но Карэн, я надеюсь, не опустится до его продажи… – Она быстро перекрестилась. – Вот поэтому я поддерживаю сына! Уезжать надо… Только не в Москву, конечно, чего нам там, в столице, делать? Можно же в Адлер, к Каринэ, перебраться… Или в Сочи, Туапсе, Краснодар! Но Карэн настаивает на Москве. Говорит, там настоящая жизнь! Сейчас вот фирму хочет там открыть, потом дом купить и нас перевезти…

– Значит, мы с ним уедем надолго?

– На две недели как минимум…

Услышав это, Кара низко опустила голову. Бабушка заметила и ворчливо проговорила:

– А ты думала, он всю жизнь у твоей юбки будет? Нет, милочка, у мужчин свои дела. Он и так на заочное перевелся, чтоб с тобой не расставаться, работу стал на дом брать, чтобы пораньше возвращаться…

– Я все понимаю, Бэла Ашотовна, но не представляю, как буду две недели без него…

Кара и в самом деле не представляла – за два года брака они не расставались больше чем на три дня. Так повелось с самого начала. До женитьбы Андрей постоянно жил в Сухуми (отец снял ему квартиру недалеко от института), а домой приезжал только на выходные. Женившись, он перевелся на заочное: расставаться с Карой на неделю он не хотел, ездить домой каждый день не мог, а просить ее переселиться к нему в съемную квартиру не смел – что она будет делать одна в четырех стенах, когда он с утра до вечера на лекциях?

– Скажи лучше, что ты боишься оставить ее без присмотра, – сказал ему на это отец. – Думаешь, что она от скуки глупостей натворит… И правильно думаешь, женщины все глупости от скуки и делают. Да еще чтобы доказать, что они не хуже других…

– Я доверяю ей, папа, просто не хочу, чтобы она страдала.

– Иногда можно и пострадать…

– Зачем? Я же запросто могу перевестись на заочное. Это будет лучше не только для Кары, но и для тебя – я смогу больше помогать тебе в работе. К тому же у меня появится свободное время на архитектурные проекты. Ты сам говорил, мне пора начать проектировать здания, которые мы возводим…

– Все время, которое у тебя появится, ты посвятишь своей маленькой женушке, – со смешком сказал отец. – Уж мне ли не знать!

– Сейчас она нуждается во мне… Я учу ее языкам. Учу писать, читать, есть ножом и вилкой.

– Этому ее учит твоя мама. – Карэн шутливо погрозил сыну пальцем. – Ты же занимаешься с ней совсем другим…

– Папа!

– Только прошу, сын, следи, чтобы игры ваши не привели к случайному зачатию! Отучишься, тогда рожайте, а сейчас рано…

Тогда Андрей отцу и пообещал, что подарит ему внука не раньше, чем через три года. Потом он сообщил об этом жене. Кара пришла в ужас!

– Дети от бога, – кричала она, обливаясь слезами. – Раз он их дает, значит, так надо! А вмешиваться в его деяния – грех!

– Ты же сама говорила, что Зара давала тебе отвар каких-то трав, чтобы ты не забеременела…

– Я не могла родить от нелюбимого, а от тебя могу! И хочу! Я мечтаю подарить тебе наследника!

– Подаришь, но позже… – Он вытащил из кармана черную коробочку с изображением целующейся парочки. – А пока мы будем пользоваться этим.

– Ни за что! Я лучше вообще не буду с тобой спать! И ты меня не уговоришь!

Конечно, он ее уговорил. В тот же день. А позже, когда Кара стала более цивилизованной, она уже без скандалов позволяла Андрею предохраняться и даже сама покупала в аптеке презервативы.

