Текст книги "Крепость королей. Проклятие"

Погруженный в раздумья, Матис шагнул в темнеющий к западу лес и достал мешочек. Горбатый Пастух-Йокель рассказывал, что скоро настанет новое время. Время, когда на дворян и духовенство обрушится гнев Господень, а крестьяне и простые люди заживут свободной жизнью. Матис задавался вопросом, коснется ли это все Агнес и ее отца. Филипп фон Эрфенштайн был добрым и справедливым наместником, хоть временами и вспыльчивым. А с Агнес они вместе выросли, она была ему как сестра. На большее Матис не мог рассчитывать, она все-таки дочь наместника, а он – сын простого кузнеца.

В свои уже семнадцать лет Матис был весьма хорош собой. Но невесту из города он так и не выбрал. Спешные объятия в каком-нибудь сарае, поцелуи – дальше дело не заходило. На свадьбу у Матиса просто-напросто не хватало денег. Кроме того, ни одна здравомыслящая девушка не согласилась бы переезжать в крепость и жить у продуваемых всеми ветрами, богом забытых руин.

И было еще кое-что: всякий раз, когда Матис прикасался к девушке, он видел перед собой Агнес. Это было как проклятие! Вот и сегодня, когда он увидел ее после долгой разлуки, у него засосало под ложечкой. Ему нравились ее светлые, непослушные волосы, бесчисленные веснушки и тонкие морщинки возле носа, если ее что-то злило или она забывалась над книгой. Еще мальчишкой Матис не переставал удивляться, как легко ей давалось чтение и письмо. Для него же буквы всегда были непоседливыми духами, не желающими складываться в слова.

Матис встряхнул головой и глубоко вдохнул. Невозможно, чтобы Йокель, когда говорил о свержении господ, имел в виду и Агнес с Эрфенштайном. Курфюрстов и епископов – это да. Может, еще и толстого настоятеля Вейганда из монастыря Ойссертале. Но никак не его Агнес!

Матис запустил руку в мешочек, пахучее содержимое которого несло сегодня смерть и разрушение. Черные с серым оттенком крупинки, словно маковые зернышки, пересыпа́лись в ладони. Он мрачно уставился в темноту леса, как вдруг где-то поблизости раздался птичий крик.

Это был клич сокола.

Матис внимательно прислушался, и крик повторился. Может, это Парцифаль вернулся? Он бесшумно спрятал мешочек обратно за пазуху и углубился в лес. Данное матери обещание исполнить можно и потом, а сейчас следовало разыскать сокола. Если Матис вернет Агнес ее Парцифаля, это наверняка поднимет ей настроение. Тогда, быть может, все снова станет как прежде.

Он крался на цыпочках в ту сторону, откуда доносился крик. Земля местами была скользкая и покатая, но Матис старался не наступать на сломанные сучья и сухие ветки. Агнес рассказывала, что балобаны были особенно пугливы. Даже незначительного шума достаточно, чтобы спугнуть сокола. Снова раздался высокий, чуть ли не жалобный выкрик – в этот раз гораздо ближе. Теперь Матис мог разобрать и знакомый звон бубенчика. Значит, он на правильном пути!

Матис раздвинул низко висящие ветви и увидел посреди деревьев Агнес в эльфийском обличье. Она стояла на небольшой прогалине, выступающем плато: далее склон отвесно спускался в долину. В свете луны она походила в своем белом платье на волшебное существо, про которое мать часто рассказывала в детстве. На кожаной перчатке Агнес держала трепещущего сокола и тихим, успокаивающим голосом напевала ему на незнакомом, приятном на слух языке:

– Abril issi’ e mays intrava, e cascus dels auzels chantava…[3]3
  Апрель прошел, и май настал, и всюду птичий хор звучал…


[Закрыть]

– Агнес, – прошептал Матис и шагнул вперед. – Так вот ты где. И как же я сразу не подумал…

Агнес вздрогнула и только через мгновение облегченно рассмеялась:

– Ну и напугал же ты меня, Матис! Я уж думала, люди фон Вертингена снова бродят по лесу. – Она осторожно подняла маленького сокола, который с явным удовольствием восседал на перчатке. – Ты только посмотри, Парцифаль вернулся! Я даже с Танцующей скалы услыхала, как он клекотал.

