Текст книги "За пределами замка"

– Ты перекроила реальность? Как?! – он ошалело уставился на Аурелию, от чего ей стало совсем неуютно.

– Я ничего не сделала, – растерянно ответила девушка, и зачем-то повторила, – ничего…

– А кто это сделал для тебя?

– Не знаю, – растерянность росла, наполняя Аурелию легким неприятным беспокойством.

Верес повернулся к мужчине и тихонько ему что-то сказал, слов Аурелия не расслышала, но мужчина видимо понял все хорошо, потому что резко побледнел и ускорил свое движение по направлению к выходу. Верес же, не удосужившись что-либо объяснить, принялся за пиво.

– Тебя Борг тоже учил? – невпопад буркнула Аурелия, чтобы поговорить хоть о чем-то, лишь бы избавиться от беспокойства. Речь – это контакт, а он, в свою очередь – это привязка к реальности, из которой девушка опять начала стремительно ускользать…

* * *

Аурелия вдруг увидела себя в доме своих родителей, услышала голоса многочисленных гостей, находящихся в разных комнатах. Но на кухне она была одна. Аурелия вышла на веранду, дверь во двор оказалась открытой. Ей почему то не хотелось идти к гостям, и она решила недолго побыть одна. Остановившись на верхней ступеньке, девушка засмотрелась на небо с чистой глубокой синевой, на солнце, которое, казалось, замерло в самом центре вселенной. Вниз вели несколько ступеней, но она не спускалась, наслаждаясь свежим воздухом и ароматным горячим кофе, чашку с которым держала в руках. Легкий ветерок овевал плечи, и именно сейчас она чувствовала покой и тихую радость, которые возникают при возвращении в родительский дом после длительного отсутствия. Во дворе играла маленькая девочка, Аурелия не помнила, чей это ребенок, но личико показалось ей удивительно знакомым. Девочка была одета в розовое платье, сверху – светлая кофточка, у нее были светлые кудряшки, которые плясали на ветру в такт ее звонкому беззаботному смеху.

Внезапный сильный порыв ветра попытался закрыть дверь, и девушке на миг показалось, что он сорвет ее с петель. Вдруг ветер стал слабее, и, посмотрев во двор, девушка увидела, что девочка, как воздушный шарик висит над двором, и с каждым мигом она становится прозрачнее и прозрачнее, а какая-то невидимая сила тянет ее вверх. Аурелия вдруг поняла, что может ее достать. Уронив чашку с недопитым кофе на ступени, она схватила ее за маленькую ручку, пытаясь удержать. Аурелия изо всех сил тянула ее вниз, и вдруг поняла, что девочке из-за этого очень больно, и то, что тащит ее вверх – намного сильнее самой девушки…

…Внезапно она увидела себя в своей квартире, стоящей в дверном проеме на балкон. Она по-прежнему держала девочку, которая висела, как воздушный шарик под потолком балкона. Аурелия вдруг поняла, что недостаточно тянуть ее за ручку, нужно обхватить ее обеими руками и опустить вниз не травмировав. Приблизив ее к себе, девушка увидела, что внезапно девочка стала белой тряпичной куклой, как будто ее намочили и заморозили. Аурелия ощутила щемящую режущую жалость к ребенку, отнесла и уложила ее в свою постель, заботливо укутав одеялом, чтобы согреть…

…Через какое-то время она вновь подошла к кровати, девочка лежала с открытыми глазами на подушке и смотрела на нее. Погладив ее по щеке, Аурелия почувствовала, что девочке очень больно, ей нестерпимо больно из-за того, что она прикасается горячей рукой к ее заледеневшей щеке. Девочка начала молча плакать. Аурелия опустила одеяло немного ниже ее подбородка и увидела, что на шее зияет глубокий разрез, из которого вытекают жизненные силы ребенка, превращаясь в чистую прозрачную воду. Аурелия поняла, что исцелить девочку можно лишь ее собственными жизненными силами и, намочив ватку в этой чистой воде, протерла разрез на шее ребенка. Через некоторое время рана затянулась, девочка согрелась и улыбнулась. Увидев ее розовое личико Аурелия поняла, что она спасена.