Она вообще со временем сильно изменилась. Стала изысканно-прекрасной, нежной, очаровательной, элегантной – мама привила ей хороший вкус. Теперь Кара носила мини-платья по фигуре, не скрывающие ее стройных смуглых ног, туфельки на шпильке, золотые украшения. Она научилась умело краситься, укладывать свою смоляную гриву в безупречную прическу, грациозно ходить. Научилась держать осанку, аккуратно есть, вытирать руки не о подол, а салфеткой. Но самое главное, Кара освоила грамоту – через год она уже читала и писала на двух языках: русском и армянском. И тут выяснилось, что она неглупа. Что ей удивительно легко даются науки, особенно гуманитарные. Выявились таланты к живописи и сочинительству – Кара придумывала удивительные сказки. Она стала много читать, предпочитая зарубежных романистов (Моэма, Ремарка, Ирвина Шоу), увлеклась цветоводством, верховой ездой…

Но что у нее получалось лучше всего, так это ладить с людьми! Ее полюбили домашние: отец, мама, бабушка, даже пес Мирон, который ненавидел всех, за исключением Карэна, только Марианна относилась к свояченице с легкой прохладцей. Несмотря на то что она была младше Кары, считала ее незрелой, несерьезной, наивной. Она насмехалась над ее восторженностью, непосредственностью, легковерностью – Кара верила всему: байкам Андрея, хвастливым россказням Гургена, прогнозам погоды, астрологам, но особенно гадальным картам. Истрепанные карты старой Зары были ее главными советчиками. Перед тем как предпринять что-либо, она раскидывала их, всматривалась в истертые портреты дам и валетов, пытаясь понять, будет ли сопутствовать успех ее начинанию или нет. Так же она раскладывала карты на всех членов семьи, и иногда гадания сбывались. Такие, например, как предстоящая бабушке операция – та уже полгода собиралась лечь в больницу, чтобы удалить грыжу, или скорый отъезд Карэна – он покидал дом не реже раза в месяц…

Естественно, как только Кара узнала новость о том, что Андрей с отцом собираются в Москву, она тут же раскинула карты.

– Ну что? – с любопытством спросила Бэла Ашотовна, которая относилась к Кариным гаданиям с интересом, но верила в них только тогда, когда они сулили что-то хорошее. – Выгорит у них дело?

– Близкую дорогу вижу, хлопоты, визиты, которые принесут большие деньги, успех в начинаниях… Вроде бы все хорошо… Только вот вылезают какие-то слезы, печаль… Не пойму, с чего… – Она собрала карты, перетасовала, зажав колоду между ладонями, задумалась, формулируя вопрос, затем выбросила пять штук: одну в центр, четыре вокруг. – Горе их ждет в будущем. Много слез.

– Да ладно тебе преувеличивать! – проворчала бабушка, но глаза ее засветились беспокойством. – Горе, слезы! Скажи уж, разочарование, печаль…

– Нет, горе. Потери. И как будто смерть… – Видя, как напряглось лицо старушки, Кара поспешно добавила: – Не их, чья-то…

– Я, что ли, помру?

Кара выбросила еще четыре карты, хмуро на них посмотрела.

– Не одна смерть – несколько. И большие потери…

– Точно война начнется, как я и говорила, – с явным облегчением выдохнула Бэла Ашотовна. – И у Карэна, и у Андрюшки много друзей абхазов, может, кто-то из них пострадает…

– Да, наверное, только… – Кара сморщилась, и из глаз ее потекли крупные слезы. – Только и у меня то же самое… Я вчера гадала, там горе, страдание! И долгая разлука! – Она кинулась старушке на грудь. – Бабулечка, миленькая, отговори их ехать! С ними там что-то страшное случится! Вдруг они кого машиной собьют, а их посадят за это…

– Не реви, глупая!

– Бабулечка, пожалуйста, повлияй на них! Если Андрея посадят, я разлуки не переживу…

– Не каркай! – прикрикнула Бэла Ашотовна. – Этого еще не хватало… – Она сжала губы в ниточку, нахмурилась. – Я, конечно, поговорю, но боюсь, они меня не послушают – отменять важную поездку только потому, что карты не так выпали, несусветная глупость… Вот увидишь, посмеются над нами, дурами, и завтра же укатят!

