Текст книги "Князь моих запретных снов"

Я сжала хрустальный шар в кулаке и вспомнила слова мастера Шиниас о том, что сноходец чувствует свет, если хозяин вещи потерялся в Долине Сна, но еще может вернуться в собственное тело. Закрыла глаза. Вряд ли, конечно, владелец кулона потерялся. Скорее, он просто умер.

«А если он жив? Ты вернешь ему свою находку?»

И я решила, что да, верну обязательно, хоть и жаль было.

Лежа тихо, как мышка, я все пыталась вспомнить, в каком состоянии пребывала на собеседовании, когда мне давали разные предметы, но ничего не получалось. Хрустальный шарик нагрелся в ладони, и мне казалось, что уже он стал источником слабого тепла. Значило ли это, что владелец кулона жив? А если жив, то где сейчас?

Мысли текли медленно, увязая в дреме, и я, видимо, все же уснула, потому что, когда в очередной раз открыла глаза, вновь увидела себя на дорожке между пышными кустами с яркими бордовыми розами.

В предыдущий раз я не смотрела на небо, но сейчас подняла взгляд. Была ночь, но луна казалась просто огромной, светила ярко, и невесомые серебристые блики лежали и на глянцевых листьях роз, и на отсыпанной камешками дорожке, и на кирпичных стенах дома.

И, что важно, я увидела только небо, луну, эти розы и дом. И ничего более, как будто дом висел в пустоте, обвитый лунным светом.

Снова, как и в прошлый раз, я медленно подошла к двери, провела пальцами по шершавому дереву. И снова так и тянуло заглянуть внутрь – в самом деле, а что там, в моем домике-в-хрустале?

Это всего лишь сон. Я…

Внезапно сделалось так страшно, что во рту пересохло.

Я одновременно боялась открыть дверь – и понимала, что сегодня ее открою.

Нажала на деревянное полотно, дверь легко поддалась. И снова… там кто-то был. И тяжелый запах вина, дорогого, сладкого.

Я поднялась на низкое крыльцо, осторожно заглянула в образовавшуюся щель. Там определенно кто-то был, но… вот его, того, кто сейчас меня ждал, я не боялась. В груди медленно рождалось чувство правильности происходящего, как будто все, что происходило до этого момента, являлось предысторией, вело меня к этому дому, замершему в лунном свете.

Внутри царила кромешная темень. И именно поэтому я сразу увидела силуэт на светлом фоне окна. Мужской силуэт.

Я застыла на пороге, не зная, что делать дальше. В животе появилось странное щекочущее чувство: я боялась, до жути боялась сделать шаг, но при этом… меня тянуло внутрь, тело сделалось безвольным, словно меня опять опутывала кровавая паутина.

– Заходи, раз пришла, – раздалось насмешливое.

Голос был низкий и почему-то вызвал целую волну мурашек, разбежавшихся по всему телу.

Глава 4
Мои запретные сны

Я прищурилась, пытаясь хоть что-то высмотреть в потемках, кроме силуэта на фоне окна. В груди все бралось хрусткой ледяной корочкой, я забыла, как дышать, вцепилась пальцами в теплые и шершавые доски дверной лутки. Это ведь… только сон? Просто сон?

И сама не поняла, как произнесла это вслух.

– Конечно, это только сон, – незамедлительно ответили мне. – Ты же не принимаешь на ночь снадобье, которое полагается принимать сноходцам с низким порогом чувствительности.

Обитатель дома стоял аккурат напротив окна, и я увидела, как он взял с подоконника высокий кубок и поднес его ко рту. Сделал несколько глотков – аромат дорогого вина обволакивал, притупляя страх и как будто успокаивая, – и поставил кубок обратно.

– Заходи, что стоишь?

И тут меня тряхнуло. Сонная немочь уводила души во сне. Я не принимала снадобье. Так, может, сей момент я как раз и разговариваю с воплощением коварного Урм-аша? А мое тело так и осталось в замке, и через несколько дней, если меня не вытянут из Долины Сна, от него останется только иссохшая оболочка?

– Боишься, – холодно заключил силуэт у окна, – а, между прочим, бояться нужно не меня.

Сдавленно всхлипнув от страха, на подгибающихся ногах, я повернулась и рванула прочь от дома и его жутковатого хозяина, но… даже с места не двинулась.