– Как тебя зовут? – тихонько спросила Аурелия с облегчением, гладя девочку по светлым кудряшкам…

* * *

– …Но, когда-то давно, да…

Аурелия поняла, что сидит перед Вересом, который увлеченно что-то ей рассказывает. Ей понадобилось еще несколько мгновений для того, чтобы окончательно понять, где она находится… и еще пару минут для того, чтобы понять, о чем говорит ее спутник, который, кажется, так и не заметил, что девушка находится где-то очень далеко.

– Повторить? – невозмутимо спросил он, не меняя интонации и не делая паузы между сказанным ранее и этим вопросом.

– Извини. Я отвлеклась… – ответила девушка, не решаясь посвятить его в последние свои странные видения о ребенке, успев заметить, однако, что младший брат не уступает по наблюдательности старшему.

– Твои видения становятся все более частыми, и ты по-прежнему ничего о них не рассказываешь. Это – не правильно. Они – не только для тебя, это – во-первых, а во-вторых, я могу тебе помочь их понять.

Аурелия, не успев, как следует, отойти от удивления после видения, удивилась еще раз тому, как вел себя Верес. Присмотревшись внимательно, она увидела на его лице озабоченность, а в глазах – неподдельный интерес.

«Сколько же меня не было?» – подумала девушка.

– Несколько мгновений… Если я начну отвечать на твои незаданные вопросы, ты, наконец, поймешь, что мне не нужно тебя спрашивать, чтобы с тобой говорить?

Внезапно девушке стало неуютно, как будто она сделала какую-то глупость и хотела сохранить ее в тайне, но вдруг поняла, что об этом уже знает весь свет. В голове промелькнули все моменты, когда она чувствовала раздражение и злость из-за того, что Верес казался ей слишком непохожим на Борга, досаду из-за того, что ей попался такой скучный и неинтересный путник, злость из-за того, что она, как маленькое дитя бездумно идет туда, куда говорят другие… Хотя стоп. Вот как раз за это ей не было стыдно, и если Верес так хорошо ее понимал, то почему же не дал ответ на этот, так долго мучивший ее вопрос?

– Потому что ты неправильно его формулировала. Мы идем не «куда», а «зачем»?

– Ну, начинается… – досада снова прочно занимала свои позиции в душе девушки, что, впрочем, не помешало ей всмотреться в глаза Вереса, которые играли золотым. И этот цвет согревал, завораживал и увлекал за собой куда-то глубже, и казалось, что там, в глубине находится источник этого света, отражающегося искрами на поверхности. Впрочем, Верес улыбался в этот момент не только глазами, и улыбка у него оказалась не менее притягательной, чем смеющиеся глаза. Аурелия даже забыла о том, что хотела спросить.

– Ладно, нам пора, – сказал Верес и, легко подхватив большую кожаную дорожную сумку, направился к выходу.

* * *

Мысли о девочке продолжали кружиться в голове у Аурелии. Дорога была ровной, виды вокруг – одинаково раскинувшиеся белые зимние просторы. Путники погрузились каждый в свои думы, и то, что никто из них не видел сейчас ее глаз, дарило ощущение некоторого уединения. Слуги молчаливо шли чуть поодаль, и Аурелии нравилось ощущение того, что она на дороге не одна, но в тоже время никто ей не мешает своим вниманием. Аурелия до сих пор не научилась скрывать переливы в глазах, выдающие настроение и оттенки мыслей и чувств. Впрочем, сейчас это ее мало беспокоило, потому что жизненная сила девочки, попавшая на пальцы Аурелии в видении, продолжала нестерпимо жечь ее кожу.

«Интересно, кто она мне? Или кем могла бы быть? Или кем была мне раньше?..». Прислушавшись к своим чувствам, Аурелия поняла, что для нее чрезвычайно важно понимать, что этот ребенок жив, даже если судьба девочки больше никогда не переплетется с ее собственной. Даже если она – всего лишь одна из вероятностей развития жизни Аурелии. Девушка улыбнулась. Одна прочитанная статья о вневременных и жнецах повернула течение ее мыслей в совершенно другом направлении. Больше не существовало для Аурелии судьбы или неизбежности. Странные видения и странные события вызывали у нее тревогу не из-за необычности событий, а из-за того, что она боялась потерять ценность своего собственного выбора и своей собственной жизни, но в то же время Аурелия отчетливо осознавала, что принять такое положение вещей будет проще и правильней, чем противиться им.

