Текст книги "Дракон с королевским клеймом"

– Госпожа Мирьен? – Вельмина подошла ближе. – Итан передал, что вы хотели переговорить. Денег не хватило, да?

– Дорогая, – изрекла хозяйка магазина, – за такое зрелище, пожалуй, тебе надо доплачивать! Спасибо, порадовала на старости лет.

Вельмина остановилась, не понимая, а Мирьен, задорно поблескивая глазами, продолжила:

– Отличный экземпляр, просто великолепный. Породистый. Все при нем. Никуда его от себя не отпускайте. Должна же быть вам хоть какая-то награда за ваш не слишком удачный брак…

– Госпожа Мирьен, – упавшим голосом спросила Вельмина, – вы что, подглядывали в примерочную?

– Обижаете, детонька, такими вопросами. – Старушка пустила еще одно дымное колечко. – Разумеется, подглядывала!

– Ох, – выдохнула Вельмина.

Она больше не понимала, что говорить и что делать.

– Идите, дорогая моя. Теперь я все сказала. – И госпожа Мирьен хихикнула. – Постарайтесь с умом пользоваться тем, что на вас свалилось в виде… как вы там назвали? Работника? Вот и пусть поработает. Всем сплошная польза.

Из магазинчика Вельмина вылетела пулей. Однако стоило глазам привыкнуть к яркому свету, как сердце заколотилось непривычно быстро: нет, Итан никуда не ушел. Он так же, как и за несколько минут до этого, спокойно стоял рядом с входом в магазин, а рядом с ним без устали болтала герцогиня де Рашвонн. Но если бы она только болтала! Самым бессовестным образом она повисла на локте Итана и так умудрялась заглядывать ему в лицо, что при этом ее платье как будто бы слегка спускалось ниже, оголяя и без того открытую грудь еще больше.

Вельмина передернула плечами и поймала себя на том, что ей неприятно все происходящее. А Итан… Подумать только! Несколько дней назад едва не умер, а нынче… все туда же! А Фебба? Ни стыда, ни совести!

– Прошу прощения, – сухо сказала Вельмина, тем самым нарушая идиллию. – Итан, нам, кажется, пора.

– Да, госпожа де Триоль. – Он кивнул, высвобождая локоть из хватки герцогини.

Та розовым вихрем накинулась на Вельмину, горячо зашептала на ухо:

– Дорогая… Когда ваш работник закончит с ремонтом, я у вас его одолжу. Знаете, шкаф поломался…

– Вы даже не видели, хорошо ли он чинит мебель, – озадаченно пробормотала Вельмина.

– О, я уверена, он сделает все идеально! – воскликнула Фебба. – Впрочем, мне тоже пора. Еще раз, приятно было поболтать… Всего хорошего!

– Идем. – Вельмина чувствовала мутное, какое-то неправильное раздражение. А еще – обиду. Хотя непонятно было, на кого и на что она обижается. В конце концов, она сама вернула Итану рабский перстень и он совершенно свободен… Глупости какие-то.

И до самого дома они шли молча. Вельмина пыталась понять, что именно было не так и почему она зла – на себя, на него, на герцогиню. О чем думал Итан, вообще было непонятно. Но, судя по мрачной складке меж бровей, ему тоже что-то не нравилось.

* * *

К вечеру… в доме воцарились тишина и спокойствие. Итан больше не попадался на глаза, и Вельмине казалось, что она совершенно успокоилась и забыла о маленьком происшествии. Но нет-нет да и вспыхивали в памяти картинки, как новая знакомая буквально повисла на Итане, и Вельмина тут же раздраженно задавала себе вопрос, что же такого неприятного она увидела. Ответа все так же не было.

Настроение испортилось окончательно, когда в лабораторию, где Вельмина снова пыталась спрятаться от собственных сомнений и гадкого чувства неизвестности, сунула голову Тавилла и ядовито сообщила:

– К вам, госпожа, снова тот индюк и жмот, и снова с букетом.

Вмиг в груди похолодело. Опять? Да что ж он никак не успокоится?

– Передай, что я занята, – сухо ответила Вельмина, но ее верная экономка лишь покачала головой.

– Вы прекрасно знаете, что никуда он не уйдет. Да и вообще, милая моя, не слишком-то умно забывать, что это сам наместник, все равно, считай, что король.

