Текст книги "Улыбки темного времени. Цикл историй"

Оля Новая
Улыбки темного времени. Цикл историй

Посвящается всем, кто ищет поддержки и радости

Бунт одной хорошей девочки

– Наденька, у тебя новые и дорогие колготочки! Мы их добывали с папой с большим трудом! Прекрати елозить, сиди смирно, а то порвёшь! – громким шёпотом назидала девочку бабушка перед детским утренником в садике.

– Бабушка, они очень чешутся! Я не могу смирно сидеть! – жалобно ответила Наденька.

– Через «не могу»! В стране дефицит, а у тебя заграничные колготки, девочка моя! – парировала бабушка.

Девочка вся сжалась и сдалась. Утренник прошёл под знаком мученического ожидания его конца. Надя делала всё через силу, натянуто улыбалась и отставала от общих движений. После она кинулась немедленно снимать злополучные колготки. Все радовались, рассматривали весенние поделки и собирались пить чай. Только Надя ничего этого не видела. Она боролась со своей бабушкой за право снять с себя то, что ей так досаждало. Бабушка настаивала, что нужно выдержать до конца. И вообще, снять можно и дома, зачем тут демонстрировать всем свои худые коленки или растянутые рейтузы!? Надя, едва дотерпевшая до конца выступления, ощутила такое отчаяние, что не выдержала и расплакалась.

– Надя, хорошие девочки терпят, когда надо, и не плачут при всех! – строго заметила бабушка и потащила её в раздевалку.

Свет померк в глазах девочки. Как же быть хорошей девочкой, которую все любят и одобряют, и при этом не умереть в этих противных чешучих колготках!? Противоречие захватило её целиком, и плач перешел в неуправляемую истерику.

Вечером бабушка в очередной раз отчитывала родителей за то, что они совсем неправильно воспитывают свою дочь. В бабушкиных описаниях Надя оказывалась плохой, капризной девчонкой, с которой стыдно даже из дома выходить. И надо было срочно что-то с ней делать! Возможно, даже отвести ко врачу! Родители, уставшие после рабочего дня, тяжко вздыхали и соглашались с бабушкой, взявшей на себя бремя воспитания их ребенка. Надя, притаившаяся за полузакрытой дверью, воспринимала их поникшие плечи и усталое согласие как предательство. Она злилась на них, на бабушку, на себя и свою беззащитность, за то, что её нельзя любить такую, за то, что по-другому с ней никак. Она злилась и всё же ненавидела больше всех саму себя. Поэтому однажды, после очередного своего фиаско в глазах семьи она твёрдо решила быть хорошей девочкой, которую все любят. Удобной, послушной, тихой, не умеющей злиться и плакать. Надо сказать, Надя была способной и очень любила свою семью, поэтому весьма преуспела в этом. Правда, изредка случались выплески непонятно откуда взявшейся злости или же предательские слёзы прорывались-таки сквозь блокаду установленных ею же самой запретов. Но Надя упорно давила незваных гостей и загоняла их поглубже внутрь. Там они копились годами, спресованные под гнётом правил и страшной фразы «А то никто не будет тебя любить!»

Наденька выросла хорошей-хорошей девочкой. Умницей, отличницей, красавицей, аккуратной, ответственной и очень удобной. Если бы она продавалась в разделе многофункциональных удобных женщин, она была бы там хитом продаж. Она получила хорошее образование, с медалями и дипломами, конечно, работала в приличной фирме и неплохо зарабатывала. Наденька была вежлива, сдержанна и всегда производила прекрасное впечатление. Постоянно повышая квалификацию и получая новые сертификаты то за знание английского, то ещё за что-то, она приносила их родителям. Те безмерно гордились своей дочкой и довольные повторяли «Вон сколько в неё вложили, смотри какая молодец!» Надя расцветала и летела к новым рубежам, за новыми одобрениями и похвалами. Сама того не заметив, она оказалась в плену своих похвал и достижений. Не будет новой медали, не будет одобрения. А, значит, не будет любви… Как с конфетой: не съешь суп, не заслужишь конфету. Или ещё лучше: не получишь пятерку, конфеты тебе не видать. А чаще так: девочкам, которые получают двойки, конфеты вообще не положены. Надя жила этими убеждениями с детства, потому что её так воспитали и другого она не видела. Потому что она усвоила, что любовь надо заслуживать. Потому что была уверена – любовь полагается только хорошим девочкам. Потому что всех тогда так воспитывали. Или почти всех. Но как девочке вырасти без любви? Невозможно. Значит, надо быть хорошей.