Дорога постепенно заполнялась одинокими путниками, повозками и… шумом. Видимо где-то недалеко находился рынок, на который спешил народ из окрестных деревень. Аурелия подумала о том, что уже успела отвыкнуть от суеты. Выбирая безлюдные дороги, Верес был прав – люди утомляют даже своим существованием в поле видимости. Однако ускорить шаг, уже оказавшись в людском потоке, было невозможно, поэтому они с одинаковой обреченностью продолжили движение с навязанной им медленной скоростью.

* * *

– Ты ведь знаешь, что этого недостаточно для сохранения ее жизни?

Аурелия вздрогнула от неожиданности. Рядом на черном крупном коне ехал человек, увиденный на постоялом дворе. Его тяжелый пыльный плащ лежал на плечах и почему-то вызвал у Аурелии неприятные воспоминания о большой черной птице. Отогнав их усилием воли, она произнесла, как можно более спокойно: «Вы о ком?».

– Я – о маленькой девочке со светлыми кудряшками. Ты заметила, как сильно она похожа на тебя?

Аурелия застыла и попыталась найти глазами Вереса, но он, казалось, был полностью погружен в свои мысли и ехал немного позади. Слуги же отстали совсем, но даже если бы они были рядом, Аурелия не могла представить, чем могли ей помочь эти безмолвные создания.

– Кто вы?

– Тот, кто видит твои вероятности! Хочешь знать о своих упущенных шансах?

– Нет, спасибо, – разговор становился все более и более неприятным, но, казалось, прервать его у Аурелии не было никакой возможности.

– Не бойся, спроси! – резкий неприятный голос все больше напоминал карканье птицы, – Ты знаешь, что твое существование изменило эту реальность, впрочем, как и ту, из которой тебя забрали? Что твоя жизнь где-то, может быть, еще течет по старому руслу, отдаваясь в твоей голове отголосками видений? Что у тебя есть еще выбор?!

– Какой выбор? – Аурелия вдруг почувствовала сильную усталость.

– Выбор помочь мне и спасти свою дочь!

– У меня нет дочери! – Аурелия начала выходить из себя. Она вновь ощутила себя куклой в витрине, замерзшей куклой, покрытой инеем, из которой вытекали последние жизненные силы…

– Или себя…

– Меня?! – сознание решило больше не сопротивляться и покинуло девушку. Безвольное тело опустилось на шею лошади, продолжившей свой неспешный путь.

* * *

Аурелия плавала в маленьком декоративном озере возле какого-то замка. Между зданием и водоемом она видела красивый ухоженный зеленый газон со свежескошенной сочной травой. Вдали виднелся красивый небольшой замок, выложенный из светлого чистого камня. Яркое, но не жаркое солнце немного слепило глаза. На дне озера живописно лежали камни разных размеров, плавали разноцветные некрупные рыбки, на поверхности мягко колыхались кувшинки и опавшие листья. Аурелия чувствовала, что она отдыхает, на улице было уже довольно холодно, но она почему-то все равно пошла плавать. Озеро было слишком мелкое для этого, чистая вода местами становилась мутноватой из-за пугливых рыбок, стремительно уплывавших от незваной гостьи.

Аурелия посмотрела на дно и увидела, что по дну стайками ходят маленькие птички, похожие на крохотных черно-белых пингвинчиков, они забавно суетились внизу под девушкой и немного впереди. К озеру подошел какой-то мужчина и сказал: «Не надо плавать, вылезайте из воды». Аурелия подняла голову и спросила: «Это Вы мне?». Он ответил: «Нет, не Вам».

