Текст книги "Джамьянг Кхьенце Чокьи Лодро. Жизнь и эпоха"

Дилго Кхьенце Ринпоче, Оргьен Тобгьял Ринпоче
Джамьянг Кхьенце Чокьи Лодро. Жизнь и эпоха

© English translation, 2017 by Dzongsar Jamyang Khyentse

© А. Мускин. Перевод на русский язык, 2020

© ООО ИД «Ганга». Издание на русском языке, оформление, 2022

Предисловие

В биографии Джамьянга Кхьенце Чокьи Лодро, составленной Дилго Кхьенце Ринпоче, который являлся его учеником, есть один примечательный эпизод. Речь идёт о том, как в возрасте пятнадцати лет Чокьи Лодро прибыл в монастырь Дзонгсар, основную резиденцию его предыдущей реинкарнации – Джамьянга Кхьенце Вангпо (1820–1892). Помещение, в котором ему предстояло поселиться, носившее название «Сад бессмертия», было хоть и небольшим, но обладало особой атмосферой благословения, поскольку именно в нём Кхьенце Вангпо провёл последние годы своей жизни, медитируя, наставляя учеников и давая им посвящения. Когда молодой тулку оглядывал свою будущую комнату, его учитель Кхатог Ситу (1880–1925) указал жестом на трон Кхьенце Вангпо и положил перед ним подушку для молодого тулку. «Было бы неправильно, если бы ты сразу уселся на трон великого Кхьенце Вангпо, – сказал Ситу. – Это было бы всё равно что пустить пса спать на кровать».

Само сиденье было простым и непритязательным, но, вне всякого сомнения, это был настоящий трон – символ длительного пребывания в этом месте самого Кхьенце Вангпо, несущий на себе печать его духовной силы. Того, что Чокьи Лодро был признан его реинкарнацией, было недостаточно. Ему предстояло доказать своё право занять это великое священное место. Тот факт, что ему удалось это сделать в довольно короткое время, не должен вводить нас в заблуждение по поводу того, насколько сложной была эта задача.

Джамьянг Кхьенце Вангпо был великим лидером, который стал вдохновителем и наставником для целого поколения духовных искателей. Вместе с Джамгоном Конгтрулом Лодро Тхае (1813–1899) и другими единомышленниками он способствовал трансформации духовной жизни в Кхаме (регион Восточного Тибета), распространяя движение риме (внесектарный подход к Дхарме), которое Джин Смит позже назвал «лучшим украшением» эпохи возрождения Дхармы XIX века. Кхьенце Вангпо был признан перерождением одного из малоизвестных мастеров школы сакья, которая позже всех других школ приняла систему перерождающихся тулку. Он обучался у ста пятидесяти мастеров всех традиций. Ещё в молодости он совершил путешествие по Тибету, пытаясь получить как можно больше редких исчезающих учений. Вернувшись из путешествия, он занялся составлением сборников полученных учений, издавая их в виде больших коллекций текстов, что позволило бы сохранить эти драгоценные аутентичные источники. Он и сам был достаточно плодовитым автором, и в наши дни широкой известностью пользуются его многочисленные молитвы устремления, ритуальные тексты и наставления по медитации, подробные энциклопедические комментарии, исторические очерки о тибетской традиции Дхармы, а также о святых местах и монастырях. Помимо этого он являлся открывателем сокровищ терма, включая те из них, что были обнаружены им вместе с другими тертонами, в том числе Чокгьюром Деченом Лингпой (1829–1870). Эти терма стали источником многих популярных ритуалов, а сам Кхьенце Вангпо был признан одним из пяти великих тертонов Тибета.