Как Бэла Ашотовна и прогнозировала, Карэн с Андреем уехали в Москву на следующий же день.

Столица на младшего Караяна произвела ужасное впечатление: огромный, шумный, грязный город, где воздух сизый от выхлопных газов, где люди злые, хмурые, озабоченные, вечно спешащие, где в роскоши метрополитена бродят нищие, пьянь, ворье, где таких, как он, Андрей, называют «черножопыми»… Разве можно променять жизнь в горах на существование в этом загазованном муравейнике?

«Не только можно, но и нужно», – сказал отец, не выслушав и трети сыновьих аргументов в пользу возвращения в Абхазию. Он всегда любил Москву, часто бывал в ней, но считал ее немного скучной, старомодной, закостенелой, эдакой старой девой. А вот новая Москва пришлась ему по душе. Он не замечал грязи, смога, побирушек, он видел огромные рекламные щиты, дорогие бутики, рестораны, первые элитные новостройки, автосалоны – все то, чего так много на Западе и чего не было в России. Все то, во что можно вложить деньги…

– Я нюхом чую, – возбужденно говорил он, прогуливаясь с сыном по Калининскому проспекту. – Совсем скоро Москва начнет пухнуть, сюда ринутся люди из всех бывших республик, и им понадобится жилье. Развернется грандиозное строительство на окраинах. В центре станут переделываться и реставрироваться здания под казино и рестораны. Начнут возводить церкви! Представляешь, как на этом разбогатеют застройщики?

– Представляю, – кивнул Андрей. – Дармовая сила из Таджикистана и Молдавии, дешевые стройматериалы с подпольных фабрик, ворованная фурнитура – а в итоге большое красивое здание, проданное за сотни тысяч долларов США.

– Мы должны попасть в число тех, кто их заработает!

– Тут без нас желающих полно. Думаешь, ты самый умный?

– Не самый, но… – Отец подмигнул сыну. – У меня больше возможностей, чем у других.

– Ты чужак здесь. Тебя не пустят в этот бизнес русские… э… коллеги.

– Ты о русской мафии говоришь? – улыбнулся Карэн. – Так вот, знай, что строительство на окраинах контролируют как раз армяне. И с одним из местных авторитетов у меня вечером встреча!

Авторитета звали Радиком. Он имел огромный дом на Рублевском шоссе и намеревался строить там еще несколько – на продажу, считал, что в скором времени богатые москвичи ринутся из загазованной столицы за город. Карэна он встретил приветливо, Андрея с восторгом – у него была дочка на выданье, которой все никак не могли найти достойную партию. К счастью, девушка на Андрея не среагировала (она была безнадежно влюблена в своего телохранителя), но Радик все равно уговорил Карэна погостить у него, пообещав помочь с переездом и инвестициями.

У Радика Караяны застряли надолго. Около трех недель они пользовались его гостеприимством, правда, при этом отец умудрялся еще совершать какие-то сделки – он купил землю под застройку, арендовал здание под офис, наладил контакты с поставщиками некондиционного кирпича. Андрей, по сути, был ему не нужен, но Карэн все же не отпускал его домой – считал, что сын должен перенимать опыт. Ведь все достанется именно ему! Но Андрей, вместо того чтобы вникать в дела, днями пропадал у мольберта, рисуя непривычные среднерусские пейзажи, а вечерами у телефона, названивая домой. Он безумно скучал по Каре, беспокоился о ней и обо всех домашних – в прессе то и дело стали появляться заметки о беспорядках на улицах абхазских городов. А когда бабушка в одном из разговоров упомянула, что на шоссе видели танки и бронетранспортеры, Андрей понял, что пришла пора настоять на возвращении.