Однажды Надя шла после работы по майской Москве и любовалась нежной, салатной зеленью вокруг. Она шла не торопясь, ведь назавтра был выходной. Её путь пролегал через парк, потому что в детстве воскресная прогулка с родителями в ближайшем парке была самым долгожданным событием недели. Ради неё Надя терпела всё. Она ждала, когда наступит воскресенье, и они неспеша позавтракают, подготовят что-то для обеда и отправятся гулять. Надя возьмёт маму и папу за руки и испытает неземное блаженство. Лишь пара случаев ненароком подпортили эти прекрасные воспоминания: Надино падение в лужу с последующим отчитыванием за то, куда она полезла и зачем, и случай, когда она отдала расстроенной девочке свою игрушку поиграть, но постеснялась забрать её обратно. Родители долго ей что-то объясняли, морщили брови, сердились. Но она не понимала, ведь прежде её учили делиться и быть доброй в ущерб себе. А теперь она снова была неправа. Зато дома бабушка, узнав о её поступке, напротив, похвалила внучку, и та успокоилась. Потому что похвала была Надиным воздухом. Так что недоразумение вскоре забылось, а воскресные прогулки с родителями остались всё тем же приятным призом в конце недели. Сейчас в парке было много семей с детьми: в пятницу накануне выходных никому не сиделось дома. Дети носились, кричали, радовались. Взрослые смеялись, грызли семечки, катались на велосипедах и непринужденно общались друг с другом. И вдруг посреди всей этой благодати раздался детский плач. Надя нервно оглянулась в поисках обиженного ребенка и увидела девочку лет шести, упавшую прямо в лужу в своей белоснежной с розовыми цветами курточке. Грязные разводы залили всю её одежду. Лицо и руки были как у трубочиста. И сама девочка, заплаканная и сморщенная, напоминала розовую расстроенную свинку. В Наде боролись отвращение и жалость к ребенку. Её бы в своё время за такое… Но к девочке подбежали мама с папой. Вместе они аккуратно подняли её, протёрли салфетками заплаканное грязное личико и ручки и… просто прижали её к себе. Грязную, непослушную, орущую, в испорченной праздничной одежде.

– Ты моя самая любимая, не плачь, со всеми бывает! Постираем, помоем – будешь как новенькая! – донеслось до Надиного слуха.

Не веря своим ушам, она замерла и прислушалась ещё внимательнее.

– Ты моя принцесса, даже в луже! – ласково говорил папа девочки-поросёнка.

Девочка засмеялась и обняла своих родителей.

– Я тоже вас люблю! – и убежала играть дальше. В грязной испорченной курточке и залитых грязью светлых брючках.

– Да, из садика шли, там утренник сегодня был. Переодеваться ни в какую, в роль вошла, представляете? А тут заигралась и упала. Слава Богу, отвлеклась и больше не переживает! Это же всего лишь одежда! – ответила мама девочки на реплику другой обеспокоенной мамы. Вместе они рассмеялись и принялись болтать обо всяких пустяках. Папа взял свой самокат и стал нарезать круги вокруг детской площадки, тренируя торможение. Будто и не было ничего.

