Текст книги "Я Кирпич"

Я заставил себя оглянуться по сторонам… Сижу на табурете, смотрю на топор под ногами. Из светильников – почему-то одна лампочка настенная горит. Да, это я так захотел, мое решение. Комп и ноут выключены, телевизор тоже. Телевизор я точно выброшу. Глазок… Желтая точка – это свет из коридора, значит, не залеплен глазок. Надо бы посмотреть в него… а потом в перископ… и сравнить. Зачем?.. Зачем я буду это делать? Чтобы продолжить муку свою, чтобы продлить жизнь? Зачем мне такая… Стоп! Этого я не говорил! Этого я не думал! Мне паршиво, но я не сдамся! Вот, сейчас… чай поставлю… в холодильник загляну… и светильники зажгу… Да, точно. Электрический свет во все киловатты запущу, если уж за окном до сих пор темно. Третий час ночи, пора бы рассвету… Почему там темно? Потому что сумрачно. Все небо в тучах… НЕТ! НЕ МОГУ БОЛЬШЕ! Прочь! Прочь, гадина, прочь! Я тебя не звал!..

Вот, наконец, когда во мне прорвался крик… переходящий в рев… или в истошный визг!.. Правильно ведь, правильно, очень верно я тогда подумал насчет палитры страхов… насчет разнообра… СГИНЬ! Да сгинь же ты, мерзость!!!

Но мерзость не пожелала сгинуть, а выглядела она, как здоровенная, в кошку размером, крыса, которая, презрев законы земного тяготения, ползала в моем окне по наружному стеклу. Я кричал во всю мочь несколько секунд, со словами и без… почти не помню слов… потом устал орать, стою как зачарованный и… наблюдаю… Ползет, такая, наискось, от левого нижнего угла вверх и вправо, а сама обнюхивает, обнюхивает… замрет на мгновение – и дальше поползла… Чего она ищет? Не иначе щель, вход, куда бы она могла просочиться без моего приглашения-соизволения… Но эта сволочь все-таки больше похожа размерами на реальную крысу… тоже огромная, но ведь не с человека ростом. Хвост у этой крысищи елозил по стеклу почти самостоятельно… во всех направлениях… пропорционально длинный хвост… гнусный такой… похожий на половинку громадной аскариды… Нас, малышей начальных классов, в интернате на уроках здоровья все аскаридами пугали, чтобы мы руки регулярно мыли… И все равно ежегодно и даже чаще весь ученический состав обрекали на глистовыводительные процедуры…

А лапки у нее светлее, чем остальное тело, а пальчики на лапках такие подвижные… сейчас начну блевать… сантиметров сорок в этой крысе, не считая хвоста…

С величайшим трудом преодолевая ужас, тошноту и сонную одурь, накатившие на меня одновременно и мощно, я посмотрел на другое окно – там чисто. Значит, крыса одна. И еще я подумал, что если подойти поближе к окну… с топором в руках… и хренакнуть им сквозь стекло по этой крысе, со всей силы, с разворота, метясь по усатой этой головке, то вполне возможно, что…

– Что? Что, Киря? Опомнись! Что, ты думаешь, с нею случится от моего удара, коли она… вне физических законов…

– Мало ли?.. Ну, а что – с ума сойти, что ли? Или стоять покорным пони, ждать, пока она вход нанюхает? Так – хоть что-то. Берем топор в две руки, чтобы посильнее, и…

Долго, очень долго, секунд десять смотрел я на свое нехитрое оружие в сильнейшем искушении взять его в обе руки, подойти к окну, замахнуться посильнее, прицелиться… Не знаю, действительно я не знаю, почему этого не сделал и что меня удержало от этого гибельного искушения… Только я вдруг встал и зашагал к окну без топора и ножа. Это были неуклюжие шаги, неловкие до деревянности, но делал я их по своей воле, а вовсе не подчиняясь чужому приказу, мысленному или словесному.

