Текст книги "Крепость королей. Проклятие"

Оливер Пётч
Крепость королей. Проклятие

Oliver Pötzsch

DIE BURG DER KÖNIGE

© by Ullstein Buchverlage GmbH, Berlin.

Published in 2013 by List Verlag

© Прокуров Р. Н., перевод на русский язык, 2014

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2015

* * *

Посвящается Катрин, Никласу в который раз.

Вы – моя крепость, куда я без вас!

 
Кайзер Барбаросса,
Почтенный Фридерик,
Подземным правит миром,
Под чарами сокрыт.
 
 
Он не погиб, не сгинул,
Живой по нашем дне,
Под крепостью забылся
Он в беспробудном сне.
 
 
Величие империи
Забрал с собою вниз…
Однажды он вернется,
Когда настанет миг.
 

Фридрих Рюккерт «Барбаросса»

Действующие лица

Крепость Трифельс

Филипп Свирепый фон Эрфенштайн – рыцарь и наместник крепости

Агнес фон Эрфенштайн – его дочь

Мартин фон Хайдельсхайм – казначей

Маргарета – камеристка

Матис – сын кузнеца

Ганс Виленбах – замковый кузнец

Марта Виленбах – его жена

Мари Виленбах – их маленькая дочь

Хедвиг – кухарка

Ульрих Райхарт – орудийный мастер

Стражники Гюнтер, Эберхарт и Себастьян

Радольф – конюший

Отец Тристан – замковый священник

Анвайлер

Бернвард Гесслер – наместник Анвайлера

Эльзбет Рехштайнер – знахарка

Дитхельм Зеебах – хозяин трактира «У зеленого древа»

Непомук Кистлер – кожевник

Мартин Лебрехт – канатчик

Петер Маркшильд – ткач

Конрад Шперлин – аптекарь

Йоханнес Лебнер – городской священник

Пастух-Йокель – предводитель местного крестьянского отряда

Замок Шарфенберг

Граф Фридрих фон Лёвенштайн-Шарфенек – владелец замка Шарфенберг

Людвиг фон Лёвенштайн-Шарфенек – его отец

Мельхиор фон Таннинген – бард

Прочие

Рупрехт фон Лоинген – герцогский управляющий замка Нойкастелль

Ганс фон Вертинген – рыцарь-разбойник из Рамбурга

Вейганд Хандт – настоятель монастыря Ойссерталь

Барнабас – торговец девушками

Самуэль, Марек, Сопляк – артисты и головорезы

Матушка Барбара – маркитантка и целительница

Агата – дочь трактирщика и пленница Барнабаса

Каспар – агент с неизвестной миссией

Исторические фигуры

Карл V – император Священной Римской империи германской нации

Меркурино Арборио ди Гаттинара – эрцканцлер Карла V

Франциск I – король Франции

Королева Клод – супруга Франциска I

Трухзес Георг фон Вальдбург-Цайль – главнокомандующий Швабской армии

Гёц фон Берлихинген – рыцарь-разбойник, предводитель Оденвальдского отряда

Флориан Гейер – рыцарь и главарь «Черного отряда»

Пролог

Дворец Вальядолида,

3 марта 1525 года от Рождества Христова, поздней ночью

Целый мир был сосредоточен в руках императора, но счастья ему это не принесло.

Длинные, с ухоженными ногтями пальцы коснулись полированной поверхности глобуса, на котором значились все земли, перешедшие под власть Карла V несколько лет назад. Пальцы скользили от Фландрии до Палермо, от бушующего Гибралтара до Вены на Дунае, от Любека у Северного моря до земель, называемых с недавних пор Америкой, откуда в Европу вереницами пузатых галер текло золото. Над империей Карла V никогда не заходило солнце.

Но теперь над этой империей нависла опасность.

Карл прищурил глаза и попытался отыскать на деревянном шаре крохотное местечко, размером не больше мушиного пятнышка. Глобус изготовили лучшие картографы современности, и обошелся он не в одну тысячу гульденов, – но поиски Карла успехом не увенчались. Император вздохнул и с силой крутанул шар. В полированной поверхности он увидел свое отражение. Каких-то пару дней назад Карлу исполнилось двадцать четыре года. Он был довольно худым, даже тощим, а его необычайная бледность особо ценилась среди дворян. Нижняя челюсть немного выдавалась вперед, что придавало ему несколько упрямый облик; глаза чуть выступали, как и у всех представителей его рода. Глобус все вращался, а император уже вернулся к разложенным на столе письмам.