– Я его тоже услышал, потому и оказался здесь. – Матис погладил сокола, голову птицы закрывал кожаный колпачок, и она не выказывала никакого беспокойства. – Ты говорила с ним непонятными словами. Что за язык такой?

– Так, пара фраз на окситанском[4]4
  1 Окситанский язык (провансальский язык, лангедок) – язык коренного населения Окситании, юга Франции, и ряда сопредельных районов Испании и Италии. Относится к романской группе индоевропейских языков.


[Закрыть], древний язык бардов и королей. Вычитала их из книг в нашей библиотеке. Мне кажется, Парцифалю это нравится. Они его успокаивают. Слова и колпак.

Агнес с улыбкой погладила сокола по кожаному чехлу, который придавал ему сходство с фигуркой рыцаря.

– Пришлось надеть его, потому что Парцифаль прямо вне себя был, – пояснила она тихим голосом. – Бедняга! Должно быть, выстрел загнал его далеко в долину… Ты посмотри, два хвостовых пера сломаны! Придется вставить ему новые.

Агнес внимательно осмотрела перья сокола в поисках других повреждений и неожиданно замерла.

– А это еще что такое?

Она ощупала правую лапу Парцифаля и сняла с когтя что-то блестящее. Матис не сразу понял, что это кольцо. В бледном свете луны оно поблескивало золотом, словно дукат. С лицевой стороны на нем имелось уплощение с выгравированным рисунком. Матис взял кольцо и поднес его к прищуренным глазам.

– Это перстень, – предположил он. – Только печать какая-то странная. Бородатый профиль, и больше ничего. Где именно ты его нашла?

Агнес забрала у Матиса кольцо и задумчиво потеребила пальцами.

– Оно было надето на коготь, и довольно плотно. Это не может быть совпадением. Как по мне, так кто-то намеренно его там закрепил.

Матис рассмеялся:

– Намеренно? Прошу тебя, Агнес! Есть куча воришек, которые могут стянуть кольцо с пальца. Но чтобы вор нацепил золотое кольцо на сокола? Про таких я пока не слыхивал.

– Болван! – прошипела Агнес. – Я и без тебя знаю, что это звучит странно. Может, предложишь другое объяснение? Вряд ли Парцифаль сам надел на себя кольцо.

– Может, он женился? Неплохая, во всяком случае, партия.

Матис ухмыльнулся, но заработал лишь гневный взгляд Агнес.

– Очень смешно. Вместо того чтобы надо мной смеяться, лучше подумай, что все это значит.

– Мне кажется… – начал Матис, но замолчал на полуслове.

Где-то в стороне заржала лошадь. Затем до них донеслись приглушенные голоса нескольких мужчин.

«Только не это! – пронеслось у него в голове. – Господь милостивый, неужели это фон Вертинген со своими дружками отомстить вздумал?»

Матис стиснул руку Агнес и прижал палец к губам. В том, что всадники даже с наступлением темноты продолжали путь, не было ничего необычного. Вот только шум доносился из леса, а не со стороны дороги, ведущей к Трифельсу. Что могло понадобиться путникам в этих зарослях? Сердце забилось чаще.

Он молча показал на заросшую колючей ежевикой промоину. Агнес поняла его жест, и вместе с соколом они забрались в сырую яму. Вскоре послышался топот копыт.

Не прошло и минуты, как показались силуэты полудюжины мужчин. Они вели лошадей под уздцы. То были крепкие пони, нагруженные всевозможными инструментами, но в темноте Матис не смог толком их разглядеть. Мужчины тоже практически сливались во мраке. Они возбужденно перешептывались между собой, пока кто-то на них не шикнул. Это был человек, замыкающий группу. Он единственный из всех остался в седле. Здоровый вороной под ним нервно перебирал копытами. Мужчина был в плаще с капюшоном, надвинутым на лицо.