«Это же всего лишь одежда!» – Надя стояла и повторяла слова девочкиной мамы снова и снова. От увиденного и услышанного в ней словно что-то поломалось. Она никак не могла понять, что именно. Но какая-то пустота и усталость вдруг навалились на девушку, и праздничное настроение от прогулки в парке мигом испарилось. Вместо того, чтобы идти в магазин и покупать папе вино, а маме – любимые пирожные, как она это делала каждую пятницу перед семейным обедом вот уже много лет, Надя попятилась и зашагала, куда глаза глядят. Но куда бы глаза ни глядели, всюду ей попадались счастливые семьи и любящие родители. Не зная уже, куда и деться от наваждения, Наденька кинулась бежать по боковой аллее в своих светлых замшевых туфлях и идеально сидящей офисной юбке-карандаше. Она бежала до темноты в глазах, пока не закололо в боку и впереди не показалось препятствие в виде разнообразных аттракционов и каруселей. Неловко затормозив, она слегка потянула ногу и надорвала по шву свою идеальную юбку. Но это не остановило Надю. Она решительно подошла к кассе и зачем-то купила билеты на все самые быстрые и страшные аттракционы. Были там и «вихрь», и «орбита», и «ромашка», и «весёлые горки», и много чего другого. Прихрамывая Наденька поспешила на ближайший свободный сеанс. В своей светлой офисной одежде, с дорогой элегантной сумкой и модной укладкой на голове она смотрелась на этом празднике жизни совершенной инопланетянкой. Девушка не знала, куда девать свои длинные ноги в изящных туфлях, за что зацепить сумку, как спасти причёску от встречного ветра. И когда её креслице качнулось, готовое взмыть ввысь, она испытала настоящую детскую беспомощность. Успев пристроить сумку на запястье, Надя держалась за поручни мёртвой хваткой и вопила, что было мочи. Туфли улетели в кусты, волосы разметались, как в полёте Маргариты, а в глазах застыл ужас. Но ровно через минуту этой летающей пытки Наденька вдруг ощутила небывалые восторг и облегчение. Ей стало необыкновенно хорошо, как в раннем-раннем детстве, когда её баловали и умилялись каждому её шагу. Когда можно было ничего не делать, и её любили, просто так. Когда всякое сказанное ею слово было долгожданным шедевром. Когда её мелкие шалости смешили и не вызывали желания наказывать или отчитывать. Когда можно было просто быть, и этого было достаточно.

Но вот карусель замедлилась и, наконец, остановилась. Разрумянившаяся Наденька задержалась чуть дольше всех, а затем встала и босиком поковыляла, на следующую карусель. Здесь её закружило ещё сильнее. Она вопила от восторга, не помня себя и забыв обо всём мире вокруг. На третьем аттракционе Надя почувствовала себя неопытным юнцом, перебравшим с непривычки. Её штормило, качало, а ноги предательски заплетались. К тому же становилось прохладно, и ей вспомнилось, что когда-то у неё были туфли. Плюхнувшись в бессилии на скамейку, она откинулась на спинку и прикрыла глаза. Наверно, усталым и голодным офисным тётям не стоит так налегать на детские увеселения, подумалось ей. Но как же это здорово, как захватывает дух! Внезапно рядом с ней послышалось чьё-то вежливое покашливание.

– Здравствуйте, девушка! Это ваши летающие туфельки?

Наденька медленно открыла глаза и увидела высокого, серьёзного мужчину с её замшевыми туфлями в руке. Он был серьёзен до такой степени, что она, забыв о приличиях, громко прыснула от смеха. Затем опомнившись, быстро кивнула:

– Мои! – и продолжила смеяться.

Он продолжал стоять и серьёзно смотреть на неё.

– Может, Вам вызвать такси, пока не поздно? – галантно предложил он.

– Не поздно что? У меня ещё два билетика! Сейчас отдышусь и пойду дальше кататься! Всё прекрасно! – бодро заявила она и приняла протянутые туфли.

– Зачем же так наказывать себя? – поинтересовался он.

– А я не наказываю, я наверстываю! – игриво ответила она.

Мужчина почему-то всё не отходил от неё, тревожно вглядываясь в её лицо.

– Давайте я с Вами вместе проедусь на последней карусели, и Вы больше не будете кататься сегодня? – мягко предложил он. – А я потом куплю Вам что-то вкусное и тёплое?

– Какое странное предложение! – ответила, наконец, Надя. – Но я согласна! Вы как доктор, отказаться почти невозможно! Однако если Вы маньяк, берегитесь, я Вам не дамся даже в укачанном состоянии!

– Я ветеринар, так что не пугайте меня, гроза маньяков! – усмехнулся он.

– Ха, так я и знала, доктор! Вы слишком серьёзны! А я финансовый аналитик! – подмигнула она ему.

– Аналитики все такие стихийные и неуправляемые? – невинно спросил ветеринар.

– Нет! Я такая одна! И зовут меня Надя! – гордо ответила аналитик и, резко пошатнувшись, встала на ноги.