В особенности к одному из них.

Всего несколько нацарапанных строк, но они способны повернуть время вспять. Внизу торопливой рукой был начертан рисунок – портрет бородатого человека. Засохшие капли крови по краю листка указывали на то, что письмо это досталось императору не по доброй воле владельца.

В дверь тихонько постучали, и Карл поднял взгляд. Одна из двух створок едва слышно приоткрылась, и в кабинет вошел маркиз Меркурино Арборио ди Гаттинара, эрцканцлер императора. В черной мантии и черном берете, он неизменно походил на воплощенного демона.

Немало людей при испанском дворе утверждали, что он таковым и являлся.

Гаттинара низко поклонился, хотя Карл знал, что такая покорность являла собой простой ритуал. Канцлеру было под шестьдесят, и на других должностях он успел послужить и отцу Карла, Филиппу, и деду Максимилиану. Последний скончался пять лет назад, и с тех пор Карл правил громаднейшей империей со времен своего тезки, Карла Великого.

– Ваше императорское величество, – произнес Гаттинара, не поднимая головы. – Хотели меня видеть?

– Вы сами знаете, почему я вызвал вас в столь поздний час, – ответил молодой император и поднял забрызганное кровью письмо: – Как такое могло произойти?

Только теперь канцлер поднял глаза, серые и холодные.

– Мы схватили его недалеко от французской границы. Он, к сожалению, был уже не жилец, и мы не смогли допросить его подробнее.

– Я не об этом. Я хочу знать, как он раздобыл эти сведения.

Канцлер пожал плечами.

– Французские агенты, они как крысы. Скроются в какой-нибудь дыре – и снова объявятся, уже в другом месте. Вероятно, случилась утечка из архивов. – Гаттинара улыбнулся. – Но спешу успокоить ваше величество, мы уже приступили к допросу возможных подозреваемых. Я лично ими руковожу, чтобы… извлечь максимальную пользу.

Карл вздрогнул. Он терпеть не мог, когда эрцканцлер разыгрывал из себя инквизитора. Но в одном ему следовало отдать должное: он подходил к делу основательно. И во время выборов императора после смерти Максимилиана канцлер позаботился о том, чтобы деньги Фуггеров[1]1
  1 Фуггеры – крупнейший немецкий торгово-ростовщический дом. Играли важную роль в XV–XVII вв. в Западной и Центральной Европе, активно ссужали деньгами Габсбургов, к династии которых принадлежал Карл V.


[Закрыть] растеклись в нужных направлениях. В итоге германские курфюрсты выбрали властителем немецких земель не злейшего из его конкурентов, французского короля Франциска, а его, Карла.

– А если этот человек не единственный? – не унимался молодой император. – Письмо ведь могли переписать. И отправить сразу нескольких гонцов.

– Такую возможность исключать нельзя. Поэтому я бы счел необходимым закончить то, что уже начал ваш дед. Во благо империи, – добавил Гаттинара и снова поклонился.

– Во благо империи, – пробормотал Карл и после наконец кивнул. – Делайте, что до́лжно, Гаттинара. Я всецело полагаюсь на вас.

Эрцканцлер в последний раз низко поклонился и, словно толстый черный паук, отступил к выходу. Двери затворились, и император снова остался в одиночестве.

Он постоял некоторое время в раздумьях. Затем снова подошел к глобусу и поискал то крошечное местечко, откуда империи угрожала опасность.

Но не обнаружил ничего, кроме плотной штриховки, обозначающей густые леса.

С марта по июнь 1524 года

Глава 1

Квайхамбах близ Анвайлера, Васгау,

21 марта 1524 года от Рождества Христова

Палач накинул мальчишке петлю на шею. Парень был не старше Матиса. Его била дрожь, и по щекам, перемазанным грязью и соплями, катились крупные слезы. Время от времени он всхлипывал, но в целом, казалось, смирился со своей участью. На вид Матис дал бы ему шестнадцать, верхнюю губу его покрывал первый пушок. Мальчишка наверняка носил его с гордостью и пытался произвести впечатление на девушек. Но больше не свистеть ему девушкам вослед. Его короткая жизнь заканчивалась, не успев толком и начаться.