– Да замолчите вы, черт бы вас побрал! – прошептал он. – Недолго еще. Нужно только…

В это миг сокол Агнес вскрикнул.

Короткий вскрик, но и этого хватило, чтобы мужчины прислушались. Тот, что шел впереди всех, остановился и оглядел поляну. Он стоял всего в шаге от ямы, Матис отчетливо слышал его напряженное дыхание. Парень в ужасе взглянул на Агнес: она шевелила губами в беззвучной молитве и гладила сокола по голове.

– Проклятье, что это было? – проворчал мужчина прямо над ними. – Вы тоже слышали? Кричал кто-то под землей, точно говорю.

– Да-да, тут вся земля вокруг Трифельса заколдована, – отозвался второй, стоявший сразу за ведущим. – Может, это злобные карлики хотят утащить тебя в пещеру? Или даже сам Барбаросса? – Мужчина захихикал, а первый ткнул его локтем:

– Может, это ты его разбудил, а?

– Дьявол, прекрати живо! Довольно и того, что мы тут посреди ночи зады морозим. Так тебе еще эти страшилки надо рассказывать… – Мужчина пожал плечами: – Черт с ним! Сыч, наверное, какой-нибудь. Причем…

– Что там впереди стряслось? – прошипел человек в седле, который, судя по всему, был среди них главным. – Пошевеливайтесь! Живо! Или мне вам пинка дать?

Группа ворчливо пришла в движение и в скором времени скрылась из виду. Только их предводитель еще на мгновение задержался на поляне и медленно огляделся. Матис увидел, как буквально сверкнули глаза под капюшоном. Потом незнакомец ударил коня пятками и стал нагонять остальных.

Некоторое время они, словно оцепенев, еще лежали в яме. Затем Агнес осторожно поднялась.

– Кто или что это было? – просипела она.

– Понятия не имею. – Матис выбрался вслед за ней и принялся выдергивать колючки из жилета. – Может, Ганс фон Вертинген со своими людьми? Слишком темно было, я не разобрал. Но, судя по голосу, тот, что в капюшоне, был у них за главного. К тому же лошадь тоже черная.

– Всерьез думаешь, что Вертинген осмелится так близко подобраться к крепости отца? – изумилась Агнес.

– Во всяком случае, мы здорово ему насолили. Может, он решил проверить, хорошо ли крепость охраняется по ночам и можно ли взять ее штурмом? – Матис понизил голос: – Как бы то ни было, ты должна рассказать обо всем отцу.

– Ну, и что я должна ему сказать? – возразила Агнес и насмешливо сморщила лоб. – Что я после наступления темноты отправилась с тобой в лес, хотя он настрого мне это запретил? И это после того, как ты стащил одну из его ар…

Она замолчала и хлопнула себя по лбу.

– Что такое? – растерянно спросил Матис.

– Аркебуза! Я и думать про нее забыла… Хайдельсхайм хочет, чтобы Райхарт показал ему арсенал. Еще вечером отец поручил ему выбрать орудия на продажу! – Агнес прикусила губу. – Если они заметят, что одной аркебузы не хватает, то лишних вопросов нам не избежать. У отца и так есть подозрения, что ты опять возился с порохом.

– Не у него одного. – По лицу Матиса пролегла тень. – Твой отец, мой отец, старина Райхарт, а теперь еще и пустомеля-казначей! Похоже, весь Трифельс против меня сговорился… – Он яростно пнул по поваленному, поросшему грибами стволу. – Проклятье, черт меня дернул взять эту ржавую железяку!

– А если б не взял, то я оказалась бы в руках фон Вертингена. И мой отец в пылу ярости сжег бы, наверное, половину Пфальца… – Агнес погладила его по щеке, и Матис почувствовал, как кровь прилила к лицу. – Мне следует поблагодарить тебя, Матис. Немало храбрости надо иметь, чтобы в одиночку встать против четверых головорезов.