Карэн согласился вернуться не сразу – у него была намечена масса дел на всю неделю, к тому же он не верил газетам (считал – преувеличивают), зато очень доверял своим людям, оставленным охранять виллу. Так что засобирались они в Абхазию только через три дня. Тут оказалось, что рейсы до Сухуми отменены и придется лететь через Адлер. Весь полет Андрея била нервная дрожь, он чувствовал опасность – просто так аэропорты не закрывают – и слышал перешептывания стюардесс о том, что многие пассажиры отказались от своих билетов, насмотревшись телевизионных репортажей с сухумских улиц, по которым на самом деле бегали кучки фанатиков с автоматами и ездили танки…

– Не волнуйся, сын, – успокаивал Андрея и себя самого Карэн, – мы от Сухуми далеко. У нас в горах спокойно. Наверняка спокойно… Иначе меня бы предупредили…

Когда приземлились, сразу стали звонить домой, но связи не было. Потом оказалось, что граница закрыта и попасть в Абхазию можно только нелегально. Карэн за пачку «зелени» нанял одного бывалого контрабандиста, и тот перевез их через горы на своем джипе.

К особняку подкатили уже на закате. Первым из машины выпрыгнул Андрей, затем отец, следом пятеро его «бойцов» с автоматами – Карэн решил вывезти семью из Абхазии незамедлительно, а передвигаться по дорогам без охраны было опасно.

В уходящем свете дня дом Андрею показался мрачным, даже зловещим. В его темных окнах полыхал красноватый закат. Башня, над которой зависло багряное солнце, казалась облитой кровью. Погруженный во мрак сад был похож на заколдованный лес…

– Почему не горит свет? – бросил Карэн на бегу. – Электричество отключили?

– Да, похоже… А где твои люди? Они же должны нас встретить…

– Не знаю, может, в доме… А мо…

Карэн резко замолчал, наткнувшись на что-то большое, темное, лежащее поперек гравийной дорожки. Он наклонился, чтобы посмотреть, но один из автоматчиков придержал его за руку:

– Карэн Ованесович, не надо…

– Что это тут лежит?

– Русик.

– Русик? – Карэн все же склонился, перевернул труп на спину. – Да, это он… – Голос его дрогнул. – А где остальные?

Но отвечать не понадобилось – Карэн сам увидел остальных: они лежали у крыльца, такие же мертвые, как и Русик. Оружия при них не было – видно, те, кто убил их, забрали автоматы с собой.

– Быстро в дом! – взревел Карэн и первым бросился к зияющему пустотой дверному проему.

Они вбежали в дом и не узнали его. Холл был разгромлен: мебель порублена, обивка со стен содрана, вазы разбиты, на полу валялись поломанные рамы, истоптанные цветы, обрывки книг… Ценные безделушки, картины, ковры исчезли, зато на стенах появились дырки от пуль, похабные рисунки, на мраморных плитах лужи крови, кучи экскрементов…

Андрей не стал задерживаться в холле, он тут же ринулся к лестнице, взлетел по ней на второй этаж…

– Кара! Мама! Бабушка! Марианна! – орал на бегу. – Где вы?

Первой по коридору комнатой была спальня сестры, но он промчался мимо, спеша к их с Карой спальне. Достигнув двери, распахнул ее, ворвался в комнату, разгромленную, засыпанную пухом из подушек и мелкими осколками зеркал.

– Кара! Кара! Кара! – уже сипел он, мечась по помещению – ему казалось, что она где-то спряталась, и, услышав, как он зовет ее, выбежит. – Девочка моя, я приехал…

Тут до его слуха донесся крик отца – никогда до этого Андрей не слышал, чтобы он так страшно, так душераздирающе кричал. Казалось, не человек издает этот звук, а смертельно раненный хищник…

Андрей выбежал на голос. Обнаружил отца, стоящего у двери в комнату бабушки. Карэн уже не кричал, он сдавленно всхлипывал, до крови кусая кулак. Андрей шагнул к нему. Встал рядом. И увидел то, что минутой раньше увидел отец…

На вздыбленной кровати лежала мама. В тонкой ночной рубашке, поверх которой был наброшен кружевной пеньюар, в одной домашней туфельке с розовым помпоном из кроличьего меха. Ее светлые волосы свешивались вниз, голова была запрокинута, а глаза, огромные зеленые глаза, не моргая смотрели в потолок… Все – и кровать, и рубашка, и волосы, и лицо – было забрызгано кровью.