Двое мужчин рядом с мальчишкой были немного старше. Растрепанные, одетые в грязные и рваные рубахи и штаны, они бормотали беззвучно молитвы. Все трое стояли на лестницах, прислоненных к побитой дождями и непогодой деревянной балке. Виселица Квайхамбаха была сделана на совесть, уже не одно десятилетие здесь казнили преступников. А с казнями в последнее время зачастили. Уже который год холодную зиму сменяло засушливое лето, по окрестностям проносилась чума и прочие эпидемии. Голод и тяжкие поборы вынудили многих крестьян Пфальца уйти в леса, присоединиться к разбойникам или браконьерам. Вот и этих троих, на виселице, поймали за браконьерство. Теперь им полагалась предусмотренная за это кара.

Матис держался чуть в стороне от любопытной толпы, что собралась в это дождливое утро на казнь. Висельный холм располагался в четверти мили от селения, но достаточно близко к дороге на Анвайлер, чтобы путники могли его разглядеть. Вообще-то Матис собирался лишь передать управляющему Квайхамбаха подковы, выкованные отцом, кузнецом Трифельса. Но на обратном пути он завернул к висельному холму. Матис хотел было двинуться дальше – как-никак на сегодня его освободили от работы, и у него еще имелись кое-какие планы. Однако при виде такого количества людей, с напряженными, застывшими лицами стоявших под ледяным дождем в ожидании казни, любопытство пересилило. Поэтому он стоял здесь и разглядывал телегу, в которой приговоренных привезли к месту казни.

Между тем палач приставил к виселице лестницы и, точно телят на убой, втащил бедных грешников на балку, а там одному за другим надел петли на шеи. Когда дело было сделано, над толпой повисла глубокая тишина, нарушаемая лишь редкими всхлипами мальчишки.

В свои семнадцать лет Матис успел повидать уже не одну казнь. В основном это были разбойники или воры. Их колесовали или вешали, а люди хлопали и забрасывали дрожащих висельников гнилыми фруктами и овощами. Но сегодня все было по-другому. В воздухе повисло едва ли не звенящее напряжение.

Стояла уже середина марта, но с полей местами даже не сошел снег. Поеживаясь, Матис наблюдал, как толпа неохотно расступилась и к пригорку шагнул наместник Анвайлера Бернвард Гесслер. За ним следовал толстый священник, отец Йоханнес. Ни тот ни другой явно не горели желанием смотреть, как три висельника болтают ногами под ледяным весенним дождем. Матис решил, что оба они сидели в теплом трактире за кружечкой-другой подогретого пфальцского вина. Но, будучи герцогским управляющим, наместник был уполномочен вершить местное правосудие. И теперь ему следовало огласить приговор. Дождь под порывами ветра хлестал по лицу. С трудом придерживая берет из черного бархата, Гесслер прошагал сквозь непогоду и взобрался на пустующую теперь телегу.

– Жители Анвайлера! – обратился он к окружающим зычным, надменным голосом. – Эти трое уличены в браконьерстве! Это жалкие бродяги и разбойники, и они не заслуживают более права на жизнь. Пусть их смерть всем нам станет назиданием: гнев Господень ужасен, но справедлив!

– Тоже мне разбойник, – проворчал тощий крестьянин рядом с Матисом. – Я знаю беднягу, того, что справа. Это Йозеф Заммер из Госсерсвайлера. Вполне порядочный был работяга. Только хозяин не смог ему больше платить, вот и ушел он в леса… – Крестьянин сплюнул на землю. – А что нам еще лопать, когда урожай градом два раза подряд побило? Даже орехов буковых в лесу не осталось. Там пусто, как у моей жены в сундуке…

– И арендную плату снова повысили, – поддержал его второй крестьянин. – А святоши живут в свое удовольствие. Десятину-то они не забывают выколачивать. Смотрите вон, как наш батюшка зажирел!