К концу своей жизни у Кхьенце Вангпо было несколько десятков близких учеников, следовавших разным традициям. После его паринирваны было обнаружено семь перерождений, что само по себе служит знаком его духовной силы и влияния. Частично такое необычное множество перерождений объяснялось тем, что несколько его ближайших учеников распознали перерождение своего учителя одновременно. Вполне логично, что тот тулку, который оставался в монастыре Дзонгсар, обладал особым статусом. Однако ситуация сильно усложнилась, когда тулку, считавшийся в монастыре официальным, – Джамьянг Чокьи Вангпо – неожиданно умер во время своего пребывания в монастыре Дзогчен в 1908 году (по некоторым источникам – в 1909-м).

Это трагическое событие привело к тому, что Кхьенце Чокьи Лодро – тулку, который изначально должен был принять на себя заботу об одном из близлежащих монастырей провинции Кхатог, прибыл в монастырь Дзонгсар. Подобная замена у многих вызывала вопросы, поэтому Кхатог Ситу не особенно торопился отправить мальчика в дорогу. Однако он всё же сделал это, следуя уговорам своего двоюродного брата Келсанга Дордже, который являлся хранителем сокровищницы Кхьенце Вангпо. Он сильно болел и был практически на пороге смерти, поэтому решил обратиться к Кхатогу Ситу и написал ему письмо, в котором выразил опасения, что смерть Джамьянга Чокьи Вангпо и его собственная кончина могут привести к тому, что в монастыре Дзонгсар больше не будет линии Кхьенце Вангпо. Приводя в качестве аргумента самайю, связывавшую их с общим учителем, он фактически не оставил Кхатогу Ситу выбора. Так сложилась ситуация, когда Кхьенце Чокьи Лодро был вынужден стать основным тулку Кхьенце Вангпо в монастыре Дзонгсар, будучи человеком «со стороны».

Этот вызов он встретил достойно и довольно скоро доказал, что по праву заслуживает подобной чести. Все тулку Кхьенце, как и положено, прошли через серьёзный процесс обучения, однако Кхьенце Чокьи Лодро был особенно прилежным и старательным. В его биографии упоминается о его склонности серьёзно относиться ко всему, чем он занимался. В частности, говорится о том, насколько почтительно и заботливо он относился к своему пожилому учителю Кхенчену Тхубтену Ригдзину Гьяцо. Практически сразу же по прибытии в монастырь Дзонгсар он был готов принять на себя обязанности своего великого предшественника.

Одной из основных тем, затронутых в намтаре Кхьенце Чокьи Лодро – традиционной биографии великого реализованного мастера или просветлённого существа, в которой основное внимание уделяется его благим качествам и подробностям пути к просветлению, – является его вклад в идеи и видение его предшественника Кхьенце Вангпо. Дилго Кхьенце рассказывает, что Кхьенце Чокьи Лодро точно так же, как и его предшественник, стремился получать учения у мастеров различных традиций. Невообразимо длинный список полученных (а позже и переданных) им учений подтверждает тот безграничный энтузиазм, с которым он относился ко всем аспектам Дхармы. (Это также является эффективным напоминанием о том, какими раньше были духовные учителя в Тибете: чтобы стать гуру, от них требовалось много больше, чем создать вебсайт и провести удачную кампанию по самопродвижению.) Что касается визионерских переживаний Кхьенце Чокьи Лодро, то, точно так же как и в случае с его предшественником Кхьенце Вангпо, их участниками были мастера и божества всех традиций индийского и тибетского буддизма. Если же взглянуть на список его учеников, то становится ясно, что он обладал не просто колоссальным влиянием, но также распространил его за пределы границ отдельных духовных традиций, не говоря уже о том, что среди его учеников были и влиятельные миряне, включая даже самых высокопоставленных правителей.

Биография, подготовленная Дилго Кхьенце, напоминает по структуре биографию Кхьенце Вангпо, которую составил Джамгон Конгтрул. Она разделена на две основные части, затрагивающие обычные и особые аспекты жизни Кхьенце Чокьи Лодро. «Обычная» биография упоминается как «внешняя», в то время как особая разделена на «внутреннюю» и «тайную». Подобная классификация – внешнее, внутреннее и тайное – довольно распространена в тибетской биографической литературе. Джамгон Конгтрул объясняет это так:

Внешний намтар включает описание [деяний], которые доступны восприятию обычных существ, нуждающихся в обучении. Внутренний намтар включает описание уникальных аспектов персональных духовных переживаний самого мастера. Тайный намтар включает описание особых аспектов, недоступных восприятию обычных людей.