Чувствуя, как замирает дыхание, опустила глаза – мои ноги вместе с подолом платья были крепко опутаны глянцево блестящей комковатой паутиной, плети ее тянулись от двери, из жирной тьмы. И еще одна юрко выползла из мрака, перехлестнула меня за талию и попросту потянула в дверь.

Это – все.

Завопив, я вцепилась ногтями в тонкую живую веревку, попыталась сбросить ее – бесполезно. И только успела ойкнуть, когда меня затянуло в густую темень, как показалось, с оглушающим треском.

– Не надо так орать, – сказал силуэт у окна. – Иди сюда, поговорим.

Все было сном. Или, что скорее, моя душа оказалась в Долине Сна. Но я чувствовала свое тело, ощущала стянутые путами ноги – и точно так же почувствовала, как паутина куда-то исчезла, а я… я просто упала и больно ударилась локтями о пол.

Мужчина, воплощение духа Сонной немочи, развел руками. А потом шагнул ко мне, наклонился. Снова этот навязчивый винный запах, чуть сладковатый, напоминающий о разморенных на солнце виноградниках, о крупных, полупрозрачных зеленых ягодах. Я сдавленно ойкнула, когда жесткие ладони стиснули меня под мышками и потянули вверх. И, заглядывая в лицо моему мучителю, прошептала:

– Ты… и есть Урм-аш?

В потемках блеснули белые ровные зубы, он улыбался.

– Нет, это не я. А что, похож? Ну вставай, право же. Если бы я хотел тебя убить, то уже убил бы.

И, совершенно неприлично обнимая за талию и прижимая к себе, он увлек меня к окну, легко приподнял и посадил на широкий подоконник.

– Но вы… – Я сглотнула, вспомнив паутину.

– Но мне скучно, – сказал он, – а ты пришла сама.

– Я не понимаю…

– Наши сны пролегают очень близко к Долине Сна. Именно поэтому тебе наверняка дали зелье, и именно поэтому мы сейчас с тобой разговариваем. А еще потому, что ты нашла мой кулон, и теперь я могу находить тебя в тех бурлящих реках чужих снов, что обволакивают Долину.

Он умолк и как будто задумался, глядя куда-то сквозь меня.

А я, пытаясь осмыслить услышанное, рассматривала этого странного мужчину. Луна давала достаточно света, чтобы понять: передо мной уже не юноша, но все же мужчина довольно молодой, только-только входящий в пору зрелости. У него было открытое лицо, обрамленное пепельно-русыми волосами, прямые темные брови, аристократический нос с легкой горбинкой и высокие, четко обрисованные скулы. В серебряном свете луны глаза казались почти черными, и он, глядя на меня, задумчиво покусывал губу, как будто все еще не мог определиться, что со мной делать.

Но я все-таки вдохнула поглубже и задала вопрос, который меня очень и очень беспокоил:

– Вы… вы живете в Долине Сна?.. Вернее, ой… ваша душа в Долине Сна? А вы…

Он дернул уголком рта и посмотрел на меня так пронзительно-остро, что я поежилась.

– Нет, я не мертв, – сказал мужчина. Его лицо оказалось напротив моего, потому что я сидела на подоконнике и боялась лишний раз шевельнуться. – Я вполне себе живой. А ты спишь, и твой сон совсем рядом с Долиной.

Потом он отстранился, взял с подоконника кубок, подержал в руке, словно раздумывая, не дать ли мне глоток, но затем быстро поставил его в угол и нахмурился. Было видно, что мысли у него не самые приятные.

– Меня зовут Винсент. – Он снова посмотрел на меня, и стало понятно, что глаза у него светлые, серые, с темными ободками. – А ты? Как тебя зовут?

– Я… Ильса. Ильсара.

– Приятно познакомиться. И честное слово, я рад, что ты нашла мой кулон. Я давно не говорил с живыми людьми. А как ты нашла мой кабинет?

Я заколебалась. Рассказывать, каким образом я попала в тайную комнату, не хотелось – это ведь все равно что жаловаться на тех придурков, возглавляемых ар Моришем. И, минуточку… «Мой кабинет»? Но ведь…

– Вы…

Чувствуя себя, как будто под ногами был стремительно осыпающийся край обрыва, все-таки договорила:

– Вы – хозяин замка Бреннен?