Дородный отец Йоханнес с простым деревянным крестом в руках как раз подступил к виселице. Перед каждой из лестниц он останавливался и громким, монотонным голосом зачитывал короткую молитву на латыни. Но приговоренные лишь уставились в пустоту и, казалось, пребывали уже в ином мире. Только мальчишка по-прежнему жалобно всхлипывал. Он словно бы взывал к матери, но из толпы никто не отвечал.

– Властью, данной мне герцогом Цвайбрюкена, приказываю палачу воздать по заслугам этим преступникам! – пронесся над толпой голос Гесслера. – Они лишены права на жизнь!

Наместник переломил небольшой прутик, и палач, коренастый мужчина в широких солдатских штанах, льняной рубахе и с повязкой на глазу, выдернул лестницу из-под ног у первого приговоренного. Бедняга несколько раз дернулся, тело его закачалось из стороны в сторону, точно взбесившийся маятник, и по штанам растеклось мокрое пятно. Он еще слабо подергивался, а палач уже взялся за следующую лестницу. Забившись в петле, второй мужчина продолжил дикую пляску. Когда очередь дошла до мальчишки, по толпе пробежал ропот. Значит, не один Матис заметил, насколько юн был этот парень.

– Дитё! Вы же дитё вешаете! – завопил кто-то.

Матис оглянулся и увидел удрученную горем женщину. В юбку ей вцепились две маленькие, сопливые девочки, а в льняном свертке за спиной надрывался младенец. Вряд ли она была матерью мальчишки, но лицо ее раскраснелось от гнева и возмущения.

– Не может такое быть угодным Господу! – кричала женщина в ярости. – Не допустил бы Господь такого, будь он справедлив!

Заметив растущее беспокойство зрителей, палач замешкался. Наместник Гесслер вскинул руки и обратился к толпе.

– Он уже не ребенок, – проворчал он властным голосом. – Он знал, на что идет. И теперь несет заслуженное наказание. Это более чем справедливо! Или кому-то хочется возразить?

Матис понимал, что наместник прав. Казнить, по немецким законам, можно было с четырнадцати лет. Если судьи сомневались в возрасте подсудимого, то прибегали к простой уловке: парню или девушке предлагали на выбор яблоко и монету. Если выбор падал на монету, обвиняемый признавался дееспособным. И его казнили.

Вразумления наместника ничуть не смутили людей вокруг Матиса. С недовольным ропотом они теснее обступили виселицу. Второй висельник еще слабо подергивался, первый уже затих и болтался на ветру. Мальчишка с петлей на шее трясся и таращился с лестницы на палача. А тот, в свою очередь, уставился на Гесслера. Время словно замерло на мгновение.

– Долой кровопийц! Долой герцога и его наместника! Довольно морить нас голодом, как скотину! – раздался вдруг очередной выкрик. – Смерть властителям!

Гесслер вздрогнул. Люди в толпе голосили и бесновались, кто-то отдельными выкриками славил трех браконьеров. Наместник неуверенно огляделся в попытке высмотреть крикуна, открыто призывавшего к восстанию.

– Кто это был? – возмущенный Гесслер перекричал шум. – Кому хватило наглости выступить против Господом избранного герцога и его служителей?

Но подстрекатель уже смешался с толпой. Однако Матис успел мельком его разглядеть. Это был горбатый Пастух-Йокель. Он пригнулся за спинами нескольких женщин, откуда и наблюдал за происходящим. Голос у него, как и всегда, был настойчивый и на удивление проникновенный. Матису показалось, что губы пастуха растянулись в едва заметной улыбке, но потом вид ему загородили несколько бранящихся крестьян.

– Довольно с нас проклятой десятины! – воззвал кто-то другой поблизости, тощий старик с палкой. – Епископ с герцогом жиреют, а вы вешаете тут детей, которые не знают, что им есть! До чего дожили!..

– Спокойно, люди! Успокойтесь! – приказал Гесслер и властно поднял руку. – Пока еще кто-нибудь не оказался на виселице. Кому хочется сплясать, пусть только скажет!.. – Он дал знак стражникам, стоявшим все это время за телегой, и они, грозно выставив пики, шагнули к толпе. – С теми же, кто спокойно отправится на работу, ничего не случится. На все воля Божья!