Я подошел к окну, к правому, по которому с внешней стороны ползала крыса, близко подошел, почти вплотную, ощущая кожей лица, как дрожащие струйки дыхания из ноздрей отражаются от поверхности оконного стекла. Крыса переползла повыше и перевернула тельце хвостом вниз, головой вверх, так, что ее чернобагровые глазки-бусинки оказались точнехонько напротив моего взора. Я вглядываюсь в эти нечеловеческие глаза в безумной сомнабулической надежде понять что-то в этом кошмарном происходящем, увидеть какой-нибудь смысл или ответ… Ничего, кроме ужаса моего и жадного, голодного нетерпения с ее стороны. Там смерть, ее посланник – крыса, которая жаждет сожрать мою плоть, выпить мою кровь… Да, всю! Размеры… что размеры, при чем тут арифметика? Естествознание почему-то не мешает ей существовать вне законов реального мира… Она мне опять нашептывает… Лютая жадность в шелесте слов ее…

– Открой… человечек… пить… убивать…

Я не выдержал и первым отвел взгляд. Отвратительные розоватые лапки ее судорожно шевелились… какие проворные пальчики с коготочками… гнусные… мерзкие… Тварь.

Я поднял правую ладонь на уровень лица и прижал ее к прозрачной поверхности окна, заслоняя от своего взора – этот крысиный, черно-багровый. Почему я так поступил? Не знаю. Но это не было выполнением чужого приказа, нет, нет и нет! Это я сам так решил, не вполне понимая логику собственного поступка, словно бы подчиняясь велениям инстинктов, которые полуобразованные люди неоправданно часто именуют подсознанием.

Я прижал ладонь – и почуял ток… трепет… движение… ауры, моей и чужой. В моей руке словно бы образовалась ранка, сквозь которую полилась наружу часть моей сущности, сила моя, энергия моя, жизнь… Ладонь щекотно покалывало, а я обреченно понимал, что сквозь эту ранку жизнь моя очень скоро улетучится навеки, даже и зубов этой твари – для плоти моей – не понадобится. Она и так меня выпьет. Досуха. Да, да, да, я… как бы понял это… или даже вспомнил… Точно, вспомнил: голубая лента на Елагином так же меня высосать хотела, когда я к ней приклеился… Но почему она не сделала это?.. Почему, почему, почему она меня не извела… Надо срочно, срочно вспомнить или узнать ответ, покуда я еще жив и в разуме… Видимо, рассуждая остатками здравого смысла, ответ заключается в поступке: я вырвался тогда и этим спасся. Это надо сделать и сейчас и поскорее… голова кружится…

Я поглубже вдохнул в себя бесцветное и безвкусное пространство комнаты, напрягся… Нет, не оторвать, прилипла, как тогда… на асфальте. Я затряс ушами и головой, и сверху вниз, и справа налево, стараясь при этом не смотреть на крысиные лапы, хвост, уши… и приказал себе: тащи руку на себя! И сразу же, еще громче, хотя и в безмолвии, добавил: не отдам силу! И ранка закрылась. Это был откровенный шок для меня. Тихий такой, тем не менее – шок, и я, будучи каким-никаким, но психологом, четко понял, минуя десятки и чуть ли не сотни дополнительных сиюминутных эмоций и мыслишек: после шока придет буря, и я потеряю над собой контроль, сорвусь в непредсказуемое… Удержаться! Ранка закрылась, кровь не течет… да ее и не было, крови-то. Крыса не кровь мою пила, а еще более лакомое, нежели кровь…

Крыса, распластанная на оконном стекле, с той стороны, забилась в мелких судорогах, она словно бы пыталась вернуть, немедленно вернуть источник сладостного пития и вновь приникнуть к нему.

«Шалишь, – подумал я, обращаясь к крысе, но как бы с отведенным в сторону взглядом, чтобы не видеть ее… – гадина. Я тебе ни молекулы не отдам».

Интересно, аура из молекул состоит, или как?.. Без разницы, все равно не отдам, ни капли.

– Возвращай обратно, упырина! Верни, я сказал! Ауру!

Постшоковая буря, кажется, все-таки подобралась ко мне и сейчас начнет срывать мне крышу… Нет, антракт, все эмоции закончились. Я уже вне страха, так что… попробую.

Я, конечно же, врал самому себе насчет преодоленного страха, он был при мне, просто… надо ему не поддаваться… Я зажмурился поплотнее и напрягся изо всех сил, чтобы отлепить руку от стекла, но вместо этого вдруг ощутил нечто вроде нитки… такой, где с одной стороны держащая рука, то есть моя рука, а на другой стороне… нет, не на моей, именно что на другой – трепещет воздушный шарик с гелием или мечется китайский воздушный змей… Или даже леска вместо нитки, а на том конце лески – рыба пойманная… Образ лески – да, точнее, чем нитка. Я несколько раз в своей жизни, если точнее – трижды, рыбачил с удочкой, и мне это понравилось. Вот и сейчас я могу – знаю, что могу – отдернуть руку, но тогда леска порвется!.. Потянем. Еще потянем… Ой, бли-ин! Пошла, пошла, пошла!..