И в этот момент маленькие птички со дна озера одна за другой стали выныривать из воды, оказываясь огромными черными птицами. Они стремительно выбрасывались из воды, взмывали ввысь и исчезали. Их было очень много, сильными движениями своих крыльев они создавали волны по всему озеру, брызги летели во все стороны, и девушке стало страшно, потому что они вылетали буквально из-под ее тела. Аурелия оставалась в воде, отчетливо понимая при этом, что ей не стоит находиться в этом декоративном озере. Через миг после того, как вырвалась на волю последняя птица, поверхность озера успокоилась, и вода стала кристально чистой.

* * *

Открыв глаза, Аурелия почувствовала себя хорошо отдохнувшей. Учитывая долгую дорогу, это было удивительно. Осмотревшись, она поняла, что лежит в кровати в незнакомой комнате, однако не успела испугаться, услышав уже ставший почти родным голос Вереса, который спокойно и негромко с кем-то беседовал в дальнем углу. Девушка поймала себя на мысли, что этот голос для нее – тоже своеобразная привязка к реальности, и улыбнулась. В конце концов, он становился уже чем-то неотъемлемым от ее жизни.

– Возможно, ты и прав, – смутно знакомый резкий голос, напоминающий карканье птицы, заставил Аурелию насторожиться. Только сейчас она приподнялась на кровати и попыталась рассмотреть говорившего. Почти не удивившись, она увидела странного незнакомца, который уже дважды встречался ей на пути.

– Где мы? – тихонько спросила Аурелия.

– Проснулась? Это хорошо! Доброе утро!

Верес по-прежнему не отвечал на заданные вопросы, но такая форма общения уже перестала злить девушку, в конце концов, это позволяло ей использовать такую же тактику в ответ.

– Это – Лист, он – жнец.

– Аурелия, – представилась в ответ девушка.

– Я знаю, кто ты, – ответил каркающий голос.

– Он просит тебя помочь ему вылечить сына. Его покусали волки. Он – в соседней комнате. Попробуешь?

Все вместе они прошли в соседнее помещение. На кровати лежал ребенок семи-восьми лет. Однако еще до того, как Аурелия к нему приблизилась, она поняла, что ребенок мертв. Растерянно девушка остановилась возле детского тела и вопросительно посмотрела на Вереса, переведя взгляд на Листа, она увидела в ответ спокойное ожидание в обоих.

– Он мертв!

– Я знаю. Попробуй.

Девушка без всякой надежды подошла к ребенку, положила руки на тело и… не почувствовала ничего. Ее жизненной энергии не во что было вливаться.

– Здесь пусто. Он уже не является сосудом!

Жнец подошел к девушке.

– Ты знаешь, твоя девочка тоже не существует! Только он – уже. А она – еще.

– Я тебя по-прежнему не понимаю… – головокружение началось одновременно с легким приступом тошноты…

– Не ускользай. Я тебе объясню.

Поймав себя практически на границе реальности, девушка заставила себя вслушаться в его слова.

Лист был жнецом. Вневременный, который должен был выйти из кокона – его сын Вайя. Точнее был бы им, если бы жнец вовремя его туда поместил. Однако он этого не сделал, поддавшись на уговоры любимой супруги, которая заранее оплакивала потерю первенца все девять месяцев, нося его под сердцем, ведь такие дети изначально были лишены выбора и не могли жить, не вобрав в себя множество чужих нитей. В итоге, новорожденного было решено спрятать от Стражей-хранителей, которые следили за тем, чтобы все выполняли возложенные на них миссии. Спрятать ребенка удалось, только отдав ему некоторые из своих собственных нитей, лишив себя и ближайших родственников некоторых шансов. Но они не считали это большой платой за жизнь ребенка. Все было нормально до тех пор, пока не подошла пора ребенку выходить из кокона. Только вот кокон из чужих вероятностей был пустой, нити постепенно сплавлялись в один тугой комок, пропитываясь сами в себя. А ребенок жил спокойно, не зная о своем предназначении. Все было хорошо, пока не наступил день семилетия Вайи, когда паутинка реальности начала потихоньку трещать. Жнец ничего не мог с этим поделать, а не наученный вневременный, вместо того, чтобы скользить по линиям вероятностей, начал потихоньку проваливаться из этой реальности в неведомое. В итоге, оказавшись ночью в лесу, он попал в зубы волкам, которые со всей страстью хищного животного попытались освободить землю от несуществующего мальчика. Найдя его по оборванным чужим нитям, которые так и не смогли сплести новую реальность для мальчика, Лист принес его домой. Для него слухи о проезжающих по этим краям девушке-лекаре и странном молодом мужчине стали подарком, и, найдя точки пересечения, он отправился на перехват.