С разных сторон еще доносились проклятия и громкая ругань, но и они постепенно смолкали. Пик негодования миновал, страх и привычки, как это не раз бывало, взяли верх над гневом. Теперь в толпе лишь едва слышно перешептывались, так слабый ветерок шелестит над полями. Наместник расправил плечи и дал знак палачу:

– Ну, принимайся за дело. Пора уже с этим кончать.

Резким движением палач выдернул лестницу у мальчишки из-под ног. Парень бился и дергался; глаза его, словно крупные бусины, вышли из орбит. Но агония продлилась недолго. Спустя какую-то минуту конвульсии прекратились, и тощее тело обмякло. Мертвый и неподвижный, мальчик казался еще меньше и ранимее, чем при жизни.

По-прежнему недовольные люди начали расходиться. Они украдкой переговаривались, но после каждый отправился по своим делам. Матис тоже двинулся прочь. С него было довольно. Парень с грустью закинул на плечо пустой мешок и зашагал в сторону леса.

На сегодня он наметил еще кое-что.

* * *

– Давай же, Парцифаль! Хватай негодника!

Агнес проследила, как ее сокол, точно выпущенная стрела, ринулся на ворону. Старая, уже побывавшая в передрягах птица слишком далеко отлетела от стаи и стала легкой добычей для сокола. Птица в последний момент заметила маленького охотника и извернулась в воздухе, так что сокол пронесся мимо. Он прочертил в небе широкую дугу, набрал высоту и снова обрушился на ворону. В этот раз удар получился куда лучше. Словно ком из черных и бурых перьев, крови и плоти, птицы устремились к земле. Последний взмах крыльев – и ворона рухнула замертво среди обледенелых комьев глины. Сокол с торжествующим видом уселся на труп и принялся его общипывать.

– Молодец, Парцифаль! Держи награду!

С куриной голенью в руке Агнес подошла к соколу. Тот продолжал клевать, а маленькая такса по прозвищу Пьюк заливалась лаем и носилась вокруг птиц. Сокол не удостоил ее даже взглядом. Чуть помедлив, он вспорхнул и уселся на левую руку Агнес, защищенную перчаткой из толстой кожи. Один за другим довольный сокол принялся отщипывать кусочки мяса с куриной ножки. Но Агнес, не желая его перекармливать, вскоре спрятала окорочок обратно. В который раз уже она подивилась Парцифалю. Его горделивый взгляд и статный вид напоминали какого-нибудь мудрого правителя. Вот уже два года сокол был ее верным соратником, и временами Агнес мечтала, чтобы он и вправду оказался заколдованным принцем.

Пьюк между тем разогнал со вспаханного поля очередную стаю ворон, и сокол взмыл в воздух за новой добычей. Дождь к этому времени закончился, и ветер разогнал тучи. Так что Агнес могла наблюдать за полетом роскошной птицы.

– За работу, лентяй! – крикнула она хищнику вслед. – За каждую ворону получишь по куску сочного мяса, обещаю!

Наблюдая за соколом, как он взмывает все выше в небо, Агнес гадала, как с такой высоты выглядит земля. Гора Зонненберг – и на ней отцовская крепость, что вздымалась над каштанами, буками и дубами. Васгау, часть Пфальца, покрытая обширными лесами и бесчисленными холмами. Знаменитый Шпейерский собор за много миль отсюда, средоточие знакомого до сих пор мира. Как-то раз, еще ребенком, Агнес вместе с отцом довелось побывать в далеком городе, но воспоминания о той поездке давно померкли. Сколько она себя помнила, игровыми площадками ей служили бывшая имперская крепость Трифельс, расположенные у подножия городок Анвайлер, деревни Квайхамбах и Альберсвайлер и простиравшиеся вокруг леса. Наместник Трифельса, Филипп фон Эрфенштайн, не одобрял того, что его шестнадцатилетняя дочь шаталась по лесам, лугам и болотам. Но крепость зачастую казалась Агнес слишком сырой и мрачной. Поэтому все свободное время девушка вместе с соколом и собакой старалась проводить подальше от нее. Вот и теперь, под конец зимы, в долинах уже показались первые ростки, а в крепости стоял нестерпимый холод.