То, что я назвал удильной леской или ниткой под воздушным шариком, вполне можно было представить чуточку иначе… Например: моя невидимая ранка на ладони превратилась в невидимое устьице-воронку, в которое поначалу робкими капельками, а потом уже уверенной струйкой стала возвращаться в меня извергнутая аура… Она возвращалась, она моя!.. Зарождающееся ликование вдруг перебил краткий ужас:

– Всё ложь! Она меня по-прежнему пьет, а я обманут!

О, нет! Это была не ложь. Кто хоть раз испытал подобное, ни за что не спутает оба этих противоположных состояния «охотник – жертва»! Я был жертвой на Елагином острове и чуть было не стал жертвою сейчас!

А теперь ТЫ СТАНЕШЬ ПИЩЕЙ, ТВАРЬ! Я ТЕБЯ СЪЕМ!

Что?! Кто это… крикнул… Оказывается, это я в сердцах выкрикнул в сторону крысы!

А та судорожно дергалась, стучала носом и лапами по стеклу, не в силах разбить его или сбежать… Она была словно бы приклеена! Вот так она теперь себя вела! Ага! Не вереща, не пугая меня телепатическими угрозами! А я…

А я почувствовал очень, очень странный прилив… сил… восторга… жизни…

Вдруг ударил рассвет: ни с того ни с сего за окном стало светло. Я отвернул голову к часам – все в порядке, так и должно быть: четыре, начало пятого. Быстро же сегодня времечко пробежало. Я осторожно, сначала скосив глаза и лишь потом уже полностью, в фас, посмотрел на ладонь, по-прежнему прижатую к внутренней поверхности стекла – крыса была на месте, но… не шевелилась. И дрожь от нее не шла, и тельце у нее было почему-то узким и вытянутым, неправильным каким-то. Лески уже не было в моей руке, и я легко, без помех отнял ладонь. А с той стороны беззвучно осыпалась вниз горсточка чего-то сыпучего, блеклого… Небольшая часть субстанции попала на узкую полоску стены-подоконника, и, прежде чем ветер слизнул остатки, я успел ее рассмотреть: это был серый прах съеденной мною нечисти в образе крысы.

Глава 5

Кольт – полковник, а Калашников – генерал-лейтенант! Круть, круть, да здравствует круть! Сошла с моей души ночь, и вернулся в нее белый день. Оказывается, прав был один из наших древних красных вождей: в победителях-то жить лучше и веселее. Поживем, стало быть! Одну тревогу избыл – и с другими управлюсь не хуже, теперь я такой!.. Ух, какой!.. Классно! Ухмыляясь во весь рот (кстати говоря, утреннее зеркало тоже развеселилось и стращать меня перестало), я пошел в ванную… с бодреньким детским прискоком на левую ногу… она у меня толчковая… Умылся, с особым тщанием намыливая и скобля правую «боевую» ладонь (бр-р-р, противно вспомнить писк и вибрацию уничтожаемой крысы, хорошо, хоть сквозь стекло шел контакт, не напрямую!), а потом вдруг целиком забрался в ванну и лежал там с полчаса, пока полностью не согрелся. Победы победами, но даже летом ночные ужасы морозят не хуже Антарктиды! А через тридцать пять минут, после отогревающей ванны, – в постель, в родную постель, спать, пока не захочется пообедать… или, там, поужинать.

Увы, сны мои не пожелали брать пример с победной действительности, они смутно запомнились как давящие, тревожные… словно бы предупреждающие… Но все-таки даже и после пробуждения радость не покинула меня, продолжая осторожненько бушевать в глубинах сердца, получившего наконец такую необходимую передышку. Спал я относительно мало, до полудня, тем не менее худо-бедно выспался.