В тексте Дилго Кхьенце по большей части представлена внешняя часть биографии Кхьенце Чокьи Лодро. Она разделена на семь частей, последовательно описывающих: его рождение и признание тулку; принятие им разнообразных обетов; его образование; практику медитации; то, как он сам стал давать учения и передачи; его участие в различных проектах на благо существ; а также его смерть (паринирвану) и связанные с ней ритуальные действия. Подобная последовательность изложения событий может показаться строго хронологической, но это не делает рассказ истории жизни Кхьенце Чокьи Лодро сухим перечислением следующих друг за другом фактов. Однако нет в ней и захватывающих описаний драматических событий, таких как полное трудностей путешествие по Гималайскому региону. По сути, весь текст представляет собой изложение истории жизни с позиции гармоничного сочетания лежащего за пределами отдельной эпохи архетипа ученика, становящегося в свою очередь гуру для других духовных искателей, и необходимостью эффективно взаимодействовать с ситуациями, определяемыми конкретной эпохой и соответствующими обстоятельствами.

Внутренняя часть биографии посвящена визионерским переживаниям Кхьенце Чокьи Лодро и связана с «Восемью великими колесницами линии передачи» – важной системой классификации традиции риме, которую она позаимствовала у Тренгпо Тертона Шераба Осэра (1518–1584). Эта часть также опирается на личные воспоминания Кхьенце Чокьи Лодро, на основе которых Дилго Кхьенце описывает его внутренние переживания. Более подробно эта тема затронута в тайной биографии Кхьенце Чокьи Лодро, автором которой является Кхенпо Кунга Вангчуг (1921–2008). Однако и в работе Дилго Кхьенце содержится несколько характерных историй, благодаря которым мы узнаём, что даже чтение текста определённого автора может послужить триггером для возникновения визионерских переживаний. Так, однажды, во время прогулки в горы над Дарджилингом, откуда можно было полюбоваться рассветом, Кхьенце Чокьи Лодро вспомнил, что горный хребет Утайшань, который был известен тем, что там медитировал великий мастер дзогчен Вималамитра, находится на востоке, куда был направлен его взгляд. Его сердце наполнилось преданностью, и он тут же увидел этого великого йогина, скользившего к нему по лучам света.

В тайной биографии Дилго Кхьенце уделяет основное внимание ваджрному поведению Кхьенце Чокьи Лодро, которое в традиции тантры называется «активность, углубляющая реализацию», а также его решению создать союз с духовной супругой (что является важным аспектом такого поведения). В Тибете женатые духовные учителя не были исключительным явлением, особенно учителя школы ньингма, однако, учитывая, что Кхьенце Чокьи Лодро был мастером всех традиций и к тому же перерождением Кхьенце Вангпо, который всю жизнь соблюдал целибат, подобное решение было встречено многими в штыки. С целью развеять все опасения своих учеников он написал им письмо, которое Дилго Кхьенце полностью включил в свою книгу. Тем не менее, по словам Оргьена Тобгьяла Ринпоче, даже после этого в некоторых кругах всё ещё раздавался ропот неодобрения. Но всё же большинство учеников Кхьенце Чокьи Лодро отреагировали на эту новость с энтузиазмом, надеясь, что женитьба пойдёт на пользу его здоровью и продлит ему жизнь. К тому же со временем его жену Церинг Чодрон признали и стали почитать как дакини – воплощение просветлённой мудрости и энергии в женской форме.