– Очень приятно, Надя! Меня зовут Глеб. Главное, чтобы в Вашей стихийности не было алкоголя. Иначе катание может закончиться невесело…

– Боже, Вы говорите, как мой папа! Этого ещё не хватало! Будто девушку не может просто укачать от катания и веселья! – возмутилась Надя, но протянула Глебу один билетик.

Тот недовольно покачал головой и взял её под локоток.

– А, может, мы с Вами после наверстаем карусели? Или в другой раз? А сейчас просто поедим? – деликатно предложил он.

Надя собралась было гордо отказаться, но её живот заурчал так красноречиво, что оба они рассмеялись и отправились в ближайшее кафе с горячими супами и блинами.

Оказавшись дома после незапланированно приятного вечера, Надя довольно улыбалась. Возможно, ей просто не хватало сюрпризов в жизни. А, может, чьей-то бескорыстной заботы. Хотя, скорее всего, оба компонента были в дефиците: её давним желанием, запрятанным в самые глубины взрослого и правильного подсознания, было, чтобы кто-то взял её на ручки и сделал ей что-то приятное, причём, просто так, без повода. Ликующая внутренняя девочка никак не давала Наде заснуть. Тогда-то она и призналась самой себе, что не живёт свою жизнь, а лишь бежит от достижения к достижению, от награды к награде. Так и не поняв, где и когда она успела растерять свою жизнь и мечты, Наденька решила срочно что-то менять. Тогда она встала и в одной ночной рубашке с размаху швырнула о кафельный пол уродливую вазу, подаренную ей одной неприятной дальней родственницей, которую поддерживали её родители. Ваза стояла на видном месте, очевидно, чтобы подчеркнуть, какая Надя хорошая и чуткая. Теперь вместо вазы на полу красовались не менее уродливые осколки. Но девушке значительно полегчало. «Наконец-то!» – торжествующе прошипела она и гордая собой отправилась за совком и веником. После означенного ритуала развенчания мифов Наденька легла в постель и сладко уснула.

Утром, энергичная и нетерпеливая, она поела фруктов, захватила книгу и плед и отправилась в парк. Сквозь солнечные блики на изумрудной траве угадывались фигуры девушек, занимающихся утренней йогой. Подумав ровно секунду, Надя тихонько расстелила свой плед рядом с ними и принялась повторять за всеми нехитрые движения. Вскоре она так втянулась, что уже не могла и остановиться. В конце занятия Наденька похлопала инструктору вместе со всеми в восторге озорной спортсменки, занимающейся давно и регулярно. Прежние мысли о чтении временно отступили перед невероятным аппетитом и желанием съесть побольше и посытнее. Надя улыбнулась и зашагала в сторону ближайшего кафе. Прежде она питалась только дома, а в кафе, причём дорогие и пафосные, девушка ходила на деловые обеды, которые случались у неё почти каждый день. Для неё это означало сидеть с натянутой улыбкой в компании малознакомых и не всегда приятных людей и изображать довольство и профессионализм. С утолением голода и аппетитом сие мероприятие, увы, никак не рифмовалось. Поэтому, проглотив какой-нибудь изысканный, но безвкусный салат, Наденька завершала встречу глотком воды и энергичными рукопожатиями. На рабочее место она возвращалась голодная и напряженная. Заедая тоску похожими на фанеру хлебцами, Надя продолжала работать и изображать то, что от неё требовалось. Зато вечером она заходила по дороге домой в дорогой супермаркет и накупала там невероятных полуфабрикатов и вкусностей. Наевшись досыта, девушка неизменно испытывала чувство вины, что немедленно сказывалось на её настроении. Тогда она доставала из морозильника ведерко с мороженым и включала какой-нибудь трагический интеллектуальный фильм. Наденька плакала и заедала слёзы вперемежку с усталостью клубничным лакомством. И тогда ей становилось легче. Утром она вставала с трудом и бежала на работу без завтрака, словно наказывая себя за пищевую оргию накануне. Но на работе находилась добрая подруга, покупавшая за компанию и ей кофе с пончиком. Надя каждый день клялась себе, что не станет это есть. Но всякий раз хваталась за политый радужной глазурью пончик, как за спасательный круг. Во всей этой круговерти ежедневных перекусов, чередующихся с ежевечерним обжорством, не было ни капельки истинных желаний самой Нади. Она постоянно что-то затыкала в самой себе: то голод, то нежелание есть, то растрепанные чувства, то одиночество. Но сейчас ей было просто хорошо и она банально, физиологично хотела есть. С аппетитом и любовью к себе. Завернув в первое приятное кафе на своём пути, девушка заказала улыбчивой официантке свежевыжатый сок, кашу и сырники и испытала незнакомое прежде теплое чувство в груди. Словно кто-то родной и пушистый говорил ей: «Правильно, Наденька, именно этого тебе и хочется! Ура!»