Выслушав всю эту недлинную историю, Аурелия не могла понять только двух вещей: первое – чем она может в этой ситуации помочь ребенку, и второе – при чем тут такая же несуществующая белокурая девочка, которая уже дважды являлась ей в видениях?

Впрочем, Лист не торопился давать ответы, а, может, их у него просто не было. Он всего лишь просил о помощи.

* * *

Судя по всему торопить девушку никто не собирался, Аурелии дали время придумать способ спасти ребенка, предварительно вкусно ее накормив. Почти привыкнув питаться на постоялых дворах пресной кашей или такой же невкусной похлебкой, девушка, наконец, сытно поела и согрелась. Никто больше ее ни о чем не спрашивал, но молчаливо глядящая на нее с мольбой мать ребенка все же не давала Аурелии расслабиться до конца. Чувствуя себя полной сил девушка, однако, не находила в себе никаких идей по поводу спасения ребенка. Но все окружающие, очевидно, не сомневались в том, что у нее получится вернуть ему жизнь. Смущало другое, Аурелия, прикасаясь к нему, ощущала пустоту, холод, что-то без дна. Как будто никакого количества ее или чьих бы то ни было других сил не хватит заполнить бездонную тишину внутри ребенка. Для этого нужно было что-то другое, и что именно это могло быть ускользало от ее понимания…

Зима дарила ранний морозный вечер, но, сидя у окна внутри чужого дома, Аурелии было тепло и удивительно спокойно. Все вопросы куда-то улетели, и тишина внутри успокаивала. Приглушенные голоса сидящих за столом людей вызывали какие-то смутные воспоминания, и она почти забыла о мертвом ребенке без собственных линий, ведущих в будущее, который лежал в комнате на втором этаже. Внезапно в голове у Аурелии возник вопрос: «А как он вообще до сих пор существовал, как ему отдали нити, не пропитав ими?».

Лист объяснил девушке, что вневременный не имеет собственных нитей, погруженный в кокон, он впитывает чужие, их должно быть очень-очень много, чтобы подарить ему возможность жить без влияния настоящего, но он перестает быть человеком, теряет свое имя, теряет любые чувства, точнее они не формируются в его душе, которая сама становится временем. Именно поэтому в ней нет места любви, потому что самого понятия такого, как «место» внутри него нет. Сложно было уже сказать, на что рассчитывал Лист, зная все это, но отнять младенца у мечущейся в послеродовой горячке молодой женщины он не смог. Какое отчаяние помогло ему прикрепить ребенку свои собственные нити, чтобы связать его с этой реальностью, сложно было даже представить. Но удержать его здесь надолго не могло ничто.

Аурелия слушала жнеца и думала о себе. Как она здесь оказалась, куда ведут ее нити, с кем связывают, когда оборвутся… Надолго ли она сама задержится в этой реальности, или в ее случае потрудился кто-то куда более сильный, чем она сама, и ее изменение – постоянно. Воспоминания о доме, далеком времени, почти не реальном, оставшемся в ее памяти яркими сюжетами праздников, вдруг вспыхнуло в сознании… и погасло… И как после того, как гаснет экран, рождается понимание, так и Аурелия вдруг поняла, что если в этой реальности для ребенка нет места, то может быть попробовать зайти с другой стороны? Но для этого ей нужен был огонь…

В комнате, где лежал ребенок, горел камин. Оставив за дверью нервничающих любопытных, Аурелия вошла внутрь. Заперла за собой дверь. Подойдя к кровати, внимательно всмотрелась в детское лицо и, нащупав ниточку ускользающего сознания ребенка, позвала его за собой… в огонь… на свою собственную поляну, питающую ее собственные силы. Может быть, кто-то для белокурой девочки сможет сделать хотя бы часть того, что готова была сделать она…

Аурелия и Вайя стояли у края поляны, посредине которой искрилась на солнце вода потрясающе красивого водопада. Она была обжигающе холодной, но удивительно чистой, и Аурелия подумала, попросила, прокричала о помощи… Если это место дает силы ей, может оно дать силы кому-то еще? Может? Может! Конечно, может!!! Вспомнив о белокурой девочке, отчаянно похожей на нее, Аурелия вдруг заплакала, и, взяв чужого ребенка за руку, шагнула вниз… туда, где холодная кристально чистая вода могла подарить очищение.