Кровь была и на полу – она вытекла из огромной раны на бабушкином животе. Бэла Ашотовна лежала у кровати, ее мертвые руки сжимали старое охотничье ружье. Тут же валялись ее клюшечка и разбитые очки…

Андрей, шатаясь, отошел от двери. Еле передвигая ноги, двинулся к комнате Марианны. Осталось обнаружить два тела, и он знал, что обнаружит их именно в спальне сестры…

Но там трупов не было.

– Отец, скажи ребятам, пусть поищут Кару с Марианной… Быть может, они где-то спрятались…

Но отец не слышал его. Он стоял на коленях у трупа своей матери, держась одной рукой за холодную кисть жены. Безымянного пальца на ней не было – его отрезали вместе с обручальным кольцом, оно очень туго снималось…

– Найдите мне этих ублюдков, – не своим голосом проговорил отец. – Всех, до единого… – Он уставился на подошедших автоматчиков остекленевшими глазами. – Живыми… – Тут его взгляд стал осмысленным, но диким. – Я лично убью каждого из них… А сейчас уйдите все, оставьте нас с сыном одних…

Парни беспрекословно подчинились.

Как только затих топот их шагов, отец дал волю чувствам – разрыдался в голос, уткнув лоб в ледяную руку жены. Андрей опустился рядом с ним, обнял. По его лицу тоже катились слезы, но не такие отчаянные. Он оплакивал бабушку, маму, но не жену. Раз он не видел трупа Кары, в его сердце жила маленькая надежда на то, что она еще жива…

– Мы найдем их, сынок, – хрипло прошептал Карэн, и Андрей решил, что говорит отец о Каре и Марианне, но ошибся. – Найдем этих выродков… И отомстим за наших женщин… Я буду землю носом рыть, и других заставлю… Мы найдем их! – Он зажмурился. – Об одном буду бога молить – чтобы мы успели до похорон…

«Выродков» нашли только через неделю – на деньги Карэна они далеко ушли. Ими оказались наемники из соседней республики, бывшие уголовники, отморозки, утоляющие на войне жажду насилия. Главным для них было убивать, а то, что за это еще и платили, стало лишь приятным дополнением. Гонорары свои они тут же спускали: на вино, шлюх, наркотики, и когда все эти «прелести» жизни уже не на что было покупать, они занимались мародерством, разбоем, грабежом. Сшибали по мелочи, лишь бы хватило на чачу и «герыч». Идея пойти на крупное дело возникла спонтанно. Усталые, больные с перепоя, злые из-за того, что не на что опохмелиться, они ехали на «УАЗе» по горной дороге и глазели по сторонам. Один из них задрал голову вверх и увидел роскошный особняк, белеющий на фоне голубых пиков. Ему сразу стало ясно, что внутри этого дворца они могут найти столько богатств, что больше не придется потрошить карманы трупов, громить жалкие лавчонки, ломать кости и черепа ради медных грошей. Одно крупное дело – и они богаты!

Когда наемник поделился своими мыслями с товарищами, те его поддержали. Ограбить богатея им казалось легким и не очень опасным делом – они не удосужились узнать, кому принадлежит роскошный особняк, решили, что обычному нуворишу. Их не насторожил тот факт, что вход охраняют квадратные автоматчики явно криминального вида, зато очень порадовало количество охранников – в результате слежки было установлено, что их всего пятеро. Пятерка ошалевших от безделья и жары пареньков да четверо бабенок в доме против квартета профессионалов с автоматами и гранатометом – какой пустяк!