Винсент неопределенно пожал плечами.

– Когда-то я им был, не буду скрывать. Да и все документы, полагаю, в полном порядке, вряд ли их кто нашел.

– Так вы живы? Но как так?

– В Долине Сна время может течь по-другому, – совершенно обезоруживающая улыбка и жуткая боль во взгляде.

– А почему вы не возвращаетесь? И ваше тело? Где оно? Если вы тот самый… Я слышала, что где-то в подвалах Бреннена…

Он вмиг помрачнел. Только что улыбался, и вдруг лицо окаменело – ну прямо как у Альберта.

– Мое тело при мне, – ответил тихо. – Нет никакого каменного гроба, нет никакой куколки. Просто я… в Долине. И в твоем сне. Это довольно сложно понять, но постарайся просто поверить.

Я затрясла головой. Все, что он рассказывал, казалось совершенно невероятным. Я даже забыла о том, где сама нахожусь и что все это… скорее всего, смертельно опасно для меня. Подумать только! Живой человек в Долине. Наверное, потому, что был сноходцем, как об этом говорили. До сих пор живой, хотя прошло столько лет…

Я сглотнула горькую слюну и снова глянула на Винсента – но уже сквозь слезы.

– Вам же… вам надо возвращаться. Почему вы здесь? Вас надо спасать!

Он отпрянул от меня, как будто я сказала совершенную несуразицу, и несколько мгновений молча меня рассматривал, как будто раскрытую книгу, дико интересную.

– Большое и чистое сердце, – пробормотал едва слышно, – да еще сноходец. Какое лакомство!

Провел пальцами по волосам, откидывая их назад, затем снова окинул меня задумчивым взглядом. А я… я все так же сидела на подоконнике, и если бы попыталась слезть, то очутилась бы к нему вплотную.

Этого… не хотелось.

Было по-прежнему не по себе – этот сон, этот странный дом и еще более странный хозяин замка, с которым я разговариваю, как с живым, да и сам он уверен, что жив.

И вдруг я подумала, что у него наверняка были более чем веские причины не возвращаться из Долины Сна. А его сестра? Она, значит, погибла?

Но спросить про сестру я не решилась. Только спросила:

– Как вам помочь? Как вас… вытащить отсюда? Что я могу сделать? Надо рассказать наставнику…

– Не надо никому ничего рассказывать, – он махнул рукой, рассекая воздух ребром ладони, – я сам решу, как мне быть. Сам…

– Хорошо, хорошо, – я торопливо закивала, – но ведь… неужели вам совсем не хочется вернуться?

Он пожал плечами.

– Меня там никто не ждет.

– Но это неправильно! Так – неправильно! Живой человек не должен сидеть в Долине Сна! И потом, ваш замок… его, конечно, ремонтируют, но одно крыло совсем обветшало. Да и вообще, наверняка вы богатый человек, а богатые могут много себе чего позволить… интересного. Так зачем же сидеть в Долине, где даже времени нет? Это же… почти смерть…

Последнее я прошептала. Вероятно, я говорила вещи, которые Винсенту было неприятно слушать. Он снова нахмурился и как-то передернулся при слове «смерть».

– Иногда я думаю, что просто смерть – это лучше.

И отвернулся, отошел от меня куда-то в темный угол.

– Винсент? – испуганно пискнула я.

А вдруг он меня решил сожрать? Ну мало ли. Я не верила в то, что он просто живой человек, который застрял в Долине. И потом, эта паутина, которой он меня затащил в дом…

В темноте посыпались искры, защелкало огниво, а еще через некоторое время стало видно, как маленький огонек пляшет на хворосте в зеве камина. Винсент сидел перед ним на корточках и подбрасывал пищу для огня.

– Расскажи лучше о себе, – попросил он глухо, – это лучшее, что ты можешь для меня сделать.

Глядя на его поникшие плечи, я немного осмелела. Ведь он и вправду не торопится меня съесть или убить иным способом. Ну и, наконец, кто я такая, чтобы уговаривать его вернуться?

– Моя история не будет интересной.