– Чепуха, – проворчал Матис. – Любой… любой другой поступил бы так же. К тому же…

Он замолчал и взглянул на платье Агнес. Только теперь ему бросился в глаза порванный корсаж.

– Что с тобой сталось? – спросил он. – В зарослях запуталась?

– И… именно. – Глаза у Агнес на мгновение вспыхнули. – Жаль, конечно. Но платье-то зашить можно, чего не скажешь о другом… – добавила она мрачно и увлекла за собой Матиса. – Идем уже домой. А завтра можно будет обо всем поломать голову.

Матис пошел следом за Агнес. Поравнявшись с ней, он почувствовал вдруг тяжесть мешочка, по-прежнему спрятанного за пазухой.

Черт возьми, порох! Я же обещал маме избавиться от него…

Неожиданно для себя Матис решил пока его не выбрасывать. Слишком уж дорог был этот порох, чтобы рассыпать его по ветру, как песок. Он закопает его за домом, так, чтобы отец никогда не нашел.

Кроме того, порох еще мог ему пригодиться.

* * *

Спустя полчаса Агнес лежала в кровати у себя в комнате и смотрела в дощатый потолок.

Сначала она отнесла все еще беспокойного Парцифаля в вольер, устроенный во дворе. Сокол кричал и рвался с кожаного ремешка. Только когда Агнес дала ему большой кусок голубиного мяса, он немного угомонился. Ей же самой, особенно после сегодняшних событий, о спокойствии оставалось только мечтать.

Агнес бросила тревожный взгляд на дверь. После ужасного происшествия с Хайдельсхаймом она на всякий случай заперлась на засов. Комната ее была обставлена довольно просто: грубо сколоченный сундук для одежды, скамья и одна из немногих печей, которые еще топились в крепости. Но зимой в окна тянуло ледяным холодом: стекла еще несколько лет назад пошли трещинами. Конюший Радольф наскоро затянул их кожей – на новое стекло не хватало денег. Единственное имущество Агнес составляли несколько книг, которые она хранила в сундучке под кроватью и ревностно оберегала.

Спать ей не хотелось, поэтому она достала одну из книг и стала ее листать. Это была старинная книга сказаний, Агнес совсем недавно взяла ее из библиотеки Трифельса. Больше всего ей нравился рассказ об английском короле Ричарде Львиное Сердце, который когда-то томился здесь в плену и сложил несколько окситанских баллад. Кроме того, она с удовольствием перечитывала легенды о безвестно пропавших сокровищах, и в первую очередь о нормандских сокровищах.

Однако ее любимой книгой была копия знаменитого трактата о соколиной охоте, написанного императором Фридрихом II. Год назад Агнес получила его в подарок от своего духовника, отца Тристана. Почти всю зиму священник проводил в монастыре Ойссерталь и помогал вести дела недееспособному настоятелю Вейганду. Но как только становилось теплее, он возвращался в Трифельс, где заботился о библиотеке, проводил воскресные службы или обхаживал больных и увечных крестьян. Агнес никогда у него не спрашивала, как эта книга попала к нему в руки. Скорее всего, настоятель не распознал ее ценности и отдал своему помощнику. При этом иллюстрированный, переплетенный в кожу труд когда-то стоил, наверное, больше, чем крестьянин мог заработать за целую жизнь. Но в течение долгих десятилетий книга покрылась плесенью, страницы пожелтели и обтрепались по углам…

Агнес осторожно достала из-под кровати потрепанный фолиант и стала перелистывать толстые пергаментные страницы. Цвета на многочисленных рисунках успели уже поблекнуть, на даже теперь нарисованные соколы, ястребы и орлы выглядели настолько живыми, что, казалось, вот-вот вспорхнут со страниц. Вместе с ними на картинках теснились старомодно одетые короли и преклонившие колена сокольничие, зайцы и косули, совы и цапли. А кроме них, еще и лошади, крепости и даже плывущий по морю человек. И нарисовано все на удивление правдоподобно.