За окном, на рудиментарном подоконнике, ничего не осталось после ночной дуэли с крысиной нечистью, ни следов, ни серого праха. Я даже не поленился выбежать на улицу и посмотреть внизу, под стеной… Ничего, ни крошечки, ни шерстинки…

Эх, прощай весна, лето в разгаре: трава еще по-весеннему невысокая, упругая, без колосков, но уже утратившая влажно-изумрудную свежесть, вся, вплоть до запаха, в тонком липком налете городской пыли. А все-таки – лето на дворе, не осень и даже не подступы к сентябрю, осень начинается для меня, когда я вижу космеи в клумбах на обочинах асфальта, простенькие такие цветочки на очень тонких ровных стебельках, венчиками напоминающие большие разноцветные ромашки, но однорядные – белые, розовые, фиолетовые, по семь-восемь лепестков каждая… Ступал я по земле аккуратно, глядя под ноги, потому что жильцы-соседи по дому не поленились и на дачный манер обустроили узкие полоски не укатанной в асфальт почвы, обрамляющей границы нашего ТСЖ, превратили их в цветочные клумбы, газоны, опрятные микролужайки, иногда и грядки. А соседей всегда лучше уважать, покуда они тебе не мешают, твоих личных свобод не стесняют, да и цветники под окном гораздо приятнее мусорной свалки. В этом смысле я полный иждивенец: газонам радуюсь, цветы нюхаю, а сам палец о палец не ударил, ни ямки не выкопал, ни саженца туда не воткнул. И не собираюсь, поскольку не обязан к этому ни законом, ни уставом. Наши цветоводы-любители все же слегка переусердствовали, вплетая пейзанскую эстетику в урбанистские пределы: у меня под окнами столько высажено растений, столько выложено из камня и кирпичей декоративных тумбочек, гротов, бордюрчиков, башенок, статуэток, утыканных колышками, штырями, флажочками на мачтах, увитых лентами и веревочками, что газон стал напоминать действующее волшебное кладбище с миниатюрными надгробьями, какое-нибудь совместное для гномов и эльфов.

Нет, не осталось абсолютно никаких следов от мерзкой крысы… от выпитой… мною. Очень приятное обстоятельство. Ох, ты, елки-палки! Ведь все-таки, если задуматься о самом факте события, это же не кто-нибудь, это я ее того… трансцендентным способом… бесконтактным массажем… И что теперь, я – волшебник? Сия дерзкая мысль обожгла и взволновала меня, но тут же рассмешила своею абсурдностью, ибо если я вдруг превратился в мага, в кудесника и волхва, то окружающая обыденность решительно отказалась это замечать и признавать: следов, как я уже говорил, нигде никаких, зеркало меня отражает, в зеркале чисто моя рожа, веснушчатая, зеленоглазая, выбритая и относительно свежая, мокрые волосы растрепаны… Заклинаний в башке – никаких, кроме «тох-тебедох», но и оно ни на что не действует! Я поочередно перепробовал все магические феномены, которые знал: телепатию, телекинез, сиречь мысленное воздействие на предметы, ясновидение, левитацию… С левитацией у меня получалось лучше всего: я подпрыгивал перед зеркалом и некоторое время, очень короткое, парил в невесомости сначала вверх, а потом вниз, покуда ноги не стукались об пол и не подгибались, напружиниваясь, для следующего полета. Но этак я всегда умел, и без волшебства… Баскетболисты гораздо выше и дольше летают. Оставалось попробовать телепортацию, и я позвонил Кате. Договорились, что мы оба телепортируемся к станции метро «Василеостровская», к двум часам дня, а там что-нибудь придумаем на улицах города, на часик-два-три, а потом пойдем ко мне в гости, «попить чайку». Её это устроило и меня тоже. Катя, по своему обыкновению, слегка опоздала, а я, по своему, пришел вовремя. Сразу же после приветственного поцелуя вкатил ей нестрогий дежурный выговор, а она столь же привычно губки надула, де, мол, девушкам положено опаздывать. Когда я слышу выражение «мне, нам положено», всегда вспоминаю нашу интернатскую нянечку Василису, древнюю бабку Васю, которая «на автомате» откликалась на это выражение своим фирменным матерным слоганом, уж не знаю где почерпнутым, скорее всего, на полях Второй мировой войны: «Положенных —…!». Нас, несовершеннолетних воспитанников обоего пола, эта фраза всегда очень смешила. Я навеки ее запомнил и мысленно повторяю, когда не согласен с возражениями типа Катиного. Только мысленно, ибо грязно ругаться вслух я не люблю да и отвык за время благополучной жизни вне стройплощадок.