Вельмина вздохнула и уронила лицо в ладони. Идти туда, к нему… казалось просто невозможным. Все, буквально все в Ариньи вызывало отвращение: руки, лицо, фигура… Великая Мать, даже черная щетина, прорастающая на рыхлых щеках!

«Документы, – вяло подумала она, – надо спросить о документах, иначе, выходит, меня отсюда просто выгонят».

И заставила себя подняться. Привычным жестом расправила подол домашнего платья, подхватила со спинки стула шаль и пошла.

Герцог Ариньи, как и в прошлый раз, мерил широкими шагами холл. При этом вышагивал он столь решительно, словно именно в эти мгновения обдумывал военную кампанию, а заодно в мыслях уже рисовал себе победу и россыпь драгоценных орденов на своей пухлой груди. В руке был зажат букет тюльпанов – ярких, сочных… Вельмина даже передернулась. Ну что за невезение? Почему столь любимые тюльпаны ей принес мужчина, которого она терпеть не может? На глазах вскипали слезы, и было так обидно… даже не на Ариньи, нет. На собственную судьбу, какую-то глупую и неудачную, на дурацкое стечение обстоятельств.

– Добрый вечер, – сказала она, входя в холл.

Ариньи резко, по-военному, повернулся на каблуках – ну точно, обдумывал план взятия крепости! – и расплылся в приторной улыбке.

– А, госпожа де Триоль!

В три шага он преодолел разделявшее их расстояние и протянул Вельмине букет. Она колебалась несколько мгновений: стоит ли брать цветы от человека, которому придется сказать «нет»? Но потом все-таки взяла. Тяжелые сочные стебли легли в ладони, Вельмина вдохнула зыбкий, ускользающий аромат…

– Я, собственно, свободен весь вечер, – начал Ариньи, – не желаете ли…

– Нет. – Вельмина заставила себя смотреть в его лицо. – Прошу прощения, Дэррин, но я сегодня занята. Я никуда не пойду.

Лицо наместника моментально сделалось злым.

– Сегодня заняты? Или… заняты всегда?

Вельмина снова отчаянно краснела, но все-таки держалась.

– Боюсь, господин Ариньи, что всегда. Простите меня.

Ариньи буквально перекосило, и Вельмине послышался скрежет зубов. На миг он шагнул к ней, нависая, подавляя своим ростом – Вельмина отшатнулась и, вероятно, выглядела при этом настолько испуганной, что Ариньи внезапно хохотнул.

– Глупостей не делайте, – сказал он негромко, – подумайте о том, что все документы на ваше имущество – у меня. Хорошенько подумайте, даю вам неделю.

– Это… это низко. – Вельмина с трудом нашлась что ответить. – Вы не привыкли получать отказы, наместник?

– Не привык. – Ариньи ухмыльнулся, а взгляд скользил по Вельмине, она почти чувствовала, как этот омерзительный взгляд ощупывает ее, гладит сквозь одежду. – И привычек менять не собираюсь, – припечатал он.

– Да почему я? – невольно вырвалось у Вельмины.

Он пожал плечами, все еще нависая, давя, заставляя обливаться ледяным потом.

– Потому что, моя милая, я обожаю таких, как вы. Скромных, практически девственниц. Прилежных женушек никчемных мужей.

– Да как вы смеете, – выдохнула Вельмина. – Уходите, пожалуйста.

– А вы подумайте, что делать с домом, все документы на который у меня, – весело ответил Ариньи.

И ушел, насвистывая легкомысленный мотивчик и хлопнув дверью так, что стены задрожали.

Вельмина поняла, что ее трясет, и тюльпаны с печальным шелестом осыпались на пол. Она так и стояла, слепо глядя на закрытую дверь, в мыслях царила совершенная мешанина, а сердце колотилось где-то у горла. Что делать?

Из сумерек коридора вылился плечистый мужской силуэт. Вельмина молча посмотрела на Итана, потом, беспомощно, на груду тюльпанов у своих ног. И слезы так и покатились по щекам. Итан остановился напротив, окинул ее нечитаемым взглядом, а затем совершенно спокойно сообщил:

– У вас есть вытяжка из мартовской травки? Если нет, то надо купить.