Обычно книга всегда ее успокаивала, но сегодня девушку не оставляло какое-то напряженное состояние. Сердце билось с такой яростью, что отдавало болью в груди. В конце концов Агнес отложила книгу и попыталась уснуть. Ей не давали покоя мысли о сегодняшнем взрыве, о домогательствах Хайдельсхайма, о странных людях и навьюченных лошадях в лесу. И о кольце.

В первую очередь о кольце.

Оно лежало на сундуке прямо возле кровати, твердое и холодное. Агнес взяла его и снова внимательно присмотрелась к печати. Одна лишь голова бородатого мужчины, и больше ничего. Никаких имен или инициалов, даже датировки не было. Золото тускло поблескивало, поверхность его испещряли мелкие царапины, словно кольцо это сменило не одного владельца. Именно эта простота делала его таким странным. Агнес даже показалось, что в руках у нее одно из тех заколдованных колец, о которых она читала в старинных легендах и сагах.

Как же оно могло попасть к Парцифалю?

Агнес не сомневалась, что кто-то надел его соколу на коготь. Вот только зачем? Какой смысл надевать кольцо на лапу залетной птицы? Да к тому же золотое, которое наверняка стоит кучу денег.

Разве что этот кто-то знал, кому принадлежит сокол…

Агнес взволнованно поднялась с кровати. А что, если кто-то хотел с помощью кольца о чем-то ей сообщить? Вот только о чем?

Кольцо было приятным на ощупь, как маленький зверек, золото скользило в ладони. Агнес надела его на палец, и оно подошло, как родное. Так, как если бы его сделали специально для нее.

Девушка со вздохом опустилась на подушку, подтянула теплое одеяло до подбородка и закрыла глаза. Под кольцом пульсировала кровь, и Агнес постепенно успокаивалась. Сердце билось все медленнее, и через несколько минут она забылась тревожным сном. Во сне вокруг нее носились соколы и вороны, гремели взрывы, и кровь ручьями стекала по платью. Затем все эти видения вдруг рассеялись. Агнес бормотала во сне и хваталась за кольцо. Ее волнами захлестнули новые образы и повлекли к берегам дальней страны. Никогда еще ей не доводилось видеть столь ясных и выразительных сновидений.

В эту ночь Агнес впервые пережила…

…играет тихая музыка. Звук ее все нарастает, и вот уже отдается в ушах колокольным звоном. Звуки бубенчиков, шарманок и свирелей сливаются со смехом множества людей, ритмичным притопыванием множества ног. Бард напевает до боли знакомую песню:

– В роще под липкой приют наш старый…

Агнес поднимает глаза. Она стоит в сводчатом зале, установленные на козлах столы источают смолистый аромат, за столами сидят мужчины и женщины в длинных, пестрых нарядах. Такие же наряды нарисованы в книге Агнес: широкие, отороченные горностаем туники и зауженные штаны всевозможной расцветки. У всех присутствующих – будь то женщина или мужчина – длинные волосы, у некоторых на голове серебряный обруч или цветочный венок. В руках у гостей тяжелые чеканные кубки, из них на запачканные жиром столы плещется вино. Под громкие крики четыре слуги вносят в зал зажаренного лебедя. Перед камином выстроились музыканты и играют повторяющуюся раз за разом мелодию.

– В роще под липкой приют наш старый…

Агнес оглядывается по сторонам и с удивлением узнает камин, стреловидные окна, скамьи в нишах вдоль стен, накрытые дорогими мехами, и лепные скульптуры, которые скалятся на нее с потолка.

Это крепость ее отца, Трифельс.

Более того, это настоящий Трифельс, крепость королей! Не мрачные развалины, в которых гуляет ветер и гнездятся голуби с ласточками. Здесь встречаются короли и императоры, здесь неумолчно играет музыка, и отсюда рыцари выступают в великие битвы. Агнес чувствует неодолимое желание остаться здесь навсегда. Словно та, другая Агнес из необитаемой груды камней с худыми, продуваемыми стенами, ей всего лишь снилась.

«Может, так оно и есть? – приходит в голову мысль. – Может, это все наяву?»