Ко всем остальным закупленным для дома припасам добавили морепродуктов: было взято килограмма полтора черных тигровых креветок – Катя до них большая охотница, почти как я. Крупные, сочные, розовые от кипятка, чуть солоноватые… Дорогущие! А жировых отложений почти не дают, что для Кати очень значимо, она ведь у нас периодически за фигурой следит. Живого весу в ней пятьдесят четыре килограмма (у меня на Васильевском есть весы напольные) при росте метр шестьдесят два – это на грани между девичьей статностью и женской стройностью. Лакомились в непосредственной близости от постели и даже на ней. Главное, чтобы на простыни скорлупа и капли не попадали… Мне ведь потом отстирывать, не ей.

– Катён, а Катён?.. Слышишь меня?..

– Ну, чего тебе, зверюга-рыжик?

– Ты что, уже спишь?

– Не сплю, а релаксирую с полузакрытыми глазами. Погоди ты с приставаниями, дай хотя бы двадцать минут отдохнуть отэксплуатированному человеку.

– Релаксируй, никто не мешает. Просто я хотел спросить…

– Ну? Спрашивай, Кирпичоночек, верни сюда свою теплую мужественную ручку и спрашивай, я все слышу.

– Ты… ничего такого во мне… в манерах, облике… не заметила сегодня? Каких-нибудь таких изменений?.. Ну, любых?

– Да вроде нет. Хотя… виагру, что ли, применил?

– Я? Виагру?.. Нет, не пробовал ни разу. А что, думаешь, пора?

– Не знаю, тебе виднее, но возраст уже подталкивает. Симптомы старческого увядания налицо: звонишь раз в год, на звонки отвечаешь и того реже… Упс! Ты еще кого-то завел? Ага-а!.. – С Кати мгновенно слетел весь сон, карие глаза ее распахнулись и наполнились жгучим женским любопытством, смешанным с ревностью. – Вот как, вот как! Следовало самой догадаться! Кирюша променял меня на другую! Ты очень проворен, мой милый! Колись: кто она, давно ли у вас… и это… пользуетесь ли предохраняющими здоровье средствами?.. Последнее – для меня, в моем социумном положении особенно важно, дружок-пирожок, ты же понимаешь!..

К ревности и любопытству в ее взоре добавилось презрение к ветреному Кирпичу, но оно отнюдь не убавило ни ревности, ни любопытства. Особенно любопытства. Нет, ну надо же… То, что у Кати помимо меня есть жених и как минимум один бойфренд «с отношениями» – это ничего, это всё в порядке, мы же все современные люди, а вот то, что у меня может кто-то появиться, кроме Кати… В голове моей промелькнула какая-то связанная с ситуацией мысль… очень важная мысль… и растаяла в угрожающе близком Катином фырчании…

– Какие, на фиг, контрацептивы, Катён, блин??? Совсем с ума съехала! Отношения и девчонки тут вообще не при чем!.. А просто…

– Что – просто? Что тогда? Заболел, на деньги развели, пластику хочешь сделать? Что, Кирпичок, скажи, скажи, скажи, не томи! Знаешь, я какая любознательная!

Угу, так я ей сию секунду все и вывалю: и про Елагин остров, и про кошмарные ночи с нечистью в гостях…

– Да нет… и говорить-то особенно нечего… Кстати говоря, по-нашему, по-гендерному, если уж до конца быть современным филологом-педантом, дружок-пирожок у нас – ты. В позу!

Может, у меня и возникло мимолетное – весьма небольшое размерами – желание поделиться с кем-нибудь навалившимися заботами и приключениями, но оно уже надежно выветрилось. Зря я затеял фигню со своими вопросами и вовремя одумался.

– Нет, нет, нет, это потом! Говори, раз уж начал, Киричка, пусть даже не особенное. А я тебя за это поцелую! А не скажешь – защекочу!