Штурм начали в три ночи. Прячась в пышной зелени сада, тихо и незаметно подошли к дому, засели в кустах. Первого охранника сняли прямо на гравийной дорожке – перерезали горло, он и пикнуть не успел. Второго – он обходил дом кругом – чуть позже. Оставшуюся троицу расстреляли из автоматов, ворвавшись в холл и застав парней за игрой в «козла». Потом их трупы вышвырнули на крыльцо, чтоб не мешались под ногами, и начали разграбление. Сначала брали все – вазы, картины вместе с рамами, столовое серебро, шахматы из слоновой кости, старинные книги – потом поняли, что все добро не вывезти даже на «УАЗе», и стали отбирать только самое ценное: драгоценности, деньги, антикварные безделушки. Между делом разоряли бар Карэна, вливая в свои глотки выдержанные коньяки, виски, джин и запивая все это тонким французским вином. Через пару часов надрались до такой степени, что захотели «любви». И тут вспомнили, что наверху есть пара молодух и одна еще вполне аппетитная бабенка. С радостным криком в дым пьяные бандиты кинулись вверх по лестнице…

Бэла Ашотовна предвидела это. Как только услышала выстрелы, она поняла, в чем дело. Конечно, она надеялась на то, что бандиты, взяв ценности, уйдут, не запятнав себя насилием над беззащитными женщинами, но когда через час до нее донесся пьяный ор, она изменила свое мнение. Тогда, сняв со стены ружье своего мужа, бабушка вышла в коридор, встала, как страж, у основания лестницы и велела Каре и Марианне быстро покинуть комнату, в которой они спрятались, и мчаться в башню. Там был чердачок. Узенький, низкий, в нем нельзя было ни стоять, ни лежать, только сидеть, поджав под себя ноги, и в нем как раз могли поместиться две девушки. Бэла Ашотовна надеялась, что бандиты их там не найдут.

Когда Кара с Марианной скрылись, она вернулась в комнату, села рядом с невесткой на кровать, положила на колени ружье и стала ждать. Ждать пришлось недолго. Спустя час четверка ополоумевших от вина, крови, сознания собственной силы и безнаказанности отморозков смела хлипкую преграду двери и ворвалась в комнату.

Бэла Ашотовна вскинула ружье. Все заржали – не поверили, что старушонка выстрелит. Один из них, обвешанный цепочками Карэна, похотливо облизнулся, глядя на Елену, и сказал какую-то сальность. Все заржали еще громче. Тогда он швырнул об стену бутылку, которую держал в потной руке, и, рванув брючный ремень, шагнул в комнату…

Вот тут Бэла Ашотовна и выстрелила. Пуля, выпущенная из ствола старого ружья, из которого до того стреляли лишь по уткам, попала бандиту в живот. Он охнул, схватился за бок. Бэла Ашотовна спустила курок вторично. Но она так и не узнала, достигла ли ее пуля цели, так как в этот момент один из бандитов (только он таскался по дому с автоматом) срезал старуху очередью. Бэла Ашотовна рухнула на пол, так и не выпустив из рук ружья, следом за ней на кровать упала Лена – две пули достались ей…

Смерть еще двоих человек наемников не сильно расстроила, огорчило только то, что не удалось воспользоваться красивой русской бабой. Тут они вспомнили о паре молодух и начали их поиски…

Девушек нашли лишь под утро. Выволокли из укрытия, бросили на пол гостиной, сорвали одежду… Изнасиловали только по разу, чтобы не покалечить, бить совсем не стали, дабы на лицах не осталось следов. Потом впавших в ступор девушек связали и отнесли в машину – мародеры знали, где можно продать такой первоклассный товар, как юные красотки…

Все это Карэн узнал через неделю, когда в его кабинет пинками загнали троих беглецов (четвертый умер от заражения крови – пуля бабушки все же отправила его на тот свет) и когда они, сбиваясь, заикаясь от страха, иногда похныкивая, выложили ему все… Вернее, почти все, за исключением того, что хотели изнасиловать его жену и надругались над невинной дочерью, но это он сам понял, а когда понял, заставил их признаться… Потом он взял у своего бойца пистолет и трижды выстрелил – каждый получил пулю в голову. Затем он отшвырнул оружие, велел убрать трупы и вернулся туда, где провел всю предыдущую неделю…

В погреб.