– Что? – Внутри Вельмины все мгновенно сжалось в колючий и болезненный шар. – Да ты… что… ты себе позволяешь?!

Вытяжку из мартовской травки принимали, чтоб избежать нежелательной беременности.

И она… да чем она провинилась перед богами, чтобы выслушивать подобное от человека, которого, считай, спасла от смерти? Которому не задавала лишних вопросов. Не заботясь о том, что, быть может, он в розыске? И он еще будет ей напоминать, что надо бы не понести от наместника?..

Эти мысли пронеслись в голове со скоростью бушующего и сносящего все на своем пути урагана, и Вельмина сама не поняла, как ее рука взлетела вверх – но на полпути была перехвачена. Запястье как будто зажало в тиски, и в этот миг Итан склонился к ней и как-то очень зло, тяжело роняя каждое слово, произнес:

– Не нужно меня бить.

Глаза у него… сделались совершенно безумными, словно мутное стекло. Губы сжались в линию и побелели.

Вельмина дернулась, пытаясь вырвать руку из стального захвата. Ее накрыла мутная, солоноватая волна ужаса, запястье полыхало, казалось, вместо костей там осталось крошево.

– Пусти, – прохрипела она, захлебываясь слезами, – мне больно!

Кажется, этот крик отрезвил Итана.

Он тряхнул головой, с удивлением уставился на собственную руку, стиснувшую тонкое запястье, и медленно разжал пальцы. Выдохнул едва слышно:

– Я…

А Вельмина отшатнулась, прижала к груди пострадавшее запястье, баюкая, пытаясь унять боль. Жуткие синяки останутся, это точно. Мыслей… не было. Страшная, гулкая пустота.

Но эту пустоту вдруг разбил резкий голос Солветра.

– Ах ты, тварь! Я тебя предупреждал!

Бахнуло так, что мигом заложило уши. А потом, словно в самом худшем из кошмарных снов, Вельмина посмотрела на Солветра, стоящего в коридоре. В его руках еще дымилось ружье. Вельмина перевела взгляд на Итана – тот медленно отнял ладонь от живота. На белой, только что купленной сорочке расплылось жуткое пятно, в потемках кажущееся черным. Вельмине показалось, что она сходит с ума: Итан усмехнулся, покачал головой, затем поднес к глазам окровавленную ладонь – и медленно, очень медленно осел на пол.

То, как гулко стукнулась его голова о каменные плиты, внезапно привело Вельмину в чувство.

– Итан! – взвизгнула она, бросаясь к нему.

Он лежал на боку, подогнув ноги, и глаза его были закрыты.

– О, – простонала Вельмина, – что ты наделал? Зачем?

Она едва осознавала, что рядом на колени опустился Солветр.

– Госпожа, я предупреждал его…

– Ты дурак, – выдохнула она. – Что ты натворил?

– Он вас обидел! Я все слышал! И видел! – внезапно взвизгнул дворецкий. – А мы… мы вас так любим, госпожа! Еще всякое отребье на вас руку не поднимало!

– О, боги, боги… – неосознанно шептала Вельмина. – Ты убил его. Что ты наделал?!

Ее колотил жуткий озноб. Но все-таки, стоя на коленях над неподвижным телом, Вельмина нашла в себе мужество пощупать пульс. Это было… почти невозможно: прикоснуться к гладкой, упругой коже на крепкой шее. Едва подушечки пальцев дотронулись до нее, все тело словно молнией прошибло. Но она… все ж таки смогла услышать. Сердце Итана билось, неровно, рвано – но еще билось.

«Дыши, пожалуйста, только дыши».

Она и сама не понимала, что с ней творится. Казалось, что если сердце Итана вдруг остановится, то и ее тоже… какие глупости, она его совсем не знает… Но это ощущение живого тепла под пальцами, это жалкое, удивленное выражение, застывшее на бледном лице, таком удивительно знакомом, но воспоминания ускользают, какие-то неправильные… Тот, другой, которого она помнила, все же был не таким – или же ей всегда казалось, что не таким.

И невесть откуда взявшийся порыв обхватить руками его голову, прижать к груди, забирая всю боль, и долго-долго сидеть, перебирая пальцами каждую прядь.