В страхе перед угрозами и в погоне за обещанной наградой пришлось расколоться и срочно выдумать историю о том, как я едва не угодил под машину… под две машины… под автобус и легковушку… возле перекрестка на Коломяжском проспекте… Чудом остался жив и невредим, и всё такое… и промелькнула жизнь перед глазами, и волосы дыбом…

– Короче говоря, Катён, осмотри меня и четко, без пощады, скажи: есть новые морщины, пошла седина или нет? Только честно! Потому что здесь, в этом весьма интимном вопросе, одной тебе я по-настоящему доверяю. И, пожалуйста, не смейся надо мною, а то больше никогда ничего не скажу!

Катя придирчиво переворошила все мои волосы, перецеловала нос, лоб и щеки, уверив, что новых морщин не добавилось… а седины и вовсе нет… а вот ей рано или поздно придется делать пластику носа, великоват…

– Тогда ладно. И не мели ерунды насчет пластики, нормальный у тебя нос, ты же брюнетка восточного типа, так и должно быть. Плюс глаза-маслинки и всё-такое…

– А что ты делал на Коломяжском??? В такой дали? Ты там был в гостях, да, Кирпичок? У кого? Как ее зовут? Я никому не скажу, это ни на что не повлияет между нами, то есть абсолютно, клянусь! Ну же?..

Скорее всего, есть на свете женские клятвы, которым можно верить, но я таковых не встречал. А про мужские, женщинам данные, даже и говорить лень, ибо ценность их, говоря языком математической статистики, во все времена была пренебрежимо ничтожна… М-да, язык, язык мой, длинный и без костей…

Про Коломяжский, который находится в пяти-шести минутах ходьбы от моей главной квартиры, я не подумав брякнул. Вот так и сыплются на мелочах Викторы Буты и Анны Чапман…

– Ну, начинается… Бейба, ты точняк уже сбрендила на почве абсурдных подозрений! Кто мне рассказывал про «шузовый отдельчик» в гипермаркете на Коломяжском??? (В самый нужный миг я вспомнил про тот супермагазинишко, молодчина!) Забыла?

– Где я сабо к лету присмотрела?

– Ну да. Где они, кстати?

– Им еще не время, я под них сарафан ищу.

– Угу, не время, осень уже скоро, а ей все не время. Пролетишь с обновкой.

– И ничего не скоро, успею. Мы… я как раз собиралась завтра… Ну ладно, убедил. Хотя и обидел: почему без меня поехал? Мне же там недалеко.

– Не помню, почему, по-моему, ты со своим как раз по Хельсинки в это время рассекала…

– А, вон когда… Может быть, может быть… И что же ты там купил?

– Купил, блин??? Ты лучше спроси, почему заикаться не начал!.. Встал, отряхнулся и домой поехал, по края довольный собственной телесной целостью и невредимостью… Ладно, спи, не отвлекаю.

– А ты куда? Опять к компу, опять подружки закуковали?

– Да, вон… сообщение брямкнуло. Москвичи должны были прорезаться, по пенсионным делам. Авось, денежек подбросят… О! Слышишь? Что-то срочное у них… Спи, спи, я потом разбужу и провожу… Спать!

– Ага, по делам, так я поверила, – сонным голосом промурлыкала Катя и вырубилась. Реально заснула, без притворства! Может, это я ее заколдовал?..

Ошибся насчет вызова, это было постороннее ку-ку, с незнакомым набором символов вместо имени, вовсе не от Жени с Володей, и даже не от барышень – Ленчика или Рюши… «Эй! Ты на связи??? Ответь, срочно ответь!»

Ну конечно! Сейчас разбегусь как следует и в прыжке отвечу. Спамеры неустанно ищут новые ходы и подходы к нам, обычным непуганым ламерам. Вчера это было: «Мур-мур, тук-тук, я сладкая пусенька Настёна, можно к тебе в друзья?» или «Без балды! Это не спам!!! Хочешь заработать, абсолютно ничего не делая? До тысячи баксов в день! Это не разводка, жми сюда!».

А сегодня – вон как – вообще без подходов, имен и заманов: срочно откликнись и подтверди, что ты здесь. Нет меня здесь.