Сокол тем временем набрал нужную высоту и, словно молния, обрушился на стаю ворон. Птицы подняли крик и бросились в разные стороны. В этот раз Парцифаль никого не поймал. Почти у самой земли маленький хищник развернулся и снова взмыл в небо для новой атаки. Стая парила над пашнями, подобно черному облаку.

Бурый с белыми пятнами сокол достался Агнес от отца еще птенцом. За несколько долгих месяцев она выдрессировала его без посторонней помощи. Парцифаль был ее гордостью, и даже вечно недовольный отец вынужден был признать, что дочь постаралась на славу. Крестьяне Анвайлера еще на прошлой неделе попросили Филиппа фон Эрфенштайна, чтобы тот отправил дочь на городские поля, поохотиться с соколом на ворон. Коварные взгляды этих черных птиц напоминали Агнес заколдованных злодеев. В этом году они стали сущим бедствием – пожирали и без того скудные посевы и разгоняли жаворонков, зябликов и дроздов, зачастую служивших единственным источником мяса для бедняков.

Парцифаль как раз сшибся с очередной вороной. Сплетенные в клубок, они неслись к вспаханной земле. Агнес побежала к ним, чтобы защитить любимого сокола от возможных налетов. Вороны – хитрые твари, нередко они всем скопом нападали на хищных птиц, чтобы расправиться с ними. Вот и теперь на Парцифаля грозно надвигалась черная стая. Агнес почувствовала, как в ней вскипает злость, словно в опасности оказался ее собственный ребенок. Она швырнула несколько камней, и птицы с криками отступили.

Агнес облегченно вздохнула и снова приманила сокола обклеванной куриной голенью. Мертвую ворону она решила оставить на поле в назидание другим. Сегодня это была уже седьмая по счету, убитая Парцифалем.

– Идем сюда, малыш. У меня тут есть кое-что повкуснее, уж поверь.

Сокол отвлекся от добычи и резко взмахнул крыльями. Но не успел он усесться на защищенную перчаткой руку, как долину сотряс оглушительный гром. Парцифаль развернулся и полетел к расположенному неподалеку лесу.

– Парцифаль, чтоб тебя, вернись! Что с тобой?

Агнес в недоумении задрала голову – уж не гроза ли надвигается. Но на небе, затянутом лишь серыми облаками, не было ни одной тучи. Да и не время еще для летней грозы, слишком рано. Так что же это за грохот такой? Неважно, что это было, – он напугал ее сокола. Да так, что велика была опасность никогда его больше не увидеть.

Вместе с заливающейся лаем таксой Агнес бросилась к отстоящему в сотне шагов лесу, в котором скрылся Парцифаль. При этом она оглядывалась по сторонам, стараясь отыскать источник шума. От городка Анвайлера их отделяли раскинувшиеся на полмили поля и огороды, на которых еще белел бесчисленными пятнами снег. И за ними высилась в свете восходящего солнца крепость на вершине горы, обрамленной, словно венцом, виноградниками и вспаханными полями.

Агнес задумалась. Быть может, пьяный орудийщик Ульрих Райхарт зарядил одну из трех уцелевших пушек? Но порох стоил немало. К тому же грохот донесся с противоположной стороны.

С той самой, куда улетел ее сокол.

– Парцифаль! Парцифаль!

Агнес бежала к темной, обрамленной кустами боярышника опушке. Сердце рвалось из груди. Только теперь ей вспомнилось еще кое-что, что могло стать причиной грохота. В последнее время все чаще расползались слухи о грабителях. Крепость Рамбург, одно из многих разбойничьих гнезд в Васгау, располагалась всего в нескольких милях. Неужели ее наместник, Ганс фон Вертинген, осмеливался устраивать грабежи так близко к отцовским владениям? До сих пор обедневший дворянин орудовал лишь на больших, объезженных трактах, да и то под покровом темноты. Но что, если голод, а вместе с ним и жажда убийства и наживы стали настолько сильны?