Она встряхнулась, приходя в себя. Определенно, это какое-то наваждение!

Но, как бы там ни было, вдруг почувствовала прилив сил: дрожь унялась, и она снова была отстраненно-сосредоточенна, как будто ничего ужасного и не произошло, как будто наблюдала все со стороны.

– В лабораторию его, – скомандовала Вельмина сухо. – Немедленно, слышишь?

Глава 5. Птичка

Снова болело где-то глубоко внутри.

Но ведь подобное уже бывало, так ведь? Чему удивляться?

Лессия распорола живот, запустила туда руку и нещадно ковырялась, перебирая внутренности. И он ровным счетом ничего не мог сделать. Даже за руку схватить не мог, иначе бы уже схватил и раздавил ненавистное тонкое запястье. Серебряная куколка работает так, как положено…

И потому Итан нырнул в воспоминания.

Матушка. Ее лицо давно превратилось в расплывчатое бледно-розовое пятно, обрамленное каштановыми волосами. Так странно… он мог вспомнить по отдельности глаза – карие, в длинных пушистых ресницах, подбородок – узкий и маленький, как будто детский, то, как она поворачивает голову и видна золотая сережка в маленькой мочке… А целиком воскресить облик не получалось. И руки помнили, как гладили матушку по плечам, как обхватывали за шею, и пахла матушка нежно-сладко, и сама гладила по спине.

Что-то случилось тогда между ней и отцом…

И все, что осталось, – эти светлые, по-детски нежные воспоминания. В то время как Лессия ковыряется глубоко внутри, и как же он ненавидит ее, эту суку, как бы хотел удавить… Но не может, потому что на шее у королевы – серебряная куколка. А матушка гладит медленно по плечу, по щекам, ее тонкие теплые пальцы забираются в волосы, разбирают их на прядки, откидывая со лба, и, кажется, открой он сейчас глаза – и увидит наконец матушку целиком…

И так это было заманчиво, что он сосредоточился, собрался с силами – и действительно открыл глаза.

Теплые прикосновения мгновенно исчезли, и матушка, как и полагается миражу, тоже.

Над ним было перепуганное смуглое личико госпожи… как там ее, де Триоль.

А потом он вспомнил, что произошло, и оттого, что вспомнил, захотелось смеяться в голос – потому как смешно и глупо все у них получилось.

Он-то, глядя, как обхаживает смугленького воробышка наместник, думал о том, что все это до добра не доведет и надо бы озаботиться тем самым катализатором, который давала ему Лессия.

Но госпожа де Триоль почему-то оскорбилась. И даже попыталась ударить. А Итан больше не хотел, чтоб его били. И, словно демон из Бездны, откуда-то выскочил старикан с ружьем и пальнул. Неясно только, хотел припугнуть и случайно попал или стрелял намеренно, в живот, понимая, что такая рана окажется смертельной?

Он снова посмотрел на Вельмину. В душе поднималась злость. Очень нужно было устраивать истерику? Пытаться отхлестать его по щекам? Ах, ну да. Он же для нее – прислуга, а то и вовсе раб. Такого можно и ударить, и даже выпороть. Итан отвернулся и закрыл глаза: смотреть на хозяйку дома расхотелось совершенно. Правильно она делает, что не верит в предсказания. По крайней мере, у них точно ничего не выйдет, да и не хочется: постельных игр с королевой ему хватит еще надолго.

Итану показалось, что Вельмина тяжело вздохнула, и он осторожно, из-под ресниц, все-таки глянул на нее. Теперь, конечно, она делает вид, что опечалена. Но ей-то что? Не в нее ведь дворецкий разрядил оба ствола.

– Прости меня, – раздался едва слышимый шепот, – пожалуйста…

И она тихо всхлипнула.

Наверное, надо что-то сказать в ответ? Но совершенно не хочется. Да и видеть ее… тоже не хочется. После всего-то.

Итан вспомнил, что в полусне-полуяви матушка так нежно гладила его, перебирала волосы. Пожалуй, он был счастлив в этом сне, и даже жаль, что сон закончился.

– Я тебе заплачу вдвойне, – послышалось тихое бормотание.

«Да не нужны мне твои деньги, – подумал Итан. – Стрелять было обязательно?»