Вдоволь наплескавшись, они поднялись по ступеням к маленькому вулкану в центре холма и, не сговариваясь, протянули к нему руки. Нити вероятностей Аурелии переплелись с надорванными нитями ребенка, сплавились в один тугой клубок. Аурелия почувствовала, как горячие слезы катятся по ее щекам, как будто у нее за спиной обрывали крылья, перо за пером… Аурелии было нестерпимо горячо от нового понимания жертвенности, от нового понимания шансов, которых у нее больше никогда не будет. Все то, о чем она могла мечтать, то, о чем она не знала сейчас, но могла бы узнать в будущем. Все те люди, которых она могла еще встретить и впустить в свою жизнь. Время, которое было в прошлом и возможно еще ждало ее в будущем. Белокурая девочка, с которой она, возможно, уже никогда не познакомится. Все это сплавлялось в чужом ребенке в единое целое, для создания его собственной паутинки, в которой рождались новые точки пересечений, новые шансы и новые пути…

* * *

Опустошенная Аурелия молча ушла в свою комнату. Сегодня поляна давала силы другому человеку, пусть даже по просьбе Аурелии, поэтому девушке нестерпимо хотелось спать. Ноющее тело, гудящая голова и пустое сердце сигналили о выполненном долге.

В ту ночь ей приснился праздник. Наверное, день рождения. Она ждала гостей… Постепенно их собралось семь-восемь человек. Коробки с подарками лежали в углу, переливаясь разноцветными лентами. Она любила подарки. Вокруг шумно, им весело, и Аурелия рада, что это так. Их лица ей почему-то не были знакомы, но она знала, что они – ее друзья. В комнату заходит человек. Аурелия его не знает. Он идет к ней, и в руках у него ее подарок. Она протягивает руки. Он дает девушке что-то завернутое в старую исписанную бумагу. Странно. Кто так дарит подарки?!

Аурелия стоит на поляне у изголовья могилы. Это ее похороны. В руках она держит два маленьких металлических шара – свой подарок. Люди вокруг могилы – ее гости, и они ее не видят. Кто-то плачет, кто-то просто стоит молча и смотрит вниз. «Зачем смотреть вниз, меня ведь там нет?!». Вокруг тихо… Им больно… Они все были на ее дне рождения. Аурелия наблюдает за ними, она знает, что они чувствуют – им больно. Но не всем. Вокруг тишина… Зеленая поляна… Металлические шарики в руках превращаются в черепки, затем в таблички и рассыпаются в пыль у ее ног. Аурелии становится легко, и она чувствует эту красоту каждой клеточкой своей души. Ей спокойно. Ей хорошо. В руках у нее – последняя нить, она тяжелая, но Аурелия не может ее выпустить из рук. Она прижимает ее к себе… Она – ее…

Вокруг тихо. Зеленая поляна. Одинокая забытая могила в высокой траве. Это – ее собственная могила. Аурелия стоит у ее изголовья. Нить в ее руках, обжигает ей пальцы. Она не думает ни о чем. Она просто не может выпустить ее из рук. Аурелии хорошо, только немного грустно, но она знает, что так должно быть…

* * *

Аурелия села в кровати, камин рассыпал искрами остатки тепла, и грусть проснулась вместе с девушкой. Подбросив поленья в огонь, Аурелия забралась с ногами в кресло и, укутавшись в большую светлую шерстяную шаль, подаренную хозяйкой дома, уставилась в огонь. Вспомнив, как радовалась молодая женщина, увидев своего ребенка живым и здоровым, Аурелия грустно улыбнулась и подумала о людях из своего сна. Это были люди из ее прошлого, точнее из будущего, которое уже никогда не состоится. Линии вероятностей разорваны, отданы чужому ребенку. И она сделала это сознательно, выбрав для себя одну единственную реальность – ту, в которой ее жизненная сила кому-то нужна, даже если просит отдавать ее кто-то другой…