Огонь разгорался все ярче, Винсент подбросил еще пару небольших поленцев и выпрямился. Теперь было видно, что он одет в очень дорогую одежду и что у него есть перевязь со шпагой. Одеяние его… показалось несколько старомодным, сейчас мужчины уже так не одевались. Но если он и вправду хозяин замка Бреннен и все эти годы провел в Долине Сна, откуда у него возьмется что-то новое?

– Почему ты так думаешь? Любая история интересна по-своему.

– Ну я… я в деревне жила. За скотиной смотрела. Что здесь хорошего?

В свете камина я наконец смогла осмотреться: комната была небольшой, но богато обставленной. Массивный книжный шкаф, набитый книгами, два кресла с резными ножками и подлокотниками, изящный столик, тускло блестящий в бликах огня.

– Хорошее в этом то, что ты жила, и ты по-прежнему жива, и смотришь интересный сон.

Винсент поманил меня к себе, и я, соскользнув с подоконника, сделала первый шаг вперед. Оказывается, под ногами был мягкий тканый ковер. Я облизнула пересохшие губы, вспомнила о кубке с вином. Может, попросить глоточек? Раз уж это все равно сон?

Потянулась к кубку, но не успела и ойкнуть, как Винсент подскочил и легонько шлепнул меня по запястью.

– Не смей! Это не для тебя.

Потом сам схватил кубок и молниеносным движением выплеснул содержимое в огонь. По комнате снова поплыл сладкий, приторный аромат спелого винограда. Он поставил кубок на столик и виновато посмотрел на меня.

– Прости, я не хотел тебя напугать. Просто это вино… его тебе нельзя.

Я пожала плечами. Нельзя так нельзя. Пить, конечно, хотелось, но я потерплю, это ведь такая мелочь.

– Садись, – Винсент указал на кресло, – расскажи еще… что-нибудь.

Прозвучало почти умоляюще. Что его держит в Долине Сна? Так и подмывало спросить, но я промолчала. Осторожно опустилась в мягкое кресло, посмотрела в озаренную багровыми сполохами глубину камина.

– Женщина, которая меня вырастила, она же и продала меня в замок Бреннен, – сказала я. – Вначале мне было очень страшно, но теперь уже нет. Только вот… Я не умею ни читать, ни писать. Не знаю, как ее… арифметики. И не знаю многих слов. Меня ведь никогда ничему не учили.

Мужчина, что сидел в кресле напротив, приподнял бровь.

– Да, путь предстоит долгий. Но все в наших руках, не так ли?

Я вздохнула и согласно кивнула.

– Сегодня я уже занималась с наставником. Он меня пытается учить читать, но пока что получается… не очень, если честно.

Винсент откинулся на спинку кресла, посмотрел на меня с прищуром.

– Почему ты думаешь, что мне нужно вернуться из Долины?

Я даже руками всплеснула.

– Ну как же… это ведь неправильно. Неправильно живому человеку быть… там. И даже если вы думаете, что вас никто не ждет… Это ведь может быть совсем не так!

В серых глазах Винсента отражались красноватые блики пламени, и мне померещилось в треске поленьев, что он проговорил: «Такая чистая, такая вкусная».

Наверное, и правда померещилось. Он ведь не мог так говорить обо мне?

– Во всяком случае я бы вас ждала, – брякнула, уж совсем не думая, – а там еще кто-нибудь нашелся бы.

– Почему ты мне это говоришь? – быстро спросил он. – Не слишком ли поспешное решение?

Тут я задумалась. Да, наверное, я только что сказала глупость совершенно незнакомому мужчине из моего сна. Но чувствовалось в нем что-то… не знаю, как выразить словами. Такое неправильное, несвоевременное ощущение, как будто я уже знала, что он не причинит мне вреда. Никогда.

Винсент усмехнулся.

– Молчишь… Что ж, не будем об этом более. Хочешь, я буду тебе помогать? Ну, учиться?

Тут я растерялась. Предложение казалось заманчивым, но как он это собирается делать?

– Да, именно так, в твоих снах, – он кивком подтвердил мое невысказанное предположение, – я буду помогать тебе в то время, когда твое тело спит в замке Бреннен. Я дам тебе все знания, которыми сам обладаю. Из тебя получится могущественный сноходец, Ильсара.

– Мне следует избавиться от вашего кулона, – прошептала я. – Кем бы вы ни были, вы это тоже понимаете.