– Хорошо, – сказала Вельмина, – я понимаю. Я все понимаю… глупо как-то получилось. Хорошо, что мы успели тебя спасти. И я должна была держать себя в руках, тогда бы ничего не случилось. А я не смогла. Понимаешь, когда незнакомый мужчина советует тебе приобрести средство, которое не дает наступить беременности… тем самым намекая на отношения, которых нет и не будет… Я не привыкла такое слушать от чужих, Итан.

Ситуация оказалась еще глупее, чем он предположил поначалу. Выходило, что, с точки зрения Вельмины, он ее решил поучить, как не понести от наместника. Итан повернулся к замершей пунцовой Вельмине и кое-как проговорил:

– Мартовская травка… нужна была мне. И в мыслях не было… Мне все равно, с кем вы спите, госпожа де Триоль, и с каким результатом.

Вельмина даже отшатнулась от него, сидя на стуле. Губы задрожали, того и гляди расплачется. Итану почему-то стало ее жаль – хотя с чего бы?

– Но ты не объяснил. – Глаза у Вельмины были просто огромные, влажные, как у олененка, и где-то на их донышках тлела обида.

– Вы не были расположены слушать, – отрубил Итан, – вам захотелось отхлестать меня по лицу. А мне это не нравится.

– Я… – Она торопливо провела рукой по волосам, приглаживая выбившиеся из прически прядки. – О боги… Но тебе-то зачем эта травка? Я никогда не слышала, чтобы ее употребляли мужчины.

– Она делает меня сильнее.

Говорить было непросто, Итан буквально с трудом ворочал языком.

– Я думал о том, что мог бы защитить вас от наместника. – Он помолчал и добавил: – Но, как выяснилось, это никому не было нужно.

– Зачем ты так говоришь? – Вельмина вскочила со стула, на котором сидела. – Ты специально так говоришь, чтобы сделать мне больно! Но мне и без того больно… Ты даже не представляешь, что я пережила, пока ты истекал кровью, а я смешивала раствор для внутренней трансмутации!

– Куда мне понять, – сил хватило даже на усмешку, – наверное, мне было лучше всех. Мне снилась… матушка. Снилось, как она гладит меня по голове… И я был счастлив.

Вельмина замерла. Даже побледнела, румянец вмиг сошел со смуглых щек. Она стиснула руки поверх передника и горестно покачала головой.

– Это я…

– Что – «я»? – поинтересовался Итан.

Он поднял руку и осторожно пощупал то место, куда угодили пули. Как и следовало ожидать, рана исчезла, остался лишь едва заметный рубец. Он подумал и о том, что рубец перечеркнул герб, оставленный Лессией. Очень символично.

– Это я… тебя… гладила, – пискнула Вельмина, – потому что ты… плакал в забытьи. Прости нас, если сможешь. В любом случае Солветр не должен был делать то, что сделал.

И, резко развернувшись, выбежала из лаборатории. Итану показалось, что она едва сдерживала рыдания, и где-то глубоко внутри шевельнулось сожаление. Может быть, нужно было разговаривать с ней чуть мягче? Теперь-то понятна причина, отчего она так взвилась тогда… Кому понравится, в самом деле, когда прислуга советует тебе огородиться от появления ребенка? С другой стороны, он ведь об этом никогда не знал. Лессия не докладывала, зачем еще используют мартовскую травку, газет ему не давали, а с прислугой такие вещи не обсуждались…

«И как же странно, что она меня до сих пор не узнала», – промелькнула и пропала неприятная мысль.

Итан догадывался, отчего Вельмина до сих пор не признала в нем короля-дракона. Во-первых, всем объявили о его гибели. Во-вторых, ну просто невозможно представить короля-дракона в том виде, в котором его привели в этот дом. И, наконец, Вельмина не была частой гостьей во дворце. То, что она его видела пару раз – причесанным, тщательно выбритым, наряженным, словно павлин, – вовсе не значило, что она хорошо запомнила лицо.

«Но рано или поздно вспомнит».

К этому моменту следовало бы оказаться далеко и от этого дома, и от Пантеи, и от королевства вообще.

Боль все еще гуляла в животе, но Итан, кряхтя и мысленно поминая всех демонов Бездны, кое-как сел и огляделся.