Возле опушки Агнес помедлила и снова оглянулась на городишко, за которым высилась крепость. Конечно, разумнее всего сейчас было бы вернуться в Трифельс и сообщить отцу о возможном нападении. Но в таком случае ей уже вряд ли удастся разыскать Парцифаля. Соколы, даже дрессированные, – пугливые существа. Велика была опасность, что птица навсегда затеряется в чаще.

Наконец Агнес собралась с духом и продолжила путь среди искривленных стволов дубового леса. Ее тут же окружил полумрак: густые ветви, на которых уже показались первые почки, едва пропускали солнечный свет. Осенью кожевники Анвайлера собирали на этом участке леса кору для дубления. Но в это время лес словно вымер. Лесорубы еще пару недель назад в поисках желудей и хвороста обобрали обледенелую землю, и лес точно вымели подчистую. Агнес рада была, что хоть Пьюк с ней остался. Хотя в случае нападения от маленькой таксы вряд ли стоило ждать большой помощи. Треск немногочисленных веток и сучьев под ногами напоминал хруст истлевших костей.

Агнес углублялась все дальше в лес. Бежать теперь не представлялось возможным: путь ей то и дело преграждали болотистые взгорки и заросли колючего боярышника. Агнес повезло, что на охоту вместо длинного бархатного платья, столь любимого отцом, она надела обычную кожаную куртку. Колючки давно разодрали бы дорогую материю. В светлых, вечно чуть взъерошенных волосах застряли репьи и мелкие веточки, колючки расцарапали веснушчатое лицо.

– Парцифаль? – позвала в очередной раз Агнес.

Но лишь несколько дроздов ответили ей сердитым чириканьем. Тишина леса, которая прежде так нравилась Агнес, показалась вдруг тягостной. Безмолвие словно накрыло ее плотным, удушающим покрывалом.

Внезапно справа донесся знакомый хриплый крик. Агнес облегченно вздохнула. Наверняка это клекотал Парцифаль! Молодые ловчие птицы часто так делали, когда выпрашивали корм. Иногда этот клекот мог порядком раздражать, но сегодня Агнес предпочла бы его даже звукам лютни. Теперь она различила и звон колокольчика, того самого, который привязывался к ноге сокола, чтобы хозяин мог его отыскать.

Агнес направилась в сторону, откуда доносились клекот и звон. Перед нею раскинулась поляна, и в косых лучах солнца взору ее предстали увитые плющом руины из песчаника – вероятно, останки сторожевой башни. Только теперь место показалось Агнес знакомым. Башен вроде этой было вокруг Трифельса немало. Когда-то эта область была сердцем германской империи, императоры и короли выстраивали здесь свои крепости. Теперь же о былом великолепии этих мест напоминало лишь несколько песен и такие вот поросшие мхом развалины. Агнес задумчиво остановилась, и по телу ее пробежала легкая дрожь. Над руинами клубился туман, и в воздухе стоял гнилостный запах. Девушка словно заглянула в давно минувшие времена. Времена, которые казались ей более близкими, чем настоящее. И все же были мертвы, как камни вокруг.

Неподалеку снова раздался соколиный клекот. Укрывшись за толстым дубом, Агнес обшарила взглядом поляну и наконец отыскала птицу на ветке искривленной ивы, укоренившейся в трещинах развалин. Агнес облегченно рассмеялась, и момент волшебства миновал.

– Так вот ты где, мой…

На поляне вдруг возник человек, и Агнес резко замолчала. По всей видимости, он скрывался за крупными валунами, а теперь, пригнувшись, выступил из-за них. В руках у него была какая-то тяжелая труба. Незнакомец с натужным вздохом положил ее на камень.

Агнес прижала ладонь ко рту, чтобы не вскрикнуть. Неужели это один из грабителей или рыцарей-разбойников, о которых она столько слышала? Но потом движения незнакомца показались ей до странности знакомыми. Агнес присмотрелась внимательнее – и узнала потертый кожаный жилет, золотистые волосы и тонко очерченное лицо.

Это лицо она узнала бы из тысячи других.

– Господи, Матис! Разве можно так пугать!

Агнес вышла на поляну, ее трясло от злости. А Пьюк тем временем радостно тявкал, носился вокруг юноши и лизал ему руки.