Там, среди бочек с вином, среди банок с аджикой и мешков с курагой он прожил все эти кошмарные дни. Сидя на земляном полу, он пил, практически не закусывая – зажевывая иногда сушеным абрикосом, и все. Спал Карэн там же, падая на бочку с «Изабеллой», он забывался, но через пару часов выныривал из вязкого дурмана и продолжал поглощать вино. Наверх он поднялся только на похороны, все остальное время сидел под землей, и выгнать его из убежища не могли даже взрывы – когда дом сотрясся под ударом попавшего в него снаряда, Карэн только хмуро глянул на пролившееся вино и плеснул себе новую порцию.

Больше он не плакал, хоть очень этого хотел – слезы, как известно, очищают душу, но его душу очистить они не могли… Только месть! Карэну казалось, что его любимые женщины не смогут упокоиться с миром, пока их убийцы ходят по земле. Леночка и Бэла Ашотовна снились ему всякий раз, как он погружался в пьяный дурман. Они ничего не говорили, но смотрели с таким укором, что он просыпался с криком и тянулся за стаканом, чтобы затуманить мозги…

Расправившись с «выродками», отец пошел на поправку. Он стал чаще подниматься из подвала, начал есть горячее, интересоваться новостями, замечать окружающих… Три пули, которые он выпустил из пистолета, сыграли роль пилюль. Отомстив, он вылечился. И Андрей ему завидовал, поскольку сам он не мог успокоиться, несмотря на то, что все совершалось на его глазах. Что смерть ублюдков? Ею ни маму, ни бабушку не вернешь. Не говоря о Каре… Ее и Марианну продали спустя сутки после налета. На следующий день их уже вывезли из СНГ куда-то в Афганистан…

Узнав об этом, Андрей заплакал от бессилия. Все неделю он жил только надеждой. Он верил, что Кара отыщется, поэтому старался не раскисать. В отличие от отца Андрей не дал горю завладеть собой, он ел, спал, занимался делами – все хлопоты по устройству похорон пришлось взять на себя. А еще вытаскивать отца из норы в день погребения – бойцы Барса боялись туда сунуться, так как их босс стрелял во всякого, кто пытался заглянуть к нему.

Когда тела мамы и бабушки предали земле, Андрей спустился вместе с отцом в подвал. Они выпили канистру «Муската», съели банку аджики с батоном, после чего отец, опьянев, погрузился в сон, а Андрей вернулся наверх – в отличие от Карэна он не мог забыться при помощи вина, от алкоголя ему становилось еще хуже…

Хуже, но не так плохо, как в день «казни». Раньше у него оставалась надежда, а теперь она исчезла. Он понял – Кару с Марианной им не найти. Слишком много времени прошло! За неделю их успели увезти на край света, туда, откуда не возвращаются… И вот тут на него накатило… Когда отец вернулся в погреб, Андрей подобрал с пола пистолет, поднялся в их с Карой комнату и приставил дуло к виску…

Он хотел выстрелить, он уже палец на спусковой крючок положил, он с миром простился… Оставалось только нажать! И все – освобождение! Но Андрей остановил себя. Он не мог так поступить с отцом. Лишившись еще и его, тот сойдет с ума… Мать, жена – убиты, дочь пропала, остался только сын, а он вдруг – бах, и пустил себе пулю в лоб! Поступил, как слабак. Не справился. Сломался. Бросил отца на растерзание горю… Горю и чувству вины. Андрей видел, как мучается отец, и догадывался, что он винит в случившемся себя. Ему наверняка казалось – будь он тогда рядом, с его женщинами ничего бы не случилось. Пятеро автоматчиков не смогли их защитить, а он один смог бы! А если нет, то погиб бы, обороняя свой дом, свою семью, как подобает мужчине… А так вместо него дом защищала старуха-мать. Она получила его пулю. И нет ему за это прощения…