Что ж, он был в алхимической лаборатории: темное, без окон, помещение, скорее всего, подвал. Он – на длинном столе. А вокруг – стеллажи, сплошь уставленные цветными склянками, пузатыми ретортами, и перегонный куб, и небольшой тигель. А рядом на низком столике несколько стеклянных шприцов, уже пустых, кожаный жгут и внезапно – два кусочка свинца… Итан посмотрел на локтевой сгиб: так и есть, следы от уколов. Просто чудо, что он не умер – и даже не от пуль, потому что все-таки оставалась надежда, что он восстановится самостоятельно, а от бурной деятельности алхимика-самоучки.

Итан даже улыбнулся. В самом деле, возможно, он бы и пережил эти пули в животе, кто знает? Ведь пережил же дракон залп из пушек… А вот то, что в него вливали невесть что и это «что-то» могло вступить в реакцию с тем, что сделала с ним королева, – о-о-о, лучше об этом даже не думать…

Однако нужно было как-то перебраться в спальню.

Итан пошарил взглядом по лаборатории, но штанов своих не нашел, равно как и исподнего. Все, что ему оставили, – это простыню, которой Вельмина его укрыла. Что ж…

Стоило спустить ноги на пол и выпрямиться, как от слабости перед глазами все поплыло. Итан подышал глубоко, стараясь не обращать внимания на тянущую боль внутри, затем стянул со стола простыню и обмотался ею. Теперь… нужно как-то добраться до двери, а потом подняться по лестнице. Ничего, он сможет. Пожив с Лессией, он вообще не сомневался в том, что может все. Даже после порки хлыстом. Даже после того, как она его практически задушила несколько раз подряд. Так-то, Итан. Встань и иди.

И он действительно двинулся вперед, придерживаясь рукой сперва за стеллажи, потом опираясь на стену. Дверь в лабораторию приоткрылась, и он ожидал увидеть Вельмину, но вместо нее увидел Солветра. Старик, казалось, постарел лет на десять зараз, осунулся и боялся глаза поднять.

– Ты… это, – сказал тихо, – давай помогу.

– Иди в Бездну, – ровно отозвался Итан. – Даже не приближайся. Иначе я тебе горло перегрызу, и это не шутка.

Если по отношению к Вельмине он испытывал какие-то смешанные и очень противоречивые чувства, то по отношению к Солветру все было просто: в душе ярким ровным огнем горела злость.

– Ну, ты это… – Старик неуклюже потоптался на месте. – Сам ведь не дойдешь.

– Почему это тебя так беспокоит? – Итан наконец добрел до двери, но дорогу преграждал Солветр. – Тебе должно быть все равно, что со мной происходит. Ты меня убить хотел. И почти убил. Уйди, мешаешь.

Тут, как назло, голова закружилась так сильно, что Итана буквально бросило на стену. Старик кинулся его поддержать, но Итан зло стряхнул слабые уже руки.

– С дороги.

Солветр сделался совсем жалким, но прошел внутрь, освобождая выход, и Итан побрел дальше.

…По лестнице пришлось ползти, а Солветр молча маячил где-то позади. Потом Итан упорно полз по коридору, на локтях, морщась и шипя от боли, а Солветр все равно раздражающе маячил сзади. Перед глазами мельтешили черные мушки, предвестники обморока, но Итан все же победил и себя, и собственную немощь. Поднялся во весь рост у собственной двери, толкнул дверь и ввалился в спальню. Дошел кое-как до кровати и улегся, не расстилая ее.

Это все ерунда. Если до сих пор жив, то восстановится. У короля-дракона усиленная регенерация.

* * *

На следующее утро ему стало лучше, настолько лучше, что Итан самостоятельно прошелся до уборной и обратно, потом умылся, мокрыми руками пригладил волосы – но так, чтобы они падали на лоб и на глаза. Одежду свою он нашел в шкафу, она была аккуратно разложена так, как он ее и раскладывал. Взял одну из двух оставшихся сорочек и простые брюки, которые та седовласая госпожа в магазине попросту ему подарила со словами «Ах, детонька, где мои тридцать лет». Итан сунул босые ноги в домашние туфли и вышел из спальни. Сперва собирался пойти на кухню, но потом подумал, что там наверняка будет этот вредный старикан, Солветр, и его женушка – а видеть их пока что не хотелось, потому что тогда пришлось бы Солветра простить – или убить, а Итан так и не решил, чего же тот заслуживает.