В своей книге Дилго Кхьенце цитирует высказывания самого Кхьенце Чокьи Лодро, источником которых послужили его личные дневники, краткая биография и другие тексты. Из описаний Дилго Кхьенце можно узнать много интересного о привычках, заботах, повседневных делах Кхьенце Чокьи Лодро, а также о том, что вызывало его неодобрение. В некоторых местах Дилго Кхьенце добавляет свои комментарии, обращаясь к читателям напрямую, подчёркивая таким образом то, что он считает наиболее важным. Главной темой, которой в биографии уделено особое место, безусловно, является внесектарное движение риме.

Дилго Кхьенце недвусмысленно указывает на тот факт, что традиция риме не прервалась после того, как в конце XIX века ушли из жизни её основатели, что она продолжилась благодаря активности Кхьенце Чокьи Лодро и других мастеров. Например, уже в самой первой главе после перечисления предыдущих перерождений Кхьенце Чокьи Лодро он рассказывает о Джамгоне Конгтруле, Чокгьюре Дечене Лингпе, Джу Мипаме (1846–1912) и других ключевых фигурах движения риме, задавая таким образом канву всей книге. В реальности движение риме не просто сохранялось: оно довольно активно развивалось, переходя от одного поколения мастеров к другому. И если основатели риме в большей мере занимались поиском учений разных традиций, создавая бесценные собрания текстов, посвящённых практике буддизма, то на плечи их последователей легла обязанность передавать их дальше. Вдобавок к этому многие мастера второго поколения также посвятили себя развитию классических образовательных учреждений в монастырях. Среди множества проектов, осуществлённых Кхьенце Чокьи Лодро, в этой связи можно упомянуть основание им духовного университета (шедра) в монастыре Дзонгсар. Шедра Кхамдже (как она была названа) была открыта в 1918 году и вскоре стала играть огромную роль в развитии монашеского образования в Восточном Тибете.

В первые декады XX столетия произошло значительное увеличение числа подобных учебных заведений в рамках школ тибетского буддизма – ньингма, сакья, кагью и других. Наиболее выдающимся мастером, внёсшим большой вклад в развитие монастырской образовательной системы, являлся Шенпен Нангва, больше известный как Кхенпо Шенга (1871–1927), который основал несколько шедр и был назначен главой шедры Кхамдже. Выдающийся и влиятельный учёный, он создал образовательную программу традиции риме, взяв за основу «тринадцать основных трактатов» и свои комментарии к ним. Позже выпускники Кхамдже сами стали известными учителями и также основали новые образовательные учреждения.

В то время как Шенга основное внимание уделял работам индийских авторов, новое поколение мастеров риме проявили интерес также к текстам, составленным тибетскими философами. Например, в образовательных учреждениях школы ньингма большое внимание уделялось комментариям Джамгона Мипама, часть которых были составлены им по прямой просьбе Кхьенце Вангпо. В университетах сакья, таких как шедра в Дзонгсаре, с наибольшим уважением относились к таким авторам, как Горампа Сонам Сенге (1429–1489), чьи работы в Тибете были долгое время запрещены. Лишь благодаря усилиям Джамьянга Гьялцена (1870–1940), одного из главных учеников Шенги, эти работы были изданы заново, сыграв важную роль в сохранении традиции сакья.

Подобная активность со временем стала вызывать опасения в определённых кругах школы гелуг, последователи которой считали себя главным оплотом традиционных буддийских наук. Среди основных критиков движения риме был Пабонкапа Дечен Ньингпо (1878–1941), который выступал против публикации работ Горампы, поскольку в них отрицались идеи Цонкапы Лобсанга Драгпы (1357–1419), основателя школы гелуг. Пабонка считал внесектарный подход неверным и запрещал своим ученикам следовать учителям других школ. Подобный косный консерватизм, безусловно, угрожал развитию внесектарного движения, но это была не единственная опасность. Даже та уверенность, основанная на интеллектуальном понимании, которая установилась благодаря развитию образовательных учреждений, отчасти способствовала периодическому возвращению к старым разногласиям. Движение риме отличалось тем, что всегда сохраняло определённый баланс разных точек зрения – сохраняло и развивало отдельные традиции, относясь к каждой из них с надлежащим уважением. Этот период тибетской истории лишь продемонстрировал то, насколько хрупким и уязвимым был подобный подход.