Закончив свой субботний завтрак, Надя потянулась всем телом, как сытая кошка. Она подержала в руках захваченную из дома книгу и решила, что читать ей совершенно не хочется. Тем более, что чтивом выходного дня оказался современный роман о скучающей светской львице, которую от зияющей пустоты её блестящей жизни спасал всё более и более изощренный шоппинг и обсуждение модных сплетен. Недовольно сморщив носик, Наденька оставила сие чтиво на столике в кафе для других посетителей: вдруг им это подойдёт? Ведь кто-то ест картошку фри и насыщается ею. Но Наде теперь это никак не подходило: ей хотелось питать и насыщать себя с любовью, самым вкусным и полезным, в том числе и впечатлениями, которые она получала через зрение, слух и обоняние. Гуляя по аллеям парка, Наденька приметила речной кораблик, курсирующий между пристанями. И вот, всего пять минут спустя, она уже сидела на верхней палубе белоснежного катера, завернутая в свой нежный плед, и счастливо смотрела на реку, залитую утренним солнцем. Над водой летали крикливые чайки, сверкая своими кипенно-белыми крыльями. Свежесть воды заполняла всё вокруг вместе с ароматами цветущих деревьев и первой листвы. Наде казалось, что она в раю. Картина была настолько прекрасной, что девушка недоумевала: почему прежде она не замечала всего этого, почему жизнь проходила мимо неё? Её жизнь!

– Добрый день! Можно к Вам присесть? – послышался вдруг смутно знакомый голос.

Наденька подняла свой удивленный взгляд и увидела своего вчерашнего знакомого Глеба, спасшего её от передозировки каруселей.

– Добрый! Конечно, садитесь… Вы решили проследить, не катаюсь ли я слишком много сегодня? – хмыкнула она в ответ.

– Да за Вами разве уследишь! Нет, просто был неподалеку и увидел Вас… хотя, если честно, я сбежал со свадьбы… Вон плывут, видите? Еле успел улизнуть! – Глеб говорил, немного запыхавшись, как от быстрого бега, и теперь стало понятно почему.

– Надеюсь, это была не Ваша собственная свадьба? – с подозрением спросила Надя.

– Нет, что Вы, это моего брата! Вчера вот он мальчишник устроил, и только Ваша беготня по безлюдной аллее и бесконечное катание на каруселях придало какой-то смысл вчерашнему вечеру. Мы вот с Вами ещё поужинать успели, а брат с компанией до полуночи в баре просидели! И сегодня с утра уже в загсе пить начали, а на кораблике продолжили! Спасибо, что причалили зачем-то, и побег свершился! А то были мысли уйти от них вплавь! – выдал вдруг он тираду.

– Да Вы бунтарь! – усмехнулась Надя.

– Пожалуй! До вчерашнего вечера я не знал о себе такого! Но, знаете, бунт против бесцельности, растраты себя и безволия – это самый прекрасный бунт! Иначе ради чего всё? – согласился Глеб.

– Позволите угостить Вас чем-нибудь тёплым? – галантно предложил он.

– Вы специалист по тёплому! И так вовремя это предлагаете! Отказаться невозможно! – засмеялась Наденька.