Поэтому он взял в кладовой выданные ему инструменты и вернулся в библиотеку. Там оставалось привести в чувство последний стеллаж, и тогда можно переходить к бывшему хозяйскому кабинету, который тоже изрядно погромили.

Итану и оборачиваться не нужно было, чтобы понять: кто-то зашел и стоит, смотрит в спину. И он поймал себя на странной мысли, что на самом деле ему бы хотелось, чтобы это была Вельмина де Триоль – миниатюрная, настороженно взирающая на открывающийся ей новый мир. Мир, в котором больше нет Кельвина де Триоля, зато есть наместник и есть дракон, выдающий себя за бывшего телохранителя.

Увы, на пороге библиотеки стояла Тавилла, уперев руки в бока, и хмуро смотрела на него. Получалось сверху вниз, потому что в этот момент Итан стоял на коленях над поломанной полкой.

– Ты почему на завтрак не пришел? – строго спросила она. И добавила: – Госпожа приказала, чтобы тебя хорошо кормили. А как тебя кормить, если ты на кухню глаз не кажешь?

Итан хмыкнул и развел в стороны концы поломанной доски так, чтобы она оказалась ровной.

– Все просто. – Он покосился на замершую Тавиллу. – На кухне я бы встретил вашего дворецкого, а видеть его я пока не хочу.

– Не встретил бы, – глухо сказала женщина, – слег мой Солветр. Приболел.

Итан лишь плечами пожал. Это намек на то, что он должен пожалеть этого глупого старика, который сперва разряжает ружье, а потом мучается совестью? Не дождетесь.

– Ты не держи на него зла, – вдруг попросила Тавилла.

От такого заявления Итан даже отложил гвозди и молоток и поднялся на ноги.

– С чего бы? Ты думаешь, что мне очень понравилось, когда он во мне дыр наделал?

Тавилла поникла. Итану даже показалось, что ее белоснежный накрахмаленный чепец обвис от расстройства. Но вместо того чтобы развернуться и уйти, экономка шагнула вперед и тихонько прикрыла за собой дверь.

– Мальчик, ты просто не понимаешь. Когда наш Кельвин привел в дом молодую жену, мы ведь знали, чем вся его женитьба закончится. Вельмина… она так растерялась, она не ожидала, что столкнется с чем-то подобным. Она ведь ждала, что просто выйдет замуж и что у нее будет самая обычная семья. Муж и дети. А получилось вон что. Первые два года она все себя винила, ей казалось, что Кельвин так с ней обошелся потому, что она страшненькая… Хотя, как по мне, такую красавицу еще поискать, но она себе вбила в голову тогда, что, коль муж на нее не смотрит, значит, что-то не так с ней. И она такая была добрая, ласковая с нами, стариками, что мы ее полюбили и утешали, как могли. Просто чудо, что она руки на себя не наложила. Иной раз захожу к ней, а она сидит на краю кровати, как мокрый воробышек, такая жалкая, такая несчастная. Слишком честная, чтоб найти любовника и жить себе в удовольствие…

Экономка умолкла, выразительно глядя на Итана. Он приподнял брови.

– Все это весьма трогательно. Чего вы от меня ждете?

– Солверт боялся, что ты ее обидишь как-нибудь, – в голосе Тавиллы прорезались сварливые нотки, – он мне сказал, что ты нашей хозяюшке едва руку не сломал. Что он должен был делать?

– Возможно, вмешаться иным способом?

Итан, помолчал, хмурясь, а потом добавил:

– Подозреваю, что в наместника он палить из ружья бы не стал. Впрочем, мне все равно. Я доделаю то, что начал, и уйду. То, что здесь происходит и будет происходить, меня не касается.

А про себя подумал, что слукавил. Несмотря на то что здесь случилось, уходить не хотелось. И внезапно дальнейшая судьба Вельмины не была безразлична. Итан слишком хорошо понимал, каково это, когда тебя заставляют делать то, что противно до рвотных позывов. Ему не хотелось, чтобы этот Ариньи к чему-то принуждал маленькую птичку с волшебными глазами.