Сам Кхьенце Чокьи Лодро считал основание шедры Кхамдже одним из самых важных своих достижений и, как говорят, особенно радовался тому, что сумел привлечь на место главы этого университета Кхенпо Шенгу. Он также приложил немало усилий к переизданию работ Горампы. В соответствии с его пожеланиями выпускники шедры отправлялись в другие учебные заведения региона, чтобы получить звание кхенпо. Когда рядом с его резиденцией в монастыре Дзонгсар было построено новое алтарное помещение, он настоял, чтобы в нём были установлены статуи Мипама, Горампы и Цонкапы. Среди его работ мы можем встретить восхваление ведущих мастеров всех школ. В своих действиях и литературных сочинениях Кхьенце Чокьи Лодро всегда держался выше межсектарных различий и предубеждений. Дилго Кхьенце охарактеризовал это так: «Его взгляды всегда соответствовали духу риме».

Однако это вовсе не означает, что он пребывал в блаженном неведении относительно всех тех разногласий, которые присутствовали между разными школами. Несмотря на то что Кхьенце Чокьи Лодро обычно определял подобные проблемы как «издержки времён упадка», на самом деле они его заметно расстраивали. Однажды в 1955 году он даже охарактеризовал ситуацию с буддизмом в Тибете как «отчаянное положение», посетовав небольшой группе учеников на то, что некоторые современные учителя пребывают в заблуждении. «Даже те, кто считает себя сведущими и учёными, – сказал он, – недоброжелательно относятся к учениям Будды и используют логику и цитаты из священных текстов как инструмент для укрепления своих предрассудков по отношению к другим школам и традициям». Дилго Кхьенце приводит эту речь перед описанием отбытия Кхьенце Чокьи Лодро из монастыря Дзонгсар в паломничество, которое со временем превратилось в изгнание. Это подразумевает, что подобное разочарование могло стать причиной решения покинуть монастырь. Дилго Кхьенце пишет, что к тому времени Кхьенце Чокьи Лодро уже осуществил всё задуманное и предчувствовал скорые трагические события.

Биография Кхьенце Чокьи Лодро была составлена в начале 1960-х годов, сразу же после его ухода из жизни в 1959 году в Сиккиме. Это было сложное и неопределённое время для всех тибетцев. Для большинства первых читателей, пытавшихся в те годы приспособиться к новому укладу жизни в изгнании, эта книга стала вдохновляющим и успокаивающим напоминанием о том, какими исключительными качествами обладал их любимый учитель. Намтар – это всегда нечто большее, чем просто документальный отчёт о жизни человека, какой бы захватывающей она ни была; намтар всегда раскрывает более широкую перспективу, он рассказывает историю пути к освобождению. Биография, составленная Дилго Кхьенце, открыто рассказывает о великом мастере – о временах, когда он был учеником и когда сам стал учителем, о том, как он посвятил свою жизнь преодолению предубеждений и развитию способности воспринимать все буддийские традиции, а также все феномены, опираясь на чистое видение. В то же время в ней содержится и скрытый смысл – она составлена как руководство для всех, кто хотел бы последовать примеру Кхьенце Чокьи Лодро.

Нам гораздо легче понять и оценить эту биографию и её главное послание благодаря включённым в эту книгу замечательным историям Оргьена Тобгьяла Ринпоче, почерпнутым им из традиции устной передачи, хранителем которой является. Эти истории отличаются откровенностью, юмором и харизмой, благодаря чему становятся украшением этой книги, красочно раскрывая нам особенности персонажей, упоминаемых Дилго Кхьенце, и помогая понять многое, что иначе могло бы остаться незамеченным. Нам, читателям этой книги, очень повезло, что в неё добавлены эти истории (и это стало возможно лишь благодаря исключительной памяти Оргьена Тобгьяла), и поэтому мы от всего сердца испытываем искреннюю благодарность. Кроме того, мы выражаем признательность и уважение Дзонгсару Кхьенце Ринпоче, который обратился к Оргьену Тобгьялу с просьбой поделиться с нами этими историями и координировал весь проект издания этой удивительной книги. Будем надеяться, что благодаря изданию этой биографии множество людей вдохновятся историей жизни Кхьенце Чокьи Лодро – мастера, вышедшего за пределы ограничений отдельных традиций, который стал не просто наследником Джамьянга Кхьенце Вангпо, но и продолжателем его славных дел. Заняв его священный трон, он укрепил репутацию своего предшественника и сыграл существенную роль в формировании тибетского буддизма в том виде, в каком мы его сегодня знаем.