Я безжалостно вырубил скайп, аську, блог, социальные сети, все три, в которых был зарегистрирован, даже браузер закрыл, оставив на экране лишь обои, фоновую хулиганскую фотографию ночного Троицкого моста, после чего совершил короткий марш-бросок в совмещенный санузел и вернулся под одеяло к мелодично похрапывающей Кате. Не спалось мне отчего-то, поэтому я просто думал, лежал на боку, подложив ладони под правую щеку, лежал, вздыхал и думал… так… ни о чем. Женский храп меня совершенно не раздражает, тем более такой негромкий, даже деликатный, а мужского я не слыхивал со времен моей строительно-общажной юности… Какое отвратительное слово: койко-место! Гнетущее такое, безысходное… Оставшееся в невозвратном прошлом, за что судьбе отдельное мерси боку… Что-то я хотел вспомнить… что-то такое… такое…

– Кирпичик! Сева, очнись! Я проспала!..

Все-таки я заснул, а разбудила меня, довольно бесцеремонно щекоча из-за спины мои ни в чем не повинные чресла и живот, всполошенная Катя. Вот и вся она в этом… Взбалмошная очень, а так – ничего, не хуже других…

– Куда ты проспала?! Половина девятого… без двадцати пяти… Куда ты можешь проспать? День еще на дворе, солнце светит. Это же вечер, а не утро!

– Без тебя знаю, что вечер. У меня очень важная… Слушай, Кир, ты меня проводишь? А я пока быстренько лицо нарисую…

– До метро или до моста тебя провожать?

– До стоянки такси. Кирпичик, я серьезно… Можешь выручить? Неудобно будет опоздать!

– Могу, могу. Только через метро было бы скорее. И дешевле, ненавязчиво подчеркиваю. Тебе ведь на Комендантский? Пробок не боишься? Тогда я звоню, вызываю.

– Да. Ты просто чудо! Звони, я уже почти готова. Но ты меня проводишь хотя бы до машины?

– Да, Катён, конечно, провожу. И деньги таксисту суну, не забуду, само собой. А ты сегодня молодец, потрудилась и честно заработала всю сумму!

– Слушай… ты… Кирпич чугунный!.. Я тебя сейчас убью!.. Свинья шовинистическая!.. Не нужны мне твои… Идиот!

Катя – натура мягкая, но вспыльчивая, и гнев ее непритворен, хотя и неглубок. Ни проституткой, ни распутницей она в прямом смысле этих терминов не является, вполне способна быть бескорыстной с мужчинами, относительно верной с одним из них, но тем не менее замысел найти себе богатого мужа, друга или хотя бы почтенного годами спонсора сидит в ней крепко: она достаточно часто делилась этой мыслью во всеуслышание, а не только со мною. Я бы ей вполне подошел во всех ипостасях, вплоть до супружеской, знай она про обе мои квартиры, плюс денежные вклады в банках… Она даже и сейчас, при наличии жениха, держит меня, безалаберного ровесника Севу Кирпича, небогатого холостого квартировладельца на Васильевском, где-то на дальней периферии своих матримониальных планов, как бы на всякий случай, про запас…

В свое время довелось мне побеседовать на одном из литературных блогов с каким-то чуваком, мизантропом-прозаиком, тот считается культовым в своем низкопосещаемом чулане. Так он высказался насчет женщин в том смысле, что «женская продажность – это как буфера, неотъемлемая часть женской натуры и разница только в объеме». А мужчин вообще за людей не считает: «Мы – самый верх интеллектуальной пищевой цепочки ноосферы, но и всего лишь, во всем же остальном – обычные гамадрилы». Может, и есть какое-нибудь просяное зернышко в его рассуждениях… но я не специалист по евгенике, спорить не возьмусь… Нет, Катя не жадная и не продажная, несмотря на свою профессию гламурной журналистки, а меня поддаивает почти незаметно, очень даже умеренно… без умысла, просто по вековечному женскому инстинкту.

– Кать, остынь. Насчет денег – эта игра такая, социальная ролевая, к слову пришлось. Сама сегодня же анекдотом смешила, а теперь недовольна. Каким, каким… да про английскую королеву, которая торгуется… А в большом свете сексуальные ролевые игры вновь входят в моду, вон, хоть у Джонни Деппа спроси.

– Одно дело, анекдот, а другое… Не нужна мне твоя дурацкая игра! Как сейчас… пырну вот этим ножиком, тогда узнаешь! В низ живота! А почему ты при себе носишь такую хрень? Может, ты скрытый маньяк, Кирпичонок? Может, ты ночной кошмар Васильевского острова?