Агнес тянется ради интереса к одной из женщин, и в это мгновение в зале появляется молодой мужчина, юноша. Гости умолкают. В отличие от остальных мужчин, на нем кольчуга, усиленная на локтях и плечах стальными пластинами. На поясе у него висит длинный меч. Юноша несет его неуверенно, словно не привык еще к тяжелой ноше. Гости поднимают кубки в его честь, и он, смущенно улыбаясь, кланяется. При этом мечом задевает один из бокалов и вызывает сдержанные смешки.

Вот рядом появляется широкий, седовласый мужчина и поднимает руку. Мягко берет юношу за руки и тянет к полу, пока тот не преклоняет перед ним колена. Старик берет у юноши меч и касается его плеч. При этом он произносит странные слова – они звучат для Агнес как заклинание:

– Сим жалую тебя в рыцари…

У юноши худое, чуть ли не аскетическое лицо, как у молодого монаха. Волосы у него черные как смоль, а глаза переливаются, точно глади изумрудных озер.

Неожиданно он смотрит в сторону Агнес и улыбается. Это улыбка юноши, стоящего на пороге мужества.

– В роще под липкой приют наш старый…

Агнес чувствует, как по спине бегут мурашки, что-то щекочет в животе. Она смущенно улыбается в ответ и приветственно поднимает руку.

Затем видение расплывается. Юноша, старик и прочие гости скрываются в дымке. Перед глазами остается только пустой, холодный зал. Внезапный порыв ветра гасит огонь в камине. Искры кружатся, кружатся в вихре, все быстрее, пока не образуют ярко-красный круг.

Кольцо…

Агнес вскрикнула и проснулась. Лоб и сорочка взмокли от пота. Она не сразу поняла, где находится. Это ее комната, она в крепости своего отца, в Трифельсе. Все утопало во мраке, тишину нарушали лишь отдаленные крики сыча. Должно быть, перевалило за полночь.

Агнес тряхнула головой, чтобы вернуться в действительность. Это был далеко не первый раз, когда ей снилась крепость. В детстве такое случалось особенно часто, тогда она тоже видела рыцарей и фрейлин. Потом сновидения стали реже. Но в этот раз сон был настолько живым, что Агнес буквально чувствовала запахи людей. Их пот, аромат смолы, даже дым из камина – так, словно ей стоило лишь спуститься по лестнице, чтобы все это увидеть.

Агнес со вздохом улеглась обратно. Почему нельзя было жить в те времена, столь богатые яркими историями, как этот сон? Почему крепости больше не были такими, как прежде? Порой жизнь казалась ей серой, как поблекший рисунок в старой потрепанной книге. Как загадочная монограмма с пергаментных листов, которые так усердно переписывали монахи. Ничего не происходило, все словно замерло.

Но потом Агнес вспомнила, что ей довелось пережить прошлым днем. Она подумала о кольце. Может, оно ей тоже только приснилось? Девушка взволнованно коснулась пальца и нащупала кольцо. Только тогда она закрыла глаза и провалилась в глубокий сон, в этот раз уже без сновидений.

Поэтому она не слышала скрежет лопат и удары молотков, которые доносились из стороны леса и проникали в ее открытое окно.

Люди в лесу взялись за дело.

* * *

Примерно в тридцати милях, в епископском городе Шпейер, секретарь Йоханнес Майнхарт до поздней ночи корпел над актами в городской канцелярии.

Оставалось лишь переместить в архив несколько закрытых судебных процессов, а почерк у помощника оказался до того ужасным, что половину протокола Майнхарту пришлось переписывать заново. Секретарь тихо вздохнул, а перо все царапало по тонкому пергаменту. Молодой и честолюбивый, он усердно взбирался по карьерной лестнице. Поговаривали, что в скором времени Высший суд Германии снова переедет в Шпейер. А у того, кто метил на высокую должность, сверхурочная работа должна войти в привычку. Кроме того, Майнхарт не скрывал, что ему даже нравилось задерживаться здесь после наступления темноты. В это время, кроме него, в канцелярии никого не оставалось: только он, куча старых пергаментов да свеча бодро разгоняет тьму. Дома его ждали лишь сварливая жена и пятеро плаксивых детей. Шелест бумаги был куда приятнее.