Адам Пирси

Вступительное слово переводчиков на английский язык

Прошло более пятидесяти лет с того момента, как Дилго Кхьенце Ринпоче последовал просьбе Кхандро Церинг Чодрон и составил намтар своего любимого учителя Джамьянга Чокьи Лодро. С тех пор духовное наследие Джамьянга Чокьи Лодро распространилось по всему миру – в таких краях, о которых сам он даже не слышал. И вот однажды за обедом в своём доме в Бире Дзонгсар Кхьенце Ринпоче озвучил мысль о том, что, возможно, пришло время для того, чтобы ныне живущие последователи Джамьянга Чокьи Лодро смогли прочитать историю его жизни на родном языке, и прежде всего необходимо перевести её на английский язык.

Дилго Кхьенце Ринпоче обладал множеством удивительных качеств, в том числе искусством составлять литературные тексты. Его работы принесли ему широкую известность; сам Кхьенце Чокьи Лодро отзывался о нём как об одном из величайших тибетских авторов своего поколения. Вне всякого сомнения, его близкие ученики уверены в том, что глубина и красота литературного стиля Ринпоче целиком и полностью объясняются его совершенной реализацией. Все они утверждают одно и то же: Ринпоче писал много, но у него никогда не было нужды прилагать для этого особые усилия. Слова возникали спонтанно, каскадом слетая с его языка или пера, лились, словно полноводная река. Поэтому группу переводчиков волновали два главных вопроса: «С какой стороны подступиться к этому тексту?» и «Возможно ли это в принципе – переложить тибетский текст в неподражаемом литературном стиле Дилго Ринпоче на английский язык?».

Стремясь облегчить задачу группе переводчиков, Дзонгсар Кхьенце попросил совета у двух своих близких друзей, которые являлись первопроходцами в искусстве переложения тибетских текстов на современные языки, – Джигме Кхьенце Ринпоче и Тулку Пема Вангьяла Ринпоче.

Джигме Кхьенце Ринпоче сразу заявил: «Основное внимание следует уделить тому, чтобы верно передать смысл. Вначале проследите, чтобы были переведены все тибетские слова, вне зависимости от того, насколько странными будут казаться их английские эквиваленты. Лишь после того, как вы будете уверены, что полностью донесли смысл каждого отдельного слова, можно приступить к работе над общим литературным стилем. В результате текст должен читаться так, как будто изначально был составлен на английском языке, – не оставляйте его в таком виде, который можно было бы назвать „ни то ни сё“. Старайтесь перевести как можно больше тибетских слов буквально, но если такой подход будет вредить общему смыслу и делать текст нечитаемым, откажитесь от него. Окончательный текст должен быть написан на хорошем английском языке».

Вдобавок к этому практическому совету по переводу Пема Вангьял Ринпоче порекомендовал нам перед началом работы зарождать вдохновение, обращаясь с молитвой к Дилго Кхьенце Ринпоче, представляя его нераздельным с Манджушри. «Помните, – сказал он, – все эти бесчисленные книги, пылящиеся на полках библиотек по всему миру, которые никто никогда не читает, были написаны учёными, которые не руководствовались в своей работе устремлением бодхичитты. И чтобы этот перевод был приятен для чтения и принёс читателям пользу, он должен нести в себе именно такое устремление. Обычный технический подход, опирающийся исключительно на интеллект, тут не сработает. Устремление – вот что вам нужно, потому что именно устремление раскрывает ваш внутренний мир. А потом вам надо собраться с мужеством и взяться за перевод – находить нужные слова, прилагая реальные усилия, основанные на искреннем отречении и мужестве, необходимом для того, чтобы передать заложенный в тексте смысл».