Винсент медленным, текучим движением поднялся с кресла, шагнул ко мне и опустился на колени. Я замерла, когда чужие жесткие пальцы медленно очертили контуры моего лица, а Винсент… ох, как он на меня смотрел. Жадно и жалко одновременно. Как будто хотел меня сожрать – и при этом вознес на недосягаемую вершину. В серых глазах плясали кровавые блики, и я ненароком вспомнила Фелицию. Почему? Сама не знаю.

– Ты такая… живая, – хриплый шепот лился в уши, – клянусь, я не сделаю тебе ничего дурного, только… приходи. Я всегда тебя буду ждать в этом доме. И я дам тебе все, что смогу.

От этих легких, едва ощутимых прикосновений мне почему-то стало трудно дышать. Сердце колотилось как сумасшедшее. Вспомнились злые щипки и шлепки Дэвлина, а потом потные руки ар Мориша.

– У тебя даже губы посинели, – вдруг сказал Винсент. – Не нужно бояться. Вернее, нужно, но не меня.

– А кого? – выдохнула я, чувствуя, как все внутри немеет.

Он пожал плечами, все еще стоя на коленях, жадно рассматривая мое лицо.

– Духа Сонной немочи, разумеется. Впрочем, мы примем некоторые меры, чтобы ни с тобой, ни со мной ничего не случилось. – Он говорил так тихо, что голос почти терялся в треске поленьев. – Если мы будем видеться, никогда и никому не говори об этом.

– Почему? – выдохнула я, завороженно глядя… почему-то на его губы.

– Это просто, Ильсара. Когда о нас знаешь только ты и каждый сон приходишь ко мне, Урм-аш ничего не услышит. Когда о нас будет знать кто-нибудь еще, хотя бы один человек, уже есть шанс, что дух Сонной немочи, слушая сны смертных, узнает то, что ему не следует. Когда о нас будет знать десять человек, вероятность того, что дух услышит… Весьма велика.

– А ему не все равно? – Я моргнула, пытаясь отогнать наваждение. Оно наваливалось сладкой незнакомой истомой, лишая сил и воли. – Что будет, если он узнает?

Винсент усмехнулся и покачал головой.

– Я могу тебя заверить, что тогда не поздоровится никому. Ни мне, ни тебе, ни тем, у кого Урм-аш получит интересные сведения…

И в этот миг меня резко тряхнуло и разом окунуло в непроглядную темень. С криком я открыла глаза и уставилась на Габриэль, не понимая, что произошло.

– Ну, ты и спишь, – сказала подруга. – Я тебя трясу-трясу, а ты хоть бы что. Я уж думала, что все, надо мастера Бриста звать.

* * *

Остервенело орудуя во рту зубной щеткой, я слепо уставилась в зеркало. Все происшедшее ночью казалось болезненным бредом, так и подмывало рассказать обо всем Габриэль, которая стояла рядом и тоже умывалась. Но что-то подсказывало мне, что слова Винсента следовало бы принимать всерьез, и ежели он сказал – молчать, так, верно, лучше и молчать.

Точно так же я понимала, что все происходящее – не к добру.

И этот домик, застывший в хрустале… Я ведь, когда проснулась, тайком поглядела на него, и как-то сразу нехорошо сделалось: в одном оконце, прежде темном, горел свет. Конечно, нарисованный желтой краской, но ведь… раньше этого не было, точно не было!

Происходящее было не то что не к добру – оно внушало неподвластный разуму страх, и здравая часть меня прекрасно понимала, что с кулоном надо бы расстаться, растоптать его, разбить, да, великие духи, просто выбросить из окна… Но другая часть, которая разглядела глухую тоску и отчаяние в серых глазах, почему-то нашептывала, что Винсента надо спасать. Эта моя половина ухитрилась разглядеть в странном чудовище из Долины Сна глубоко несчастного человека и теперь потирала в предвкушении ладошки, направляя мысли совсем не в ту сторону, куда бы следовало.