Майнхарт как раз склонился над особенно сложным участком документа, как тихий шум прервал его работу. Он выпрямился и прислушался. Звук повторился: скрип и треск, как если бы ветер распахнул окно в соседней комнате.

Вот только ветра-то нет…

Секретарь почувствовал, как волосы на загривке встали дыбом. В соседнем особняке Ретчер всего пару дней назад объявились призраки: служанка патриция Ландауэра услыхала на верхнем этаже какой-то стук, но, поднявшись в комнату, ничего не обнаружила. Что, если привидения явились теперь в городскую канцелярию?

– Кто там? – просипел Майнхарт, и голос его прошелестел не громче бумаги.

Он поднялся и собрался уже проверить, все ли в порядке, как дверь в его кабинет распахнулась, да так резко, что со стола сдуло все пергаменты. При виде незваного гостя Майнхарт сдавленно пискнул.

Ему, вне всякого сомнения, явился дьявол.

Секретаря бросило в пот. Не могло у человека быть такой черной кожи! В дрожащих отсветах она лоснилась, как полированное эбеновое дерево, и глаза белели на ее фоне. В остальном же облик у вошедшего был вполне человеческий. Одет он был в штаны и камзол, а поверх него – дорогой, подбитый мехом плащ, который стоил, наверное, дороже, чем весь гардероб Майнхарта. Кроме того, гость не хромал, и серой от него не воняло. Майнхарт боязливо отступил на шаг. Пусть этот чернокожий незнакомец и не дьявол, но он явно не так прост. И в городской канцелярии в такое время делать ему нечего.

– Что… что вы хотели? – выдавил Майнхарт хоть и с трудом, но сдержанно.

Незнакомец отвесил ему легкий поклон.

– Простите за позднее вторжение, господин секретарь, – проговорил он с необычным акцентом, но при этом вычурно, как благородный вельможа. – Не смог прибыть раньше, дорога из Цвайбрюкена заняла много времени. У меня к вам письмо от герцога.

Плавным движением он извлек из-под плаща запечатанный конверт и протянул его Майнхарту. Секретарь сломал печать и прочитал письмо. После чего поднял на гостя растерянный взгляд:

– Предоставить вам доступ ко всем актам?

– Уверен, городской совет не откажет герцогу в столь ничтожной просьбе. К тому же мне и нужно-то несколько совершенно определенных документов.

Странный незнакомец поправил плащ таким образом, что Майнхарт заметил под ним изогнутую саблю; обычно такие носили язычники-мусульмане. Откуда, черт возьми, взялся этот человек?

– В сущности, мне нужна лишь информация об одном месте, – пояснил гость. – В Васгау есть старая крепость под названием Трифельс. Вы что-нибудь знаете о тех местах?

Майнхарт нахмурился. Этот старинный лен давно уж никого не интересовал. Поговаривали, что от крепости остались одни развалины, а наместником ее был запойный оборванец. Так с чего бы незнакомцу понадобились сведения о ней?

– Ну, когда-то Трифельс был чем-то вроде центра Германии, – неуверенно начал Майнхарт. – Громадный замок, окруженный целым рядом вспомогательных крепостей. Там короновались некоторые из императоров. Там часто бывал кайзер Барбаросса, и именно оттуда его сын, Генрих, выступил в поход против норманнов. Но те дни давно в прошлом. – Секретарь позволил себе осторожно улыбнуться. – Хотя некоторые и поговаривают, что старый Барбаросса до сих пор спит где-то в недрах крепости и проснется, когда над империей нависнет опасность.

– В самом деле? Это… очень интересно.

Незнакомец на мгновение задумался, а затем продолжил:

– Мне нужна любая информация об этой крепости. О ней самой, о ее славном прошлом, о местности вокруг. Деревни, города – все, что удастся найти… Прямо сейчас.