Пема Вангьял Ринпоче также рекомендовал нам фокусировать всё своё внимание на работе, не допуская отвлечений, когда мы занимаемся переводом или редактированием. По завершении работы он посоветовал нам посвящать все заслуги просветлению всех живых существ. «Если вы будете поступать подобным образом, – сказал он, – то ваша работа превратится в духовную практику, и тогда, сколько бы времени она ни заняла, она, несомненно, пойдёт на пользу живым существам».

Джигме Кхьенце Ринпоче объяснил нам правила цитирования тантр. Он считал, что слова должны переводиться как можно точнее и ближе по значению к оригиналу – «дословно – так, как они есть», поскольку нет никакой уверенности, насколько будет соответствовать смыслу «вольный» перевод. Он объяснил нам, что в тибетском языке тантрическая терминология приукрашивается поэтическим стилем, да так, что порой даже сами тибетцы не могут понять смысл написанного. Обученные грамоте тибетцы вполне могут прочесть этот намтар, а некоторые из них даже оценят изящество стиля, но лишь единицы способны понять заложенный в нём глубокий смысл. Именно поэтому в Тибете люди обычно полагаются на комментарии. Поэзия на любом языке всегда звучит немного загадочно, поэтому смысл строф на английском языке может показаться неочевидным, точно так же, как и в тибетском оригинале. Если читатели действительно заинтересуются значением приведённых цитат, то всегда могут попросить объяснений у своих учителей.

Ещё одним элементом поэтического стиля, который Дилго Кхьенце Ринпоче применил в этом тексте, является использование возвышенных фраз и оборотов, служащих для того, чтобы особо подчеркнуть выдающиеся качества или события. В тибетском литературном языке такие обороты звучат величественно, но при дословном переводе на другие языки могут потерять это своё качество. Для того чтобы не усложнять читателям восприятие текста и позволить историям разворачиваться более свободно, мы решили по возможности упрощать подобные тибетские обороты. Поэтому, например, фраза, которая дословно звучала бы как «когда расцвёл цветок его главных и второстепенных знаков», переведена как «когда он родился». Однако мы не приняли такой подход как обязательное правило, и многие фразы сохранили своё торжественное звучание, отдавая должное оригиналу. Мы надеемся, что это не сильно усложнит восприятие перевода.

Принимая во внимание все полученные советы, мы старались держаться настолько близко к оригиналу, насколько это возможно. Если мы сталкивались с местами, смысл которых не могли понять, то обращались за помощью к Дзонгсару Кхьенце Ринпоче, Оргьену Тобгьялу Ринпоче, Джигме Кхьенце Ринпоче, Тулку Пема Вангьялу или Кхенпо Сонаму Таши, и если никто из них не давал нам исчерпывающего объяснения, то по совету Дзонгсара Кхьенце Ринпоче мы осознанно оставляли смысл как есть – неоднозначным.

Тем не менее наша работа не всегда была связана с подобными трудностями: были в ней и моменты полной ясности. Например, по совету Джигме Кхьенце Ринпоче мы перевели фразу thugs rje yas sprul как «проявление чистого сострадания», и это была очень удачная находка, которая в том числе способствовала полёту нашего воображения.

В другой раз Дзонгсар Кхьенце Ринпоче помог нам улучшить довольно неказистый перевод вступительного слова:

 
Пример твоего несравненного жизненного пути,
      столь же редкого, как цветок удумбара,
Проникает в Джамбудвипу подобно свету солнца и луны.
 