Глава 4

…А были еще Творцы чудесных снов. На самом деле, это не очень точное определение их деятельности. Просто их сны становились реальностью не только для них самих. Тревожность такого человека оборачивалась для окружающих чередой кошмарных событий, поэтому их старались услаждать, радовать и всячески оберегать.

Хотя, в былые времена, когда еще не было письменности и терпимости, люди пытались бороться с чудесами, зародившимися в головах таких творцов. И решение они нашли простое – разбивать эти головы о камни ближайшего ущелья. Впрочем, последствия были вполне очевидными. Одного единственного выжившего творца, который по иронии судьбы, в эту страшную ночь заблудился в лесу, и не вернулся домой, хватило для осуществления настоящего ада для тех, кто решился отобрать жизнь у его братьев. Страха загнанного зверя, отчаяния и боли одного человека хватило для того, чтобы некогда богатый край с плодородными землями превратился в руины с бродящими по пустынной безжизненной равнине чудовищами.

После этого случая творцов решили беречь, и существование выживших наполнилось мирным и радостным спокойствием…

* * *

Аурелия смотрела на спящего Вереса. Заострившиеся от выпавших испытаний и близости смерти черты лица по-прежнему оставались привлекательными. Пламя костра, отказываясь освещать страницы книги, по-прежнему выхватывало из темноты упрямый профиль, на котором никогда не читалось спокойствие. Казалось, даже во сне он испытывает боль, хотя со времени пыток и странного знакомства прошло уже несколько месяцев.

Эту ночь они проводили под открытым небом, и девушке не спалось, весна намекала на будущее тепло и зеленеющая трава дарила надежду на пробуждение скованной холодом земли. Полная луна будила в душе Аурелии странное беспокойство, притягивая ее взгляд и завораживая своей таинственностью. Девушка подумала о том, что веками луна не теряет свою силу и притягательность для мелких существ Земли, мнящих себя ее владельцами. Аурелия хмыкнула, среди ночного леса, возле догорающего костра, сложно было чувствовать что-то другое, кроме затаившегося страха, когда каждый шорох леса, каждое завывание зверя отчетливо говорили о том, что сейчас эти цари планеты могут легко стать чьей-то добычей. Впрочем, несмотря на отсутствие спокойствия на лице Вереса, просыпаться он не собирался. Слуги, дремавшие немного в стороне от хозяйского костра, тоже, казалось, были погружены в глубокий сон. Девушка решила не будить уставших путников, и, собрав волю в кулак, попыталась успокоиться. Они уже много раз ночевали в лесу, а она все никак не научится спокойно реагировать на проявления скрытой жизни ночных существ.

Немного успокоившись, Аурелии удалось, наконец, немного задремать, и из короткого тревожного забытья ее вырвал звук шагов. Именно шагов. Рассвет приближался, но недостаточно быстро для того, чтобы можно было рассмотреть путника. Он пробирался сквозь заросли, неторопливо ступая по прошлогодней листве, укрывающей землю мягким шуршащим ковром. Судя по всему, ему вполне хватало света луны, а может быть, просто человек был хорошо знаком с этими местами.

Аурелия открыла глаза, стараясь даже не дышать. Но прямо перед ней уже стоял человек в черном плаще и молчаливо ждал ее пробуждения. Ничего другого, как завизжать, девушка придумать не успела. Мужчина продолжал стоять, как ни в чем ни бывало. Верес и слуги по-прежнему спали. Все это показалось ей немного странным.

– Я – ночной путник. В твоей книге ничего обо мне не написано? – в голосе явно сквозила ирония. Аурелия увидела, что раскрытая книга лежит на земле сбоку от нее, но рассмотреть о чем она, по идее не мог ни один нормальный человек.

– Не написано… Ну или я не дочитала до нужного места.