Матис был всего на год старше Агнес. Рослый и жилистый, он обладал мощным торсом и крепкими плечами, натренированными за тяжелой работой у наковальни.

– И как это я не подумала, что это ты устроил тот жуткий грохот!

Агнес покачала головой. Злость понемногу уступала место облегчению оттого, что это был никакой не разбойник. В конце концов она не сдержалась и усмехнулась:

– Уж если завоняло где смолой и серой, то и сынок нашего кузнеца неподалеку, верно я говорю? – Агнес кивнула на трубу почти в человеческий рост, лежащую на камнях подле Матиса. – Тебе, видимо, мало того, что ты и моему, и своему отцу нервы мотаешь. Теперь тебе еще и моего сокола до смерти пугать вздумалось, а с ним и всех зверей в лесу… Стыдно должно быть!

Матис ухмыльнулся и смиренно поднял руки.

– Может, мне в крепости надо было порох жечь? Трифельс, конечно, та еще развалина, но не разносить же его за это в щебень.

– Это крепость моего отца, а никакая не развалина! Следите за словами, Матис Виленбах.

Голос Агнес прозвучал тихо и холодно, однако Матис ничуть не смутился. Он возвышался над подругой едва ли не на голову, и ее нападки отскакивали от него, как от стены.

– О, простите, ваше превосходительство! – Матис низко поклонился. – Я и забыл, что разговариваю с дочерью почтенного наместника… Достоин ли я вообще находиться рядом с вами, сударыня? Или вам претят разговоры с простым безродным вассалом?

Матис напустил на себя глупый вид, как если бы перед Агнес стоял один из тех немногочисленных крестьян, еще остававшихся во владении Эрфенштайнов. Но затем по лицу его пробежала тень.

– Что такое? – спросила Агнес.

Матис набрал побольше воздуха в грудь и тихим голосом ответил:

– Я сегодня в Квайхамбахе был. Там трех браконьеров повесили. Один был не старше меня… – Он яростно мотнул головой. – Становится все хуже, Агнес! Люди перебиваются с озимых на мякину, а когда нужда гонит в лес на охоту, то их ждет петля… Что, кстати, твой отец на все это говорит?

– Не мой отец писал законы, Матис.

– Да, он только охотится вволю, а других за это на виселицу отправляют.

– Господи боже мой, Матис! – Агнес гневно сверкнула глазами. – Ты и сам прекрасно знаешь, что отец на все это сквозь пальцы смотрит, когда в лес выезжает. А уж что творится в лесах Анвайлера, тут он не властен! Так что, будь добр, не вмешивай сюда моего отца и прекрати без конца порицать его.

– Ладно-ладно! – Матис пожал плечами: – Мне, наверное, и не следовало такие разговоры с дочерью наместника заводить…

– Тебе вообще не следует такие разговоры заводить!

На какое-то время воцарилось молчание. Агнес, скрестив руки на груди, упрямо смотрела перед собой. Но злость ее постепенно улеглась. Девушка слишком давно знала Матиса, чтобы подолгу сердиться на него за такие высказывания, но и наговаривать на отца не могла ему позволить. Еще совсем недавно они играли в прятки или догонялки в подвалах крепости и только с прошлой осени стали видеться заметно реже. Агнес возилась с соколом и долгими зимними вечерами просиживала в библиотеке Трифельса. А Матис все больше времени проводил с людьми, которые проповедовали свободу и равенство. При этом, как считала Агнес, он заходил слишком уж далеко, хотя некоторые из требований крестьян были ей вполне понятны. Но ни она, ни ее отец не в силах были изменить существующий порядок. На это была способна только высшая знать: курфюрсты, епископы и, конечно же, император.

– Что… что ты тут вообще делаешь? – спросила Агнес более миролюбиво.

– Я как раз испытывал новый сорт пороха, – торжественно начал Матис, словно никакого раздора между ними не происходило. – Семь частей селитры вместо шести, к ним еще пять частей серы, да еще уголь из молодой лещины. – Он запустил руку в мешочек, лежащий под ногами, и стал пересыпать между пальцами черно-серую массу. – К тому же в этот раз я сделал порох особенно зернистым – так он лучше загорается и образует меньше комков.