Вскоре они пили горячий чай и делились друг с другом смешными историями. Оказалось, что у Глеба случались в детстве похожие истории с невыносимо колющимися колготками. Всё осложнялось тем, что бабушка хотела, чтобы он непременно занимался балетом, да ещё в таких колготках. Она считала, что у мальчика данные, и таскала его по разным конкурсам и отборам. Но Глеб всюду устраивал такие номера, что конкурсные комиссии давились от смеха, пророча ему судьбу великого клоуна. Бабушка упрямилась, что танцор из него выйдет лучше, пока однажды он не запустил своими колготками в тётку, третировавшую родителей прямо при их детях. А потом выяснялось, что она была председателем какого-то комитета и без неё вообще ничего не решалось в этой сфере. Бабушка Глеба, к счастью, обладала прекрасным чувством юмора. С достоинством потребовав у покрасневшей от злости тётки колготки своего внука, она взяла его за руку и быстро покинула поле боя, давясь от смеха. За дверями она не выдержала и расхохоталась так, что пришлось звать на помощь: пожилое сердце не ожидало такого накала эмоций. Попив водички и продышавшись, она положила под язык таблетку валидола и повела Глеба покупать мороженое. А потом сама же отговорила родителей внука одевать ему такие колготки, которые толкают его к асоциальному поведению.

Наденька слушала и смеялась в голос, а по щекам её текли слёзы. Она тряслась от смеха и думала, надо же, как повезло Глебу со взрослыми. Теперь вот он не хочет пить со всеми и просто уходит. Или видит знакомую девушку и просто угощает её чаем, потому что ей зябко, не боясь отказов или быть неправильно понятым. В этом было столько жизни! Неужели так можно!? Глеб же продолжал рассказывать Наде забавные истории из детства и не очень. Впервые за свою сознательную жизнь она сидела с кем-то малознакомым и искренне получала удовольствие от этого общения. Девушка вся обратилась в слух, слушая и слушая приятный баритон весёлого ветеринара. Она смотрела на него и думала: «Вот она смелость, вот она свобода чувствовать и выражать свои чувства, вот оно счастье быть собой!» Наденька ощутила было зависть, что ей такому учиться и учиться, но потом мысленно одёрнула себя: как можно завидовать тому, кто так искренне делится с тобой своей радостью!

Неожиданно в сумочке у неё зазвонил телефон. Она так удивилась этому неуместному, постороннему звуку, что даже сначала и не подумала о том, что телефон-то был её. Глеб замолчал и вопросительно посмотрел на свою спутницу. Она, тихо вздохнув, достала нарушителя своего спокойствия и в ужасе уставилась на экран. Звонила мама. Боже, сегодня же обед, о котором она начисто забыла… Ей было так хорошо, по-волшебному хорошо, и вот её возвращают на землю…

– Привет, мама! – сдержанно ответила Наденька.

Глеб, внимательно наблюдавший за её лицом, отметил её внезапную бледность и напряженность.

– Наденька, тётя Роза придёт со своим протеже, хочет тебя познакомить. Ты уж не ударь в грязь лицом! Оденься элегантно! И купи грудинку – он её любит! – щебетала мама.

Девушка вдруг покраснела и, дико сверкая глазами, ответила замогильным голосом:

– Мама, я не приду! И вообще выходные мне нужны для других дел, мне тридцать, и у меня своя жизнь! А вазу тёти Розы я разбила! Нарочно! Хорошего вам обеда! – сказала, как отрезала, и повесила трубку.

– Я была слишком груба? – робко спросила она у Глеба голосом маленькой девочки.

– Да Вы были просто великолепны! Бунтуете? – дружески подмигнул он ей.

– Наверно, пытаюсь… Вы меня вдохновили… Но Вашей смелости и свободы мне взять неоткуда… – неуверенно проговорила она.

– У Вас всё это есть, поверьте мне! Я вчера завидовал Вашему карусельному пиршеству! Вот это полет был! – серьёзно подтвердил Глеб.

Телефон зазвонил снова. Надя хмыкнула и снова взяла трубку:

– Да, папа! Я имела в виду всё, что сказала! Да, я большая девочка, и у меня своя жизнь! Поэтому простите, без меня. Я не передумаю. Мои часики тикают слишком быстро. Хорошего обеда!

– Да Вы просто крутая! – восхитился Глеб, когда она повесила трубку.

Наденька покраснела от удовольствия.

– А пойдёмте танцевать, раз я такая крутая!

И они принялись отплясывать что-то неимоверно весёлое и заводное. Настолько заводное, что их примеру последовали и другие пассажиры на верхней палубе. Речная прогулка, тем временем, подходила к концу. Как же так случилось, что она пролетела так незаметно? Глеб с Надей вздохнули и в задумчивости сошли на берег. Некоторое время они хранили молчание, словно настраиваясь обратно на режим «на земле». Молодой мужчина хмурился, напряженно стараясь придумать что-то, что одновременно удивит и обрадует его спутницу. Она же подумала, что ему с ней скучно, и он остается рядом с ней лишь из вежливости, и загрустила, поглядывая на реку.