Совершенно измучавшись, по дороге в трапезную я все-таки решила кулон оставить, для очистки совести ссылаясь на то, что Винсент обещал помочь с учебой, а мне это совсем не лишнее. Оставался, правда, совершенно дурацкий вопрос: отчего бы не обратиться за помощью к той же Габриэль или к Альберту, но вот незадача – просить помощи у них я почему-то стеснялась. Почему-то… А предложение Винсента хоть и вызвало некое смущение, но пришлось по душе. Возможно, потому, что он сам мне предложил, наверное, в обмен на то, чтоб я его навещала в его добровольном заточении.

За завтраком мы почти не разговаривали. Наставники все так же прогуливались меж столов. Охраны стало чуть больше. Его герцогство по-прежнему сидел в окружении прихлебателей, они ему преданно в рот заглядывали, и смотреть на это было противно. Альберт, видимо, по привычке снова устроился на отшибе, не пытаясь ни с кем заводить знакомство и всем своим видом показывая, что оно ему совершенно не нужно.

Рядом c Габриэль уселась Аделаида, и именно ее реплика выдернула меня из полусонного состояния.

– Слышали? Сегодня утром наставники собирались на совет. В Долине начались какие-то шевеления.

Габриэль только ресницами похлопала и спросила:

– А это плохо?

– Конечно, плохо, – авторитетно заявила девушка. – Там, говорят, время от времени происходят какие-то возмущения, отчего резко возрастает количество случаев Сонной немочи. Как бы нам практику не организовали раньше времени.

– А что ты еще слышала? – Я навострила уши.

Сегодняшняя ночь была особенной и для меня.

– На боковой лестнице Шиниас шушукалась с Фелицией. Что-то говорили, мол, князь Долины проснулся.

Я задумчиво жевала булку с маслом. Был ли Винсент тем самым князем Долины? Возможно. Особенно если учесть, каким интересным образом он затащил меня в дом. Был ли он опасен? Более чем, здесь к гадалке не ходи.

Был ли он опасен для меня?

Тысячу раз да!

Но мое глупое доброе сердце сладко замирало в груди, стоило только вспомнить, как он опустился рядом с моим креслом на колени и смотрел на меня так, словно я чудо. И дело тут даже не в том, что я вдруг почувствовала себя нужной кому-то. В эту ночь словно тоненькая ниточка протянулась меж нами, заставляя меня ощущать всю ту боль, что терзала Винсента.

– Приходите сегодня ко мне, – сказала Аделаида, – мне одной скучно вечерами. Можете парней приводить, поболтаем.

– А можно? – Габриэль вскинула тонкую бровь. – Разве можно их в женское крыло?

– А кто узнает?

– Что говорят, убийцу ищут? – Я закинула еще одну удочку.

– Да кто его найдет? – Аделаида пожала плечами. – Не будет же Клайс сдавать свою бывшую?

Похоже, о романе Кодеуса Клайса и Гвейлы Шиниас знали все.

– Так что, придете? – не отставала Аделаида. – Мне из дома прислали копченый окорок и целый каравай.

– А запивать чем будем? – шепотом поинтересовалась Габриэль.

– И сидр тоже прислали, – торжествующе закончила Аделаида.

Похоже, план на вечер был составлен.

Когда мы уже выходили из-за стола, Габриэль взяла меня под руку и зашептала:

– Давай позовем Альберта? Ну, у тебя же с ним роман?

– Нет у меня с ним романа, – тихонько призналась я, – это он специально так сказал, чтобы Гвейла Шиниас не ревновала.

Мне показалось, что Габриэль вздохнула с облегчением.

– Слушай, – она оттащила меня в уголок, – так если у вас… ничего нет, ты не будешь против, если я попытаюсь ему понравиться?

– А он тебе нравится? – я перешла на шепот.

– Он такой… – Она вздохнула. – Такой загадочный! Понимаешь, Ильса, пока я жила дома, мне ведь ни разу не позволили познакомиться с парнем. Ну, с тем, с которым бы мне хотелось познакомиться.

– Здесь не приветствуют близких отношений, – совсем некстати вспомнила я слова Гвейлы.

– Зато здесь никто не будет мне тыкать, с кем водить знакомства, а с кем – нет, – как-то очень озлобленно возразила Габриэль, глядя на меня этаким рассерженным олененком. – Ну так что, позовем Альберта?

– Давай позовем. Надеюсь, Аделаида будет не против.

– Она только что всячески намекала, что очень даже «за». О, вот и он.