– Что ношу, нож?.. А… так я его заточить должен, вот и держу прямо перед глазами, чтобы опять не забыть снести в железную мастерскую. Затупился, собака! Это он просто выглядит так устрашающе, а на деле – обычный кухонный нож. Вот, дай-ка сюда палец… нет, лучше запястье!..

– Ага, размечтался!.. – Катя отдергивает руку и успокаивается. – Итак? Я уже готова, а ты все еще без штанов!

По всему видать, что у Кати, а стало быть, и у нас обоих, нет особых причин поторапливаться, но темп вроде бы как задан, и мы с нею начинаем невольно подгонять друг друга, подчиняясь пустой суете. Лень искать носки, поеду в шлепанцах, да так оно и убедительнее: Кате вовсе незачем знать, что я возвращаюсь не сюда, а на Серебристый, на главную квартиру.

– Ну, это три секунды времени. Всё! Где мой рюк-зачило? Чтобы заодно в магазин зайти, пополню закрома, затарюсь провиантом на завтра… Угу, вижу, спасибо. Тогда я тоже готов. Ждем звонка… Алё? Вызывал. Да, да. Зеленая? Ноль сорок шесть? Уже спускаемся…

Женщины – это непростой, но вполне предсказуемый народ: как выходить из дверей – непременно родится что-нибудь притормаживающее… Ок, придется подождать…

– Мыло нашла?

– Да.

– Свет за собой выключила?

– Да.

– Полотенце на место повесила?

– Повесила.

– Края полотенца расправила?

– Господи помилуй, зачем я связалась с этим изувером!.. Да, да, да, повесила на крючок, расправила и утюгом прогладила! Жаль, что не тебя! Воду спустила!

– Симпатичным барышням не следует сердиться.

– А ты не дразнись…

Не люблю вызывать себе такси, но еще больше не люблю, когда оно заезжает прямо во двор-колодец, поэтому наш зеленый «гольф» ждал на улице, как и велено, возле самой арки.

– Чао, милый, всё было просто чудесно! Я тебе завтра позвоню.

– Угу! До встречи! И пристегнись!..

Катя уехала на такси, а я решил прогуляться: пешочком через Тучков мост, мимо «Спортивной», до… до… сегодня до станции метро «Петроградская», а оттуда подземкой два перегона, к станции «Пионерская». Есть ли во мне чувство тревоги, как в предыдущие вечера? Гнусное такое, нарастающее такое?.. Я даже остановился, чтобы прислушаться к себе… Есть. Ой, нет!.. Или есть?.. Нет, точно нет! Даже если и шевелится внутри холодная жабка предчувствия, она совсем иной породы и температуры. О чем-то я беспокоюсь, безусловно, да только совсем-совсем-совсем иначе, нежели сутки назад.

Ох, как я трусил все эти дни, метался, реально страдал, и как мне было… отчаянно, безысходно! Видимо, именно так чувствуют себя больные маниакально-депрессивным психозом в остро депрессивной стадии…

Мой взгляд зацепился о каменный столб непонятного – скорее всего, декоративного – назначения: на высоте примерно человеческого роста в гранитное тело столба было встроено висящее на штыре тяжелое металлическое кольцо, диаметром с футбольный мяч (ассоциация с футболом неслучайна: я как раз пересек Тучков мост и шел мимо временного основного зенитовского гнездовья, Петровского стадиона), а внутри кольца – трафаретный отпечаток в виде какого-то невнятного насекомого… без крыльев… Скорее всего – муравья. Надо же! Я почему-то совершенно забыл о том придурке, что пытался отвадить меня предостережениями от моего интереса к изучению общественных насекомых… Кстати сказать, на днях, еще до событий, меня очень рассмешила одна умная книжка про сверхсуперорганизмы. Там два автора всерьез рассуждают об идентификационных признаках суперорганизма, важнейшим из которых считается, по их разумению, способность самопожертвования члена группы ради обеспечения жизнедеятельности всей группы, всего сверхорганизма… Мысль-то, вырванная из контекста, может быть и не глупа, да вот применить ее просто некуда, ведь любое движение в природе можно объяснить этим принципом: муравей загасил своим телом кусочек пожара – оно. Партизан смолчал на допросе, не выдал отряд, устояв против пыток, – оно. Листок, пораженный гусеницей, покинул дерево вместе с гусеницей, потеряв тем самым возможность черпать через черенок живительные соки материнского древа, – тоже оно! Я уж молчу про перхоть!