– А хотите в кино на фильм с Одри Хепберн? – вдруг выдал Глеб.

Наденька очень удивилась. А потом страшно обрадовалась, запрыгав на одном месте, как маленькая.

– Хочу! Конечно, хочу! А так бывает? Старый добрый фильм на большом экране, да?

– Ещё как бывает! В Музее кино показывают интересные вещи! – улыбнулся мужчина, наблюдая за Надиной радостью.

– Тогда пойдёмте скорее! – Надя нетерпеливо потянула его за руку.

Глеб осторожно сжал её руку в своей. Ручка была небольшой, но приятно мягкой и подвижной. Она была живым и динамичным продолжением своей хозяйки. Вести её за собой было одним удовольствием. Глеб улыбнулся от мысли, что ему нравится просто быть рядом с этой живой девушкой и радовать её. Он любовался этой радостью, гордо подмечая про себя, что это он был её причиной. Чем больше она смеялась его шуткам и чем ярче загорались её глаза от его предложений и сюрпризов, тем теплее становилось самому Глебу. Он уже и забыл о свадьбе брата, об этом широком гулянии без краев и границ. Ему было уютно и хорошо сейчас, в этой точке времени, с этой девушкой в их общих маленьких радостях. И даже бунт был у них один на двоих, пусть и по разным поводам. Они словно выплыли над суетой и ожиданиями других людей и оказались такими вдвоём среди бурлящих страстей и дрожащего нерва большого города. Выплыли и захотели плыть дальше только вдвоём. Просто так, радуясь и ценя мгновения общего счастья.

Словно прочитав мысли Глеба, Надя повернулась к нему и радостно прощебетала:

– Знаете, а мне давно не было так хорошо! Просто так! Что бы Вы ни предложили, это меня радует! Это ТАК удивительно! А Вы ещё что-то будете придумывать?

– Знаете, а мне тоже очень хорошо и просто так! Раз Вам нравятся мои придумывания, я буду продолжать ради Вас это бесхитростное творчество! Ведь на одной Вашей улыбке, как на солнечном топливе, можно плыть весь день, так что я готов рискнуть! – вторил ей не менее радостный Глеб.

– Но я бываю фурией! А ещё я по вечерам грущу! Я не могу всё время светиться улыбкой, хотя была бы рада! – робко заметила Наденька.

– Это не беда! Ваша улыбка есть, и она настоящая! Ради неё я заберу Вашу грусть, отведу гнев и отчаяние, прогоню обиду! И Вы снова будете светиться! Без истерик и ссор и счастье не счастье, как свет без тени, правда же? – Глеб ласково погладил её руку в своей.

– Вы как-то слишком хороши! А вот увидите меня злюкой, посмотрим, каково это бороться с моей тенью за улыбку! – озорно подначила Глеба Наденька.

– Ха, напугали бунтаря злюкой! А я тоже могу быть не в духе! Заползу в свою пещеру и думу думаю, и никаких предложений и увеселений, только хмурый неандерталец! Нужен Вам такой? – хитро прищурился Глеб.

– Подумаешь, неандерталец! Пока Вы в своей пещере, я пойду готовить волшебные пирожки, и неандерталец сам выйдет! – смеясь ответила Наденька.

– Что ж, тогда мы с Вами договоримся! Такой гармонии ещё поискать! А вот и кино! Будете весело смеяться, накормлю Вас после сытным обедом! – засмеялся в ответ Глеб и распахнул перед ней двери.

Наденька благодарно посмотрела на него и подумала: вот человек, который открывает перед ней все двери и возможности её самой, о которых она и не догадывалась. Ослепительно улыбнувшись, она вошла в раскрытые двери и доверчиво протянула ему свою руку. В конце концов, если просто делать то, что кажется тебе естественным в каждый момент времени, называется бунтом против общих правил, то она согласна на такой бунт! Возможно, даже на бунт в одиночестве, но лучше с Глебом! С ним веселее и жить, и бунтовать!