И Габриэль внезапно покраснела, совсем немножко, но все равно это было хорошо заметно на ее аристократически бледной коже.

К нам действительно приближался Альберт. Он сегодня облачился в темные штаны, которые красиво облегали его ноги, и в рубашку из невообразимо прекрасного белого струящегося шелка. Поверх был наброшен темно-серый сюртук, пшеничные волосы собраны в низкий хвост. Одна половина лица доброжелательно улыбалась, вторая застыла в привычной уже каменной неподвижности.

– Доброе утро, – приветливо сказал он с легким поклоном, – надеюсь, вы идете на занятие Ригерта Шезми?

– Идем, – ответила Габриэль и торопливо опустила глаза.

Я незаметно толкнула ее в бок – мол, хотела пригласить, так приглашай. Но Габи в этот ответственный момент словно воды в рот набрала. Я вздохнула и взяла все на себя.

– Альберт, – огляделась, чтобы убедиться в отсутствии лишних ушей, – мы тут вечером собрались в гости к Аделаиде и хотели тебя позвать. Пойдешь?

– А кто еще будет? – Он прищурил глаз на здоровой половине лица.

– Пока только мы и Аделаида.

Парень снова улыбнулся, но мне показалось, что теперь он улыбался исключительно Габриэль. Впрочем, это правильно: они люди одного круга, не то что я.

– Приду, конечно, – заверил он, – тогда я зайду сперва за вами, а то я не знаю, в какой комнате эта Аделаида…

…Без неприятностей, правда, не обошлось.

Мы со своими разговорами задержались, наставники покинули трапезную. Габриэль направилась к выходу первая, я – за ней. Альберт отошел в сторону, позволяя пройти другим девушкам. И в этот миг что-то больно ударило меня в спину, с противным «шмяк», и платье моментально промокло. А сзади раздался хохот, и кто-то крикнул:

– Это для твоих свиней!

Я обернулась. Ну да, кто бы сомневался, ар Мориш и его приятели смотрели на меня, мерзко ухмыляясь.

Чем они там в меня бросили? Гнилым помидором?

На глазах вскипели слезы. Мое новое платье… Жалко-то как.

– Ильса, пойдем, – тихонечко сказала Габриэль. – Пойдем, я тебе помогу почистить… не обращай внимания, они того не стоят.

Взгляд выхватил Альберта, который, еще не поняв, что произошло, пристально на меня смотрел.

– Нет уж, подождите, – внезапно пропыхтела рядом Аделаида.

Шумно дыша, она легко развернула меня спиной к себе, соскребла вонючую жижу ногтями. Потом быстро наклонилась, подняла с пола расквашенный помидор и решительно, подобно мощному круглобокому боевому кораблю, протопала к хихикающей компании ар Мориша. Никто из нас ничего не успел ни сказать, ни сделать, когда Аделаида, размахнувшись, впечатала содержимое жмени в лоб одному из прихлебателей со словами:

– Еще раз бросишь, в рот затолкаю.

И, поведя рукой вниз, растерла вонючую жижу по лицу остолбеневшего парня.

К слову, Аделаида превосходила его и ростом, и шириной плеч, так что угроза была совсем не пустой.

Трапезная грохнула смехом. Теперь уже хохотали, хихикали, ржали все присутствующие. А Аделаида, торжествующе отряхнув руки, прошествовала к нам и сказала:

– Вот теперь можно идти, девочки.

Я все же обернулась еще раз, но лучше б не оборачивалась – потому что поймала взгляд ар Мориша, исполненный такой ненависти, что захотелось сделаться маленьким муравьишкой и скользнуть куда-нибудь в щель. Синие глаза Тибриуса просто полыхали яростью, от которой кровь стыла в жилах, и в них явственно читалась угроза: «Только попадись мне в темном коридоре, маленькая дрянь!»

Альберт, все так же стоя на отшибе, с видимым интересом наблюдал за происходящим, не вмешиваясь. Только взгляд его был прикован к ар Моришу и его компании.

Невольно передернувшись, я заторопилась прочь. Платье нужно все-таки застирать. Может быть, до ближайшего занятия оно и подсохнуть успеет.

И, непроизвольно опустив руку в карман, стиснула хрустальный шарик на цепочке.