– Нужного? Ты уверена, что тебе нужно это читать?

– А почему бы и нет? – девушка стремительно обретала уверенность в себе, хотя, казалось, для этого не было никаких оснований.

– Тебе видней. Я – Путник.

– Ты уже сказал.

– Нет, вообще-то. Ночной путник – имя моего народа. Путник – мое личное имя.

Аурелии отчаянно захотелось ответить что-то едкое о недостатке фантазии и возможных вариантах имен для его соплеменников, но вовремя остановилась. Голос Путника был спокойным и достаточно серьезным.

– Добрый вечер.

– Доброй ночи.

Не видя лица Путника, Аурелия кожей ощущала, как он пристально ее рассматривает.

– Ты не похожа на жительницу наших краев. Издалека пришла?

– Издалека…

Путник совершенно не обращал внимания на спящего Вереса, не спрашивал о нем, и Аурелии в какой-то момент показалось, что того просто нет рядом… Растерянность, а затем и страх стали заползать в душу девушки, замораживая ее мысли вместе с пальцами.

– В чем твой дар? – спросил Путник. Похоже, задавать прямые и бестактные вопросы было вполне привычным способом общения в этих краях.

– А почему ты решил, что он у меня есть?

– Только дар ведет человека прочь из родного дома. Только дар дает смелость и силы преодолевать земли и сохранять свою и чужие жизни. Только дар дает право жить…

Складывалось ощущение, что продолжать перечисление он может долго. Они с Вересом никогда не обсуждали, стоит ли ей прятать свои способности, поэтому она просто тихонько ответила: «Целительство».

– Сила или умение?

Этот вопрос застал Аурелию врасплох, и она просто ответила: «Не знаю». Путник хмыкнул и испарился. Буквально бесшумно растаял в воздухе. Верес по-прежнему пребывал в своем тревожном, но глубоком сне, и девушке почти показалось, что и Путник и звук его шагов ей просто приснились.

* * *

Утром они двинулись в путь, Аурелия сомневалась в том, рассказывать ли ему о ночной встрече с Путником, или списать на видения на границе реальности и сна, которые в последнее время все чаще к ней приходили со страниц прочитанной книги, из воспоминаний детства, из чужих страхов и фантазии…

Погруженная в свои мысли она не заметила, что Верес остался стоять на дороге, а она продолжала свой задумчивый неспешный путь. Спустя некоторое время она все же вспомнила о нем и остановилась. Обернувшись, девушка вдруг обнаружила, что за ней стелется пустая дорога, не сохранившая пыльных следов путников… Впереди и позади до самого горизонта была только дорога, по краям которой сплошной стеной стоял лес, как будто готовясь проглотить зазевавшегося одиночку. На какое-то мгновение Аурелия испытала страх, и мысли о том, что же ей делать закружились в голове и зазвучали нестройным хором. Звать на помощь, возвращаться, идти вперед, рассчитывая на то, что Верес ее догонит? Заблудиться на одинокой дороге было сложно, ни ответвлений, ни развилок. Но подевался же куда-то Верес, все-таки!

Аурелия решила замедлить шаг, но продолжить двигаться в выбранном ранее направлении, по идее, через пару часов пути она должна была наткнуться на очередной постоялый двор, где сможет дождаться Вереса в относительном комфорте и тепле. Однако ни через два часа, ни после обеда, ни ближе к вечеру старое деревянное строение не появилось в поле зрения уже порядком уставшей девушки. Не повстречалось ей на пути также ни одного путника. В полном молчании и с каким-то странным отсутствием мыслей девушка продолжала двигаться по дороге, машинально переставляя ноги и ведя за собой такую же уставшую лошадь. И даже после того, как легкие сумерки сменились промозглой черной ночью, пронизанной звуками ночных лесных жителей, Аурелия продолжала идти по дороге с какой-то обреченной отрешенностью. Как будто она просто не могла остановиться, как будто от этого зависела ее жизнь, а, может быть, и жизнь какого-то куда более значимого для нее существа, близость к которому она отчетливо ощущала, будто темнота передавала ей его прикосновения каждым потоком воздуха в порывах ветра…