Но экономке вовсе не обязательно знать о том, что он думал, – и она увидела только то, что оказалось на поверхности. Вздохнула, окинула его обиженным взглядом и собралась уходить.

– Единственное, что ты можешь сделать действительно правильного, – это пойти и купить эту проклятую вытяжку из мартовской травки, – бросил он ей в спину, а сам отвернулся.

Наверняка у Тавиллы глаза округлились и от возмущения она сделалась багровой. Лессия оказалась большой шутницей. Ну это ж надо было – катализатором трансмутации назначить вытяжку от нежелательной беременности…

* * *

На обед он все же решил пойти, потому что голодный работник – плохой работник. И без того качество ремонта оставляло желать лучшего, при всем-то прилагаемом старании. Но, поразмыслив, Итан решил поменять пропотевшую сорочку, усмехаясь про себя: мол, тяжело расставаться с королевскими привычками, ни один простолюдин не меняет одежду два раза на день. Поэтому он вернулся к себе в комнату, стянул через голову сорочку, а когда потянулся к полке за свежей, услышал за спиной вздох. Развернулся резко, всем корпусом, уже и не зная, чего ждать. Но в щель приоткрытой двери на него благоговейно взирала Вельмина де Триоль. Смотрела так, что Итан вмиг подобрался – а ну как узнала в нем короля? Но Вельмина, моргнув, покраснела и пробормотала:

– Дверь была приоткрыта… прошу прощения.

Смотреть на ее смущенное личико было интересно и одновременно приятно. И, пожалуй, Тавилла очень точно описала эту маленькую женщину, Итан почти представил себе, как она грустно сидит на краю кровати, словно нахохлившаяся птичка, совершенно уверившая себя в том, что во всем виновата она сама. Вельмина де Триоль дико смущалась, глядя на него, стиснула руки поверх подола темно-коричневого шерстяного платья. Взгляд выхватил на правом запястье приличных размеров синяк…

– Вы здесь хозяйка, – торопливо сказал он, – не за что извиняться.

И понял, что сам начинает краснеть. И удивился этому. А всему виной – багрово-синее пятно на тонкой смуглой руке.

Вельмина вскинула на него взгляд, взмахнула ресницами, словно бабочка крыльями.

– Я, собственно, к тебе шла. Хотела убедиться, что рана закрылась… Осмотреть… – Последнее было сказано после запинки. – Но я… не хотела…

Под конец ее голос прозвучал едва слышно. Итан кивнул.

– Да, пожалуйста. Проходите. Я не закрываюсь, да мне и не от кого закрываться. И незачем…

Смущение Вельмины оказалось заразным. Итан внезапно почувствовал себя большим и неуклюжим по сравнению с этой легкой птичкой, что впорхнула в комнату. Этаким громилой в посудной лавке. И замер, не зная, куда руки девать – то ли сцепить их за спиной, то ли сложить на груди. Встретился с темным бархатным взглядом.

– Ты бы мог прилечь? – спросила Вельмина де Триоль.

– Да, конечно.

Он шагнул к кровати, растянулся на ней, положив руки вдоль тела, и даже прикрыл глаза. Затаив дыхание, спокойно лежал, пока тонкие пальцы легонько надавливали ему на живот вокруг места, где была рана.

– Здесь не больно? – спрашивала Вельмина. – А здесь? Все в порядке?

Потом она замолчала, а он не торопился открывать глаза, потому что вот так лежать и чувствовать осторожные прикосновения оказалось неожиданно приятно. С Лессией все было по-другому… Совсем по-другому.

– На тебе герб правящей семьи Аривьена, – сказала Вельмина. – Ты точно не помнишь, откуда он? Просто так такие вещи на людях не оставляют. Возможно, ты служил кому-то из королевской семьи в Аривьене?

Ее тихий голос как будто убаюкивал, усыплял бдительность. И так было хорошо, когда ее теплая ладошка боязливо легла на грудь поверх того герба…

– Сколько я себя помню, он всегда был со мной, – невольно прошептал Итан. – Вторую печать поставила Лессия.

«Скот всегда носит клеймо хозяина» – вот что она тогда сказала, пока он корчился от сжигающей внутренности боли.