* * *

Ригерт Шезми оказался на диво спокойным мужчиной. Как шепнула на ухо Габриэль – «флегматичным», и я постаралась это новое словечко запомнить. Что до возраста, Ригерт давно перешагнул рубеж юношества, на лбу и в уголках глаз пролегли глубокие морщины, но в медной шевелюре еще не было ни одного седого волоска, поэтому я даже навскидку не могла сказать, сколько ему лет. Двадцать пять? Тридцать? Сорок?

На занятии снова оказались мы вчетвером. Я, с мокрым на спине платьем (застирала, но не успела высушить), Габриэль, стреляющая взглядами в сторону Альберта, ну и его герцогство, старательно делающий вид, что я ему неинтересна, а случившееся в трапезной вовсе не его дурацкая идея.

Мы расселись за парты – а в этой комнате (которую Габриэль назвала «аудиторией») стояли небольшие одиночные парты, почти как в деревенской школе, – и мастер Шезми, неслышно прохаживаясь между нами, приступил к нашему обучению.

– Что нам известно о Долине Сна? – сказал он. – По большому счету, Долина Сна – это один из самых неисследованных объектов в пределах нашего мира. В основном потому, что Долина Сна является материей, замкнутой на Урм-аша, духа Сонной немочи, и напрямую связана со смертью, а мы до сих пор так и не знаем, что есть смерть и что с нами после нее случается. Впрочем, относительно Долины Сна одно известно точно: пространственно-временной континуум там искажен совершенно, понятия времени, к которому мы здесь привыкли, тоже нет, а души, которые увел, но не сожрал Урм-аш, там вполне телесны, и порой приходится приложить изрядное усилие, чтобы такую душу уговорить вернуться. Да, я слушаю.

Оказывается, Альберт поднял руку.

– Мастер, поясните, почему вы сказали о пространственно-временном континууме, в то время как в Долине понятия времени нет. Если нет времени, остается только пространство?

Ригерт снова улыбнулся, тепло и располагающе, а я подумала: какой, должно быть, добрый человек этот Шезми.

– Я сказал так, потому что время ассоциируется у нас с чем-то линейным. В Долине Сна это не так. В одних ее частях время обрывочно, то есть несколько часов могут пройти как несколько часов, а потом, попадая в обрыв, вы снова открываете глаза лет через сто, но не знаете об этом. А иногда время замыкается в кольцо, и тогда, проходя через одну и ту же точку траектории, душа проживает одни и те же ощущения, но даже не понимает, что это уже было много раз. Так что, разгуливая по Долине, вам нужно будет проявлять осторожность, чтобы не угодить в такую временную аномалию, потому что либо не вернетесь вообще, как случалось и раньше, либо вернетесь лет через двести-триста, когда, возможно, от этого замка останутся руины.

– Это, простите, как случилось с Флавией? – снова спросил Альберт.

Улыбка медленно сползла с лица Шезми, словно старая краска.

– Да, говорят, с ней случилось именно это. Но, поскольку никто никогда ее больше не видел в Долине, мы не можем знать наверняка. Когда мы будем выходить в Долину, вам придется проявить всю осмотрительность, чтобы вернуться. Ходить будем парами. В дальнейшем каждому из вас подберут пару, наиболее подходящую по характеру вашего дара. Эту совместимость хорошо видит мастер Шиниас.

– А как можно увидеть, что близка аномалия? – неуверенно пискнула Габриэль.

– Это просто, – Ригерт пожал плечами, – души, попавшие в аномалии, ведут себя соответственно. Если увидите человека, застывшего, как статуя, значит, его закольцевало или вообще его время превратилось в точку. И, к сожалению, вернуть его уже невозможно.

– А остальные? Выходит, они знают, сколько времени прошло? И понимают, что впереди бесконечность? – несмело спросила я.

Тибриус ар Мориш демонстративно фыркнул, словно услышал несусветную глупость.

– Если такие и есть, то для них время очень сильно замедляется, – ответил Шезми. – Даже если нет провалов, то… По сути, как мы определяем, что прошло время? Изменяется что-то вокруг нас, и изменяемся мы сами. В Долине Сна не меняется ничто и никто. Поэтому даже те, кому посчастливилось – или, наоборот, не посчастливилось остаться в области прямолинейного времени, совершенно не могут сказать, сколько этого самого времени они там провели.