Майнхарт покачал головой в изумлении:

– Но это невозможно! Документы рассортированы не лучшим образом. Кроме того, уже поздно, и моя возлюбленная супруга…

– Вы забыли приказ герцога? – Чернокожий гость почти вплотную шагнул к Майнхарту, так что ноздри защекотал сладковатый, экзотический аромат вроде ладана. – Сомневаюсь, что городской совет будет в восторге, если узнает, что какой-то секретарь ослушался приказа имперского князя. Шпейер могуществен, но настолько ли?

Майнхарт кивнул, словно одурманенный сладким ароматом.

– Я… посмотрю, что там можно сделать.

– Сделайте, и побыстрее. Или мне для начала известить герцога?

Незнакомец устроился в кресле за письменным столом и нетерпеливым жестом отослал Майнхарта.

Напуганный до смерти, секретарь скрылся в соседнем архиве и принялся судорожно обыскивать полки. Так ему хотя бы не пришлось находиться рядом с этим странным чернокожим, который явился если и не из ада, то уж точно из страны, очень близкой к преисподней.

Прошло без малого три часа, пока Майнхарт не отыскал все, что более-менее касалось Трифельса и его окрестностей. Сведений оказалось гораздо больше, чем он мог ожидать. В прежние времена эта крепость и вправду играла в империи далеко не последнюю роль. Майнхарту попались заметки о так называемых сокровищах норманнов, с которыми император Генрих VI вернулся в Трифельс из похода против Сицилии. Кроме того, имелся список Имперских инсигний – священных атрибутов императорской власти, хранившихся когда-то в крепости. Некоторое время Майнхарт провел за изучением актов, посвященных кельнскому епископу Бруно фон Зайну, которого пленником держали в Трифельсе. Епископ был сторонником Вельфов, которые наряду с Гогенштауфенами составляли одну из могущественнейших правящих династий Германии. В борьбе за корону Вельфы и Штауфены противостояли друг другу в течение долгих поколений. И Трифельс всякий раз оказывался предметом споров между двумя родами.

Приободренный и довольный собой, Майнхарт вернулся в кабинет с кипой документов под мышкой. Незнакомец по-прежнему восседал там, как черный истукан. Он прикрыл глаза, но, заслышав секретаря, резко их открыл:

– Ну? Есть успехи?

Майнхарт радостно закивал:

– Эта крепость много интереснее, чем я предполагал. Даже жалко, что нынешний наместник так ее запустил. Если верить печатям, то влиятельнейшие из правящих династий с давних времен лелеяли это место. Салическая династия, потом Штауфены, Вельфы, Габсбурги… У меня вот только вопрос…

– Оставьте при себе ваши вопросы, мне от вас нужны только сведения. Благодарю за старания.

Незнакомец выхватил у растерянного секретаря документы и направился к выходу.

– Но это ценные документы! – воскликнул ему вслед Майнхарт. – Вы не можете просто взять их и уйти. Дайте мне хотя бы расписку!

Незнакомец обернулся, и губы его растянулись в ослепительной улыбке.

– Полагаю, в этом нет необходимости, – ответил он. – Или вы уже позабыли о приказе герцога? Я действую исключительно в его интересах.

Он скрылся, точно привидение, и Майнхарт задумался, уж не повстречался ли ему один из тех призраков, о которых сейчас толковали по всему Шпейеру. Но потом взгляд его упал на оставшееся на столе письмо от герцога. Что ж, если это и призрак, то отправили его хотя бы из высших кругов.

Майнхарт снова пробежал глазами по торопливо набросанным строкам. Затем взглянул на сломанную печать, на которую до этого в страхе даже не обратил внимания.

С нее на секретаря смотрел мавр с высунутым языком.

Какого черта…

Крепко выругавшись, Майнхарт бросился к окну и выглянул во мрак. По площади в сторону собора скользнула тень и скрылась между домами. Секретарю послышался даже тихий, едва уловимый смех.

Секретарь с трепетом запер окно и решил, что последние несколько часов ему только приснились.

Так ему хотя бы не придется отвечать на множество неудобных вопросов.