«Проникает? – засомневался Ринпоче. – Он, скорее, там как бы распространяется. Есть какое-то слово ближе по смыслу?» Он разлил на столе стакан воды: «Вот, вода разливается… беспрепятственно… без каких-либо усилий со своей стороны… как поток… а о свете как сказать?». Тогда мы придумали такое решение:

 
Пример твоего несравненного жизненного пути,
      столь же редкого, как цветок удумбара,
Струится в Джамбудвипе подобно
      потоку света солнца и луны
 

Современный мир очень практичен. Чтобы точно определять, о ком мы говорим, нам приходится ограничиваться обозначением каждого человека одним конкретным именем. Джон Смит всегда будет оставаться Джоном Смитом, или даже просто Джоном, или мистером Смитом. Однако литературный стиль, свойственный тибетскому языку, в этом отношении гораздо более креативен, поэтому великие учителя могут обладать дюжиной, а то и сотней различных имён. Эта традиция уходит корнями в индийскую культуру, но служит вовсе не для того, чтобы обозначать действующих лиц повествования. Для жителей Древней Индии могущество и влияние человека определялось количеством его имён.

Будучи преданным сторонником движения риме, Дилго Кхьенце Ринпоче выполнял практики всех традиций тибетского буддизма. Он также делал всё возможное для того, чтобы имена малоизвестных мастеров не стирались из памяти практикующих. Поэтому в своих книгах он часто упоминает эти имена – как полные, так и общепринятые их сокращения. К сожалению, в наши времена культурологические обычаи сильно изменились, и, случись нам увидеть где-то упоминание о том, что кто-то пил чай с графиней Эдинбургской, мало кто из нас поймёт, что речь идёт об английской королеве Елизавете Второй. Учитывая все эти обстоятельства, мы решили не использовать слишком много разных имён, а где нам всё же пришлось это сделать, о ком идёт речь, будет ясно из контекста.

Мы также не стали составлять глоссарий, и это было наше осознанное решение. В тибетском языке каждое слово имеет множество разных значений, которые зависят от контекста и предполагаемых читателей, что делает бессмысленными все попытки присвоить каждому слову одно-единственное значение. Например, было бы проще всего перечислить в глоссарии «пятерых царственных тертонов», но ведь в каждой традиции их список различается. В некоторых местах мы намеренно оставляли истинный смысл неочевидным, поскольку его объяснения можно получить лишь напрямую от учителей либо они заняли бы столько места, что пришлось бы издавать их отдельным томом. Поэтому если у читателей возникнет желание прояснить непонятные места текста, то лучшим источником информации будет их собственный учитель. Кроме того, в наши дни в интернете в свободном доступе существует множество достоверных источников информации, в которых читатели могут найти всю необходимую информацию, например rigpawiki.org и rywiki.tsadra.org.

В тибетской письменной традиции текст не делится на абзацы, параграфы, не содержит оглавлений и перечней, как это принято в западной литературе. Те оглавления и списки, которые вы встретите в этой книге, добавлены редакторами англоязычного издания, с тем чтобы облегчить чтение западному читателю. Поскольку Дилго Кхьенце предполагал, что его читателями будут в основном хорошо образованные монахи, то часто использовал аббревиатуры названий цитируемых текстов, которые должны были быть им хорошо известны. Тех читателей, кто, как и мы сами, не может похвастаться классическим тибетским образованием, такие сокращения просто сбивали бы с толку, поэтому мы решили присвоить каждому тексту одно-единственное название. Однако нам не всегда удавалось понять, какой текст имеет в виду Ринпоче. Например, Тугдруб Дроло (тиб. thugs sgrub gro lod), «Сердечная практика гневной формы гуру», может быть одной из множества аналогичных практик, но какой именно – понять невозможно. Когда мы решили обратиться за помощью к Дзонгсару Кхьенце Ринпоче, ожидая, что он по крайней мере сможет сделать авторитетное предположение, – ведь кому ещё можно доверить подобное – он, однако, выразил мнение, что было бы не очень мудро «строить догадки и засорять ими важный текст».